Конечно, Оливия не была новичком в искусстве флирта, не говоря уже о таком чувстве, как вожделение, говорил себе герцог. И это вполне естественно. Для доказательства его предположения не нужен был третий тест: по какой-то невероятной причине герцог легко попадал под власть женщин, весьма вольно трактовавших понятие целомудрия.

Но что еще хуже, Оливией он был очарован сильнее, чем Еванджелиной.

Еванджелина поражала его: он хотел привести ее домой, заботиться о ней, любить. Завитки ее волос и серебристый смех завораживали. Однако герцог не испытывал этого невероятного сладострастного ощущения, безумия, затмевавшего рассудок, от которого закипала кровь.

Ему не нужно было даже смотреть на Оливию, чтобы мысленно представить ее черты. В уголках глаз ее ресницы были чуть длиннее, отчего взгляд приобретал лукавство и делал ее чуть похожей на Клеопатру. Представляя ее тело, он испытывал возбуждение. Пышные изгибы и нежная, кремовая кожа.

И у нее были честные глаза. В отличие от Еванджелины она сразу сказала ему правду. Обе женщины были, мягко говоря, далеко не целомудренными. Но Оливия и не притворялась другой.

Более того, когда он спросил ее, не предпочтет ли она его вместо Монтсуррея, она осталась верна маркизу. У герцога было такое чувство, что это навсегда: пусть она кокетлива, но как только выйдет замуж за вернувшегося с войны героя, то будет ему верна.

И другая важная особенность: Оливия невероятно желанна. В его руках она была похожа на пламя.

Еванджелине были нужны слова. Именно об этом она мечтала. Во время близости она визжала и толкала его в грудь, ей было ненавистно, что он возвышается над ней. И до, и после для нее значение имели лишь слова. А герцог не умел красиво говорить.

Его конь перешел на шаг, и Оливия поравнялась с ним. От быстрой езды и ветра на ее щеках появился очаровательный румянец.

— Мне нравится ваша шляпка, — внезапно сказал Куин. Она была похожа на вишенку поверх пышной копны темных, с бронзовым отливом волос. Поскольку никакой пользы от нее определенно не было, скорее всего, шляпку создали лишь для того, чтобы мужчины мечтали ее сорвать.

На лице Оливии появилось удивление, но она тут же улыбнулась.

— Она не защитит меня от дождя.

Герцог свернул на узкую тропу. Позади них слышалось цоканье копыт пони.

— Мы отнесем воздушных змеев на вершину хребта, — сказал он. — Лучше всего они будут подниматься вверх с холма, а здесь к тому же особенно ветрено. Иногда приходится распустить несколько метров веревки, прежде чем змей, потеряет высоту.

Оливия с любопытством взглянула на него.

— Похоже, вы разбираетесь в воздушных змеях, а это все равно как если бы взрослый человек признался, что любит играть в камешки.

Его сердце забилось.

— Когда-то я играл… — произнес он, не сдержавшись. Какой смысл рассказывать ей подробности? Герцог пытался смириться с тем, что Оливия не будет принадлежать ему. Она принадлежала другому мужчине — патриоту с куриными мозгами.

Он попытался перевести разговор на что-нибудь другое.

— Разве можно забыть, как запускать воздушных змеев?

— Полагаю нет. — Но на лице Оливии было любопытство, словно она читала его мысли.

Он спрыгнул с коня, перебросил поводья через ветку кустарника и подошел к Оливии. Как нелепо. Должно быть, в его глазах читалось желание, и от этого герцог чувствовал себя беспомощным и немного безумным. И все же он подошел к Оливии и обхватил ее за талию, потому что кто такие мужчины на самом деле? Животные, думающие о спаривании, как и любое другое двуногое. Или четвероногое, если на то пошло.

— О чем вы думаете? — спросила она, расправляя подол платья.

— О науке, — солгал он.

— Значит, вы интересуетесь не только математическими функциями? — Она перекинула поводья своей лошади через ту же самую ветку.

— Да. Но я не хочу, чтобы вы заснули от скуки, поэтому не стану вдаваться в подробности, иначе нам придется везти вас домой в повозке.

Джастин уже привязывал пони. Подошел к повозке узнать, не собирается ли выходить его тетушка, но она заявила, что оттуда ей лучше видно.

Куин вытащил из повозки ящик с воздушными змеями. Крышка открылась легко, словно их запускали лишь вчера, и не было всех этих прошедших дней. Глубоко вздохнув, герцог достал первого змея: вишнево-красного, легкого и быстрого, который взмывал в воздух и столь же стремительно падал на землю.

Под ним лежали еще два прочных змея, способных долго парить в воздухе. А под ними… Он бережно коснулся изящного каркаса из гладкого дерева, словно прикасался к ребенку, когда-то державшему змея в руке.

С трудом сглотнув, герцог захлопнул крышку.

— У меня для нас три змея, — сказал он. Голос был сдавленным и суровым, и Оливия быстро взглянула ему в лицо. Он заставил себя улыбнуться, но улыбка получилась мрачной.

Джастин подпрыгнул.

— Красный мне никогда не нравился, — весело заявил он, словно у этих змеев не было своей истории. — Слишком быстрый. Я возьму какой-нибудь другой.

— Надо привязать катушку, — заметил Куин, подавая ему змея.

Оливия схватила вишневый.

— Мне вот этот нравится!

— Он подходит к вашей шляпке, — произнес герцог, откашлявшись. — Я привяжу вам катушку. — Куин занялся делом, избегая смотреть ей в глаза. Странно, но он мог прочесть по ним все, и видимо, она обладала такой же способностью. Он мог поклясться, она видит его отчаяние и даже ужасное, опустошающее одиночество в его душе.

— А теперь, — быстро сказал герцог, привязав обе катушки, — мы поднимемся на хребет.

Понадобилось время и много смеха — правда, это не касалось Куина, просто потому что он редко смеялся, — прежде чем все три змея были отпущены в небо.

— Мне нравится! — Оливия бегала туда-сюда, и под платьем так и мелькали туфельки.

Словно прошло всего пять минут, а не пять лет, вишневый змей взмыл в воздух, опустился и снова взлетел. Змей Куина достиг максимальной высоты и теперь устойчиво покачивался там — белая точка над головой.

Джастин лег на спину и запускал змея, не думая о том, что может испачкать свой роскошный костюм болотного цвета.

Оливия бегала вдоль склона холма, следуя за своим змеем.

— Тебе лучше пойти за Оливией, — сказал Джастин, лениво взглянув на Куина. — Я ее уже не вижу.

Куин со вздохом свернул своего змея.

Оливия убежала куда-то вверх или вниз по склону холма, или в рощу у подножия. Герцог оглянулся и увидел, что тетя Сесили задремала, приоткрыв рот.

Куин сложил змея и пошел вдоль хребта. Перед ним лежала вся Англия — аккуратный поля с черточками живых изгородей, крошечный экипаж, катившийся вдали, изгиб реки справа. В воздухе пахло свежескошенной травой и слабым запахом дыма, видимо, где-то разожгли костер.

На миг его сердце переполнилось радостью, но тут же ей на смену вернулось знакомое старое чувство вины. И все же когда герцог попытался загнать ее поглубже, то почувствовал себя по-другому. Чище и умиротвореннее.

Возможно, все дело во времени.

Внезапно впереди мелькнуло что-то темно-красное, может быть, платье Оливии. Она шла по холму с подветренной стороны и теперь остановилась поддеревом и смотрела наверх.

Конечно, вишневый змей нашел себе дерево и упал прямо на него. Герцог замедлил шаг. Все тело было напряжено, словно он с трудом сдерживал себя. Так нелепо, ведь он всегда отличался самообладанием.

Даже пять лет назад, когда шел от пристани, зная, что опоздал, даже тогда он не утратил самообладания. Нет, не совсем так, ему не следует пытаться переписать историю — он хотел броситься в воду, кричал, чтобы ему дали лодку, и начальник пристани пытался его удержать.

А потом он ушел, не говоря ни слова. Просто молча переставлял ноги.

Сейчас он испытывал новое чувство, будто в крови пылал огонь. Оливия стояла, уперевшись руками в бедра, потом сняла свою дурацкую маленькую шляпку и отложила в сторону. Герцог прибавил шаг. Не может быть, чтобы она…

Может.

Оливия расстегнула жакет и аккуратно положила на землю.

Потянулась к нижней ветке и принялась карабкаться по стволу с проворством и уверенностью человека, залезавшего на дерево не один раз.

Вот она уже на первом ряду ветвей, на втором.

— Оливия Литтон! — воскликнул герцог. — Какого черта вы делаете?

Она взглянула на него сквозь зеленые листья.

— Привет! Спасаю своего змея. — Она стояла на крепкой ветке и выглядела столь же чистой и аккуратной, как и на земле, словно взлетевшая вверх странная птица.

— Не лезьте выше! — приказал герцог.

С высоты послышался ее смех, но Куин уже успел скинуть сюртук и одним ловким движением взобрался на нижнюю ветку. Оливия устремилась выше, поэтому он расположился прямо под ней, чтобы поймать, если она вдруг упадет.

Его взору открылись ноги Оливии. Одну она перекинула через ветку, и он увидел алую подвязку и полоску кремовой кожи. Сердце екнуло и бешено забилось.

Мгновение Куин не мог даже дышать. На Оливии были белые шелковые чулки, заканчивавшиеся чуть ниже колена. Выше видна изящная полоска кружев, наверное, белье.

Интересно. Герцог и предположить не мог, что дамы носят подобное. У Еванджелины его никогда не было.

Та просто не хотела тратить время, промелькнула недобрая мысль. Но герцог отмахнулся от нее.

— Мисс Литтон, я вижу ваши ноги, — крикнул герцог, слишком поздно поняв, что не следовало бы этого говорить.

Оливия на секунду застыла, после чего забралась на следующую ветку, чуть не соскользнув вниз, но вовремя удержавшись. Снова уверенно стоя на ногах, она нахмурилась и поглядела на него.

— Разве джентльмен может заглядывать под юбку леди?

— Не уверен, но мне кажется, что лазание по деревьям не подобает джентльмену, не говоря уже о леди. — Герцог проворно забрался на следующую ветку. — Куда вы лезете? Выше это дерево не выдержит моего веса.

Оливия протянула руку. Воздушный змей запутался в ветвях, зацепившись за них веревкой. Куин проверил ветку, на которой она стояла.

— Перейдите на другую ветку рядом с вами, — приказал он. — Я поднимаюсь.

Оливия перепрыгнула на соседнюю ветку, как будто была на земле. Через секунду Куин уже стоял рядом. Он видел, что ее лицо порозовело от усилия, а грудь часто вздымалась. Лиф платья из тонкого хлопка не скрывал ее форм.

Куин схватился за ветку над головой. Он надеялся, что она не увидит, как натянуты его брюки.

— Как вы можете лазить по деревьям в корсете и этих нижних юбках?

Ее глаза лукаво блеснули.

— Это мой секрет.

Он прислонился к ветке, колени немного ослабли.

— Я умею хранить секреты.

— На мне нет корсета, — со смехом прошептала она. — Я уже давно поняла, что в нем невозможно залезть на дерево. Конечно, одеваясь сегодня утром, я и не подозревала, что мне придется это делать. Просто решила, что запуск воздушного змея потребует физических усилий. Так и вышло.

— С каких пор лазание по деревьям стало неотъемлемой частью воспитания леди?

— С тех как мать посадила меня на диету, — ответила Оливия, наморщив нос.

— На диету? — нахмурился герцог.

— Мне надо похудеть. Вообще-то надо было лет с тринадцати. Или даже раньше.

— Я не согласен.

— Так и есть. Ваша мать тоже так считает, если принимать во внимание слова из «Зеркала»: «Облачение добродетели должно быть благопристойно». Так думает и большинство представителей высшего общества, — задумчиво продолжала Оливия. — Недаром мне так часто шептали на ухо диеты для похудения, когда я заходила в уборную.

Как же жестоко было приучать Оливию ненавидеть себя, ведь если честно, герцог считал ее совершенной! У него внутри будто что-то оборвалось. Он выпрямился и наклонился к ней. Она подняла голову, и их губы соединились в жарком и нежном поцелуе. Дыхание стало учащенным то ли от подъема, то ли от близости… У Оливии был вкус солнца и травы. Вкус счастья.

Герцог придвинулся ближе, не разрывая поцелуй, прислонился к стволу и привлек Оливию к себе, осторожно, чтобы она не выпустила из рук ветку, за которую держалась.

— Оливия, — пробормотал он. — Как меня зовут?

Она с трудом открыла глаза.

— Что вы сказали?

— Как меня зовут? — Герцог больше не мог ждать и, не сдерживаясь, принялся целовать ее.

— Куин. — Она отстранилась. — Мы снова флиртуем.

— Нет, флирт закончился, и теперь мы охвачены страстью. Но в данном случае ни один человек моего круга не должен целоваться на дереве.

— Значит, мы где-то в другом месте? — Глаза Оливии блестели от удивления, губы чуть припухли от поцелуев. — Или тут кто-то другой? Может быть, вы не герцог?

— Возможно, — жадно ответил он, обхватывая ее голову. — Я не герцог. И вы не помолвлены с маркизом.

Они снова прильнули друг к другу, словно целовались уже много лет. Герцогу ужасно хотелось коснуться тонкой ткани ее лифа, под которым не было корсета.

Он не мог смотреть на Оливию, но заставил себя сделать это и еле сдержал стон.

— У вас… — начал он и запнулся. — Мне кажется, у вас самая красивая грудь, какую я когда-либо видел.

Оливия опустила взгляд и снова посмотрела на него. Странно, хотя она была умудренной опытом, но ее щеки порозовели, и на мгновение она смутилась.

Однако быстро взяла себя в руки.

— Нам нужен этот змей. — Оливия протянула руку, отчего лиф ее платья еще больше натянулся. — Вы ведь можете его достать, мистер Я-не-герцог?

Куин боролся с желанием коснуться рукой стоящей перед ним прелестной женщины, а не воздушного змея. Оливия по-прежнему часто дышала от лазания по веткам или от их поцелуев, и движение ее груди завораживало его.

Они были словно в маленькой беседке из листьев, на стенах которой мелькали солнечные зайчики и зеленые тени.

Если бы только там была кровать. Куин представил Оливию лежащей на постели, задыхающейся, с покрасневшими щеками и разметавшимися по подушке волосами.

— Не смейте на меня так смотреть, — рассердилась она.

— А что, если я буду так смотреть, только когда мы на дереве? — предложил Куин.

— Этого больше не случится.

— Верно. — Поэтому он снова оглядел Оливию с головы до ног. — Вы прекрасны, Оливия. — Он пытался найти другие слова, но не сумел. Он никогда не мог найти нужных слов.

— Вы тоже очень привлекательны, — сухо ответила она. — Конечно, это не имеет значения, поскольку мы не птицы и не можем жить на дереве. Удивительно, что ваша семья еще не пошла нас искать.

— Тетя Сесили заснула в повозке, а Джастин, наверное, задремал на траве. Думаю, его змей давно улетел, а он слишком ленив, чтобы пытаться достать его с дерева.

— Не могли бы вы все-таки достать моего змея? — попросила Оливия, снова возвращаясь к тому, с чего они начали.

Герцог послушно протянул руку и освободил воздушного змея из плена, стараясь не порвать тонкий шелк. Бережно спустил его на землю и бросил следом катушку.

— Вы весь в солнечных пятнах и тени от листьев, — заметила Оливия.

— И вы тоже. — Герцог провел пальцем по ее щеке. — Если бы Джастин был здесь, он бы написал стихотворение. Наверное, нам лучше спуститься. Я пойду первым и поймаю вас, если вы вдруг упадете.

— Постойте. — Оливия легко коснулась его руки, и от прикосновения его обдало жаром. — Могу я кое-что у вас спросить? Что случилось, когда вы доставали воздушных змеев из ящика, Куин?

Он не ожидал этого вопроса.

— Ничего не случилось.

Рука Оливии коснулась его плеча и легла на шею.

— Вы ведь не хотите, чтобы я сбросила вас с дерева? — Она улыбалась, но глаза были серьезны.

— В другой раз я бы просил вас это сделать, — не удержался герцог.

Она ждала.

Он не мог заставить себя заговорить.

— Нам пора возвращаться, — наконец ответил герцог, понимая, что резкий голос выдал его.

— Ваша жена любила воздушных змеев? Это был ее змей? — Оливия кивнула на красный кусок шелка, лежавший на траве под деревом.

— Нет, это… — Ему пришлось выждать несколько секунд, чтобы ледяная рука, сдавившая его сердце, чуть отпустила. — Это был змей няни. Ее звали Дилис. Она любила яркие цвета и смех. Она была родом из Шропшира.

— Как Риггл?

— Я забыл, что вы его уже видели. Да, она была его дочерью. Не знаю, как он смог простить меня.

Оливия ласково и пристально поглядела на него.

— Уверена, прощать было нечего. Сколько лет было вашему ребенку?

— Пять, — хрипло прошептал герцог и откашлялся. — Сейчас Альфи было бы уже десять.

— Альфи? — Улыбка преобразила лицо Оливии. — Мне нравится это имя.

— Его назвали в честь моего отца: Альфингтон Годдард Брук-Чатфилд. Правда, я называл его Альфи, к полному недоумению моей матери. Это прозвище дала ему Дилис, она была с ним с самого рождения. И… — он помолчал и спокойно закончил, — до самого конца. Они утонули. И моя жена тоже.

Оливия нежно обняла его за шею. Потом опустила руку и перешла на ветку, на которой стоял Куин. На мгновение он испугался, но ветка оказалась прочной. От близости Оливии его мысли путались.

— Мне очень жаль, — прошептала она.

— Да, — неловко ответил он. Неужели нельзя было подобрать подходящих слов, рассердился он на себя.

Ее губы легко коснулись его.

— Руперт видится с отцом каждый четверг с двух до трех часов. Мне кажется, вы виделись с Альфи чаще.

— Я не мог оставаться в стороне. — Куин оперся спиной о ствол дерева, одной рукой обняв Оливию за талию, а другой крепко держась за ветку над головой. — С той самой минуты, как я увидел его… Я просто не мог оставаться в стороне.

Оливия хотела что-то сказать, но Куин прервал ее быстрым поцелуем.

— Только не говорите, что он в лучшем мире, — ледяным тоном произнес он. — Или что мне повезло быть с ним. Или что он ангел. И я встречусь с ним, когда пройду через райские врата.

— Разве есть нужные слова?

Куин задумался.

— Возьмите меня?

Оливия рассмеялась, и туча в его душе начала рассеиваться.

— Коротко и ясно. Тогда лучше я промолчу. — Она обхватила его лицо ладонями и поцеловала. И этот поцелуй был лучше всех утешений, которые он слышал за свою жизнь.

Куин больше не мог говорить.

Ее пальцы скользнули в его волосы, распуская стянувшую их ленту.

— У вас всегда была эта белая прядь или они поседели от горя?

— С самого рождения. Наверное, я был самым странным ребенком, когда-либо появлявшимся на свет в Кенте.

Пальцы Оливии уверенно поглаживали его волосы, словно делали это постоянно. Нет, это невозможно.

Куин откашлялся.

— Я знаю, вы выходите замуж за маркиза. — Ему казалось, будто кончики пальцев горят от прикосновения к ней.

Оливия замерла. Она не шевелилась, но он понял, что она вот-вот сделает шаг назад, поэтому крепче обнял ее.

— Оливия! Мы же на дереве.

— Нам надо спуститься.

— Минуту. Если бы вы не выходили замуж за этого маркиза, — прошептал он ей на ухо, — я бы поменялся с вами местами.

— Что?

— Прижал бы вас к стволу дерева и…

— Не говорите так! — вскрикнула Оливия. — Я же не акробат, который может…

— Может что?

— Вы сами знаете.

— Неужели эта же самая женщина рассказывала за столом лимерики? — Куин с трудом сдерживал смех. Новое, пьянящее ощущение.

— Лимерики всего лишь длинные шутки. Я запоминаю их, потому что они выводят мою мать из себя, и это позволяет мне сохранять самообладание. А теперь давайте слезем с дерева. Если бы мать сейчас увидела меня, то пришла бы в ярость.

— Моя бы тоже, — спокойно ответил Куин, и его рука скользнула ниже по ее спине.

— Не надо!

Его пальцы замерли в сантиметре от роскошного изгиба ее тела.

— Прошу вас. — Его голос звучал необычайно хрипло, и в обычной ситуации это бы смутило Куина, но только не сейчас. Его губы скользнули по ее щеке, коснулись мочки уха. — Оливия Литтон, вы всегда будете моей любимой спутницей, когда мне придется лазить по деревьям.

— Полагаю, я ваша единственная спутница в этом деле, — ответила она, шутливо хмурясь. — А теперь я хочу вернуться на твердую землю.

— Стойте! Я спущусь первым. — Герцог спрыгнул на нижнюю ветку. Поднял голову, и его охватило приятное предчувствие. Оливия не шевелилась, и он подался назад, чтобы увидеть ее лицо.

— Вы ведь собираетесь смотреть на мои ноги?

— Мне нравятся ваши ноги, — честно ответил он. — И если я не стану на них смотреть, то не сохраню вас от падения.

Оливия фыркнула и быстрее, чем мог предположить Куин, спустилась к нему. Ветка качнулась, и он протянул руку к ней, потерял равновесие и рухнул, пролетев вниз сквозь два ряда ветвей и сильно ударившись о землю.

В глазах потемнело, и боль была невероятной, Куину казалось, что он не может дышать.

— Боже! — услышал он крик, — Куин, прошу вас, не умирайте! Зачем я это сделала? — Оливия уже успела спуститься на землю. — Прошу вас, дышите! Вы дышите?

Куин дышал. В этом он был уверен, потому что каждый вдох приносил адскую боль. Он с трудом удержал готовые сорваться с языка ругательства.

Оливия принялась ощупывать его грудь. И хотя от боли мысли притупились, Куин мгновенно закрыл глаза. Ни один мужчина в здравом уме не станет мешать женщине. По крайней мере, в этом случае. Он бы предпочел перестать дышать, чем остановил Оливию.

— Мне кажется, ребра не сломаны, — пробормотала она.

Возможно, из-за того, что теперь Оливия ощупывала его живот, где ребер быть не могло, но Куин не жаловался. Она на мгновение помедлила и легко коснулась рукой тех частей его тела, которые располагались ниже живота.

С его губ слетел стон, и Куин поморщился. Он не привык терять самообладание так быстро, всегда умел управлять своим телом, даже в присутствии собственной жены Еванджелины.

— Господи! — вскрикнула Оливия. — Я приведу Джастина. Держитесь! Боюсь, вы что-то сломали. Надеюсь, не спину. Я никогда себя не прощу!

Испуганный голос Оливии заставил герцога открыть глаза. Он успел схватить ее за руку, прежде чем она встала.

— Все в порядке, — проворчал он. — Дайте мне минутку.

— Простите! — Голос Оливии дрогнул. — Я поступила так глупо, Куин. Не могла и представить. Я всегда так спускаюсь с дерева за окном своей спальни. Просто встаю на ветку и спрыгиваю на землю.

— Вы вылезаете из окна спальни? — Герцог пытался вдохнуть и наконец понял, что хотя все его тело ныло, кажется, ничего не было сломано.

— Только так можно выйти из дома, чтобы не узнала мать. Вы можете пошевелить пальцами ног? Я слышала, если человек не может пошевелить пальцами, это ужасный признак. Вижу, другие части у вас шевелятся, но…

Герцог поднял голову и поморщился. Взгляд Оливии был устремлен на нижнюю часть его тела.

— С моими пальцами все в порядке. — Герцог быстро сел. Голова кружилась.

Кажется, Оливия не обратила внимания на бугорок на его брюках. Герцог не знал, была ли она просто умудренной кокеткой или опытной женщиной.

Еванджелина не была девственницей, когда они поженились. Тогда он удивился, но когда узнал ее ближе, то все понял. Она не отличалась особой страстностью, единственное, чего она жаждала, так это быть желанной, и эта жажда была столь сильна, что ее не мог утолить ни один мужчина.

В висках стучало, и все же Куин чувствовал аромат Оливии, нежный, сладкий аромат, который не спутал бы ни с каким другим.

Глядя, как она стоит рядом с ним на коленях, он почти потерял голову. Даже теперь, когда был весь в синяках, а голову будто сжали в тисках, он хотел лишь одного: опрокинуть Оливию навзничь и овладеть ею.

От этой мысли герцог застонал.

— Я приведу Джастина. — Оливия вскочила на ноги. — Вам, видимо, больно. Он отведет вас к повозке.

— Нет! — Мысль о том, как худощавый кузен потащит его по склону холма, насмешила Куина. — Я могу встать. — Так он и сделал, хотя все его тело сопротивлялось, а мышцы ныли. — Это было не сильное падение, — произнес он, словно пытаясь убедить самого себя. — А ветки его замедлили.

— Чушь! — сердито возразила Оливия. — Вы могли погибнуть. Вам не следовало забираться за мной на дерево. Кажется, вы слишком… — Она замолчала.

— Старый? — Герцог нахмурился и медленно двинулся по дороге. Теперь он точно знал, что с ним все будет в порядке. Но действительно, он был слишком стар, чтобы лазить по деревьям.

— Да, — храбро повторила Оливия. — Вы слишком старый. Кстати, сколько вам лет?

— Тридцать два. Но сейчас я чувствую себя на шестьдесят три.

— Сколько лет прошло с тех пор, как вы потеряли Альфи?

Герцог не взглянул на нее и продолжал идти.

— В октябре будет пять лет.

— Вы рано женились.

— Да. — Оливия ждала, и Куин продолжал: — Я только что вернулся из путешествия по Франции и Германии, и это был мой первый сезон в Лондоне. Для Еванджелины тоже. Первые два месяца я ее не встречал, но как только увидел…

— Любовь с первого взгляда?

— Что-то в этом роде. — Герцог никогда не думал, что способен любить. Да, он был способен очаровываться. Не говоря уже о наваждении.

Джастин вприпрыжку бежал им навстречу.

— Леди Сесили хочет вернуться домой! — крикнул он. — Поспеши, Куин, а то она уже злится.

Оливия застонала и побежала к повозке.

Однако Куин не раз видел вспышку гнева тети, поэтому не спешил и размышлял о том, каково это — влюбиться с первого взгляда.

Такую способность убили в нем или же просто ему не было этого дано. Герцог не мог даже представить, чтобы кто-то из его семьи мог испытывать подобные чувства, разве что только Джастин. И все же жаль, что он не встретил тогда Оливию вместо Еванджелины. В Оливию можно было влюбиться даже с первого взгляда.

Конечно, если сердце не стало похоже на сушеную брюкву, примерно как у него.