Кембридж, поместье достопочтенного Уильяма Питта

26 марта 1784 года

Вот уже почти час герцог Бомон пытался вырваться из дома премьер-министра. Группа самых влиятельных джентльменов королевства провела две недели в бесконечных обсуждениях законов и законопроектов, в поисках самых надежных путей нейтрализации замыслов Фокса и наиболее эффективных способов блокировки предложений оппозиционера. Каждый убедительный аргумент изощренного политического противника и опытного оратора следовало подробно рассмотреть со всех сторон, оценив как отрицательные, так и положительные аспекты выступлений.

Элайджа долгими часами сражался за идеи, которые искренне считал справедливыми, — в частности, упорно пытался доказать необходимость срочного прекращения работорговли. Ряд битв удалось выиграть, хотя во многих случаях победа осталась за оппонентами. Что ж, суть политики как раз и состоит в умении взвесить и сопоставить неизбежные потери и возможные победы.

— Непременно передам ваши сомнения его величеству, — с низким поклоном пообещал герцог Бомон премьер-министру, достопочтенному Уильяму Питту. — Разумеется, со всем возможным тактом. Согласен, опасно устраивать королевское празднество в непосредственной близости от плавучей тюрьмы.

— Подчеркните, что эти кошмарные сооружения строились с другими целями, — напомнил лорд Стиблстич, цветущий джентльмен с маленькими глазками хитро выглядывавшими из-за пухлых щек. В сочетании с обычной, отнюдь не толстой фигурой лицо казалось излишне полным, а глаза и даже нос существовали в отдельных, специально предусмотренных углублениях.

Элайджа прикусил язык: спорить со Стиблстичем не имело смысла. Его величество и без того прекрасно знал, что пришвартованные на Темзе списанные военные суда создавались с иными целями, а теперь бесславно, как и весь английский флот, доживали свой век.

Однако присутствие на палубах и в трюмах сотен преступников создавало серьезную проблему, неожиданное столкновение с которой вряд ли могло обрадовать его величество. Более того, Элайджа не сомневался, что именно парламент нес ответственность за разумное решение накопившихся вопросов.

— Всего лишь на прошлой неделе бандиты пытались бежать, — добавил Стиблстич скрипучим голосом, не сомневаясь в оригинальности заявления.

— Дворецкий сообщил, что ваш камердинер чувствует себя значительно лучше, — обратился Питт к герцогу, не обращая внимания на брюзжание Стиблстича. — Как только желудок окончательно придет в норму, сразу отправлю парня в Лондон.

— Прошу прощения за доставленные неудобства, — снова поклонился Элайджа. — Не сомневаюсь, что Викери также чрезвычайно признателен за терпение и заботу. — Он повернулся и направился к выходу. Карета уже давно ждала в боевой готовности, чтобы доставить герцога на королевскую яхту «Перегрин», где…

Где ему предстояла встреча с Джеммой.

Две недели постоянных споров и продолжавшихся далеко за полночь попыток доказать коллегам по партии неэтичность занимаемой позиции довели его до полного изнеможения, и все же Бомон с радостью ждал возможности подняться на борт. Устроившись на мягком сиденье в углу кареты, он тут же крепко уснул и проснулся лишь от стука колес по булыжной мостовой лондонских улиц.

Достал из жилетного кармана часы и нетерпеливо взглянул на циферблат. В запасе оставалось всего лишь сорок минут — в случае опоздания «Перегрин» отчалит без него. Король пожелал выйти на середину реки и плыть вниз по течению, озаряя Темзу сиянием ярких огней и радуя окрестности оглушительной музыкой.

Экипаж неожиданно накренился и резко остановился. Элайджа призвал себя к спокойствию: улицы Лондона с трудом вмещали обилие транспорта, так что неожиданные остановки давно вошли в привычку.

Спустя две минуты его терпение иссякло, и герцог постучал в потолок.

— Какого черта, Маффет? — лаконично осведомился он.

— Проехали Олдгейт, но впереди вся улица стоит, ваша светлость! — отозвался кучер.

Элайджа со стоном распахнул дверь. Грумы уже спустились на мостовую и теперь стояли возле лошадей. Густая толпа мешала рассмотреть причину затора.

— Что там случилось? — спросил он, проходя вперед.

— Точно не знаем, ваша светлость, — доложил Маффет, — но, кажется, на Сейтор-стрит построили баррикаду. Вернее, все еще строят.

И правда, в начале улицы возвышалась гора мебели, пустых бочек и прочей громоздкой утвари. Люди весело толкались: кто-то тащил кресло, кто-то пытался увернуться от неожиданно покатившейся бочки. На тротуаре горели два костра и, судя по всему, шла бойкая торговля печеной картошкой.

— А главный здесь есть? — осведомился Элайджа.

— Что-то не видно, — пожал плечами Маффет. — Даже не знаю, ваша светлость, как отсюда выбраться. Он показал назад.

Герцог обернулся: за спиной собралось огромное количество повозок и экипажей — все они миновали городские ворота и оказались в ловушке.

Элайджа окинул критическим взглядом собственную одежду. Праздник на королевской яхте требовал придворного костюма, а потому герцог старательно нарядился в золотисто-желтый, расшитый яркими цветами камзол с позолоченными пуговицами. Что и говорить, в толпе это безобразие будет выглядеть как нелепый букет бархатцев. Черт возьми!

Он решительно направился туда, где костры озаряли баррикаду неровным пламенем — не слишком ярким, но позволявшим свободно ориентироваться в пространстве.

Стоило ему попасть в круг света, как крики и смех мгновенно стихли. Молодой парень с грязными бесцветными волосами и рыбьим ртом застыл, так и не успев взгромоздить на кучу мебели шкаф. Его товарищ, плотный высокий человек средних лет, оказался менее впечатлительным.

— Вечер добрый! — жизнерадостно приветствовал он сверху.

— Здравствуйте! — так же громко ответил Элайджа. — Можно узнать, по какому поводу строите укрепления?

— Ночью в городе ожидается мятеж, — охотно объяснил незнакомец и махнул рукой в сторону реки. — Лаймхаус еще ни разу не сдавался, и сегодня тоже никого не пустим. Этим псам не место возле наших домов.

Элайджа перевел взгляд на баррикаду.

Выглядит надежно.

Местный житель гордо улыбнулся:

— Я же сказал, еще им разу никто не прорвался. Меня отец научил строить. За двадцать минут можно перегородить любую улицу. Караульные знают, — добавил он на всякий случай. — Они все там, за баррикадой.

— А что, сегодня точно начнется мятеж? — крикнул Элайджа.

— Мы еще ни разу не ошибались. А вам бы лучше убрать экипаж подальше с глаз. Здесь немало негодяев, охочих до чужого добра. Очень уж лошади хороши, ваша светлость. — Силач снова взялся за шкаф.

— И что же, вы действительно соорудили все это за двадцать минут? — не поверил герцог.

— Так точно, — подтвердил разговорчивый защитник.

Шкаф уже опасно балансировал на спинке перевернутого кресла. Падение казалось неминуемым, и Элайджа поспешил отойти в сторону. В следующую секунду раздался оглушительный треск: хорошо, что парнишка с рыбьим ртом успел отскочить.

Узкая улица окончательно утонула в хаосе: повозки и кареты застряли вдоль, поперек и по диагонали. Несколько часов, а возможно, и всю ночь, никто не сможет сдвинуться с места. Если мятеж действительно случится, лошади и экипаж пропадут. Если только… Герцог посмотрел на баррикаду. Без шкафа она выглядела не столь пугающей. Футов шесть в высоту, не больше. Предвкушение бунта нарастало: опасность ощущалась и в возбуждении толпы, и в остервенении, с которым люди таскали мебель, и в полном отсутствии детей.

— Эй! — позвал Элайджа баррикадных дел мастера.

Тот стоял наверху, с досадой рассматривая обломки шкафа, и в причудливых выражениях высказывал собственное мнение о ненадежной мебели.

— Некогда мне с вами разговаривать! — огрызнулся он.

— Спускайся! Придется перетаскивать лошадей на противоположную сторону. Освободи место!

Рядом возник Маффет.

— Ваша светлость, какой-то олух попытался проехать обратно сквозь ворота, ударился об угол и сломал раму. Теперь путь окончательно перекрыт. Выход один: лезьте через баррикаду. Там, внутри, безопасно, а мы с грумами останемся здесь и постараемся защитить лошадей и экипаж.

— Ни в коем случае! — наотрез отказался Элайджа. — Не брошу ни людей, ни лошадей. Сейчас начнется бойня: смотри, что творится, в такой давке никто не выдержит.

— Они не согласятся разобрать свое сооружение, чтобы пропустить нас, — покачал головой Маффет.

— Не согласятся, да и не смогут при всем желании.

Элайджа внимательно осмотрел груду разнообразной мебели. Здесь было все, от табуреток и стульев до обеденных столов. Вещи держались, беспорядочно опутанные веревкой. Казалось, на разбор конструкции уйдет несколько дней.

— Распряги лошадей. Будь я проклят, если оставлю их мятежникам. Экипаж поставь вон туда, к стене. Скорее всего, его сожгут, но ничего не поделаешь. Сколько у нас грумов? Два? Зови сюда обоих. Пусть переходят на ту сторону и принимают лошадей.

— Рискованно, ваша светлость! Ни одного из коней не учили брать препятствия. Что, если Птолемей споткнется?

— Ерунда! — отмахнулся Элайджа. — Рассуждать некогда. Если Птолемей прыгнет удачно, можно не волноваться: у Галилея все получится.

Спустя пару секунд кучер привел лошадей.

— Джеймс вырос в Лаймхаусе, — сообщил он, — и сможет договориться с местными жителями. Я отправил его вперед.

— Молодец.

— Ваша светлость! — в ужасе воскликнул Маффет.

Но герцог уже решительно обрезал упряжь, чтобы превратить ее в поводья, и легко запрыгнул на спину Птолемея.

— Мне необходимо встретиться с герцогиней! — крикнул он. — Не отставай!

Элайджа направил Птолемея подальше от баррикады, чтобы оставить место для разгона, и снова почувствовал себя мальчишкой: когда-то они с Вильерсом вот так, без седел, часами скакали по полям и перелескам, не пропуская ни одного препятствия, а преодолев очередной барьер, возвращались и прыгали снова.

Птолемей привык работать в упряжи, а не возить всадников, тем более без седла, на голой спине. Он яростно вздыбился, пытаясь сбросить назойливый груз. Элайджа крепко зажал поводья в правой руке, а левой начал гладить коня, пытаясь успокоить. Как только расстояние показалось достаточным, он снова примерился к возвышавшейся посреди улицы, освещенной заревом костров баррикаде.

Птолемей попытался проявить норов, однако Элайджа быстро его угомонил.

— Тихо, — прошептал он. — Не волнуйся, все будет хорошо.

Он отпустил поводья, и Птолемей рванулся вперед, послушно устремившись к заграждению. Элайджа прикинул расстояние, не забыв учесть обманчивый мерцающий свет костров, выбрал точку и резко сдавил каблуками крутые бока.

Птолемей понял команду и мощно прыгнул, подняв хозяина в темное вечернее небо. На мгновение герцогу показалось, что гора мебели несется прямо на него. В опасной близости сверкнул острый медный наконечник: еще немного, и конь пропорол бы брюхо. Но вот гора осталась за спиной, в ушах засвистел ветер, и копыта стукнули о твердую землю. Победа! Препятствие преодолено!

Джеймс уже стоял наготове и сразу принял поводья, чтобы отвести Птолемея в сторону и освободить дорогу Галилею.

— Береги его, — не столько приказал, сколько попросил хозяин.

— Не волнуйтесь, ваша светлость, — успокоил слуга. — Здесь недалеко есть хорошая конюшня; всего две улицы проехать.

— А разве они не перекрыли площадь?

— Нет, сэр. Собираются окружить весь квартал с восемью тысячами жителей. Лаймхаус не любит чужаков, это всем известно. Зато каждый из обитателей чувствует себя в безопасности. Смотрите, вот и караульные.

Действительно, служители порядка грели руки возле костра.

— Нужно как можно быстрее попасть к Темзе, — заторопился герцог, едва Маффет перепрыгнул баррикаду. Сильный жеребец легко перемахнул через нагромождение хлама. — А я понятия не имею, где мы находимся.

Джеймс задумчиво почесал затылок.

— Придется лезть через баррикаду на Брэмбл-стрит, — решил он. — Пожалуй, отдам лошадей Маффету, ваша светлость, и провожу вас. Так будет надежнее.

— Стоит ли беспокоиться?

— Одному вам не дойти, — покачал головой Джеймс. — Эти улицы совсем не похожи на те, к которым вы привыкли. Настоящий лабиринт; недалеко, но заблудиться ничего не стоит.

Баррикада на Брэмбл-стрит выглядела внушительнее первой. В очертаниях сложного, но упорядоченного сооружения просматривался инженерный замысел. Наверху стояли люди с длинными заостренными палками в руках.

— Что это, черт возьми? — не понял Элайджа.

— Копья, — лаконично пояснил Джеймс, пробираясь сквозь плотную толпу.

— Копья? Копья?!

— У некоторых есть и ружья, но в темноте копья служат надежнее. Впрочем, все равно на Лаймхаус уже двадцать лет никто не нападал: надо быть полным идиотом, чтобы сюда лезть. Мятежники обычно доходят до баррикад и сворачивают в соседние улицы. Защитники даже перестраиваются и специально удлиняют заслон, чтобы поймать какого-нибудь безумца.

— И как же мы пройдем?

В пляшущем свете костров герцог заметил, как хитро улыбнулся Джеймс.

— Сейчас увидите, — успокоил он.

Лишь приблизившись к баррикаде вплотную, Элайджа понял, что в основании сооружения оставлен небольшой проход, через который течет нескончаемый человеческий ручеек.

— Эту дыру закроют в последний момент, — пояснил всезнающий слуга и неожиданно закричал: — Посторонись! Дорогу герцогу!

Элайджа вздохнул. Нелепо расхаживать в толпе в парчовом камзоле, парике и башмаках на высоких каблуках, но ничего не поделаешь: титул обязывает.

— Быстрее, — поторопил Джеймс и нетерпеливо подтолкнул господина к проходу. — Говорят, скоро начнется.

— Откуда они знают? — удивился Элайджа и посмотрел на карманные часы. Яхта, должно быть, уже снялась с якоря. Но он должен, должен успеть! Нельзя пропустить встречу с Джеммой!

— Здесь все всё всегда знают, — пожал плечами Джеймс. — Вот Темза, ваша светлость. Сейчас выясню насчет лодки. Подождите немного.

Не прошло и пяти минут, как Элайджа отправил надежного парня обратно к лошадям — на тот маловероятный случай, если какая-нибудь из баррикад все-таки не выдержит натиска, — а сам устроился на узкой лавочке в хлипком суденышке и доверил свою судьбу хмурому лодочнику со странным именем Туидди.

— Должно быть, спешите на большой королевский корабль? — спросил лодочник.

— Да, — подтвердил Элайджа. — Так оно и есть.

— Бунт начнется с минуты на минуту, — заметил Туидди.

Лодка бесшумно скользила по воде. Тихий плеск весел тонул в доносившихся с берега криках.

— Королевская яхта совсем близко, — наконец выдохнул лодочник.

Элайджа стремительно подался вперед и увидел мерцающую в темноте жемчужину. Отсюда, с небольшого расстояния, яхта казалась сказочным видением, явившимся по мановению волшебной палочки. Но на пути к мечте замерли два полуразрушенных тюремных баркаса — самых жестоких, тех, в которых заживо гнили узники в цепях.

— Большинство не выдерживает и года, — хрипло произнес лодочник. Слова прозвучали подобно отчаянному проклятию.

Уже несколько лет герцог Бомон боролся за уничтожение плавучих тюрем.

— Четверть заключенных погибает, не прожив и года, — уточнил он.

От изумления Туидди даже перестал грести.

— Вам известно об их судьбе? А я думал, что богатые ни о чем подобном даже слышать не хотят.

— Я пытался добиться принятия закона о запрете тюремных кораблей. Но проиграл.

— Принятия закона?.. — эхом повторил лодочник.

— В палате лордов.

Лодка медленно двигалась мимо первого из мрачных баркасов. На палубе стояли и ходили охранники. Уж если сам король пребывал в счастливом неведении, то они-то точно знали о надвигающемся бунте. Но вот удастся ли сдержать натиск? Большой вопрос. Оставалось миновать еще один опасный объект.

Туидди плыл так близко к берегу, что тростник склонялся к лицу и непочтительно касался расшитого золотом камзола.

— Тсс, — тихо выдохнул лодочник: голос едва не затерялся в шелесте и плеске.

Элайджа присмотрелся. Красных мундиров на палубе видно не было. Но не удалось увидеть и суеты восставших узников.

— Пусто, — шепнул герцог.

Туидди подплыл к яхте и бросил веревку стоявшему у перил слуге. Тот взглянул на пассажира и быстро подтянул лодку вплотную к борту.

— Сейчас вернусь с герцогиней, — пообещал Элайджа. — Думаю, приключение ей понравится. Продолжим путь…

В этот миг яхта накренилась, словно невидимая могучая рука приподняла корпус и бросила обратно в воду.

— Началось!.. — в ужасе прошептал Туидди.

Молчаливый черный баркас, только что казавшийся безжизненным, снялся с якоря, стукнул «Перегрина» и отпрянул.

Элайджа стремительно подтянулся и запрыгнул на палубу.

— Две минуты! — крикнул он вниз.

Державший веревку лакей в страхе убежал, поэтому лодку пришлось привязать к позолоченному поручню. Лишь после этого можно было нырнуть в толпу кричащих, потерявших рассудок аристократов.

Элайджа силой заставил себя идти медленно и спокойно. Где же Джемма? Многих из гостей он знал: вот один из королевских герцогов; вот леди Фиббл, удачно упавшая в обморок в объятия собственного мужа; вот лорд Рэндалф в дурацком, съехавшем набок парике.

Вокруг возвышались пышные напудренные прически. Нет, Джемма ни за что не украсит волосы ни кораблем, ни макетом моста. Скорее розами или драгоценностями.

И вот, наконец, взгляд упал на герцогиню Бомон. Красавица оставалась у перил, в самом дальнем конце палубы. Должно быть, решила, что произошло какое-нибудь незначительное недоразумение. Но сам Элайджа уже не сомневался, что темный молчаливый тюремный баркас подошел к яхте с самыми зловещими намерениями.

Джемма стояла последней в длинной очереди к спасению и непрерывно оглядывала палубу. Искала его.

Он побежал, расталкивая гостей. К счастью, все они спешили к борту, оставляя середину свободной. Слуги торопливо спускали на воду шлюпки. Его величество уже успел спуститься и теперь сидел среди смеющихся придворных, направляясь к берегу, в то время как зловещий баркас неумолимо приближался.

Элайджа схватил жену в охапку, быстро поцеловал и потащил туда, где ждал Туидди.

— Но почему? Почему, Элайджа? — задыхаясь, прошептала Джемма.

Герцог легко ее поднял и, словно сверток с бельем, бросил вниз, в крепкие руки Туидди. Перепрыгнул через перила и приземлился на корме. Отдавать распоряжения не потребовалось.

Туидди с силой оттолкнулся веслом от яхты и направил лодку в сторону, стремясь как можно быстрее убраться прочь, подальше от жуткого места.

— Элайджа! — воскликнула Джемма, однако голос утонул в звуке выстрела.

— Ложись! — приказал он и сам бросился на дно, чтобы прикрыть жену собственным телом. Лодочник тем временем налегал на весла, не забывая проклинать весь свет.

Элайджа поднял голову и увидел, что палуба баркаса до отказа заполнилась восставшими узниками. Несколько человек уже успели перелезть на королевскую яхту.

— Бандиты, — неуверенно шепнула Джемма.

— Ты могла пострадать, — покачал головой Элайджа.

Ах, до чего же она была хороша! Секрет неотразимой прелести таился не только в пышных золотистых волосах, ярких выразительных глазах и нежной волнующей груди. Поворот головы, улыбка, движение изящной руки — каждый жест, каждое движение вызывали восхищение и восторг. Герцог сжал тонкие пальчики, медленно снял перчатку и прижал к губам теплую ладонь.

Прикосновение заставило сердце биться быстрее, чем во время безумного прыжка через баррикаду верхом на коне, громче, чем в минуты лихорадочных поисков на палубе яхты.

— Элайджа, — едва слышно прошептала Джемма, не отводя зачарованного взгляда.

И вдруг она оказалась в объятиях мужа. Лодка уверенно рассекала воды Темзы, а на корме, не замечая ничего вокруг, герцог Бомон страстно целовал собственную жену.