Экипаж был освещен лунным светом, проникавшим внутрь, потому что Рейф открыл окно, чтобы запах вина мог выветриться. Он завернул Имоджин в плед, но ее дрожь не проходила. Поэтому он посадил ее себе на колени. Единственным ее ответом был вздох, похожий на всхлип.
– Леди Мейтленд, – спросил он через некоторое время, – получили ли вы то, на что рассчитывали? – Она ничего не ответила. – Думаю, мне удалось предоставить молодой вдове все виды запретных удовольствий. И вот к вашим услугам я… незаконнорожденный и почти невидимый в обществе.
– Не говорите так! – сказала Имоджин.
– Почему же?
Рейф понял, что забыл изменить голос, и тотчас же заговорил более низким тоном и с профессорскими интонациями:
– Незаконнорожденные дети великих людей невидимы для света. Мы как тени, иногда упоминаемые в завещаниях, но чаще забытые.
– Очень поэтично, – заметила Имоджин. – Должна сказать, что мне трудно рассматривать доктора теологии как некую фигуру, обитающую в тени. Рейф сказал мне, что во всем университете Кембриджа такого звания удостоились лишь восемь человек.
– Но для вас я все равно что тень.
– Не совсем. Меня очень мало интересует свет и его мнение.
В ее голосе он уловил подлинное равнодушие.
– Хотя скажу, что удивительно легко разговаривать с человеком, одновременно являющимся членом светского общества и не принадлежащим к нему.
– Но я ни в коем случае не причисляю себя к светскому обществу.
– Вы любимый брат герцога Холбрука, – решительно заявила Имоджин. – Хотите вы того или нет, но теперь вы стали членом общества. И, если только я правильно поняла Рейфа, вашу дочь воспитают как полноправного его члена. Итак, мы – ваша судьба, Гейбриел.
– Вы можете называть меня Гейбом, после того как мы с вами распили целый бочонок вина. Или нет? – спросил Рейф.
– Мы вовсе не распили вместе бочонок вина, Гейбриел. Я разделила его с прекрасной Кристабель.
– Гейб, – подсказал Рейф. Хотя ему и самому было неясно, почему он так настаивает на том, чтобы она называла его именем другого человека. Но он хотел, чтобы между ними установилась близость. Ведь он целовал ее.
– Что вы думаете о Рейфе? – спросил он, говоря себе, что задал этот вопрос, только чтобы услышать, как она произнесет его имя.
– О Рейфе? – переспросила она, но ничего больше не добавила.
– Вы все еще хотите видеть меня? – спросил он, стараясь говорить медленно и невнятно. – Могу я проводить вас в ваши комнаты?
Вот он наступил, этот момент, когда вопрос был задан прямо.
– Нет. – Она пошевелилась, и он услышал легкий шорох в темноте, а потом с трепетом ощутил это движение до самых кончиков пальцев ног. – Я вымокла в вине и чувствую себя не очень уютно. Но может быть, мы еще раз съездим в Силчестер? Этот вечер так не похож на все предыдущие в моей жизни…
– Завтра вечером? – спросил он небрежно, будто ее отказ ничего для него не значил. И как он рассчитывал скрыть от нее, кто он на самом деле, если окажется наедине с ней в ее комнате? По всей вероятности, с усами придется расстаться, как и со штанами.
– И завтра вы снова предложите проводить меня в мою комнату? – спросила она. – Должна честно сказать, Гейб, я не уверена, что готова к грехопадению, как мне представлялось прежде.
Он ждал, что она произнесет эти слова раньше. Но вот теперь она их сказала, и сейчас единственное, чего ему хотелось, – это схватить ее в охапку и отнести в спальню. Ее округлые ягодицы, проступавшие сквозь плед, плащ и нижнее белье, сводили его с ума.
– Думаю, для меня главным было услышать, что я желанна, – сказала Имоджин.
– Это так, – проворчал он. И откашлялся, прочищая горло. – Почему бы нам не оставить эти разговоры до завтрашнего вечера? Пусть все решится само собой.
Она рассмеялась.
– Так сказал бы Рейф.
– Что вы имеете в виду? – спросил он, хмурясь, потому что в темноте она не могла видеть его лица.
– Вы знаете Рейфа. – Она слегка пожала плечами, ее округлый задик скользнул по его коленям, и это было восхитительное ощущение. – Он считает, что планировать заранее – потеря времени.
«Это несправедливо», – подумал он, но вовремя прикусил язык. План или прелюдия – все едино.
И в эту минуту Рейфл Джорден, герцог Холбрук, понял, что он играет всерьез. Он был намерен соблазнить свою подопечную, под собственным или чужим именем – не важно. И собирался закрепить ее за собой навсегда.
И сознание этого было столь неожиданным и сокрушительным, что он погрузился в полное молчание и до прибытия домой даже не заметил, что платье Имоджин промочило вином и его собственное и эта влага проникла сквозь ее плащ и плед, и штаны его намокли.