В это утро Софи проснулась очень рано. Выбравшись из постели, она подошла к окну. Едва забрезжил серый рассвет. «Накануне свадьбы нужно как следует выспаться», — наказывала мать. Но Софи не спалось.

Мешало сердце. Оно очень быстро колотилось, непонятно даже почему. Софи облокотилась о подоконник в том месте, где в ту памятную ночь в ее спальню влез Патрик, и сказала себе — кажется, уже в сотый раз, — что все делает правильно. На подоконнике, наверное, можно было бы увидеть царапины, оставленные лестницей, но она не приглядывалась.

По улице двигалась большая открытая повозка. Ее сопровождали двое. Это золотари, направляющиеся со своим грузом за город. Город постепенно просыпался. Скоро на Ковент-Гарден начнут прибывать торговцы фруктами, а в Спитлфилдс откроют магазины продавцы птиц. Девочкой Софи часто упрашивала няню сводить ее туда. Как это было замечательно — щеглы, крошечные жаворонки коноплянки, зеленушки. Она вспомнила ряды с птичьими клетками, и у нее неожиданно запершило в горле. Захотелось плакать.

— Глупости! — прошептала Софи. «Будь что будет. И нечего драматизировать, будто я Джульетта, которую насильно выдают за Париса». Последние две фразы она, разумеется, вслух не произнесла.

Софи обхватила плечи руками. Она желала его, очень желала. Хотела Патрика Фоукса так же, как Джульетта Ромео. Наверное, даже сильнее, потому что имела опыт блаженства.

Так о чем беспокоиться? Она уперлась лбом в холодное оконное стекло, разглядывая улицу за забором. Вот уже появились две повозки разносчиков. Они свернули за угол, в переулок, идущий параллельно особняку Бранденбургов. В утренней тишине процокали копыта лошадей, запряженных в фаэтон.

Будь это обычное утро, Софи позвонила бы в колокольчик, и горничная принесла бы горячего шоколада. Потом, прежде чем принять ванну, она бы поработала за столом пару часов. На несколько мгновений Софи тешилась мыслью позаниматься немножко турецкими глаголами, но в ушах звучали слова матери. Все это детские игры, недостойные замужней женщины. Вот из дома выплыла домоправительница посмотреть овощи в остановившейся у ворот повозке зеленщика.

«Мама смущалась, наверное, не меньше, чем я, — подумала Софи, прижимаясь лбом к холодному стеклу. — Но она дала мне хороший совет. Патрик никогда не узнает о моем знании иностранных языков». А вот в то, что она может не пустить Патрика к себе в постель, поверить было сложно, и потому эту часть материнского совета можно было смело отбросить. Софи почувствовала, что к щекам подкрадывается предательское тепло.

«Самое главное — ни в коем случае не показывать ему своих истинных чувств. Не дай Бог, он заподозрит, что я влюблена. Тогда невозможно будет играть роль искушенной женщины, которая с легкостью воспринимает все его уходы и приходы. Боже, не допусти, чтобы он догадался, мне не пережить такого унижения!» Софи поежилась.

— Никогда, никогда не скажу ему об этом, — прошептала она, затуманив дыханием оконное стекло. Это ее каким-то образом приободрило. Почувствовав вдруг, что ногам холодно, она пробежала обратно по лежащему у постели теплому ковру и скользнула под одеяло.

Когда Софи проснулась снова, ее спальня вся была залита солнечным светом. Она повернулась на бок и сонно заморгала, глядя на балдахин. Ей приснилась Италия. Последний раз такое с ней случилось четыре года назад во время изучения итальянского. Сон был коротенький и все время ускользал, как только она пыталась оформить его в сознании. Какой-то. бал-маскарад, где она была одета цыганкой в соломенной шляпе, завязанной под подбород ком. Софи состроила гримасу. С сегодняшнего дня действительно начинается своеобразный маскарад. И когда он закончится, неизвестно. Она протянула руку и дернула шнур, собираясь встать с постели.

Среда. Три часа пополудни. Элоиза Йорк с опаской оглядывала аристократов, собравшихся в церкви Святого Георгия на бракосочетание ее дочери. Скоропалительность этого брака могла вызвать нежелательные расспросы. Своих родственников они с Джорджем кое-как успокоили. С семьей Патрика Фоукса было проще — она состояла из троих: брат (Алекс), дядя и тетя. И все трое были на виду. Дядя Патрика, епископ, проводил обряд венчания, а тетя, Генриетта Колламбер, — своеобразная женщина, по возрасту далеко за семьдесят, — была удостоена чести находиться рядом с матерью невесты.

— Элоиза, перестаньте всматриваться, — произнесла Генриетта с непринужденностью престарелой женщины. — Здесь присутствуют абсолютно все. Не сомневаюсь, все убеждены, что это брак по любви, какой случается раз в сто лет. — Она чуть ли не загоготала.

Элоиза бросила на нее косой взгляд, пытаясь подавить нахлынувшую острую неприязнь. Рискнуть, что ли, и поставить эту старую каргу на место? Пожалуй, нет. Элоиза повернула голову к алтарю. Отрадно было то, что шафером Патрика выступает граф Слэслоу. Это должно приглушить всякие сплетни! Правда, у этого Мальчика кислое выражение лица, но, кажется, он всегда ходил с таким. Чем больше Элоиза обо всем этом размышляла, тем больше укреплялась в убеждении, что с Патриком Фоуксом Софи будет лучше.

Рядом стоял Патрик с братом. Если Брэддон почему-то нервозно переминался с ноги на ногу и постоянно одергивал сюртук, то эти двое неподвижно возвышались, как утесы.

В этот момент по церкви прошел короткий ропот, который всегда предваряет появление невесты. Между колонн появилась Софи, ее рука покоилась на руке отца.

С большим трудом Элоизе удалось уговорить ее надеть белое. И теперь, когда Софи шествовала рядом с отцом, ее платье излучало слабое бледное сияние. Она выглядела невинной, хрупкой, как будто пришелица из другого мира. Никто не мог бы даже заподозрить, что эта молоденькая девушка своими смелыми нарядами и свободным поведением в течение нескольких лет эпатировала лондонское общество. Наверное, никому, даже обладающему самым злым воображением, не могло бы сейчас прийти в голову обсуждать, почему этот брак заключается с такой неприличной поспешностью. Дивные янтарные локоны Софи сияющим потоком рассыпались по спине. Их украшали только несколько бутонов кремовых роз. Она казалась Снегурочкой из русской сказки и одновременно прекрасной королевой из ирландского любовного романа.

Софи была в длинных атласных перчатках, платье из того же атласа отливало жемчужным цветом. Длинную накидку, разумеется, несли. Рукава были короткими, корсаж скромным. Поначалу, когда мадам Карэм впервые показала ей платье, она чуть не застонала, боясь, что будет выглядеть как дама в летах.

И действительно, это было самое консервативное платье, какое Элоиза когда-либо видела на Софи с тех пор, как дочь начала появляться в свете. Но белошвейки мадам Карэм постарались, превратив его из традиционного в пленительно-волшебное. Мадам добавила к корсажу золотые брюссельские кружева, а также оторочила ими ниспадающую верхнюю юбку и границу, обозначающую переход к шлейфу. Кружева ласково оттеняли кремовую кожу Софи, подчеркивая закругления грудей, и чуть удлиняли ее стройные ноги.

Да, мадам Карэм знала, как сделать, чтобы женщина выглядела обворожительной. Золотистые кружева великолепно гармонировали с волосами Софи.

Глаза она подняла только у алтаря и, встретившись взглядом с Патриком, порозовела. А у того буквально перехватило дыхание.

Разумеется, он знал, почему женится на Софи Йорк. В этом не было сомнения. Потому что до сей поры никогда и ни к кому не испытывал столь острого и неизменно глубокого желания.

Епископ Фоукс нахмурил кустистые брови и предложил жениху взять руку невесты. Он согласился провести эту службу ради памяти покойного брата, отца Патрика, которому в свое время — мальчики доставили немало хлопот. «Но сейчас брат был бы, наверное, счастлив, — подумал Ричард Фоукс. — Я ведь всегда ему советовал: пожени обоих, и они утихомирятся. Вместо этого он отправлял их то на континент, то на Дальний Восток, всякий раз радуясь, когда они возвращались целыми и невредимыми. Брат так и не увидел мальчиков женатыми. Ладно, пришло время начинать церемонию».

Ричард украдкой поправил высокую епископскую шапку, которая имела тенденцию сползать назад.

— Возлюбленные братья и сестры, — произнес нараспев епископ, — мы собрались здесь перед лицом Господа Бога нашего…

Софи затрепетала, глубокий голос епископа оторвал ее от размышлений. Прикосновение Патрика пробудило в ней целую гамму эмоций. Ей вдруг захотелось стремглав бежать из церкви, потому что жизнь впереди начала казаться серой и бесплодной, полной страданий и смятения от сознания, что муж развлекается с другими женщинами.

Привычно проговаривая традиционные слова брачной церемонии, Ричард заметил, что жених все еще держит руку невесты. А следовало бы отпустить. Впрочем, ладно. Скорее всего это будет воспринято как еще одно проявление страстной любви. Им это не помешает, поскольку в воздухе отчетливо пахнет скандалом.

Епископ задумчиво рассматривал племянника: «Боже правый, какие у Патрика забавные брови, прежде я этого не замечал. Они кажутся насмешливо изогнутыми даже сейчас, когда он находится в этом священном месте».

Наконец он повернулся к Софи:

— Согласна ли ты взять этого человека в мужья, чтобы жить с Ним вместе…

Софи опять вспомнила мать, ее слезы, и внезапно в ее сознании быстро пронеслась вся ложь, какую она по просьбе отца говорила матери, многократно обеспечивая ему алиби. Ложь и обман, ложь и обман — вот на чем строится брак.

Рука Патрика напряглась, как будто он знал, о чем она думает. Его глаза улыбались. Они улыбались ей, эти милые черные, очень черные глаза с небольшими лучиками в углах.

Софи выпрямила спину и отчетливо произнесла:

— Согласна.

«Замечательно, — подумал Ричард. — Наконец-то Патрик женится. Причем на девушке из хорошей семьи».

Ему нравилось бледное лицо Софи, ее дрожащие пальцы, когда она положила руку на Библию. Невесты все должны быть маленькие и кроткие. Да, маленькие и кроткие — именно такой тип невесты Ричард считал самым лучшим. Он захлопнул молитвенник и провозгласил:

— Объявляю вас мужем и женой, — успев при этом ловко поправить шапку. Губы Софи зашевелились, но никакого звука не возникло. — Теперь можешь поцеловать жену.

Патрик повернул Софи лицом к себе. Он был очень доволен. Все прошло нормально. У него было сейчас такое же чувство, как тогда, во время покупки в Балтиморе клипера, построенного новой американской компанией. И действительно, корабль с честью выдержал ураган неподалеку от берегов Тринидада и теперь отправлялся в пятое плавание.

Ее голубые глаза были темными, почти черными. На мгновение Патрика испугала скрытая в них холодноватая сдержанность. Он притянул Софи к себе и наклонил голову. Она пассивно подставила ему свои прохладные, не отвечающие губы.

Но нет, разве это любовь, из-за которой спешат обвенчаться? Не такой поцелуй должен быть, совсем не такой. Он прижал невесту плотнее, ладони заскользили по спине, губы стали более требовательными. Неожиданно ее губы смягчились, она расслабилась и прижалась в нему. Ее прерывистое дыхание моментально зажгло в его крови огонь. Голова закружилась, а по всему телу распространилась волна сладостного тепла.

Отстранившись, они несколько секунд смотрели друг на друга как завороженные. Патрик, тяжело дыша, с трудом приходил в себя. Софи тоже волновалась. Заметил ли кто-нибудь, как у нее подгибаются колени?

По церкви прошел неясный ропот. Аристократы к такому не привыкли. Обычно врачующиеся пары быстро разворачивались и под звуки труб. шли вдоль рядов. О том, чтобы так смотреть друг на Друга не могло быть и речи.

— Восхитительно! — произнесла леди Пенелопа Ластер, обращаясь к своей приятельнице.-Просто экстаз какой-то. Я уже склонна думать, что это действительно брак по любви.

— Пенелопа, не будь такой наивной, — отозвалась ее спутница свистящим шепотом. — Когда около месяца назад я обнаружила их в пустой гостиной, он смотрел на нее точно так же. Но поверьте мне, к любви это не имеет никакого отношения. Впрочем, вы этого, конечно, можете и не знать, поскольку никогда не были замужем… — Спохватившись, что сказала лишнее, Сара Престлфилд не закончила фразу.

Пенелопа бросила на приятельницу злой взгляд. «Значит, побывав замужем, Сара считает, что прекрасно разбирается в любви. При этом вдовствует уже лет пятьдесят, не меньше. Да я бы на пари могла съесть свою шляпу, если бы выяснилось, что лорд Прест-филд когда-нибудь смотрел на нее так, как Патрик Фоукс на свою невесту».

— Можешь говорить все что угодно, Сара, но мне они кажутся парой романтических влюбленных.

Леди Престлфилд поджала губы.

— Прошу тебя, Сара, ответь мне, — продолжала Пенелопа, возбуждаясь. — Неужели ты веришь, что женщина, находясь в здравом уме — подчеркиваю, любая женщина, — выберет не Патрика Фоукса, а Слэслоу?

Сара страдальчески поморщилась:

— Пенелопа, ты не учитываешь, что Слэслоу граф и ни одна женщина, находясь, как вы изволили заметить, в здравом уме, не отвергла бы его, предпочтя красавчика Фоукса. Пусть даже и богача.

Теперь новобрачные уже почти дошли до их ряда. Они держались очень близко друг к другу — гораздо ближе, чем это требуется по этикету. Видно, Патрик Фоукс как-то по-особому держал руку. Это еще больше укрепляло уверенность Пенелопы.

Граф Слэслоу шел следом за своей бывшей невестой. Боже, до он похож на бульдога! Пенелопа поежилась. По ее мнению, Патрик со своими пронзительными глазами не шел ни в какое сравнение с пухлым благодушно-любезным Брэддоном. При чем тут титулы, при чем богатство, когда Патрик Фоукс источает такие флюиды чувственности.

— Надо же, — заметила леди Престфилд. — Видишь, вон Эрскин Дьюлэнд. А я слышала, доктора приговорили его к инвалидному креслу.

Пенелопа некоторое время следила за Эрскином (Квиллом, как его называли друзья), по лицу которого нельзя было сказать, что ходьба требует от него каких-то усилий, а затем снова переключила внимание на новобрачных. Массивные церковные двери отворились, и супруги Фоукс, перед тем как начать спускаться по мраморным ступеням, на несколько секунд остановились. Она наблюдала их со спины. В лучах ленивого зимнего солнца Софи как бы вся зажглась бледно-золотистым пламенем, а Патрик по контрасту с ее летним сиянием превратился в окутанного туманом зимнего бога. Пенелопа видела, что он наклонился снова поцеловать невесту, теперь уже жену.

— Как хотите, Сара, — снова заговорила Пенелопа Ластер, — но я решительно настаиваю, что это брак по любви! И больше никаких возражений по этому вопросу выслушивать не намереваюсь.

Плотно сжатые губы Сару слегка испугали. Пенелопа вообще-то была женщиной мягкой, но в некоторых случаях ей лучше было не перечить.

— Хорошо, Пенелопа, хорошо, — прошептала Сара и погладила руку приятельницы. — Я согласна с тобой. Конечно, согласна. Вот и Мария тоже, посмотри, она вытирает слезы. — Графиня Мария Сефтон была одной из самых влиятельных дам в лондонском высшем свете.

Вот так Патрику Фоуксу удалось покорить признанную лондонскую красавицу, заставить ее отвергнуть жениха, своего близкого приятеля, и тут же самому на ней жениться. Причем совершенно безнаказанно. Лондонский свет не только не отвернул от них носы, не только не стал шептать вслед злобные комментарии, а совсем наоборот — преисполнился необыкновенного благодушия. Патрик и Софи, такие милые, прекрасные дети! Влюбленные — что с них возьмешь.

Брэддон мужественно переживал потерю. Вечером, на балу в честь бракосочетания, к нему протолкался лорд Уинкл и поинтересовался, каково это, когда близкий приятель уводит от тебя невесту.

— Так они же как Ромео и Джульетта, — проговорил он без злобно. — Неужели мне надо было стоять у них на пути? Понятное дело, я не смог. Это ведь как у Тристана… — Он начал судорожно вспоминать, какие еще произведения о любви они проходили в школе.

— Как у Тристана и Изольды? — пришла на помощь мисс Сесилия Коммонвилл, повсеместно известная как Сисси.

— Да, верно, — благодарно улыбнулся Брэддон.

— Хотя, пожалуй, это пример не столь романтической любви, как у Ромео и Джульетты, — добавила Сисси, уточняя. — Потому что Тристан приходился Изольде дядей. Можно было бы вспомнить еще одну знаменитую пару влюбленных, Абеляра и Элоизу, но я припоминаю, что с Абеляром случилась какая-то неприятность, так что на них, наверное, тоже ссылаться не стоит.

Глаза Брэддона остекленели. Сисси была довольно милой девушкой. Правда, далеко не юной и говорила с каким-то странным придыханием, а так вообще ничего. Неделю назад он вполне мог бы рассматривать ее как возможную невесту, но теперь все поиски закончены.

Не дождавшись ответа, Сисси продолжала:

— Что касается Ромео и Джульетты, лорд Слэслоу, вы не считаете, что история эта закончилась довольно печально? Он отравился…

— Да-да, — проговорил Брэддон, улыбаясь и одновременно осматриваясь. Где мать? Если она в зале, то как лучше улизнуть?

Весть о расторгнутой помолвке мать восприняла, как и положено, очень тяжело. Вначале упала на диван и потребовала лекарств, но, когда Брэддон попытался выскользнуть из гостиной оставив ее с сестрами, она бодро вскочила на ноги и извергла на него поток упреков и претензий, основное содержание которых можно было бы сформулировать одной фразой: «Ты обязан жениться, и немедленно».

«Ладно, я женюсь. Но совсем не на той девушке, какую могла бы вообразить мать. Слава Богу, Мадлен не знакома ни с кем из моих приятелей. Теперь нужно быстро переговорить с Софи, а затем я смогу вежливо раскланяться и уйти с бала».

Похоже, весь Лондон теперь убежден, что Софи и Патрик женятся по любви. Брэддон считал, что благодаря его стараниям. Он действительно сделал все возможное, что было нелегко, поскольку в городе уже давно не случалось никаких сенсаций, а дюжина колонок светских сплетен в ежедневных газетах требовала пищи.

Неожиданно Брэддон насторожился, как собака, взявшая след. В дверях зала появились новобрачные.

— Мисс Сесилия, позвольте мне удалиться. — Брэддон отвесил глубокий поклон.

Так учила его мать — поклоны должны быть максимально низкими. Сисси с некоторым интересом наблюдала, как проплешина на его голове вначале опустилась, а затем поднялась. После чего решительно протянула ему руку:

— Милорд, не могли бы вы проводить меня к моей маме? — Оставаться одной посередине танцевального зала было просто неловко, а желания выходить замуж за Брэддона у Сисси было не больше, чем у него жениться на ней.

Брэддон невольно прикусил губу.

— Мисс Сесилия, я был бы рад это сделать, но в данный момент не могу. — Заметив ее удивленный взгляд, он поспешно добавил: — Ваша матушка разговаривает с моей, и… — Он смущенно замолк.

Сисси насмешливо улыбнулась. Она прекрасно понимала, что такое сварливая мать. А мать засидевшегося в женихах сына вряд ли очень уж отличается от матери засидевшейся в девках дочери.

Глаза Брэддона просияли.

— Может быть, вы предпочтете еще раз поздравить новобрачных? Я вижу, они только что вошли в зал.

— Мне было бы очень приятно это сделать, милорд, — произнесла Сисси с облегчением.

Брэддон протолкался вместе с ней к выходу и, прежде чем Сисси смогла опомниться, оставил ее наедине с Патриком Фоуксом, с которым она была, надо сказать, едва знакома.

— Извини нас, Патрик, мы на минутку, — проговорил Брэддон, увлекая Софи к колонне метрах в пяти от дверей.

Сисси охватило смущение. О чем это Брэддон разговаривает с новобрачной? И что может подумать об этом муж?

Патрик Фоукс умел практически в любой момент по желанию придавать своему лицу холодно-безразличное выражение, но Сисси этого не знала.

— Я слышала, что вы сегодня отправляетесь в свадебное путешествие. Наверное, не на континент, ведь там неспокойно?

Патрик улыбнулся. Как ее зовут? Кажется, Сисси. И зачем она носит на голове этот дурацкий плюмаж? Лондонские дамы от этого уже давно отказались.

— Мы отплываем сегодня в ночь, — ответил он. — Совершим плавание вдоль побережья.

— В ночь? — удивилась Сисси. — А мне всегда казалось, что суда могут отчаливать только во время отлива. А отлив уже определенно был, а следующий, если верить «Таймс»…

Сознание Патрика ее голос почти не воспринимало. «Черт возьми, — думал он, — зачем это Брэддону потребовалось уводить мою жену?»

«Мою жену» — как это замечательно звучит. Даже кружится голова. И слово-то какое сочное, милое — жена. Из-за колонны ему была видна лишь рука Софи. Сисси Коммонвилл в это время продолжала рассуждать о приливах и отливах.

Патрик считал, что может себя поздравить. Все получилось как нельзя лучше. Поскольку лишить жену невинности ему удалось до первой брачной ночи, то сегодня они оба смогут получить ничем не омрачаемое удовольствие. «Первым делом я сниму с нее платье, а затем поцелую руку, начну с локтя, с его внутренней части…»

Однако мечтаниям Патрика мешали два обстоятельства: тот Факт, что голос мисс Сесилии Коммонвилл практически сошел на нет, и одновременно усиливающееся раздражение по поводу действий Брэддона. Если он таким способом пытается убедить лондонский свет, что замужество Софи ему безразлично, то это совершенно напрасный труд. И все-таки, о чем они говорят?

В это время Сисси внимательно рассматривала, носки своих розовых туфель. Резкий голос графа Слэслоу могли слышать, наверное, все находящиеся в зале. Да он просто кричал на леди Софи, Сисси отчетливо расслышала фразу: «В конце концов, вы обязаны это сделать!»

Подняв глаза, она увидела очаровательную улыбку Патрика Фоукса. Определенно он тоже слышал эту фразу, произнесенную Брэддоном.

— Я приглашаю вас на танец. Не возражаете? — Патрик взял Сисси под руку и развернул в направлении танцевальной площадки.

— Хм… — Сисси бросила беспокойный взгляд в сторону Брэддона и Софи, поглощенных каким-то спором. — Вам не хочется потанцевать со своей женой?

Улыбка Патрика стала несколько холоднее.

— Вовсе нет. Мне хочется потанцевать именно с вами. — Без лишних слов он занял место в ряду пар, застывших перед началом шотландской кадрили.

Сисси порозовела. Разве не поразительно оказаться на танцевальной площадке с Патриком Фоуксом? На нее сейчас все смотрели, она была в этом уверена.

— О Боже. Я покраснела?

Патрик широко улыбнулся:

— Нет. А что, должны покраснеть?

— Да! — Сисси не сразу нашлась что ответить. — Я… танцую с женихом, а ваша невеста…

— Мисс Сесилия, или, может быть, вас лучше называть Сисси? — Она робко кивнула, и Патрик продолжил: — Так вот, Сисси, через год мы будем с вами кружиться по всему танцевальному залу, и никто не бросит на нас ни единого взгляда.

Сисси поймала взгляд мамы, та выглядела в высшей степени возмущенной.

— Почему через год?

— Через год мы с вами будем семейными людьми, и никому до нас не будет никакого дела.

— Относительно себя вы, возможно, и правы, а вот я в любом случае не буду замужем.

Патрик улыбнулся. На этот раз совершенно искренне. У бедной девушки было такое несчастное лицо, что он почувствовал прилив симпатии.

— Непременно будете.

— О нет! Вы же видите, меня никто не приглашает. — Сама не понимая почему, Сисси вдруг разоткровенничалась. — Понимаете, мне не везет. Я все время влюбляюсь не в того, кто готов, как говорит моя мать, выполнить свои обязательства. — Произнеся эту фразу, она с запозданием осознала, как вульгарно это звучит.

Патрик тихо рассмеялся:

— Позвольте дать один совет. Если вам понравился какой-нибудь молодой человек, каждый раз в разговоре с ним смотрите ему прямо в глаза. Независимо от того, что он говорит, и особенно какую идиотскую чушь несет. При этом периодически повторяйте, что все это потрясающе интересно. Знаете, молодые люди в присутствии дамы часто нервничают и потому нуждаются в поощрении.

Сисси во все глаза смотрела на Патрика. Наверное, так в древности смотрели на дельфийского оракула.

— Вы так считаете? Потому что моя мама учит, что в разговоре всегда должна доминировать я.

— Ни в коем случае, — заверил Патрик. — Напротив, вы должны позволить ему все время говорить — мужчинам очень нравится слушать самих себя, некоторые просто без ума от тембра собственного голоса, и насколько возможно до поры до времени не обнаруживайте собственных обширных знаний. Потом, когда выйдете замуж, если захотите, можете целыми днями читать ему лекции об океанских течениях.

Патрик сделал последний разворот и с поклоном остановил Сисси прямо перед ее матерью.

— Мисс Сесилия, этот танец был для меня огромным удовольствием.

Она сделала реверанс:

— Благодарю вас, сэр.

Он быстро наклонился и шепнул ей на ухо:

— И еще, Сисси, как можно скорее избавьтесь от этих перьев. Я имею в виду плюмаж.

Затем, едва заметно подмигнув, он удалился. Сисси некоторое время смотрела ему вслед, не решаясь повернуться к улыбающейся матери. Эта характерная улыбка была ей хорошо знакома. На лице у мамаши было написано: «Дома мы еще об этом серьезно поговорим, а сейчас пока давай соблюдать приличия. Пусть все видят, какие у нас теплые отношения».

— Дорогая, я хочу представить тебе Фергуса Моргана. Мистер Морган сын сквайра Моргана, из соседнего графства. Он только что возвратился из долгого заграничного путешествия.

Сесилия вскинула глаза. Молодой человек быстро поклонился. Приятные голубые глаза, волос на голове маловато, но в общем кажется симпатичным.

— Мне сказали, что вы разбираетесь в литературе, — начал Фергус, немного нервничая.

— Конечно, разбирается, — вмешалась мать. — Сесилия очень много читает.

— Боюсь, мама преувеличивает, — произнесла Сисси сладчайшим тоном, глядя Фергусу прямо в глаза.

— Дело в том, — Фергус робко улыбнулся, — что я надеюсь основать клуб поэзии. В Германии — мне там пришлось пробыть довольно долго — клубы поэзии среди молодых людей — повальное увлечение.

— Потрясающе интересная идея, — просияла Сисси. Самое смешное, что, в сущности, это было правдой.

Фергус заметно оживился:

— Мисс Сесилия, могу я сопровождать вас на ужин? Разумеется, после того, как мы немного потанцуем.

Сисси улыбнулась, едва сдержав себя от заявления, что ужин — это тоже потрясающе интересно.

— Мне было бы это очень приятно. Может быть, вы сможете подробнее рассказать о вашей идее организовать клуб поэзии.

А в другой части зала, у колонны, Брэддон и Софи действительно спорили, как Сисси и предполагала.

— Софи, вы должны внимательно выслушать то, что я вам сейчас скажу, — начал Брэддон.

Она удивленно подняла глаза. Когда они были помолвлены, он ни разу не назвал ее по имени, а тут на тебе: Софи. С чего бы это?

— Мне нужна ваша помощь.

Софи улыбнулась. Она чувствовала себя настолько счастливой, что сейчас была готова помочь любому. К тому же ей было жалко бывшего жениха.

— Всегда буду рада оказать вам помощь.

Брэддон немного расслабился, отчего стал меньше похож на встревоженного бульдога.

— Тут вот в чем дело, Софи. Я должен поскорее жениться. Надеюсь, вы меня понимаете?

Она кивнула.

— Я нашел подходящую женщину. — Он откашлялся. Начиналось самое трудное. — Проблема в том, что Мэдди, я имею в виду Мадлен… она не леди.

Несколько секунд Софи недоуменно смотрела на недавнего жениха, затем ее глаза расширились.

— Нет, Софи! — чуть не закричал Брэддон. — Она не из той компании. Ради Бога! Она леди, в этом можно не сомневаться. И я решил жениться только на ней. Но без вашей помощи мне не обойтись.

— А кто… кто она?

— Ее отец Винсент Гарнье. — Брэддон сделал глубокий вдох. — Он торгует лошадьми. Но репутацию Мадлен охраняет так, как если бы она была леди. В Лондоне ее никто не знает. Я имею в виду, никто, кроме меня. Они приехали из Франции, когда там начались эти безобразия, и Мадлен пока еще не очень хорошо говорит по-английски.

Сердце Софи упало.

— Брэддон, но вы не можете жениться на дочери торговца лошадьми.

— Это верно. — Он неожиданно улыбнулся. — Я женюсь на дочери французского аристократа, гильотинированного в девяносто третьем. Нет, Брэддон, вы этого не сделаете, — произнесла Софи после продолжительной паузы.

— Сделаю, — ответил он упрямо. — А вы мне в этом поможете. Она замотала головой.

— В конце концов, вы обязаны это сделать! Вначале вы заставили меня затеять бегство в Гретна-Грин, а на следующий день без всяких объяснений разорвали помолвку. Знаете, как я после всего этого выгляжу? — Брэддон насупился.

Софи почувствовала, как ее щеки начал заливать румянец.

— Брэддон, мне очень жаль, что так получилось, но я не понимаю… действительно не понимаю, чем могу помочь вам в женитьбе на дочери торговца лошадьми.

— Все очень просто, Софи. Вы будете ее учить. Вы превратите ее в леди. Этикет и все такое, сами понимаете. Вы научите всему этому Мадлен, и однажды она появится на балу, выдавая себя за французскую аристократку. Затем я познакомлюсь с ней и сразу же женюсь, прежде чем наши дамы начнут судачить. Они и опомниться не успеют.

— У вас ничего не выйдет, — сказала Софи, глядя на него с сочувствием. — Дочь торговца лошадьми превратить во французскую аристократку невозможно.

— Почему? Я не вижу причин. — Лицо Брэддона приняло характерное бульдожье выражение. Это означало, что он заупрямился. — А что тут такого трудного — быть леди? Мадлен француженка, так что, если она поведет себя как-то иначе, чем английская девушка, никто особенно осуждать ее не станет. Оглянитесь, кругом одни французские аристократы, и могу держать пари, что половина из них фальшивые.

Что-то похожее Софи слышала и от отца.

— Но вы напрасно считаете, что превратить вашу подругу… Мадлен в леди — это очень просто.

— Да она уже настоящая леди, в этом я не сомневаюсь. Ее лишь нужно обучить манерам. — Брэддон улыбнулся. — Это будет легко, Софи. Объясните ей насчет вееров, платьев и прочего. Сделайте это. Прошу вас, не бросайте меня на съедение волкам. Я не могу, понимаете, не могу снова проходить через всю эту глупую возню, делать предложение девушке и так далее. И не хочу. Потому что мне нужна Мадлен.

— Я, конечно, перед вами виновата, но и вы тоже… — Софи комедию с переломом.

Брэддон скорчил кислую физиономию.

— Чем меньше мы будем вспоминать о той ночи, тем лучше.

Наконец они расстались, до мольбы Брэддона продолжали звучать в ушах Софи.

— Вначале я займусь ею сам, — повторял он умоляющим тоном. — Научу всему, что знаю, что слышал от матери, когда она изводила моих сестер. Но этого мало. Дальше придется помогать вам. Патрик торопился как можно быстрее попасть к колонне, где он оставил жену с Брэддоном Четвином, но, как назло, каждые несколько футов приходилось останавливаться и принимать поздравления. Почти у самой цели путь ему преградил лорд Брексби.

— Милорд, примите мои поздравления. И позвольте напомнить, что во время свадебного путешествия необходимо время от времени бросать взгляды на берег.

Патрик поклонился.

— Я все сделаю, как и обещал.

— Отлично. — Брексби добродушно улыбнулся. — По возвращении жду отчета о состоянии береговых укреплений. И еще… — Его лицо посерьезнело, он внимательно посмотрел на Патрика. — Надеюсь, женитьба не изменила ваших планов отправиться в будущем году за границу?

— Разумеется, нет. Брексби понизил голос:

— Ладно, поговорим об этом после вашего возвращения из свадебного путешествия. Речь идет о подарке.

Примерно с секунду Патрик смотрел на него, не понимая. Затем вспомнил: ах да — скипетр. Он снова поклонился.

— Я к вашим услугам.

— Дело в том, что у нас появились некоторые основания для беспокойства. — Брексби протянул руку. — Приедете — обсудим.

Патрику совершенно не хотелось вникать в технологию изготовления скипетра. Пусть лепят на него рубинов сколько хотят, ему-то какое дело. Он снова поклонился.

— Как только вернусь, немедленно посещу вас.

К тому времени, когда Патрик достиг наконец колонны, Софи и Брэддон исчезли. Он остановился в задумчивости, из которой его вывела Шарлотта.

— Софи ушла привести себя в порядок, — сказала она, весело улыбаясь Патрику.

— А я уж подумал, что моя жена сбежала с шафером, — заметил он, стараясь не выдать раздражения.

Шарлотта расплылась в улыбке:

— Вот что значит новобрачный. А мне кажется, исчезни я сейчас на час или больше, Алекс этого даже не заметит.

— Я бы никому не советовал на это спорить, — проворчал ее супруг, возникший рядом и тут же обнявший жену за талию.

— О Боже, — тихо простонал Патрик. — Кажется, прибыл дядя Ричард.

И действительно, дядя, сбросив облачение епископа, явился на свадьбу племянника во всем великолепии. Так сказать, удостоил чести.

Во время церемонии венчания Ричард Фоукс выглядел благородным священнослужителем, а сейчас, в вечернем костюме, казался престарелым щеголем в белом с золотым сюртуке и серебристо-вишневом жилете с отделкой.

— Что у него за чудной галстук? — испуганно прошептала Шарлотта.

— Ему хочется походить на денди, какими они были лет пятьдесят назад, — ответил Алекс, посмеиваясь.

Патрик направился к двери, Алекс и Шарлотта чуть позади. Однако прежде чем они смогли достигнуть дверей танцевального зала, в них появилась Софи, прямо за спиной епископа Фоукса. Патрик не мог скрыть, что ему приятно наблюдать, какой очаровательной и притом естественной улыбкой она приветствовала дядю.

— Конечно, моя дорогая, — улыбнулся епископ. — Пойти по церковной линии мне было предначертано самой судьбой — ведь я был третьим сыном. Но помню, посторонние часто принимали меня по меньшей мере за члена парламента, а однажды даже за венецианского графа. — Он погладил руку Софи. — Вы очаровательная девочка, моя дорогая. Просто прелесть. Не сомневаюсь, что Патрик с вами будет необыкновенно счастлив.

За поведением епископа наблюдали очень многие. Все понимали, что Ричард Фоукс вряд ли сейчас так бы веселился, если бы в этом браке был какой-то изъян.

— Посмотрим, как будет радоваться наш епископ через семь месяцев, когда родится ребеночек, — скептически проговорила леди Скиффинг.

Эта леди была той еще интриганкой. Бросить тень на чью-нибудь репутацию было для нее чуть ли не святым делом.

— Сколько же в вас недоброжелательства, милочка! — величественно произнесла Сара Престлфилд, преисполненная решимости отстаивать версию романтической любви. — Как вы могли предположить такое безобразие? Согласна, жениться по любви среди аристократов не принято, но поверьте мне, леди Софи составляет здесь приятное исключение. И мне кажется немыслимым кощунством предполагать, что этих милых детей вступать в брак заставляют какие-то менее добродетельные причины.

Ко всему прочему леди Престлфилд по титулу превосходила леди Скиффинг. Та это прекрасно сознавала и потому предпочла сменить тему:

— Вы слышали, эта рыжая вдова миссис Ярлблосом, которая живет в Чисвике, на днях хвасталась, что среди претендентов на ее руку есть даже индийский принц?

— Вы имеете в виду рыжую нахалку, которая держит шестнадцать болонок? — оживилась Сара Престлфилд.

Софи скосила глаза вправо и увидела, что муж стоит рядом. И не просто стоит, а излучает опьяняющие флюиды желания. Ей даже пришлось бросить встревоженный взгляд на епископа, не уловил ли него он.

— С дядей Ричардом все в порядке, не беспокойся, — прошептал Патрик, шевеля дыханием ее волосы.

Щеки Софи моментально сделались пунцовыми. «Боже, неужели он всегда будет заставлять меня так трепетать?» Их взгляды встретились.

— Пора идти, дорогая.

— Идти? — Софи неожиданно испугалась. — Но ведь еще совсем рано. А как же дядя? — Она направилась к епископу, деловито беседующему с Шарлоттой.

— Тем, что у меня такой цвет лица — не правда ли, достаточно свежий, — я во многом обязан новому режиму, который прописал мне доктор Рид. В день не больше одной чашки шоколада, а кроме того, трижды овсянка на воде и печеное яблоко. За час до ужина.

Софи не переставала мечтать о том, что будет, когда они наконец останутся с Патриком одни.

Епископ посмотрел на нес с улыбкой:

— Пожалуйста, моя дорогая, задавайте вопросы относительно диеты. Должен вам сказать, доктор Рид становится в Лондоне довольно знаменитым благодаря оригинальности своих предписаний и, разумеется, их действенности.

— А… — начала Софи и замолкла, беспокойно соображая, что бы такое придумать. Мешал Патрик, вернее, его рука, которая перебирала сзади ее волосы. — А какой сорт яблок вы предпочитаете, сэр?

— Очень хороший вопрос, моя дорогая! Я предпочитаю золотой ранет. Мой слуга печет яблоки на чистом кирпиче, омытом родниковой водой.

— Дядя Ричард, надеюсь, вы нас извините, — вмешался Патрик. — Мы вынуждены откланяться. Пора на корабль.

— Куда? — Ричард удивленно вскинул брови. — На корабль? Только не говори мне, что ты берешь с собой в открытое море это бедное дитя.

— Дядя Ричард, в открытое море мы не пойдем. Только немножко поплаваем вдоль берега. И все.

— Надеюсь, недалеко от земли. Тогда еще ничего. Потому что любая леди в море чувствует себя неважно. Так уж устроены женщины. — Он сочувственно посмотрел на Софи. — Попробуйте яблоки, моя дорогая, они помогут. Патрик, сегодня же до отплытия пошли за золотым ранетом. Утром первым делом ей надо поесть печеных яблок. Так ты понял, не забудь кого-нибудь послать за ними.

Патрик встретил смеющиеся глаза брата.

— Пошлю, дядя Ричард, — ответил он серьезно, — обязательно пошлю. Ведь печеные яблоки — это единственное, что может успокоить желудок Софи.

Епископ о чем-то сосредоточенно размышлял.

— Но, Патрик, на борту может не оказаться подходящих кирпичей. Тебе следует сегодня же послать кого-нибудь и за кирпичами. Но вы правы. Вам лучше отправляться, поскольку еще предстоит столько приготовлений.

Нервозное состояние не помешало Софи улыбнуться.

— Я должна еще попрощаться с мамой. Патрик взял ее руку.

— Вон она, у двери. Ждет.

Софи обнялась с Шарлоттой и отпрянула. Та что-то прошептала ей на ухо.

— Шарлотта, я не расслышала.

Подруга наклонилась ближе и прошептала снова. Софи кивнула, сильно при этом покраснев.

— Что же ты ей сказала? — спросил Алекс, глядя вслед новобрачным.

Шарлотта повернулась и лукаво посмотрела на мужа.

— О, — понизил голос Алекс, — можешь не продолжать. Я все понял.

В этот момент зазвучал менуэт, и они растворились в медленном, грациозном танце.

На выходе из танцевального зала новобрачных ждали родители Софи.

Она сделала перед ними глубокий реверанс.

Глотая слезы, Элоиза заключила дочь в объятия.

— Ma fille, — произнесла она, переходя на французский, — soi heureuse, ma cherie! Je te souhaite tout le mieux pour ta vie mariee…

— Я буду счастлива, мама, — пробормотала Софи. Отец обнял ее, а затем быстро пожал руку Патрику.

— Прошу вас, берегите мою Софи. — Взгляд Джорджа был немного напряженным, а во всем остальном он выглядел так, как будто Софи отправляется на пикник в Гайд-парк.

Она поцеловала отца в лоб.

— Не беспокойтесь, папа. У меня все будет прекрасно.

Когда новобрачные направились к двери, у Элоизы перехватило дыхание. Она громко схлипнула. Джордж обнял жену. Прилюдно, наверное, впервые в жизни.

— Элоиза, ты же слышала, у нее все будет прекрасно, — хрипло произнес он. — Для беспокойства нет никаких оснований. Фоукс надежный человек. Он хороший.

Элоиза сбросила его руку со своей талии и быстро зашагала в холл. Догнав ее в коридоре, Джордж пошел рядом. По ее лицу струились слезы. Сердце Джорджа сжалось, он никогда не видел Жену плачущей.

— Что с тобой, любовь моя? — Он взял ее руку. Элоиза снова начала всхлипывать:

— Ты не поймешь… Она — это все, что у меня было в жизни! На мгновение Джордж замер, а затем притянул к себе.

— Но, Элоиза, у тебя еще есть я. Она продолжала всхлипывать.

— У тебя есть я, Элоиза, — повторил он. — И всегда был.

Только сейчас поняв смысл его слов, она подняла наполненные слезами глаза, раскрыла губы, — видимо, собиралась что-то ответить, — но к ним тут же приникли губы Джорджа.

Казалось, поцелуй длился целую вечность.

— Пожалуйста, Элоиза, — хрипло прошептал наконец Джордж, с трудом оторвавшись от ее губ. — Давай попытаемся начать все сначала.