Замок Поумрой

— Так что же все-таки случилось со львом? — Гейбриел быстро шагал по двору, направляясь, к дальней стене замка, где расположился домашний зверинец.

— Понятия не имею, — пожал плечами Бервик. — С утра страдает.

— Бедный старик, — вздохнул принц, подойдя к клетке.

Царь зверей беспомощно лежал в углу и тяжело, мучительно дышал. Он появился в замке всего лишь несколько месяцев назад, полный сил и энергии, готовый наброситься на любого, кто утратит осторожность. А сейчас глаза слезились, голова едва держалась. Несчастное животное испытывало жестокие страдания. Если бы это была лошадь…

— Он слишком молод, чтобы умереть. — Бервик словно услышал мысли господина.

— Огастас сказал, что больше года не протянет.

— Герцог хотел сбыть зверинец с рук, потому и преувеличил возраст льва. А на самом деле ему всего-то пять лет. Еще жить и жить.

— А как чувствуют себя остальные? — Гейбриел подошел к клетке слонихи.

Лисса мирно покачивала хоботом. Она вообще отличалась дружелюбным нравом: вот и сейчас приветливо протянула хозяину пучок соломы.

— Что здесь делает обезьяна? — удивился принц.

— Они подружились во время морского путешествия, — пояснил дворецкий, — и теперь почти не расстаются. Вместе веселее.

Гейбриел подошел ближе и внимательно посмотрел на маленького юркого зверька.

— Понятия не имею, что за порода. А ты не знаешь?

— Насколько могу судить, это существо называют карманной обезьяной. Герцогу ее подарил какой-то паша.

— Понятно. А слониху презентовал индийский раджа, так ведь? Что за ужасная манера — дарить животных? Дышать нечем!

Бервик шумно втянул носом воздух.

— Это точно. Можно переселить их подальше — например, за живую изгородь.

— Нет, там Лисса будет страдать от одиночества. Она любит общество. Нельзя ли хотя бы изредка выпускать ее из клетки?

— Пожалуй, имеет смысл построить в саду просторный вольер, — предложил Бервик.

Гейбриел долго смотрел на странную пару. Обезьянка сидела на голове слонихи и крохотными сморщенными ручками нежно поглаживала огромное ухо.

— Тебе еще не удалось найти работника, знающего толк в уходе за дикими животными?

— Пока нет, — покачал головой дворецкий. — Я пытался переманить человека из цирка Питермана, но он так и не захотел расстаться со своими львами.

— Нет уж, извини. Взять к себе львов Питермана мы не можем. Нам и своего хищника хватает! — Гейбриел вернулся к первой клетке. — Что же с ним все-таки случилось?

— Князь Фердинанд предположил, что зверь привык питаться человеческим мясом. Впрочем, не думаю, что авторитетное мнение вашего дядюшки следует принимать в качестве руководства к действию.

— А чем несчастного кормят у нас?

— Бифштексами, — ответил Бервик. — Причем лучшего качества.

— Может, диета слишком жирная? А что ест сам дядюшка после дурно проведенной ночи?

— Суп.

— Значит, накорми льва супом.

Бервик вскинул брови, однако кивнул.

— Да, кстати, а где сейчас князь Фердинанд?

— Сегодня утром его светлость решил поработать над битвой при Креси. Экспроприировал свинарник, который сейчас, к счастью, свободен от постояльцев, и устроил там имперский военный музей. Полсотни молочных бидонов изображают различные полки. Выставка пользуется огромным успехом у деревенских ребятишек.

— Думаю, он счастлив, — заключил Гейбриел. — Полагаю…

Договорить принц не успел, так как во дворе появился весьма высокий, крайне худой джентльмен и неспешно направился в сторону зверинца. Седые взлохмаченные волосы торчали на голове, как пух на макушке чертополоха, и при каждом шаге слегка покачивались.

— Не упоминай дьявола, чтобы не появился, — любезно приветствовал Гейбриел и поклонился.

— Взаимно, мой мальчик, — невозмутимо отозвался князь Фердинанд. — Взаимно. Ты, случайно, не встречал моего бедного пса?

Бервик слегка отступил и из-за плеча господина негромко произнес:

— Существует предположение, что его съел лев.

— Целиком, вместе с шерстью и когтями?

— Это вполне объясняет нынешнее состояние хищника.

— Нет, вашу собаку я не видел, — в свою очередь, отозвался Гейбриел.

— Не далее как вчера Бруно съел целую тарелку диких яблок. Соленых диких яблок, — сообщил князь Фердинанд со слезами на глазах. — Кормлю его исключительно соленьями и маринадами — считаю, что такая диета способствует пищеварению.

Вполне возможно, соленые яблоки не пошли на пользу собаке и — соответственно — льву.

— Может, Бруно спасся бегством? — Гейбриел повернулся и посмотрел на массивную арку, отделявшую хозяйственный двор от парадного. — Что, если он не оценил диетических изысков?

— Мой пес обожает соленья, — горделиво поведал дядюшка. — Особенно ему нравятся соленые помидоры.

— В следующий раз попробуйте соленую рыбу.

Краем глаза Гейбриел заметил опасное приближение двух тетушек. Обе игриво улыбались и многозначительно кивали. Он совершил молниеносный маневр и поспешил к замку, по пути едва не сбив с ног младшего сына кухарки. Принц бегом взлетел по лестнице и вскоре благополучно скрылся в своей комнате. Слава Богу, на этот раз пронесло!

Жить в огромном замке, конечно, было прекрасно, но это свободное пространство неуклонно заполнялось обитателями. Все эти жильцы так или иначе принадлежали Гейбриелу и полностью от него зависели: его родственники, его лев, его слониха, его слуги… и даже обожающий соленья пес требовал заботы, хотя, вполне возможно, уже взирал на земную суету с небес, причем с благодарностью за то, что ее покинул.

— Пожалуй, возьму ружье и прогуляюсь по лесу, постреляю птиц, — обратился принц к своему камердинеру, угрюмому человеку по фамилии Поул, которого великий герцог удалил из дворца за излишнюю осведомленность.

— Отлично, — отозвался Поул и тут же достал из огромного шкафа костюм для верховой езды: куртку и бриджи. — Свежий воздух и движение пойдут юному Альфреду на пользу. Мистер Бервик обучает его по французской системе, но пока дело идет не очень успешно. Полагаю, беготня за птицами придется щенку по душе.

— Согласен.

— Позвольте предложить вам пригласить с собой достопочтенного Бекингем-Тулуза. — Поул достал свежие чулки и положил на кровать строго параллельно бриджам.

— Это еще кто такой?

— Джентльмен прибыл вчера с рекомендательной запиской от принцессы Шарлотты. По протоколу вашему высочеству предстояло познакомиться с ним сегодня вечером, однако в связи с грядущим приездом племянника, лорда Димсдейла, ужин пройдет в семейном кругу, так что было бы полезно поприветствовать гостя сейчас.

— И что же представляет собой этот… Тулуз?

— Насколько могу судить, весьма склонен к проповедничеству.

— О, только не это! — горячо воскликнул Гейбриел. — Двор брата кишит религиозными фанатиками разнообразного толка и калибра! Не хватает еще, чтобы они расплодились и на моей территории! Учти, это не в твоих интересах, Поул. Если последую примеру герцога, то вы со львом немедленно окажетесь на улице.

Камердинер отстраненно улыбнулся, как будто услышал крайне неприличную шутку.

— Полагаю, ваше высочество не поддастся влиянию странствующего проповедника, как это случилось с его высочеством великим герцогом Огастасом. Мистер Тулуз специализируется в определенном амплуа: я уже предупредил молодых горничных, чтобы держались подальше от восточного крыла. Джентльмен обладает чрезвычайно привлекательными манерами, а сегодня утром уже пытался применить свой боевой арсенал в отношении княгини Марии Терезы, но, судя по всему, не преуспел.

Гейбриел представил шестидесятилетнюю тетушку — непоколебимую и крепкую, как немецкое военно-морское судно.

— Думаю, ты прав, — согласился он. — Так что же понадобилось мистеру Тулузу в моем доме?

— Могу предположить, что к сельской жизни джентльмена склонили бесчисленные лондонские долги, — пожал плечами всезнающий камердинер. — Чулки его чрезвычайно интересны: ярко-оранжевые, со стрелками, а сюртук стоит дороже изумруда средних размеров.

Если Поул что-то сказал, значит, так оно и было на самом деле, потому что в изумрудах он разбирался отлично.

— Хорошо, — подытожил Гейбриел. — Передай Бервику, что я в оружейной, а Тулузу отправь официальное приглашение принять участие в охоте. Думаю, дядюшка Фердинанд тоже не откажется составить компанию.

Принц спустился в просторную комнату, где хранились разнообразные мужские игрушки, и с увлечением занялся чисткой своего любимого охотничьего ружья. Испытанный «хаас» служил верой и правдой: единственное духовое оружие с семью нарезными пазами, которые позволяли мгновенно переключиться с оленя на фазана. Произведение немецких мастеров воплощало все, чего так не хватало в жизни: красоту, свободу, законченность. Принц никогда не охотился на более серьезную дичь, чем птицы и кролики, но данное обстоятельство вовсе не отменяло поклонения перед безупречностью «хааса», на отполированном стволе которого красовался искусно выгравированный герб герцогства Уорл-Марбург-Баасфельд.

А если говорить точнее, герб старшего брата.

В глубине души шевельнулось чувство облегчения, знакомое так же хорошо, как утренняя щетина на щеках. Гейбриел давным-давно понял, что участь простого принца устраивает его куда больше помпезного, но хлопотного титула великого герцога.

Младший брат считал старшего скучной сухой палкой, но в то же время не мог его не жалеть. Править небольшим государством — задача не из легких, особенно если учесть гонор и тщеславие трех средних братьев, каждый из которых считал себя вполне достойным короны.

Ну а если не короны, то по крайней мере богатой и знатной невесты. Не далее как вчера пришло письмо, в котором один из приятелей сообщал, что Руперт, самый красивый из великолепной пятерки, безудержно заигрывает с сестрой Наполеона.

Гейбриел нахмурился и обиженно поджал губы. Это только из-за Огастаса он здесь. Если бы несколько месяцев назад герцог окончательно не сошел с ума, то он, Гейбриел, сейчас был бы в Тунисе на раскопках Карфагена.

Да, жил бы полной жизнью, а не сидел здесь, в насквозь промокшем замке, в окружении престарелых родственников и погрязших в долгах придворных. Парился бы на южном солнце и бдительно следил, чтобы раскопки не превратились в алчное растаскивание истории.

В глубокой задумчивости Гейбриел с такой силой тер и без того блестящий ствол, что едва не уничтожил знаменитый герцогский герб.

К черту Огастаса с его бредовыми идеями! Гейбриел уже упаковал чемоданы и собрался отправиться в Тунис, когда религиозный пыл брата разгорелся ярким пламенем и побудил великого герцога удалить от своего двора каждого, кого правитель считал безнравственным, немощным, неловким или сумасшедшим.

Иными словами, практически всех до одного — ради спасения лицемерной душонки самого Огастаса.

Средние братья отказались вступиться: кто-то из страха утратить расположение властителя, а кто-то (как Руперт) из-за обычного равнодушия.

А так ему внезапно пришлось оказаться перед нелегким выбором: поселиться в забытом Богом старинном английском замке, без труда вмещавшем всех, кого великий герцог счел недостойными блестящего дворца, или уехать в Тунис и впредь не оглядываться.

Более того, он должен был теперь еще и жениться! Невеста из далекой России с богатым приданым должна была удержать замок от неминуемого разрушения. Замок, который был заполнен чудаками, неудачниками и просто сомнительными личностями — вместо добытых на захватывающих археологических раскопках обломков статуй, черепков и прочих чудес, которые давным-давно, в прошлом тысячелетии, составляли всемирную славу и непревзойденное величие древнего государства под названием Карфаген.

Сам он не верил в Карфаген. Собственно говоря, потому и рвался на раскопки, что сомневался в существовании Дидоны, легендарной царицы, да и самого великого города. Все это не более чем красивые сказки, выдуманные Вергилием.

И вот теперь Биггитстиф сидит на месте раскопок и методично наклеивает на каждую из находок ярлычок с заветным словом «Карфаген». Черт возьми, наверное, уже успел обнаружить даже погребальный костер Дидоны. Дальше пойдут артефакты, убедительно подтверждающие небрежные предположения и неряшливую работу. Гейбриел презрительно сжал губы.

Но выбора у него все равно не было. А раз Гейбриел занял место Огастаса, то и отказаться от женитьбы не мог.

Да и ему было глубоко безразлично, на ком жениться: главное, чтобы супруга проявила здравомыслие и желание заняться хозяйством. Ну а если к тому же окажется красивой и обаятельной… что ж, тоже неплохо.

Принц снова склонился над любимым ружьем.