День у Торна не задался: начался дурно, и час от часу дела шли все хуже. За завтраком Роуз объявила, что ненавидит гувернантку, которую он для нее нанял. Потом девочка пропала. Два часа вся челядь металась в панике, ища беглянку. Наконец миссис Стелла обнаружила малышку в самом, по ее мнению, укромном и безопасном месте – под его письменным столом в библиотеке.

Издерганный Торн вышел из себя и наорал на ребенка, чем лишь усугубил положение: Роуз ударилась в слезы и объявила, что ее папочка никогда не кричал на нее. Торн тотчас в это поверил – Уилл бывал необычайно упрям, но неизменно мягкосердечен.

В отличие от него самого. Потому что он просто хрен собачий – а другого слова тут было не подобрать, и повел себя как хрен собачий по отношению к малышке, которая такого ничем не заслужила!..

Закончилось все тем, что он, обняв девочку, сел вместе с ней в кресло-качалку и, убаюкивая всхлипывающую Роуз, попытался объяснить свое поведение.

– От мысли, что ты одна, в Лондоне… что ты потерялась, у меня все внутри похолодело. Знаешь, я даже восхищаюсь собой: я просто орал, а не бранился, словно пьяный матрос…

Роуз подняла к нему заплаканное личико:

– А восхищаться собой – это очень дурно. Особенно если кто-то виноват… – Помолчав, она прибавила: – Как ты думаешь, папа попал на небеса, потому что он святой?

– Все куда обыденнее… Мой поверенный выяснил, что в войсках ополчения солдат не слишком хорошо муштруют. Один из солдат допустил промашку, и в результате твой отец погиб.

Наверное, следовало бы сейчас солгать – сказать, что Уилл был слишком хорош для этого греховного мира. Разумеется, если бы Уилл услышал эдакое, он сперва долго хохотал бы, а потом обозвал бы Торна разными затейливыми словечками…

Потом он пообещал Роуз во что бы то ни стало найти гувернантку, которая ей понравится, и передал малютку миссис Стелле с рук на руки. И поехал на свою фабрику – а там узнал, что выпускать резиновые ленты такой длины, чтобы ими можно было крепить поклажу на крыше экипажа, видите ли, технологически невозможно. Даже после трехчасовых мучений дело не сдвинулось с мертвой точки…

И вот теперь, в Старберри-Корт, в обществе Индии, он впервые за день улыбается. Это поистине было чудом!..

– Покажи мне столовую, Индия, – повторил Торн. – Не то я просто вот прямо здесь умру с голоду!

И все еще пышущая гневом Индия, колыша бедрами, направилась в столовую, а Торн, идя сзади, получил возможность оценить всю изысканную привлекательность ее форм, отчего его настроение стало еще лучше.

В столовой он принялся на все лады расхваливать ласточек, нарисованных каким-то итальянским богомазом, но Индия, казалось, его не слышала и продолжала дуться. Он решил, что упомянутые ею предложения руки и сердца (и «чего-то иного», по ее собственному выражению) – лишь верхушка айсберга. О нет, мужчины, влюбленные в леди Ксенобию Индию Сент-Клер, должны творить настоящие безумства!

Ей следовало бы повесить на спину предупреждающий знак. При виде ее несчастные, толком не успевая ничего понять, оказываются в силках ее прелестей, ползают на коленках, бормоча бессмыслицу, ослепленные переполняющей ее жизненной силой и страстью – и бесславно погибают в этом огне…

И Торна самого ждала бы та же участь, если бы в свое время он не решил твердо, что должен жениться на женщине совсем иного типа. Летиция – вот его тип. Она полюбит и его, и их детей – просто полюбит, чистой и ничем не замутненной любовью без всяких надуманных сложностей!

А Индия – очень непроста. В ней сложно все без исключения. Даже в истории ее детства было многое, чего он не понимал.

– А где леди Аделаида? – вдруг опомнился Торн.

– Уехала в Лондон заказывать мебель. Мистер Шератон слишком знаменит, чтобы присылать мне сюда свои творения, – Аделаида намерена уговорить его продать нам вещи, сделанные им для других заказчиков.

– Разве это законно? – спросил Торн, которого эта сторона вопроса не слишком волновала.

– Законно, разумеется, – улыбнулась Индия, на мгновение позабыв, что сердита на него. – Ведь ты заплатишь ему гораздо больше, чем он получил бы от заказчиков, так что все будут счастливы. Ну, может быть, кроме тех, кто заказал ему мебель… Но он их всячески утешит и изготовит им новую. Каждое творение его рук – это настоящий шедевр. Я велела Аделаиде купить все, что он предложит.

Присев за стол, Индия принялась снимать колпаки с подносов, расставленных на столе.

– Здешние кухни очень скоро начнут работать. Старые дымоходы прочищены, сложены две новые печи. Я все еще веду переговоры с одним замечательным поваром и надеюсь, что они увенчаются успехом.

Торн сел за стол напротив Индии.

– А леди Аделаида знает, что я намеревался приехать сюда с визитом?

– Да, разумеется. И просила передать тебе привет.

– И она не переживает, что не может присутствовать при нашей с тобой встрече?

– Твоя нежная привязанность к Лале автоматически перевела тебя в глазах моей крестной в ранг престарелого дядюшки. Правда, я предпочла бы термин «любящий брат». Учитывая, что при встрече ты поцеловал меня…

Торн иронично прищурился:

– У меня и без тебя довольно сестриц, Индия.

Вошел Фред, неся поднос.

– Ягодный тарт, леди Ксенобия, – жизнерадостно объявил он. Видно было, что они с Индией успели стать добрыми друзьями.

– Благодарю, Фред, – сказала Индия и повернулась к Торну: – Успела ли я сказать тебе, что наняла изумительного дворецкого по фамилии Флеминг? Он приезжает завтра. Еще трое новых лакеев вскоре прибудут в имение, а Фред будет старшим – разумеется, если ты не хочешь забрать его назад, в Лондон.

– Скорее, я предпочел бы возить его взад-вперед с собой, – отвечал Торн. – Он весьма полезный парень. Прошу, Фред, просто принеси еду, а стол мы сервируем сами. Нет… погоди-ка… и принеси еще бутылочку того самого шампанского!

– Но оно припасено для праздника! – запротестовала Индия.

– Да будь я проклят, если это доброе вино заказывалось персонально для матушки Летиции! Много чести… С тех пор как мы с тобой виделись в последний раз, я побывал у них. Богом клянусь, эта женщина – чудовище!

Но Индия благоразумно смолчала, ни словом не выразив своего отношения к леди Рейнзфорд. Черт, подумал Дотри, не зря он почуял: Летицию надо спасать…

– Итак, шампанское! – повторил он.

– Вы найдете бутылки на полках, Фред, – опустив глаза, сказала Индия. Она положила ломтик цыпленка на одну тарелку, половину тушки – на другую, и протянула Торну большую порцию. – Как прошел день?

Он отчего-то совсем не захотел сознаваться в том, что накричал на Роуз.

– Я почти весь день провел на одной из моих фабрик – это совсем недалеко отсюда, там занимаются гальванизацией резины. Мы пытались наладить производство гальванизированной резиновой ленты, достаточно прочной, чтобы удержать сундук на крыше экипажа, но… ничего не вышло.

– Так ты поэтому был так раздражен, когда приехал?

– Да вовсе я не был раздражен!

– Ну тогда сердит? Мрачен? Ведь ты скрежетал зубами, поклясться могу! – хихикнула Индия.

Она была просто сущий бесенок, и Торну более всего хотелось сейчас зажать ей рот поцелуем.

– А что такое «гальванизация»? – пытливо спросила Индия.

– Гальванизация – это процесс, предотвращающий плавление резины. – Торн вгрызся в цыпленка, всеми силами стараясь отвлечься от вида нижней губы Индии…

– Но почему у тебя не получается то, чего ты хочешь?

– Лента чересчур длинна для наших станков, – раздраженно пояснил Торн.

– А ленту покороче ты смог бы выпускать?

– На кой черт, интересно знать?

– Резина ведь эластична, правда? Лично я рада была бы иметь резиновые колечки, чтобы скреплять ими стопки бумаг… даже карточные колоды! А возможно ли сделать такую, чтобы подошла для дамской шкатулки – пусть не для сундука, а?

– Ну… вероятно.

– Понимаешь, если шкатулка не самой изысканной работы, то под крышку всегда проникает пыль. Было бы восхитительно, если бы резиновая лента прижимала крышку плотнее – ну, чтобы пыль не попадала вовнутрь! К примеру, мне нравится идея полок на чердаке, чтобы убирать туда шкатулки, коробки и…

Торн опомнился лишь через полчаса, в течение которых выпытывал у Индии все, что можно, о ее идеях касательно использования резиновой ленты в домашнем хозяйстве. Оторвавшись от листка, куда он прилежно записывал услышанное, он обнаружил, что Индия улыбается, подперев рукой щеку.

И вновь Торн с превеликим трудом поборол желание ее поцеловать – оно было столь сильным, что все тело его на мгновение свело судорогой.

– Какой же я потрясающий идиот! – пробормотал он, складывая листок и убирая его в жилетный карман. Потом наполнил бокалы шампанским из бутылки, предусмотрительно откупоренной Фредом. – Выпьем за Резиновую Ленту Имени Индии!

– Не слишком-то скромно звучит…

Торн поднял бокал – теперь он был совершенно уверен, что фабрика его не разорится.

– Ты даже вообразить не можешь, что сейчас сделала. До сего момента двадцать шесть рабочих были под угрозой потери работы, но твои идеи их спасут!

Шампанское, закупленное Индией, имело вкус яблок, а еще тотчас ударяло в голову. Даже Торн, предпочитавший бренди, вынужден был признать: вино отменное.

– Ну все, хватит о резине! – Торн глаз не мог отвести от ее роскошной груди, сознавая, что инстинкт самосохранения медленно, но верно подводит его. – А каким вы представляете себе вашего будущего мужа, леди Ксенобия Индия Сент-Клер?

– Он непременно будет добрым и очень спокойным, – с готовностью отвечала Индия. – А еще он обязательно должен чем-то всерьез заниматься, предоставив вести домашнее хозяйство мне.

– Моя дорогая, – усмехнулся Торн, – он определенно будет чем-то всерьез заниматься. Это я тебе обещаю.

Его двусмысленные слова, похоже, ничуть не смутили Индию – возможно, оттого, что она снова была чуть навеселе. Бесспорно, леди Ксенобия могла похвастаться многими достоинствами, но устойчивость к воздействию алкоголя явно была не из их числа. Торн вылил остатки шампанского в ее бокал и потянулся к колокольчику.

– А тебе известно, что многие мужчины один на один с женщиной оказываются… ну, несостоятельными? – Индия испытующе глядела на него. – Знаешь об этом?

– Представления не имею! – вырвалось у него с удивившей его самого горячностью.

…Невзирая на все ее рискованные замечания по поводу «увядших овощей», мужских «недостатков», а теперь еще и «несостоятельностей», Индия почти наверняка девственница. Леди Аделаида, безусловно, не самая усердная компаньонка для молодой леди, однако наивность Индии неопровержимо свидетельствовала: ни одному из мужчин, преклонявшему перед ней колени, она не уступила…

– Впрочем, брак тут ни при чем, – заявила Индия. – Брак – это взаимопонимание, это своего рода контракт, регулирующий поведение сторон… желательно взаимовыгодный. Но выгоды, получаемые каждой из сторон, должны быть тщательно взвешены. Именно потому я… – Она осеклась.

– Поэтому ты – что?

– Мне было всего пятнадцать, когда леди Аделаида попросила меня навести порядок в домашнем хозяйстве ее подруги, – объяснила Индия. – И я приняла за это плату. Ведь отец не оставил мне в наследство ничего, кроме своего титула. А без приданого мне никак было не выйти замуж за приличного человека, не говоря уже о достойном…

– И таким образом ты сколотила себе приличное приданое?

– Именно.

Индия лучезарно улыбнулась, и по спине Торна побежали мурашки. Как только она забывала улыбаться, как подобает истинной леди… впрочем, стоп, сказал себе он.

– Видимо, на сегодняшний день ты располагаешь всем необходимым, чтобы выйти замуж за кого тебе заблагорассудится…

Слегка захмелевшая Индия забавлялась с бокалом – ее тонкие пальчики словно наигрывали на нем, как на флейте, неслышную мелодию. От этого зрелища Торн почувствовал нарастающее напряжение в паху и поспешил вернуться к теме идеального брака.

– Но самое важное в браке – это совсем не титул. Брак бывает удачным, если люди подходят друг другу, – наставительно сказал он.

– Весьма мудро, – кивнула Индия. – Похоже, именно этим ты и руководствуешься…

– У меня свои соображения. Я прекрасно понимаю, что Летиция далеко не всякому подойдет. Но для меня она – то, что нужно. А ты пока не повстречала свой идеал?

– Честно говоря, я слишком занята для того, чтобы думать о мужчинах всерьез.

Торн полагал, что именно это было одним из залогов ее успеха в профессии. Добронравные жены инстинктивно чуяли отсутствие в ней женского интереса к мужьям и потому не видели в ней угрозы. А их мужья тем временем готовы были подчиниться любому мановению ее пальчика…

У нее лицо Клеопатры – именно перед такими женщинами мужчины опускаются на колени. Торн готов был поклясться: стоит на ее изумительных губах появиться лучезарной улыбке – такой, как теперь, – и любой мужчина выдаст ей карт-бланш на что угодно! Любой позволит ей совершать какие угодно революции в принадлежащем ему доме – как позволил и он сам…

– А еще мой будущий супруг непременно должен уметь великолепно целоваться. – Во взгляде ее заплясали чертенята. – Мне тут сказали однажды, что целоваться я совсем не умею. Поэтому выйти я должна за специалиста в этом деле.

– Индия, – предостерегающим тоном произнес Торн.

Их игра делалась все более опасной. Но девушка сморщилась и стала вдруг такой обворожительной, что Торн залпом опрокинул свой бокал, пытаясь залить ледяным вином бушующий в крови пожар.

Тут подоспел Фред со второй бутылкой, а Индия тем временем положила на тарелку Торна ломтик яблочного пирога, взяв себе кусочек ягодного тарта. Когда Фред, прихватив пустую посуду, удалился, Торн сказал:

– Индия, ты вовсе не так уж плохо целуешься…

– Но ты же говорил совсем иное! – Глаза ее смеялись.

– Наш второй поцелуй был вполне себе хорош, – проговорил он, – как, впрочем, тебе и самой известно… Он был…

Торн запнулся: он не смог подобрать слов.

– Так ты говоришь, я не так уж плохо целуюсь?

– Индия…

Она сделала глоток шампанского и взглянула на Торна. Губы ее влажно поблескивали.

– А я уж думала, ты предложишь мне себя в качестве наставника в этом деликатном искусстве… от чего я, разумеется, гневно откажусь.

Пределы человеческого самоконтроля небезграничны. Торн встал, обогнул стол и, схватив девушку за плечи, поднял ее со стула.

– Индия, мои поцелуи отвратительны. Они просто ужасны. Может, дашь мне урок?

Глядя прямо ему в глаза, она сказала:

– Повторенье – мать ученья!

И хихикнула. Леди Ксенобия Индия хихикнула! Торн заключил ее в объятия.

– Ты не забыла, что я намерен взять в жены Летицию?

– Думаешь, если ты пару раз поцелуешь меня, я тотчас захочу за тебя замуж?

В глазах Индии плескалось столь неподдельное изумление, что Торну показалось, будто его с размаху ударили в пах.

…Дочь маркиза и не посмотрит на такого, как он, – как бы ни понравились ей его поцелуи… Боже правый, неужели, прожив столько лет, будучи незаконным сыном герцога, он так ничему и не научился?…

А Индия уже обвила руками его шею:

– Мы же друзья с тобой… а у меня совсем нет настоящих друзей, потому что у меня просто не нашлось времени ими обзавестись. А в детстве у меня тоже друзей не было… ну, из-за странностей моих родителей. Ты мой первый настоящий друг…

И она поцеловала его. Она была слегка пьяна… была истинной леди… и компаньонки рядом не было…

Но целовалась Индия совсем недурно.

…В ее поцелуе ощущался вкус ягодного тарта и игристого вина – а еще вкус женщины… вкус Индии… Она прильнула к нему, запустила пальчики ему в волосы, опустила веки и дала себе волю. В теле ее совсем не чувствовалось напряжения – она целовалась сейчас так же самозабвенно, как занималась и всем прочим в своей жизни…

Ничего более эротичного Торну до сих пор не доводилось испытывать. И все равно он из последних сил сдерживался. Ладони его скользили по обнаженным плечам Индии, по нежнейшей атласной коже… Завладев нежной рукой, он приник губами к локтевому сгибу. Ксенобия часто задышала. Тогда он лизнул тончайшую кожу… А тоненький противный голосок где-то в глубине его сознания настойчиво твердил, что они могут лишь целоваться, и ничего более!..

…Никогда прежде Торна так не привлекали женские руки. Сейчас же, целуя голубоватые вены на ее запястье, он терял голову. Казалось, он может достичь пика удовольствия от одного лишь вкуса этой непостижимой женщины…

Когда он выпрямился, Индия вновь обвила руками его шею и снова принялась его целовать, поддразнивая язычком, воспламеняя его кровь… В сознании его роились опасные образы: он воображал, какие чудеса могла бы она сотворить с помощью своего язычка…

Торн почувствовал, что должен, просто обязан остановиться! Одно дело – целовать Индию… она не была похожа ни на одну из женщин, которых он когда-либо встречал: пытлива, смела и независима. И еще она – друг. Но заходить далеко он не имел права.

Потому что не хотел разрушить всего, что было между ними…