Шумахер водит как прирожденный чемпион – быстро, стабильно, сбалансированно. Он инстинктивно чувствует машину. Такой стиль езды позволяет ему постоянно быть на пределе, но не переходить грань допустимого.

Хуан Мануэль Фанхио, пятикратный чемпион мира

Дебют Шумахера в Спа в 1991 году является одним из поворотных пунктов в истории Формулы-1. Как и подобает человеку, который в дальнейшем выиграл семь чемпионских титулов и стал самым успешным гонщиком за всю историю, первое его выступление было впечатляющим. Всем стало ясно, что он – сенсация, феноменально талантливый гонщик. Боссы команд были потрясены до глубины души. Как случилось, что они его упустили? Эдди Джордан, больше, правда, благодаря везению, чем проницательности, открыл настоящее дарование, о котором остальные еще не были наслышаны.

В течение последующих нескольких лет такие команды, как McLaren и Williams, продолжали выискивать новые таланты, свежих пилотов, достаточно мотивированных, чтобы бросить вызов заслуженным гонщикам – Сенне, Мэн-селлу, Просту и Пике. Но Шумахеры на деревьях не растут. McLaren пригласил Майкла Андретти и Мику Хаккинена, последний оказался очень даже выгодным приобретением.

Williams дал шанс Деймону Хиллу, затем Дэвиду Култхарду и, наконец, Жаку Вильневу – и двое из них завоевали титул, победив Шумахера. К началу нового тысячелетия, когда боссы команд, казалось бы, успокоились, появились Дженсон Баттон, Кими Райкконен и Фернандо Алонсо, спровоцировав очередной культ юности в Формуле-1.

Шумахер сразу же стал выделяться на общем фоне благодаря своим показателям и скрупулезности подхода. Он в корне изменил представление о мастерстве гонщика. Разумеется, его приход совпал с ростом технологий и использованием сложных приборов для контроля над управляемостью машины. Начиная с середины 1990-х даже самому ленивому гонщику приходилось до позднего вечера торчать на собраниях и обсуждениях, тогда как его коллеги из 1980-х давно бы уже играли в гольф.

Ален Прост получил прозвище «Профессор» за свое внимание к деталям и вдумчивость, но Шумахер поднял планку еще выше – он работал в десять раз усерднее вне кокпита, чем внутри него. Боссам других команд приходилось публично критиковать своих пилотов за то, что по сравнению с немцем те стараются недостаточно.

«Прост был моим героем, но Шумахер все поставил с ног на голову и начал новую историю, — говорит Марк Уэббер. — Его внимание к деталям просто невероятно; невероятно и то, как он пользовался своей силой и влиянием, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу. Он никогда не давал себе спуску, всегда стремился к победе. Я большой поклонник автоспорта, и я уверен, что в истории не было другого столь же последовательного, решительного, целеустремленного и сфокусированного человека».

Философию вождения Шумахера можно охарактеризовать двумя словами: «максимизируй все» – это выражение его отношения к жизни, внутреннего убеждения, что человек получает от жизни то, что в нее вкладывает.

В 2006 году Михаэль сказал:

«Если вы не прикладываете усилий, вы не покажете результат. Чтобы быть на вершине в какой бы то ни было области деятельности, нужно выкладываться на сто процентов. Я всегда так считал. Единственное, что изменилось с годами и опытом, — это качество моей работы. Я дохожу до самой сути. Я говорю не только как гонщик, но и как человек. Со временем я переосмыслил и понял многие вещи, о которых прежде и не догадывался».

Шумахер всегда измышлял новые, лучшие способы превзойти оппонентов, искал формулу победителя. Придя в Ferrari, Михаэль встретил близких по духу людей – Росса Брауна, Рори Берна и Жана Тодта; они стали неудержимой силой и выиграли пять титулов подряд. Шумахер доверил «материальные» аспекты, например разработку конструкции болида, Брауну и Берну, а сам объединил усилия с Тодтом, работая над «невещественными» аспектами, меняя интерпретацию правил и раздвигая границы дозволенного.

Однако, какое бы мнение ни сложилось о его характере и как бы конкуренты ни осуждали его стратегию, называя неспортивной, нельзя отрицать тот факт, что на протяжении почти всей своей карьеры был лучшим гонщиком в мире. Но какова природа его таланта и как он сам описывает жизнь на пределе?

Ключевым фактором для понимания таланта Шумахера, по словам Эдди Ирвайна, является его скорость. Ирландец был партнером Шумахера по команде Ferrari с 1996 по 1999 год и имеет полное право судить, что именно сделало Шумахера великим гонщиком. Он отметает все гипотезы о способности адаптироваться, умении построить вокруг себя команду и многие другие атрибуты таланта, считая их второстепенными.

«Он был быстр, а все остальное прикладывалось. Конец истории. Люди видят талайт и начинают приписывать его обладателю прочие заслуги. Это как, например, вы видите очень красивую девушку, и она вам симпатизирует, а затем вы начинаете приписывать ей всякие разные качества, типа она умная, она такая-растакая, потому что хотите верить, что в ней все это есть. Затем, когда вы рвете отношения, вы понимаете, что она просто очередная идиотка. То же самое и с гонщиками. Я не говорю, что Михаэль идиот, но люди приписывают ему все подряд. Знаете что? Прибавьте три десятые секунды к его времени на круге, и он, вероятно, покажется вам гораздо хуже, чем другие пилоты. Вот и все. Многие парни в Формуле-1, покажи они время на три десятых быстрее, могли бы стать легендарными.

Возьмем историю в Барселоне 1994 года, когда Михаэль сумел финишировать вторым, несмотря на то, что коробка передач сломалась и половину гонки он вынужден был ехать на пятой передаче. Все благодаря его таланту, инстинктивной способности чувствовать автомобиль и понимать, что от него требуется, чтобы показать приличный результат. Он не то чтобы очень легко адаптировался к тем или иным вещам. Люди многое говорят о Михаэле Шумахере, и все эти сплетни яйца выеденного не стоят.

Люди думают, что видят в нем все эти качества. Но он быстр – и только, а все остальное приложилось».

Сам Шумахер, как и Ирвайн, часто говорил о том, что скорость первостепенна.

«Я не герой, а обычный парень, который умеет быстро ездить. В начале карьеры, когда я впервые сел за руль болида Формулы-1, я испытывал неописуемые ощущения. Я буквально летал и думал, что, возможно, действительно чем-то отличаюсь от остальных. За эти мысли я жестоко поплатился. Повзрослев, я понял, что все гонщики сделаны из одного теста. Некоторые просто быстрее других, вот и все. Я не наделен сверхъестественными способностями, и ничто не дает мне права считать, что как человек I я сколько-нибудь лучше, чем остальные».

Росс Браун имеет все основания судить о том, что сделало Шумахера таким успешным гонщиком. И он также называл скорость основополагающим фактором, фундаментом самых безрассудных гоночных стратегий. «Скорость Михаэля многое нам дает. Для победы в гонке все должно сойтись, но его скорость часто является решающим фактором. Поэтому он выигрывает в гонках зачастую неожиданно. Не многие способны делать это. Я отличаю самородок с первого взгляда, потому я и держусь за Михаэля».

Победа, одержанная пилотом в гонке, победить в которой ему по всем признакам не суждено, потому что его конкурентами являются гонщики на более быстрых машинах, — безошибочный признак того, что перед вами настоящий ас. Но только тем пилотам, которые претендуют на звание «великих», удавалось делать это постоянно. И во главе этого списка – Шумахер и Сенна.

Но что сделало Шумахера таким быстрым? Ведь быть быстрым в Формуле-1 – значит чувствовать предел и уметь на нем удержаться. Таким образом, вы способны выжать максимум из машины и условий на трассе. Гоночный болид находится на пределе, когда в повороте сила G, уводящая машину в сторону, почти достигает пункта, при котором становится сильнее силы двигателя, толкающего машину вперед. Это очень тонкая грань, и как только вы переходите ее, болид сносит с трассы. Если вы далеки от этой грани, машина проходит поворот без намека на занос, но вы показываете медленный круг. Разница между великим гонщиком и тем, кто едва ли задержится на страницах истории, заключается именно в этом умении оставаться на пределе – не пару поворотов, а на протяжении гонки.

Искусство гонщика в наши дни по большому счету определяется техникой, и ему необходимо хорошо разбираться в технической составляющей, во «внутренностях» болида. Однако ключевым в умении оставаться на пределе является то же свойство, что и во времена Нуволари или Фанхио: чувствительная задница. Болид движется под пилотом, и последний должен чувствовать момент, когда его начинает сносить с траектории.

В начале работы с командой Ferrari, особенно в 1996 году, от Шумахера требовали, чтобы он укротил плохо управляемую машину и выжал из нее нормальный результат. И ему, как гонщику уникальному, это в принципе удалось. Иногда ему приходилось слишком сильно атаковать.

Росс Браун вспоминает квалификационный круг в Будапеште 1998 года, который прекрасно иллюстрирует вышесказанное:

«Если вы пристально наблюдали за болидом, вы могли заметить, что Михаэль входит в каждый поворот так, словно сейчас вылетит с трассы. Я задержал дыхание: задний мост сносило перед входом в каждый поворот, однако Михаэль умудрялся ловить машину и держать скорость. Он просто «дал всем прикурить». Возможно, в Формуле-1 есть несколько пилотов, которые могут показать нечто подобное в паре поворотов, но не думаю, что кому-то удалось бы делать это на протяжении всего квалификационного круга.

Сенна был таким же. Наблюдая за тем, как он проходит квалификационный круг, вы видели, насколько машина нестабильна, но ему тем не менее удавалось выжать из нее результат».

Идти на пределе также означает чувствовать сцепление с трассой и подстраиваться под нее так, чтобы быть на грани, но не переходить ее. Нужно интуитивно чувствовать уровень сцепления, и так как дорожное полотно постоянно меняет свойства, выделяя при определенных температурах природные масла, то за какие-то минуты уровень сцепления может резко поменяться. Гонщик должен чувствовать подобного рода изменения трассы. Скорость – это не только умение показать быстрый результат, но и способность круг за кругом, на протяжении всей гонки, идти на максимуме. Шумахер вспоминает:

«Самое важное для меня – ощущать, что я на пределе, подгонять себя, улучшать свой результат, ставить рекорд за рекордом. Например, на квалификации в Судзуке в 2001 году я проехал круг на восемь десятых секунды быстрее, чем позволяла машина согласно показаниям компьютера. У меня было чувство, что я превзошел сам себя, словно открылось второе дыхание. Это стало для меня мощным стимулом.

Логически мыслящий пилот всегда старается идти на пределе, но не переходить грань. Иначе будешь ехать медленнее, потому что машину сносит в поворотах, от этого разрушаются покрышки. Кроме того, рискуешь сойти с трассы. Я в каждом повороте ищу грань, я ее просто чувствую – и все. Но чтобы найти эту грань, я должен на входе в поворот быть быстрее, чем это кажется возможным. Только так я могу найти апекс и доказать себе, что могу показать лучший результат, чем прежде. Разумеется, я не самоубийца. Я не стану игнорировать возможности своей машины и рисковать жизнью. Чего я хочу – это выжать из машины максимум.

Обычно я интуитивно чувствую, насколько быстро могу ехать, нахожу свой предел и веду болид на пределе, и затем я выбираю одно из двух: либо «могу поднажать», либо «нет, все хорошо, что хорошо кончается». Мне не требуется много времени, чтобы это понять.

Через сиденье, спиной, я чувствую, как ведет себя машина. Мне также помогает то, что мой пульс на сорок ударов в минуту медленнее, чем у остальных пилотов, — таким образом, я спокойнее и лучше концентрируюсь.

Я становлюсь единым целым с машиной. Иногда я чувствую, что она такой же человек, как и я. Порой во время гонки я разговариваю с ней: «Останься со мной, пожалуйста!» или «Давай, вперед, сделай это!». Мне нужно строить с ней отношения, говорить с ней.

Когда я на пределе, я испытываю удовлетворение, так как понимаю, что вряд ли смог бы сделать это лучше. Удовлетворение от гонки – это одно, но когда речь идет о вождении на пределе, имеет значение только результат. Я всегда сражался со временем. В кокпите видишь только цифры, и чем меньше эти цифры, тем больше удовлетворения получаешь. Я чувствую, когда прохожу поворот хорошо, а затем цифры подтверждают это».

В первом сезоне за Ferrari судьба свела Михаэля с Джор-джио Асканелли, в прошлом гоночным инженером Сенны в McLaren. Асканелли довелось работать с обоими гонщиками, когда они уже многого добились, и он доподлинно знает, чем они отличаются. «Он думает быстрее остальных и водит машину на грани аута. Он всегда на пределе, вплоть до дискомфорта. Михаэль будет вести жестко все, что вы ему дадите, в то время как Сенна порой отказывался бороться, если машина не соответствовала его запросам. Михаэль делает то, на что у остальных кишка тонка».

Публика и ждет от гонщика, что он будет рисковать и делать то, на что у остальных кишка тонка. Если бы это было так просто, все бы этим занимались. На заре своей карьеры в Формуле-1 Шумахер обратил на себя внимание великого Хуана Мануэля Фанхио, который становился чемпионом мира пять раз в 1950-х годах. Незадолго до своей смерти в 1995 году Фанхио дал интервью немецкому журналу, в котором высказал свое мнение о Шумахере как о гонщике:

«Есть те, кто старается избежать неприятностей, и есть авантюристы. Мы, гонщики, авантюристы; чем сложнее что-то, тем сильнее нас это привлекает. один из самых талантливых гонщиков среди авантюристов. Для меня это стало очевидно уже в самом начале. Я видел, что все остальные – Бергеры, Мэнселлы или Алези – водят агрессивно и часто переходят грань, а Шумахер водит как прирожденный чемпион – быстро, стабильно, сбалансированно. Он инстинктивно чувствует машину. Такой стиль езды позволяет ему постоянно быть на пределе, 1 но не переходить грань допустимого.

Сложно сказать, действительно ли он великий гонщик. I Он еще так молод. Настоящее мастерство проявится только через несколько лет. Ему еще многому предстоит научиться. Меня особенно поразил эпизод после столкновения, которое он спровоцировал с Айртоном Сенной [Гран-при Франции, 1992 год]. Нельзя делать такие вещи. Так же как настоящий чемпион не будет продолжать гонку, когда ему показывают черный флаг, вне зависимости от того, какова позиция команды [Шумахер поступил так в Сильверстоуне в 1994 году и был дисквалифицирован на три гонки].

У Михаэля Шумахера такой характер, он все впитывает в себя, стремится развиваться. И на каком-то этапе он станет еще хладнокровнее, будет совершать меньше ошибок».

Так и оказалось. Представление Фанхио о гонщиках как об авантюристах весьма привлекательно, и если бы чемпион дожил до окончания карьеры Шумахера, он, вероятно, окрестил бы Михаэля самым великим авантюристом в истории автоспорта – так долго немец оставался на вершине.

Инстинктивная способность Шумахера вести машину на пределе – природный талант, но это имело и негативные стороны.

Росс Браун объясняет:

«Проблема в том, что Михаэль настолько талантлив, что может управлять и совершенно несбалансированной машиной. Приходится быть очень внимательным – вы можете что-то изменить в машине, но он выйдет на трассу и практически сразу скомпенсирует это своим талантом. Он сразу же находит предел. Он может показывать одно и то же время на круге, вне зависимости от изменений в модификации, поэтому легко ошибиться и пойти не тем путем. Если машина настроена неправильно, он все равно умудряется показать на ней хорошее время. С Михаэлем вы никогда не ощущаете разницы между идеальной машиной и не очень хорошей. Это хорошо и плохо одновременно, потому что, когда он тестирует болид, разница между отличными и просто хорошими настройками почти не ощутима, и вы можете неверно истолковать конкурентоспособность машины.

Если, например, поехать на тесты с Михаэлем и Эдди Ирвайком, отрыв между ними при плохо настроенной машине будет огромен, но как только вы доработаете машину, отрыв сократится, потому что Эдди значительно лучше едет на хорошо сбалансированной машине. Если она не сбалансирована, то есть задний мост ведет себя нестабильно, Эдди это не понравится, а Михаэль все равно будет вести ее на пределе. Когда у вас такой пилот, как Шумахер, вам приходится самим улавливать разницу. Надо отдать Михаэлю должное – он говорит, когда с машиной что-то не так. Но представьте, ваш пилот говорит вам, что что-то не так, а сам все равно быстрее всех на тестах! Возможно, вы не принимаете его слова со всей серьезностью – как восприняли бы их, оказавшись посередине пелетона. Эдди был четким барометром того, насколько хороша машина».

Таким образом, команда остро нуждалась в Эдди Ирвай-не. Когда у вас есть такой исключительный гонщик, как Шумахер, всегда нужно иметь другого, который будет точным показателем того, на что на самом деле способна машина.

У ирландца есть свои мысли насчет того, как рискует команда, слушая только Шумахера.

«Иногда природный талант может мешать – например, когда вы тестируете незначительные изменения в машине. В 1997 году Михаэль тестировал болид после самого большого аэродинамического нововведения, которое когда-либо было в Ferrari. Ему оно не понравилось, и все вернули на круги своя. Я тогда не тестировал болид, потому что Михаэль сказал, что это ужасно, но я протестировал его на следующей неделе и показал время на полсекунды быстрее.

Это неправда, что он прекрасный тест-пилот, это все чушь собачья! Надеюсь, вы понимаете, что польза на тестах была только от меня и Рубенса. У Михаэля врожденный дар приводить машину к финишу быстрее остальных. Но его способности как тест-пилота весьма ограниченны. Когда мы только начинали в Ferrari, он почти все время тестировал болид, а я нет, и это было в корне неверным решением. Но кто поверит Эдди Ирвайну, когда под рукой двукратный чемпион мира? С годами они осознали свою ошибку, и я стал работать на тестах больше».

Но несмотря на образ настоящего трудоголика, который с годами закрепился за Михаэлем, убедить его поработать на тестах было не всегда легко. В ту пору, когда немец еще был в Benetton, он не видел в этом смысла. Вот что говорит Фрэнк Дерни, старший инженер, который в то время работал с Шумахером:

«Я пришел в Benetton, потому что Росс Браун сказал мне: «У нас есть отличный пилот, который способен водить любую машину, но он не знает ничего о настройках». Поэтому начиная с 1992 года и вплоть до первого титула Михаэля в 1994 году мне пришлось многому его учить.

Вначале все, что он хотел знать, — это кто сколько денег зарабатывает. Я сказал ему: «Забудь о деньгах. Формула-1 – это бизнес, в котором ты зарабатываешь кучу бабок, если выигрываешь гонки, но если ты не выигрываешь, ты ничего не зарабатываешь. Поэтому главная твоя задача – побеждать». В первый год я не мог уговорить его поработать на тестах. Как только он стал пилотом Формулы-1, он решил, что тесты – это скучно, и обычно появлялся в Сильверстоуне только днем, тогда как работа кипела с утра. И только в 1993 году он осознал, что участие в тестах помогает в гонке и что тестировать машину самому – лучше, чем доверять ее тест-пилоту. Бывало, что в 1993 году я приезжал на совещание, и в разговоре упоминалось о какой-нибудь настройке или модификации, которую мы собирались использовать, и Михаэль говорил: «Я не буду это использовать, я это еще не опробовал». На что я обычно отвечал: «Мы тестировали это в Сильверстоуне, но ты там не появился». Иногда он был просто невыносим. Мне пришлось вбивать ему в голову, что тесты необходимы. Но он всему учится быстро, и как только он осознал всю важность тестов, его было не остановить».

В те годы вместе с Дерни в Benetton работал Пэт Симмондз, который впоследствии стал техническим директором Renault как раз в годы триумфа команды, в 2005-м и 2006-м. Симмондз – единственный инженер высшего звена, которому довелось поработать и с Сенной, и с Шумахером, и с Алонсо. Он помог Дерни слепить из Шумахера гонщика, которым тот в итоге стал, но признает, что работал с исключительным материалом:

«У него есть привычка атаковать изо всех сил на первом же быстром круге, выдавать сто процентов скорости. Затем остаток сессии он едет на девяносто восемь процентов, работая над настройками машины, пока не наступит тот момент, когда он выкладывается на девяносто восемь процентов, а машина едет так же быстро, как тогда, когда он выкладывался на сто. Тогда он понимает, что сделал машину лучше. Так он работает на тестах.

Михаэль очень умен и всегда стремится довести все до совершенства. Он первый гонщик современной эпохи, который обращает внимание на все без исключения аспекты этих соревнований».

Сам Шумахер считает это вопросом дисциплины. Мальчик, который плакал из-за того, что карт продали, потому что он не заботился о нем, превратился в методичного пер-фекциониста. Он говорит:

«Я очень дисциплинированный человек. Я прекрасно знаю, что именно нужно делать, чтобы быть профессионалом, и делаю это. Я не оставляю ничего на волю случая и никогда не думаю: «О, это не важно». Вероятно, это и отличает меня от других. Я убежден, что все нужно делать как следует. Я хочу, чтобы все было идеально, на сто процентов. У меня есть цель, и я не могу быть довольным собой, пока не достигну ее. Это делает меня счастливым. Я получаю огромное удовольствие, когда чего-то достигаю».

Несмотря на то что Михаэль трудился в поте лица, доводя до совершенства каждый аспект своей работы, главный его талант заключается в том, что он умел проходить каждый круг на пределе возможностей – вне зависимости от поведения машины. Благодаря этому немец легко адаптировался к переменам. Если машина начинала скользить или шел дождь, он быстро приспосабливался к изменившимся условиям, по-прежнему оставаясь на пределе – другие же сбавляли обороты.

Йохен Масс не понаслышке знает об этих качествах Шумахера, так как был его наставником в команде Mercedes, а затем, на заре карьеры Шумахера в Формуле-1, телекомментатором немецкого канала RTL: «Он чувствует машину, как никто другой, частично благодаря тому, что с младых лет выступал в картинге, но во многом это чутье инстинктивное. Вечное стремление Михаэля чему-то научиться, стать лучше тоже сыграло ему на руку. В довершение ко всему уверенность. Он выиграл два титула чемпиона мира в начале карьеры, и это дало ему дополнительную, незыблемую уверенность в собственных силах. Михаэль знает себе цену, и если он считает, что покажет хороший результат, поверьте – он это сделает».

Шумахер был больше всего доволен собой, когда шел на пределе – будь то за рулем карта или болида Формулы-1. Идти на пределе – значит чувствовать, когда машина вырывается из-под тебя, и в этот момент играть рулем и педалью газа, чтобы удержать ее на траектории. Вы можете подумать, что наряду с умением чувствовать машину и балансировать на грани существенно важной является молниеносная реакция. Однако, по словам Эдди Ирвайна, как раз в этой области Шумахер недобирает, компенсируя этот недостаток другими талантами.

«Я реагировал быстрее него. Можно подумать, что реакция – это первостепенный навык, необходимый для того, чтобы оказаться на вершине Формулы-1, но этот навык Михаэлю не нужен! Он его просто-напросто лишен!

Это по меньшей мере удивительно, но его талант заключается скорее в умении предвидеть события. Однажды в Хересе соорудили временную шикану, положив на трассу соломенные тюки. Я стоял у этой шиканы с Гэри Андерсоном [в одно время инженером Jordan], и мы видели, как пилоты подъезжают к этому месту, замечают изменения, затем поворачивают. Михаэль подъехал и повернул прежде, чем увидел шикану, потому что каким-то образом предчувствовал ее появление! Он повернул не так резко, как остальные, он начал поворачивать раньше и быстрее, плавно скользнув в поворот. Гэри и я посмотрели друг на друга и в один голос сказали: «Во дает!»

В этом талант Михаэля. Он не привык полагаться на свою реакцию, потому что она у него отсутствует как класс, я-то знаю».

Ирвайн также считает, что виной слабых стартов Шумахера именно его замедленная реакция. Пока в Ferrari не подобрали техническую примочку, Шумахер часто уступал позиции на старте.

Обычно, когда думаешь об исключительной способности Шумахера чувствовать машину, вспоминаешь его выступления в дождь, гонки вроде Барселоны 1996 года. Тогда он одержал свою первую победу за Ferrari. Немец выиграл гонку с 45-секундным отрывом от ближайшего преследователя, и это была одна из его самых ошеломляющих побед. Михаэль утверждает, что превосходство над соперниками у него было только тогда, когда условия на трассе менялись от сухих к мокрым и уровень сцепления с полотном резко ухудшался. Как только трасса становилась полностью мокрой, остальные пилоты сравнивались с ним в скорости. «Я могу уходить в отрыв только в тот непродолжительный период времени, когда условия на трассе меняются внезапно, тогда – судя по моим выступлениям – я приспосабливаюсь к ним быстрее остальных. Но если очевидно, что на трассе мокро или сухо, отрыв не такой уж и большой».

Джеки Стюарт любит критиковать Шумахера за то, что немец часто вылетал с трассы на практиках, пытаясь найти апекс. Стюарт убежден, что великие чемпионы прошлого не делали ничего подобного, потому что это безумие – выходить за пределы так часто. Рубенс Баррикелло, который выступал с Шумахером за Ferrari, говорит, что этому есть простое объяснение. «Почему он часто уходил с траектории и вылетал с трассы? Потому что только он знал, как вести машину на пределе. Что и хорошо и плохо, потому что за его машиной приходилось следить в оба. Забавная история получилась как-то в Маньи-Кур. Покрышки стерлись за пять кругов, и невозможно было с этим что-то сделать, а Михаэль просто не умеет ездить медленно, поэтому в той гонке его разнесли в пух и прах».

Несмотря на постоянное вождение на пределе, за рулем болида Формулы-1 Шумахер всегда демонстрировал невероятную собранность и контроль над ситуацией. Это очень важный момент в оценке мастерства пилота, и им часто пренебрегают. Скорость без контроля – ничто, а у Шумахера было и то и другое. Сравнивая его с Сенной, часто говорят, что Сенна быстрее, но упускают из виду тот факт, что первые пять или шесть лет в Формуле-1 Сенна часто терял контроль. К тому времени, как он выиграл свой третий чемпионский титул в 1991 году, он был на пике, быстрее остальных и всегда контролировал ситуацию. У Шумахера эта способность появилась на более раннем этапе, вероятно потому, что он обладал большим самоконтролем. Сенна легко заводился, срывался на остальных, бушевал на пресс-конференциях, тогда как Шумахер ни разу не повысил голоса и только однажды потерял самообладание на публике, после того инцидента в Спа в 1998 году, когда был уверен, что Култхард пытался его убить.

Еще одна сильная сторона Шумахера как гонщика – его невероятная способность концентрироваться и благодаря этому делать две вещи одновременно. Он использовал семьдесят пять процентов умственных способностей для того, чтобы вести машину, в то время как остальные двадцать пять процентов тратил на размышления о ходе гонки или анализ информации, поступавшей из боксов команды.

Росс Браун замечает:

«Эта его способность выполнять несколько задач одновременно просто удивительна. В самый ответственный момент гонки, когда Михаэль был сконцентрирован на вождении, я мог поговорить с ним по радио, и его время на круге не росло. Я работал с гонщиками, с которыми можно было заговорить лишь на определенных отрезках трассы, иначе к их времени на круге сразу же прибавлялись секунды. Это усилие, которое они тратили на то, чтобы осознать сказанное и ответить, стоило им времени на круге! С Михаэлем такого никогда не случалось.

Я помню, как однажды в очень важный момент гонки он вышел на связь и сказал, что время, которое ему показывают из боксов, неверное. Мы заверили его, что все верно. Он сказал: «Я только что посмотрел на основное табло – я проехал быстрейший круг». Мы ответили: «Нет, это не так».

Его брат Ральф показал лучшее время – Михаэль увидел «Шумахер» на табло. Он мог выйти на связь и сообщить нам, например, о том, что тучи сгущаются. Я никогда не управлял болидом Формулы-1, поэтому не могу судить наверняка, но другие гонщики никогда не разговаривали со мной о таких вещах по радио. Михаэль думает о происходящем в гонке. Думает о машине, о покрышках и без всяких приказов из боксов снижает обороты двигателя, когда это нужно.

Однако иногда и у него случаются провалы. Помните, как он потерял концентрацию, когда вел гонку в Индиа-наполисе в 2000 году? Когда условия становились слишком простыми, мне приходилось говорить ему по радио: «Сконцентрируйся на том, что ты делаешь». Он спрашивал, как дела у его брата, и что-то типа этого».

Многие близкие друзья Шумахера говорят о его удивительной концентрации. Сам Михаэль говорит, что, когда он концентрируется на чем-то, он отдает этому все свое внимание, а все остальное автоматически блокируется сознанием. Он признает, что, когда, например, читает газету и его жена Коринна пытается с ним заговорить, он ее просто не слышит – к ее величайшему раздражению.

Шумахер не единственный на планете, кто способен так концентрироваться.

У Фрэнка Дерни есть блестящая теория на этот счет:

«Он обладает невероятной концентрацией, он умеет не отвлекаться. Это все зависит от типа личности. Во времена Второй мировой войны изобрели тест, для того чтобы найти на должность операторов радара людей, которые могли долгое время удерживать концентрацию без так называемых «неосознанных пауз», или, по-простому, провалов внимания. Ученые установили, что существует связь между способностью концентрироваться и типом личности. Чем более вы интровертны, тем дольше можете концентрироваться. Многие автобусные компании обнаружили, что все аварии случаются, когда за рулем водители-экстраверты, поэтому на эту должность стараются выбирать интровертов.

По моим собственным наблюдениям за долгую карьеру в автоспорте, все великие пилоты и многократные чемпионы были интровертами, и я считаю, что чем выше уровень концентрации, тем вероятнее успех. Все сходится. Если вы посмотрите на таких великих гонщиков, как Прост, Сенна, Фанхио, Джим Кларк, вы поймете, что все они обладают двумя отличительными признаками – умом и концентрацией. Вы можете поспорить, что Михаэль не интроверт, потому что он скачет на подиуме как конь, но я вас уверяю – определенно интроверт. Таким же был и Сенна, просто они оба профессионалы и всегда старались давать интересные интервью и играть свою роль в шоу, но это не давалось им естественным образом. Вот, например, Хаккинен и Райкконен даже не трудились что-то изображать.

Еще одна особенность Михаэля – его непреходящее стремление узнать что-то новое. Это очень важно, потому что в нашем бизнесе день, за который вы не узнали ничего нового, прожит зря. Я помню, как мы проводили тесты в Хересе в 1994 году, а рядом с нами проходил матч по гольфу. Там собрались многие известные гольфисты, они пришли посмотреть на болиды – такие люди, как Джек Ни-клаус, Сив Баллестерос и так далее. Через две минуты Михаэль уже был рядом с ними и сыпал вопросами: «У вас есть какая-то определенная диета, которая помогает при подготовке?», «Какие техники помогают вам улучшить концентрацию?» и тому подобное. Он просто высасывал из них информацию и делал это для того, чтобы выжать максимум из себя и машины. Это достойно внимания».

Как гонщик Шумахер талантлив также в том – и это часто недооценивают, — что умеет обгонять и, что еще важнее, понимает, когда этого делать не стоит.

Карьера Шумахера в Формуле-1 по большей части пришлась на эру пит-стопов с дозаправками, которые были снова введены в 1993 году. Это превратило гонки в серии спринтов с перерывами на пит-стоп, поэтому стратегия в гонке стала иметь решающее значение, вытеснив обгоны и сопряженный с ними риск. Команды начали разрабатывать стратегию, которая могла дать им возможность опередить соперников за счет пит-стопов, а не на трассе.

Шумахер, который стремился к совершенству и хотел научиться всему на свете, придерживался этой системы и одержал многие из своих знаменитых побед без единого обгона на трассе. Но это не означает, что он не умеет обгонять. В завершающей гонке сезона-2006, в бразильском Интерлагосе, Михаэль вынужден был пробиваться через пелотон после прокола колеса в начале гонки, из-за которого оказался далеко позади. В той гонке он совершил поистине шедевральные обгоны, включая красивый и очень символический обгон своего преемника в Ferrari Кими Райкконена.

В первые два года карьеры Шумахера в Формуле-1 правила запрещали дозаправку во время пит-стопов, поэтому пилотам только меняли покрышки. К тому же тогда машины были менее надежны, чем в конце 1990-х, и пилоты должны были понимать, когда нужно атаковать, а когда – беречь машину и покрышки. Шумахер овладел обеими системами и извлек из них максимум пользы.

Росс Браун объясняет:

«Шумахер – гонщик современной эпохи. Он никогда никого не обгонял, если понимал, что это необязательно, ведь обгоны – лишний риск, кроме того исход обгона может оказаться неожиданным. По тому же принципу Михаэль никогда не перегружал машину без лишней необходимости. Мы держали его в курсе, говорили: «Михаэль, у тебя два круга до пит-стопа, держись за тем, кто впереди тебя, следи за покрышками, держи все под контролем». Обычно он шел среди лидеров, поэтому речь шла о том, что для победы нужно опередить одного или двух соперников, а не прорываться через весь пелотон. Поэтому он сохранял терпение.

Иногда он стартовал из рук вон плохо, и я говорил: «Тебе нужно обогнать этих ребят, иначе мы не сократим отставание», и тогда он предпринимал попытки обгона. Но вы знаете, как трудно обгонять в Формуле-1 – куча болидов висит друг у друга на хвосте. Михаэль может обогнать, когда это необходимо, но у него очень осмысленный подход: зачем обгонять на трассе, если можно сделать это за счет пит-стопа?»

Но когда обгон был необходим, Шумахер действовал напористо и решительно, хотя с некоторыми пилотами по всем известным причинам осторожничал больше, чем с другими, — как, например, с Жаком Вильневом.

Он научился искусству обгона, еще когда выступал в картинге. Обгон, как правило, был продуктом его природного чутья, храбрости и подвернувшейся возможности, но, как и во всем остальном, за этим у Михаэля всегда стоял план.

«Я готовлюсь к атаке и знаю, что все получится. Если вы действуете честно, четко и решительно, другие будут уважать вас. Я руководствуюсь простым принципом: если я быстрее, я обгоняю. Если медленнее, даже не пытаюсь.

Атаки в стиле камикадзе – не мое. Обычно я оставляю себе путь к отступлению, чтобы в крайнем случае удержаться позади – если, к примеру, вижу, что другой пилот не понял моих намерений. Но когда я хочу обогнать, я действую четко и однозначно. Я знаю своих соперников: некоторые умны, другие не столь хорошо контролируют происходящее. Нужно помнить об этом, обгоняя».

Разумеется, все обгоны сопряжены с определенным риском, и случалось, что обгон Шумахеру не удавался, а в случившемся обвиняли обе стороны. Эдди Ирвайн вывел очень простую формулу поведения с бывшим партнером по команде:

«Он никогда не пытался выкидывать со мной фокусы. Даже когда я был в Jaguar, он как-то в Спа держался позади меня на протяжении семи или восьми кругов, потому что знал, что со мной никакая фигня не пройдет. Все говорят: «Михаэль оттормозил меня или отодвинул». Но если вы не подвинетесь, он просто врежется в вас, попадет в аварию. Я никогда не понимал этих дураков с их жалобами. Езжайте как ехали, и он въедет прямо в вас. И больше никто такого с вами не сделает, потому что он борется за титул, а вы нет».

Дэвид Култхард часто боролся колесо в колесо с Шумахером и считает его честным соперником в поединках:

«Когда я борюсь колесо в колесо с Михаэлем, я чувствую себя спокойнее, чем с кем-то вроде Такумы Сато. Но вы знаете, что последует ответный ход, поэтому вам приходится делать это жестко. Он водит, полагаясь на инстинкты. Это должен быть решительный обгон, одноходовка. А не пространное действо в стиле «Быть или не быть?» по внутренней стороне радиуса.

Он был очень последователен на протяжении всей своей карьеры. Разумеется, его побеждали, он же не умеет ходить по воде. Я вспоминаю гонку в Малайзии несколько лет назад. Во втором повороте я нырнул внутрь и застал его врасплох. Мы столкнулись колесами. Я так хотел, чтобы этот обгон удался. Поэтому и испортил ему гонку. Когда вы обгоняете кого-то вроде Шумахера, вы хотите, чтобы ему пришлось несладко. «Ну а как тебе вот это, ты, козел?!»

Врожденные способности Шумахера поразительны, и, если говорить о чистом таланте, он, вне сомнений, один из самых быстрых гонщиков в истории Формулы-1. Но за победой в Формуле стоит гораздо больше, чем просто умение быстро ездить. По словам многих сотрудников Benetton, Михаэль был не завершенным произведением искусства, когда только начинал карьеру в Формуле-1. Только впоследствии Шуми увидел всю многогранность этого спорта и осознал, сколько всего ему нужно усвоить на пути к званию лучшего гонщика в мире.