– Твой жених, – ледяным тоном заявил граф, – вначале согласился на пятимесячную помолвку, но теперь желает уменьшить срок. Кажется, я упоминал тебе, что он недавно стал опекуном осиротевшей сестры. По-моему, он волнуется, что ребенок слишком долго остается без матери, хотя не выражал таких тревог, когда просил твоей руки.
Гилкристы вернулись в Лондон сразу после свадьбы, а Гауэйн отправился в Брайтон продолжать переговоры с банкирами. Эди втайне считала дни до следующей встречи с ним. Завтра… или даже сегодня вечером.
– Я была бы рада согласиться, – выпалила она, стараясь говорить спокойно, как послушная дочь. Не стоит доводить отца до приступа праведного негодования, указав на то, что он забыл упомянуть дочери о Сюзанне.
– Мне это не нравится, – резко бросил отец, поставив бокал на стол.
– Могу я осведомиться, почему?
– Герцог не тот человек, каким я его считал.
– Это неправда! – запротестовала Эдит. – Гауэйн точно…
– Гауэйн?! Ты обращаешься к нему по имени? Возмутительно!
Губы графа вытянулись в тонкую линию. Эдит хотелось отчитать отца, но будет только хуже.
– Я не так выразилась, – пробормотала она.
– Меня ожидают в парламенте, – отчеканил отец, поклонился и вышел.
Вечером он не пришел ужинать.
– Знаешь, – сказала Эди за столом, – думаю, ты слишком добра к моему отцу, Лила. Сидишь дома, пока он ищет приключений и делает все, что пожелает.
– А что прикажешь делать? Флиртовать с Грифисом? Мне он даже не нравится. Слишком молод.
– Конечно, нет.
Эди отложила вилку:
– Но почему твоя жизнь должна быть такой несчастной? Я не говорю, что тебе стоит флиртовать, Лила. Но, может, следует сделать так, чтобы ты не сильно грустила, когда отцу вздумается не ночевать дома.
Лила с сомнением уставилась на падчерицу.
– Знаю, я давала тебе нечто вроде предлога никуда не выезжать, поскольку дебютировала только в этом году. Но сейчас у тебя нет причин сидеть здесь. И все же ты редко покидаешь дом.
– Как и полагается порядочной жене.
– Но муж должен быть рядом с ней! Не говоря уже о том факте, что просто обязан сопровождать жену на балы и в театры. Мой отец редко бывает дома, а когда бывает, может заморозить любого своим взглядом и манерой речи. Куда бы мы поехали сегодня, если бы отец не принял предложения Кинросса? Иными словами, если бы я все еще искала мужа?
– В «Олмак», полагаю, – вздохнула Лила. – Сегодня среда, и после дебюта тебе прислали приглашение.
– Верно! – обрадовалась Эди. – Туда мы и отправимся.
– Но зачем? Твой отец не будет знать, где я, да ему совершенно все равно. Что, если он не придет домой сегодня, как вчера ночью? Он утверждает, что ночует в своих покоях в палате лордов.
Последнюю фразу Лила произнесла с отчетливым оттенком недоверия.
– В таком случае ты прекрасно проведешь время в танцах, что тоже очень важно. Нет никаких причин сидеть и скучать, пока я надоедаю тебе своей игрой. – Эди встала: – Попрошу Мэри одеть меня для танцев.
– Хорошо.
Эди указала на Лилу:
– Вы, дорогая мачеха, будете сегодня счастливы.
– Полагаю.
Лила вымученно улыбнулась. Очевидно, ей не слишком хотелось ехать.
– Скажи Вилликинсу, что перед отъездом мы выпьем шампанского. Обе будем навеселе и станем танцевать со всяким, кто вытянет руку в нашу сторону. Пусть сплетники все расскажут отцу!
Спустя полчаса Эдит спустилась по лестнице: нечто среднее между девственницей и обольстительницей. Гауэйн еще не сообщил, что вернулся в Лондон, но она, разумеется, оделась не только для того, чтобы угодить мужчине. Хотя сделала именно это.
Мэри выпрямила ее волосы щипцами, а потом уложила так, чтобы они не спускались ниже плеч.
– О, Эди, дорогая, ты выглядишь абсолютно восхитительной! – воскликнула Лила и, оглядев себя, добавила: – Ты такая стройная, а я начинаю толстеть.
– Ты вовсе не толстая! У тебя пышная фигура. Это большая разница. И я вовсе не худая.
– В сравнении со мной очень стройная, возможно потому, что не пьешь чай днем. А мне нужно меньше есть пышек. Шампанское тебя ждет. – Лила махнула бокалом в сторону Эди. – Вероятно, на вкус твоего отца я чересчур толста.
– Лила, дорогая, ты уже пьяна?
Эди взяла бокал у Вилликинса, который с поклоном вышел.
– По-моему, я действительно немного навеселе. Это все моя новая диета. Я решила после трех дня есть только виноград. И больше никакого чая. Он меня губит.
– Абсурд.
– Если мне удастся выдержать, я смогу снова увести твоего отца у Уинифред.
– Уинифред? Кто это?
Эди уселась напротив мачехи и глотнула шампанского. Потом еще.
Пожалуй, стоит докопаться до истины.
– Хочешь сказать, что узнала имя любовницы отца?
– Нет, но я назвала ее Уинифред. Всегда ненавидела это имя, так что теперь мне легче…
– Что именно?
– Ненавидеть и ее, конечно. За то, что разрушила мой и без того несчастливый брак. В том, что я съела чрезмерно много пышек, тоже она виновата. Как и в том, что мой муж встает ночью по единственной причине: воспользоваться ночным горшком.
– Ха, – откликнулась Эди, но комментировать шутку не стала.
– Мне необходимо вдохновение. Я использую Уинифред как стимул к похудению. Уверена, она стройная сильфида абсолютно роскошная.
– Это ты абсолютно роскошная, – возразила Эди, наблюдая, как Лила одним глотком ополовинила бокал.
– И важнее всего, что время настало, – заявила Лила, помедлив для пущего эффекта, – рассказать тебе о тайнах моей брачной постели.
– Я их знаю, – поспешно заверила Эди.
– Нет-нет, не основы. Я хочу поведать тебе тайны, которые передаются от матери к дочери.
Лила нахмурилась.
– Ты знаешь о petit mort?
Эди была совершенно уверена, что знает все, и поэтому кивнула.
– Как типично для англичан – не иметь своего обозначения для этого состояния, – слегка раздраженно заметила Лила. – Приходится обращаться к французскому, словно французы – единственные, кто способен дать женщине наслаждение. Я могла бы сказать тебе… – Она вовремя сдержалась. – Тебе вряд ли понравятся детали, поскольку речь идет о твоем отце.
– Вряд ли, – согласилась Эди.
– Самое главное – запомнить: все, что мужчина просит тебя сделать, может быть сделано им для тебя.
Эди нахмурилась. Конечно, ее понятия о постельных играх мужчины и женщины были крайне ограниченными. И она не могла представить то, о чем говорила Лила.
– Нет, не так, – продолжала та, взмахнув рукой. – Ты поймешь, когда увидишь. Я имею в виду, когда тебя попросят сделать. Только поверь мне и не спорь.
– Ладно.
– Я должна сказать – хоть и считаю это совершенно невероятным – но если вдруг окажется, что Кинросс не сможет поддерживать свое орудие в возбужденном состоянии более нескольких минут или совсем не сможет, то знай: на этот случай есть снадобья. Так что только скажи мне, дорогая, и я достану нужное лекарство и отправлю тебе посылкой.
– Спасибо, – кивнула Эди, гадая, сообщают ли женщины мужьям о воздействии снадобий или дают их тайно.
– И вот мой большой секрет, хотя никогда не думала, что мне это понадобится. – Глаза Лилы наполнились слезами. – Но вот понадобилось.
Эди озадаченно уставилась на нее.
– Это как-то связано с девственностью?
– Это? О нет. Это совсем не больно. Не позволяй старушечьим сказкам запугать тебя. Конечно, может пролиться несколько капель крови, что сделает твоего шотландца счастливым. Мужчины абсурдно горды, если считают, что вспахивают нетронутое поле.
– Поле?
– Ты поле, дорогая, а у него есть плуг, если следуешь за ходом моих мыслей. Хотя, возможно, лучшим сравнением будет мотыга. Нет, настоящий секрет в том, чтобы заставить мужа поверить, будто ты испытываешь наслаждение. В то время как на самом деле ничего подобного и в помине нет.
– О господи!
Чем больше слышала Эди о супружеской жизни отца, тем отчетливее она казалась ей непоправимо разрушенной.
Слеза скользнула по щеке Лилы.
– Мы прекрасно жили, пока не вздумали родить ребенка. Это так угнетает. – Она шмыгнула носом. – Но с тобой этого не произойдет. Я уже говорила, как завидую тому, что в Шотландии тебя уже ждет готовый ребенок?
Эди молчала. Вряд ли можно признаться Лиле, что она не спала всю ночь, боясь не понравиться маленькой Сюзанне.
– Некоторым женщинам не приходится расстраиваться из-за подобных вещей. Потому что их мужьям все равно, получают жены наслаждение или нет. Но хорошим мужьям не все равно. И иногда, если ты ничего не испытываешь, они будут продолжать, пока ты не взвоешь от досады. Мужчина просто не понимает, что женщина может так устать или расстроиться, что просто не чувствует того, что, по его мнению, должна чувствовать. Ты следишь за моей мыслью, Эди?
– Более-менее.
– Так что в этом случае, у нее один выход – сыграть.
– Прости?
– Сыграть. Сделать вид. Притвориться. Изобразить.
– Что именно?
– Le petit mort.
– Вот как.
– Ты не понимаешь, верно?
– Не совсем.
– Постельные игры – дело шумное, – пояснила Лила.
– Правда? – спросила окончательно заинтригованная Эди, хотя по-прежнему понимала далеко не все. Она не представляла, что так может быть.
Лила поставила опустевший бокал и откинула голову. С губ сорвался хрипловатый чувственный стон. Она запустила руки в волосы и стала мотать головой.
– Да, да, вот так… еще, еще!!! – Дверь открылась, и за спиной Лилы появился Вилликинс. – Ах, вот так… дорогой, сильнее… ты такой… такой… – Она снова мотнула головой и голос поднялся еще выше: – Ты сводишь меня с ума. Я горю, как в лихорадке. Я вне себя. Я… о блаженство!
Вилликинс застыл, словно ледяная статуя.
Лила выпрямилась, пригладила волосы и сказала:
– Вилликинс, наполните наши бокалы.
– Могу представить, как тебя мучит жажда, – залилась смехом Эди.
– Это секрет счастливого брака.
Эди не торопилась высказать мнение. Вряд ли брак Лилы можно назвать счастливым.
Вилликинс тем временем, оправившись от шока, стал разливать шампанское, словно ни в чем не бывало. Он стоил каждого пенни, который платил ему отец.
Лила одним глотком осушила бокал наполовину.
Конечно, бокалы узкие, но все же… Это ее третий?
– Пора ехать, – заметила Эди, ставя бокал. – «Олмак» ждет.
– «Олмак», – повторила Лила, ее язык слегка заплетался. – Не то место, где женщины, изменяющие мужьям, могут следить за их любовницами. Я уже говорила, что решила переделать себя? Я устала быть Лилой. Такое скучное имя!
– Будь благодарна, что тебя не назвали Эдит. И ты не изменяешь мужу.
– Я старею, а это еще хуже.
– Не думаю, что архиепископ с тобой согласится.
– Преждевременное старение, – вздохнула Лила. – Вот что случается с женщинами, вроде меня. Сидим дома старея, пока всякие Уинифред этого мира крадут наших мужей. Если бы меня назвали Джозефиной, все было бы по-другому. Ни один мужчина не станет изменять Джозефине.
– Давно пора подавать экипаж.
– Полагаю, нужно начать говорить по-французски, – продолжала Лила, игнорируя тему «Олмак». Эди опомниться не успела, как та взяла ее бокал с шампанским и осушила. – Это будет хорошая практика. Я могла бы перебраться во Францию, вместо того чтобы удалиться на покой в деревню.
– C’est la vie, – философски заметила Эди. – Это все, что я знаю по-французски, так что наш разговор будет коротким.
– Дорогая, все способны говорить по-французски, если постараются. Вот хорошая фраза: «Evacuez de lieux»!
– И что она означает?
– «Очистить помещение»! – воскликнула Лила, взмахнув рукой. – Кто знает, когда придется крикнуть это в случае пожара. Моя гувернантка научила меня куче полезных фраз. Etes-vous enceinte? Эта фраза оказалась не столь полезной. Нет, я не беременна. – Она позвонила: – Мне нужно выпить еще шампанского перед отъездом.
– Нам нужно ехать сейчас, – повторила Эди. – Разве они не запирают двери, даже если опоздать хоть на секунду?
– Знаешь, я давно могла бы забеременеть, не будь твой отец так упрям, – заявила Лила, продолжая игнорировать падчерицу. – Недаром у кроликов рождается так много крольчат.
Эди силой подняла мачеху на ноги. Навеселе или нет, но Лила была восхитительна, как пирожное с кремом, которое надеялся съесть каждый мужчина. Лиф небесно-голубого платья явно показывал, что в мире крайне не хватает шелковичных червей, но грудь Лилы прекрасно заполняла огромный вырез.
– Это платье абсурдно тебе льстит.
– Нужно не забывать втягивать живот, – заметила Лила, направляясь к двери и все еще сжимая пустой бокал Эди. – А, вот и вы, Вилликинс. Почему бы вам не налить мне еще бокал, а я выпью, пока думаю, как бы надеть плащ.
Эди взяла у нее бокал и отдала лакею.
– Наш экипаж, пожалуйста, Вилликинс. «Олмак» ждет.
– Как и экипаж, леди Эдит, – ответил дворецкий с поклоном и взял у лакея плащ Лилы.
– Миледи. Позвольте мне…
– Эти кролики, те, что с крольчатами, знают, что почем, – объявила Лила, пока Вилликинс оборачивал ее плечи плащом. – Мы не едем в «Олмак». Там не подают шампанского. Лучше отправимся к леди Шаттл.
– Кто такая леди Шаттл?
– Одна моя знакомая. В любой другой день я бы отказалась от бала у нее, как от немного вульгарного, но это было до того, как я получила это. – Она вынула из ридикюля смятую бумажку: – Я послала записку твоему отцу, с просьбой сопровождать нас в «Олмак». Это его ответ.
Эди разгладила записку. Всего две строчки. Отец сожалел, что не может выполнить просьбу жены, поскольку уже принял другое приглашение.
– Откуда ты знаешь, что он собирается посетить бал у леди Шаттл?
– Мне не нужно никого спрашивать. Я вполне понимаю: мужчина в подобной ситуации посетит именно этот бал, поэтому просто сообщила, что встречусь с ним там.
– А если он поедет в другое место?
– Куда еще ему ехать, – отмахнулась Лила с великолепным пренебрежением к присутствию двух лакеев и дворецкого. – Он, вне всякого сомнения, будет сопровождать Уинифред. Не могу же я просто сказать твоему отцу о кроликах, когда его увижу! Вставлю слово-другое в разговор и посмотрю, подаст ли это ему какую-то идею.
Эди взглянула в бесстрастное лицо дворецкого.
– Верно. Вилликинс, сообщите кучеру, что мы едем на бал к леди Шаттл.
Минуту спустя леди уже были в пути. К несчастью, до пункта назначения было всего пятнадцать минут езды. А это означало, что Лила почти не протрезвела к тому времени, когда они прибыли.
– Я немедленно узнаю ее, – беспечно сообщила она, когда они выходили из экипажа перед большим городским домом.
– Намекаешь на то, что здесь будут куртизанки? – спросила Эди, поняв, что куда больше заинтересована в посещении бала леди Шаттл, чем в поездке в «Олмак».
– Вне всякого сомнения! – кивнула Лила. – Именно поэтому твой отец приедет сюда. Как я уже сказала, узнаю Уинифред сразу. Знаю, какого типа женщины нравятся Джонасу. Уверена, что она – одна из тех женщин, которые вечно твердят, что просто не могут набрать вес, что бы ни ели. Однажды он сказал, что у меня плоский живот. Тогда у меня действительно живот был плоским.
– Лила, – не выдержала Эди, – мне до смерти надоела Уинифред, а я ведь даже ни разу ее не видела! Пойдем за этим милым грумом, потому что здесь очень холодно.
– Я дочь маркиза! – провозгласила Лила.
– Совершенно верно, – ободряюще кивнула Эди. – Уинифред, возможно, нашли в капусте. И бьюсь об заклад, ей приходится подкладывать тряпки в корсет, чтобы создать видимость груди.
– Мне нет нужды прибегать к столь жалкой тактике, – фыркнула Лила, откидывая плащ, и открывая великолепную грудь.
– Уинифред придется сунуть в корсет кочан капусты, чтобы достичь такого же эффекта. Два кочана, по одному с каждой стороны.
Лила резко кивнула и поплыла к дому.
Насколько могла видеть Эди, в передней не было ничего говорившего о возможном присутствии куртизанок. Дворецкий поклонился, в точности как все дворецкие, отдал плащи леди лакею, стоявшему у стены, и повел посетительниц по коридору в бальный зал, где объявил о их приезде.
– О, смотри! – в восторге вскричала Лила, спускаясь по лестнице и отталкивая дворецкого в сторону. – Это Бетси!
– Кто такая Бетси? – спросила Эди, семеня следом за мачехой и пытаясь нагнать, на случай если она споткнется.
– Дражайшая подруга моей матушки. Должно быть, сейчас она леди Рансибл. Бедняжка, кажется, овдовела прошлым летом. Это ее третий, нет, четвертый муж.
– Какая трагедия. Или, возможно, правильнее сказать – триумф?
Лила нырнула в толпу, таща Эди за собой.
– Она не виновата. Они просто умирают, после года-двух супружеской жизни. Но она умудрилась даже в таких испытаниях сохранить желтые волосы, а ты должна признать, что это истинный триумф.
Лила завязала беседу с женщиной, волосы которой носили отчетливые следы победы над временем. Эди вежливо улыбнулась и поискала взглядом отца. Она была уверена, что он не устоит от искушения последовать за Лилой на бал.
Эдит услышала низкий голос. Кто-то коснулся ее локтя. Обернувшись, она увидела лорда Бекуита.
– Леди Эдит!
Он оглядел ее платье – бледно-розовый шелк и никакой отделки, обычно скрывающей грудь, – и в его голосе зазвенело восхищение.
– Какое удовольствие встретить вас здесь!
Эди присела в реверансе:
– Лорд Бекуит, я очень рада вас видеть!
– Напротив, – вклинилась Лила, – я слишком долго была вне общества. Решила начать новую жизнь. Я прибыла, дорогая, я прибыла!
Лорд Бекуит поклонился, взял руку Эди, поцеловал и не выпустил, хотя это было против правил этикета.
– Надеюсь, это не сочтут неприличным. Но я выражу чувства многих джентльменов, если скажу, как сильно сожалею о вашей поспешной помолвке.
– Леди Эдит выйдет замуж только через несколько месяцев, – вставила Лила обернувшись.
Бекуит снова поклонился.
– Леди Гилкрист. Истинное наслаждение видеть вас.
– Мои дорогие, не стоит ли нам выпить освежительного? – спросила Лила. – Должна признать, что после утомительной поездки в экипаже, мне необходимо что-то подкрепляющее.
Вскоре они уже сидели за маленьким столиком, на котором стояли шампанское и маленькие тарелочки с крошечными пирожными.
– Ешь, – велела Лиле Эди, пододвигая к ней тарелку, – иначе утром будешь мучиться от головной боли.
– Напротив, – ответила Лила серебристым голоском, – я никогда не пьянею от шампанского. По-моему, я родилась с его пузырьками в крови.
Вдова Рансибл привела с собой двух мужчин, вероятно, очередных кандидатов на смертельно опасную роль ее пятого мужа. Лила принялась безумно флиртовать с одним из них, лордом Греллом. Эди вздохнула и повернулась к Бекуиту.
– Полагаю, вы видели моего отца сегодня вечером?
– Да, леди Эдит. Вы, как я понял, прибыли не вместе?
Лила, должно быть, расслышала. Потому что напряглась и наклонилась еще ближе к своей добыче.
– Леди Эдит, могу я иметь честь пригласить вас на танец? – спросил Бекуит.
Она уже была готова согласиться, но увидела идущего к ним отца.
– Папа! – вскричала она, вставая и приседая. – Вот и ты!
Лила набрала в грудь воздуха, с такой силой сжала бокал, что Эди удивилась, как тот не разлетелся вдребезги, и осушила его.
– Дочь, – ответил отец, останавливаясь. – Леди Гилкрист! Леди Рансибл. Лорд Бекуит. Лорд Грелл.
Второй поклонник леди Рансибл растаял в толпе прежде, чем дождался приветствия. Появление крайне рассерженного мужчины вполне могло произвести подобный эффект.
Отец был похож на варвара, одетого в вечерний костюм. Хотя его камзол был из бархата цвета сливы, а галстук безупречно повязан, в глазах отчетливо проглядывало безумие.
Эди проследила за направлением его взгляда и увидела, что Лила почти прижалась к лорду Греллу, который оказался таким дураком, что даже не догадался принять встревоженный вид.
Даже после многочисленных стычек с отцом Эди стало не по себе при виде выражения его лица. Лорд Бекуит с извиняющейся улыбкой тоже поспешил отойти.
– Боже, да это мой муж! – воскликнула Лила, делая вид, будто впервые видит графа. Она так наклонилась вбок, словно вот-вот упадет со стула, хотя Эди понимала, что ей не терпится взглянуть, не стоит ли поблизости Уинифред.
Однако граф кипел от ярости так, что Эди всерьез усомнилась в существовании какой-либо Уинифред.
Леди Рансибл тоже встала и увела за собой лорда Грелла, чем, вполне возможно, спасла ему жизнь.
Эди ожидала, что отец вытащит Лилу из-за стола и велит подавать экипаж, но вместо этого он опустился на стул, который до этого занимал Бекуит. Эди снова села, и несколько минут все трое сидели в напряженном молчании.
Наконец, Эди заговорила:
– Может, мне оставить вас наедине? Я могла бы пройтись где-нибудь или потанцевать с лордом Бекуитом.
– Зачем? Вряд ли мы будем говорить о чем-то важном в твое отсутствие, – заявила Лила. – Его милость, скорее всего, обвинит меня в бессовестном флирте с беднягой, который только что ушел. Можно подумать, у меня был хоть один шанс, с тех пор как Бетси решила выйти за него.
– У меня не было таких…
– Где Уинифред? – перебила Лила и, подняв глаза, поймала взгляд лакея.
– Кто такая Уинифред? – нахмурился граф.
Но Лила уже деловито объясняла лакею, что хотела бы получить четыре бокала шампанского, из которых два предназначались ей. Так что Эди взяла на себя смелость ответить.
– Твоя любовница, отец.
– Как ты смеешь говорить со мной в таком наглом тоне? Кто наговорил твоей мачехе столько лжи обо мне? Я даже не знаю никакой Уинифред!
– Вот как? – спросила Лила, включаясь с разговор. – Худая, очень худая. С корсетом, набитым овощами. Слишком легкая, чтобы потонуть: ты знаешь этот тип. Можешь бросить ее в Серпентайн, а она по-прежнему будет болтаться на поверхности, бормоча, как завидует женщинам, способным набирать вес.
Граф явно растерялся.
– Уинифред, – с легкой печалью добавила Лила, – женщина, укравшая тебя у меня, Джонас. Когда-то я тебе нравилась. Мы не были так уж подобны кроликам, но c’est la vie.
Она пожала плечами и выпила полбокала шампанского.
– И давно она в таком состоянии?
Судя по выражению лица графа, если раньше он и был наполовину варваром, то сейчас приближался к трем четвертым.
– О, примерно два года, – ответила Эди, поразмыслив. – Если учитывать все стадии брачной гармонии, я бы сказала, что вы на стадии восьмой из десяти. Десятая – это море полного отчаяния.
– У тебя нет права говорить мне подобные вещи, дочь моя! – отрезал граф.
Эди отвернулась, чтобы не видеть смеси гнева и жгучей тоски в глазах отца…
И наткнулась на взгляд Гауэйна, стоявшего за спиной графа.