Софи проснулась в радостном изумлении. Сон был крепкий, можно сказать, бездонный, но вдруг к ней что-то нежно прикоснулось. Что именно, она пока понять не могла. Постель плавно покачивалась. Софи лежала, уткнувшись носом в пахнущие лимоном простыни. В каюте явственно ощущался острый запах насыщенного солью морского воздуха.

Она повернулась и открыла глаза. Высоко над ней был виден резной орнамент арочного балдахина кровати Патрика. И кровать, и каюта роскошные. На корабле Софи была впервые в жизни и просто не могла вообразить, что каюты могут быть такими. Кровать эту Патрик купил в Индии. Она представляла собой массивное сооружение, похожее на большой ящик с фигурным балдахином, подпираемым колоннами, покрытыми изящной резьбой. В основном это были цветы. Причем оттенок преобладал малиновый. Несколько минут она сонно любовалась причудливым рисунком, пока не спохватилась: так ведь это брачная постель!

Естественно, брачная постель предполагает наличие жены и мужа. Относительно жены все ясно, а муж, хм… — вот он. Рядом с собой Софи увидела мужскую руку.

Резьба, цветы и все прочее были немедленно забыты. Софи едва сдержалась, чтобы не захихикать. Патрик лежал, повернувшись на бок, спиной к ней. Она могла видеть только шелковистую копну черных кудрей, слегка прореженных серебром. Он был совершенно голый. Софи осознала, что и она тоже. Ее щеки порозовели.

Воспоминания о событиях прошедшей ночи, доселе скрытые в укромных уголках подсознания, хлынули на новобрачную и моментально затопили. Она окунулась в них с головой. Эти воспоминания принесли с собой странное бодрящее тепло, которое тут же угнездилось внизу живота и под коленями.

У Патрика одеяло сползло до талии. Софи прикусила губу, отчетливо вспомнив себя, вцепившуюся в его плечи, изгибающуюся под ним, умоляющую, задыхающуюся, всхлипывающую.

Она осторожно села, чуть поддернув одеяло, чтобы оно прикрыло талию. У Патрика очень красивые плечи. При утреннем свете его кожа имела смугловато-золотистый оттенок, который еще ярче подчеркивал рельефность мускулов.

Он что-то тихо пробормотал во сне и перевернулся. При этом одеяло спустилось ниже бедра. Софи охнула и рефлекторно натянула свое, прикрыв им груди. Патрик спал, его дыхание оставалось глубоким и ровным. Сердцебиение Софи наконец успокоилось.

Она с восхищением разглядывала мужа. Что ни говори, он красивый. Темные ресницы, изящно изогнутые брови, мужественные черты лица, великолепная грудь.

Софи вспомнила ночные ласки и чуть не застонала. Неужели Патрик станет тут же искать другую женщину? Вряд ли. Во всяком случае, не в медовый месяц. Эта мысль позволила расслабиться Туго заведенной пружине, располагавшейся у нее где-то в области сердца.

Она подцепила пальчиком край одеяла — осторожно-осторожно. Вот она, та часть его тела, которая заслуживала особого внимания. Ей хотелось внимательно рассмотреть се при дневном свете, Когда Патрик не видит. «Разве не странно, — подумала Софи, — иметь где-то внизу орган, который постоянно болтается между ног. Наверное, при ходьбе это ужасно мешает».

Ей удалось оттянуть одеяло на несколько дюймов вверх. Она подалась вперед и заглянула, однако вскоре процесс изучения прервал сдавленный смех мужа. Надо же, а ведь он только что крепко спал. Софи и опомниться не успела, как оказалась на спине, а та самая часть тела, относительно которой она обнаруживала серьезное любопытство, сейчас находилась… хм, совсем в другом состоянии, чем за несколько секунд до этого. Поразительно!

Она встретилась со смеющимися глазами мужа.

— Ты давно проснулся?

Патрик наклонился и погладил губами губы Софи, заставив ее затрепетать от восторга.

— Достаточно давно, чтобы осознать, что моя несравненная жена пробудилась и почему-то натягивает на свои прекрасные груди это противное одеяло. — Он оживился. — Софи, дорогая, ты хотя бы знаешь, какая у тебя восхитительная грудь?

Софи посмотрела на свои розовато-жемчужные груди. На миниатюрном теле они казались несколько тяжеловатыми.

— Мне кажется, им идут платья во французском стиле, — нерешительно произнесла она. А что еще можно было сказать? О своих грудях она ведь никогда по-настоящему и не думала.

Когда же губы Патрика сомкнулись вокруг соска, ее тело непроизвольно выгнулось и прижалось к его телу. Софи застонала. Не прерывая ласки, он что-то проговорил и раздвинул коленом ее ноги.

Только много позднее, когда она отрешенно рассматривала валяющееся на полу смятое одеяло, ей пришло в голову поинтересоваться, что тогда сказал Патрик.

Софи повернулась на бок и лениво провела пальцем по груди мужа.

— Что ты такое сказал о моих грудях?

Патрик приподнял отяжелевшие веки. Он сейчас лежал и соображал, почему после занятия любовью с женой его охватывало какое-то странное умиление, близкое к слезам. «Наверное, от сознания, что с этой женщиной я останусь до конца жизни и никакой другой у меня больше не будет».

— Хм-м? — сонно пробормотал он, прижимая к себе Софи. Она робко повторила вопрос.

Патрик открыл один глаз.

— Мне кажется, я сказал, что они восхитительные. Верно?

Софи кивнула.

— А потом, после этих слов?

Патрик открыл оба глаза.

— Не могу вспомнить. — Его голос сейчас звучал глуховато. — Пожалуй, нужно освежить память.

Одним движением он опрокинул Софи на спину и принялся ласкать кремовые груди, любуясь их совершенством.

— Наверное, я сказал, что они похожи на невиданно крупные яблоки?

— Нет, — прошептала Софи.

— Да-да, ты права. Во-первых, таких яблок в природе не бывает, а во-вторых, они большей частью красные или зеленые, в то время как твои несравненные груди кровь с молоком. — Большие пальцы Патрика играли сосками, его дыхание обжигало кожу.

— А не сказал ли я, что на вкус они слаще вина? — По одной груди он проделал маленькую дорожку из поцелуев.

— Нет.

— На вкус они медовые. — Он продолжил поцелуи, приближаясь к соску.

— Нет, ты этого не говорил, — возразила Софи слегка срывающимся голосом.

— Я сказал, что твоя кожа мягче, чем… — Патрик не смог придумать подходящего сравнения и замолк, склонившись над нежно-розовым соском, а через несколько секунд с глухим стоном проглотил его губами.

Софи прерывисто задышала. Патрик поднял голову.

— А теперь… — его голос был хриплым от желания, — ты не считаешь, что теперь мы должны исследовать другую грудь?

— Хватит изысканий. Мне уже неинтересно, что ты тогда сказал, — прошептала Софи и, вцепившись в его плечи, потянула к себе.

На палубу «Ларка» Патрик и Софи Фоукс вышли, когда солнце уже стояло высоко в небе. И светило очень ярко, правда, воздух оказался неожиданно прохладным.

Над пенными волнами парили чайки.

— Мы уже в открытом море?

— Нет, — ответил Патрик. — Если много чаек, значит, берег где-то рядом. Мы так вдоль берега и пойдем. Обогнем мыс Корнуолл и остановимся в Уэльсе, где понравится.

Патрик хотел рассказать Софи об инспектировании укреплений, но передумал. Зачем в первый день свадебного путешествия заводить разговоры о деле?

— Жаль, конечно, что мы не смогли отправиться в Италию, как это в свое время сделали мои родители. — Его глаза озорно блеснули. — Насколько мне известно, ты ни разу не была за границей. Я прав?

Софи кивнула.

— Тогда, может быть, рискнем? А? Можно попытаться быстро пересечь пролив, а затем мы осторожно, на цыпочках, обогнем Францию, Испанию, Португалию и бросим якорь в Легорне.

— Нет уж, давай отложим до лучших времен. — Софи немного поразмышляла. — Послушай, ты сказал, бросим якорь в Легорне. Это значит — в Ливорно?

— Именно. — Патрик заулыбался. Откинувшись на поручень, он бросал беспокойно вскрикивающим чайкам апельсиновую кожуру. — Отсюда вывод: в школе ты изучала географию. Я угадал?

— Нет, — ответила Софи с легкой усмешкой. — В «Челтемледис скул», где я училась, географию не проходили. Видимо, не предполагалось, что девушки из лучших лондонских домов будут выезжать за пределы Англии.

— В таком случае откуда тебе известно итальянское название порта Легорн? — Глаза Патрика неотступно следили за слаженны ми действиями команды. Матросы оснащали гафель и устанавливали прямой парус.

Софи прикусила губу.

— Ой, не помню. Кажется, сказал кто-то из знакомых.

Но провести Патрика было не так-то легко.

— Ты говоришь по-итальянски?

Софи похолодела.

— Нет… конечно, нет. С чего ты взял?

«Какая же я идиотка, чуть себя не выдала. Надо срочно избавиться и от учебника турецкого. Не дай Бог он обнаружит!»

— Так, показалось. — Патрик ласково улыбнулся. — Вообще-то мне еще не приходилось встречать девушку из высшего общества, которая бы знала иностранные языки. Большинство юных леди, из тех кто посещает «Олмэкс», и своим-то родным языком владеют еле-еле. Но французскому, надеюсь, тебя матушка обучила.

Софи боялась открыть рот и потому только робко кивнула.

— А вот я в языках полный тупица. — Патрик отправил в рот несколько апельсиновых долек. — По-французски говорю очень слабо, а на других знаю всего по нескольку фраз. Кстати, попробуй догадаться, что это за фразы.

Софи усмехнулась.

— Где я могу найти констебля? — Ее знание языков было чисто академическим. Во всяком случае, представить себя в чужой стране она не могла.

Патрик удивился.

— Поверь мне, за границей от констеблей больше неприятностей, чем пользы.

— Как пройти к гостинице?:

— Нет. — Патрик придвинулся ближе и скормил ей несколько долек апельсина. — Так уж и быть, скажу. Вот она, ключевая фраза всех времен и народов: «О, благородная леди, прошу вас, примите этот недостойный подарок от меня лично и страны, которую я представляю».

Софи, смеясь, слизывала с губ апельсиновый сок.

— Веришь, я могу произнести эту фразу на четырнадцати языках, — гордо объявил Патрик, блестя глазами. — К сожалению, и в Уэльсе тоже. Так что все проблемы там нам придется решать по-английски.

Софи проглотила слюну. Признаваться, что она свободно говорит по-валлийски, было слишком поздно.

Патрик же ее гримасу ошибочно принял за обеспокоенность.

— Милая, не волнуйся, там все говорят по-английски. А если кто-то не может, пусть пеняет на себя. Надо было выучить. Впрочем, — проговорил он после непродолжительного молчания, — они могут выразить пожелание зубрить французский. Существует Мнение, что Наполеон может направить свои корабли из Бреста через Корнуолл в Уэльс. То есть вторгнется в Англию с тыла.

— Ох уж этот Бонапарт. — Софи было трудно сконцентрироваться на международной политике, поскольку Патрик очистил еще один апельсин, отделил половину и начал медленно выдавливать сок ей в рот. Острый цитрусовый аромат приятно щекотал ноздри.

— Тебе не следует его бояться, — успокоил Патрик. — Наш «Ларк» один из самых быстрых кораблей в океане. У Наполеона таких нет. Его плоскодонки нас никогда не догонят.

— Клипер «Ларк» построен в Балтиморе?

Патрик был приятно удивлен.

— Да. У него V-образный корпус и очень высокие мореходные качества. А откуда тебе известно о «Ларке»?

— Ты думаешь, я не умею читать? Об этом писали в «Тайме», и не раз.

— Не ожидал, что ты читаешь «Тайме». — Патрик рассеянно съел апельсиновую дольку, которую собирался скормить ей. — Я вообще смутно представляю образ жизни молодых английских леди.

— Мама умерла, когда я был еще совсем ребенком, а когда вырос… — он пожал плечами, — то в Англии проводил мало времени.

— Понимаю, — прервала его Софи. — Но разве, находясь здесь, ты не встречался с дамами?

Он коротко рассмеялся:

— Признаюсь, встречался. Но это были не леди. Вернее, не совсем леди.

Патрик поймал себя на том, что ему нравится с ней общаться, что эта загадочная девушка с острым язычком и грустными глазами, его молодая жена, хороша не только в постели. Он придвинулся ближе и прижал Софи спиной к поручню. Сейчас их тела походили на два правильно сложенных элемента складной картинки.

Софи задумчиво посмотрела ему в глаза.

— Значит, ты побывал в четырнадцати странах?

— По меньшей мере, — ответил Патрик.

— Доведись мне путешествовать, — мечтательно проронила Софи, — я бы первым делом отправилась на Восток.

— А чем в течение дня занимаются настоящие леди? — неожиданно спросил Патрик.

— Они… хм, они ходят в гости на чай.

— Могу представить, какая это скука. Что еще?

— Ну, ездят за покупками.

— Какими?

Он плотно прижал свои бедра к ее. Софи охнула.

— Патрик! Нас же могут увидеть.

— Можешь быть спокойна, здесь нас никто не увидит. — Он взялся обеими руками за поручень. — Итак, что же покупают настоящие леди?

— Ну, разное, — лениво протянула Софи. — В основном одежду. Шляпы, платья… — Эта тема ей уже начала надоедать. Лично она за покупками ездила редко, предпочитая приглашать к себе мадам Карэм.

Как будто прочитав ее мысли, Патрик вдруг серьезно посмотрел ей в глаза.

— Выходит, ты каждый день ездишь за покупками?

— Я — нет, — проговорила Софи, оправдываясь. А затем вспомнила, что Патрик повеса. И не важно, что он сейчас прикидывается, будто не знает, чем занимаются леди. Какая ерунда! Ведь наверняка все свое время он посвящает охоте за ними.

— В общем, настоящей леди есть чем заняться. — Она с вызовом посмотрела на Патрика. — Но главная ее работа — это заказывать себе новые туалеты.

— Вот как? — протянул Патрик и снова пустил в ход губы, вызывая в Софи нежную, растекающуюся по всему телу, мягкую теплоту.

Произнеся слово «работа», она внезапно почувствовала прилив горечи. Ради замужества ей пришлось отказаться от очень многого. Становиться матроной, основная работа которой заключалась в поездках на Бонд-стрит, не хотелось. Наряды ее, конечно, интересовали, но не меньший трепет вызывало увлекательное погружение в дебри чужого языка.

Выражение ее лица Патрика слегка озадачило. Чего это она приуныла?

— Не желает ли моя чрезвычайно достойная жена удалиться вниз и принять ванну? — Он легко чмокнул Софи в бровь. — Потому что ее чрезвычайно достойный супруг должен поговорить с капитаном.

Глаза Софи просияли.

— Это было бы замечательно, — ответила она совершенно искренне.

— Тогда отправляйся. — Патрик с некоторой неохотой отстранился.

Оказавшись в каюте, Софи первым делом поручила позеленевшей от морской болезни Симоне приготовить бадью горячей воды, а затем застыла в странной позе, упершись спиной в тяжелую ореховую дверь, с наслаждением впитывая тишину и… одиночество. Да-да, одиночество. Она была сейчас одна, впервые со дня свадьбы.

Каюта Патрика представляла собой настоящие апартаменты, где каждый предмет мебели был прикреплен либо к стене, либо к полу, кроме стульев в гостиной, которые в шторм крепились к поручню на стене.

В дверь постучали, и ей пришлось посторониться. В каюту вошла Симона, сопровождаемая двумя молодыми матросами, которые тащили большие кувшины с кипятком. Привинченная к полу медная ванна быстро наполнилась водой. В воздухе запахло цветущей вишней.

Симона болезненно скривилась, и Софи, отправив ее обратно в постель, с наслаждением окунулась в пенящуюся ароматную воду. В голову немедленно полезло всякое — конечно, фрагменты вчерашней ночи, но и еще кое-что, о чем до сего времени как-то не думалось.

Например, просьба Брэддона. Это же сущий бред. Чтобы дочь лошадника смогла одурачить светское общество, выдавая себя за французскую аристократку? Невероятно.

Софи живо представила свою маму, с упоением разоблачающую самозванку. Да, Мадлен вполне может оказаться красивой и при этом понятливой и способной к учению. Да, под руководством Софи она может успешно освоить основы этикета. Но все это не имеет никакого значения, поскольку ей предстоит предстать перед судом Элоизы н ее приятельниц. Можно не сомневаться, что они, критически проанализировав речь девушки, ее манеру обмахиваться веером, опускать ресницы и все прочее, безошибочно определят, что в ее жилах течет не та кровь.

«Это абсолютно невозможно, — печально думала Софи. — Нужно убедить Брэддона отказаться от этой затеи. Бывали случаи, когда Элоиза в течение нескольких секунд разоблачала самозванок из французских дворян низшего звания, что же тогда говорить о дочери торговца лошадьми. Напрасно Брэддон считает, что я смогу сделать Мадлен подлинной аристократкой. Такое невозможно. Да, я сознательно эпатировала мать своим вызывающим поведением, но это ровно ничего не значит. Аристократические манеры привила мне именно она, маркиза Бранденбург. Причем с раннего детства. Нет, не суждено Брэддону жениться на своей Мадлен».

Софи очнулась, когда вода стала совсем холодной. Она выбралась из ванной, вытерлась, оделась и тут же полезла за тщательно запрятанным учебником турецкого языка.

Вот оно, истинное счастье! Софи радостно погрузилась в изучение турецких глаголов. Это было потрясающе интересно, они изменялись в зависимости от того, кто говорит.

— Сени севийорум, — прошептала она. — Я люблю тебя. Сени севийор. Он любит тебя. — А вот об этом можно только мечтать. Софи встряхнула головой и обратилась к более прозаическим выражениям.

Что, если сейчас войдет Патрик? Софи испуганно засунула учебник под себя. В ушах зазвучал настойчивый голос матери: «Уверяю тебя, дорогая, ли один разумный мужчина никогда не смирится с тем, чтобы жена знала больше, чем он».

Софи вздохнула. К сожалению, Патрик сам признался, что владеет только французским, и то слабо. Так что к совету матери нужно прислушаться.

«Бедная мама столько сил потратила, чтобы отвратить меня от изучения иностранных языков. Непримиримее всего она почему-то была настроена против латинского». «Латинский идет женщине примерно так же, как борода», — повторяла она побелевшими губами. Но Джордж в этом жену не поддерживал, и в результате каждое утро Софи занималась спряжением глаголов и прочими не менее интересными вещами.

Вспомнив наставления матери, Софи погрустнела. Одним из самых излюбленных тезисов Элоизы был: «Единственная наука, какую должна постичь девушка, — это как найти мужа».

Чтобы отвлечься и выбросить из головы дочь торговца лошадьми Мадлен и наставления матери, она снова раскрыла учебник турецкого. Когда Патрик вошел, она осмысливала сложности образования прошедшего времени.

Он чувствовал себя немного виноватым. Действительно, оставил молодую жену на целых три часа (ему пришлось детально обсудить с капитаном маршрут; работа команды осложнялась тем, что отсутствовал второй помощник), а она к тому же не имеет возможности предаваться своим любимым занятиям — наносить визиты и совершать покупки. И вот Софи мирно сидит в кресле, закутанная в шелковый пеньюар, кажется, что-то читает. И ни малейших признаков недовольства. Ощущение вины мигом сменилось чем-то еще, чему названия он не знал. Боже мой, до чего же она хороша! Настоящая красавица. Влажные после ванны, искрящиеся бледно-медовые локоны беспорядочно рассыпались по плечам и спине. Изящнейший профиль, опушенные густыми ресницами бездонные глаза. Осанка греческой богини.

— Где твоя горничная? — хрипло спросил Патрик, просто чтобы что-то спросить.

Софи удивленно подняла глаза:

— Бедная Симона сильно страдает от морской болезни. Она у себя в каюте.

Патрик подошел и опустился на корточки рядом с креслом. Он ожидал, что Софи будет обижена и сердита, а она счастливо улыбается как ни в чем не бывало.

Он не ошибся, ее действительно сейчас до краев переполняло счастье. Быть замужем, оказывается, не так уж и плохо. К тому же ей удалось проработать прошедшее время турецких глаголов. Настоящее она уже давно освоила. В голове все время вертелось одно замечательное предложение: «Сени севди — я его люблю».

Она чуть подалась вперед. При этом легкий шелковый пеньюар распахнулся и открыл шею.

— Ты знаешь, Патрик, что французскому слову deshabille нет английского эквивалента?

Глаза Патрика потемнели, сделавшись чернильно-черными.

— Я сейчас в таком состоянии, что забыл французские слова. Мне кажется, все, какие знал. — Он несколько раз быстро поцеловал ее в шею, опалив своим горячим дыханием — А что такое deshabille?

Софи усмехнулась.

— Неодетая или полуодетая, если речь идет о женщине. Правда, у французов есть к этому слову синоним — neglige.

Губы Патрика уже начали свое привычное путешествие дальше вниз.

— О горе мне… — Он затих, приникнув губами к ее телу. — Умная жена швырнула в меня еще одним иностранным словом. К своему стыду, я забыл, что такое neglige.

Софи усмехнулась, ее руки блуждали вверх и вниз по его плечам.

— Можно подумать, что ты никогда не покупал своим дамам неглиже.

Услышав это, Патрик застыл, а затем медленно поднял голову и заглянул в ее глаза.

— Я вижу, моя жена по-прежнему пребывает в уверенности, что я старый roue или a libertine?

— Зачем ты притворяешься? — шутливо возмутилась Софи. — У тебя прекрасное произношение.

— Je ne suis pas un libertin, et je n'achetrais pas plus un neglige pour une femme qui ne soit pas ma prope femme. Переведи это, о мудрая жена.

Софи окинула его сияющим взглядом.

— Значит так, ты сообщаешь, что ни в коей мере не являешься распутником, и обещаешь никогда не покупать пеньюары никому, кроме собственной жены.

Патрик не отрывал глаз от губ Софи.

— Милая Софи, — хрипло прошептал он. — Ma belle, ma mare.

Софи закрыла глаза. Оказывается, французские слова, когда их произносит Патрик, звучат необыкновенно эротично. Она выросла с французским и по-английски заговорила только в шесть лет. Французский был ее родным языком, но его чувственность она заметила только сейчас, после встречи с Патриком.

Внезапно сердце сжала сладостная истома. Софи открыла глаза наклонилась вперед и приникла губами к губам мужа. Он отозвался стоном, и меньше чем через секунду она оказалась у него на коленях — Baise moi, mon mari, — выдохнула Софи.

— Я сделаю это с радостью, ma belle.

Держа на руках жену, Патрик плавно поднялся на ноги и двинулся к брачной постели. А затем они оба утонули в блаженстве.

В этот день из господской каюты так и не прозвонил колокольчик, чтобы несли обед. По камбузу «Ларка» угрюмо, слонялся Флоре, повар-француз, которого Патрик нанял за огромные деньги, чтобы тот отправился с ними в это плавание.

— Все мои старания пошли насмарку, — удрученно воскликнул Флоре, оглядываясь на серебряную супницу и блюдо с форелью аи court bouillon. Жаркое еще можно было спасти, а его шедевру, форели, помочь уже ничем было нельзя. Завтра она уже будет иметь совершенно не тот вкус.

— Да брось ты переживать, — сказал Джон, грузный первый помощник капитана, набивая рот форелью. — Блюдо превосходное, хотя и немного замысловато.

Услышав это замечание, Флоре, к удивлению Джона, разразился слезами.

Горничная Софи, Симона, маялась в постели. Приступы морской болезни следовали одним за другим. Кое-как помогала настойка опия, но от нее голова делалась совсем хмельной.

— Придется ее светлости раздеваться на ночь самой, — пробормотала Симона, пробуя слабо хихикнуть. — Но я думаю, ей поможет его светлость.

Патрик и Софи выскользнули из каюты, когда на «Ларке» все совершенно затихло. Спали все, бодрствовал только первый помощник за рулем. Они на цыпочках направились на камбуз.

Холодный суп из спаржи им показался даже вкуснее. Лед, которым были обложены бутылки с шампанским, растаял, рогалики слегка зачерствели, но все это тоже не беда. Они уселись рядом на кухонном столе (снимать прикрепленные на ночь стулья было слишком канительно) и ели суп, форель, закусывая рогаликами, которые макали в шампанское.