За ужином Хелен почувствовала, что постепенно трезвеет. Правда, это можно было назвать лишь относительной трезвостью. Вообще-то даже от лишнего глотка вина, выпитого накануне, утром она мучилась от головной боли. Однако сейчас Хелен старалась не думать об этом. Ей предстояло еще пережить этот вечер, а с плохим самочувствием утром она как-нибудь справится.

Рис сидел во главе стола, хмуро поглядывая на ноты партитуры, которую захватил с собой в столовую. Он не участвовал в общем разговоре, который, впрочем, остальные домочадцы поддерживали довольно вяло. После пудинга он вообще, казалось, иссяк.

Глубоко вздохнув, Хелен повернулась к Лине.

— С вашего позволения, — вежливо сказала она, — я хотела бы увести мужа на пять минут.

— Можете увести его на целых семь, — подмигнув, промолвила Лина.

Хелен улыбнулась. Странно, но она испытывала к любовнице мужа нечто похожее на уважение.

— Рис! — окликнула Хелен хозяина дома, ушедшего с головой в работу.

— Иду, — промолвил он. Встав, он судорожно сунул ноты в карман.

Рис, казалось, не замечал насмешек Лины и Хелен по поводу его способностей, однако вопреки ожиданиям Хелен он направился не к лестнице, а по коридору, в сторону комнаты для музицирования, где теперь стояло сразу три музыкальных инструмента.

— Рис, о Боже, ты куда? — спросила Хелен, следуя за ним по пятам.

— Мне надо показать тебе несколько фрагментов, — нетерпеливо ответил он, проведя ладонью по непокорным волосам. — А потом мы займемся всем остальным.

— Я бы предпочла сразу перейти ко «всему остальному», как ты это назвал, — сказала Хелен.

Ей не хотелось выходить из состояния легкого опьянения, от которого у нее улучшалось настроение. Все люди вокруг казались ей такими забавными. Она надеялась, что эйфория, притупив восприятие, поможет ей пережить те семь неприятных минут, в течение которых будет длиться соитие с Рисом.

Но Рис, переступив порог комнаты для музицирования, быстрым шагом подошел к пианино. Достав из кармана свернутые в трубку ноты, он начал листать их. Войдя вслед за ним, Хелен почувствовала под ногами хруст листов бумаги, повсюду валявшихся на полу.

— Как ты живешь среди такого беспорядка? — удивилась Хелен.

— Это кажущийся беспорядок, — заявил Рис, явно не желавший смотреть правде в глаза.

Хелен рассмеялась.

— Это настоящий хаос! Здесь нет никакой системы, — возразила она, подбросив в воздух ворох бумаг.

— Прекрати сейчас же! — возмутился Рис. — У меня здесь свой порядок. Наброски лежат на полу, а листы с готовой партитурой оперы я кладу на диван.

— На диван? — удивленно переспросила Хелен. Внимательно оглядевшись вокруг, она наконец-то заметила, что безобразный диван, подаренный им на свадьбу тетушкой Маргарет, действительно все еще стоял в комнате, но был завален стопками бумаг. — Судя по количеству исписанного, ты, должно быть, уже заканчиваешь работу над оперой? Не понимаю, почему ты боишься не успеть к сроку?

— То, что я написал за последнее время, никуда не годится, — признался он, усевшись за пианино и сильно ссутулившись. — Я не сочинил ни одной приличной строчки. Ну, может быть, за исключением этой… Вот послушай. — И он сыграл несколько музыкальных фраз. — Как тебе это?

Даже в нетрезвом состоянии Хелен не теряла своего музыкального чутья, которым ее наделила природа.

— Не скажу, что эта мелодия мне уж так сильно понравилась, — призналась она. Подойдя к инструменту, она оперлась на него локтем, не обращая внимания на то, что это выглядит не совсем элегантно.

— Это потому, что фразы вырваны из контекста, — сказал Рис. — Вот это место — одно из лучших в моей опере. Я тебе сейчас сыграю этот фрагмент целиком.

Он взмахнул руками и ударил по клавишам. Слушая музыку, Хелен внимательно следила за его пальцами. Обычно руки мужа казались большими и неуклюжими, но когда Рис играл, то преображался так, что его пальцы выглядели ловкими и изящными.

Сжавшись, Рис посмотрел на жену, ожидая ее приговора. Она покачала головой.

— Этот кусок похож на народную балладу, — честно сказала Хелен, не желая лукавить, — но не так гармоничен, как фольклорная музыка. Насколько я понимаю, эту арию исполняет юная девушка?

Героинями опер Риса всегда были юные девушки. Рис кивнул.

— Это принцесса, сбежавшая из дома. Она переоделась в юную квакершу, — пояснил он.

Хелен давно уже перестала обращать внимание на надуманность сюжетов, которые ложились в основу опер ее мужа.

— И о чем она поет в этой части арии?

— Она тоскует по своему возлюбленному, капитану Чартерису. Давай я сыграю тебе эту часть снова и напою слова арии. Фен в этот раз тщательно поработал над либретто…

Когда Рис пел, у него был приятный грудной голос, сильно отличавшийся от того рыка и рева, с помощью которого он обычно общался с людьми. Точно так же его изящные пальцы музыканта контрастировали с его мощным телом.

Жду любимого в грусти томления, О, когда же придет мой милый! Годом кажется мне мгновение, Ждать его больше нету силы.

— Узнаю Флорида Фена, — пряча усмешку, сказала Хелен. — Подвинься, Рис. — И она села рядом с ним на скамеечку за инструмент. — А что, если использовать восходящую гамму? Представь, что героиня поет о своем томлении, а потом, на последних словах, надо резко понизить интонацию фразы.

И она наиграла мелодию так, как слышала ее. Рис нахмурился.

— Это звучит слишком печально, — заявил он.

— Но ведь ария о томлении в разлуке и должна звучать печально. Девушка тоскует, а не считает льняные салфетки, — возразила Хелен. — Вот послушай!

И она исполнила арию.

Хотя Рис подвинулся, места на скамеечке было довольно мало, и Хелен приходилось сидеть, тесно прижавшись к бедру мужа. Рис поймал себя на мысли, что ему приятны прикосновения Хелен. А еще он понял, что ему нравится стиль ее одежды. Сквозь тонкую воздушную ткань проступали мягкие женственные изгибы ее тела. В памяти Риса сохранился совсем другой образ Хелен. Она всегда казалась ему угловатой и тощей, но теперь он убедился, что это не так, ведь по сравнению с ней другие женщины представлялись ему сейчас излишне полными. Хелен закончила петь.

— Прости, я задумался, — сказал Рис, — ты могла бы исполнить эту часть арии еще раз?

Она повернула голову и внимательно посмотрела на него. Рис сделал еще одно открытие. Оказывается, его жена была одного с ним роста, когда сидела. А ее глаза были удивительного цвета. Он всегда считал, что они голубые, но они оказались серыми, даже с каким-то зеленоватым оттенком, как у кошки.

— Проснись, Рис, — с улыбкой сказала она и снова запела.

— Да, ты права. Так действительно лучше, — согласился он, когда она закончила петь. — Я думаю, дело вовсе не в восходящей гамме.

— Тебе нужно передать в музыке ощущение тоски, — сказала Хелен. — Слушатели должны почувствовать, что твоя героиня действительно жаждет встречи со своим капитаном.

— Ну, не так уж она этого и жаждет… — пробормотал Рис, внося кое-какие поправки в ноты.

— Да? В таком случае я не понимаю, зачем ты вообще пишешь о ней? — пожав плечами, спросила Хелен.

. Рука Риса замерла в воздухе. Он не знал ответа на вопрос, который задала жена. Зачем в самом деле он взялся за эту оперу? Она должна была открывать следующий театральный сезон, а он еще не успел создать даже нескольких приличных музыкальных тем.

— Я пишу о ней, потому что она — героиня моего произведения, — наконец-то ответил он и начал перечеркивать неудачные музыкальные фразы с такой яростью, что перо прорвало бумагу.

— Так я и думала. Ты всегда пишешь о юных влюбленных принцессах.

— У меня в опере две героини, и одна из них — это просто юная квакерша из народа. А вообще-то принцессы сейчас в моде, — заметил Рис. — Черт побери, Хелен, неужели ты постоянно будешь приставать ко мне со своей критикой?

Она растерянно заморгала. Рис снова отметил про себя, что у нее красивые глаза. Они были похожи на два глубоких озера, на дне которых царил золотисто-зеленоватый покой.

— Я не хотела тебя обидеть, — сказала она. — Прости, Рис. Ты всегда с легким пренебрежением говорил о своей работе, и я невольно переняла твой тон.

— Да ладно, все равно мою оперу будут критиковать. Почему бы тебе не начать это первой? — уныло промолвил он. — Разве это серьезная музыка?

— Давай вернемся к партитуре завтра, — предложила Хелен.

— Хорошо. Но я думаю, что ничего у нас не получится. Это все равно что пытаться превратить конский навоз в золото.

— Все не так плохо! — заверила его Хелен. — Вот эта тема мне, например, очень нравится.

И она сыграла несколько тактов.

— Неужели ты не узнаешь ее? — спросил Рис. — Это же мелодия из «Аполлона и Гиацинта» Моцарта. Я украл ее. Музыка, которую я сочиняю в последнее время, не стоит даже той бумаги, на которой я ее записываю. Все это сплошная халтура!

Хелен положила ладонь на его руку. Взглянув на ее кисть, Рис увидел, что у его жены очень тонкие изящные пальцы с прелестными розовыми ноготками. По сравнению с ним, шарлатаном, она была настоящим музыкантом.

— Мне так не кажется, — сказала она.

— Но это правда! — отрезал он, вставая.

Рис прошелся по комнате, но его ноги путались в ворохе бумаг, валявшихся на полу.

— О случке сегодня не может быть и речи, — сердито заявил он. — Я намерен всю ночь работать над оперой.

Хелен закусила губу. «Какая у нее пухленькая нижняя губка», — подумал Рис так, будто впервые видел свою жену.

— Ты действительно хочешь всю ночь просидеть за пианино? — помолчав, спросила Хелен. — Мы могли бы поработать над оперой завтра.

Внезапно Рис осознал, чего он на самом деле хочет, и направился к двери.

— Ну хорошо, — проворчал он на ходу. — Давай все-таки начнем с того, о чем ты меня постоянно просишь. Пойдем в мою комнату?

— Ни в коем случае! — воскликнула Хелен, устремившись за ним. Она не хотела, чтобы их соитие произошло в комнате, смежной со спальней Лины. Хелен казалось, что эта красавица во всем превосходит ее. Она боялась, что Рис будет невольно сравнивать ее со своей любовницей. — Поднимемся лучше в мою комнату.

Через несколько минут они уже стояли в спальне Хелен и молча смотрели на кровать.

— Она не уже, чем диван в доме леди Гамильтон, — смущенно сказала Хелен.

Ей и Эсме было легко строить планы, мечтая о том, как она будет заниматься любовью со своим мужем. Но сейчас, стоя рядом с Рисом, обладавшим могучим грузным телосложением, Хелен понимала, что ей будет очень непросто переспать с ним.

— Ничего, как-нибудь уместимся, — пробормотал Рис, развязывая шейный платок.

Он быстро разделся. Через несколько мгновений на нем осталась одна рубашка. Как зачарованная Хелен следила за ним. У него были сильные мускулистые ноги и стройные бедра.

— Ты занимаешься физическими упражнениями? — спросила Хелен.

— Я часами хожу по комнате между инструментами, когда пишу музыку, — ответил Рис. — Почему ты не раздеваешься?

— Сейчас разденусь. А ты не будешь снимать рубашку?

— Мне казалось, ты этого не захочешь.

— Почему? — удивленно спросила Хелен.

Может быть, джентльмены не снимали рубашек в присутствии дам, потому что это считалось неприличным?

— Тебе не нравится моя волосатая грудь, — объяснил Рис, рассеяв ее сомнения.

— Ах вон оно что, — промолвила Хелен, — а я и забыла об этом.

Какой же грубой и резкой она была девять лет назад! Ей так сильно хотелось задеть его за живое, что она была готова сказать что угодно.

— Прости меня за все колкости и оскорбления, которыми я осыпала тебя, — промолвила она. — Я была слишком резка с тобой.

Рис некоторое время молча стоял посреди комнаты, не сводя с нее пристального взгляда. В этот момент он был похож на огромного дикого камышового кота.

— Все в порядке, Хелен, — наконец сказал он. — Я не придаю особого значения тому, что у меня волосатая грудь. Так ты будешь раздеваться?

— Я не смогу снять это платье без посторонней помощи, — промолвила Хелен и повернулась к нему спиной, чтобы он увидел длинный ряд перламутровых пуговиц.

Подойдя к жене, Рис начал расстегивать их. Холодок пробежал по коже Хелен. Она не носила нижнего белья, и ее платье было надето прямо на голое тело. Это обстоятельство до глубины души поразило Риса. Хелен, его Хелен! И это она не надевала больше нижних сорочек, юбок и корсета. По мере того как он расстегивал пуговицы, ему открывалась ее обнаженная спина с белоснежной кожей, нежной и мягкой, словно щека младенца.

Рис заметил, что его пальцы дрожат. Он понимал, что абсурдно так волноваться, раздевая собственную жену. Хотя, впрочем, они находились в многолетней разлуке, да и съехались всего лишь на время и только для того, чтобы заиметь потомство…

Но вот платье было расстегнуто, Рис спустил его с плеч жены… С тихим шелестом оно упало к ее ногам на пол.

— У тебя очень красивая спина, Хелен, — сказал он, с удивлением вдруг заметив, что его голос звучит как-то хрипловато.

Должно быть, он слишком долго не входил в спальню Лины, а теперь возбуждался от одного вида обнаженной женской спины. Очень изящной спины.

Хелен ума не могла приложить, что означали все эти комплименты мужа. На прошлой неделе он сказал, что у нее красивые ноги, а теперь заявил, что у нее красивая спина. Когда платье упало на пол, она невольно прикрыла руками грудь. Но к чему скрывать ее от человека, который не раз видел Хелен обнаженной?

Она опустила руки и повернулась лицом к мужу. У Риса перехватило дыхание. Заглянув ему в глаза, Хелен почувствовала облегчение. В них не было обычной насмешки, и у нее отлегло от сердца. Да и стоило ли волноваться? Перед ней, в конце концов, был всего лишь Рис.

Хелен села на краешек кровати, положив ногу на ногу. Она не испытывала никакого стеснения, несмотря на то что на нее смотрел мужчина. Раньше они всегда занимались любовью под простыней, не разглядывая наготу друг друга, а сейчас, после долгой разлуки с мужем, она выставляла ему напоказ свое обнаженное тело без тени смущения.

— Сними рубашку, — попросила Хелен.

Рубашка была длинной и прикрывала бедра Риса. Хелен интересовала вовсе не грудь мужа. Она хотела проверить, были ли верны те впечатления о его мужском достоинстве, которые сложились у нее на прошлой неделе.

Рис послушно снял рубашку. И Хелен убедилась, что ее впечатления были верны.

Рис жестом приказал Хелен лечь, и она повиновалась, стараясь унять учащенное сердцебиение. В прошлый раз она не испытала боли. Возможно, и сегодня ее не будет. Хелен очень хотелось на это надеяться.

— Я считаю… — начал было он, но вдруг замолчал, как будто передумал говорить о том, о чем собирался сказать.

Его рука коснулась ее лона. Сердце Хелен едва не выскочило из груди.

— Что ты делаешь? — ахнула она.

В ее голосе звучал упрек. А ведь даже Эсме не раз предупреждала подругу, чтобы та не критиковала действия мужа. Хелен должна была ободрить его и вселить уверенность, ведь в противном случае он не сможет показать ей все, на что способен.

И Хелен решила, что бы он ни делал, подыгрывать ему, притворяться, что ей все это нравится. Но тут Рис убрал руку.

— Ты не готова, — сказал он, положив ладонь на ее бедро.

Хелен казалось, что его рука жжет ее кожу. У нее упало сердце так, что она даже закусила губу от отчаяния. Хелен могла обманывать мужа, изображая страсть, но ее тело не умело лгать.

— Что же мне теперь делать? — спросила она.

— О Боже, Хелен, — промолвил Рис, — неужели ты действительно не имеешь никакого представления о том, что происходит между мужчиной и женщиной в постели?

— Вот еще! Конечно, я имею представление об этом, — с негодованием заявила Хелен. Она села на кровати и подтянула колени к подбородку. В таком положении Хелен чувствовала себя менее беззащитной. — Надеюсь, ты не забыл, что я была твоей женой? Вернее, я до сих пор твоя жена… И я прекрасно помню то время, когда мы жили вместе. А на прошлой неделе мы возобновили наши интимные отношения.

— Но в течение девяти лет ты ни с кем не спала, — промолвил он, погладив ее по плечу. Ему было приятно прикасаться к ее гладкой бархатистой коже и чувствовать, как по ее телу пробегает дрожь. — Это длительный срок.

«Значит, Хелен не спала с Фэрфаксом-Лейси, хотя и встречалась с ним прошлой весной», — подумал он, чувствуя странное удовлетворение.

Хелен грустно улыбнулась:

— Ты прав. Ты ведь знаешь, Рис, я не создана для половой жизни. Поэтому не буду делать вид, что мне очень не хватало близости с мужчинами.

— В свое время я наговорил тебе много глупостей, — промолвил Рис, поглаживая ее по руке. — Ты такая изящная, Хелен! Как я не замечал этого раньше!

Хелен хотелось поддержать его и сказать, что у него член намного больше, чем она себе это раньше представляла, но она сдержала себя. Возможно, Рис воспримет это не как комплимент, а как выражение страха, ведь она всегда жаловалась на то, что половой акт причиняет ей боль.

Его пальцы прикасались к ее руке так нежно, будто он трогал струны арфы.

— Ты не будешь возражать, если я дотронусь до твоей груди? — вдруг спросил Рис, потупив взор.

— А тебе этого хочется? — удивилась она.

— Очень.

— Конечно же, можно, — сказала она таким обыденным тоном, как будто давала ему разрешение закурить в своем присутствии.

Но через секунду Хелен позабыла обо всем на свете. Рис прикоснулся к ее груди с такой силой и страстью, как будто дотрагивался до клавиш фортепиано. Хелен бросило в дрожь. Ощущения от его прикосновений были очень острыми и странными. Смуглая рука Риса четко вырисовывалась на фоне ее белоснежной кожи. А когда большой палец Риса начал поигрывать с ее соском, Хелен невольно вздрогнула.

Улыбка заиграла на губах Риса.

— Тебе нравится, когда я так делаю? — спросил он.

Она открыла было рот, но ничего не произнесла. Да и что она могла сказать?

Он снова поиграл с ее сосками.

— Тебе это нравится, Хелен? — повторил он свой вопрос.

— Да, — наконец выдавила она из себя. — Мне приятно. Между ними все еще существовало напряжение, мешавшее Хелен посмотреть мужу прямо в глаза. Все происходящее сейчас казалось ей невероятным. Она сидела голой перед Рисом, а он ласкал ее грудь так, словно это была грудь…

Воспоминание о Лине было словно холодный душ. Оно сразу же вернуло ее к действительности.

— Теперь-то мы сможем приступить к делу? — спросила она. Хелен не хотелось, чтобы Лина подумала, что она намеренно задерживает в своей спальне Риса, рассчитывая вернуть его.

— М-м, — произнес Рис нечто нечленораздельное.

От звука его голоса Хелен затрепетала. Она решила расслабиться и не возражать, что бы он ни делал с ней.

— Думаю, что сегодня вечером у нас с тобой ничего не получится, — через некоторое время неожиданно заявил Рис.

— Почему? — разочарованно спросила Хелен. — Что-то не так? Может быть, тебе следует сразу приступить к главному?

Хелен было неприятно оттого, что она как будто умоляет мужа овладеть ею.

Рис покачал головой.

— Я не могу приступить к главному, как ты выражаешься, — промолвил он, — потому что боюсь причинить тебе боль. Кажется, Хелен, теперь-то я понял, почему близость со мной вызывала у тебя неприятные ощущения. Я никогда не ждал того момента, когда ты будешь готова к половому акту.

Слезы набежали на глаза Хелен. Она вдруг поняла, что во всем все-таки была виновата она, ее слишком хрупкое тело!

— Пусть мне будет больно, я потерплю, — сказала она. — Прошу тебя, Рис, ну пожалуйста… К тому же в прошлый раз мне совсем не было больно. Обещаю, что ты не услышишь от меня ни одной жалобы!

— Прости меня, Хелен, — промолвил Рис, вставая. — У меня мало опыта в амурных делах. — Стоя у кровати, он смотрел на нее сверху вниз. Прядь непокорных волос упала ему на глаза. — Знаешь, ты была моей первой женщиной.

— Первой женщиной? — изумленно переспросила Хелен.

— Да, — криво усмехаясь, ответил Рис.

— О Боже! Я и понятия об этом не имела! Ты казался таким самоуверенным. Я думала, что до меня ты переспал, пожалуй, с сотней женщин.

— Я просто хотел произвести такое впечатление, пытаясь скрыть свои недостатки.

— Какие недостатки? — растерянно спросила Хелен, стараясь не смотреть на мужа.

От вида его крепких ягодиц она испытывала какое-то странное чувство, от которого у нее все внутри сжималось.

— Ну, например, свою неопытность, — ответил он. — Я стыдился того, что был девственником. Мне очень жаль, Хелен, что я так глупо вел себя в нашу первую ночь. Моя неумелость навсегда отвратила тебя от близости с мужчинами. Я испортил тебе жизнь…

— Но ведь ты не мог поступить иначе, — сказала Хелен, хотя ей были приятны извинения мужа. — Насколько я знаю, все женщины испытывают боль во время первого полового акта.

— Да, но почему-то считается, что все мужчины получают удовольствие от своего первого в жизни соития, — с иронией заметил Рис. И Хелен вдруг поняла, что он смеется над собой.

— Значит, ты не испытал никакого удовольствия, — грустно сказала она. — И в этом есть часть моей вины.

Рис надел рубашку.

— Я пойду поработаю, — промолвил он, стараясь заглушить в себе неприятные воспоминания. — Давай сделаем еще одну попытку завтра вечером, хорошо?

— А разве завтра что-нибудь изменится? — спросила Хелен, наблюдая за тем, как он одевается.

Рис промолчал, а Хелен настойчиво повторила свой вопрос:

— Неужели ты думаешь, что завтра что-нибудь изменится, Рис? Мы должны проводить вместе каждую ночь, только так я смогу забеременеть.

— Каждую ночь? — насмешливо переспросил он.

— Да, если только у тебя не будет уважительных причин уклониться от исполнения своих супружеских обязанностей. Эсме сказала, что неизвестно, когда наступит самый благоприятный для зачатия день. А если мы упустим наш шанс, нам придется продолжить попытки завести потомство и в следующем месяце. Но я не могу позволить себе исчезнуть из общества на столь долгий срок, ведь люди могут подумать, что я заболела чахоткой!

Он обулся и направился к выходу из комнаты. У двери Рис замешкался.

— Завтра я поговорю с Дарби и попрошу его поделиться опытом интимной жизни, — сказал он. — Я никогда не поддерживал подобные разговоры в клубе. А мой брат… — Рис пожал плечами. — Он ничем не может мне помочь. Иногда мне кажется, что Том родился в сутане священника. Само собой разумеется, что мы с ним никогда не обсуждали подобные щекотливые вопросы.

— Спасибо, Рис, — сказала Хелен. И муж вышел из спальни.