— Ты играл без повязки! — возмущению не было конца.

— Немного схитрил. — Он откатился в сторону и сел. Джемма тоже поднялась.

— Неужели обманул?!

Поверить было невозможно! Безупречный, образцовый герцог Бомон не только вероломно снял повязку, но и не проявил ни капли раскаяния.

— Но зачем, зачем ты это сделал? Подожди! Я же гладила тебя по волосам и должна была заметить…

Элайджа позволил себе рассмеяться вслух.

— Должно быть, немного отвлеклась и не обратила внимания.

— Но зачем?

— Победа не главное. — Он склонился и нежно поцеловал ее в губы. — Я снял, повязку в самом начале игры, потому что хотел постоянно за тобой наблюдать.

Джемма нахмурилась.

— Надо было сказать!

Он посмотрел на нее, не скрывая восхищения.

— Ты прекрасна. Никогда прежде не доводилось видеть тебя обнаженной: ты всегда пряталась под одеялом.

— А я за тобой подсматривала, — призналась Джемма. — Пока ты одевался, лежала тихо и притворялась, что сплю. Тогда мы ночевали в парадной спальне, помнишь?

Элайджа обвел взглядом комнату.

— Какая разница?

— Разница в том, что ты пришел ко мне.

— Готов прийти к тебе куда угодно, только позови.

— Приходи, когда пожелаешь… всегда буду рада. — Джемма рассмеялась.

Однако Элайджа остался серьезным.

— Что-то не припомню, чтобы ты когда-нибудь ко мне приходила.

Джемма разрывалась между восхитительным ощущением блаженства и смущением.

— Потому что я не приходила.

— А сегодня расскажешь о своих предпочтениях?

Ее щеки вспыхнули румянцем.

— Ну…

— Уж не хочешь ли сказать, что репутация французов преувеличена?

— Возможно. — Меньше всего ей хотелось признаваться в собственной неопытности. — Видишь ли, я никогда… никогда не задерживалась надолго… я…

Элайджа странно сморщился, и только сейчас Джемма поняла, что он смеется. Смеется!

— Я пытаюсь сказать что-то важное, а ты!.. — с возмущением воскликнула она и легонько шлепнула мужа по плечу.

— Полезно было бы узнать правду раньше. Я остался здесь, в Англии, и вынес адские муки, считая, что ты нашла прекрасных любовников.

— Я рассталась с ними не потому, что отношения не приносили удовлетворения, — уточнила Джемма и для убедительности покачала головой. — Я их бросила из-за тебя.

— Из-за меня?

— Не могла избавиться от отвратительного ощущения предательства. Да, сознательно и хладнокровно решала завести роман, однако на деле ничего не получалось. Все казались ужасно скучными, да и постель не слишком радовала.

— До чего же мы были глупыми!

Джемма нервно откашлялась.

— Может быть, хочешь, чтобы я повторила что-нибудь из репертуара твоей любовницы?

Элайджа посмотрел серьезно.

— Да, кое-что действительно можно попробовать, но бедная Сара здесь абсолютно ни при чем. Может быть, раз уж ты начала, поговорим о ней подробнее?

Джемма прикусила губу, однако любопытство одержало верх.

— Тебе известно, что любовница заранее смазывает маслом рабочее место?

Глаза Джеммы удивленно округлились.

— Специально, чтобы мужчина…

— Именно так. Она хорошая, добрая женщина, и до свадьбы я еще пытался доставить ей удовольствие, прикасался к груди. Но, женившись, сразу утратил и интерес, и способность получать наслаждение. Просто использовал женское тело — без лишних слов и как можно быстрее.

Джемме неожиданно стало холодно.

— Мы оба наделали много ужасных ошибок. Мне следовало сражаться за мужа, а не убегать трусливо и малодушно.

Воцарилось тяжелое молчание.

— Может быть, сегодня тебе лучше просто уснуть? — наконец спросил Элайджа. Кажется, разговор основательно выбил Джемму из колеи. Его темные глаза наполнились раскаянием и сожалением.

— А ты будешь сидеть и казнить себя воспоминаниями о той, которая получила целое состояние за интимные встречи с самым привлекательным мужчиной Англии? — Джемма не скрывала сарказма. — Или все-таки посвятишь время жене?

Суровая складка у рта смягчилась, однако Элайджа смотрел так, словно ожидал продолжения.

Она легла на спину и многозначительно произнесла:

— Конечно, поговорить необходимо.

Он кивнул.

— Хочу рассказать о том, что узнала во Франции.

Элайджа нахмурился, и Джемма поспешила уточнить:

— Нет-нет, вовсе не от двух своих любовников. Боюсь, эти встречи не принесли истинного наслаждения, а уж тем более вдохновения. Впрочем, виновата исключительно я сама: не смогла преодолеть душевного холода и безразличия.

Взгляд Элайджи заметно потеплел.

— А вот от французских дам довелось услышать немало нового и интересного, — мечтательно продолжила Джемма и провела рукой по груди.

— С нетерпением жду подробностей. — Элайджа склонился, однако воздержался от прикосновения.

— Тебе известно, что женщинам нравится, когда их целуют здесь? — Она изобразила на животе стрелку.

— Доводилось слышать и очень хочется попробовать. — Хрипотца в голосе свидетельствовала об искренности признания.

— Некоторым мужчинам доставляют наслаждение поцелуи женщин… — Она обозначила взглядом конкретное место. — Причем не менее острое, чем другие, более решительные действия. А женщина порой загорается быстрее, если любовник в нужный момент ее поглаживает.

Элайджа смотрел так, словно с трудом держал себя в руках.

— Джемма, ты наговорилась?

Не ответив на вопрос, она перевернулась на живот, встала на колени и взглянула на мужа через плечо.

— Почти. Правда, хотела добавить, что одна пожилая француженка утверждала, что ребенка легче всего зачать вот в такой позе.

Элайджа прорычал что-то нечленораздельное и опрокинул жену на спину. Навис над ней сверху и посмотрел в глаза.

— Все хорошо, правда?

Она сжала ладонями его лицо.

— Люблю тебя.

Слова прозвучали как благословение, как прохладный дождь жарким летом. Элайджа с трудом перевел дух — в горле застрял ком.

— О Боже! Неужели это правда? — наконец произнес он.

— Больше жизни, — просто подтвердила Джемма. — Элайджа…

Он не отводил взгляда, словно впервые увидел прекрасное произведение искусства.

— Да?

— Может быть, не стоит терять время? Честно говоря, боюсь сойти с ума. — Очевидно, она не лукавила, потому что действительно заметно дрожала.

Он с улыбкой провел ладонью по груди.

Прикосновение обещало награду. Джемма вздохнула и не без труда продолжила:

— Я хочу…

— Этого? — Место руки немедленно заняли губы, однако даже поцелуя оказалось недостаточно. Шахматная партия продолжалась целую вечность, и Джемма действительно едва не теряла сознание от вожделения.

— Хочу тебя. — Голос прозвучал по-детски, а потому она запустила пальцы в волосы, и пробормотала ему в губы: — Хочу прямо сейчас, немедленно.

Герцог Бомон пользовался заслуженным доверием членов английского парламента и правительства. Если слышал, что где-то срочно необходимо его участие, то, несмотря на трудности, старался сделать всё, что мог, причем наилучшим образом.

Вот и сейчас он без единого слова провел пальцем по самому интимному, самому тайному уголку.

Джемма вздрогнула и негромко вскрикнула. Голос любимого прозвучал низко и хрипло, напоминая скорее клич потустороннего существа, чем хорошо поставленную речь государственного деятеля.

— Ты прекрасна, восхитительна, неповторима!

Ласка продолжалась, и Джемма нетерпеливо выгнулась.

— Элайджа, — прошептала она, но тут же забыла обо всем, что собиралась сказать, потому что там, где только что была рука, оказались горячие жадные губы. Язык дарил необыкновенные, неописуемо яркие ощущения. Джемма зажмурилась, представив, что снова завязала глаза шелковым шарфом. Элайджа действовал безжалостно, поднимая любимую все выше и выше — на вершину страсти.

Наконец он отстранился и еще шире раздвинул безвольные, утратившие силу ноги.

— Открой глаза, — приказал он строго. — Посмотри на меня.

Ослушаться казалось так же просто, как полететь на луну.

— Пожалуйста, — выдохнула Джемма, — Элайджа!

По сравнению с огромным, сильным мужчиной она чувствовала себя крошечной и слабой, но он вошел легко, словно делал это каждую ночь в течение долгих лет супружества. Да, не было между ними черной пропасти разлуки, и он привычно, запросто вернулся домой. Ноги ослабли от обволакивающего удовольствия, и Джемма снова тихо вскрикнула.

Страсть, властно подчинившая каждую клеточку, лишившая воли и способности мыслить, даже отдаленно не напоминала неловкие встречи первых недель совместной жизни. В то странное, почти нереальное время она чувствовала себя растерянной и смущенной, если не сказать испуганной. Кусала губы, чтобы невольным возгласом не вызвать у мужа отвращение. Ну а сейчас никакой силы воли не хватило бы, чтобы сдержать стоны.

И все же ритмы их движений не совпадали с идеальной точностью. Почему-то ей не удавалось выгнуться в нужный момент, и оттого они двигались не слаженно, а как будто отталкивая друг друга.

Элайджа остановился.

— Нет! — воскликнула Джемма. В ногах нарастал восхитительный, жизнеутверждающий жар — ничего подобного испытывать еще не приходилось, — а потому отчаянно хотелось продлить и усилить переживание. — Пожалуйста, не останавливайся! — Она вздрогнула и снова выгнулась.

— Ты ведешь, Джемма, — хрипло произнес он.

— Что? — не поняла она.

Он ловко закинул ее руки за голову и прижал ладонью.

— Позволь мне, — добавил он сквозь зубы.

Однако даже после того, как он возобновил движение, она не поняла, в чем дело. Восхитительное, сладостное, многообещающее томление нарастало.

Элайджа с силой подался вперед.

Джемма не могла оставаться пассивной и двигалась хаотично, боясь упустить хотя бы мгновение счастья.

Он издал странный звук — нечто среднее между рычанием и смехом, отпустил на свободу руки и приподнялся так, что ее ноги обвили его бедра. Упрямству пришел конец.

— Элайджа! — взмолилась Джемма, оскорбленная безволием собственной позы, но он ничего не слышал, а просто продолжал мерно двигаться, и наконец ей удалось поймать единственно верный ритм и прильнуть в нужный момент.

— Да, — процедил он сквозь зубы и взглянул на нее почти яростно. Мощное движение продолжалось, и Джемма страстно, доверчиво прижималась, постепенно растворяясь в бесконечном пространстве. Огонь в ногах рос, распространялся, захватывал каждую клеточку существа. Теперь она не дрожала, а пылала.

Все это время Элайджа не отрывал глаз от лица любимой. Властный, уверенный, жадный взгляд действовал гипнотически, неумолимо сжимая тугую пружину вожделения.

— Джемма, — тихо, требовательно позвал он. Она обвила руками его шею, прижалась еще крепче и рассыпалась на мелкие кусочки, как рассыпается небо во время грозы. Отныне не существовало одной, цельной Джеммы: прежняя осталась в прошлой жизни, но появилась новая, познавшая высшее блаженство бесконечной любви.

Элайджа поднялся на вершину вместе с ней, испытав одновременно ярость, жар и счастье. Символом победы и обладания прозвучало единственное короткое, емкое слово:

— Моя!

Разве можно к этому что-нибудь добавить?