Синтия Роббинс проверяла весь контрольный список вместе с одним из старших пилотов, прежде чем дать добро на вылет его отремонтированного «спида». Пилот, мягко говоря, был не в восторге от того, как нешуточно она в этот процесс погрузилась, и всячески ей это демонстрировал. На самом деле лейтенанту Роббинс вовсе не требовалось этим заниматься. Это была работа для простого техника.

Но Синтия логично рассудила, что если она не заставит этих пилотов как-то с ней взаимодействовать, они легко приобретут привычку совсем ее игнорировать и работать мимо нее, что наверняка понизит ее эффективность. «А мою эффективность, – размышляла она, – ничто понижать не должно». Кроме того, Синтия получала массу удовольствия от того, что она вынуждала пилотов это делать. Пусть даже мелкая месть за их гнусные подозрения была теперь отложена в сторону. Впрочем, не для таких дуболомов, как этот Фридрих. Небольшой, но приятный триумф на мокакской базе очень всему этому поспособствовал.

Задача проверки контрольного списка также могла проделываться компьютером, но коммандер Редер решил, что, занимаясь ею непосредственно, пилоты смогут избежать лишней самоуспокоенности. «А кроме того, – мысленно добавила Синтия, – так они меня не смогут избежать».

– Магистраль главного блока датчиков? – спросила она.

– Ажур, – усталым, раздраженным голосом отозвался пилот. Затем он кашлянул.

– Готовность орудий, – продолжала Синтия поверх кашля пилота, который теперь уже стал постоянным. – Дозиметрический контроль. – Теперь пилот заходился громким сухим кашлем, практически ее заглушая. Именно это, как ей казалось, он и пытался делать. – Подсистемы?

– Аж-жур, – выдавил он между приступами.

– С вами все хорошо? – спросила она.

– Помогите, – вымолвил пилот, совсем задыхаясь. Затем наступила тишина.

Трап был поднят, так что Синтия воспользовалась своим пультом, но безрезультатно. Тогда она подбежала к аварийной панели и набрала код. Трап неохотно опустился. Синтия подняла взгляд на «спид». Не увидев там никаких движений, она поднялась по трапу.

Пилот обмяк в кресле, а лицевая пластина его шлема помутнела от влаги. Синтия сломала пломбу и сняла с него шлем.

– Боже ты мой, – выдохнула она затем и сделала невольный шаг назад. Каким бы газом ни кормила его система жизнеобеспечения, чистым воздухом он определенно не был. У нее и у самой глаза заслезились, и Синтия вырубила подачу. Затем она проверила его пульс. Пульс казался слегка ускоренным, но главное, он там был. Кроме того, лицо пилота было совсем не того цвета, какой можно было в подобной ситуации ожидать.

Тут трап начал подниматься.

– Эй! – заорала Синтия, бросаясь к выходу, но слишком поздно. – Эй! – крикнула она снова, уже в закрывающуюся дверцу. «Надеюсь, хоть кто-то меня услышал», – подумала она, когда дверца наглухо захлопнулась.

В ушах у нее загудело. Это могло означать только то, что «спид» откачивает воздух, готовясь к старту. «Вот те на, – подумала Синтия, кидаясь к панели управления. – В системе жизнеобеспечения только слезоточивый газ, а в кабине вообще ничего». Она попыталась заставить «спид» прекратить откачивать воздух, но он на ее команды не откликался. Он вообще ее игнорировал. «Остался только один вариант», – подумала Синтия. Припомнив прошлый раз, когда со «спидом» случилась подобная заморочка, она даже не попыталась добраться до его внутренностей. У нее не было никаких сомнений, что от ее вмешательства они будут защищены. Натянув себе на голову шлем пилота, она включила рацию и дунула в микрофон.

– Внимание, помогите, – сказала она. Уже становилось трудно дышать.

– Роббинс. – Это был голос Редера.

– Сэр, я заперта в «спиде» Фридриха. Воздух откачивается, а трап не открывается.

– Уже иду, – откликнулся Редер и ткнул кнопку интеркома. – Весь персонал на полетной палубе, кто ближе к «спиду» Фридриха, ситуация аварийная. Опустите его трап. – Затем он рванулся к двери.

Синтия ухватила пилота за подмышки и поволокла его к трапу. Хорошо, конечно, что коммандер уже на подходе, но и самой себе помочь тоже не помешает. Роббинс была девушка тренированная, но тащить тяжесть Фридриха оказалось труднее, чем она ожидала. Она стиснула зубы и поволокла, упираясь пятками во всевозможное оборудование. Кровь забарабанила у нее в ушах, и она почти сразу же стала задыхаться. Не одолев и полдороги, Синтия рухнула на колени, жадно хватая скудный воздух и чувствуя себя будто в дурном сне, когда со всех ног куда-то бежишь, но так никуда и не добираешься. Легкие работали вовсю, но воздуха почти не находили. «Так не пойдет», – подумала она. Грудь ее все сильнее ныла, а перед глазами поплыли белые круги.

И тут Синтия кое-что придумала. Мера была довольно опасная, но могла сработать. Бездействие же равнялось смерти.

У нижнего края дверцы трапа имелся выключатель; дотянуться до него было очень тяжело, если только полностью обшивку не отодрать, но ее миниатюрная ладонь вполне могла протиснуться туда и нажать… Синтия змеей корчилась на полу, пока не смогла привести руку в нужное положение. Это было страшно неудобно. Затем она надавила на небольшой затвор, и трап стал опускаться. Роббинс опускалась вместе с ним, стараясь не отпускать руку.

«Лучше всего скатиться с трапа, – подумала она. – Так я у спасателей Фридриха на дороге не окажусь, да и держать затвор будет удобней».

Люди протопали мимо нее и подняли пилота, а затем быстро вынесли его по трапу и положили на палубу.

– Дайте кислород! – крикнул Редер. – С вами все хорошо, лейтенант?

– Так точно, сэр, полный порядок.

– Отличная работа, Роббинс, – похвалил он. – Листер, давайте сюда носилки.

Синтия отпустила затвор, и трап резко пошел вверх. Она попыталась выдернуть руку, но не успела, и кисть застряла. Девушка выругалась и попыталась протолкнуть руку обратно к затвору. Найти его уже не удалось. Трап сомкнулся на ее запястье. Дальше все казалось уже совершившимся, словно в воспоминании; она наблюдала за происходящим, не веря своим глазам и в то же время четко понимая, что это абсолютно неизбежно.

– Нет! – воскликнула Синтия еще раньше, чем почувствовала боль. С жуткой неотвратимостью трап сломал мелкие кости ее запястья, и она закричала от шока, падая на колени. Самым худшим во всем этом показалось ей то, что больно не было – по крайней мере, в начале. Она почувствовала, как ломается кость, даже это услышала, ощутила, как натягиваются и рвутся мышцы и сухожилия. Трап наглухо захлопнулся, обрезая остатки плоти, которые держали ее в вертикальном положении, и Синтия без чувств распростерлась на палубе. Кровь била из обрубка ее запястья как из перебитого гидравлического шланга.

Все произошло так стремительно, что никто даже толком понять ничего не успел. Вообще-то трапы так быстро не поднимались.

Редер метнулся к ней, и один взгляд на кровь, струящуюся по борту «спида», все ему рассказал. Прямо на бегу он выхватил свой ремень. Затем он затянул его у нее на руке, используя как жгут.

– Голдберга сюда! – заорал он. – Живо!

* * *

Синтия очнулась в темноте, тишине и медицинском запахе лазарета. Она подняла веки, которые почему-то показались ей очень тяжелыми, и вздохнула.

– Вот вы и проснулись, – сказал низкий голос возле нее. Роббинс удивленно вздрогнула и повернула голову. Ей улыбался Падди Кейси. – Как вы, милая?

– Мм, – произнесла она, затем облизнула губы и попыталась снова. – Вы должны звать меня лейтенант, – велела ему Роббинс стараясь выглядеть холодно и неприступно.

– Как вы, милый лейтенант? – повиновался Падди.

Как Синтия ни пыталась, улыбки она сдержать не смогла. А затем она кое-что вспомнила. Рука казалась слишком тяжела на подъем. Тогда она повернула голову и посмотрела. Культя была в повязке, но она различала контуры дооперационного блока нервной регенерации. Этот блок должен был заботиться о том, чтобы нервы ее запястья оставались функциональными и восприимчивыми, а также блокировать болевые импульсы. Без него такая синтетическая рука, как у коммандера Редера, была бы невозможна.

Глаза ее наполнились слезами. Тогда Синтия их закрыла, силясь взять себя в руки, но рыдания все-таки поднялись из ее груди и вырвались наружу. Падди мигом присел к ней на койку. Огромными лапищами он взял ее за плечи, а потом нежно погладил по волосам.

– Как славно поплакать, – сказал новоирландец. – Сейчас для вас самое то. Поплачьте, милая. – Он уронил поцелуй на ее макушку. – Вот и хорошо.

Синтия так удивилась, что даже перестала рыдать и вместо этого заикала. Затем она шмыгнула носом и жалобно произнесла:

– Вы не должны…

– Милый лейтенант, – тут же исправился Падди. Ослабив хватку, он широко ей улыбнулся. – Буря была, но недолгая, – добавил он.

Синтия сперва растерялась, затем взяла себя в руки.

– Не последняя, надо думать, – сказала она, отстраняясь. Тогда Падди встал с койки и сел рядом на стул. – Что вы здесь делаете, старшина?

– Падди, – поправил он.

– Старшина Падди, – с легким намеком на улыбку сказала Синтия.

Кейси ухмыльнулся.

– Вы потрясающая женщина, лейтенант. Я здесь вот почему. Просто мне показалось, вам сейчас может захотеться, чтобы рядом был друг.

Она какое-то время его поразглядывала. Полные надежды голубые глаза, кудрявые рыжие волосы, курносый нос, заразительная улыбка и… какой же он все-таки огромный!

– Да, – сказала Синтия. – Мне и правда этого хочется.

* * *

– У меня уже создается впечатление, будто наш диверсант сам желает, чтобы его поймали, – сказал Редер капитану. – Лейтенант Роббинс была его лучшей защитой. Пока все думали, что она диверсантка, он мог гораздо свободнее свои делишки обделывать.

Каверс сжал губы и сложил руки домиком.

– Кое-кто сможет вам возразить, что мокаки – фанатики, способные практически на все. – Он внимательно оглядел Редера; неделя в регенерационных резервуарах прекрасно позаботилась о радиационном заражении. Теперь он всего лишь выглядел лет на десять старше, чем ему полагалось, но это должно было скоро пройти.

– Калечить себя без необходимости и тем самым устраняться от возложенных на тебя обязанностей, сэр, никакой не фанатизм, а предельная глупость, – мрачно заметил Редер. – И я совершенно убежден, что если бы шпион знал о механизме открывания дверцы трапа, этот механизм тоже бы не работал. Нет, просто наш приятель все кровожаднее.

Каверс подался вперед.

– Похоже, вы знаете, кто это, – медленно заключил он. – Или так вам, по крайней мере, кажется.

Редер кивнул.

– Когда Синтия окончательно вышла из-под подозрения, осталась только одна персона. Но поймать эту персону с поличным будет непросто.

– И все-таки у вас есть план, – предположил капитан.

– Так точно, сэр. Проблема должна быть в ведомстве квартирмейстера. Мои люди слишком пристально друг за другом наблюдают; никто ни на секунду наедине ни с одной деталью не остается. А если и остается, то эту деталь потом берут на инспекцию. Следовательно, мои люди этих деталей не ломали.

– Так проблема с дефектными запчастями решена? – спросил Каверс, удивленно приподнимая брови.

– Сэр, уже довольно долгое время нам ни одной не попадалось.

– Тогда почему вы решили, что проблема в ведомстве Ларкина? Быть может, диверсант – кто-то из ваших людей, но он просто не хочет на какой-то мелкой проделке попадаться. Как вы уже сказали, наш приятель все кровожаднее.

– Верно. Но наши самые серьезные проблемы всегда были связаны с искаженными программами. Доступ к которым может быть получен только путем прямого подключения к компьютеру «спида».

– Но с камерами слежения… – начал Каверс.

– Сэр, их легко одурачить. По-настоящему толковый шпион, как этот, будет к ним готов.

Капитан кивнул. Более бдительный шеф контрразведки мог бы установить что-то лучше защищенное от постороннего вмешательства. Но Бут был слишком далек от служебного соответствия; только и мог, что гоняться за теми, кого он с самого начала преследовал.

– Что у вас на уме, коммандер? – наконец спросил капитан. – Вы бы сюда не пришли, если бы чего-то от меня не хотели.

– Так точно, сэр. Мне нужно, чтобы вы собрали совещание всего персонала квартирмейстера, включая его самого.

– И что? – спросил Каверс, разводя руками.

– Зал заседаний будет оборудован прибором ультрафиолетового излучения. Он высветит порошок, который я распылил по всему компьютерному интерфейсу того самого «спида». В этом самая суть нашей проблемы. Когда ультрафиолетовый свет загорится, шпион будет у нас в руках.

– А как насчет ваших людей? – резонно спросил Каверс. – Они все это время должны были касаться тех же самых поверхностей. А кроме того, что, если диверсант просто руки помоет?

– Все поверхности, к которым нужно получить доступ, чтобы изменить программу, находятся внутри панели управления, – сказал Редер. – Для этого есть специальная клавиатура, и она находится под замком. Этот замок можно открыть отмычкой, я вас уверяю. Но все же доступ туда совсем не так прост. И законным правом этого доступа располагают всего четыре человека: я сам, лейтенант Роббинс, старшина ар-Рашид и Ларри Тоу, наш компьютерщик. Ни у кого из нас на руках этого порошка нет.

– Даже у вас? – недоверчиво спросил Каверс.

– Даже у меня, сэр. Я всякий раз перчатки надевал. Я также ни с кем этим планом не делился.

Каверс отхлебнул немного кофе.

– А откуда у вас такой порошок? – поинтересовался он. – Сложно себе представить, чтобы он в обычном порядке был квартирмейстером заказан.

Питер улыбнулся.

– Разумеется, сэр. Я его на базе «Онтарио», в «Шпионской лавке» приобрел.

Каверс сплюнул кофе обратно в чашку.

– Вы шутите! На базе «Онтарио» есть шпионский магазин?

– Лавка, сэр, – поправил Редер. – Она в основном для тех, у кого развилась паранойя в отношении своих супругов или коллег по работе и кто хочет по-тихому их на чем-то застукать. А товар там действительно первоклассный.

Каверс с кислым видом покачал головой.

– Сомневаюсь также, что у нас на складе прибор ультрафиолетового излучения имеется, – сказал он.

– Представьте, сэр, я тоже об этом подумал. – Редер поставил перед капитаном небольшой саквояжик. – Вот этот к любому стандартному разъему подойдет. Но он у меня только один… – Питер благоразумно решил дальше не продолжать.

– То есть, будьте с ним осторожны или готовьтесь тратить время на то, чтобы еще один такой смастерить. – Каверс улыбнулся. – Ладно, согласен. – Он открыл саквояжик и достал оттуда прибор, затем положил обратно. – И все-таки. Что, если он руки помоет?

– Порошок такой мелкий, что он впитается в кожу. Ни в чем, кроме ультрафиолетового света, он не проявится, и смыть его невозможно. Его можно только постепенно сносить.

Улыбаясь, Каверс покачал головой.

– Как-то все слишком просто, – сказал он. – Впрочем, ладно. Тут капитан встал. – Я позабочусь об этом, коммандер. Вы хотите там быть?

– Если вы не против, сэр.

– Не против. Я прикажу секретарю в нужное время вас вызвать.

– Благодарю вас, сэр. – Редер отдал честь, и капитан ему ответил. Затем Питер повернулся и вышел из кабинета.

* * *

– Знаете что, коммандер, – заявил Падди, – по-моему, вы и все прочие о нашем милом маленьком лейтенанте очень неверно судили.

Редер чуть из штанов не выпрыгнул. Для здоровенного мужчины Падди двигался неслышно, как кот.

– О каком это вы милом маленьком лейтенанте? – поинтересовался Редер.

– Черт побери! Да знаете вы, сэр, о каком. Я о лейтенанте Роббинс толкую.

– И в чем же мы о ней неверно судили, старшина? – Лицо у Падди было очень серьезное и озабоченное, так что Питер перестал его изводить.

– Она ведь из Димонова Дома, сэр. Знаете, что это такое?

Питер немного подумал, затем покачал головой.

– Это ужас что за место, сэр. Если хотите знать, ошибкой было вообще его колонизировать. Люди там в битком забитых бараках теснятся. Единственный способ вести там хоть какую-то личную жизнь – это держать свои мысли при себе. Нет-нет, вы понимаете, о чем я, сэр, – подчеркнул он, хотя Редер и не думал возражать. – Лицо как маска, предельно ровный голос и сдержанные жесты. Не все так могут. Уровень самоубийств там очень высок.

– Стало быть, когда лейтенант такой холодной становится… – задумчиво начал Редер.

– Она просто вежливость проявляет. И я вам еще кое-что скажу, сэр. Она вас жуть как уважает.

– Правда? – Это его немного смутило. «Но как этот прямолинейно-агрессивный здоровила из Новой Ирландии все это выяснил? – мысленно подивился Питер. – Я тут о ее самообладание чуть башку себе не расшиб, и все без толку. А он здесь без году неделя, и она уже с ним вовсю откровенничает». С другой стороны, разве можно было поверить, что Падди настоящий артист с микроманипулятором, если просто взглянуть на его огромные лапищи со шрамами от матросских зубов на костяшках?

– Ну да. До этого никто не пытался ей помогать. У нее никогда много друзей не водилось, но с тех пор, как она на военную службу поступила, у нее их вообще не было. Она такая одинокая была. Но вы ей помогли, и она вам жуть как благодарна.

– В самом деле? – спросил Питер, очень польщенный.

– Она чудесная девушка, сэр, – сказал Падди, и в глазах его появилась задумчивость. – Такая чудесная, что я из-за нее даже решил на офицерские курсы поступить.

Редер мысленно представил себе Падди в офицерском мундире. «Хотя вообще-то он может еще каким офицером сделаться, – подумал он. – И их дружба им обоим на пользу пойдет. Он сгладит ее острые углы, а она – его».

– Я попозже обязательно зайду с ней повидаться, – сказал Питер.

– Вот и хорошо, – отозвался Падди.

Он так и стоял там, глядя перед собой в палубу, пока Редер наконец его не спросил:

– У вас что-то еще, старшина?

– Так точно, сэр. Спасибо, что спросили. Я тут прикинул, пока «Неустрашимый» какое-то время в доке будет стоять, да и малышка-лейтенант тоже… – Он прикусил губу и перевел дыхание. – Как бы вы посмотрели, если меня тут придержать, чтобы я ее работу делал? – Падди с надеждой взглянул на Редера. – Я опытный, – заверил он коммандера. – И я тут особо распоряжаться не стану. А то ведь один дьявол знает, кого этот отдел личного состава из своей колоды выдернет и сюда пришлет.

«Да уж, – подумал Редер, – Бута какого-нибудь».

– Хорошо, Падди, я посмотрю, что тут можно сделать. Но никаких обещаний.

– Понятное дело, сэр, – лучась улыбкой, отозвался старшина. – Вы не пожалеете.

«Надеюсь, черт побери, – подумал Редер, провожая его глазами. – Хотя сущим наказанием ты тоже бываешь».

* * *

Нечаянно столкнув саквояж со стола, Стюарт Семпль тут же услышал досадный звон разбитого стекла. Капитан велел своему секретарю ценой собственной жизни этот саквояж охранять. «Ведь ничто никогда с моего стола не падало и не разбивалось, – горестно подумал Стюарт. – И надо ж такому случиться. Ну за что мне такое наказание?»

Был только один выход. Он нажал клавишу на интеркоме.

– Ларкин на связи. А, здравствуйте, старшина. Чем могу служить?

– Нет ли у вас такой вещи, как прибор ультрафиолетового излучения? – спросил Семпль. – Я только что капитанский разбил, и мне бы очень не хотелось, чтобы он об этом узнал.

– Даже не знаю, – медленно произнес Ларкин. – А зачем капитану этот прибор?

– Он не сказал, сэр. Он только велел мне ценой собственной жизни его сберечь.

Ларкин ухмыльнулся.

– Попробую вам помочь, – пообещал он. – Не хочу, чтобы вы за такую мелочь жизнью расплачивались.

– Благодарю, вас, сэр, – с глубокой признательностью отозвался Семпль.

Квартирмейстер отключил связь и не на шутку задумался. Зачем капитану прибор ультрафиолетового излучения понадобился? Кое-кто его во время очень своеобразного секса использовал, но с личностью Каверса это никак не вязалось.

«А как еще ультрафиолетовый свет действует? – спросил себя Ларкин. И тут его осенило. – В нем некоторые вещества светятся». Он встал из-за стола и вышел из кабинета.

Так уж получилось, что прибор ультрафиолетового излучения у него был. Квартирмейстер хранил его у себя в каюте, и именно туда он теперь направлялся. Войдя в каюту, Ларкин достал прибор из шкафа и настроил его. Затем он выключил верхний свет и включил ультрафиолетовую лампу. Его ладони тут же стали ярко-зелеными.

Да падет на них проклятие! После той славной работенки с компьютером Фридриха он уже несколько раз мыл руки. «Печать греха, – в тупом ужасе подумал Ларкин. – Их греха!» Все это не могло так закончиться. Он не мог допустить, чтобы его взяли как агнца, когда он был подлинным воителем за свою веру. Стыд его просто убьет. А провал навлечет на него вечное проклятие.

Ларкин упал на колени и опустил голову на ладони. «О Дух Судьбы, – мысленно простонал он, – испытание столь тяжело!» Впрочем, в его силах было позаботиться о своем спасении, даже ценой собственной жизни. Квартирмейстер перевел дыхание и выпрямился. «Что бренная жизнь рядом с вечной жизнью души? – спросил он себя. – Ничто, миг, мимолетный сон на пороге вечности». Он не мог снести жуткой платы за провал.

«Следовательно, провала быть не должно», – решил Ларкин.

Сдача в плен считалась провалом.

Они по-прежнему были на обратном пути к базе «Онтарио», так что избегнуть содругов было никак невозможно. Ларкин знал, что как шпиона и диверсанта его ждет смертная казнь. «Следовательно, – подумал он, – победа лежит в выборе способа и момента смерти».

И, если будет возможно, приведении погрязших во зле тварей вместе с собой на суд праведный.

* * *

– Где квартирмейстер? – спросил Каверс. Не знаю, сэр, – ответил заместитель Ларкина. – Уже час его никто не видел.

Каверс нахмурился. Смысла ждать не было – они с таким же успехом могли продолжить. Хотя он подозревал, что никто из этих людей отметку Редера на себе не носит.

– Мистер Семпль, где прибор ультрафиолетового излучения? – спросил он.

Семпль громко сглотнул слюну.

– У меня его нет, сэр. Я… я его разбил.

Каверс пристально посмотрел на своего подчиненного. Семпль был хорошим секретарем, но у Каверса возникли сильные подозрения, что он только что совершил роковую ошибку.

– А вы случайно не попытались у мистера Ларкина другой прибор получить? – спросил Редер.

– Так точно, сэр, попытался, – ответил Семпль.

Ошибка секретаря так же безошибочно направила обвиняющий перст на Ларкина, как если бы все они сейчас видели пятна на его ладонях. Проблему составляло лишь то, что эта ошибка также развязала диверсанту руки.

– Выключите лифты, сэр, – сказал Редер, – и заприте все двери на аварийную лестницу.

* * *

Ларкин услышал надсадный вой тревоги. «Слишком поздно, – подумал он. – Я достигну своей цели. Я заберу этот корабль, это вместилище зла в кромешную ночь».

Он нырнул в колодец аварийной лестницы. Разумеется, они станут его здесь искать, но тогда уже будет слишком поздно. К тому времени он принесет бомбу в зону реактора и взорвет ее, обрекая пять тысяч врагов на ту позорную смерть, которой они безусловно заслуживают.

«Вот тогда они узнают, каково это на самом деле, – подумал Ларкин. – И будут бесконечно страдать».

Бомба была небольшая, но ей только всего и требовалось, что проделать небольшую пробоину в баке реактора. «Тогда украденный ими антиводород сделает свое дело», – радостно подумал квартирмейстер. Впрочем, радость его улеглась так же быстро, как и возникла. Вообще-то он планировал взорвать антиводород, когда корабль будет поблизости от основных мощностей. «А, ладно, – подумал Ларкин, – даже этой малости наверняка хватит, чтобы избавить меня от вечных мук». Сунув адскую машину себе под китель, он приступил к длинному спуску.

Добравшись до подножия лестницы, Ларкин подумал: «Надо бы прямо сейчас запустить часовой механизм. Не стоит откладывать на потом; я не хочу, чтобы ее у меня отобрали и обезвредили». Опустившись на колени, он стал молиться, одновременно устанавливая таймер на самый короткий промежуток. Чтобы добраться отсюда до зоны реактора, требовалось всего две минуты – не больше. Ларкин был неплохим бегуном, а кроме того, уже несколько ночей ему не приходилось вставать коленями на железный прут.

Он представил себе взрыв. Это будет очень красиво и приятно Духу Судьбы. Возясь с таймером, Ларкин негромко напевал псалом. Там преобладали слова вроде «бичевать» и «искоренять». Когда он закончил, таймер исправно затикал.

Тогда он встал и протянул руку к отпускному рычагу. Снаружи раздался щелчок, и когда он попытался повернуть рычаг, тот не двинулся с места.

Ларкин забарабанил по рычагу, но проклятая штуковина даже не шевельнулась. «Они меня заперли, – подумал он, все еще в это не веря и бешено стуча по клавишам панели рядом с люком. Та методично отвергала его коды. – Эти сукины дети меня заперли!» Что ему было делать – стучать в дверь, звать на помощь? Теперь все уже знали, что он шпион, так что это было равносильно сдаче. Ларкин взглянул на бомбу. Оставалась минута и тридцать секунд.

«Максимум, что я еще могу сделать, это забрать с собой несколько нечестивых подонков», – разочарованно подумал он. Затем квартирмейстер вздохнул и постучал в дверь.

– Эй! – крикнул он. – Есть там кто-нибудь? Я заперт! Выпустите меня отсюда!

Кроме тревожной сирены, в ответ Ларкин ничего не услышал. Похоже, там никого не было. Тогда он стал дергать за ручку, пинать дверь и орать во всю глотку, стараясь перекричать сирену.

– Эй! Кто-нибудь! Откройте!

Осталось всего пятьдесят секунд, и верхняя губа квартирмейстера покрылась капельками пота.

– Мать твою за ногу! – смачно выругался он, а затем опустился на колени и осмотрел бомбу. Надо было как-то переставить таймер. «Не хочу умирать один», – подумал мокак.

Он нажал на кнопку, которая вроде бы отключала часы. Но таймер продолжал отсчитывать секунды. Их уже оставалось всего тридцать девять.

– Эй! – завопил Ларкин на случай, что кто-то пройдет мимо. – Выпустите меня отсюда! – Затем он попытался вскрыть бомбу, чтобы добраться до источника питания, но это была современная бомба, цельная и неразъемная. А никаких инструментов он с собой не захватил, думая, что они не понадобятся.

«Дух Судьбы, – взмолился мокак, – помоги мне. Не дай мне как последнему идиоту погибнуть».

Найдя какое-то подобие шва, он стал за него цепляться, но вскоре зверски сломал себе ноготь, вскрикнул от боли и бросил бомбу. Снова ее подобрав, он увидел, что осталось всего пять секунд. Тогда Ларкин быстро вскочил и стал подниматься по лестнице. Когда бомба рванула, он даже на три метра от нее не ушел.

* * *

– Итак, все кончено, – грустно сказал Каверс.

– Так точно, сэр, – согласился Редер.

Урон судну был причинен незначительный. Колодцы аварийных лестниц сооружались достаточно капитально, особенно на уровне реактора, так что взрыв лишь вынес дверь и покорежил металл.

А вот Ларкин практически испарился.

– Черт его побери, – выругался по этому поводу Каверс.

– Он потерпел крах, сэр, – сказал Редер.

– Я бы так не сказал, – кисло отозвался капитан. – Я бы скорее сказал, что он был чертовски удачлив. Ему чуть было не удалось расстроить программу использования легких авианосцев.

– И все-таки он провалился, – настаивал на своем Редер. – У мокаков всегда так. Неважно, сколько раз тебе что-то удалось. Они только провалы считают.

– Это псих убил немало славных людей, коммандер. Мне горько это говорить, но я надеюсь, что мерзавец очень страдал.

– Он страшно страдал, сэр. Он был уверен, что прямиком в ад отправляется.

* * *

– Хитроумно, – прокомментировала Сара, выслушав рассказ Редера о его плане поимки квартирмейстера.

– Сердечно благодарю, – отозвался Питер. Затем он помолчал, наблюдая за игрой света на ее лице. Стол освещала свеча. «Она ее немного смягчает», – подумал он.

Сара схватила свечу и поднесла ее ближе к себе. Темные тени, которые появились под этим углом, заставили ее казаться вампиршей. Питер рассмеялся. Сара с улыбкой поставила свечу на место.

– Что же все-таки вынудило вас насчет моего приглашения передумать? – спросил он.

Сара огляделась.

– Просто мне у Паттона очень нравится, – ответила она.

– Какая жалость. А я было возомнил, что вы решили бывшему пилоту «спида» еще один шанс предоставить. – Питер многозначительно поднял бровь.

– А кто говорит, что вы бывший пилот «спида»? – парировала Сара.

Питер сначала не понял, затем ухмыльнулся. «Я ей нравлюсь! – торжествующе понял он. – Я ей и правда нравлюсь!»

Этого было вполне достаточно, чтобы забыть, что война еще далеко не окончена. Забыть хотя бы на время.