Именно в тот момент, когда нареченная охарактеризовала его как человека импульсивного, Гауэйн то же самое твердил себе. Он в жизни никогда не делал чего-то столь легкомысленного. Никогда.
Мало того, Гауэйн вообще не мог припомнить, когда поддавался каким-либо порывам, не говоря уже о том, чтобы очертя голову ринуться в самое важное предприятие своей жизни и сделать столь дорогое приобретение, не проведя перед этим подробного расследования.
Говоря по правде, он никогда ничего не покупал сам. Для этого у него были специальные люди. Он не любил ходить по магазинам. Единственное, что он покупал сам – это лошади.
Но – и эта мысль приободряла – большинство лошадей он покупал без лишнего шума. Видел подходящую кобылу и сразу понимал, что она займет достойное место в его программе разведения лошадей.
Конечно, некрасиво думать подобным образом о будущей жене, но это правда. Стоило Гауэйну взглянуть на леди Эдит, как он сразу понял, что хочет ее. И детей от нее.
Идея уложить ее в постель была крайне приятной. Несмотря на скромность манер и поведения, ее тело оказалось восхитительно соблазнительным. Другие молодые леди выглядели скелетами, обернутыми одним-двумя ярдами ткани. Десятки скелетов с буклями, отскакивавшими от острых краев их костлявых плеч.
«Не слишком добрая мысль», – напомнил он себе. Гауэйн часто упрекал себя за то, что подобные описания, хоть и безмолвные, но излишне критические.
Но он не мог найти ни единого отрицательного качества в леди Эдит, если не считать ее имени. Кому оно может понравиться?! Она ангел. Не Эдит.
Первую невесту звали Розалин, что звучало весьма романтически. Их обручили в детстве. Но на деле они встретились только раз: когда ей было шестнадцать, а ему – девятнадцать. После этой встречи они стали ждать, пока Розалин исполнится восемнадцать, только она умерла за несколько дней до своего дня рождения. Так что вряд ли их союз можно было назвать романтическим.
– Ваша светлость?
Агент Стантона Бардолф с раздраженным видом сидел на противоположном сиденье экипажа. Бардолф был агентом отца Гауэйна и перешел к последнему так же естественно, как вино в подвалах, если не считать того, что в отличие от вина Бардолф с годами не улучшался. И бородка у него очень напоминала козлиную. Козлоподобную. Козло…
Гауэйн заставил себя вернуться к теме разговора.
– Да?
– Старший судебный пристав и начальник шахты никак не могут прийти к соглашению относительно того, что шлам, спускаемый при разработках оловянного рудника Карри, губит рыбу в реке Глашхорри, – сообщил Бардолф с тем преувеличенным терпением, которое выказывают люди, понявшие, что первый их вопрос проигнорировали.
– Остановите разработки, – приказал Гауэйн. – Пока шахта не сумеет контролировать стоки, придется закрыться. От рыбы в этой реке зависят шесть деревень.
Бардолф записал все это в книгу, а Гауэйн продолжал размышлять.
Гилкрист предложил устроить свадьбу через пять месяцев, с чем Гауэйн согласился. Он не спешил начать супружескую жизнь. Вполне можно ожидать, что все попытки угодить жене связаны с суетой определенного рода. А он не любил суеты.
Но потом он подумал о сливочной коже леди Эдит. Нет, «сливочная» – слово неподходящее. Он никогда раньше не видел столь белой кожи. Как лучший пергамент. И решил, что озеро темнее ее глаз, цвет которых был, скорее, похож на можжевеловые иглы.
При этой мысли он ощутил гордость обладателя. Она скоро будет принадлежать ему: мечтательные глаза, белая кожа, розовые губки и все…
Гауэйн сторговался с ее отцом, и размер доли имущества невесты в брачном контракте заставил бы Бардолфа потерять сознание.
Он отдал Гилкристу все, что тот потребовал. Когда желаешь получить жену, не стоит торговаться. Это было бы дурным тоном.
Бардолф снова поднял голову:
– Ваша светлость, не хотели бы вы обсудить условия контракта с мистером Стикни-Эллисом относительно моста, который предстоит построить через Глашхорри? У меня только условия, продиктованные строителями.
Гауэйн кивнул и поудобнее устроился на сиденье. Больше никаких мыслей о леди Эдит: это губительно для дела, и, следовательно, совершенно неприемлемо. Собственно говоря, как только он привезет ее в замок, сделает все, чтобы она больше не отвлекала его.
Он не был до конца уверен, чем занималась его бабушка с утра до вечера – какая-то женская работа: что-то, связанное с бельем, больными, арендаторами… Гилкрист наверняка позаботился о том, чтобы девушку всему обучили. Он немножко сух и неприветлив, этот Гилкрист, но человек порядочный.
Но тут в мысли снова ворвался голос Бардолфа. Гауэйн поднял руку:
– Я предпочитаю, чтобы пролетов было три, а не два.
Бардолф сделал пометку и продолжал монотонно читать. Гауэйн откашлялся.
– Да, ваша светлость?
– Завтра утром в «Морнинг пост» появится объявление о моей помолвке. Дживз заканчивает оформлять соглашения, на которых остановились обе стороны.
У Бардолфа широко открылся рот:
– Ваша светлость, вы…
– Я помолвлен с леди Эдит Гилкрист. Лорд Гилкрист предложил послать объявления в газеты.
Бардолф наклонил голову.
– Могу я предложить мои искренние поздравления, ваша светлость?
Гауэйн кивнул.
– Граф предложил, чтобы свадьба состоялась через пять месяцев. Ожидаю, что вы позаботитесь о всех приготовлениях. Свяжитесь с представителем лорда Гилкриста.
Агент снова кивнул.
– Да, разумеется, ваша светлость.
– Необходимо закончить реконструкцию ватерклозета между моей спальней и комнатой будущей герцогини.
– Конечно, – сказал Бардолф, вытаскивая переплетенный в кожу том. – Далее, я хотел бы обсудить программу разведения лошадей на ферме Дорби. И даже привез с собой книгу со списком племенных кобыл. – Он принялся читать вслух.
Гауэйн втайне изумлялся, насколько сложно ему сосредоточиться. Возможно, дело в новизне ощущений. Вполне естественно, что подобный опыт может отвлечь внимание.
Но удивительнее всего было чувство глубочайшего удовлетворения. Оно проходило через все мысли, как сознание надвигавшейся грозы, оставлявшее свою метку. Теперь Эдит принадлежит ему. Он привезет домой эту необычайно прелестную женщину.
Гауэйну недоставало этого спокойного тепла, а он даже не подозревал об этом. И чувствовал нечто большее и более значительное, чем желание, хотя не был уверен, что это такое. Возможно, алчность. Удовлетворение. Но все это явно не то.
Бардолф откашлялся.
– Да?
– Как я сказал…