Дамы собрали корзинки с принадлежностями для шитья, а Слоуп торжественно унес маленькую стопку подрубленных простынь (всеобщее возбуждение помешало как следует сосредоточиться на работе). Генриетта с облегченным вздохом поднялась, но Эсме поспешно схватила ее за руку.

— Могу я позаимствовать вашу падчерицу на часок-другой? — спросила она леди Холкем.

— Нет! — выпалила Генриетта куда энергичнее, чем намеревалась.

— Не на ужин, — шепнула Эсме, давая знать женщинам, что на ужине должен присутствовать Дарби. — Моя дорогая подруга леди Перуинкл и ее муж прибывают с коротким визитом, и я буду крайне благодарна Генриетте за помощь в подготовке к скромному ужину в их честь. Разумеется, в очень узком кругу, потому что я до сих пор в трауре.

Генриетта явно собиралась снова отказаться, поэтому Эсме положила руку на живот.

— Мне так трудно собраться с силами, — печально вздохнула она.

— Ну конечно, Генриетта не оставит вас в беде, — заверила Миллисент. — Я пришлю за ней карету примерно через час.

— Итак, — начала Эсме, как только за ней закрылась дверь, — значит, между вами и Дарби нет ничего общего?

Ее глаза лукаво смеялись.

— Мне нельзя выходить замуж, — неловко пробормотала Генриетта, боясь, что разрыдается, если начнет объяснять подробности.

— Я хотела потолковать с вами именно об этом, — кивнула Эсме, тяжело опускаясь на диван. — Насколько я поняла, вам опасно рожать ребенка из-за искалеченного бедра, верно?

— Абсолютно, — обронила Генриетта, морщась от острой боли в груди. Но она постаралась превозмочь ее и пожала плечами. — После того как мачеха объяснила Дарби всю ситуацию, он весьма учтиво взял назад свое предложение, вернее, отказался от намерения сделать предложение. Если таковое у него было.

— Естественно, было. Джентльмены — а Дарби настоящий джентльмен — не прижимают женщину к стенке коляски при свете дня, если только не решились вступить в брак. По крайней мере если женщина, о которой идет речь, — леди.

— Видите ли, — глухо призналась Генриетта, — я посчитала, что мне очень повезло стать невестой такого человека, как Дарби.

Эсме подалась вперед.

— Я собираюсь быть с вами абсолютно откровенной. Генриетта кивнула.

— То, что я сейчас скажу, совершенно неприемлемо в светской беседе, но, поверьте, регулярно практикуется. Имеется немало способов предотвратить зачатие, и для этого совершенно не обязательно избегать супружеской постели.

— Это правда?

— Говорю вам. Самые различные методы. Не возражаете, если я еще больше вас шокирую?

Генриетта растерянно улыбнулась.

— Пока что я не нашла ни в вас, ни в ваших речах ничего особенно шокирующего. Знаете, я видела плачущих женщин еще до того, как вы переехали в Лимпли-Стоук.

— Негодница! Ладно, так и быть: Себастьян Боннингтон был не первым мужчиной в моей постели. И не вторым. Мужа я вообще не считаю.

— Вот как…

Эсме, охваченная смущением, густо покраснела, но тем не менее храбро продолжала:

— Когда Майлз впервые ушел из дома, я пришла в ярость. Хотела привлечь его внимание и попыталась добиться этого внимания любым способом. Флиртовала с каждым джентльменом, проявлявшим ко мне интерес. Нет, до постели дело не доходило, хотя я делала вид, что у меня куча любовников. Надеюсь, вы понимаете, Генриетта?

— Кажется, да. Вы пытались разозлить мужа. И это удалось?

— Нет, — грустно призналась Эсме. — К сожалению, нет. Мы просто слишком разные люди. Отец настаивал, чтобы я вышла за Майлза, и Майлз знал, что меня вынудили стать его женой. Он был самым добродушным в мире человеком. Мои выходки только усиливали в нем чувство вины, и он считал, что не имеет права упрекать меня за бесстыдное поведение. При каждой встрече он вел себя так, словно ничего не происходило, и держался очень дружелюбно.

— Что еще больше вас сердило.

— Да… Я была очень молода и очень глупа. И, сама не понимая, каким образом, оказалась в постели джентльмена постарше и гораздо опытнее в делах любви. Вот он-то и рассказал мне о средствах, которыми можно предупредить зачатие.

Глаза Генриетты широко раскрылись.

— Через год-полтора я устала от случайных связей. Но при каждой встрече с очередным любовником пользовалась так называемым чехлом. Это очень просто. Откровенно говоря, я считаю тех, кто советует вам не выходить замуж, глупцами. Учитывая существование этого и других способов предотвратить беременность, ваше состояние — вовсе не препятствие к браку. Странно, что Дарби не объяснил этого вашей мачехе.

Надежда, загоревшаяся было в груди Генриетты, снова погасла.

— Вполне вероятно, Дарби вовсе не хотел жениться на мне. Уж ему-то, конечно, известно об этих способах!

— Еще бы! Беда в том, что мозг мужчины устроен совершенно странным образом. Дарби скорее всего считает, что благородная леди не должна даже слышать о подобных предметах, не говоря уже о том, чтобы ими воспользоваться. Но я всегда без колебаний применяла чехол и подозреваю, что немало светских дам следуют моему примеру. Обычно способ очень действенный. Мне, во всяком случае, он помог.

— Почему же никто не рассказывал мне об этом раньше? Эсме с сожалением развела руками.

— Возможно, только падшие женщины делятся между собой подобными секретами. Ни одна из участниц швейного кружка не осмелится заговорить о таком. В гостиных эти темы просто не обсуждаются, — пояснила она и, поколебавшись, добавила: — Существует также теория, что женщины не получают удовольствия в постели… или по крайней мере не должны получать.

— Я знаю, что сама процедура крайне неприятна.

Эсме неожиданно рассмеялась, тем коротким гортанным смешком, который бросал мужчин к ее ногам от Лондона до Лимпли-Стоук.

— Предоставляю своему элегантному племяннику изменить ваше мнение относительно этого, Генриетта. Поверьте, неприятно бывает только в первый раз, а потом остается лишь чистое наслаждение. Но дамы предпочитают сетовать, как тяжело бремя супружеского долга, иначе многим было бы трудно признаться, что они ложатся в постель с мужем не только ради того, чтобы зачать детей.

— Звучит логично. Эсме снова рассмеялась.

— Поверить не могу, что этот разговор происходит на самом деле! Мои близкие подруги все замужем, но до последнего времени ни одна не жила с мужем. Так что у нас не было возможности для подобной откровенности.

— Ни одна из ваших подруг не живет с мужем?

— Я не жила с Майлзом. Муж моей подруги Джины оставил страну двенадцать лет назад, когда они только поженились. Так что ее брак даже не был осуществлен, — объяснила Эсме и, помедлив, улыбнулась. — Конечно, сейчас все изменилось. Джина и Кэм вместе вернулись из Греции как раз перед Рождеством.

— Джина — это герцогиня Гиртон, — догадалась Генриетта. — Та женщина, кто была помолвлена с вашим… маркизом Боннингтоном.

— Именно. И я уже рассказывала о Кэрол и ее муже Тап-пи. Теперь они вместе и приезжают завтра с коротким визитом. Вы знакомы с Элен, графиней Годуин. Ее муж — абсолютно распутный тип, — сообщила она, скорчив гримасу. — В настоящее время Рис живет в своем фамильном доме с молодой оперной певичкой. Перед этим там обитали сразу шесть танцовщиц русского балета. Да, и, кстати, он ближайший друг Дарби.

— Господи, — пролепетала Генриетта. — Неужели Дарби так же легкомыслен в личной жизни, как его друг?

— О нет, Дарби осмотрителен во всем, что бы ни делал. Просто они с Рисом дружат с детства. Лично я считаю, что вы с Дарби очень друг другу подходите. И поскольку разговор идет начистоту, должна сказать, что он нуждается в вашем наследстве, а Джози — в матери. Нужно признаться, что я нахожу историю о потерянных башмачках, которые ищут маму, весьма трогательной. Я едва не заплакала в самый ответственный момент!

— Просто удивительно, как это вы удержались, — иронически усмехнулась Генриетта. — Но что касается Дарби, сомневаюсь, что он сделает предложение, Считает меня слишком сухой и чопорной, чтобы интересоваться такими предметами, как ваш чехол. И я вряд ли смогу признаться ему в своей просвещенности по этому поводу.

— На самом деле вопрос в том, хотите ли вы стать его женой, — объявила Эсме и, сложив руки на коленях, стала терпеливо дожидаться ответа.

Генриетта отвела глаза.

— К-конечно, я хочу стать матерью Джози и Аннабел. Отчаянно хочу.

Глаза Эсме светились добротой, но она ничего не ответила.

— И у меня действительно немалое состояние, — неловко пробормотала Генриетта.

— Верно. Но супружеская жизнь — дело нелегкое. Взять хотя бы Кэрол и Элен. Вы вполне уверены, что хотите выйти замуж именно за Дарби? Потому что, если бы вы приехали в Лондон хотя бы на сезон, мы могли бы найти вам славного вдовца с детьми. Только сейчас мне пришел на ум подходящий джентльмен, мистер Шаттс. У него не менее трех малышей, и…

Генриетта, к полной своей досаде, обнаружила, что от самого имени мистера Шаттса у нее появляется оскомина на зубах, поэтому она, не теряя времени, поспешно заявила:

— Нет-нет, мне хотелось бы выйти за Дарби. Я… я с радостью стану женой вашего племянника.

Эсме отчего-то не удивилась. Мало того, на губах заиграла легкая улыбка.

— В таком случае нам нужен план.

— Какой именно?

— Мужчины в основном глупы, и их легко подтолкнуть в нужном направлении, — наставляла Эсме, выбросив из головы мысли о Себастьяне, проигнорировавшем настоятельное требование вернуться на континент.

— Я помню, что ваша подруга леди Перуинкл добивалась своего мужа. Но я не могу добиваться Дарби. И не в силах изменить ситуацию.

— Нет, — пробормотала Эсме с мечтательным видом. — Вы не способны ухаживать за мужчиной, но кое-что придумать мы можем. Только дайте мне несколько минут.

Генриетта кивнула.

Эсме задумчиво пожевала нижнюю губу.

— Дело в том, — заговорила она, — что Дарби по природе рыцарь в блестящих доспехах. Избавитель. Понимаете, он вообще не обращал внимания на сводных сестер, да и кто на его месте обратил бы, — но когда они осиротели, немедленно привез их к себе домой.

— А у него был выбор?

— Да, разумеется. У детей есть множество родственников, тетушек и дядюшек, которые бы обеспечили лучший дом для детей, чем одинокий мужчина, живущий свободной холостяцкой жизнью, да еще в Лондоне. Но Дарби этого не позволил.

— Не вижу, каким образом, он может спасти меня, — возразила Генриетта.

— Мужчину можно заставить жениться единственным способом: если он скомпрометировал женщину. Так что Дарби остается только погубить вашу репутацию.

— Но все уже знают, что он меня скомпрометировал, и потом, зачем ему спасать мою репутацию, когда известно, что я не могу выносить ребенка? Эти две вещи как-то связаны?

Эсме пожала плечами:

— Не совсем. Конечно, все будут шокированы, пронюхав, что вы вели себя с ним неосмотрительно, то есть легли в его постель, но если немедленно поженитесь, все будет прощено и забыто.

Генриетта тихо ахнула.

— Но… но как я смогу завлечь его… в постель? — прошептала она. — Еще один поцелуй?

— О, не стоит заходить так далеко, — отмахнулась Эсме, к величайшему облегчению Генриетты. — Мы просто придумаем, как сделать так, чтобы ваша репутация была погублена. Тогда Дарби будет просто обязан вмешаться и спасти вас!

Она ослепительно улыбнулась в ответ на недоуменный взгляд Генриетты.

— Но как мы это сделаем? Я, конечно, слышала о репутациях, погубленных неблагоразумным поведением, или свидетельствах подобного рода, но…

— Мы представим свидетельство, — терпеливо внушала Эсме. — Поверьте. Между правдой и свидетельством очень часто почти нет истинной связи. Если мы представим доказательство того, что вы и Дарби провели ночь вместе, кому бы… ну… хотя бы миссис Колби, она заставит вас пожениться, да так быстро, что не успеете глазом моргнуть. И поверьте, ее нисколько не тронет, что вы можете погибнуть, родив к тому же мертвого ребенка. Главное для нее — немедленно погасить скандал.

— Но, учитывая обстоятельства, я просто не вижу, какое доказательство можно представить.

— Ну, — беспечно бросила Эсме, — хотя бы письмо или стихотворение. Стихотворение добавит элегантный штрих в стиле Дарби.

Генриетта молча уставилась на нее, и Эсме почувствовала неладное.

— Он писал вам?

— Нет.

— Но у вас есть что-то, верно? То, что можно использовать в качестве доказательства.

—Ну…

— Что именно? — допытывалась Эсме.

— Мне так стыдно, — пролепетала Генриетта.

— Стыдно? Но что такого вы наделали? Это после того, как я поведала вам историю своего позорного прошлого?

Ничего не скажешь, Эсме полностью права.

— Я написала себе письмо. От имени Дарби, если хотите знать.

— Вы написали себе письмо? Но если на вас напал эпистолярный стих, почему бы не написать сразу Дарби?

— Кажется, я выпила чересчур много шампанского. Вспомнила о любовных письмах, которые получали мои подруги. А я… вряд ли мне суждено получать любовные письма, верно?

Глаза Эсме затуманились.

— Как все это грустно!

— Поэтому я написала себе сама! — жизнерадостно заключила Генриетта, прежде чем собеседница снова разразится слезами. — И поверьте, любой мужчина написал бы куда хуже!

Эсме, собираясь всхлипнуть, вместо этого хихикнула.

— Чистая правда. Я сама получила сотни писем, и ни одно не стоило бумаги, на которой было написано.

Если не считать той записки от садовника, которая сейчас лежала у нее под подушкой. В которой не было ни слова о любви.

— Я считаю свое письмо образцом любовного послания, — гордо объявила Генриетта. — Я даже включила цитату из стихотворения…

— Кого? Шекспира?

— Джона Донна.

— Любовные сонеты Донна? Я рада, что оказалась в этой глуши рядом с вами! Вот уж не думала, что в Лимпли-Стоук найдется родственная душа, которая читала ранние стихотворения Донна.

— Такая душа нашлась.

— А я уверена, что Дарби тоже их читал. Надеюсь, вы все сделали правильно и упомянули о ночи, которую провели вместе?

Щеки Генриетты порозовели.

— Упомянула.

— Вот и прекрасно. Тогда все легче легкого. Осуществим план на моем ужине. Самое важное — гости и как их рассадить. — Эсме немного подумала. — Приглашу-ка я Кейблов, — решила она наконец.

— Миртл Кейбл? — недоверчиво переспросила Генриетта. — Да вы шутите! Даже моя мачеха, добрейшая женщина в мире, не пригласила бы ее на ужин в тесном кругу. Разве вы не заметили, что она изъясняется исключительно библейскими выражениями?

— Идеально, — удовлетворенно кивнула Эсме. — И викария тоже пригласим. У нас не хватает мужчин, поскольку завтpa возвращается Элен. Как глава семьи, Дарби будет сидеть во главе стола, а это оставляет вас без партнера. Викарий сможет проводить к столу вашу мачеху. И он наверняка не одобрит скандала в своем приходе.

— Сомневаюсь, — покачала головой Генриетта. — Он не из тех викариев, кто сует нос в чужие дела.

— Жаль, — вздохнула Эсме. — Все же я думаю, что одной миссис Кейбл будет более чем достаточно. Что же касается письма, тут нам поможет Кэрол. Итак, вот что мы сделаем…