Следующие две недели надолго сохранились в истории замка Данстон в Шотландии — родового поместья, принадлежавшего четырем поколениям графов Шеффилд и Даунз. Например, дворецкий замка Макдугал признавался своей супруге, что ничего подобного не случалось с тех пор, как третий граф (отец нынешнего, уточнил он) на неделю привез в замок молодую женщину. Она явно не отличалась строгим поведением, и чего только они от нее не натерпелись!

Тем временем хозяин замка целовал жену, укрывшись за статуями, рассыпал перламутровые пуговки по супружеским апартаментам и играл в саду замка со своим ребенком. И когда пришло время всей семье возвращаться в Англию, три большие кареты ехали вместе — хотя бы из-за того, что Пиппа то и дело переходила из экипажа мамы и папы в ту карету, в которой ехала ее дорогая няня. Поэтому кареты двигались к Лондону так же медленно, как некогда двигалась карета для слуг. А Шарлотта похоронила воспоминания о проведенных в слезах ночах после приятно проведенной ночи в той же гостинице.

В отличие от тех, кто видел молодую графиню по пути в Шотландию, никто из встретивших ее по дороге в Англию не мог сказать, что у нее был неприступный или высокомерный вид. Благодаря частому присутствию в карете Пиппы Шарлотта выглядела слегка растрепанной, но если уж говорить честно, то благодаря мужу она выглядела так же и когда Пиппы рядом не было.

На следующий день после того, как первая карета, запряженная четверкой, остановилась перед Шеффилд-Хаусом, Софи Йорк проскользнула мимо дворецкого, небрежно бросив: «Шарлотта меня ожидает».

— Ну, — без стеснения потребовала Софи, — рассказывай все! Как живется замужем?

Шарлотта покраснела.

— Настолько хорошо? — засмеялась Софи.

— А что случилось у тебя за эти два месяца? — поинтересовалась Шарлотта.

Софи подмигнула, дав понять, что она заметила, как Шарлотта уклонилась от ответа, и начала рассказывать длинную историю об ухаживаниях Брэддона Четвина (упустив свой шанс с одной признанной красавицей, Шарлоттой, он ловко переключился на другую — Софи). Шарлотта то смеялась, то пыталась сдержать смех. Она обнаружила, что, вероятно, до своего замужества не понимала большую часть шуток Софи. Разве смогла бы она понять прежде шутку о некоей новобрачной леди, которая вышла замуж из-за денег и теперь носит свою девственную плеву на пальце, подобно бриллианту?

— Если бы я хотела быть женой дурака, — задумчиво протянула Софи, — тогда я не нашла бы никого лучше Брэддона. Он никогда не будет задавать вопросов, что это я делаю. Он бесконечно добродушен и скромен. И только одного я не выношу: он ведет себя не по-джентльменски. — Она содрогнулась.

Шарлотта с сочувствием посмотрела на подругу. Все знали, что маркиз Бранденбург неравнодушен к француженкам, особенно в сильном подпитии.

— Не делай этого, Софи, — взволнованно сказала Шарлотта, сама удивляясь своей горячности.

— Почему же?

— Потому что… чудесно быть замужем за человеком, который не глуп.

— Все они дураки, — довольно резко ответила Софи и насмешливо улыбнулась. — Я не хочу нарушать твое семейное счастье. Но по моему опыту — полученному, конечно же, только путем наблюдений, а не каким-либо менее хорошим способом — по моему опыту даже самого замечательного мужчину тянет на глупости, как утку на воду.

— Тем не менее, — настаивала Шарлотта, — ты могла бы найти дурака, который нравился бы тебе больше, чем Брэддон.

— В том-то и дело, что он мне действительно нравится. Напоминает мне о младшем брате, которого мне всегда хотелось иметь. Я часами сидела в детской — она находилась как раз над спальней родителей — и слышала, как они ссорятся и кричат. Тогда мать гораздо сильнее сердилась из-за того, что отец не может устоять перед прелестной француженкой, чем теперь. Я желала, очень желала иметь маленького брата: кого-то бесхитростного и любящего. А Брэддон именно такой, Шарлотта. Он очень бесхитростный и любящий. Я знаю, что он любящий. Я подслушала, как сэр Бред-бек говорил, что у Брэддона любовниц больше, чем дел у адвоката. Хотя надо отдать ему должное: его любовницы не появляются на балах.

Шарлотта невольно рассмеялась, несмотря на то что грустная картина детства Софи ее огорчила.

— Но, Софи, ты не можешь иметь детей от человека, который будет для тебя как младший брат!

— Я хочу выйти за человека, который будет… приятным знакомым. Это кажется мне наилучшим видом светского брака, — заявила Софи. Она оживилась. — Ты слышала, как процветает твоя протеже Хлоя ван Сторк? Клянусь, эта девица имеет шанс отбить у меня некоторых поклонников! Я не против. Пусть забирает хоть Брэддона. Но ходят слухи, что она ждет Уилла Холланда.

Шарлотта вспомнила свадебный бал.

— Хлое он очень понравился, — сказала она.

— Ну, не заметно, чтобы она скучала, хотя он все еще не вернулся. У нее четыре или пять постоянных поклонников — они везде сопровождают ее, ловят каждое ее слово. Говорят, в клубах держат пари, что она выберет лорда Уинкла.

— Я рада, — решительно заявила Шарлотта. — Она славная девушка и заслуживает восхищения.

Пока Софи болтала о том, каким именно образом леди Скиффинг осадила Камиллу Пребуорт, жену капитана Пре-буорта, Шарлотта думала об Алексе. Она точно знала, где он сейчас: его затащил в кабинет его многострадальный секретарь Роберт Лоу — разобрать корреспонденцию, накопившуюся за последние месяцы.

Как раз в этот момент в дверях появился муж, и ее лицо невольно просияло.

— Алекс! — воскликнула она, вскакивая со стула.

Алекс подмигнул Софи, которую он очень полюбил за месяцы своей помолвки, и, обняв жену, медленно, но решительно вывел ее из гостиной.

Софи звонко смеялась им вслед. Алекс остановился в мраморном зале Шеффилд-Хауса и принялся страстно целовать жену, пока у нее не задрожали колени и она не ухватилась за борт его сюртука.

— Алекс, мы должны вернуться в гостиную, — прошептала она. — Я не могу просто так оставить Софи одну. Это слишком невежливо.

— Поклянись, что придешь ко мне в нашу комнату через час.

— Не буду.

— Поклянись, что придешь, или я не выпущу тебя. — Алекс обжигающими поцелуями проложил дорожку по ее шее и остановился; найдя лихорадочно бившуюся жилку. Он прижался к ней языком, и Шарлотта чуть не застонала:

— Алекс!

— Поклянись!

— Нет, я договорилась с месье Карэмом, что через два часа буду у него.

— Я отвезу тебя, — хриплым голосом пообещал Алекс. — Я отвезу тебя в фаэтоне.

Он явно собирался целовать ее дальше и ниже.

— Клянусь, — наконец выдохнула Шарлотта.

Но муж не слушал ее. Убедившись, что в холле нет лакеев, Алекс ловко оттеснил жену к стене. Шарлотта и слова не успела сказать, как он прижал ее, коленом раздвинув ее ноги, и смотрел в ее глаза с игривой усмешкой.

В следующую секунду жена с негодованием оттолкнула его, хотя Алекс с удовлетворением заметил, что руки у нее дрожат, а щеки раскраснелись.

— Алекс! — рассерженно сказала Шарлотта.

Она юркнула в гостиную, где оставила Софи. Софи спокойно ела лимонные вафли и пила чай. Увидев Шарлотту, она громко рассмеялась. Волосы Шарлотты будто сильный ветер растрепал — даже причудливость модной стрижки месье Памплемусса не оправдывала такой вид графини.

Алекс, похоже, не собирался следовать за женой, поэтому Софи осталась с Шарлоттой. В это время Алекс изучал райских птиц, украшавших обои в холле. Эти узкие панталоны никуда не годятся, мрачно думал он. По крайней мере для такой неукротимой страсти, какую он питал к своей жене. Чуть заметная улыбка скользнула по его лицу.

— Он хорошо целуется? — спросила Софи. — Знаешь, я заслуживаю ответа уже за то, что ты просто бросила меня.

Алекс немного подвинулся к открытой двери. Безусловно, это не называется подслушиванием, поскольку предмет разговора так для него важен.

Шарлотта изумилась, но затем рассмеялась.

— Да, хорошо, — ответила она. — Стоит ему поцеловать меня, как я… — Она умолкла, пожав плечами.

— Что — ты? — спросила Софи.

Софи знала множество тонких шуток об эротике, но на деле имела слабое представление о плотских наслаждениях.

— Ну, я просто таю, вот и все.

— Похоже, это так неприятно, — заметила Софи. — Видишь ли, я не совсем понимаю, как это происходит. Но пожалуйста, не думай, что ты обязана мне рассказывать. Я уверена, что моя мать никогда не соберется объяснить мне всю правду. Когда-нибудь я приму предложение одного из этих болванов, что ухаживают за мной, и — не сомневаюсь — он объяснит мне, что такое это неприятное и неприличное дело.

Шарлотта, насколько это было возможно, еще больше покраснела.

— Ну, это неприлично, но в то же время прекрасно.

Софи посмотрела на нее с любопытством:

— Моя мать говорила мне, что супружеские отношения крайне неприятны, но их следует терпеть ради положения в обществе.

— Это не так… с Алексом это не так.

— Мне не повезло, — мрачно заметила Софи. — Ты забираешь единственного мужчину в Лондоне, имеющего представление о том, как сделать это дело приятным, а я остаюсь со стариной Брэддоном. Уверена, он все объяснит мне на примере своих конюшен. Иногда я думаю, он смотрит на меня как на первоклассную чистокровную лошадь, точно такую же, как его лучшие кобылы.

— Это больше, чем приятно, — вырвалось у Шарлотты. Она умирала от желания с кем-то поделиться, но не могла же она обсуждать это со своей матерью. — Это по-настоящему прекрасно. Иногда я весь день думаю только об этом, — призналась она.

Софи смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

— Может быть, мне не следует выходить замуж за Брэддона, — наконец произнесла она. — Я абсолютно уверена, что никогда не буду думать о нем целый день, как бы он ни целовался. Твой муж целует тебя лучше, чем это делает — или делал — Уилл Холланд?

Шарлотта снова покраснела. Софи думала, что речь идет о поцелуях, а она говорила о… Ей, вероятно, не следовало обсуждать подобное с незамужней женщиной. Софи только казалась искушенной.

В холле Алекс прислонился к стене. Не было никакой надежды, что он сможет присоединиться к ним в гостиной. Услышав признание Шарлотты в том, что она думает о любви весь день, он почувствовал, что становится тверже камня. Застонав, он направился в свой кабинет. Ему не помешало бы просмотреть оставшуюся корреспонденцию.

Прошел еще месяц. Лондонский сезон заканчивался. В жизни Алекса и Шарлотты сложился определенный, удобный для всех распорядок. По утрам Шарлотта занималась живописью. Она начала портрет одной из судомоек — крупной сухопарой девушки по имени Молл, выросшей около уэльской границы. Сначала графиня и судомойка настороженно присматривались друг к другу: уверенность Молл в том, что ее хозяйка — сумасшедшая, не делала обстановку сеансов более непринужденной. Но Шарлотта упорствовала. С первой же минуты, когда однажды утром она увидела лицо Молл, подкладывавшей дрова в камин, она загорелась желанием написать ее портрет. Через некоторое время они подружились, и Шарлотта узнала все о семерых братьях и сестрах Молл и даже кое-какие сплетни о слугах. Например, дворецкий Стэпл оказался настоящим тираном. И если она правильно поняла Молл, говорившую с сильным валлийским акцентом, он к тому же неподобающе вел себя с молодыми служанками. В тот же вечер Шарлотта уволила Стэпла, который, кажется, намеревался ей перечить. Но Шарлотта была дочерью герцогини Калверстилл. Она выпрямилась и, высоко подняв голову, посмотрела не него властным и гневным взглядом своей матери герцогини. И Стэпл молча ретировался.

Шарлотта направила записку мистеру Макдугалу в замок Данстон. Не хотели бы он и миссис Макдугал перебраться в Лондон? Их приезд весьма желателен, поскольку в Шеффилд-Хаусе сейчас как раз нет экономки, Шарлотта назначила жалованье, намного превосходившее то, которое получал Стэпл.

Пока она занималась живописью, Алекс работал в своем кабинете. Первое время после возвращения в Лондон он часто заходил к ней в студию и, если в этот день Молл не позировала Шарлотте, читал там книгу. Но вскоре Шарлотта запретила ч ему приходить — не только потому, что не могла сосредоточиться в его присутствии, но и потому, что он постоянно отбрасывал книгу и накидывался на нее.

— Как тигр на добычу, — жаловалась Шарлотта.

— Я не виноват, — хватая «добычу», оправдывался Алекс. — У тебя чувственные глаза. Ты взглянешь на меня из-за своего мольберта, и я вижу, что ты без слов просишь моей ласки.

— Если ты делаешь это только ради меня, можешь себя не утруждать, — обижалась Шарлотта. — Я думала о работе, а не о тебе.

— Меня ты не обманешь! Я видел, какими чувственными становятся твои губы.

— Почему бы тебе не пойти пофехтовать с Люсьеном? Вот с ним ты можешь играть в свои игры!

— Потому что, — грозно заявлял муж, — я люблю собственные игры, в собственном доме. В этом доме.

С этими словами он отнес ее в угол комнаты на старый диван, и еще одно утро было потеряно. Поэтому она запретила ему появляться в студии, и он стал каждое утро заниматься фехтованием с Люсьеном.

— Должен же я что-нибудь делать! — жаловался Алекс.

Но Шарлотта знала, что он любил грубую мужскую атмосферу фехтовальных залов. Он всегда возвращался домой разгоряченным — и готовым увлечь ее в спальню.

Днем Шарлотта играла с Пиппой, а по вечерам они с Алексом посещали балы. И хотя Шарлотта иногда принимала вошедший в моду вид утомленной искушенности, она наслаждалась балами, как никогда раньше. Ничего не было более восхитительного, чем неожиданно встретить в холле собственного мужа и услышать, как он шепчет на ушко обещание, от которого целый час будут пылать щеки. Или во время вальса муж прижмет ее к себе так сильно, что люди начнут шептаться. «Но мы женаты», — успокоит ее Алекс. Или он улыбнется заговорщически и скажет: «Давай сделаем что-нибудь, чтобы поддержать мою репутацию!» — и поцелует ее тут же, во время танца.

Шарлотта была замужем четыре месяца, и к этому времени она твердо знала две вещи. Во-первых, она все еще не была беременна, а то ей бы пришлось сообщить об этом выдающемся событии своему мужу и тем самым ограничить их приятные и отрывающие пуговки еженощные занятия. И во-вторых, она влюблялась или уже без памяти влюбилась в своего мужа. Когда она видела его, ее сердце радостно билось; когда его не было рядом, она чувствовала себя обездоленной. Когда они занимались любовью, признание в любви готово было сорваться с ее уст, но она сдерживала себя. Что он сказал, когда просил выйти за него замуж? Любовь строится на доверии. И она не была уверена, что он ей уже доверяет. В ее голове мелькали путаные, трудно объяснимые причины, почему она не должна сделать ему такое признание. Но истинная причина крылась в том, что ей было немного страшно. Тогда он напрямик заявил ей, что не любит ее. Шарлотта чувствовала смущение и свою уязвимость и… что Она предпочла бы не первой произнести: «Я люблю тебя». Что, если Алекс подумает, будто она пытается заставить его забыть, как она скрыла от него, что не была девственницей?

Поэтому она хранила молчание, а когда ей хотелось сказать: «Я люблю тебя», она заменяла эти слова страстными поцелуями или предлагала погладить ему спину, чтобы он уснул. А когда она убеждалась, что он уже спит, она шептала: «Я люблю тебя», прикоснувшись к его густым волосам или уткнувшись в его крепкую грудь.

Алекс сидел в кабинете и просматривал почту. Вдруг он приглушенно выругался и выронил из рук какую-то бумагу. Роберт с сочувствием посмотрел на него, затем подошел к хозяину и подал тяжелый пакет с тиснеными на нем буквами «Министерство иностранных дел».

— Еще есть вот это, — сказал он.

Алекс прочитал письмо и испытал чувство досады. В другое время он с радостью принял бы приглашение, содержавшееся в этом письме. Приглашение? Скорее приказ, подумал он, пробегая глазами по изящному почерку лорда Брексби, министра иностранных дел. Он не мог оставить сейчас Шарлотту, от одной мысли о которой у него закипала кровь. Но он не мог и взять ее с собой: это было слишком опасно. Он скомкал толстую бумагу и с силой швырнул в угол.

— Отправь этому типу записку, что я приеду к нему сегодня в четыре часа, — сердито бросил он Роберту. — И передай Люсьену, что я буду у него в пять. — И Алекс вышел из кабинета.

Он нашел Шарлотту в студии. Она, нахмурившись, рассматривала портрет судомойки. У нее сидела Софи и описывала, как Брэддон во время катания в Гайд-парке пытался в очередной раз сделать ей предложение.

— Ты получил какое-то неприятное письмо? — Шарлотта позвонила, чтобы подали чай.

— Я не хочу чаю, — нетерпеливо произнес Алекс. — Скажи горничной, чтобы мне принесли бренди.

Удивленная Шарлотта вернулась к дивану. Алекс редко пил днем. Но явно не хотел ничего говорить. Софи с присущей ей проницательностью, когда дело касалось плохого настроения противоположного пола, уже взялась за свою накидку и, прощаясь, сказала, что они увидятся сегодня на балу у леди Коум.

Шарлотта и Алекс приехали на бал к леди Коум с опозданием. Даже для пары, шокировавшей и восхищавшей свет публичным проявлением своих любовных отношений, их поведение на балу у леди Коум было скандальным. Например, когда графиня танцевала с достопочтенным Сильвестром Бредбеком, ее муж просто ворвался в круг танцующих и, не говоря ни слова, выхватил ее из рук партнера. Он лишь дружески улыбнулся Сильвестру — который, по общему мнению, отнесся к этому добродушно — и объявил, что теперь будет держать в руках свою жену. «Держать в руках жену» — так и сказал! «Разве так говорят друг о друге женатые люди?» — метко заметила леди Скиффинг.

А как они танцевали! Нечего говорить, что между ними и лучику света нельзя было пробиться? Граф Шеффилд и Даунз прижался лицом к волосам жены, но у той был такой вид, как будто она еле себя сдерживает, с удовлетворением рассказывала леди Престлфилд.

Шарлотта не просто еле сдерживалась. Гнев и страх сменяли друг друга: Алекс отправлялся в одно из самых бессмысленных донкихотских путешествий, какое только можно было вообразить? Кому какое дело, что он в совершенстве владеет итальянским и его можно принять за итальянца? Никто в здравом уме не отправился бы шпионом во Францию во время столь ненадежного перемирия, заключенного правительством Англии с Наполеоном. Что же касается Люсьена… Раньше ей всегда нравился этот джентльмен, а с тех пор, как на пикнике они поняла, что Люсьен во Франции потерял и жену, и ребенка, она прониклась к нему глубокой симпатией. Но теперь! Если только он осмелится появиться перед ней, она наговорит ему ужасных вещей.

— И не говори мне, что это просто женская предубежденность, Алекс! — обрушилась она на мужа в тот же вечер дома. — Ни один, кто хоть немного считается с твоим благополучием, не попросил бы сделать это. Поехать во Францию! Притвориться итальянцем! Искать какую-то девочку, которую наверняка уже нашли и гильотинировали, да еще пытаться вдвоем с ней выбраться из страны. Не говоря уже о путешествии с известным французским графом! — Шарлотта стоически удерживала слезы. — Да тебя сразу же схватят и казнят!

— Люсьена не будет со мной, — терпеливо объяснял Алекс. — Он будет ждать на корабле у побережья Франции. Ему въезжать в страну слишком опасно. Но, Шарлотта, это прекрасный шанс спасти маленькую сестренку Люсьена и Дафны. Как я могу отказать в этой просьбе? В конце концов, это просто: итальянцы могут свободно путешествовать по Франции. Я въезжаю в страну как преуспевающий торговец, пересекаю границу и — недалеко от нее — забираю девочку из лавки галантерейщика, и вот мы здесь. Не волнуйся, любовь моя. Сейчас в Париже полно англичан — помнишь, мы подписали мир с Наполеоном?

— Нет, Алекс, нет, — твердила Шарлотта, обнимая его. — Это слишком опасно. Ты не можешь оставить нас с Пиппой. Не можешь! Я умру без тебя.

— Послушай, дорогая, — Алекс отстранился от Шарлотты и посмотрел в ее ясные глаза, — я родился джентльменом. Мне страшно повезло: я не хотел бы родиться, например, трубочистом. Но самая честь родиться джентльменом подразумевает, что я не могу отказать в просьбе Люсьену только из-за того, что боюсь. Даже если мне ненавистна сама мысль, что я оставлю тебя и Пиппу. Так же, как я не могу не выполнить вежливое приказание лорда Брексби взять в Париже пакет или что бы это ни было. Им нужен кто-то, кому они могут доверять. Они могут довериться мне, потому что я воспитан так, чтобы быть достойным доверия.

Шарлотте хотелось встряхнуть его: какой глупый и бессмысленный повод рисковать своей жизнью! Но по выражению лида любимого она видела, что Алекс верит в те глупости, которые говорит. Ее глаза наполнились слезами разочарования.

— Младшей сестре Люсьена всего тринадцать лет, — продолжал Алекс. — Я не могу оставить ее там, Шарлотта. Тот торговец, который ее взял, сам подвергся страшной опасности. Очевидно, он всем сказал, что это его племянница, но за выдачу аристократов независимо от их возраста предлагают очень большие деньги…

Плечи Шарлотты сотрясались от рыданий, и она спрятала лицо на груди Алекса.

— Почему не может поехать кто-нибудь другой? — со слезами воскликнула она, как веками вопрошали жены и матери, провожая мужчин, уходивших сражаться в далекие края.

— Потому что я так не похож на англичанина, — с иронией сказал Алекс. — И благодаря Марии знаю итальянский. Дорогая, я буду в полной безопасности, обещаю тебе. Я вернусь в Англию, прежде чем ты закончишь портрет этой костлявой судомойки.

— Но почему так внезапно? — Шарлотта отошла к окну и смотрела в темный сад. Она была безутешна.

Алекс подошел к ней и задернул портьеры.

— Нельзя терять времени.

Шарлотта понимала, что он имел в виду: тринадцатилетняя девочка… Он обхватил ее сзади, и Шарлотта прислонилась к мужу. Ее руки беспокойно теребили край бархатной портьеры.

— Я не понимаю, почему лорду Брексби нужно, чтобы именно ты ехал в Париж. Ведь Париж — самое опасное место!

— Это не так, дорогая, — в его глубоком густом голосе не слышалось беспокойства. — Итальянцы постоянно приезжают в Париж и уезжают из него, и меня не просят вывезти кого-либо из Парижа. Там я лишь должен забрать небольшой пакет. Это займет несколько часов, и если даже мою карету обыщут на обратном пути, я ничем не рискую: как тебе известно, французское правительство разрешает деловые взаимоотношения.

— Но я все равно не понимаю, почему Люсьен не может просто нанять кого-нибудь, — возразила она, — Ты сам говоришь, что спасение людей — опасное дело.

— Если бы ты оказалась во Франции, дорогая, я бы обратился к самому близкому другу. Если бы Патрика не было в Англии, я попросил бы Люсьена. Я бы никогда не нанял человека, которого не знаю. Оба брата Люсьена погибли на гильотине, поэтому он вынужден обратиться ко мне. Но при этом он не обратился ко мне лично. Он предоставил мне выбор, написав письмо. Но, Шарлотта, отказаться было бы ошибкой: потом я бы не смог себе простить этого. Что, если через месяц или два мы услышим, что девочку бросили в тюрьму? Ведь до сих пор Люсьен даже не знал, что она жива.

Они помолчали. Затем смирившаяся Шарлотта протянула руку к сонетке, чтобы вызвать Мари. Время ложиться спать. Алекс должен был уехать в пять утра, оставалось всего три часа.

Она взглянула на мужа. Он умоляюще, с вожделением смотрел на нее, и сердце у Шарлотты словно перевернулось. Ну так что же? Она уже нарушила все правила поведения замужней леди. Странно, что в то время, как она нарушала священные законы поведения леди, Алекс рисковал жизнью, чтобы не нарушить законы джентльменов, с иронией подумала Шарлотта.

И она хотела этого, сознавала Шарлотта. Хотела так же сильно, как и он.

— Не побудете ли моей горничной, милорд? — отдернула она руку от звонка.

Алекс взял в ладони ее лицо и поцеловал ее нежные губы.

— Я не стою тебя, — сказал он. — Я не стою тебя, Шарлотта.

Шарлотта провела руками по его плечам, спине и еще ниже… Жена Алекса медленно училась быть смелой, но лишь теперь начинала, понимать, как возбуждает его каждое ее прикосновение. Шарлотта прижалась к мужу.

— Если вдруг ты не вернешься, — с болью в сердце прошептала она, — я хочу запомнить твое тело.

Его руки дрожали от нежности и желания. Он повернул Шарлотту и начал расстегивать пуговицы на ее платье. Перламутровые пуговки отрывались и рассыпались по полу со звуком, напоминавшим топот лапок разбегающихся мышей. Расстегивая платье, он целовал ее, а целуя — опускался все ниже, пока не оказался стоящим на коленях. Он снова повернул Шарлотту лицом к себе и потянул платье вниз, пока не обнажился ее молочно-белый живот. Он прижался к нежной коже.

— Я думал, что ты беременна, — сказал он. — Когда я вернусь, я не оставлю тебя в покое ни днем, ни ночью, пока твоя талия не станет такой широкой, что мне не хватит рук, чтобы обнять тебя.

Шарлотта засмеялась:

— Такого не случится. Мама рассказывала, что практически до последнего месяца никто не подозревал, что она беременна. Мы с ней намного выше других женщин.

Она посмотрела на вьющиеся волосы мужа. Хочет он наследника или их ребенка?

— Ты… хотел бы иметь ребенка, даже если это будет еще одна девочка? — наконец решилась спросить она.

Алекс поднялся, продолжая гладить стройные бедра Шарлотты.

— Я бы хотел иметь маленькую девочку, которая была бы во всем похожа на тебя, — ответил он настолько искренне, что Шарлотта поверила. — Знаешь, я хочу присутствовать при родах.

Шарлотта изумленно раскрыла глаза:

— Это невозможно.

— Посмотрим, — усмехнулся Алекс. — В Италии, когда я путешествовал по стране, я видел, как родился ребенок — женщина родила прямо в таверне. Это было удивительно. Даже полк драгун не сможет удержать меня, если у тебя будут роды!

Шарлотта не знала, что на это ответить. Если бы такое услышала ее мама, она тут же лишилась бы чувств.

На следующее утро в пять часов Шарлотта и очень недовольная Пиппа со ступеней Шеффилд-Хауса помахали рукой уезжавшему Алексу. Пиппа не хотела просыпаться, но Шарлотта настояла, чтобы она попрощалась как следует, а не так, как в прошлый раз, когда Пиппа проснулась и узнала, что папа уехал. И если Алекс не вернется, она хотя бы сможет рассказать Пиппе, когда та подрастет и сумеет понять, о том, как он долго целовал ее на прощание.

На другой день Шарлотта всем рассказывала историю, придуманную Алексом, о том, как у него неожиданно возникла необходимость срочно отбыть по какому-то делу в Италию. Правду знали только ее родители и Софи.

— Я говорила тебе, что каждый мужчина рано или поздно может свалять дурака, — была реакция Софи. — Почему бы Люсьену не нанять какого-нибудь сыщика с Боу-стрит? Я думаю, они хорошо справляются с опасными делами.

Сердце Шарлотты радостно дрогнуло. Но нет, слишком поздно. Сейчас Люсьен и Алекс уже в Саутгемптоне, садятся на корабль, отплывающий в Италию. Люсьен поехал под видом личного слуги Алекса: в то время иметь слугу-француза было обычным делом.

— Нет, — возразила она, — сомневаюсь, что сыщики с Боу-стрит говорят по-итальянски.

Шарлотта еще крепче прижала к себе Пиппу, которая спокойно спала у нее на коленях, — она весь день не отпускала девочку от себя. Вздохнув, она посмотрела на Софи.

— Когда это сокровище проснется, не съездить ли нам всем вместе за покупками? Я просто не могу видеть свою студию сегодня. Кроме того, мне надо купить кое-какую одежду побольше размером.

— Побольше? Зачем? — Глаза Софи округлились. — У тебя будет ребенок! — Она вскочила и порывисто обняла Шарлотту. — Когда?

— Точно не знаю, — с легкой улыбкой ответила Шарлотта. — Видишь ли, у меня было начались месячные, но потом прекратились. А сегодня утром мама сказала, что немножко крови — это обычное явление. Поэтому, полагаю, я на третьем месяце. — Она посмотрела на свою тонкую талию с некоторым сомнением. — Я чувствую себя как всегда.

Софи весело улыбнулась:

— А почему бы и нет? Ты сказала Алексу?

— Нет, потому что я не знала. Я не понимала, что происходит, и потому он думает, что я не беременна. И вот, пожалуйста, я на третьем месяце! Когда он вернется, я, вероятно, буду похожа на корову.

— На самую любимую корову! Алекс будет в восторге. Однажды мы сидели с ним рядом, кажется, на музыкальном вечере. Не знаю, где была ты, и он сказал, что хочет большую семью — четверых или пятерых детей.

— Правда? — обрадовалась Шарлотта.

— О да, — подтвердила Софи. — Он одержим. Только одержимые мужчины хотят детей.

Шарлотта покраснела и едва не спросила Софи, на самом ли деле она считает Алекса одержимым, но ее удержало чувство собственного достоинства. Пиппа потянулась и зевнула. Софи дернула за звонок.

— Ты хочешь взять Пиппу с собой? — спросила она.

— Да.

Софи понимающе улыбнулась: Пиппа была так похожа на своего отца.

— Сначала тебе следует переодеться, — заметила Софи. — У тебя большое мокрое пятно — там, где спала Пиппа.