Торн чувствовал себя так, словно, идя по оживленной улице, был поражен молнией. Она не тронула никого из толпы, а его сразила наповал. Он словно ощущал всем своим существом мощный разряд электричества, от которого не было спасения…

…Что, черт подери, с ним творится? Неужели он и впрямь лишился ума? Когда Индия за обедом вдруг перестала обращать на него внимание, все вокруг словно померкло. Она просто повернулась спиной к нему и принялась любезничать с Вэндером.

В тот момент, как ни стыдно было это сознавать, Торн едва сдержался, чтобы не сгрести ее в охапку, не отнести в свою спальню и… Лишь самоконтроль помог ему в тот момент.

Но после ужина, застав Индию беседующей с Флемингом, он уже не смог себя сдержать. И обошелся с ней словно отъявленный разбойник с уличной девкой – оставалось лишь швырнуть ей в лицо соверен! К тому же позабыл всякую предосторожность!..

Вполне естественно, что на лице ее было написано отвращение! Когда они впервые занимались любовью, он ведь пообещал ей, что позаботится о том, чтобы она не понесла…

И вот теперь Торн стоял, прислонившись к стене, и с губ его рвался поток грязных ругательств. И адресованы они были исключительно ему самому. Да, он женится на ней, и это не обсуждается!

Но он до сих пор не мог понять, как случилось так, что он пренебрег привычными мерами предосторожности. Да что там, ни о каких «французских письмах» он даже не вспомнил! Хотя непоколебимым принципом Торна Дотри было всегда использовать «французские письма» при общении с женщиной. С любой, кем бы она ни была!

Наконец он заправил рубашку в бриджи, застегнул пояс и направился на поиски Флеминга. Ему необходимо было получить особое разрешение. И как можно скорее!

Кустистые брови Флеминга поползли вверх, когда Торн приказал ему послать поверенного, чтобы испросить особого разрешения на бракосочетание от самого архиепископа Кентерберийского.

– Но, кажется, такая бумага стоит пять фунтов, – сказал дворецкий, глядя на двадцатифунтовую банкноту, врученную ему Торном.

– Архиепископу придется выдать мне незаполненный бланк разрешения, поскольку я не могу прибыть к нему лично, – отвечал Торн. – Духовенство явно будет против, поэтому надеюсь, что двадцать фунтов послужат веским аргументом – разумеется, с оговоркой, что это пожертвование в пользу бедных. Пожалуйста, позаботься, чтобы Фред все понял правильно.

– Конечно, сэр, – невозмутимо поклонился Флеминг. – Фредерик весьма сметливый малый. Я пошлю его в Лондон незамедлительно.

Торн кивнул и вдруг заметил за спиной дворецкого самого герцога. Тот внимательно наблюдал за происходящим.

– Особое разрешение? – растягивая слова, спросил герцог. – А я-то полагал, что мой старший сын убежденный консерватор. Всегда представлял себе твое торжественное венчание в Вестминстерском аббатстве, но теперь понимаю: следует благодарить Господа за то, что ты не бежал в Гретна-Грин!

– Меня и на порог Вестминстера не пустили бы, – хмуро сказал Торн.

– Еще как пустили бы, черт тебя подери! – Глаза герцога потемнели.

Но у Торна не было сейчас ни сил, ни желания обсуждать с отцом все последствия его незаконнорожденности. Ему надо было отыскать Индию как можно скорее и сообщить ей, что они женятся. Прямо завтра! Хотя… нужная бумага от архиепископа поспеет лишь к вечеру… но церковным уставом свадебные церемонии предусмотрены, кажется, лишь с утра. Что ж, тогда свадьба состоится послезавтра!

– Позволь узнать имя невесты, – сощурился герцог Вилльерз.

Торн бестрепетно выдержал взгляд отца:

– Искренне удивлен, если оно до сих пор тебе неизвестно.

На губах герцога заиграла довольная улыбка.

– Да, пожалуй, известно. – Он отвесил сыну церемонный поклон. – Мой сын, ты делаешь мне честь!

Торн в ответ поклонился отцу с не меньшим изяществом. Затем, уединившись в своих покоях, принялся размышлять…

Да, его безумная оплошность приведет к их браку с Индией. А это, в свою очередь, означает, что они будут вместе ежедневно, и каждый день, приходя домой, он станет погружаться в пучину страсти… От одной мысли об этом его тело вновь охватил жар желания. Воображение рисовало картины одну соблазнительнее другой: роскошное тело Индии в постели, рядом с ним, ее голубые глаза, подернутые поволокой страсти, ее безмолвная мольба, ее сводящие с ума хрипловатые стоны…

Стоило ему лишь коснуться ее потаенных мест – и она тотчас начинала истекать сладким соком любви. Это разыграть невозможно. Женщины умеют виртуозно притворяться в постели, но это… нет, это нельзя разыграть!

А еще он доверял ей – так, как никогда и никому прежде. И она необычайно нравилась ему как человек…

Во многом она подобна мужчине, хотя мысль ее работает совершенно не так, как у него. Резиновые кольца – выдумка Индии – явно будут пользоваться успехом у покупателей… точнее, покупательниц. Он чувствовал это нутром предпринимателя, а в делах такого рода он никогда не ошибался!

Приняв ванну, Торн оделся и направился по длинному коридору к спальне Индии. Войдя без стука, он плотно прикрыл за собой дверь.

Индия, свернувшись калачиком в кресле, читала какую-то книгу. Свет настенной лампы озарял ее волосы, сейчас похожие на реку расплавленного белого золота.

Лишь взглянув на нее, Торн ощутил, как плоть его твердеет, несмотря на то что они лишь недавно предавались страсти – едва ли менее часа назад. Похоже, вся их жизнь превратится в нескончаемое безумие на ложе любви… или нет: он то и дело будет зажимать жену в темном углу, валить ее в гамак…

Он никогда не устанет заниматься с ней любовью! Он чувствовал это каждой клеточкой своего существа. Когда они поженятся, ее дивное тело будет безраздельно принадлежать ему, в любое время ночи и дня! А еще они будут смеяться, ругаться и спорить…

Может быть, последнее даже важнее для семейного счастья.

Торн стоял в дверях, силясь побороть обуревающие его чувства, как вдруг Индия, не поднимая головы от книжки, спокойно произнесла:

– Я предпочла бы, чтобы вы не позволяли себе входить в мою спальню без приглашения. А желания приглашать вас войти у меня нет.

Она злилась. Разумеется, она злилась! Ведь он недвусмысленно пообещал ей совсем недавно, что с ним она не рискует зачать нежеланное дитя. Торн все еще поверить не мог, что так оплошал. Но, несмотря на все это, самым горячим его желанием сейчас было сорвать с нее ночную рубашку, опрокинуть ее на постель и овладеть ее восхитительным телом…

Причем без всяких идиотских «французских писем»!

На протяжении всей своей юности Торн обучался премудростям удовлетворения женщин у самых разных представительниц прекрасного пола. У него было великое множество любовниц, всех и не упомнить, и он знал, что когда-нибудь поразит свою избранницу всеми премудростями страсти и привяжет ее к себе на веки вечные – так, что она и помыслить не сможет о том, чтобы оставить его…

И, что еще важнее, оставить их общих детей!

Но с Индией он напрочь позабыл обо всех ухищрениях. Все, что он усвоил когда-то – например, что женщину следует распалять постепенно, – разом позабылось. Единственное, о чем он мог думать, – это о том, чтобы яростно войти в ее шелковистые недра и потерять остатки рассудка…

– Муж не нуждается в приглашении, чтобы войти в спальню жены, – хрипло произнес Торн.

Может быть, хотя бы теперь Индия поймет, что они должны пожениться?

– В чем нуждается или не нуждается муж, тоже подлежит обсуждению – однако в данном случае вряд ли это имеет значение, поскольку вы мне не муж, – спокойно сказала Ксенобия, перевернув страничку и соблаговолив наконец поднять на него глаза. – На случай если ты не вполне хорошо меня понял, Торн, сообщаю: ты никогда не станешь моим супругом.

– Учитывая то, что я поимел тебя в чулане час назад, ты, вполне возможно, от меня беременна. – Голос Торна понизился и зазвучал угрожающе.

Другая женщина смутилась бы, но эта… Торн поклясться мог, что в глазах ее на миг мелькнул огонек вожделения. Нет, наверное, он ошибся… этого просто не может быть, ему почудилось!

Губы Индии плотно сжались.

– Я не беременна от тебя.

– Ты не можешь этого знать!

– Ты прав. Однако я в этом почти уверена.

– В таких делах никакой уверенности быть не может. Я уже послал за разрешением на наш с тобой брак в епископат. И мы с тобой женимся завтра – ну самое позднее послезавтра!

Индия заморгала, потрясенная. Неужели она наивно полагала, что после всего происшедшего Торн увильнет от ответственности?

Наконец она отложила свою чертову книжку и поднялась из кресла.

– Торн, я никогда не выйду замуж из-за минутного помрачения рассудка! Ты… считай, уже сделал предложение Лале. Ты говорил с ее отцом, и не важно, дал он согласие или нет. Ведь он не отказал тебе! Да и Лала уже мечтает о вашей совместной счастливой жизни. А то, что я повела себя как… шлюха, вовсе не повод на мне жениться!

Торн сам не понял, как рванулся к ней, как затряс ее за плечи.

– Никогда… слышишь, никогда в жизни не смей так говорить про себя! Ты совсем не шлюха. Ты…

Индия бестрепетно глядела в его разъяренное лицо.

– Согласна – ведь я не потребовала с тебя плату за мои услуги. Но, полагаю, леди Рейнзфорд это отличие покажется несущественным.

– Леди Рейнзфорд – сущее чудовище!

– Однако именно она – твоя будущая теща, – ледяным тоном отвечала Индия. – А наш с тобой адюльтер не может и не должен становиться поводом для нашей женитьбы. Кстати, ты совсем позабыл сделать мне предложение – но, забегая вперед, скажу: мой ответ «нет».

Торном овладевало самое настоящее, первостатейное бешенство.

– Твой ответ «да»! – зарычал он.

– Неужели ты хоть на секунду допускаешь, что сможешь заставить меня за тебя выйти?

И, повернувшись к Торну спиной, Индия направилась к камину.

…Да, правде следовало смотреть в глаза, думала она. Этот человек заслуживает лучшей жены – мягкой, спокойной, нежной… Ксенобия судорожно сглотнула, пряча лицо.

Да и она заслуживает любящего супруга, а вовсе не того, кем движет единственно чувство долга! Глаза ее наполнились слезами, но усилием воли Индия их сдержала.

– Индия… – прозвучал за ее спиной голос Торна, и в этом глухом голосе уже не было бешенства.

…Надо как можно скорее покончить с этим, пока… пока ему не удалось ее убедить! Ведь в нем говорит одна лишь совесть… И нельзя позволить ему принести ее в жертву на алтарь его совести!

Индия не имеет права соглашаться – потому что любит его, любит всем сердцем… А еще потому, что вскоре он возненавидит ее за то, что по ее вине утратил «идеальную» жену!

А Торн неминуемо ее возненавидит – пусть не сразу, а позднее, когда пресытится страстными совокуплениями в темных чуланах и коридорах. Она лучше умрет, чем будет так жить!..

– В любом случае, – Индия приказала своему голосу не дрожать, – я передумала. Я не намерена бросать свою профессию. Я приняла решение принять предложение принца Уэльского – его высочество желает, чтобы я обновила его покои в Королевском павильоне, в Брайтоне.

Глаза Торна сузились.

– Ты и близко не подойдешь к покоям этого жирного блудодея!

Индия схватилась за каминную полку, чтобы устоять на ногах, и обернулась:

– Я буду делать то, что сочту нужным! А если я откажусь от этой работы, то выставлю себя круглой дурой! Может быть, потом, когда я закончу с этим заказом, я и выйду замуж – и вовсе не по причине минутной слабости. Мои родители пренебрегали мной, ты уже об этом знаешь… но они пылко любили друг друга. До недавнего времени я не понимала, как это важно. А за человека, который даже не подумал о том, что следует сделать женщине предложение, я не выйду ни за что на свете!

– Но… я бы сделал предложение… – пробормотал уничтоженный Торн.

– Когда? После свадебной церемонии? Ты вламываешься ко мне в спальню и объявляешь, что послал за разрешением на наш брак. А согласна я на этот брак или нет, стало быть, значения не имеет? Ты не посчитал должным даже спросить меня – а знаешь почему? Потому что этот брак не ради нас с тобой – он ради будущего ребенка!

Торн этого и не отрицал. От его хмурого молчания Индии стало еще больнее.

– Прошу тебя, уходи! – простонала она.

Торн медленно поднял на нее глаза – в них вновь пламенела ярость.

– Ты не можешь противиться, Индия. Наша с тобой безответственность не оставила нам иного выхода. Что бы ты ни говорила, ты не можешь быть на сто процентов уверена, что не понесла!

Что ж, вот оно, блистательное доказательство того, что он ее не любит! Что она для него просто случайная наложница, допустившая «безответственность»! Из груди Индии едва не вырвалось рыдание.

Теперь удержать Торна от этого безумного брака могло единственное. Ей придется произнести эти ужасные слова…

– Ты идешь на это лишь оттого, что, возможно, я понесла твое дитя. Как я уже говорила, я совершенно уверена, что беременности не случилось. Но если вдруг я ошиблась… – сердце Индии билось так, что грудь разрывалась от боли, – то я поступлю так, как некогда поступила твоя мать.

Кровь отхлынула от лица Торна.

– Ты… хочешь сказать, что оставишь ребенка мне? Подобно тому, как некогда моя мать оставила меня отцу?

Индия порывисто кивнула и отвернулась, пряча лицо, искаженное гримасой боли: ведь она понимала, что это конец. Если только он поверит, что она на такое способна…

Украдкой взглянув на Торна, Индия едва не застонала: его лицо выражало брезгливость. Неудивительно: он знал ее едва ли лучше, чем тот же лорд Дибблшир… он поверил ей!

И теперь возненавидит ее всей душой. Но что поделаешь, так надо…

– Уверена, ты станешь образцовым отцом, – с трудом выговорила Ксенобия непослушными губами. – Роуз тебя просто обожает…

Пылающий взгляд Торна устремился на нее.

– Но ты любишь Роуз, хотя и видела ее всего пару раз! И никогда не покинешь свое дитя, свое собственное дитя! Ты лжешь!

– Ни единой секунды! – Поборов желание вновь отвернуться, Индия гордо выпрямилась. – Ты совсем не знаешь меня, Торн, и уж точно не любишь! – Пальцы ее, цепляющиеся за каминную полку, разжались, она силилась совладать с собой, чтобы довершить то, что следовало сделать во имя его будущего счастья. – Я заслужила право выйти за того, кто искренне полюбит меня. И я заслуживаю мужа, который станет мной дорожить!

– Но я дорожу тобой! – вырвалось у Торна.

Индию словно опалило огнем, ею овладела ярость, смешанная с отчаянием.

– Ты взял меня, даже не подумав о защите! Ты, по сути дела, овладел мной едва ли не в присутствии своей будущей супруги! Нас могли застигнуть в любую минуту! И это ты называешь – дорожить? – Индия прижала руку к груди, где безумствовало ее сердце. – Но в этом не только твоя вина. Я то и дело ошибаюсь в выборе мужчин!

– О чем… о чем ты говоришь? – сощурился Торн.

– Так я на самом деле кажусь тебе опытной женщиной? – с трудом выговорила Индия. – Женщиной с опытом, да?

Торн сглотнул, и Индия увидела, как судорожно сжалось его горло.

– Ты… ты была девственной?

Индия молчала.

– Но на простынях не было крови…

– Когда-то… мне тогда было двенадцать… я скакала верхом без седла… а потом два дня мучилась кровотечением…

– Так ты мне солгала?

Губы Индии скривились в ядовитой усмешке.

– Я тебя хотела. А ты никогда бы… не взял меня, если бы посчитал невинной девой, правда ведь?

Молчание Торна было ей ответом.

– Ну вот видишь, – продолжала она, – я хотела тебя так сильно, что отважилась солгать. Но выйти хочу за того, кто полюбит меня. За того, кто не посмеет ворваться в мою спальню с глупыми требованиями… за того, кто не посмеет зажимать меня в чулане!

– Итак, ты выбираешь Вэндера? – Голос Торна сейчас более всего напоминал звериный рык, горящие глаза устремлены были на девушку.

Индия гордо вскинула голову.

– Возможно.

– Но он тебя не любит…

– А ты в этом уверен?

– Он хочет тебя! Это вовсе не любовь!

Индия изо всех сил стиснула зубы, чтобы не расплакаться, и кивнула:

– Знаю. В конце концов, мы с тобой тоже друг друга хотели – и посмотри, к чему это меня привело… Прошу тебя, Торн, уходи!

У нее перехватило дыхание, и она умолкла. Ошеломленный Торн запустил пальцы себе в волосы, обжег Индию взором, полным еле сдерживаемой ярости, и вышел вон.