Особняк герцога Вильерса в Лондоне

Пиккадилли, 15

Вечером того же дня

— Не был здесь с тех самых пор, когда Вильерс лежал при смерти, — заметил Элайджа, пока супруги поднимались по ступеням широкого крыльца.

— А я и вообще приехала впервые, — призналась Джемма, размышляя, имеет ли смысл отдать пелерину дворецкому. Старик выглядел таким древним и слабым, что, казалось, посторонний груз мог навсегда придавить его к земле. Элайджа решил проблему, сняв с жены накидку и передав стоявшему поодаль молодому лакею.

— Его светлость и все остальные в гостиной, — провозгласил Эшмол, семеня по мраморному полу.

Джемма вошла в просторную комнату и едва не застыла от изумления. Как выяснилось, Вильерс пригласил маркизу де Пертюи. Но посреди гостиной стояла совсем не та маркиза, которая освещала своим присутствием Версаль. Привычному мелко завитому парику, столь же широкому, сколь и высокому, она предпочла собственные волосы, пусть и покрытые щедрым слоем пудры. Крупные локоны свободно спускались на плечи и прикрывали спину.

Но на этом неприятные сюрпризы отнюдь не закончились. Неизменный черно-белый наряд уступил место простому платью в актуальном стиле сорочки, похожему на то, которое лорд Корбин когда-то отсоветовал надевать Джемме, назвав его чересчур откровенным и вызывающим. Бледно-голубая, цвета весеннего гиацинта ткань оказалась столь тонкой и невесомой, что едва не улетела, стойло маркизе хлопнуть собеседника по плечу раскрытым веером. Джентльмен обернулся, и Джемма узнала все того же вездесущего Корбина. Даже самая непримиримая соперница не смогла бы отказать маркизе в несомненной привлекательности и откровенной чувственности.

— В трезвом виде мадам симпатичнее, — заметил Элайджа. — Ну что, вперед?

Даже не оглянувшись, герцог решительно направился к цели. Лукавая улыбка маркизы приобрела оттенок интимной радости.

Над ухом прозвучал голос Вильерса.

— Подумать только, — не скрывая иронии, произнес он. — Неужели я совершил непростительную ошибку, пригласив на ужин дорогую кузину? Почему-то решил, что вам удалось достичь если и не мира, то хотя бы перемирия.

— Разумеется, ваша родственница всегда была и остается очаровательной собеседницей, — ответила Джемма, наблюдая, как Элайджа церемонно склонился перед маркизой. Та призывно поглядывала поверх веера, которым игриво обмахивалась. Создавалось впечатление, что в руках мадам де Пертюи самое грозное оружие.

Но разве не этого ей хотелось?

Что ж, значит, все идет по плану! В мгновение ока герцогиня раскрыла собственный веер и целеустремленно ринулась в атаку. Ничего, что на ней не провокационная ночная сорочка, а полноценное платье из серебристого муара, почти полностью прикрывающее грудь, никому и ни при каких условиях не дано тягаться с блистательной герцогиней Бомон.

— Как прелестно вы выглядите! — воскликнула Джемма вместо приветствия.

Маркиза присела в низком реверансе, который попутно открыл всем трем джентльменам — Вильерсу, Элайдже и Корбину — многообещающую перспективу бесстыдного декольте.

— Взаимно, — отозвалась она, почему-то слегка задыхаясь. — Обожаю муар, всегда была к нему неравнодушна. Даже замуж выходила в платье, очень похожем на это. — Она невинно улыбнулась. — Хотя, откровенно говоря, было это давным-давно.

Джемма понимала, что даже легкий прищур будет воспринят как признание оскорбления.

— Трудно поверить, что все мы успели постареть, не так ли? — заметила она, прекрасно зная, что маркиза всего на два года моложе. — Думаю, пора заключить пакт, запрещающий одеваться с юношеской смелостью! Нет ничего печальнее матроны в дерзком наряде, который без смущения могут носить лишь самые юные и отважные.

— Уверенность сопутствует красоте, разве не так? — ответила маркиза, ловко переворачивая выпад Джеммы с ног на голову. — На мой взгляд, самая страшная женская ошибка — это тревога. Ничто не старит так, как отчаяние, с которым не удается совладать.

— О небо! — воскликнул Вильерс с фатовской улыбкой. — Вы обе стали бордовыми, словно свекла. Должно быть, камин слишком ярко горит. Мадам маркиза, позвольте проводить вас подальше от этого опасного жара. — Он ловко оттеснил кузину прочь, так и не позволив Джемме нанести очередной удар.

Элайджа отошел, чтобы поприветствовать лорда Визи, а герцогиня повернулась к Корбину.

— Когда это монахиня успела превратиться в потаскуху? — зло осведомилась она.

В глазах Корбина зажглись озорные искры.

— Всего лишь после второго бокала шампанского, хотя платье наводит на мысль, что истинная маркиза скрывалась за черно-белым занавесом. Интересно, как воспримет неожиданную трансформацию супруг?

— Он уже вернулся во Францию и избавился от необходимости созерцать собственную жену в платье, которое нашла бы неприличным даже куртизанка.

— Смотрите, она пьет уже третий бокал, — задумчиво прокомментировал Корбин. — Надо же было заказать в Воксхолле две бутылки! Представляете, последние двадцать минут маркиза осаждала меня рассказом о том, как мечтает снова там побывать, причем сегодня же.

— Они с Вильерсом прекрасно ладят, — в свою очередь, сделала вывод Джемма. — Обоим свойственна чисто французская беззаботность.

— Качество, которому вам стоило бы поучиться. Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что, наблюдая за ее флиртом с Бомоном, вы чрезвычайно напоминали маленького злого спаниеля.

— Никогда в жизни я не была похожа на собаку! — оскорбленно воскликнула Джемма.

— На спаниеля, у которого осмелились отобрать любимую кость, — невозмутимо продолжал собеседник.

— Это ваша идея, — мрачно перевела стрелки герцогиня. — Боюсь, ничего хорошего не предвидится.

— Настало время перейти ко второй части плана: оттеснить маркизу и начать самой флиртовать с герцогом.

— О да, конечно! — фыркнула Джемма. — К вашему сведению, вся эта ерунда очень мало интересует Элайджу. Он настолько прямолинеен…

— Ошибаетесь. Смотрите, как хорошо у него получается. — Корбин кивнул в сторону камина.

Джемма быстро обернулась. Оказалось, что маркиза уже сбежала от Вильерса и снова оказалась рядом с герцогом. Элайджа весело смеялся.

— Должна заметить, что она умеет казаться очень остроумной.

— Вам хотелось военных действий? — сурово произнес Корбин. — Так получите: соперница забавна, немного пьяна и всем своим видом откровенно показывает, что вполне доступна.

Джемма едва не заскрипела зубами.

— Зато он недоступен.

— Наверное, было бы полезно немного развлечься, прежде чем набрасываться на мужа, — мудро посоветовал Корбин. — Как правило, уничтожать супруга на глазах у всех считается не лучшим тоном. И не забывайте: ничто так не старит, как отчаяние.

Джемма вздохнула.

— Пойду, пожалуй, поговорю с Вильерсом.

— Разумеется, о шахматах?

Герцогиня кивнула:

— Скорее всего, он до сих пор не может смириться с сегодняшним поражением, так что можно обсудить подробности партии.

— Не забудьте сделать вид, что кокетничаете, — напутствовал наставник на прощание.

Не взглянув на мужа, Джемма направилась прямиком к хозяину дома. Леопольд неподвижно стоял, облокотившись на камин, и смотрел в огонь.

— Только не говорите, что испытываете душевные муки по поводу проигрыша, — нарушила она тяжкую задумчивость.

Герцог тут же выпрямился.

— Даже и не вспомнил о турнире.

Прикрывшись веером, Джемма улыбнулась:

— Вы играли очень хорошо. Настолько хорошо, что я едва не пожалела о том, что отменила поединок с завязанными глазами.

Прежде ей доводилось видеть, как Вильерс смотрит на других ледяным, лишающим воли взглядом. И вот сейчас пришлось испытать этот взгляд на себе.

— Не позорьтесь, Джемма.

Она открыла рот, чтобы произнести в ответ что-нибудь столь же обидное, но герцог предупреждающим жестом поднял руку.

— Вы вовсе не хотите оказаться со мной в постели, будь то с завязанными глазами или как-то иначе. Притворство способно испортить дружбу, которую с таким трудом удалось построить. — Он посмотрел ей в глаза и добавил: — Дружбу, которой я чрезвычайно дорожу. Признаюсь честно: друзей у меня немного.

Джемма импульсивно шагнула навстречу и протянула руку. Некоторое время Вильерс молча смотрел на нее, словно не понимая, чего от него хотят, а потом сжал пальцы широкой теплой ладонью.

— Простите, — негромко проговорила она. — Сознаю свою ошибку, не следовало вести себя неискренне.

— Полагаю, на то имелись некоторые причины. — Вильерс посмотрел в противоположный угол, где Элайджа продолжал беседовать с маркизой. До слуха Джеммы долетел смех.

— Вы знакомы с кузиной с детства? — уточнила она, стараясь, чтобы голос звучал, невинно.

— Думаю, нетрудно догадаться, каким несносным созданием она была.

— Убеждена, что Луиза вела себя примерно: никогда не пачкала платьице и не хулиганила. Таких девочек гувернантки особенно любят.

— Она была маленькой и круглой, как куст — из тех, что выглядят вполне невинно, но на поверку оказываются утыканными шипами. Помню, как играл с ней в бирюльки. Когда стало ясно, что победа упущена, она схватила палку и начала тыкать ею мне в грудь.

Джемма рассмеялась.

— Да-да, так и было! — обиделся Вильерс. — Впрочем, и, вы тоже наверняка вели себя как настоящий чертенок.

Только сейчас Джемма заметила, что он все еще держит ее руки в своих. Ну и что? К ужину собралось совсем небольшое общество, а Элайджа все еще продолжал смеяться над остроумными замечаниями маркизы. Судя по всему, затянувшаяся беседа жены с хозяином дома совсем его не волновала.

— Я была очаровательным ребенком. — Она кокетливо вскинула голову. — А вот вы уж точно изводили родных проказами.

Вильерс посмотрел на нее из-под длинных густых ресниц, и в глубине души у Джеммы, снова шевельнулась тревога.

— Так и есть, — подтвердил он, слегка склонившись. — Рос вспыльчивым, драчливым и, как теперь понимаю, отчаянно одиноким.

— О, Леопольд! — с искренним сочувствием воскликнула Джемма. — Детское одиночество — это так печально!

— Но существование мое вряд ли можно назвать печальным. Я отлично научился находить удовольствие в издевательствах над слугами. Единственный, кому удавалось держать меня в узде, — это Эшмол, дворецкий.

— Тот, который продолжает служить и сейчас?

Герцог кивнул:

— Он отличался бесстрашием и не боялся постоянно меня шлепать, несмотря на то, что в те времена служил простым лакеем.

— А ведь вы не настолько ужасны, как стараетесь показаться всем вокруг, — улыбнулась Джемма.

— Не обольщайтесь относительно моей святости, — равнодушно пожал плечами Вильерс. — Держу Эшмода исключительно потому, что лень отправить старика на пенсию.

Джемма рассмеялась и подняла руку, чтобы поправить приятелю волосы: из косички на затылке выбилась небольшая прядка.

— Итак, долго ли вы намерены терпеть безвкусные заигрывания маркизы? — осведомился Вильерс. — Развлечение довольно странное: несомненно, подобное поведение должно вызывать у супруги сильные чувства.

— Элайдже необходимо развеяться, — невозмутимо ответила герцогиня. — Я пришла к выводу, что он излишне серьезен.

— И до какой же степени ему позволено развеиваться? — настойчиво продолжал Леопольд. — Не граничит ли свобода с развратом?

— Ни в коем случае! — Джемма игриво стукнула его веером по плечу. — Поверить не могу, что вы способны на распутные мысли.

— О, еще как способен, — лениво возразил герцог. — Можно смело сказать, что распутные мысли никогда меня не покидают. Думаю, пора приказать Эшмолу позаботиться об ужине. Кузина выпила слишком много шампанского. Меньше всего хотелось бы, чтобы кокетка утратила контроль над собственным желудком.

— У вас, должно быть, развязалась лента. — Джемма заправила за ухо очередную выпавшую из прически прядь, развернула веер и, беззаботно обмахиваясь, пошла по комнате. Возможно, маркиза и явилась почти раздетой, но первенство в искусстве флирта все-таки за ней, герцогиней.

Пятнадцать минут спустя пришлось признать очевидную, хотя и горькую правду: флиртовать она, конечно, умела, но только тогда, когда объект флирта проявлял некоторый интерес.

Маркиза и Элайджа сидели рядышком на небольшой софе. Как только Джемма подошла, супруг встал, равнодушно взглянул на нее и, быстро извинившись, снова сел, чтобы продолжить увлекательную беседу. Поступок выглядел настолько грубым, что Джемма не поверила собственным глазам. Герцог Бомон никогда в жизни не вел себя неучтиво.

Герцогиня осталась стоять возле софы, словцо неловкая дебютантка.

— Позволите присоединиться к беседе? — Усилием воли она заставила себя сохранять спокойствие.

Элайджа посмотрел на нее снизу вверх с таким выражением, словно уже успел забыть о ее существовании.

— Да, пожалуйста, — разрешил он. — Сейчас принесу тебе стул.

Стоило мужу отойти, как Джемма немедленно заняла его место.

— Как вы сегодня себя чувствуете, дорогая маркиза?

Луиза посмотрела на нее нетрезвыми глазами и улыбнулась:

— Наслаждаюсь приятным вечером. Ваш супруг — самый милый и внимательный из всех мужчин, которых мне довелось встретить в Англии.

— Могу представить, — начала было Джемма, но в эту минуту вернулся герцог со стулом.

— Мы обсуждали детские шалости, — сообщил он и снова повернулся к маркизе.

— Надо же, и мы с Вильерсом говорили о том же! — весело воскликнула Джемма. — Он уверял, что рос своенравным и непослушным мальчишкой.

Бомон наконец-то дал себе труд обратить внимание на жену.

— Каждый мальчик вырастает и становится мужчиной, — произнес он ледяным тоном.

— А ты в детстве много хулиганил? — спросила герцогиня, слегка обмахиваясь веером. Разговор принимал несколько неожиданный оборот.

— Между нами говоря, думаю, что до тебя мне было далеко.

— А я обожала проказы, — вставила маркиза.

— Поверить невозможно, — ласково отозвался герцог. — Вы широко известны не только блестящим стилем в одежде, но и безупречной репутацией.

Маркиза хихикнула и нелепо захлопала ресницами.

— Уверяю, безобразничала напропалую. Мама приходила в отчаяние. Достаточно сказать, что я умудрилась по уши влюбиться в Вильерса и не упускала возможности испытать на нем собственные чары, несмотря на то, что родители всячески препятствовали нашему общению.

— Женщины постоянно балуют герцога безудержным вниманием, — признал Бомон. — С точки зрения логики явление поразительное.

Джемма поняла, что разговор имел тайную подоплеку, суть которой ей не удавалось ухватить. Элайджа наклонился и, словно не замечая присутствия третьего лишнего, взял из рук маркизы веер.

— Какая тонкая работа! — восхитился он. — Прелестное изображение танца. Уверен, что это не подарок Вильерса, в ином случае картинка оказалась бы не кокетливой, а неприличной.

— Можно подумать, я приняла бы от него подарок! — возмутилась Луиза, словно на миг вспомнив о привычном жеманстве. — Я замужняя дама, ваша светлость!

— А я не считаю зазорным принимать маленькие сувениры, — вступила в разговор Джемма. — В прошлом году Вильерс подарил мне чудесный веер… вот только куда бы он запропастился? Я так его любила…

Герцогиня отлично знала, что случилось со злополучным веером: едва супруг его увидел, как тут же небрежно швырнул лакею.

— Может быть, он подарит другой? — безразличным тоном предположил Бомон и вновь обратился к мадам де Пертюи: — Моя дорогая маркиза, вы разрумянились — должно быть, здесь слишком жарко. Может быть, поищем еще один бокал шампанского?

Джемма собралась произнести что-нибудь ехидное насчет нежелательности новой порции крепкого напитка, однако не успела открыть рот. Маркиза проворно вскочила и взяла герцога под руку. Парочка удалилась, оставив Джемму на софе в полном одиночестве.

— Даже сильные мира сего небезупречны. — Вильерс сел рядом и протянул бокал.

Джемма подняла глаза и, к собственному ужасу, почувствовала, что сейчас заплачет.

— Он из-за чего-то разозлился, вот и все.

— Выпейте, — посоветовал Леопольд. — Конечно, разозлился. Бомон не питает к моей кузине ни малейшего интереса. Нелепая пьяненькая гусыня не для него. Не будьте дурочкой и не поддавайтесь на провокацию.

Говорил он убедительно, да и шампанское немного помогло.

— Элайджа не хочет флиртовать со мной, — печально заметила Джемма спустя несколько минут.

— Зато мы можем побыть вдвоем, — невозмутимо констатировал Леопольд. — Не исключено, что ему нужно от вас нечто большее, чем легкий флирт. Что ни говори, а вы его жена.

— Но я собиралась ухаживать за ним! — в отчаянии призналась Джемма.

— Мужчины не склонны принимать ухаживания. Не могу сказать, что сам обладаю богатым опытом в этой области.

— В том-то и дело. Элайдже никогда не доводилось наслаждаться флиртом с обольстительной женщиной. А это по- настоящему интересно!

— Вы уверены, что Бомон считает подобное времяпрепровождение интересным?

— Ну, сейчас, по крайней мере, он чудесно проводит время. — Джемма горестно пригубила шампанское: она прекрасно видела, как муж стоит рядом с француженкой и что-то с интересом рассматривает в одном из застекленных шкафов.

— Позволил бы себе не согласиться, — возразил Вильерс. — Если желаете услышать мое мнение…

— Не желаю, — перебила Джемма.

— Бомон не хочет флиртовать ни с маркизой, ни с вами — ни с кем. Герцог серьезный человек, Джемма. Если намерены его любить, не следует об этом забывать.

— Я… я…

Любила ли она мужа?

— Вы ведь его почти не знаете.

— Как и вы.

— Мы дружили в течение десяти лет, — продолжал мысль Вильерс. — Бесцельная возня никогда не устраивала Элайджу. Ему всегда хотелось что-нибудь создавать: возводить города, строить крепости и замки.

— Он не любил играть?

— Никогда не любил. Игра не в его натуре.

— А шахматы? — напомнила Джемма, пытаясь защитить мужа.

— Да, он уважает стратегию. Можете вспомнить об этом прежде, чем соберетесь устроить сцену. Да, кстати, о шахматах…

Джемме вовсе не хотелось разговаривать о шахматах, но это было лучше, чем наблюдать, как муж весело смеется с соперницей.

— Данную ситуацию можно представить в виде комбинации фигур, — продолжал Вильерс.

— И что же? — Нет, она никак не могла отвести взгляд. Неужели Элайдже так уж необходимо нежно прикасаться к плечу маркизы?

— Я, должно быть, играю роль черного короля.

Джемма наконец-то посмотрела на собеседника. Тот лукаво улыбался.

— А я?

— Белая королева.

— Значит, Луиза — черная королева, — подхватила Джемма.

— Ну а Элайджа, как всегда, белый король. — Вильерс вздохнул, однако глаза его продолжали смеяться. — Я уже говорил вам, что превращаюсь в святого, не так ли?

— И что же это значит?

— Готов принести себя в жертву. — Леопольд встал и подал руку собеседнице. — Черный король изгоняет с доски черную королеву. Признаюсь, поступок доставляет мне острую боль. Сегодня неудачный день для шахмат: столько поражений, даже думать страшно.

Джемма издалека наблюдала, как Вильерс ловко увлек кузину в сторону, подальше от Бомона. Но она твердо решила оставить мужа в покое. Элайджа не любил флирт, а к тому же пребывал в странном расположении духа. За ужином хозяин дома сидел во главе стола и вдохновенно ухаживал за маркизой, которая хорошела на глазах. А Джемма беседовала с Корбином о блюде с фруктами, которое герцогиня де Гиз водрузила на парик во время недавнего визита в Лондон.

— Колосья овса на голове леди Керснипс понравились мне больше, — признался Корбин.

И он пустился в бесконечные рассуждения обо всем подряд, начиная с новых фасонов шляп и заканчивая ценами на пряжки.

— Пора заканчивать трапезу, — раздраженно перебила его Джемма через несколько минут. — Сколько можно сидеть за столом?

— Неужели даже экстраординарное зрелище старательного флирта хозяина с маркизой не способно скрасить вашу скуку? — осведомился Корбин. — Готов держать пари: находясь во Франции, муж узнает об этом событии не далее как через неделю. Обратите внимание, как неотрывно следит за парочкой леди Визи.

Что ж, именно этого и добивалась маркиза, а герцог Вильерс представлял собой идеальный объект слухов подобного рода. Анри с легкостью поверит, что распутный кузен вознамерился соблазнить его жену, в то время как пуританская репутация герцога Бомона способна притупить ревность.

— Голова разболелась, — пожаловалась Джемма вполне искренне.

— Боюсь, что дорогая маркиза чувствует себя еще хуже, — задумчиво ответил Корбин. — Побледнела и, кажется, даже качается. О Господи!

В суматохе, последовавшей за падением мадам де Пертюи со стула, Элайджа оказался возле супруги.

— Ты выглядишь изможденной.

Чудесно, подумала Джемма. По сравнению с приторно- сладкой пьяной маркизой она, должно быть, выглядела как старая карга.

— Если честно, я очень хочу домой, — призналась Джемма и встала.

Элайджа не заставил ждать. Спустя пару минут они уже сидели в экипаже и в полном молчании ехали по темным улицам Лондона.

Значительную часть поездки герцогиня провела в размышлениях о том, почему людям так не нравится институт брака. Одна из причин, должно быть, заключается в том, что мужья порой впадают в дурное расположение духа, которое приходится безропотно терпеть.

— Хочешь сразу уйти к себе? — спросил герцог, едва войдя в холл и помогая Джемме снять пелерину!

Единственное, чего ей сейчас по-настоящему хотелось, — это как можно скорее спрятаться от странных, непостижимых настроений.

— Я собиралась немного посидеть в библиотеке, — ответила она. — Недавно получила новые шахматные фигуры; не терпится посмотреть и испробовать.

Элайджа пошел следом, не сказав, собирается играть или нет. Фаул поставил доску возле камина. Фигуры, мастерски вырезанные из слоновой кости и яшмы, выглядели как настоящие статуэтки.

Джемма поспешила сесть в любимое кресло.

— Разве не восхитительно? — Она взяла в руки короля. Крошечный повелитель стоял, выставив вперед ногу, скрестив руки на груди и грозно нахмурившись. На голове красовалась огромная сферическая корона, по сравнению с которой фигурка самодержца выглядела крошечной.

— Загляни внутрь, — предложила Джемма. — В короне увидишь еще одну сферу, потом еще одну и еще — все меньше и меньше.

Элайджа взял короля, а она принялась изучать коня: вернее, всадника на коне. Он тоже всем своим видом воплощал гнев: сидел, возмущенно воздев миниатюрную ладонь.

— Откуда у тебя это? — строго осведомился герцог.

— О, всего лишь небольшой подарок, — отмахнулась Джемма. — Посмотри, ладья сделана в виде башни, а в окошке сидит человечек!

— Готова ли ты признать мою сдержанность?

Джемма подняла голову. Голос мужа звучал так, словно говорил он сквозь стиснутые зубы.

— Конечно, готова.

— Иными словами, мое лицо никогда не принимает столь же яростного выражения, с которым смотрит этот король.

Ах, ну почему, почему она не легла спать?

— Ведь это подарок от мужчины, не так ли? — уточнил Элайджа все с тем же подозрительно непроницаемым видом.

— Если собираешься устроить по этому поводу скандал, то партию лучше отложить до завтра.

— Эти фигурки стоят целого состояния.

Джемма поставила изумительного слона, которого рассматривала, и поднялась с кресла.

— Мне отлично известно, кто прислал тебе дорогой подарок, и в моем доме этим игрушкам не место.

— Неожиданное проявление ревности тем более удивительно, что весь вечер ты осыпал знаками вниманию другую женщину.

— Не будь дурочкой.

— Не смей меня обзывать!

— Тебе, как и мне, прекрасно известно, что мои отношения с маркизой — если подобное определение, вообще возможно — ограничиваются легким флиртом.

— А мне ситуация видится в ином свете! — перебила Джемма.

— В то время как вы с Вильерсом всего лишь невинно беседовали?

Ах, так вот, оказывается, в чем проблема.

— Это совсем другое дело, — уверенно заявила Джемма. — Мы говорили о шахматах.

— Я видел вас вместе, — язвительно парировал Элайджа. — Известно ли тебе, что я влюблен до безумия? — Он до сих пор продолжал говорить сквозь стиснутые зубы.

Сердце Джеммы гулко застучало.

— Это комплимент?

— Нет, не комплимент. Это означает, что весь вечер я не мог отвести от тебя глаз и мучительно наблюдал, как ты прикасалась к Вильерсу возле камина, поправляла ему волосы, увлеченно беседовала. Совсем не похоже на кокетство подвыпившей глупышки с человеком, которого она решила очаровать!

Джемма открыла рот, но не успела вставить ни слова.

— Можно поинтересоваться, с какой стати тебе пришло в голову натравить на меня эту… женщину? Я чувствовал себя словно кусок мяса на веревочке, которым размахивают перед носом собаки. Чем же я заслужил такое ужасное наказание?

— А как ты узнал? — Джемма не смогла сдержать изумления. — Я вовсе не собиралась тебя наказывать! Просто хотела дать возможность немного развлечься! Решила, что тебе понравится внимание малознакомой дамы!

— Хочешь узнать, в чем заключается пикантность ситуации? — неожиданно спросил Элайджа.

Джемма ничего не желала слышать, но в данном случае ее мнение никого не интересовало.

— Так вот, я попросил Вильерса продолжить ухаживания, причем действовать без стеснения. Посоветовал атаковать смело и открыто, потому что хотел тебя завоевать.

— О, ради Бога! — Джемма окончательно вышла из себя. — Вы меня обсуждали? Решали, кому из вас я достанусь? А о моих чувствах хоть один из вас подумал?

Элайджа раскрыл ладонь: крошечный король стоял, скрестив руки, и продолжал уничтожать всех яростным взглядом.

— Эксперимент проводился, чтобы выяснить твою реакцию.

Джемма нахмурилась.

Быстрым движением Элайджа швырнул белого короля в камин. Слоновая кость разлетелась на мелкие кусочки. В следующий миг туда же отправилась и королева. Джемма смотрела молча: слова застряли в горле. Все, чудесным шахматам пришел конец: без короля и королевы партию не сыграешь.

Оставалась слабая надежда на то, что мужу скоро наскучит методичная расправа, однако вышло иначе. Все до одной белые фигуры разбились о кирпичи камина, аза ними последовала и противостоящая армия. К сожалению, яшма оказалась очень хрупким материалом.

Наконец герцог снова посмотрел на жену.

— Ну что, мое лицо все еще остается спокойным и невозмутимым?

— Нет.

— Любое терпение небезгранично. Я не позволю вам с Вильерсом демонстрировать свою… взаимную любовь. Ты даже играла с его волосами!

— Но…

— Держала за руку — и это в присутствии почти десятка посторонних! На глазах у мужа! Я мужчина, Джемма, и пока ты принадлежишь мне, а не ему.

— Я не принадлежу никому, — устало возразила герцогиня.

Как печально! Подозрения в полной мере оправдались: отношения с Вильерсом волновали герцога Бомона куда больше, чем отношения с собственной супругой.

— Нельзя ли узнать, почему мои новые шахматы постигла столь печальная участь?

— Сама знаешь почему.

— Потому что это подарок мужчины?

— Не просто мужчины. Это подарок Вильерса. Я разозлился… — Он с удивленным видом замолчал. — Разозлился, потому что…

— Вильерс не имеет к шахматам ни малейшего отношения, — негромко вставила Джемма.

— Разумеется, имеет. Он…

— Чудесные фигуры прислал лорд Стрейндж. Наступило долгое молчание каждый миг которого доставлял герцогине истинное наслаждение. Наконец Элайджа нашел силы заговорить:

— Прошу прощения. Очень сожалею о собственной несдержанности. Но ты не должна так себя вести.

— Почему же?

— Я уже говорил: потому что ты всецело принадлежишь мне. — Его взгляд подтверждал безжалостный приговор.

— Принадлежу тебе потому, что нужна, или потому, что ты не хочешь иметь ничего общего с Вильерсом?

Элайджа растерялся.

— С какой стати ты так решила? — наконец спросил он. Джемма отвернулась, взяла кочергу и сгребла осколки в угол.

— Решила, потому что так оно и есть. Твои собственнические инстинкты в большей степени относятся к Вильерсу, чем ко мне.

— Неправда. Я не готов делить тебя ни с одним мужчиной на свете. — Признание вырвалось из груди с острой болью.

— Спокойной ночи, Элайджа. — Джемма повернулась, чтобы уйти, но герцог схватил ее за руку.

— Что мы будем делать завтра?

— А разве Питт не требует твоего присутствия?

— Я попросил, чтобы меня не беспокоили.

— Хочешь сказать… в будущем? Ты действительно отказался?

— Нет! Невозможно внезапно отбросить все, что важно.

Джемма поморщилась.

— Не в том смысле, — спохватился герцог.

— Нет необходимости уточнять. Я отлично понимаю, что именно ты считаешь важным. — От усталости Джемма уже едва держалась на ногах. — Постараюсь придумать на завтра что-нибудь увлекательное. — Голос ее прозвучал скорее холодно, чем обиженно, и даже это обстоятельство можно было считать серьезной победой.

— Нестерпимо видеть тебя в таком настроении, — с болью произнес герцог. Он властно заключил ее в объятия и принялся жадно, требовательно целовать.

В комнате, в доме, во всем мире не существовало иных звуков, кроме порывистых вздохов и приглушенных стонов. К действительности Джемму вернул звон выпавшего из волос бриллиантового цветка.

— Нет. — Она попыталась освободиться и повторила настойчивее: — Нет, Элайджа!

— Но почему же нет? — недоуменно, недоверчиво прошептал герцог.

Она вырвалась из объятий.

— Не могу. Просто не могу, и все.

Он тяжело вздохнул и медленно, неохотно отступил.

— Позволь провести завтрашний день с тобой.

Неожиданно Джемма вспомнила, куда собиралась поехать во второй половине дня. Казалось, сама жизнь спешила сломать последний барьер, который защищал ее от мужа. Встреча в постели несла серьезную угрозу; на этом пути подстерегали боль и отчаяние — не только из-за его страсти к работе, но и из-за состояния сердца.

К глазам подступили слезы, и она поспешила отвернуться.

— Пора спать.

— Пожалуйста.

Герцог Бомон не привык упрашивать.

— А что касается завтрашнего дня, — добавила она, не оборачиваясь и торопясь уйти до того, как заплачет, — если хочешь, можешь присоединиться. В три у меня назначено деловое свидание. Выехать надо на час раньше.

Оказавшись в коридоре, она судорожно вздохнула и торопливо направилась к лестнице. Элайджа безжалостно разрушал старательно возведенные укрепления: стену за стеной, башню за башней. А завтра, если не улыбнется счастье, рухнет последний оплот, и противопоставить уже будет нечего.

Джемма понимала, что супруга не должна вести себя так нелогично, своенравно и даже несправедливо, особенно после того, как вернулась из Парижа с одной целью: подарить мужу наследника.

Задача достойная, оправданная и благородная. И все же сердце сжималось от ужаса. Рассуждения имели смысл до того… До того как стало ясно, насколько страстно и самозабвенно она его любит.

Джемма бегом бросилась в спальню, но один из лакеев все-таки успел заметить на ее щеках слезы.