НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

Рейф проснулся, преисполненный смутных дурных предчувствий, с отвратительным привкусом во рту и таким ощущением, что глаза не желают открываться. Две минуты спустя он вспомнил причину этого. Сегодняшний день был ознаменован прибытием мисс Питен-Адамс, эталона образованности и добродетели, и он согласился сопровождать своих подопечных к какой-то дыре в земле, считавшейся римскими развалинами. Если Мейтленд будет сопровождать свою невесту, то не исключена возможность еще одного скандала между леди Клэрис и ее сыном. А этого было достаточно, чтобы заставить человека нарушить свое правило не пить до захода солнца.

Он с трудом поднялся с постели и умылся в самом отвратительном настроении. До этого момента он был очень доволен тем, что у него есть подопечные, особенно Тесс. Но с Имоджин дело обстояло по-другому. Если говорить откровенно, то ему Имоджин не нравилась. Она была слишком страстной, чтобы это шло ей на пользу. Подумать только, она просто дрожала при виде этого Мейтленда! Неужели у девушки нет гордости? И это ее обожание само по себе было загадкой: парень был настоящий вертопрах и все свои деньги тратил на лошадей, а не на женщин. Скачки составляли смысл всей его жизни.

Рейф содрогнулся. Когда на сцене появляются слишком страстная молодая леди и такой разнузданный парень, как Мейтленд, жди беды.

В комнату вошел слуга и, не говоря ни слова, подал ему стакан с пенящейся жидкостью, которую Рейф выпил одним глотком. Надо бы ему как-нибудь сократить потребление бренди. Но только не сегодня.

Он стоически влез в наполненную ледяной водой ванну и вылил себе на голову ведро холодной воды. Когда прекратилась дрожь, а питье достигло желудка, он почувствовал себя значительно лучше.

Как ни пытался, он не мог вспомнить мисс Питен-Адамс, хотя наверняка встречался с ней в обществе. Он смутно припоминал, что у нее, кажется, рыжие волосы. С тех пор как умер Питер и Рейф стал герцогом, он всячески старался избегать особ женского пола, готовых к вступлению в брак, поэтому совсем неудивительно, что он не помнил эту девушку.

Естественно, что в доме он был не единственным человеком, который думал о мисс Питен-Адамс.

— Просто не понимаю, как она умудрилась поймать Дрейвена, — говорила Имоджин, обращаясь к Тесс. Они отослали Гриззи на кухню с поручением, и Имоджин принялась вытаскивать шпильки из прически Тесс, чтобы заново расчесать и уложить ее волосы. — Такого, как Дрейвен, образованностью не завлечешь. Тебе не кажется, что это мать заставила его просить руки мисс Питен-Адамс?

— Сомневаюсь, — ответила Тесс.

— А почему нет? — сказала Имоджин, положив щетку. — Родители нередко навязывают детям выбранного ими супруга. Ты думаешь, она красивее, чем я?

Тесс встретилась в зеркале с горящим от нетерпения взглядом младшей сестры и почувствовала растерянность. Было бы жестоко потворствовать ей. Но разбить ее надежды было еще труднее.

— Сомневаюсь, что мисс Питен-Адамс красивее, чем ты, Имоджин, — сказала она наконец. — Но красота, видимо, не единственное, что привлекает в мисс Питен-Адамс. Она богатая наследница, и ее одобряет леди Клэрис.

Имоджин так и вспыхнула:

— Ты хочешь сказать, что Дрейвен женится по корыстным соображениям?

— Я хочу сказать, что нам не известно, почему Мейтленд просил руки мисс Питен-Адамс, — устало ответила Тесс. — Но мы знаем, что он просил ее руки. И тебе следует смириться с этим фактом.

— Я устала смиряться! — заявила Имоджин, снова взявшись за щетку. — Он должен любить меня, а не ее!

Тесс не знала, что сказать в ответ на такое вздорное заявление, поэтому промолчала.

— Если бы папа был более предусмотрительным, у нас была бы гувернантка и я, также как она, разбиралась бы в поэзии, знала о римлянах, умела рисовать и все такое прочее.

— Конечно, умела бы, — согласилась Тесс.

— Вчера вечером я даже не знала, какой вилкой пользоваться, — сердито продолжала Имоджин. — В этом тоже виноват папа. Ему следовало бы подумать заранее, что нам придется конкурировать… с женщинами такого рода. — Имоджин принялась закалывать волосы Тесс. — Но когда Дрейвен увидит нас вместе, он выберет меня, — заявила она мгновение спустя.

Однако Тесс отказалась подыгрывать ей. Она пришла к выводу, что их снисходительное отношение к безнадежному обожанию Имоджин было ошибкой.

— Я в этом сильно сомневаюсь, — сказала она.

— Зато я не сомневаюсь! — воскликнула Имоджин, с такой силой втыкая шпильки в волосы Тесс, что та почувствовала себя подушечкой для булавок. — Дрейвен не любит эту женщину. Он не может полюбить «синий чулок». Значит, за этой помолвкой что-то кроется, и мне кажется, дело тут не обошлось без вмешательства леди Клэрис.

Но час спустя уверенность Имоджин сильно поколебалась.

Джиллиан Питен-Адамс оказалась отнюдь не тощим бледным «синим чулком», прижимающим к груди томик Шекспира в кожаном переплете. Она не носила пенсне, и ее волосы не были стянуты в тугой пучок на макушке, как у любой уважающей себя образованной особы. Вместо этого у нее из-под шляпки выглядывали локоны с медным отливом, а зеленые глаза взирали на мир с уверенностью и даже с юмором.

— Как поживаете, мисс Имоджин? — вежливо спросила мисс Питен-Адамс. Следовало бы в законодательном порядке запретить образованным женщинам иметь такие ямочки на щеках. Не говоря уже о том, чтобы носить такую, как у нее, сиреневую накидку, при виде которой Имоджин чуть не упала в обморок от зависти.

— Рада познакомиться с вами, — напряженно произнесла в ответ Имоджин. Неудивительно, что в отношениях с ней Дрейвен довольствовался поцелуями, не претендуя на большее. Ведь она была всего-навсего глупенькой, плохо одетой шотландской девчонкой, которая его боготворила. Возможно, он считал в данном случае поцелуй чем-то вроде посещения больного — своего рода актом благотворительности?

— Я так обрадовалась возможности посетить развалины, — сказала мисс Питен-Адамс. Даже голос у нее был приятный: не слишком низкий, не слишком высокий. — А еще больше я обрадовалась, когда узнала, что поблизости живут четыре молодые леди, с которыми можно подружиться.

Имоджин встретилась взглядом с Тесс поверх плеча мисс Питен-Адамс (по стандартам Эссексов, она была, пожалуй, несколько низковата ростом, но, по правде говоря, это был ее единственный недостаток).

— Сожалею, дорогая, — одними губами произнесла Тесс. Имоджин криво усмехнулась. Она была так потрясена, что даже плакать ей не хотелось.

— Леди Клэрис говорила нам, что ваши рисунки были опубликованы в «Женском журнале», — сказала Тесс и обняла Имоджин за талию. — Мы все позавидовали вам. Должно быть, у вас настоящий талант к рисованию.

— По правде говоря, никакого особого таланта у меня нет, — смущенно улыбнулась мисс Питен-Адамс. — Насколько я понимаю, леди Клэрис забыла сказать вам, что мой отец является членом совета учредителей этого самого журнала.

Она еще и скромностью отличается. Такая может, пожалуй, нравиться. У Имоджин мучительно сжалось сердце.

— А лорд Мейтленд к нам сегодня присоединится? — спросила Тесс у мисс Питен-Адамс.

— Думаю, что нет, — ответила она. — Вы, наверное, этого не заметили, поскольку только что познакомились с лордом Мейтлендом, но он до такой степени поглощен своей конюшней, что…

Однако в этот момент в комнате появился сам Мейтленд, который сразу же направился к ним.

Тесс внимательно наблюдала за происходящим. Имоджин при его приближении вспыхнула, как римская свеча (даже притвориться равнодушной не сумела). Мисс Питен-Адамс позволила ему поцеловать руку, но никаких признаков особого оживления не проявила. Мейтленд тоже не отдавал предпочтения одной леди перед другой, и Тесс показалось, что ее руку он поцеловал с не меньшим энтузиазмом, чем руку своей будущей жены.

Наконец они расселись по экипажам и направились в сторону развалин. Сестры Эссекс ехали в последнем экипаже вместе со своим опекуном. Безоблачное голубое небо предвещало довольно жаркий день.

— Обещай, что не будешь снимать шляпку, — сказала Тесс, обращаясь к Джози, которая имела обыкновение сбрасывать шляпку и подставлять лицо лучам солнца.

Джози окинула взглядом сестер.

— Мы выглядим как стая канюков! — фыркнув, заявила она.

— Только самая лучшая разновидность канюков носит шляпки, — добродушно заметил Рейф. Он держал в руке маленькую серебряную фляжку, наполненную чем-то, и Тесс поглядывала на него с неодобрением.

И все же она не могла не улыбнуться ему.

— Уж лучше бы признали, что мы выглядим ужасно, чем говорить подобные комплименты, ваша светлость, — сказала Тесс. — Осмелюсь предположить, что вы не привыкли сыпать комплименты налево и направо, словно Лотарио.

— Во-первых, не называйте меня «вашей светлостью», — проворчал он. — А во-вторых, я никогда не терял голову в присутствии женщины.

— А почему? — с интересом спросила Джози. — Вы еще не так стары.

— Джози! — прикрикнула Тесс и повернулась к Рейфу. — Извините Джози за дерзкий вопрос. Мы привыкли разговаривать друг с другом с неприличной прямотой.

— Мне это нравится, — усмехнулся Рейф, явно ничуть не смутившись. — Возможно, я еще не так стар, мисс Джозефина, но я чувствую себя старым. И слава Богу, что пока я не встретил женщину, которая заставила бы меня потерять голову.

— Если уж вы не потеряли голову от Аннабел или Тесс, — с уверенностью заявила Джози, — то боюсь, что вы обречены остаться неженатым.

— Придется смириться с судьбой, — сказал Рейф с явным удовольствием.

— Вы меня очень разочаровали, — заметила ему Аннабел.

— Сперва свою матушку, а теперь еще и вас, — нарочито печально вздохнул Рейф.

— Подозреваю, что вы здорово наловчились ускользать от внимания женщин, — сказала Тесс, наблюдая, как опекун улыбается Аннабел. Такой улыбкой мог бы улыбаться брат любимой младшей сестричке, которая обещает стать настоящей красавицей.

— Я действительно думаю, что лондонские матроны считают меня неуловимым женихом, — согласился Рейф, — но не могу сказать, что хотел бы изменить это обстоятельство.

Экипаж остановился.

— Приехали, — сказал он, засовывая флягу во внутренний карман сюртука. — Выходите и будем просвещаться, — с явной иронией добавил он.

— Для этого, . — фыркнув, сказала Аннабел, — мне придется попросить мисс Питен-Адамс рассказать нам все, что она знает о Римской империи!

Развалины располагались посередине скошенного поля. Мистер Джессоп, фермер, которому принадлежал этот участок земли, встретил их лично и указал на виднеющийся поодаль поросший травой холмик.

— Развалины находятся вон там, — сказал он, с сомнением взглянув на леди Клэрис и мисс Питен-Адамс, на ногах которых были изящные туфельки без задников. — Не знаю, как перенесут дорогу туда ваши туфли.

На Тесс были надеты старенькие и не очень изящные, однако прочные лайковые ботинки, но стерня на покосе больно колола лодыжки. Мистер Джессоп шагал впереди вместе с Рейфом и, жестикулируя, рассказывал о своем папаше, владевшем этой землей до него, об «этих ямах» в земле, об «этих римлянах» и об «этих лондонцах». Ветер, гулявший по полю, не позволял Тесс расслышать все, что думал фермер об «этих лондонцах», включая общество по изучению исторических памятников, которое хочет перекопать фермерское поле.

К неудовольствию Тесс, мисс Питен-Адамс, оторвавшись от своего жениха и своей будущей свекрови, предпочла идти рядом с ней. Тесс хотелось утешить Имоджин, сказав ей, что, насколько она успела заметить, лодыжки у мисс Питен-Адамс оставляли желать лучшего, но ей никак не удавалось это сделать, потому что эта женщина прилипла к ней как смола.

Наконец они миновали покос. Дальше поле поросло темно-зеленой травой, из которой то тут, то там выглядывали мелкие белые цветочки под названием «кружево королевы Анны». Как раз на границе наклонно росла ива, отбрасывавшая на траву густую тень.

Леди Клэрис немедленно приказала лакею расстелить одеяла и поставить под иву корзинки с провизией.

— Я должна отдохнуть, — заявила она. — Я не привыкла совершать пешие прогулки по такой жаре. В этом, я уверена, шотландки отличаются от английских леди. Вы все, наверное, можете бродить по полям сколько душе угодно. В Шотландии, кстати, значительно больше полей, чем здесь, не так ли?

— Мне кажется, что в Англии фермеры составляют очень значительную часть населения, — заметил граф Мейн, заполняя неловкую паузу, наступившую после высказывания леди Клэрис.

— Но ведь вы-то не фермер! — весело воскликнула она. — Лорд Мейн, я настаиваю, чтобы вы остались со мной, пока другие будут бегать по полям.

Мейн, только что взявший Тесс под руку, с большой неохотой отпустил ее, что, естественно, польстило самолюбию Тесс.

— Очень жаль, — с сочувствием сказала будущей свекрови мисс Питен-Адамс. — Но вы непременно должны отдохнуть. — И прежде чем Тесс успела что-либо сообразить, мисс Питен-Адамс схватила ее за руку и потащила в сторону развалин, словно рыбак рыбу, попавшуюся на удочку.

Остальные побрели за ними следом, но она шла очень быстро, и они с Тесс, опередив всех, вскоре оказались среди полуразвалившихся каменных стен, отделяющих друг от друга прямоугольные комнаты, расположенные ниже поверхности земли. Мисс Питен-Адамс разглядывала обветшавшие стены, издавая время от времени одобрительные восклицания. Она даже достала из ридикюля записную книжечку и стала делать какие-то пометки. А Тесс принялась смотреть в небо. В воздухе вились, трепеща крыльями и танцуя, два скворца…

— Они спариваются, — сказала мисс Питен-Адамс, проследив за взглядом Тесс.

Тесс удивленно поморгала глазами. Она, конечно, знала, что означает слово «спариваются», однако…

— Извините, если я вас шокировала, — сказала мисс Питен-Адамс, — но я подумала, что поскольку вы из Шотландии, то я вас не заставлю покраснеть. Сама я предпочитаю называть вещи своими именами и не люблю светское жеманство.

— Все в порядке, — промямлила Тесс. Прямой и открытый взгляд мисс Питен-Адамс говорил о том, что ей нравится шокировать людей. Скворцы вились в небе уже за сенокосом, опьяненные радостью полета. Или чем-то еще.

В центре развалин находилось несколько помещений, к которым вели остатки каменных ступеней. И когда они перелезали через полуразрушенные древние каменные стены, глаза мисс Питен-Адамс горели энтузиазмом.

Потом они наткнулись на углубление, покрытое ярко-зеленым мхом. На взгляд Тесс, оно выглядело весьма привлекательно, и в детстве они с Аннабел с удовольствием устроили бы там кукольный домик.

— Целиком сохранившаяся комната! — охнула мисс Питен-Адамс.

— Может быть, это была столовая? — высказала предположение Тесс, очень надеясь, что мисс Питен-Адамс не заметит, как Имоджин, перелезая через стенку, окружавшую развалины, оперлась на руку Мейтленда.

— Думаю, это больше похоже на баню, — ответила мисс Питен-Адамс, начиная спускаться по каменному откосу в углу комнаты.

— Может быть, не надо? — спросила Тесс.

Но очевидно, так было надо, поэтому Тесс последовала за ней по наклонному каменному спуску. Оттого что мисс Питен-Адамс держалась руками за камни, ее великолепные светло-голубые перчатки испачкались и порвались. Черные перчатки Тесс с честью выдержали испытание.

— Да, это, несомненно, баня, — заявила мгновение спустя мисс Питен-Адамс с торжествующим видом. — Вы знаете, что римляне подавали в бани горячую воду по трубам, не так ли? Так вот, это, наверное, был акведук.

— Акведук? — растерянно переспросила Тесс.

— Труба, по которой в баню подавали воду.

— А откуда бралась горячая вода?

— Думаю, что они подогревали трубы на кухне.

— Странно стоять посередине чьей-то ванной комнаты, — сказала Тесс, оглядываясь вокруг.

— Ощущение было бы еще более странным, если бы здесь находились римляне, — заметила мисс Питен-Адамс. — Судя по размеру, в комнате, наверное, размещалась парилка. Римляне обычно сидели голые и наслаждались общением друг с другом.

Тесс взглянула на свою собеседницу. На мисс Питен-Адамс было надето пять или шесть слоев одежды, в том числе шляпка, предохраняющая лицо от солнечных лучей, перчатки, лайковые ботинки… Она была образцом английской леди — и вот поди ж ты, говорила о спаривающихся скворцах и о голых римлянах!

— Все английские леди похожи на вас? — поинтересовалась Тесс.

— Я вас опять шокировала? Извините.

— Вовсе нет, — сказала Тесс. Невеста лорда Мейтленда показалась ей очень привлекательной со своими медного цвета локонами и неуемной любознательностью. Бедняжка Имоджин.

— Так, значит, ваша сестра отчаянно влюблена в лорда Мейтленда? — ни с того ни с сего вдруг спросила мисс Питен-Адамс.

— Прошу прощения? — Потрясенная Тесс, широко раскрыв глаза, уставилась на собеседницу.

— Я просто подумала, не показалось ли мне, что Имоджин отчаянно влюблена в Дрейвена, — повторила та.

— Такое едва ли возможно, — с чувством собственного достоинства заявила Тесс.

— Согласна, — сказала мисс Питен-Адамс, кивнув. — Однако было бы преждевременно считать, основываясь исключительно на некоторых чертах характера Дрейвена, что в него никто не может влюбиться. Ведь не зря говорят, что для каждого кто-то найдется.

Тесс снова остановилась с раскрытым ртом, но быстренько его закрыла. К своему ужасу, она вдруг поняла, что при нормальных обстоятельствах мисс Питен-Адамс очень понравилась бы ей, хотя, разумеется, об этом не могло быть и речи.

Мисс Питен-Адамс взглянула на синее небо над головой и подошла ближе к Тесс.

— Простите мою назойливость, но как вы думаете, могла бы я надеяться, что ваша сестра освободит меня от моего будущего супруга?

Тесс закусила губу.

— Как это понимать? — озадаченно произнесла она. Вблизи мисс Питен-Адамс была еще красивее, чем показалось вначале. Но ее глаза смотрели на Тесс с отчаянием.

— Видите ли, мисс Эссекс, я делала все возможное, чтобы оттолкнуть от себя своего жениха. Я выучила наизусть множество сонетов Шекспира и без конца читала их лорду Мейтленду. Я настояла на том, чтобы он прослушал с начала до конца шекспировского «Генриха Восьмого»…

— Неужели? — удивилась Тесс.

— Именно так. Насколько я понимаю, вы не читали этой пьесы, иначе удивились бы еще больше. Поверьте, я чуть не плакала от усталости, а этот мой женишок лишь зевнул пару раз.

Мисс Питен-Адамс была похожа на героиню какого-нибудь готического романа. Только говорила она не так, как эти нежные героини.

— Неужели мне придется выйти замуж за этого неотесанного, необузданного придурка или все-таки у меня есть шанс, что ваша сестра предпочтет взвалить на себя это тяжкое бремя?

— Но если вы не желаете выходить замуж за лорда Мейтленда, — сказала Тесс, осторожно обходя вопрос о страстном желании Имоджин связать свою судьбу с этим «неотесанным придурком», — то почему бы вам просто не расторгнуть помолвку? Насколько я понимаю, никто не упрекнет молодую леди, если она пожелает расторгнуть помолвку.

Мисс Питен-Адамс криво усмехнулась:

— Только не в том случае, когда мать будущего супруга держит в своих руках закладную на поместье, принадлежащую отцу невесты.

— Но я думала, что вы богатая наследница! — воскликнула Тесс.

— Так оно и есть. После вступления в брак я получу большое наследство от своей бабушки, но поскольку мир устроен так, как он устроен, этим наследством сможет воспользоваться мой муж, а не мой отец. К сожалению, в выигрыше останется леди Клэрис.

— Силы небесные!

— Я подумала, что если буду давить на лорда Мейтленда своей образованностью, то он, возможно, сам расторгнет помолвку. Тогда моя семья могла бы потребовать закладную в качестве компенсации за нарушение обещания жениться, и все было бы хорошо. Однако не тут-то было! Чем больше я стараюсь наскучить ее сыну, тем с большим энтузиазмом воспринимает это мать.

— Привет! — раздался вдруг откуда-то сверху голос. На краю стены стоял мистер Фелтон, а рядом с ним — их опекун и леди Клэрис собственной персоной.

Мисс Питен-Адамс, бросив на Тесс многозначительный взгляд, еле слышно шепнула: «Смотрите!» Потом, раскинув в стороны руки, воскликнула:

— Приветствую вас, друзья, римляне, соотечественники!

— «Юлий Цезарь», — сухо заметил мистер Фелтон.

Леди Клэрис даже зарделась от возбуждения.

— Ах, мисс Питен-Адамс, вы всегда знаете, что именно следует сказать! — крикнула она сверху. — Всего лишь слушая вас, я становлюсь умнее. Нам спуститься вниз? Есть ли там, в этой яме, что-нибудь представляющее интерес с просветительской точки зрения? Может быть, какая-нибудь ваза?

— Боюсь, что нет, — ответила мисс Питен-Адамс, начиная взбираться по каменному спуску. Мистер Фелтон немедленно спустился, чтобы помочь ей. Как только мисс Питен-Адамс выбралась на траву, он поспешил вернуться вниз, видимо, желая оказать Тесс такую же помощь.

Тесс вдруг показалось, что небольшая комната еще уменьшилась в размере. Фелтон, казалось, полностью заполнял собой пространство, и его широкие плечи почти прикоснулись к ее плечам, когда он наклонился, чтобы разглядеть обнаруженное мисс Питен-Адамс отверстие, через которое сюда поступала по трубе вода.

— Предполагаю, что это была баня, — заметил он.

— Мы пришли к такому же заключению, — сказала Тесс, не зная, следует ли ей взбираться наверх. Остальные уже ушли отсюда, и она слышала их удаляющиеся голоса. .И… она осталась.

Он бродил по небольшой комнате, прикасаясь тростью к выступам стен. Тесс почему-то стало трудно дышать, как будто из развалин вдруг выкачали воздух. Как, черт возьми, умудрялись римляне сидеть без одежды в этом замкнутом пространстве?

Ведь если они были без одежды…

— Мисс Питен-Адамс полагает, что это, возможно, была парилка, — сказала Тесс скорее для того, чтобы прогнать возникающие видения.

— Вот как? — уклончиво произнес он. — Возможно, она права. Нетрудно представить себе, что вот эта каменная штука предназначалась для того, чтобы лежать на ней.

Они оба некоторое время смотрели на подобие каменной скамьи вдоль стены, полностью покрытой зеленым мхом.

У Тесс при мысли о том, кто и в каком виде мог возлежать на этой скамье, зарделись щеки.

— Нам следует присоединиться к остальным, — сказала она и, подобрав юбки, приготовилась подниматься по каменному спуску.

Губы мистера Фелтона дрогнули в улыбке.

— Я не хотел пугать вас, мисс Эссекс.

Ах, как не любила она мужчин, которые всегда взирали на окружающий мир с непроницаемым выражением лица! Даже капризно надутые губы лорда Мейтленда не так раздражали, как непроницаемость физиономии Фелтона.

— Я не испугалась, — сказала Тесс, однако немного отступила назад. Он был такой крупный мужчина. Фелтон шагнул к ней, и было в его улыбке что-то такое…

— Почему-то мне кажется, — сказал он, останавливаясь прямо перед ней, — что шотландские девушки смущаются точно так же, как английские леди, при одном намеке на спальню.

Он явно имел намерение смутить ее. Так что, судя по всему, за его сардонической улыбкой скрывалось желание заставить молодую женщину нервничать. Очень мило, нечего сказать!

— Вы ошибаетесь, — резко ответила она. — Я обожаю исторические места. Так и представляешь себе, как римляне сидят, развалившись, и…

— Едят виноград? — предположил он. Он стоял теперь совсем близко. Ветер привел в беспорядок его шевелюру, и пшеничного цвета пряди уже не были уложены волосок к волоску, а разметались во всех направлениях.

— Конечно. Ели виноград и сочиняли стихи.

Все это римляне действительно делали. Учитывая пробелы в ее обучении, она знала о римлянах лишь то, что, когда они не находились в походе, закованные в доспехи, то сидели без одежды и ели виноград, возможно, слушая при этом стихи, которые так любила Аннабел. Она, конечно, не собиралась упоминать конкретные произведения. Или говорить о поедании винограда в обнаженном виде. Или…

Искорки, блестевшие в глазах мистера Фелтона, давали основание предполагать, что он знает, о чем она думает. Тесс почувствовала, что краснеет, но с места не двинулась.

— Стихи? — переспросил он. — Какие же римские поэты вам больше всего нравятся?

Уж не смеется ли он над ней? Тесс вздернула подбородок.

— Выдающимся поэтом древнего мира был Катулл.

— У вас, должно быть, была великолепная гувернантка, — заметил искренне удивленный мистер Фелтон.

Тесс промолчала. У них, разумеется, не было гувернантки. Но в какой-то момент они с Аннабел решили прочесть книги в папиной библиотеке, пока он их не продал. Чтобы, когда они поедут в Англию на сезон, как всегда обещал им папа, не выглядеть невежественными дикарками.

— Я не удивился бы, узнав, что образованная молодая женщина читала Вергилия, — сказал он. — Но Катулл!

Видя его удивление, Тесс решила кое-что объяснить.

— Мы с Аннабел решили прочесть все книги из библиотеки отца. Катулл по алфавиту идет раньше Вергилия. А до буквы V мы не дошли.

Судя по всему, мистера Фелтона это очень позабавило.

— Так до какой же буквы алфавита вы дошли?

— До буквы Н.

Фелтон рассмеялся. Ей стало неловко оттого, что он стоит так близко.

— Мое любимое стихотворение Катулла, хотя я сомневаюсь, что такая добропорядочная леди, как вы, читала его, начинается так: «Ты спрашиваешь, скольких твоих поцелуев мне будет достаточно».

Тесс почувствовала, что краснеет. Его голова склонилась к ней с тем же дерзким бесстыдством, которым, должно быть, отличались обнаженные римляне. Ей надо бы оттолкнуть его. Вскрикнуть…

Его губы прикоснулись к ее губам, как будто он хотел попробовать их на вкус. Прикосновение было почти целомудренным, если бы он не стоял, склоняясь, так близко от нее, что Тесс ощущала запах полей и сохнущего сена от его сюртука и волос.

Она не. знала, как это получилось, но пальцы ее правой руки оказались в его густых волосах, и в то же мгновение что-то изменилось в его поцелуе: терпение уступило место нетерпению. У нее перехватило дыхание.

— Сомневаюсь, что гувернантка позволила бы вам прочесть это стихотворение Катулла, мисс Эссекс. — Судя по всему, мистер Фелтон был очень доволен. Рука Тесс замерла в его волосах. Он, наверное, думал, что у нее дух захватит от одного прикосновения его губ. Он, наверное, знал, что у них никогда не было гувернантки, и поэтому был дерзок. Как видно, он думал, что она наивная, потому что необразованная.

Она отодвинулась от него, хотя не резко. Глаза у него были самого темного оттенка цвета индиго. Она позволила себе чуть заметно улыбнуться.

— Ты спрашиваешь, скольких поцелуев мне будет достаточно, чтобы я насытился, — произнесла она, удивившись тому, что голос у нее почему-то прерывается. — Столько, сколько песчинок в Ливийской пустыне, сколько… — Она замолчала. У него был такой взгляд, что она забыла продолжение.

Его взгляд теперь не был язвительным, мистер Фелтон был искренне удивлен. Пора ей уходить… Обстановка стала слишком интимной, и ей было не по себе.

— Увы, — сказала она, снова подбирая юбки и поворачиваясь к спуску. — Я забыла следующую строку, так что придется нам отложить научную дискуссию.

Он подошел к ней, чтобы помочь взобраться наверх.

— Сколько звезд, — произнес он таким тоном, словно они говорили о садоводстве, о римлянах или о политике. — Сколько звезд в небе, когда ночь тиха и они смотрят вниз, видя все тайные человеческие желания.

— Именно так, — сказала Тесс, снова выходя наконец на зеленую траву. Она вдруг вспомнила, что граф Мейн ухаживает за ней и что она решила не отвергать его ухаживания.

Целоваться с мистером Фелтоном при таких обстоятельствах было неблагоразумно.

На краю развалин стоял лакей. Всем своим видом он показывал, что не заглядывал вниз, но у Тесс вспыхнули щеки.

— Вас ждут к столу, мисс, — сообщил он.

Мистер Фелтон предложил ей руку, и Тесс оперлась на нее. Она теперь видела, что все собрались под ивой на краю развалин. Она видела яркие волосы Аннабел, блестевшие на солнце, видела солнцезащитный зонтик леди Клэрис, который та держала так небрежно, что он угрожал выколоть кому-нибудь глаз.

Она вела себя отвратительно, позволила целовать себя, словно распутная деревенская девчонка. Наверняка молодые леди, которых воспитывают гувернантки, ведут себя более сдержанно. Мысль была не из приятных. Мистер Фелтон, должно быть, счел ее вульгарной девицей.

Они оба молчали.

Если уж говорить правду, то Лусиуса мучили угрызения совести и необъяснимость собственного поступка. Какого дьявола он это сделал? Он гордился тем, что следовал всем джентльменским заповедям, кроме тех, которые требовали праздной жизни. Почему, черт возьми, он изменил практике, проверенной жизнью? Он не просто поцеловал молодую леди, но поцеловал именно ту леди, на которой решил жениться его друг Мейн. Ситуация — хуже не бывает.

Более того, его поведение имело серьезные последствия. Ведь когда джентльмен целует (пусть даже робко) молодую леди в римской бане, он обязан предложить ей выйти за него замуж. Все, что он знал о молодых леди, говорило о том, что Целовать именно этих представительниц рода человеческого можно только в том случае, если имеешь намерение предложить в самом ближайшем будущем жениться на них.

Правда, мисс Эссекс, судя по всему, никаких таких надежд, кажется, не питала. Она не заглядывала ему в глаза в предвкушении дальнейших действий и даже с некоторым неудовольствием оперлась на его руку, когда они выбрались на поверхность.

Ему вдруг пришло в голову, что Мейн впал бы в ярость, если бы узнал, что мисс Эссекс приняла его предложение. Чтобы умиротворить Мейна, пришлось бы отдать ему лошадь из своей конюшни. Он был уверен, что Мейн с удовольствием примет лошадь в обмен на невесту.

Поэтому, не позволяя себе далее углубляться мыслями в этот вопрос и памятуя о том, что он воспитан так, как подобает настоящему джентльмену, Лусиус сказал:

— Мисс Эссекс, я хотел бы предложить вам выйти за меня замуж.

До этого Лусиус делал предложение всего один раз в жизни; предложение тогда было принято с весьма смутившей его пылкостью. Однако на этот раз молодая леди, которая шла рядом с ним, кажется, даже не расслышала то, что он говорил.

— Мисс Эссекс, — повторил он чуть громче.

Она слегка вздрогнула и повернулась к нему. Лусиус помедлил, — заглянул ей в глаза, потом перевел взгляд на ее умопомрачительно соблазнительные губы и подумал, что, возможно, поцелуй был не таким уж плохим решением с его стороны. Эта мысль потрясла его. Неужели ему и впрямь приходят в голову подобные глупости?

— Я хотел бы просить вас выйти за меня замуж, — повторил он.

Никакой всепоглощающей радости на лице мисс Эссекс Лусиус не заметил. Вместо этого она прищурила глаза и сказала:

— Предполагаю, что ваше предложение является формальной реакцией на то, что только что произошло между нами?

Лусиус чуть не остановился.

— Я очарован общением с вами, — осторожно сказал он, глядя на нее. Их глаза на мгновение встретились, потом она отвела взгляд.

— Надеюсь, вы не сочли меня вульгарной?

— Отнюдь, — возразил он. — Я один виноват в том, что произошло. Я вел себя самым бессовестным образом.

— Ваши слова существенно облегчили мою совесть, — сказала мисс Эссекс. — Тем не менее я отказываюсь выходить за вас замуж на таких легковесных основаниях. — Уголки ее рта дрогнули в улыбке.

Лусиус понимал, что это ему следует испытывать облегчение. Его раздражало собственное упорное желание узнать, почему она не захотела выйти за него замуж.

— Не тревожьтесь, мистер Фелтон. Я и не вспомню об этом поцелуе. А поскольку нас никто не видел, у нас нет никакой причины принимать скоропалительные решения на основе такого пустяка.

Пустяка? Пустяка?! Лусиус назвал бы это совсем по-другому.

— Много шума из ничего, — сказала она таким тоном, который не приветствовал продолжение разговора на эту тему.

Тесс прибавила шагу, поздравляя себя с тем, что она сумела говорить таким беспечным и даже насмешливым тоном. Она была уверена, что точно таким же тоном отказался бы мистер Фелтон, доведись ему получить подобное предложение. Правда, леди никогда не просят джентльменов жениться на них. Но если бы леди вдруг его об этом попросила, он бы взглянул на нее с таким же непроницаемым выражением лица. Насмешливо.

— Между людьми, оказавшимися в подобных обстоятельствах, неизбежно возникает некоторая напряженность, — сказал мистер Фелтон, прерывая затянувшееся молчание.

Они уже почти подошли к месту пикника. Прежде чем помахать рукой присутствующим, Тесс повернулась к нему и с улыбкой сказала:

— Не вижу для этого никаких причин.

— А-а, вот и вы! — довольно раздраженно воскликнула леди Клэрис, когда они подошли. — Не представляю, что может быть интересного в этих развалинах, если можно их так называть. Лично я увидела там только несколько ям в земле да множество камней, которые бедному мистеру Джессопу будет нелегко убрать отсюда.

Граф Мейн моментально вскочил на ноги и одарил Тесс лучезарной улыбкой.

— Дорогая мисс Эссекс, позвольте мне помочь вам усесться.

— Боже мой, как благородны английские джентльмены, — сказала она, бросив взгляд на мистера Фелтона. Потом она взяла протянутую Мейном руку и опустилась рядом с ним на подушку. На лице мистера Фелтона вновь появилось непроницаемое выражение, и он, устроившись рядом с Аннабел, предложил очистить для нее яблоко.

— На меня развалины произвели самое ужасное впечатление, — заявила леди Клэрис.

— Развалины действительно представляют сомнительный интерес, — сказал Фелтон.

Как будто чувствуя, что Тесс наблюдает за ним из-под ресниц, он поднял глаза с тяжелыми веками и с нарочитой медлительностью добавил:

— Хотя там было кое-что, навевающее романтические мысли.

— Вы имеете в виду обветшавшие ступени или обветшавшие стены? — поинтересовалась Аннабел.

Фелтон продолжал смотреть на Тесс, а она — такая дурочка! — не нашла сил, чтобы отвести взгляд.

— Ни то ни другое, — ответил он. Потом и глазом не моргнув снова повернулся к Аннабел.

Мейн сразу же постарался привлечь внимание Тесс и предложил ей пирожок с лососиной. Ей на мгновение пришла в голову мысль, что было бы странно, если бы у мужа ресницы были длиннее, чем у нее.

Аннабел смеялась чему-то, что шептал ей на ушко мистер Фелтон. Тесс повернулась к графу Мейну и одарила его милой улыбкой.

— Вы, как видно, знаете все о том, что принято в светском обществе, — достаточно громко, чтобы услышал мистер Фелтон, сказала она. — Я была бы очень благодарна вам, если бы вы согласились быть моим наставником.

Мистер Фелтон еще ниже наклонился к Аннабел и снова что-то прошептал ей. Аннабел рассмеялась, а леди Клэрис воскликнула:

— Умоляю, поделитесь шуткой!

— Это не очень остроумная шутка, миледи, — сказал мистер Фелтон.

Тесс, опустив ресницы, медленно ела клубнику. Аннабел уже давно обратила ее внимание на то, что клубничный сок окрашивает губы в красный цвет необычайно привлекательного оттенка. К сожалению, мистер Фелтон не обратил ни малейшего внимания на цвет ее губ. Тесс съела еще одну ягоду. Зачем, черт возьми, она ведет себя таким образом? Почему ей не безразлично, заметил ее губы мистер Фелтон или нет?

«Потому что… потому что он поцеловал меня», — подумала она. И съела еще ягоду, размышляя об этом поцелуе. И о замужестве. Леди Клэрис, судя по всему, решила всерьез заняться Рейфом. Но Тесс за него не беспокоилась. Он сидел, прислонившись спиной к стволу ивы. Судя по отсутствующему выражению лица, он уже прикончил содержимое своей фляги и теперь даже не прислушивался к тому, что говорила леди Клэрис. Тесс снова вспомнила поцелуй мистера Фелтона, и тут до нее донесся голос мисс Питен-Адамс, которая говорила:

— Уверена, что нет на свете человека, такого равнодушного и ограниченного, что он даже не желает узнать, при каком общественном строе римлянам удалось завоевать большую часть мира.

Лорд Мейтленд тем временем кормил Имоджин виноградом, не обращая ни малейшего внимания на свою невесту. В том, что касалось римской истории, он, несомненно, считал себя как равнодушным, так и ограниченным.

Пятна солнечного света, проникавшего сквозь листву ивы, падали на деликатесы, разложенные на развернутой для пикника скатерти. Свет подчеркивал нежный цвет лица Имоджин и ее блестящие волосы. Мисс Питен-Адамс сидела прямо и продолжала рассказывать о римлянах.

Но Имоджин, казалось, инстинктивно знала, что римляне, когда они кормили друг друга виноградом, подразумевали под этим нечто большее, чем утоление голода. Ее «спасибо» за каждую виноградинку, которую давал ей Мейтленд, слетали с губ как заклинания.

Тесс вздохнула. Взглянув на Имоджин, она еще раз убедилась, что была права, ответив отказом на предложение Фелтона. Для этого надо было если уж не таять от любви (как Имоджин), то по крайней мере чувствовать себя комфортно. А с мистером Фелтоном она совсем не чувствовала себя комфортно. Он вызывал раздражение бесстрастным выражением лица и своей язвительностью… Этот любитель целовать не желающих целоваться женщин. Тесс снова взглянула на него и неожиданно встретилась с ним взглядом.

Рука Мейна протянула ей следующую ягоду, и она посмотрела на него. Взгляды Мейна были совсем не похожи на быстрые, напряженные взгляды, которые бросал на нее мистер Фелтон. Он взглядывал и сразу же отводил взгляд.

Тогда как Мейн… Ну, прежде всего Мейн был гораздо красивее: аристократические черты лица, в глазах веселые искорки, как будто он был в любой момент готов говорить комплименты и всякие прочие любезности. Тесс инстинктивно знала, что они с ним подошли бы друг другу как супруги: они бы никогда или почти никогда не ссорились; они жили бы весело и нежно относились бы друг к другу. Со временем они стали бы испытывать друг к другу если нелюбовь, то искреннюю привязанность.

Сейчас он сидел, наклонив голову, и чистил яблоко. В это мгновение он поднял глаза, и их взгляды встретились. У него было хорошее лицо — красивое и волевое.

Оно сильно отличалось от лица мистера Фелтона, которое было более суровым, более худощавым, и в глазах мистера Фелтона не было озорных искорок, как у Мейна. Едва ли он был готов в любой момент говорить всякие приятные слова.

Однако он ее поцеловал.

«Как поцеловал бы любую молодую леди, на которую случайно наткнулся», — сказала она себе, принимая яблоко из рук графа. Она инстинктивно знала, что, если бы Фелтон вышел из себя, он наговорил бы резкостей, беспощадных, как северный ветер. Он был в двадцать раз более опасным, более жестоким, более…

Очевидно, выбора у нее не было.

Она повернулась к Мейну и нежно улыбнулась ему.