Мальчик и мужчина перевалили через горный хребет к полудню следующего дня. Лошади выдохлись, а Кэти к тому же припадала на правую переднюю ногу. Колено маленькой гнедой распухло и было горячим на ощупь. Дэрин обмотал ногу широкой полосой материи, оторванной им от подола плаща, затолкав под повязку снег. Дальше они двигались еще медленнее, вдвоем оседлав Эмбер. После падения в злосчастном овражке Гэйлон тоже выглядел не слишком здоровым: его нижняя губа была рассечена и распухла, увеличившись чуть ли не вдвое, а на щеке красовался черный кровоподтек после удара Нанкуса. Несмотря на эти раны, юношеская жизнерадостность скоро взяла свое, и он снова преисполнился привычного энтузиазма.
Вскоре они обнаружили в лесу большую поляну. Она располагалась глубоко внизу на западном склоне хребта, где снега почти не было. На поляне сохранилось немного травы для лошадей — грубой и жесткой, — зато не было недостатка в валежнике для костра. По краю поляны протекал шумливый, чистый ручей, и Дэрин решил остановиться здесь на отдых. Под голыми ветвями огромного дуба они сложили из камней грубый очаг, а герцог еще и выкопал для костра неглубокую ямку, действуя преимущественно руками и острым обломком древесного сука, подобранным неподалеку. Однако собранное ими холодное и сырое дерево никак не желало воспламеняться, и вскоре герцог вспотел от усилий и стал сыпать проклятьями.
Тем временем Гэйлон, прислушиваясь к злобному бормотанию Дэрина, вытащил из седельных сумок промасленные коврики и одеяла, которые должны были служить им постелями. Костер у герцога никак не желал разгораться, и принц занялся тем, что распаковал сыр и хлеб, который дала им в дорогу Миск. Несколько минут он задумчиво вертел в руках почерневший котелок, в котором можно было бы приготовить горячий чай, если, конечно, Дэрину удастся добыть огонь. Не выдержав, он подошел поближе и стал смотреть. Герцог скорчился над ямой, глядя на свой перстень с Колдовским Камнем и прижимая ко лбу пальцы правой руки. Камень лениво вспыхивал голубым. Дрова только дымились без малейших признаков огня, и герцог вполголоса бормотал черные ругательства.
— Можно я помогу? — спросил Гэйлон.
— Как?
— Я мог бы отыскать дрова получше.
— Я в состоянии обойтись тем, что есть. Просто мне нужно сосредоточиться. Пожалуйста, не отвлекай меня.
Гэйлон не обиделся, только пожал плечами и отошел, предоставив Дэрину продолжать свое бестолковое, как ему казалось, занятие. Принц помнил, что выше по ручью они видели поваленную пихту. Король-отец однажды научил Гэйлона одному трюку, и мальчик надеялся, что сумеет сильно облегчить Дэрину его задачу. Отыскав подгнившее бревно, мальчик стал разбивать его ударами ноги. Внутри он и отыскал то, что было ему необходимо: несколько пригоршней сухого как трут трухлявого дерева, а также целую колонию термитов. Соблазн оказался слишком велик, и мальчик некоторое время забавлялся тем, что прорывал в теплом зимнем домике насекомых новые ходы, причиняя этим немалый урон постройке, прежде чем вспомнил, зачем он пришел. Чувствуя себя несколько виноватым за задержку, принц быстро набил карманы сухими гнилушками, подбирая и пеньки сучков, которые попадались ему среди трухи. Их древесина была плотнее, и Гэйлон рассчитывал, что они станут гореть дольше и жарче.
Закончив, Гэйлон выпрямился и посмотрел на небо. Небо у него над головой было светло-голубым, без единого облака, и принц подумал, что после захода солнца наверняка будет мороз. Первое дыхание ночного холода уже ощущалось в воздухе, и он повернулся, чтобы спешить на поляну.
Краем глаза Гэйлон заметил, как что-то странно блеснуло в распадке на берегу ручья, блеснуло и пропало. Он сделал шаг назад и медленно повернул голову. Вспышка света повторилась, и на этот раз принц успел разглядеть, что свет был голубым, словно глубокое летнее небо на мгновение проглянуло между серыми валунами. Выронив сухой древесный мусор, который он держал в руках, принц с мальчишеским энтузиазмом принялся исследовать участок берега, откуда, как ему казалось, на него падал отраженный блик предзакатного солнца. В результате он обнаружил только довольно тусклый обломок пирита в палец длиной. Разочарованный, он небрежно засунул находку в карман и хотел было уходить, но голубое сияние снова ударило ему в глаза, и принц неуверенно остановился.
Наконец он сдвинулся с места, держась так, чтобы видеть голубое свечение краешком глаза. Совсем рядом с его ногами пенился и бурлил ручей. Гэйлон бочком, с опаской приблизился к яркой голубой искорке, чувствуя себя совершенным дураком, который выслеживает неизвестно что — чем бы оно там ни оказалось. Медленно, с осторожностью он протянул руку, наклонился, нащупал между валунами? и схватил это! Пальцы сомкнулись вокруг чего-то небольшого, округлого, шершавого, слегка нагретого солнцем. Предмет этот, однако, продолжал мерцать голубым светом даже в его ладони, до тех пор пока Гэйлон не посмотрел на него прямо. Тогда он превратился в довольно заурядный, ничем не примечательный, слегка скатанный водой речной камень.
Гэйлон долго рассматривал свою находку. Ему в голову пришла одна догадка, но он отбросил ее как невероятную? и снова вернулся к ней, ощутив какие-то смутные движения своей души, происходящие помимо его воли. Камень оживал только в его руках, начиная слегка светиться бледно-голубым светом. Во всем теле Гэйлон почувствовал легкое покалывание, словно какая-то посторонняя энергия питала его. Мир вокруг стал кристально-прозрачным и ясным, а тусклые зимние цвета ландшафта заиграли новыми красками. В ушах звенела песня ручья. Тем временем камень в его ладони стал таким холодным, что Гэйлон вздрогнул, как от ожога, и поспешно стиснул его в кулаке, словно боясь, что он может выпасть и снова затеряться среди своих серых собратьев, которыми было выложено ложе ручья. Колдовской Камень! Это был его Колдовской Камень!
Ощущение холода исчезло так же быстро, как и возникло, а острота восприятия окружающего притупилась и стала почти нормальной. Гэйлон понятия не имел, каким образом нужно пробуждать Камень и как им пользоваться, но был уверен: Дэрин все покажет, Дэрин научит его обращаться с чудесной находкой. Почти бегом он поспешил к лагерю, но на половине пути передумал и пошел медленнее, по дороге ощупав карманы и подобрав оброненные щепки.
Он размышлял. Дэрин редко пользовался своим Камнем и никогда не говорил ни о какой магии. Почему-то Гэйлону казалось, что герцог не обрадуется его сокровищу.
Когда он вернулся на поляну, вокруг наступили сумерки. Солнце опускалось за горизонт в ореоле света, который отражался от поверхности далекого Западного моря. Дэрин все так же сидел возле костра, который отказывался гореть. Повернув к Гэйлону покрывшееся испариной лицо, он ничего не сказал, однако мрачное выражение его глаз еще больше ослабило решимость принца поделиться своим радостным открытием. Гэйлон высыпал свои деревяшки в очаг. Ему показалось, что теперь — не самый лучший момент для разговора о волшебных Камнях.
«Может быть, после ужина», — подумал он нерешительно, пряча Камень в карман камзола.
Опустившись на колени рядом с герцогом, Гэйлон отодвинул в сторону сырой хворост. Дэрин молча смотрел, как Гэйлон укладывает сухие гнилушки небольшой пирамидой; крупные куски наверх, а всю мелочь — вниз.
— Попробуй еще раз, — предложил Гэйлон, вставая с колен и отряхивая руки.
Дэрин тяжело вздохнул и снова приложил ко лбу пальцы. Гэйлон отвернулся и пошел через поляну туда, где были сложены их вещи. В животе начинало урчать. То, что он замыслил, было, конечно, глупостью, но он не мог справиться с искушением. Нащупав в кармане Камень, он вынул его и, держа перед собой, попробовал вернуть внутренние движения души, которые немного испугали его на берегу ручья. Поток энергии хлынул в него почти сразу, гораздо сильнее, чем в первый раз, покалывание поднялось по руке и разлилось по груди. Уставившись в свой камень так, как делал это Дэрин, Гэйлон вообразил себе пылающий костер.
Пламя с ревом рванулось вверх за его спиной, и герцог едва успел отпрянуть, повалившись на спину возле очага. Кружащийся огненный шар, словно кипя, унесся в темнеющее небо, а в яме заплясали веселые язычки костра.
— Клянусь черной бородой Черного Короля! — вскричал Дэрин. — Что это?!
Гэйлон помог ему подняться, участливо глядя на герцога широко раскрытыми глазами.
— С тобой ничего не случилось?
— Ничего, если не считать спаленных бровей и поджаренного носа. Ты видел это? — спросил он, не замечая, как дрожат руки мальчика.
— Это, наверное, сухое дерево, — пробормотал Гэйлон. — Мне очень жаль, Дэрин? Я хотел только помочь.
Герцог поскреб заросший щетиной подбородок.
— Ну, ничего страшного ведь не произошло? — рассеянно сказал он.
Гэйлон кивнул, думая о своем. Радостное возбуждение пришло на смену тревоге за безопасность Дэрина. Он может! Он только что сам сделал это! Разумеется, если судить беспристрастно, то с огненным шаром он немного перестарался. Совсем немного. Почему все-таки Дэрин так неохотно пользуется своей магической силой? Самому Гэйлону новое ощущение пришлось весьма по душе, словно нашлась и с силой расправилась какая-то мышца, о существовании которой он раньше не подозревал.
Сумерки сгущались над поляной, и путники, завернувшись в плащи, подсели поближе к огню. В закопченном медном котелке булькала вода для чая, а скудная трапеза состояла из сыра и затвердевшего хлеба.
— Если бы я сумел раньше разжечь костер, осталось бы время поставить силки, — посетовал Дэрин, откусывая хлеб. — Кроличьи норы меньше чем в десятке шагов от нашей стоянки. Вон там, — он ткнул пальцем куда-то в промежуток между освещенными пламенем костра стволами деревьев. — Конечно, грех жаловаться на то, что у нас уже есть, но я не перестаю мечтать о нежной крольчатине, которая могла бы сейчас жариться над огнем.
На самом деле, кроме крольчатины, герцог мечтал и о том, чтобы вместо брусничного чая в его кружке оказалось вино, однако об этом он не стал распространяться. Посмотрев сквозь пламя костра на Гэйлона, сидевшего напротив него, он подумал, что мальчик что-то слишком задумчив и тих сегодня. В отблесках пламени его песочного цвета волосы отсвечивали красным, а взгляд был устремлен вдаль. Сейчас он, как никогда раньше, напоминал своего отца, однако по-детски узкие плечи мальчика были сведены напряжением, а в позе чувствовалась какая-то странная сила, происхождение которой Дэрин определить не мог. Когда Дэрин заговорил о кроликах, Гэйлон лишь на миг поднял на него глаза и слегка улыбнулся, продолжая думать о чем-то своем.
Герцог маленькими глотками пил свой остывающий чай. На поляне раздавалось громкое ржание двух кобыл, да где-то далеко угрюмо кричал филин. Искры от костра плавной спиралью взмывали к небу вместе с горьким дымом, одна за другой растворяясь между подмигивающими звездами. В нескольких шагах от костра было уже очень холодно, однако возле него были и тепло, и молчаливое чувство товарищества, которые навевали сладкие надежды на благополучное будущее. В голове Дэрина сам собой возник образ Хэбби, причинив ему боль, но даже эта боль была сладка. Несмотря на это, он попытался отогнать от себя воспоминания; когда-нибудь он, может быть, вернется в старую гостиницу у реки. Когда-нибудь? За какое-то неуловимое мгновение герцог перешел от состояния комфорта к меланхолии, и ему захотелось взять в руки лютню, чтобы выразить свои чувства песней и музыкой.
Инструмент его оказался там же, куда Гэйлон сложил их нехитрые пожитки. Лютня была прислонена к стволу могучего дуба, но когда Дэрин наклонился за ней, внимание его привлек странный шорох, раздавшийся в траве сразу за кругом света, отбрасываемого костром. Дэрин прислушался. Шорох повторился — громче и ближе, затем зашуршало в другой стороне, и Дэрин потянулся к рукояти меча, который лежал вместе с остальным багажом. Не успел он, однако, вытащить меч из ножен, как на поляну выскочил из темноты боязливый кролик. Крошечное существо замерло в траве совсем недалеко от Дэрина, сгорбившись и уложив на спину длинные уши. Гэйлон у огня начал медленно подниматься на ноги, но Дэрин осторожно поднес палец к губам, сделав мальчику знак сесть на место. Затем он аккуратно снял плащ и стал медленно наклоняться, чтобы накинуть его на зверька. Кролик заметил его только тогда, когда герцог поднял вверх руки, и сделал неожиданный скачок в сторону. Дэрин повернулся за ним и бросился. Испуганный зверек высоко подпрыгнул, разворачиваясь в воздухе назад, и Дэрин, в последний момент тщетно попытавшись скорректировать свой бросок, запутался в собственных ногах и упал, покатившись по траве. А потом ему показалось, что кролик прыгнул прямо к нему в руки?
Герцог поднялся с холодной земли, крепко держа свой охотничий трофей. Мягкое, серебристо-серое тельце кролика трепетало в его руках, однако зверек не делал никаких попыток освободиться. Гэйлон, все еще сидя у костра, захихикал. Дэрин, почувствовав, как что-то прикасается к его ногам, посмотрел вниз и обмер: это был еще один кролик. Сидя на задних лапах, он барабанил передними по ноге герцога чуть выше ботинка. Третий кролик прошмыгнул между ногами Дэрина. Потом появились еще и еще зверьки. Внезапно вся поляна оказалась запружена сотнями кроликов, взявшихся неведомо откуда.
Это было уже чересчур даже для Дэрина. Еле слышно застонав, он выронил кролика, которого держал в руках, и ринулся к костру, топая ногами и громко выкрикивая:
— Кыш! Кыш! Пошли прочь!
До смерти перепуганные зверьки метались по поляне во всех направлениях, а Гэйлон скорчился от хохота и никак не мог остановиться.
Наконец поляна опустела. Дэрин, изогнув бровь, подмигнул Гэйлону, который все еще вздрагивал и утирал слезы с лица:
— Похоже, я пропустил занятное представление!
— Милорд, — с напускной серьезностью отвечал ему Гэйлон, — впредь вам придется быть крайне осторожным, если вы чего-то хотите. Это наглядный урок, который вы мне преподнесли.
Только через некоторое время до Дэрина дошла вся необычайность и нелепость происшедшего. Он закашлялся, пытаясь справиться со смехом, но Гэйлон не выдержал и снова расхохотался. Они хохотали до тех пор, пока у них не заболели все внутренности. Кроме того, теперь у них был кролик — не тот, первый, а другой, на которого Дэрин случайно наступил в суматохе, сломя голову мчась к огню.
***
Наконец усталый принц отправился спать. Не раздеваясь, он завернулся в одеяло возле костра. Несмотря на усталость, сон долго не шел к нему. Приподнятое настроение последних дней покинуло его, и он лежал неподвижно, прислушиваясь к тому, как Дэрин поет. Ему было странно, что такая старая и побитая лютня способна издавать столь чарующие звуки. Склоны отдаленных холмов эхом откликались на переливы голоса Дэрина, который пел старинную балладу о призраке прекрасной девушки, вернувшемся с того света, чтобы навещать бывшего возлюбленного. Возлюбленный оказался коварным и лживым человеком, недостойным ее великой любви, который долго раскаивался и в конце концов покончил с собой. Финал песни был счастливым, если можно считать счастьем воссоединение с любимым человеком после смерти.
Зажав в кулаке Колдовской Камень и прислушиваясь к песням герцога, Гэйлон все же заснул, и ему снились кролики, призрачные девы и колдовство. Затем начался совсем другой сон?
Прозрачный звездный свет лился на укутанный толстым снежным покрывалом дивный сад. Подобно духам зимы, неподвижно замерли статуи и замерзшие водопады фонтанов. При помощи своих вновь обострившихся чувств Гэйлон очень быстро понял, что сад ему снится, и статуи и деревья послушно исчезли. Твердый наст на снегу продолжал похрустывать под башмаками Гэйлона, и он, вдыхая полной грудью морозный воздух, протянул руку и потрогал снег под ногами. Снег был холодным и? не очень холодным.
Чувствуя, как сердце его бешено забилось, Гэйлон осознал, что каким-то образом его сон перешел в явь, и что он на самом деле находится в каком-то ином месте, не в лагере и не спит, а бодрствует. Паника охватила его, и Гэйлон проснулся, судорожно ловя ртом воздух. Некоторое время он лежал неподвижно, наслаждаясь реальностью жесткой, промерзшей земли поляны. Дэрин все еще пел, и Гэйлон, крепче сжав Камень в кулаке, снова смежил глаза.
Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы заставить себя расслабиться и уснуть. Ему опять начал сниться тот же заснеженный сад, но теперь он оказался там не один. Среди статуй стояла крошечная фигура в плаще с капюшоном, настолько неподвижная, что казалась высеченной из мрамора. Оглядевшись по сторонам, принц узнал это место: это были сады Каслкипа. Теперь он догадался, кто стоит здесь в плаще, утопая в глубоком снегу.
— Джессмин, — тихо позвал он, боясь громким звуком нарушить безмолвие неподвижного сада.
Принцесса повернулась в его сторону, откидывая на спину капюшон плаща. Свет звезд замерцал на ее бледных щеках, и Гэйлон догадался, что она беззвучно плачет. В растерянности принц сделал несколько шагов ей навстречу, но чем ближе он подходил, тем шире открывала она рот в гримасе изумления и тревоги. Он был уже довольно близко, чтобы рассмотреть написанный на ее лице ужас, и потому не слишком удивился, когда девочка бросилась назад в замок.
— Джессмин! — крикнул он ей вслед, не желая гнаться за ней и пугать ее еще больше. Принцесса исчезла среди деревьев, и Гэйлон почувствовал себя одиноким и потерянным. С силой зажмурившись, он попытался проснуться. Вместо этого он испытал странное головокружение; потом ему почудился тихий шепот, словно голос Дэрина раздавался откуда-то издалека, напевая:
И до щеки упругой Касается перстом, И льнет к устам желанным В лобзанье ледяном?
Последняя нота долго дрожала в ушах, пока не затихла. Последовала минута мертвой тишины. Затем раздалось шарканье и шуршание, словно порыв осеннего ветра гнал опавшие листья по дорожкам парка, и принц открыл глаза. Он оказался не в парке, а в отцовской библиотеке в замке. Огромная комната была погружена в темноту, и только на столе горела оплывшая, толстая свеча, стоя в лужице грязного света. За столом кто-то сидел, сильно сутулясь и с присвистом дыша, склонившись над толстой книгой в кожаном переплете, медленно и осторожно переворачивая шелестящие страницы. Гэйлон замер без движения, боясь пошевелиться и выдать свое присутствие.
Мужчина за столом вдруг замер и быстро обернулся, уставившись в пространство комнаты. Его взгляд скользнул по фигуре принца, не видя его.
— Кто здесь? — спросил Фейдир.
Гэйлон остался стоять неподвижно, и посланник привстал, чтобы загасить свечу. Луч света в последний раз мигнул и погас, и в библиотеке воцарился непроницаемый чернильный мрак. Снова послышались шорох ткани о кожу и шаркающие шаги. В самой середине комнаты запульсировал крошечный голубой огонек, слабая искорка голубого цвета, и Гэйлоном овладело сильнейшее беспокойство, сразу превратившееся в страх. Фейдир тоже владел Колдовским Камнем! Старик тем временем забормотал что-то глухо и непонятно, а его подсвеченные голубым тонкие пальцы принялись двигаться в пустоте, проводя в воздухе светящуюся линию. Прозвучала еще одна странная фраза, и во мраке засветилась вторая линия, сошедшаяся с первой под прямым углом.
Страх Гэйлона продолжал нарастать. Какой-то глубокий инстинкт подсказывал ему, что он должен немедленно бежать, спасаться, что стоит Фейдиру закончить плести свою волшебную сеть, и он безнадежно увязнет в ее магических переплетениях. Закрыв глаза, Гэйлон снова пожелал оказаться где-нибудь подальше отсюда, но голос Фейдира продолжал грозно звучать у него в ушах, уверенный и таивший в себе смертельную опасность. Мальчик в отчаянье протянул вбок руку, нащупал в темноте книжную полку и на ощупь побрел вдоль нее, пробираясь к дверям. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал, как непреодолимая сила не пускает его, тянет назад, и каждый последующий шаг требовал от него гораздо больших усилий, чем предыдущий.
С горечью Гэйлон подумал о том, каким же он был глупцом. Он-то думал, что это так просто — костер, кролики, голубое свечение волшебного Камня, однако в этом своем сне, который был так не похож на сон, он не мог управлять Камнем. Ноги его подгибались, и, сделав еще шаг, он почувствовал что падает.
В ужасе Гэйлон запрокинул голову, зажмурился и закричал:
— Помоги мне!
Тотчас же его скрючило, согнуло и скрутило, словно кто-то пытался разорвать его пополам. Гэйлон даже подумал, что Фейдир успел закончить свое заклинание, но — нет. Библиотека куда-то исчезла, и его окружали теперь холодные, голые каменные стены. Стены сочились сыростью. В этой комнате горело множество свечей, но им не под силу было справиться с темнотой, которая клубилась в дальних углах. Темные стены как будто поглощали свет, вместо того чтобы отражать его.
Вся комната была уставлена грубо оструганными столами, а на столах теснились многочисленные кувшины, колбы, чашки, ступки, загадочные приспособления и медикаменты всех видов. Возле одного из столов стоял спиной к Гэйлону высохший старик в пыльной темно-синей мантии. Тонкие руки так и ходили над заваленным всяким хламом столом, поминутно хватая пригоршню того, щепотку этого, наудачу опуская загадочные компоненты в стеклянную кастрюлю, стоявшую перед магом. В конце концов маг схватил чайничек, который висел на треножнике над пламенем свечи, и перелил его содержимое в кастрюлю.
— Ну вот, — довольно проскрипел старик. — Теперь смесь должна настояться, прежде чем затвердеет. Что ты хочешь? — спросил он внезапно, даже не повернувшись к Гэйлону.
Принц промолчал.
— Ну вот что, — желчно заявил старик, — скажи-ка по-человечески, чего ты хочешь?
На этот раз он повернулся лицом к мальчику и посмотрел на него в упор.
Колдовской Камень свисал с его шеи на толстой золотой цепи.
— Вы знали что я здесь? — удивился Гэйлон, не сводя глаз с Камня.
— Разумеется, — резко сказал волшебник. — Я в состоянии почувствовать Спящего. Зачем ты явился сюда? Надеешься выведать мои секреты? Кто подослал тебя?
— Никто? — под градом вопросов Гэйлон растерялся. — Просто я заблудился.
— Как ты мог заблудиться, если попал сюда?
— Но я даже не знаю, куда это — сюда и где оно расположено!
— Тем хуже для тебя. А теперь — проваливай!
— Я не?
— Хватит! Я сказал — проваливай! — маг угрожающе помахал в воздухе тонким пальцем. — А не то я отправлю тебя в такое место, где тебе понравится гораздо меньше.
В подтверждение своих слов маг схватился за свой Камень, и он засветился интенсивным синим огнем.
Гэйлон повернулся и отправился поскорее прочь, не заботясь о выборе направления. Он долго шел каким-то извилистым коридором, потом свернул в узкий тоннель и ни разу не остановился до тех пор, пока подземный ход не вывел его на открытое пространство. Снаружи по-прежнему была ночь, только свет здешних звезд свободно лился на бескрайнюю степь, совершенно безлесную. Только кое-где виднелись темные, голые скалы. Воздух пах солью и влагой.
Порыв ветра налетел ниоткуда, сильно толкнув принца в бок и выгнав его из-под прикрытия высокой скалы, спиной к которой он стоял. Казалось, что ветер ведет, направляет его в дальний конец пустоши. Было ли это исполнением угрозы старого мага? Гэйлон не успел сосредоточиться на этой мысли: луговина под ногами внезапно окончилась, и принц обнаружил, что стоит на самой кромке утеса. Глубоко внизу неспокойное море штурмовало мокрые острые скалы, и клочья седой пены взлетали высоко в воздух, превращаясь под хлесткими ударами ветра в соленый и сырой туман.
Гэйлон стоял неподвижно у самого края обрыва, зачарованный грохочущей внизу стихией. Особенно сильный и коварный удар шквалистого ветра толкнул его в спину, поднимая его над землей и переворачивая в воздухе. Он уже начал опускаться на скалу, но следующий налетевший шквал снова подбросил его, закружив, как сорванный с ветки сухой лист. Гэйлон непроизвольно растопырил во все стороны руки и ноги, стараясь упорядочить свое быстрое вращение, и вдруг осознал, что поднимается все выше над поверхностью воды и летит. Испуг его мгновенно превратился в буйную радость, и Гэйлон смеялся и громко кричал от восторга, ибо теперь он сравнялся с птицами, рожденными для полетов, и с невесомым пухом, который мчится по воле ветра, обгоняя бури и ураганы. Выше! Он должен подняться выше!
И ветер подчинился ему. Земля стремительно удалялась. Вокруг Гэйлона царила черная, бесконечная ночь, холодная и слепая, но он, опьянев от ощущения невероятной свободы и собственного могущества, больше не беспокоился об этом.
Потом снова появились звезды. Их было гораздо больше, и светили они гораздо ярче, чем те, которые Гэйлон когда-либо видел. Они сияли белым, неугасимым светом, и Гэйлон, любуясь открывшейся ему красотой, не заметил, как быстро приближается он к земле. Падение его тоже было не таким, каким бывает оно наяву или в страшном сне: столкнувшись с пружинящей мягкой поверхностью, принц снова взлетел высоко в воздух.
Внезапный прыжок, словно на огромных качелях, заставил его растеряться, а растерявшись, Гэйлон принялся хвататься за полосы странного света, которые обвились вокруг него. Его пальцы коснулись чего-то гладкого и тонкого, что он по ошибке принял за ствол дерева. Ствол этот согнулся под его весом, слегка уступил инерции его стремительного полета, а потом пальцы Гэйлона погрузились в мягкую поверхность, и он плавно соскользнул по ней вниз, на землю.
«Земля» оказалась ярко-лимонного цвета, и Гэйлон быстро забыл свое огорчение, вызванное закончившимся полетом, совершенно поглощенный происходившими вокруг него чудесами. Каждая греза, навеянная ему Камнем, выглядела еще более волшебной и невероятной, чем предыдущая. В этой местности весь ландшафт состоял только из лимонно-желтой поверхности, которая ярким ковром протянулась до самого горизонта — тонкой, чуть круглящейся линии, которая разделила равнину и ночное небо. Редкие «деревья» были похожи на гибкие, зеленовато-синие колосья, разбросанные там и сям небольшими рощицами. Гэйлон хорошо рассмотрел ближайшую такую рощу — колоски разнились по толщине и высоте; самые маленькие едва доставали ему до пояса, самые большие возносились высоко над его головой. Кроме звезд, здесь не было никакого другого источника света, однако сама равнина как будто отражала звездный свет, усиливая его в несколько раз. В цветах, линиях и очертаниях этой волшебной страны, дремлющей под бархатным черным небом, было что-то удивительно умиротворяющее и безмятежное.
Гэйлон начал прохаживаться по равнине, любуясь следами, которые оставлял он на земле. Вмятины от башмаков медленно исчезали, словно наполняясь тягучей, полупрозрачной субстанцией, которая начинала выделяться из крошечных пор, стоило только убрать ногу. Внимание его, однако, быстро переключилось на возникшее у самого горизонта движение. Ему не потребовалось даже напрягать зрение: расплывчатое пятнышко приблизилось с фантастической быстротой, и он разглядел отдельные предметы или тела, движущиеся к нему. Их были дюжины, и они катились по желтой поверхности, высоко подпрыгивая в воздух, обрушивая или вырывая с корнем деревья-колосья, поминутно сталкиваясь друг с другом. Невозможно было определить какой они формы, потому что форма эта постоянно менялась. То они казались круглыми, то бочкообразными, то похожими на игрушки-неваляшки, но все они отличались друг от друга, и единственной их общей чертой было постоянное, стремительное движение.
Вскоре до слуха мальчика донеслись и звуки музыки. Он услышал ее не ушами, просто почувствовал ритмические колебания почвы, которые передались ему через подошвы ног. В музыке этой были тона и полутона, которые можно было почувствовать — не услышать, и биение мелодии сразу подчинило его себе, нарастая по мере того, как веселые бочонки и шары-акробаты приближались. Прошла какая-то доля секунды, и вот они уже запрыгали, закружились вокруг него, меняя форму и цвета.
Плененный их изменчивой красой, Гэйлон стоял и смотрел, как их прыжки замедляются, а потом они и вовсе замерли неподвижно. Несколько мгновений акробаты и танцоры оставались без движения, а потом одновременно затанцевали по кругу, выделывая немыслимые па странного танца. Когда они набрали скорость, один из них ворвался в круг, врезавшись в Гэйлона и отбросив его. В тот самый миг, когда тела мальчика и странного существа соприкоснулись, Гэйлон почувствовал внутри настоящий взрыв эмоций: сумасшедшую беззаботную радость и безграничное, непреодолимое ощущение свободы и счастья. Существо же превратилось из шара в бочонок и, закувыркавшись, заняло свое место в хороводе.
Глядя на стремительно несущийся круг, принц заметил в нем разрыв, и тотчас же неслышная музыка властно толкнула его вперед, повелевая влиться в волшебный и радостный танец. Гэйлон шагнул на свое место — теперь он знал, что оно должно принадлежать ему, и странным образом каждый его шаг зазвучал как мелодия, как песня, в которой не было звуков, но которую слышали все и слышал он сам. Эта мелодия принадлежала ему одному, но, вплетаясь в слаженный хор чужих песен, она становилась неотъемлемой частью общей симфонии чувств и движения. И принц заплясал вместе со всеми, выписывая ногами невероятные движения, кренясь и раскачиваясь вместе с веселыми акробатами, кружась и кружась по желтой равнине?
***
Где-то вдали застонал филин, но его крик прозвучал сонно и уютно. Прохладный ветер прикоснулся к лицу Гэйлона. Совсем рядом зашуршали в траве шаги, донеслись хруст и тяжелое шарканье копыт лошадей. Принц вдохнул горький дымок костра, от которого сразу защипало в носу и запершило в горле; затем все прекратилось. Гэйлон открыл глаза.
По поляне, возле огня, расхаживал Дэрин. В его движениях чувствовались сильная усталость и нервное напряжение. Он часто останавливался и подолгу стоял, закрыв лицо руками, что выглядело со стороны почти как жест отчаяния. Гэйлон хотел спросить у него, что случилось, но язык отчего-то не повиновался ему. Он попытался поднять руку, но она оказалась слишком тяжелой, и он не смог сделать даже этого. С огромным трудом мальчик приоткрыл губы и, собрав всю свою волю, шепнул:
— Дэрин?
Это слово вышло у него скверно, больше похожее на сиплое карканье, к тому же едва слышимое. Но Дэрин уловил этот слабый звук. Резко повернувшись к мальчику, он замер на месте, и все тело его как-то сразу обмякло, избавившись от невероятного напряжения. Герцог поднял с земли у костра чашку с напитком и приблизился к тому месту, где лежал Гэйлон.
— Я был болен? — прошептал мальчик.
— Нет. — На лице Дэрина по-прежнему не было написано никакого выражения.
— Ты был? далеко отсюда. Выпей вот это, оно не горячее.
Чашка повисла в воздухе возле губ мальчика, а рука Дэрина поддерживала его голову. Обостренное обоняние Гэйлона уловило такой сильный запах мясного бульона, что в желудке у него все перевернулось.
— Я? не голоден, не надо? — он попытался отвернуться.
То, как отреагировал на его отказ Дэрин, потрясло его.
— Выпей, ты, маленький дуралей! — выкрикнул герцог.
Гэйлон покорно проглотил бульон и почувствовал, насколько сильно он замерз и ослабел.
— Сколько времени прошло? — удалось ему спросить.
— Это продолжалось шесть дней, Гэйлон. Целых шесть дней!
— Я видел сон.
— Я знаю, — ответил Дэрин, и голос его прозвучал устало и глухо.
— Ты знаешь?
— Конечно. Там было так хорошо, — пробормотал герцог с сожалением. — В тех краях вечно царит ночь, и на небе сверкает столько волшебных звезд?
— Он поднял голову и посмотрел вверх. Его глаза чернели на лице, словно колодцы. А танцоры? Ты любил их, а они любили тебя. Я знаю, что ты хотел остаться там навсегда, потому что когда-то мое желание было таким же. Когда-то? — он улыбнулся с тоской.
В голосе герцога Гэйлону послышалось безумие, и он начал уже опасаться за рассудок своего друга. Однако Дэрин просто слишком устал, слишком погрузился в воспоминания.
— У тебя теперь есть Камень, да?
— Да, — тихо признался принц.
— Костер. Это ты зажег его. А кролики?
Гэйлон с трудом кивнул головой.
— Клянусь богами! Как мог я не заметить этого? Как я мог быть таким слепым?!
— Я хотел рассказать тебе, но испугался.
Разочарование Дэрина было очевидно:
— Конечно, ты можешь и должен бояться, но только не меня. А теперь тебе нужно отдохнуть. Поговорим утром. Спи.
— Но?
— Положи Камень в кошелек. Нет, не в карман. Камень не должен касаться тебя.
Гэйлон так долго сжимал Камень в кулаке, что пальцы никак не разжимались. Наконец он аккуратно опустил Камень в кожаный кошелек на поясе. Какая-то часть его отчаянно сопротивлялась этому, не желая расставаться с волшебной вещицей, но принц понимал, что должен поступить так, как велел Дэрин. И он действительно очень сильно устал.
На протяжении ночи Дэрин несколько раз будил мальчика и заставлял его выпить еще бульона. Теперь его вкус не казался Гэйлону таким странным и неприятным. Это, однако, были единственные его связные мысли, после чего он снова проваливался в глубокий сон без сновидений.
Теплые лучи солнца, согревшие его щеку, разбудили Гэйлона поздним утром. Огонь в очаге погас, и Дэрин наконец-то уснул там, где сидел, привалившись спиной к стволу дуба и завернувшись в плащ. Его щеки ввалились так сильно, что это было заметно даже сквозь отросшую на лице бороду. Он сильно исхудал, а у него даже в лучшие времена никогда не было лишнего веса. Гэйлон пристально вглядывался в заострившиеся черты лица герцога. Даже во сне озабоченные морщины не сходили с его лба, и Гэйлон осторожно вытянул руку и взял пальцы Дэрина в свою ладонь.
— Все хорошо, Дэрин, — прошептал он. — Я буду стеречь твой покой. Спи.
Морщины на лице Дэрина постепенно разглаживались, а дыхание стало ровнее. Удовлетворенный, Гэйлон задумался о вещах более насущных. Он был голоден и хотел пить. Не без труда выбрался мальчик из-под одеял, которые Дэрин навалил на него огромной кучей, включая сюда и конские попоны.
Не раздумывая, принц приблизился к очагу, где остывала зола. Он сумел сделать всего один шаг, а потом его ноги подогнулись от слабости, и он мешком свалился на землю. Выждав, пока окружающий мир перестанет вращаться у него перед глазами, Гэйлон снова попробовал встать. Дэрин продолжал мирно спать.
В конце концов мышцы его тела вспомнили, как надо действовать, точно так же, как некоторое время назад проснулся и потребовал пищи желудок. У очага Гэйлон обнаружил вареного кролика и съел немного мяса, зато выпил много воды. Потом ему захотелось согреться у огня, и он некоторое время рассуждал, можно ли ему воспользоваться Камнем. Когда вопрос был решен, мальчик принялся собирать и аккуратно складывать в яме очага тонкие сухие веточки.
Когда он вынул из кошелька на поясе Камень и сжал его в кулаке, ему показалось, что на поляне что-то неуловимо изменилось. Несколько раз он был совершенно уверен в том, что видел какое-то неясное движение сбоку от себя, на самом краю поляны, однако всякий раз, когда он резко поворачивался в том направлении, там ничего не было. И он занялся тем, что задумал.
Ему удалось довольно быстро разжечь огонь, однако управление энергией Камня далось ему недешево. Гэйлон устало потянулся за котелком для чая и вдруг увидел на краю поляны высокого и худого мужчину, который небрежно опирался о молодое деревце. Яркий солнечный свет бил Гэйлону в глаза, и от этого облик незнакомца, стоящего в лоскутной тени голых древесных сучьев, казался мальчику смазанным и неопределенным. Все же он рассмотрел, что мужчина одет в красноватый камзол и чулки из мягкой кожи. Никакого оружия у него ни в руках, ни на поясе Гэйлон не заметил, а черты лица незнакомца показались ему привлекательными.
— Привет тебе, — голос у мужчины был мелодичный и звучал дружелюбно.
— И тебе привет, — отозвался Гэйлон, почувствовав легкую тревогу, и покосился на Дэрина.
Незнакомец молчал, и пауза затягивалась.
— Не хочешь ли ты чего-нибудь? — Не выдержал Гэйлон. — Я могу угостить тебя горячим чаем и мясом вареного кролика, если ты проголодался.
— Ты очень великодушен, благодарю. Я пришел не за этим. Это ты чего-то хочешь. Ты позвал меня, и я пришел.
Гэйлон смущенно покачал головой.
— Я никого не звал, ни одного человека.
— Ты не звал человека, ты звал меня. Ты хочешь знать мои секреты.
Незнакомец шагнул вперед и приблизился к Гэйлону неуловимо быстрым движением. Его лицо вышло из тени, и их взгляды встретились. Глаза незнакомца были удивительно голубыми, светлыми, даже красивыми, но в глубине их таилось что-то загадочное и слегка пугающее, но вместе с тем смутно знакомое. Чем дольше Гэйлон глядел в эти глаза, тем больше они становились.
И внезапно отовсюду зазвучал странный певучий голос пришельца:
— Ты пойдешь со мной? Я могу ответить на все твои вопросы.
Гэйлон бездумно поднялся с земли и сделал шаг.
Где-то далеко-далеко раздался чей-то крик. Этот голос, не громче комариного писка, беспокоил Гэйлона, раздражал, мешал сосредоточиться. Какая-то темная тень возникла перед ним, заслоняя его от пронзительного взгляда огромных голубых глаз. Принц рванулся вперед, пытаясь преодолеть неожиданное препятствие, рассердившись так сильно, что его всего затрясло. Но нет, это его кто-то тряс безжалостно и сильно.
— Гэйлон! — Дэрин обхватил мальчика за плечи и с силой потряс. — Посмотри на меня! На меня!!!
Испытывая странное головокружение, Гэйлон попытался сфокусировать взгляд на лице герцога. По сравнению со светло-голубыми, кристально-чистыми озерами глаз незнакомца синевато-серые глаза Дэрина и черты его лица выглядели простыми, ничем не примечательными. Как смеет он мешать ему? Но, выглянув из-за плеча герцога, мальчик увидел, что голубоглазый чужак исчез.
— Где он? — требовательно и гневно спросил принц.
— Здесь никого не было, — ответил ему Дэрин.
— Нет, был! Мужчина. Он стоял прямо передо мной.
— Это был не человек, Гэйлон, это был Дух.
— Что-что?
— Дух, наставник, поводырь. Я могу описать его только этими словами.
И вдруг Дэрин закричал громко и настойчиво:
— Гэйлон! Обещай мне, что ты никогда больше не будешь пользоваться своим Колдовским Камнем!
— Нет! — не раздумывая, с вызовом отозвался мальчик.
— Сядь и выслушай меня, — приказал Дэрин.
Гэйлон сел, и герцог зашагал вокруг него так быстро, что тяжелый плащ летел за ним по воздуху, как газовый шлейф за кометой.
— В первый раз твое невежество спасло тебя. Ты и теперь ничего не знаешь, но ты уже достаточно много пользовался своим Камнем и не можешь считать себя в безопасности. Нет, молчи. Я знаю, что ты теперь чувствуешь. Могущество твое тут, но ты не готов, не умеешь им пользоваться. Если бы ты пошел за этим «мужчиной» в лес, ты бы погиб.
— Этот дух — он злой?
— Он не злой и не добрый. Просто могущественный, как одна из стихий, сил природы, которая повинуется обладателю Камня. Это? — Дэрин огляделся по сторонам в поисках сравнения. — Это как огонь. Огонь не добрый и не злой, он может помочь тебе и принести вред. С огнем надо обращаться с осторожностью, нужно учиться контролировать пламя, чтобы оно не превратилось из искры в лесной пожар. То же самое относится и к Камню.
— Так научи меня! Покажи мне, как обращаться с Камнем, — умоляюще проговорил Гэйлон.
— Не могу, — просто сказал ему Дэрин.
— Но почему?
Дэрин отвернулся.
— Потому что я боюсь.
— Нет! — воскликнул Гэйлон. — Ты ничего не боишься.
Дэрин покачал головой.
— Только глупец ничего не боится, Гэйлон.
Но принц не хотел слышать его. Он знал Дэрина слишком хорошо. Герцог повергал врагов во прах мечом и завоевывал души своей лютней.
Предвидя следующие слова принца, Дэрин поспешно сказал:
— Как ты думаешь, почему я так мало и так неуверенно пользуюсь своим Камнем?
— Не знаю, — обиженно проворчал принц.
— Потому что боюсь. Я тоже когда-то посетил волшебную страну сна, и искушение остаться там, как и у тебя, было необыкновенно сильным, я едва-едва сумел победить его. Но ты и представить себе не можешь, как это тяжело — беспомощно стоять рядом и смотреть, как кто-то, кого ты любишь, тает и чахнет. Я был уверен, что у тебя есть Камень, но я не смог разжать твоих пальцев, но даже если бы я смог, я не должен был бы забирать его у тебя. Если бы я сделал это, ты никогда бы не вернулся.
Гэйлон снова представил себе угольно-черное небо над желтой равниной и вспомнил беззаботную радость, которую довелось ему испытать там.
— Что бы ты сделал, если бы я решил остаться там?
— Похоронил бы тебя. Со временем тело умирает. Многие погибли именно так. Ты выбрал себе тяжелый и опасный путь, Гэйлон Рейссон. Вот уже тысячу лет никто из королей этой страны не осмеливался пойти этим путем.
— Я могу сделать это, Дэрин, могу! Позволь мне попробовать, — Гэйлон смотрел на герцога, и тот снова отвернулся.
— Я не могу учить тебя, но могу отвести к тому, кто в силах сделать это гораздо лучше, — сказал он, не глядя на мальчика. — Но я сделаю это, только если ты поклянешься мне не пользоваться Камнем ни при каких обстоятельствах, пока мы не попадем туда.
— Я клянусь, — быстро и с жадностью сказал Гэйлон.
Дэрин повернулся к мальчику, и Гэйлон увидел, что лицо герцога стало жестким и суровым:
— Если ты не сдержишь своего слова, нашей дружбе конец. Я немедленно оставлю тебя и уеду не оглядываясь. В этом я клянусь тебе.
Заметив промелькнувший в глазах Гэйлона страх, Дэрин остался доволен. Гэйлон обладал сильной волей, но был дерзок и горд, а путешествие к замку Сезрана, стоявшему на берегу моря, заняло бы немало времени, и на протяжении всего этого пути мальчику придется держать в узде свое любопытство. Но это было необходимо.
А Сезран? Что скажет Сезран? Дэрин почувствовал, как страх коснулся сердца холодной рукой, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с этим чувством.