– Что? – недоверчиво переспросил Редер. – Что вы сделали?
– Я второго лейтенанта Синтию Роббинс арестовал, – самодовольно заявил Бут.
Питер в полном недоумении глазел на шефа контрразведки. Ему потребовалось отчаянное усилие, чтобы наладить работу мозгов, до предела загруженных многотрудными задачами приведения в док спидов «Непобедимого». Слава Богу, они теперь шли прямиком к базе «Онтарио», но это все равно срочно требовалось проделать. Из-за постоянного недосыпа и перебора стимуляторов глаза у Питера были полны песка и страшно воспалены; существовал предел тому, как долго это могло продолжаться.
– А что она сделала? – осведомился он. – На кого-то из пленных набросилась?
– Можно и так сказать, – протянул Бут.
Редер зримо представил себе, как Синтия Роббинс с диким визгом перепрыгивает через стол и, подобно недорослей валькирии, по всем правилам отделывает трясущихся от страха мокакских инженеров. «Просто класс, Синтия, – подумал он. – Ты, наверно, просто-напросто решила этим фанатикам нравы средневековой инквизиции показать».
– Она Майка Флита убила.
– Она кого? Что? Что она сделала? – Питер ушам своим не верил. Пытаясь хоть как-то связать услышанное с реальностью, он оглядел беспорядок в своей каюте.
«Общаться с Бутом, – подумал он, – это всегда что-то за гранью реальности. То есть Синди криминального туза укокошила? Нет, это чистое безумие!» Тут Питер постарался вспомнить, с кем он разговаривает.
– Тому, разумеется, есть свидетели, – сухо сказал он.
– Святая правда, – уверенно кивнул Бут. – Нашему охраннику, который за ней присматривал, пришлось дважды ее покинуть. Времени у нее было вполне достаточно.
Редер сжал губы.
– Давайте напрямую. Кроме лейтенанта и этого охранника, там никого не было?
Бут подозрительно сузил глаза.
– Гм, да. Какое-то время, по крайней мере. Потом там был еще один охранник, который привел пленных в кабинет для допросов и сторожил снаружи, пока они не закончили.
– Так-так. А как долго лейтенант и тот первый охранник были по отдельности? – спросил Питер.
– В первый раз восемь минут, во второй – около двенадцати, – ответил Бут. – Как я уже сказал, время вполне достаточное. Если вы достаточно хладнокровны.
– Но разве тот факт, что охранник отсутствовал, а следовательно, не может сказать, чем в это время занималась Роббинс, не означает, что он вообще не свидетель?
Лицо Бута застыло, а потом он шумно вдохнул.
– Он свидетель того, что у нее было достаточно времени, чтобы действовать, – сквозь зубы процедил шеф контрразведки.
– Мне также интересно, мистер Бут, почему вы не подозреваете и охранника.
– Я его не подозреваю, потому что я нутром чую, что она виновна! – рявкнул Бут.
«В самом деле? – подумал Редер. – А вот я нутром чую, что в твоем нутре, кроме дерьма, никаких откровений».
– Кто обнаружил труп? – поинтересовался он и подумал: «Кажется, этот вопрос я должен был раньше задать».
– Так она и обнаружила. Они с охранником закончили допрос и уже уходили из зоны гауптвахты, но затем заглянули в открытую дверь и увидели Флита. Ваша Роббинс сразу к нему бросилась и исказила картину преступления. Вас до сих пор удивляет, что я ее подозреваю? – Бут удостоил коммандера сияющей ухмылки.
– А охранник заметил открытую дверь, когда шел назад к лейтенанту? – спросил Редер.
Улыбка шефа контрразведки исчезла, но удивленным он не выглядел. Скорее он выглядел так, словно не слышал вопроса.
– Мистер Бут? – Редер подался вперед. – Так заметил или нет? – Никакого ответа. – Если она была открыта…
– Он не сказал, – быстро и как-то виновато ответил Бут.
– Понятно. А спросил я об этом потому, что если, когда он там проходил, дверь была закрыта и если они с лейтенантом были вместе до тех самых пор, как вышли из кабинета для допросов и увидели открытую дверь, то… – тут Питер как бы наивно развел руками, – я бы сказал, это указывает, что тут кто-то третий работал.
– Соучастник, – задумчиво произнес Бут. Затем он кивнул. – Да, коммандер, возможно, в этом что-то есть.
Редер с подозрением на него взглянул. «Мать моя женщина, – мысленно вздохнул он. – Если в сценарии у Бута написано, что Синди виновна, стало быть, ничто на свете не может на ее невиновность указывать. Пожалуй, пока дело совсем далеко не зашло, пора к нему главного корабельного сценариста привлечь».
– А что по этому поводу капитан сказал? – спросил Редер.
– Я хотел Старику какие-то реальные результаты представить, – ухмыльнулся Бут. – А не плохие новости и массу вопросов.
– Так вы ему не сказали? – недоверчиво спросил Редер. – Вы мне раньше, чем капитану, об этом сообщили? – «Да ты совсем спятил», – подумал он.
– Я же сказал – я хотел ему результаты представить. – Бут с какой-то надеждой воззрился на коммандера.
«О Боже, – подумал Питер. – Теперь он думает, что я мокакский лазутчик. Он рассчитывал, что я расколюсь, когда он мне сообщит, что мое «орудие» практически на месте преступления поймано. Или рядом с местом преступления. Что для него одно и то же».
– Вот что, мистер Бут, – твердо произнес он. – Мы должны проинформировать капитана. Таков порядок. – Прежде чем шеф контрразведки успел что-то сказать или сделать, Питер уже нажал красную кнопку, которая обеспечивала ему немедленную связь с капитаном.
– Слушаю вас, коммандер, – сказал с экрана Каверс.
– Сэр, мистер Бут желает сообщить вам нечто, имеющее чрезвычайную важность.
Редер встал и поманил Бута в освободившееся кресло. Шеф контрразведки медленно поднялся, обошел вокруг стола и осторожно сел. Рот его образовал букву О, а желтоватое лицо чуть ли не позеленело.
«Мое бы тоже позеленело, – подумал Редер, – если бы мне предстояло Старику о чем-то таком рассказать. Хотя этому надутому полудурку сочувствовать ох как тяжело. Бедная Синтия. Ее репутации только этого не хватало».
* * *
Капитан сверкал глазами на экран и на изображенную там физиономию Бута, попеременно испытывая то страстное желание, чтобы Бут и впрямь от него на расстоянии вытянутой руки находился, то благодарность за то, что его там нет. Каверс задумывался, чем же он так прогневил Всевышнего, что ему вот этого вот Бута подсунули. Многие годы контрразведка была местом, где находили себе пристанище самые неспособные выпускники Академии с влиятельными связями. Именно там они могли причинить меньше вреда и уберечь генеральный штаб Космического Отряда от страшной мороки, связанной с выбрасыванием их со службы. Но теперь, когда им пришлось в дело вступить…
– Кто был тот охранник? – спросил капитан, потирая ладонью лицо. Он был измотан не меньше остальных офицеров «Непобедимого», у кого была реальная работа. А вот Бут… Бут смотрелся очень даже щеголевато.
– Канси, сэр, – ответил шеф контрразведки. – Очень честный сотрудник.
– Канси? А, понятно.
Человек из прежней команды Бута. Каверс всегда подозревал, что Бут настоял на том, чтобы притащить с собой этого конкретного сотрудника только по одной-единственной причине – рядом с ним шеф безопасности просто кладезем премудрости представлялся. Впрочем, Канси действительно был честен. Ни на что другое ему просто мозгов не хватало.
– Полагаю, мистер Бут, вы были вполне полномочны допросить лейтенанта Роббинс. Однако, учитывая явный недостаток доказательств ее причастности к убийству, вы были совершенно не вправе ее арестовывать. Я требую, чтобы вы немедленно ее отпустили.
– Но, сэр! – запротестовал Бут. – Я убежден, что эта женщина опасна.
– Надо же, как вы с квартирмейстером солидарны, – мрачно произнес Каверс.
Можно было предположить, что после последнего фиаско Бут будет куда более осторожен с клеветой в адрес лейтенанта Роббинс. Пожалуй, у нее уже было достаточно оснований для капитального судебного процесса по поводу незаконного ареста и клеветы, и Каверс в таком случае непременно стал бы свидетелем в ее пользу. Но, разумеется, не в военное время. Теперь было не до подобных процессов.
– Подозреваю, она согрешила куда меньше, чем согрешили против нее, – добавил капитан.
Тревожный огонек вспыхнул у Каверса на интеркоме.
– Верните лейтенанта Роббинс на ее рабочее место, – велел он Буту. – И больше без моего особого разрешения ее не арестовывайте.
Затем Каверс прервал связь с каютой Редера, и Бута немедленно сменило другое лицо. Оно принадлежало меднокожему человеку примерно пятидесяти стандартных лет с черными глазами и волосами.
– Сэр, это старшина Манкиллер.
– Из отдела хранения токсических материалов. Да, я знаю вас, старшина. В чем дело?
Если Манкиллер и был удивлен, что капитан знает его по имени, то ничем этого не выдал; он лишь перешел к своему рапорту.
– В складском помещении номер восемь обнаружено нарушение герметичности, – сообщил старшина. – Никакого вреда не нанесено, мы вовремя это заметили и тут же все вычистили. Система фиксации на этом корабле просто изумительная, – с энтузиазмом заметил он. – Однако порядок таков, что я должен в срочном порядке вас проинформировать.
– В срочном порядке означает немедленно, – недовольно пробурчал Каверс.
– Я так и делаю, сэр. Мелкие утечки были надлежащим образом зафиксированы нашей системой аварийного предупреждения. Так что пока я с вами разговаривал, мои люди уже починили соответствующие пломбы и проверяют остальные. Как я уже сказал, сэр, с такой превосходно отлаженной системой я еще не работал. – Лицо старшины наглядно демонстрировало его неподдельное восхищение.
– Очень хорошо, старшина, – сказал капитан. – А какие контейнеры протекли?
– Те, что поступили с главной палубы, сэр. И это очень странно, потому что мои люди дважды их проверяли, прежде чем поставить на хранение, и тогда никаких признаков утечки обнаружено не было.
«Почему я даже не удивлен?» – возмущенно подумал Каверс.
– Спасибо за информацию, старшина. Благодарю вас и ваших людей за своевременные и быстрые действия. Я также читаю нужным приказать вам и вашим людям ни с кем этот инцидент не обсуждать. Вы также не вправе обсуждать его друг другом за пределами вашего отдела. Вы меня понимаете?
– Так точно, сэр, – отозвался Манкиллер, хотя он не вполне понимал. Впрочем, понимать ему требовалось только то, что ему и его людям был дан приказ придержать языки и что его долг – обеспечить его выполнение.
– Выполняйте, – кивнул ему капитан. Отключившись от Манкиллера, он тут же соединился с Редером. – Вы там одни, коммандер? – спросил он, как только на экране возникло лицо бортинженера.
– Так точно, сэр. Мистер Бут ушел, как только вы отключились.
– Приходите ко мне в кабинет, коммандер. Надо поговорить.
* * *
От усталости и расстройства Редер чуть не плакал.
– Сэр, – медленно произнес он, – когда эти контейнеры покидали главную палубу, они были в порядке. Я сам каждый из них проверил. Лично. Если они протекли, к моим людям это отношения не имеет.
– А я и не думал, что имеет, – сказал Каверс.
«В последнее время я такие воспаленные глаза частенько наблюдал, – подумал Редер. – В зеркале. Всю эту неделю сплошные взлеты и падения. Мы победили мокаков, но потеряли повиан. Мы схватили крупного дельца в преступном мире, но он был убит на нашей же гауптвахте. А теперь еще и это. Пожалуй, я даже рад, что я всего-навсего коммандер».
– Когда вы только прибыли на борт, коммандер, – с непроницаемым лицом произнес Каверс, – я дал вам задание. Теперь я бы хотел услышать ваш рапорт.
– Сэр, пока что я по больше части подозреваемых исключал. К своему удовлетворению.
Капитан недовольно поморщился.
– Что ж, это тоже в своем роде прогресс. – Его серые глаза впились в Редера. – Так есть у вас подозреваемый?
Редер немного подумал.
– Так точно, сэр, есть. Но это всего лишь подозрение. И для этого подозрения у меня нет почти никаких реальных оснований. Так что на данный момент я бы предпочел больше ничего об этом не говорить.
Каверс поднял брови.
– Даже мне?
– Сэр, я не хотел бы предубеждать вас против кого-то, кто может оказаться совершенно невиновным. Не думаю, что я даже наедине с собой решился бы вслух его имя назвать. Все это слишком туманно.
Капитан со вздохом откинулся на спинку кресла.
– Хорошо, коммандер. Я уважаю вашу прямоту. Но все же… – Он подался вперед, складывая руки перед собой. – Скажите мне по крайней мере, кого вы исключили из списка подозреваемых?
– Сэр, я не считаю, что наша проблема находится на главной палубе.
Каверс опять поднял брови.
– Что ж, поскольку это разом устраняет около пятисот подозреваемых, мне остается лишь сделать вам комплимент за столь быструю работу, – сказал он. – Но как вы к такому заключению пришли?
– Для начала я изменил порядок распределения запчастей. Всякий, кому требуется какая-либо деталь, за нее расписывается, и она тщательно осматривается при передаче. Если деталь после этого портится, мы знаем, с кем конкретно по этому поводу говорить. Я также стал бригады перемешивать. Ни одна бригада не работает в одном и том же составе больше недели, так что если кто-то недолжным образом исполняет свои обязанности, это гораздо скорее может привлечь внимание остальных. Но мои люди действительно делают свою работу как полагается, сэр. Они наблюдают друг за другом и дважды проверяют каждую мелочь. Они сознают важность того, чем занимаются, и горды за свою работу. – Редер развел руками. – Я просто не представляю себе шпиона, действующего в такой атмосфере.
Капитан кивнул.
– Да, основания у вас серьезные. Ну ладно. Я оставлю вас в покое… на какое-то время. Но все же подумайте, нельзя ли как-то ускорить процесс. Хорошо? Спасибо, что зашли, коммандер.
Редер встал и отдал честь. Капитан ему ответил, и Питер повернулся к двери.
– Да, кстати, Редер, – позвал его Каверс, когда коммандер уже закрывал за собой дверь.
– Слушаю, сэр?
– Постарайтесь мячик не уронить.
– Есть, сэр.
* * *
Протягивая руки перед собой и жалобно рыдая, мокак опустился коленями на стальной прут. Боль была велика, но он все равно чувствовал, что ее недостаточно.
– О Дух Судьбы, о Всемогущий, прошу Тебя, услышь мою молитву. Нижайше прошу у Тебя снисхождения за столь неразумный риск со столь ничтожными результатами. – Насколько он смог понять, никто даже не заметил поврежденных пломб на контейнерах с зараженными отходами. Или они так быстро это обнаружили, что никакого вреда нанесено не было. По сути, вся его миссия, похоже, наносила очень мало вреда, учитывая приложенные усилия. Мокак сглотнул слюну. Эта мысль была для него крайне неприятна.
– О Дух, направь мои неверные стопы. Укрепи меня, чтобы я смог лучше Тебе послужить. Не дай мне поколебаться в моей решимости, не дай мне потерпеть неудачу с моей миссией. – Невозможно было воспользоваться хлыстом, хотя агенту страстно хотелось это сделать. К несчастью, хлыст наверняка оставил бы предательские следы.
Еще в Конгрегации агент славился своей строжайшей дисциплинированностью. Многие приближенные с гордостью носили на себе отметины от хлыста. Но никто не мог сравниться с агентом ни по глубине, ни по числу отметин. Те дни были по-настоящему славными.
Но задача агента казалась столь колоссальной. Еще бы – ему в одиночку предполагалось провалить программу Содружества по использованию легких авианосцев! Толкователи, в их беспредельной мудрости, страшились этих кораблей, чувствуя, что они могут склонить чаши весов в пользу ненавистного Содружества.
– О Дух, пусть же этого не случится. На их стороне столько всего. И судостроительные верфи, и военные заводы, и вся остальная промышленность. А на нашей стороне только истина.
«Истина и горючее». Агент поразился собственной мысли. Она была так нехарактерна, что мокак распознал в ней непосредственный контакт с самим Духом.
– О, я недостойный, – в благоговейном экстазе прошептал агент. Затем он упал ничком и снова зарыдал, но на сей раз уже от радости. – Мы их одолеем! О Всемогущий, с Твоей помощью мы победим!
* * *
Через двое суток, когда Редер и лейтенант Роббинс заканчивали одно из своих занятий по отработке командных навыков, Синтия нарушила уже привычный ритуал, когда она забирала подобранную для нее Редером литературу, смущенно его благодарила и вылетала из кабинета как пугливая лань, спасающаяся от лесного пожара. На сей раз она так и осталась сидеть.
Язык лица и тела девушки был таким откровенным, что Редер тут же понял – она или страшно нервничает, или чем-то очень расстроена.
– Как там у вас с мистером Бутом? – поинтересовался он. – Оставил он вас в покое?
Вопрос, похоже, Синтию удивил – брови ее слегка приподнялись.
– Да, сэр. Он меня совсем в покое оставил.
И она снова погрузилась в молчание, с некоторым ожиданием поглядывая на коммандера.
«Да говори же!» – подумал Питер.
– Лейтенант, – наконец сказал он вслух, – вам было бы совершенно позволительно задать вопрос или сделать заявление, не вынуждая меня их из вас клещами вытаскивать. – Он немного подумал. – Если, конечно, вы не собираетесь спросить что-то действительно личное или сказать что-то предельно жестокое. Но ведь вы же этого делать не собираетесь?
– Нет-нет, сэр, – сказала Синтия и доверительно подалась вперед. – Знаете, мне кажется, я могу найти способ разрешить вашу проблему, сэр.
– Мою проблему? – спросил Питер. «Какую проблему? – подумал он. – Целлюлит, дурной запах изо рта, раннее облысение? Так или иначе, я в серьезной беде, если мне помощь Синтии потребовалась».
– Я имела в виду вашу проблему с пилотированием, сэр. – Сказав это, девушка, похоже, испытала великое облегчение.
А у Редера, напротив, внутри все сжалось. «Кажется, я тут что-то насчет предельной жестокости сказал? Нет, только не это», – подумал он, заметив, что Синтия, не замечая его дискомфорта, собирается продолжать.
– Я больше не летаю, лейтенант, – лаконично заметил он.
– Только потому, что нынешнее оборудование не соответствует вашим потребностям, – с жаром откликнулась девушка. – Но оно может соответствовать, и этого будет не так сложно добиться.
– Лейтенант, – сквозь зубы процедил Редер, – мне сказали, что нет никакой возможности…
– Честно говоря, сэр, это потому, что на данный момент, быть может, вы один такой. Поэтому они просто не хотят тратить на эту проблему время и деньги. Но, сэр, эта война только еще разгорается, и в дальнейшем масса людей будет страдать от ранений, подобных вашему. – Синтия уже выглядела порядком разгоряченной. – А решение такое простое!
«Черт тебя подери, – подумал Питер. – Как же ты не понимаешь, насколько это болезненная для меня тема? Дерево бы уже сообразило, что я не желаю об этом говорить. Камень бы сообразил. Даже Бут бы сообразил!»
Он развел руками.
– Что вам от меня нужно? – спросил он чуть громче, чем следовало.
– Тут проблема обратной связи, – заметила Синтия, словно его не слыша.
«Я бы тоже так сказал», – с горечью подумал Редер.
– Этот протез не может с компьютером «спида» взаимодействовать, – продолжила девушка. – Но с вашим запястьем это никак не связано! Сухожилия в вашем запястье почти так же чувствительны к движениям, которые вам нужно делать, как и ваши пальцы, да и химический компонент безусловно там есть. – Синтия с надеждой посмотрела на коммандера, глаза ее горели энтузиазмом. – Все, что на самом деле нужно, это протяжение, – заключила она.
Редер беспомощно ощутил, как челюсть его отпадает. «Боже, – подумал он. – Она права. Решение должно быть совсем простое».
– Так что вам от меня нужно? – снова спросил он.
Девушка сжала руки у себя на коленях.
– Мне нужно четыреста долларов, – призналась она. – Для оплаты расходов на разработку.
Редер потер пальцем под нижней губой.
– Если я дам санкцию на выделение средств, – заметил он, – ваше изобретение будет принадлежать Содружеству.
– На самом деле, раз уж на то пошло, мне третья часть валовой прибыли причитается. И мне этого более чем достаточно. – Синтия пренебрежительно махнула рукой. – Я инженер, а не бизнесвумен.
Редер ушам своим не верил. Его наивная маленькая Синтия совсем как настоящая бизнесвумен вещала. «А что до меня, – подумал он, – то я-то уж точно инженер, а не богатый спонсор. И все-таки мне этого страшно хочется. Но как я могу это оправдать?»
Питер машинально принялся выстукивать пальцами правой руки ритм, которому учил его физиотерапевт. Несколько секунд спустя он это понял и прекратил.
– Ладно, – сказал он Синтии. – Я дам санкцию на выделение средств.
* * *
Мрачнее тучи, Редер сидел в баре у Паттона, испытывая очень слабую жалость к себе. Он не обращал внимания на радостные голограммы, что покрывали почти все стены пляжами, пальмами и смеющимися людьми с прекрасным загаром и неправдоподобным минимумом одежды. Он даже не обращал внимания на шелест волн, накатывающих на пляж, а также на предельно реалистичный запах океана и водорослей. День вышел тяжелый. Вспоминая первую его половину, Питер аж зубами заскрипел.
– Семь «спидов»? – переспросил завскладом. – Вы говорите – семь?
У него был тот же певучий акцент, что и у капитана Бетаб, но на этом, если не считать цвета лица, их сходство заканчивалось. Мужчина был приземистый, очень пухлый, и всем своим обликом напоминал того, кем, собственно, и являлся: армейского бюрократа. Кабинет его тоже выглядел в точности как должен был выглядеть кабинет заведующего складом военного имущества. Не лишенный известной роскоши, со множеством сувениров. Ковер на полу напоминал настоящий кашмирский. «Мне за такой ковер три года ишачить», – подумал Питер.
– Да, – подтвердил он, титаническим усилием воли выскребая из себя последние остатки терпения. – Знаете, лейтенант, там такая штука бывает – бой называется. Вещи в ней страшно изнашиваются. Мы только что крупное сражение с целой вражеской эскадрой провели. Это на тот случай, если вы не в курсе.
– Семь «спидов», – снова заныл мужчина. – Ах, я полагаю, это в высшей мере избыточно.
Редер вздохнул и устроился поудобнее, собираясь поторговаться.
Складские работники почему-то всегда вели себя так, словно то, что они считали возможным выдать, использовать вообще не предполагалось. А что до потери «спидов»! Как будто «Непобедимый» только тем и занимался, что бессовестно «спиды» транжирил. А оружие, запчасти и горючее там щедрой рукой разбрасывались налево-направо без всяких мыслей о стоимости военного имущества или о том, что другие того же самого дожидаются.
Редер знал, что запросы «Непобедимого» имеют приоритет, и складские работники знали, что он это знает. Но даже при всем при том игра требовала того, чтобы он, метафорически выражаясь, со шляпой в руке на коленях к ним подползал и униженно клянчил то, что они и так без вариантов должны были ему выдать. А им полагалось вести себя так, словно каждая волновая направляющая или генератор поля из их личных пенсионных фондов поступали.
– Ладно, я получил, что хотел, – пробормотал Питер себе в стакан, стараясь изгнать из памяти свидание с завскладом, точно кошмарный сон.
Затем он позволил себе краткое мечтание, в котором он снова вел эскадрилью, а общение с гнусными скрягами на складе военного имущества не было даже легким облачком на его горизонте. Питер нежно улыбнулся.
«Может статься, это реально, – подумал он. – Как знать, быть может, Синтия все это провернет». По крайней мере, Питер в это верил. Ее идея имела определенные достоинства, а схемы, которые она ему набросала, выглядели многообещающе. «Как бы это было чудесно», – подумал он.
Тут Питер взглянул в зеркало и увидел там вторую причину того, почему день сегодня вышел тяжелый. Он пригласил капитан-лейтенанта Сару Джеймс пойти с ним пообедать, а она ему отказала. Дескать, другие у нее планы имелись. И теперь она сидела позади него за столиком вместе с несколькими другими офицерами с «Непобедимого».
«Могла бы и меня пригласить», – подумал Питер. Впрочем, он заметил, что в ее компании не было ни одного пилота «спида». «Интересно, – с неудовольствием подумал он, – как далеко у нее этот антиспидовский предрассудок заходит».
Питер также заметил, что их глаза довольно часто встречаются в зеркале. «По крайней мере, она помнит, что я существую», – подумал он и глотнул из стакана. Никак он не мог эту женщину понять. Его еще никогда не отвергали только на том основании, что он когда-то пилотировал «спид». Раз уж на то пошло, то, когда он летал на «спиде», это скорее было определенным социальным преимуществом. Слава, доблесть, «а я на таком черном летаю», «ух, как мы им вчера врезали» и все такое прочее.
«Хотя быть отвергнутым – тоже занимательный опыт, – подумал Питер. – Но только никому его не рекомендую». Снова поймав в зеркале глаза Сары, он подмигнул. Она тут же опустила голову и притворилась, что не заметила. «Эх-ма», – вздохнул Питер и сделал еще глоток.
Сара так и не подняла глаза, и его внимание вскоре рассеялось. Еще одной причиной, почему день вышел тяжелый, была его перепалка с Джоном Ларкином. Тот радостно ему сообщил, что по станции ходит хохма, будто «Непобедимый» переименовали в ККС «Каверза» с позывными «Не бей лежачего!», после чего Редер устроил квартирмейстеру словесную порку, за которую теперь себя корил.
«И все-таки, – размышлял Питер, – офицеру следует сто раз подумать, прежде чем такую дурацкую шутку про свой родной корабль распространять. Это все равно как собственную мать публично позорить». Редер не горел желанием видеть Ларкина за завтраком. «Но будь я проклят, – подумал он, – если знаю, кому из нас теперь извиняться. А, черт с ним. – Он вздохнул. – Каждому дню свои заботы, как мой папаша говаривал».
Питер встал с табурета, кивнул Саре и прошел в ресторан. «Поесть, что ли, на радостях?» – мрачно подумал он.
В местном грибном меню даже лоханутые торчки имелись. Причем свежие.