Нанкус протиснулся сквозь толпу и встал в первом ряду. Некоторое время он наблюдал за представлением труппы бродячих акробатов, которое они устроили прямо на булыжной мостовой Киптауна. Трое молодых парней и девушка кувыркались прямо на узком участке улицы, который расчистила для них толпа. Все четверо были невысокие, очень проворные. Одетые в одежду клоунов, они разыгрывали пантомиму, притворяясь, будто соперничают друг с другом, добиваясь внимания девушки, перебрасывая ее по воздуху друг другу. Толпа одобрительно шумела и хлопала, но Нанкус, недовольный, нахмурился и стал вглядываться в лица собравшихся.

Здесь не было никого, кто подходил бы под описание тех людей, которых разыскивал капитан. Нанкус остро ненавидел орды пришельцев, которые заполонили Киптаун и сделали его задачу практически невыполнимой. Даже в Занкосе, крупном портовом городе, ему было работать легче, чем в Киптауне накануне свадьбы короля. Кроме того, его поиски осложнялись и тем, что он был хорошо известен в городе, — не столько внешним видом, сколько жестокостью, — и поэтому местные жители, остро ненавидя капитана, очень неохотно шли на сотрудничество.

Представление закончилось, и мелкие монеты, блестя на солнце, зазвенели о мостовую. Нанкус в последний раз обежал толпу внимательным взглядом. В самом последнем ряду внезапно произошло какое-то быстрое движение, и человек, несмотря на теплую погоду до самых глаз закутанный в плащ, резко толкнул своего соседа локтем и быстро пошел прочь. Нанкус высоко поднял сжатый кулак в кольчужной перчатке, чтобы привлечь к себе внимание двух солдат, которые стояли по краям толпы. Указав им пальцем на удаляющуюся фигуру в плаще, Нанкус кивнул головой и стал протискиваться вперед. Солдаты тоже сдвинулись с места, окружая незнакомца с двух разных сторон.

Человек в плаще заметил их маневр и бросился бежать, расталкивая прохожих, бросаясь из стороны в сторону и стараясь достичь аллеи. Солдаты не церемонились с теми, кто оказывался на их пути, однако к тому времени, когда они достигли узкой боковой улочки, в которую метнулся преследуемый, там уже никого не было. Несколько мгновений они топтались среди пустых ящиков и разбросанных по земле полусгнивших корзин. Нанкус, пряча меч в ножны, обругал солдат за нерасторопность, и тут его чуткое ухо уловило какой-то странный звук, похожий на неосторожное шарканье ноги. Последовала тишина, а потом их жертва выскочила из-за штабеля ящиков и помчалась в обратном направлении. Нанкус первым пришел в себя и ринулся в погоню. Ему удалось схватить человека за развевающийся плащ, но непрочная материя стала рваться с оглушительным треском, и этот звук эхом заметался в узком пространстве между двумя высокими каменными стенами.

Как бы там ни было, но завязанный у горла плащ оказался достаточно прочен, чтобы преследуемый опрокинулся на землю. Нанкус ловко перехватил руку противника, который пытался взмахнуть кинжалом, и несколько раз сильно ударил ею о мостовую, чтобы выбить оружие. Кинжал звякнул о камни. К этому моменту солдаты уже прижали к груди беглеца острия своих мечей, и тот прекратил сопротивляться.

Нанкус откинул капюшон. Лицо молодого человека было искажено гневом и ненавистью, но глаза были карими, да и волосы были другого цвета. Это был явно не Гэйлон Рейссон.

Нанкус ощупал ткань плаща и обнаружил в нем потайной карман. В кармане оказался кошелек, туго завязанный шнурком.

— Клянусь Владыкой Преисподней! — прорычал капитан. — Я искал принца, а поймал вора-карманника!

Он отошел в сторону и, пока его подчиненные ставили пленника на ноги, высыпал из кошелька на ладонь его содержимое. В кошельке оказалось восемь монет: одна золотая, а остальные — серебряные. Жалкая добыча! Нанкус кинул каждому из солдат по серебряной монете, которые были пойманы ими еще в воздухе. Не обращая внимания на алчные ухмылки подчиненных, капитан ссыпал остальные деньги к себе в карман и отправил солдат вместе с несчастным пленником обратно в замок, темницы которого и без того были переполнены.

Вернувшись на запруженную народом оживленную улицу, Нанкус остановился на перекрестке и посмотрел вдоль длинного ряда магазинчиков и лавочек. В дверях одной из них, под яркой вывеской, гласившей, что в этой лавочке гадалка предсказывает судьбу, стояла миниатюрная женщина в длинной домотканой юбке. Она с вызовом смотрела на капитана, и тот уже хотел подвергнуть ее допросу, однако в ее глазах было что-то странное — что-то темное и пугающее — и Нанкус, так и не осознав до конца причину этого, развернулся и быстро зашагал прочь.

***

Джессмин отодвинула щеколду окна и толкнула наружу тяжелые деревянные рамы. Осторожно перегнувшись через подоконник, она прислушивалась к звукам музыки, которая отвлекла ее от рукоделия. Однако за шумом множества голосов слуг, за бряцаньем доспехов стражников и за воплями инструктора, доносившимися с учебного плаца, нежная мелодия снова стала неразличима. Тогда Джессмин высунулась из окна чуть дальше, чтобы увидеть границу сада.

В саду пышно распустились последние розы, они цвели так буйно и дружно, что Джессмин была совершенно уверена — ей никогда в жизни не доводилось видеть такой красоты и вдыхать столь сладкие запахи.

Бабушка Арканья наверняка ошиблась, предсказывая скверную погоду. Еще вернее было то, что леди Герра не правильно поняла предсказание старой гадалки. Арканья часто говорила загадками, что, по всей видимости, было неотъемлемой частью ее науки.

Джессмин не могла сказать, что она не одобряет походы леди Герры к гадалкам и предсказательницам. Более того, она сама однажды отправилась взглянуть на старую женщину, однако то, что леди Герра принимала за достоверное предсказание, показалось Джессмин пустой болтовней. Все же ей понравились душевное тепло и доброта бабушки Арканьи, и принцесса с нетерпением ожидала возможности увидеть ее во второй раз.

Гадалка предсказывала Зиму Потерь. Это была девятая зима девятикратного девятилетнего цикла, которая должна быть самой суровой за восемьдесят один год периода. Но если это так, то почему солнце светит так ласково и тепло, несмотря на позднюю осень? Почему небо такое голубое и безоблачное? И Джессмин еще раз с наслаждением вдохнула аромат цветущего сада, совсем позабыв о едва слышной мелодии, которая позвала ее к окну. Ничто больше не беспокоило ее сильнее, чем погода. Ах, если бы она продержалась чуть дольше. Завтра ей исполняется пятнадцать, и она выходит замуж за короля Люсьена. Завтра она станет королевой.

Эта мысль отчего-то наполнила ее смутным страхом и дурными предчувствиями. Она любила Люсьена за его доброту и нежность, и ей очень хотелось доставить ему радость, но одновременно она и боялась его.

В этот момент снова зазвучала музыка. Нежная мелодия плыла над вершинами деревьев сада, она раздавалась где-то безумно далеко, однако в ней были странно знакомые ноты, которые сводили ее с ума. Джессмин в смятении отступила от окна и покосилась на свою бонну. Леди Герра задремала в своем кресле, выронив рукоделие. Не раздумывая, Джессмин подошла к двери и осторожно выглянула в коридор. В коридоре никого не было, и принцесса выскользнула из своих покоев, бесшумно прикрыв за собой дверь. Около лестницы она снова огляделась и стала спускаться вниз, ее туфли лишь слегка шуршали по ступенькам, пока она спускалась на первый этаж замка. Джессмин было немного не по себе; ей не позволяли выходить из своих комнат без сопровождающих.

Громкий топот заставил принцессу броситься к одной из ниш в стене и сжаться там в тени. Сердце ее бешено стучало. Мимо нее промаршировали четверо стражников. Когда их гулкие шаги наконец затихли, Джессмин отважилась покинуть свое убежище и тут же столкнулась нос к носу с босоногой девочкой-служанкой, которая торопливо бежала куда-то вдоль коридора. Несколько секунд обе ошарашенно глядели друг на друга, затем девочка, прижимая к себе охапку полотняных простынь, упала на колени и склонила голову.

— Миледи! — прошептала она потрясение.

Это была совсем молоденькая девушка, едва ли старше Джессмин. Принцесса взяла ее за плечи и помогла подняться. Затем она приложила палец к губам.

— Тс-с! — хитро улыбаясь, прошептала Джессмин. — Ты меня не видела.

Девочка неуверенно улыбнулась в ответ.

— О, ваше высочество, я никого не видела, совсем-совсем!

— Ну, ступай.

Джессмин смотрела ей вслед до тех пор, пока она не скрылась за углом, а затем пошла в противоположную сторону и без происшествий добралась до внутреннего дворика. Здесь было гораздо больше слуг, но все они были слишком заняты, и никто не обратил на нее внимания. К счастью, поблизости не оказалось никого из придворных, которые имели обыкновение отдыхать в это время дня. Впрочем, в последнее время они тоже были заняты приготовлениями к брачной церемонии.

В арке ворот принцесса нерешительно остановилась, но музыка продолжала манить ее. Собравшись с духом, она мелкими шажками пересекла вымощенный каменными плитами двор и, не глядя по сторонам, углубилась в сад. Она двигалась целенаправленно, но не спеша, спускаясь по маленьким ступенькам и минуя фонтаны и статуи. В саду почти никого не было, а маленькое стадо овец, пасшееся на траве и принадлежащее главному садовнику, отнеслось к появлению принцессы совершенно безразлично. До сих пор никто не окликнул ее, никто ее не заметил, и от этой неожиданно обретенной свободы у Джессмин даже немного зашумело в голове, как после бокала вина.

Пройдя вдоль живой изгороди из жимолости и боярышника, Джессмин нашла потайной проход и вошла в него. Тропа была узкой, колючие ветки цеплялись за ее юбки, за рукава платья и за волосы, зато музыка теперь зазвучала громче. Мелодия доносилась от реки, протекавшей под холмом, и Джессмин даже сумела определить, что это за инструмент. Кто-то играл у реки на лютне.

Тропа вывела принцессу на пологий склон холма и стала петлять по широким, светлым полянам, окруженным дубами и пихтами, тисовыми рощами и миртовыми зарослями. Джессмин то ныряла в их тень, то снова выходила на свет, а музыка все звучала и будила в ее сердце легкую неземную радость и одновременно печаль. Подобрав подол платья, чтобы оно не соприкасалось с усыпанной хвоей и листьями землей, Джессмин сошла с тропы и пошла прямо на звук.

На каменистом берегу реки сидели двое, чуть поодаль была привязана гнедая лошадь. Один из незнакомцев был обращен спиной к холму, второй сидел на камне и смотрел, как Джессмин спускается вниз по склону. Его лицо было наполовину скрыто длинными черными с проседью волосами, которые переходили в широкую темную бороду, так что с первого взгляда было очень трудно определить, где кончается одно и начинается другое. Этот человек был одет в темные одежды, а на плечи его был накинут плащ того же невеселого оттенка. Грубую ткань плаща расцвечивали и оживляли только искусно вышитые красные и зеленые морские змеи и драконы с расправленными крыльями и растопыренными когтистыми лапами.

На лютне играл второй, тот, который сидел спиной к Джессмин. Он был моложе своего товарища. Джессмин увидела его лицо, только когда спустилась с берега и он обернулся к ней. Молодой человек тоже носил бороду, но она была аккуратно подстрижена, а ее золотисто-рыжий цвет странно контрастировал с короткими песочно-желтыми волосами на голове. Юноша носил камзол из некрашеной замши с короткими рукавами, надетый на белую полотняную рубашку. Замшевые бриджи были заправлены в высокие башмаки. Взгляд его зеленовато-коричневых глаз, устремленных на нее, был серьезен, однако юноша ни на мгновение не перестал играть на своем инструменте. Джессмин в восторге следила за тем, как его ловкие пальцы перебегают по ладам инструмента, извлекая из струн незамысловатую мелодию. Эти звуки проникли ей в голову, в ее мысли, настойчиво пытались пробудить в ней какие-то давние воспоминания, пока неведомо откуда в памяти Джессмин не возникли слова этой песенки, и она запела, подстраиваясь под голос лютни:

— Тислдаун, Тислдаун, Что это ты задумал?

— Вместе с ветром я лечу Туда, куда он дунул.

— Тислдаун, Тислдаун, Что там ты будешь делать?

— Ах, не знаю я пока, Да мне и нету дела!

— Тислдаун, Тислдаун, Меня с собой возьми!

— Покрепче за меня держись И вперед смотри!

Звук собственного голоса удивил Джессмин. Она никак не могла вспомнить, когда пела в последний раз. Принцесса стояла как зачарованная до тех пор, пока мелодия не затихла, поглощенная журчанием неглубокой воды на камнях. Заметив, что молодой человек все еще смотрит на нее, она почувствовала, как щеки ее вспыхнули.

— Ты? ты прекрасно играешь, — пробормотала она, справившись со своим смущением.

— Благодарю, миледи, — юноша слегка поклонился. Его глаза устремились на старика, и Джессмин показалось, что они о чем-то разговаривают без слов. Мужчина в смешном плаще встал, тяжело опираясь на длинный посох, и неверными шагами приблизился к менестрелю. Только теперь Джессмин увидела, что он — калека. Гнедая кобыла следовала за ним по пятам, словно огромная рыжая собака.

— Если миледи желает, я могу спеть еще одну песню, — снова заговорил юноша.

Мужчина в плаще слегка качнул седой головой, словно предупреждая молодого.

— Мы не должны задерживать госпожу, иначе в замке подымется тревога. — Он протянул руку и взял лютню из рук юноши. — Может быть, ты просто проводишь ее обратно?..

Джессмин не успела понять, страх ли промелькнул в глазах юноши или это было что-то другое. Юноша сразу заулыбался, учтиво взял ее за руку и повел обратно вверх по холму. Прикосновение его пальцев было тревожащим, и принцесса ощутила легкие угрызения совести. Прикосновение Люсьена никогда не будило в ней таких странных чувств, не наполняло ее таким странным восторгом, похожим на тот, какой она испытывала когда-то давно, когда ей еще приходилось летать во сне. Смутившись, Джессмин высвободила руку и увидела в глазах молодого человека неприкрытую боль. Ей захотелось сказать ему что-то доброе, как-то его подбодрить, но мысли ее не желали успокаиваться, и ей так и не удалось ничего придумать. Всю дорогу они молчали. На вершине холма Джессмин хотела распрощаться, но вдруг остановилась.

Ей вдруг стало страшно, что она никогда больше его не увидит, и тогда она сказала:

— Мне бы хотелось еще раз послушать, как ты играешь.

Увидев на его лице нерешительность, она горячо продолжила:

— Сегодня вечером! Приходи и будешь играть за праздничным ужином.

— Мне кажется, миледи?

— Ты должен исполнить мою просьбу, — поспешно перебила Джессмин. — Я принцесса и скоро стану королевой. Стража будет предупреждена, и тебя пропустят. Возьми с собой и своего учителя. Обещаю, что вас обоих накормят и хорошо заплатят.

Юноша снова заколебался, на лице его появилась озабоченная гримаса, однако Джессмин безошибочно угадала, что ему очень хочется этого. После недолгого размышления он грациозно поклонился.

— Если ваше высочество приказывает, я обязан подчиниться.

Джессмин улыбнулась и хотела уже войти в проход, ведший через колючую изгородь, но вдруг остановилась.

— Твое имя? Ты должен сказать мне свое имя.

Юноша снова промедлил, прежде чем ответить.

— Меня зовут Тэйн, госпожа.

Принцесса почувствовала фальшь в его интонациях, но предпочла не обратить на это внимания.

— Ну что ж, до свидания? Тэйн.

***

— Это безумие! — негромко вскричала Миск, в отчаянье опустив руки. В передней комнатке лавки предсказательницы звякнул над дверью колокольчик, возвещая о приходе клиента.

— Ты должен отговорить его, — приказала Миск Дэрину и, повернувшись так резко, что юбки ее взлетели вверх, скрылась за тяжелыми портьерами. Из передней комнаты до них донесся густой запах ладана и мягкий голос Миск, которая кого-то приветствовала.

— Она права, — сказал Дэрин, стараясь говорить тихо, чтобы их никто не подслушал. — Я запрещаю тебе делать это.

— Вот как? — Гэйлон негромко рассмеялся. Он был занят тем, что накладывал растопленный воск на деку лютни, стараясь вернуть ей презентабельный вид.

— Клянусь богами, Гэйлон, ты думаешь, что я шучу?

Принц улыбнулся. Губы его изгибались, но глаза оставались холодными.

— И как ты собираешься меня остановить?

— Ну подумай сам, Гэйлон. Не позднее чем через неделю леди Герра приведет Джессмин сюда. Миск уже обо всем договорилась. Тогда мы сумеем отослать девочку с Джими и спрятать ее в безопасном месте.

— Неделя! Завтра она выходит замуж за Люсьена!

— Говори тише! — предостерег его Дэрин. — Мы еще не готовы предпринимать какие-то шаги. Если ты столкнешься со своими врагами сейчас, они могут причинить вред Джессмин. Сначала нам необходимо обезопасить принцессу. Миск уже больше месяца работает в Киптауне с группой мятежников, и если они помогут нам, у нас появится реальный шанс на успех. Тебе придется подождать.

— Ни за что. Сегодня вечером я положу всему этому конец. Я не позволю ему прикасаться к Джессмин, не позволю ему затащить ее в свою постель! Она должна стать моей королевой, моей, а не его. Никакой свадьбы не должно быть!

— А как ты собираешься это остановить? — осведомился герцог. — Фейдир знает, что мы обязательно появимся. Я уверен, что он все давным-давно спланировал и предвидел. Миск видела, как стража прочесывает город. Нас уже ждут, Гэйлон. Замок — это ловушка. Нанкус схватит тебя, лишь только ты войдешь в ворота.

— Ты забываешь, что у меня есть вот это, — проворчал Гэйлон, сжимая в кулак руку с перстнем. Камень на его пальце ярко блеснул и погас.

— Глупец! Да, у тебя есть сила, но нет опыта.

— Они не могут предвидеть того, что мы открыто войдем в замок через главные ворота. Джессмин пригласила меня, и стража нас пропустит. Я — Тэйн, простой странствующий музыкант, а ты — мой учитель. Замок и так уже битком набит благородными господами, дамами и всевозможными фокусниками и музыкантами, которые собрались на свадьбу Люсьена. Если повезет, я сумею заколдовать их всех при помощи музыки и вернуть себе корону, не пролив ни капли крови.

— Простофиля! Глупец! Я воспитал глупца! — герцог обхватил голову руками.

— Попомни мои слова: кровь прольется, и это будет твоя кровь!

На лице Гэйлона выступил гневный румянец.

— Оставайся здесь, если боишься!

Портьеры раздвинулись, и оба замолчали. В комнатку вошла Миск.

— Покупатель? — спросил Дэрин.

— Да, один ребенок страдает коликами в животе, и его мать приходила за травами, — Миск покосилась на Гэйлона, который с мрачной решимостью полировал лютню куском мягкой ткани. Затем она перевела взгляд на Дэрина, и герцог покачал головой.

— Он не хочет слушать меня, — пояснил Дэрин.

— Гэйлон, — мягко спросила Миск, — неужели ничто не может заставить тебя отказаться от твоего плана?

— Нет, — резко ответил юноша.

— Тогда позволь Дэрину принести тебе меч.

— Мы уже обсуждали это, — неприятным голосом объявил принц. — Я не хочу брать Кингслэйер в руки. Он мне не нужен.

Затем голос его стал мягче, и он положил свою ладонь на тонкое предплечье Миск:

— Я знаю, что ты видишь будущее. Именно потому ты оказалась здесь в тот самый момент, когда мы больше всего в этом нуждались. Мы снова у тебя в долгу, Миск.

— Гэйлон, дитя мое, — заговорила маленькая женщина. — Позволь мне рассказать тебе то немногое, что я вижу в будущем.

— Нет, — отказался Гэйлон. — Мне это не нужно, так же как и волшебный меч. Я больше не маленький мальчик, Миск, я маг, и мое могущество велико. Вы должны верить в мои силы. Сегодня ночью я верну свое королевство, сегодня? или никогда.

— А как ты справишься с Фейдиром! Я прятала вас от его магии на протяжении последних двух недель, однако стоит вам войти в замок, и я буду бессильна помочь. Тебе необходимо учесть, что Фейдир очень силен.

— Но он не знает, что у меня есть Камень, понимаешь? — Гэйлон повернул перстень на пальце таким образом, что Камень оказался спрятанным в ладони.

— К тому времени, когда он поймет, в чем дело, будет слишком поздно. Кроме этого, Миск, я уверен в том, что моя жизнь каким-то образом заколдована. Ничто не может повредить мне. Не бойтесь за меня, я не могу потерпеть поражения.

Принц встал и вышел на маленькую, пустынную улочку через заднюю дверь.

Миск смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся за углом. Дэрин Подошел и встал рядом с ней в дверном проеме, укрыв плащом свою израненную руку.

— Он молод, горяч и глуп, — пробормотал он. — Я не могу оставить его одного.

— Да, — тихо шепнула Миск, глядя на герцога. На лице ее отразилась какая-то неясная грусть. — Ты ведь знаешь, что ждет тебя в Каслкипе?

— Ты открыла мне это очень давно, — Дэрин шевельнул бровью.

— Фейдир не должен завладеть оружием.

— Он его не получит.

Миск запрокинула голову и посмотрела на небо. На узкой полоске голубого цвета, видневшейся между крышами соседних домов, собирались темные облака. Надвигались сумерки.

— Ты ощущаешь? — спросила Миск. — Чувствуешь запах?

— Запах чего? — спросил герцог.

— Запах бури. Я сдерживала непогоду сколько могла, но это не обычный шторм. Это идет Сезран, — Миск слегка вздрогнула. — Гэйлон прав только в одном: сегодня все кончится.

— Ты видишь этот конец?

— Только фрагменты. Мы находимся на стыке тысячелетий, и я надеюсь, что в вихре всех возможных вероятностей то, что я когда-то подтолкнула, сумеет пробиться сквозь хаос к тому будущему, к которому мы стремимся.

— Миск? мне нужно идти.

Миск потянулась к Дэрину, намереваясь поцеловать его в лоб, но герцог наклонился и внезапно прикоснулся своими губами к ее.

— Прощай, — сказал он.

— Прощай, Дэрин Госни.

Герцог пошел прочь, стуча посохом по камням мостовой, и Миск внезапно увидела его молодым, таким, каким он когда-то был. Этот образ пробудил в ней еще более сильную печаль.

***

Несмотря на легкую нервную дрожь, Джессмин вся сияла. Разве могла она предположить, что предстоящая свадьба принесет с собой такие значительные перемены? Во всяком случае, Люсьен лелеял самые радостные надежды, ведя принцессу к ее месту за столом. Гости уже ждали, стоя рядом со своими стульями, на которые и уселись, лишь только король опустился в кресло. За столом в небольшой уютной трапезной было всего двадцать человек, хотя у Люсьена было немало родственников среди южан-аристократов, которые прибыли в замок на церемонию бракосочетания. Каслкип был переполнен дальними родственниками, представителями купеческой касты, знатью, знакомыми и незнакомыми аристократами из старинных родов, друзьями и недоброжелателями. Коридоры замка превратились в оживленные улицы, а во время приемов в огромной пиршественной зале яблоку негде было упасть.

В трапезной же было относительно спокойно, и Люсьен даже мог наслаждаться вином и вкусной пищей в обществе всего нескольких самых близких друзей. На противоположном конце стола сидела и леди Марсел. Сегодня она была особенно красива, в новом атласном платье холодного серебристо-голубого оттенка. Свадьба короля огорчила ее, и Люсьен, неожиданно почувствовав угрызения совести, успокоил себя тем, что он не давал девушке никаких обещаний и клятв. В любом случае в их отношениях ничто не должно было измениться.

Сидевший по правую руку от короля Фейдир был погружен в собственные мысли. Поиски Гэйлона и Дэрина слишком занимали его ум, и он, казалось, был неспособен обращать внимание на что-либо иное. Маг стремился использовать их, чтобы добраться до Кингслэйера, однако у Люсьена было на этот счет собственное мнение. Враги короля должны были быть убиты в тот самый момент, когда их схватят.

Молодой король потянулся за своим кубком и отпил большой глоток. То, что эти двое все еще были живы, беспокоило его, однако не так сильно, как воспоминания более свежие. Во рту его немедленно пересыхало, стоило только вспомнить сонное заклятье дяди. Он получал немалое наслаждение, пытая Гэйлона, несмотря даже на то, что во сне принц являлся ему десятилетним мальчиком, которого Люсьен знал много лет назад. Однако последний сон внезапно закончился совершенно неожиданно.

Люсьен почувствовал, как мышцы живота непроизвольно сжались. Не было никаких сомнений, что Дэрин использовал свое гнусное волшебство, чтобы выручить принца и натравить его на Люсьена. И Люсьену воздалось сторицей?

Выпив кубок до дна, Люсьен приказал подать себе еще вина. Только вино дарило ему успокоение. И еще Джессмин. Люсьен поймал себя на том, что глядит на принцессу с обожанием и со страстью.

Тем временем слуги убрали со стола последнюю перемену и подали к столу печенье и сладкий пудинг. Главный распорядитель вошел в трапезную и, с легким стуком опустив на каменный пол свой церемониальный жезл, провозгласил:

— Ваше величество, милорды и леди! Позвольте мне представить вам странствующего музыканта Тэйна и его учителя Мерилла, которые развлекут вас своей музыкой.

Услышав это сообщение, Джессмин, сидевшая подле короля, оживилась, и на лице ее заиграла ослепительная озорная улыбка. Люсьен растерянно наблюдал за вошедшими менестрелями. Один из них был рослым молодым парнем, изящным и стройным, с ярко-рыжей бородой. Одет он был в костюм из нарядной светлой замши, однако побитая лютня явно знавала лучшие времена. Следом за ним вошел седой старик, густо заросший нестриженой бородой. С сутулых плеч его свисал какой-то экзотический плащ, богато украшенный вышивкой. Старик уселся на табурет в дальнем углу у очага, положив на колени посох, и Люсьен снова посмотрел на молодого музыканта, который запел печальную балладу.

Джессмин положила свою узкую ладонь на руку Люсьена.

— Я услышала его игру только сегодня утром. Он так хорошо поет, что мне захотелось позвать его на праздник. Ты ведь не сердишься на меня, дорогой?

— Конечно, нет, — успокоил ее Люсьен, однако его мысли мчались, как легкие парусные лодки, гонимые ураганом. Незаметно взглянув на дядю, он увидел что глаза посланника сузились, а сам он замер и сжался в комок, как кошка, завидевшая мышь.

Рядом с Фейдиром возник Нанкус, и дядя что-то шепотом сказал капитану. Игравший на лютне менестрель задумчиво смотрел на них, не прерывая песни, и Люсьен снова взглянул на дядю. Нанкус вышел из трапезной так же незаметно и быстро, как и появился, а Фейдир улыбнулся племяннику и потянулся за своим кубком. Слуги вились вокруг стола, обслуживая гостей.

Что происходит? Задавшись этим вопросом, Люсьен пристальнее всмотрелся в черты лица музыканта, в его глаза и в цвет его волос. А старик — неужели Дэрин мог так сильно состариться всего за девять лет? Значит, это иллюзия, магическая маскировка. Хотя, с другой стороны, вряд ли его противники были настолько глупы и безрассудны, чтобы открыто явиться в королевскую трапезную. Но Люсьен не хотел рисковать.

Молодой король любезно улыбнулся леди Марсел и поманил ее взглядом. Осчастливленная его вниманием, Марсел приблизилась к нему и низко наклонилась, чтобы услышать то, что Люсьен прошептал ей на ухо. Слегка кивнув, она вышла, отправившись по его поручению. Джессмин же, очарованная чудесной песней, ничего этого не заметила.

Два стражника с алебардами встали на караул у дверей, однако оба были столь неподвижны, что гости вскоре перестали обращать на них внимание, словно это были предметы обстановки. Тем не менее Люсьен был уверен, что заметил на лице юноши легкую тень беспокойства. Старик, однако, все так же неподвижно сидел у очага, прислушиваясь к мелодии и глядя на исполнителя. Люсьен не мог не признать, что юноша играл прекрасно, извлекая из старой лютни чарующие звуки, которые эхом отражались от каменных стен комнаты, создавая впечатление того, что музыка звучит откуда-то со дна глубокого ущелья в горах. Его голос звучал в одной тональности со струнами; и то и другое звучало почти волшебно. Волшебно? Люсьен поставил свой кубок обратно на стол, преисполнившись решимости не поддаваться чарам и сохранить ясный ум.

Фейдир сидел неподвижно, рассеянно поглаживая пальцем свой Колдовской Камень. На его лице, словно вырезанном из мореного дуба, застыла почти что милостивая улыбка. К большому облегчению Люсьена, Фейдир не обратил внимания на возвращение леди Марсел и на маленький пакет, который она незаметно передала королю, приседая перед ним в реверансе.

Тем временем кто-то из гостей потребовал что-нибудь веселое, и менестрель завел столь озорную и веселую песню, что довольно скоро дамы принялись звонко хихикать, а мужчины, давясь от смеха, то и дело вытирали платочками выступившие на глазах слезы. Даже на неподвижных лицах стражников появилось некое подобие ухмылок.

Не смеялась только Джессмин. Ее глаза остановились на фигуре музыканта, а отсутствующее выражение лица свидетельствовало о том, что принцесса едва ли понимает, о чем поется в песне. Джессмин столь пристально наблюдала за пальцами юноши, что Люсьен внезапно ощутил в груди ледяной холод. Теперь он догадался, отчего сегодня вечером она была столь оживленной и счастливой.

Тем временем гости за столом хором подхватили песню, и их голоса заглушили голос музыканта. Люсьен воспользовался этим моментом и подозвал своего личного слугу, который подал ему на небольшом подносе два кубка с вином. Пользуясь царившими за столом весельем и шумом, Люсьен незаметно всыпал в каждый из бокалов по щепотке мелкого белого порошка. Тем временем менестрель закончил песню под гром аплодисментов, и Люсьен снова кивнул слуге. Слуга взял поднос с кубками со стола, собираясь нести его в угол, где музыкант неловко раскланивался.

И тут произошло непонятное и страшное. Джессмин, повернувшись к столу, схватила с подноса один из кубков и поднесла его к губам. Для Люсьена время словно остановилось. Он видел замерший у губ кубок, видел застывшие в недоумении лица гостей, пораженных написанным на его лице ужасом. Уперевшись кулаками в стол, Люсьен привстал и открыл рот, чтобы закричать, но язык ему не повиновался.

Джессмин едва успела пригубить, как вдруг кубок взорвался в ее руках. Принцесса испуганно вскрикнула, и красное как кровь вино хлынуло ей на лицо и на платье.

Поднялась паника. Менестрель швырнул лютню на пол и прыгнул к Джессмин, однако ближайший к нему стражник оказался проворнее. Взмахнув алебардой, он ударил ее обухом по голове юноши. Удар пришелся как раз под левое ухо, юноша качнулся, налетел на стол и обрушился на пол, увлекая за собой тяжелое дубовое сооружение вместе с посудой.

Люсьен схватил Джессмин за плечи и заставил ее подняться.

— Сколько ты выпила?! — закричал он.

Испуганная и смущенная Джессмин молча посмотрела на загубленное платье, затем на юношу, распростершегося на полу среди битых тарелок и разбросанных чашек. Люсьен грубо тряхнул ее.

— Сколько ты выпила? — снова проревел он.

— Я? — Джессмин запнулась и посмотрела ему в глаза. — Один глоток. Но что?

Король видел по ее глазам, что Джессмин догадалась. Щеки ее побледнели, а колени подогнулись, и Люсьен подхватил ее на руки.

— Позовите врача! — закричал он, перекрывая взволнованный шум голосов.

— Ради бога, позовите Гиркана!

Джессмин, лежа в его объятиях, начала корчиться. Яд, к которому прибег Люсьен, действовал быстро и причинял страшные мучения. Именно благодаря этим двум качествам Люсьен предпочел его всем остальным. Прижимая принцессу к груди, Люсьен выбежал из трапезной.

— Вон! Все вон отсюда! — закричал Фейдир бестолково суетящимся слугам и растерянным гостям. — Пусть останется только стража.

Леди и благородные господа ринулись к двери, ничего не соображая от страха. Они бросались из стороны в сторону, окликая друг друга и ища в суматохе свою пару. В углу у камина поднялся с табурета Дэрин, и Фейдир указал на него пальцем.

— Взять его!

Ближайший стражник, расслышав приказ, бросился к герцогу и схватил его, вырвав из руки посох. Дэрин увидел, как Гэйлон на полу пошевелился, повернул голову и открыл глаза.

— Не делай этого! — закричал Дэрин, но было уже поздно.

В комнате подул пронзительный холодный ветер. Невидимый вихрь погасил свечи, поднял в воздух мелкий мусор с пола и со столов, сорвал со стен расписные гобелены. Последние слуги с криком ломились из трапезной наружу.

Фейдир вскочил и, сжав на груди сердито мерцающий Камень, прокричал что-то, стараясь перекричать резкий свист ледяного ветра, но поток воздуха скомкал его слова, разорвал фразы и унес прочь. Потрясенный солдат, который все не выпускал Дэрина, почувствовал, как ветер нащупал его в пространстве, дернул за волосы, потянул за одежду. Рядом с ним в очаге внезапно вспыхнуло жаркое пламя, с ревом устремившееся в трубу дымохода. Стражник испуганно вздрогнул и повернулся туда, и в этот миг из камина плеснула волна голубого огня. Он открыл рот, чтобы закричать от нестерпимой боли, но вместо воздуха его легкие наполнились огнем и смертью.

Когда пламя погасло, у камина стоял лишь целый и невредимый Дэрин.

Ледяной вихрь исчез так же внезапно, как и появился.

Вся комната наполнилась едким серым дымом, но и сквозь него Дэрин отчетливо видел размытое сияние двух волшебных Камней. Гэйлон и Фейдир стояли друг напротив друга в противоположных углах комнаты, а стражники нерешительно толпились возле стены.

— Дэрин! — позвал герцога Гэйлон, не отрывая взгляда от Фейдира. — Стань так, чтобы я тебя видел.

Дэрина заполнило дурное предчувствие. Он медленно шагнул к двери, однако из темного коридора метнулась ему навстречу еще одна фигура. Сильная и безжалостная рука схватила его за бороду, и Дэрин почувствовал у своей шеи прикосновение чего-то холодного.

— Не дергайся! — прошипел ему на ухо Нанкус, таща герцога за собой в центр комнаты, так чтобы Гэйлону было лучше видно. В трапезную ворвалось еще несколько стражников.

На лице Фейдира появилась торжествующая улыбка.

— Сними перстень, молодой маг, иначе Госни умрет!

— Не слушай его! — крикнул Дэрин. — Я не должен быть твоим слабым местом!

Нанкус изо всей силы рванул его за бороду, запрокидывая назад голову.

Гэйлон слегка покачнулся. Ему нужно было время подумать, но в голове еще гудело после сильного удара. Кинжал Нанкуса сильнее надавил на горло Дэрина, и из-под клинка выкатилось несколько капель крови.

Принц медленно снял с пальца перстень. Голубое сияние его Камня тут же померкло, а потом погасло совсем.

— Нет? — простонал Дэрин.

Фейдир подошел к Гэйлону и протянул вперед руку; на ладони его лежал шелковый платок. Принц неохотно положил кольцо в ткань.

— Отличный Камень, — промурлыкал Фейдир, пристально разглядывая вещицу.

Затем он аккуратно завернул перстень в платок.

— Как жаль, что его придется уничтожить! — сказал он, отворачиваясь. — Мальчишку связать.

— А этого? — спросил Нанкус, слегка ослабив свою хватку.

— Приведи его в библиотеку. Мне нужно зайти в свою комнату, а потом я тоже приду туда. Мальчишку приведешь ко мне позже.

Гэйлон словно в тумане видел, как Фейдир уходит, унося с собой его Камень. Без него он чувствовал себя разбитым, выпотрошенным, опустошенным. Он едва видел приближающегося к нему Нанкуса, не заметил он и кивка, которым капитан подал какой-то сигнал стражнику, стоявшему ближе других к Гэйлону. Краем глаза принц уловил какое-то смутное движение, что-то просвистело над головой. Солдат еще раз ударил его тупой стороной своей алебарды, и в глазах Гэйлона вспыхнули яркие искры, а земля поплыла из-под ног.

Сознание медленно возвращалось к Гэйлону. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на полу лицом вниз. Что-то тяжелое надавило ему на спину: это стражник уперся коленом в позвоночник и стал связывать руки Гэйлона за спиной, но для принца это не имело никакого значения. Он лежал смирно, пока солдаты связывали его, прижимаясь щекой к холодному каменному полу, и соленый вкус крови во рту смешивался с горечью поражения. Все погибло, теперь его ждет смерть. Эта была единственная мысль, которая смогла всплыть в его сознании сквозь красную пелену боли. Хэбби была права — все, к чему он прикасается, в мучениях гибнет. Даже Джессмин! Гэйлон успел заметить ужас на лице Люсьена, когда принцесса поднесла кубок к губам, и не раздумывая воспользовался своим Камнем. Но было слишком поздно.

Гэйлон почувствовал в боку острую боль. Чей-то грубый башмак пинком перевернул его на спину, и Гэйлон застонал от бессильной ярости. Нанкус наклонился над ним, и его безносая улыбка напоминала оскал самой смерти.

— Ты знаешь, что я — законный король Виннамира, — собравшись с силами, спокойно произнес Гэйлон. — Освободи меня, и я награжу тебя.

Нанкус расхохотался.

— Воображаю, чем! Нет, парень, я выучил свой урок очень давно, — капитан схватил его спереди за камзол и слегка приподнял плечи Гэйлона над полом. — Ты убил Роми ударом в спину, но тебе не следовало оставлять в живых меня. Теперь я вознагражу тебя за его смерть!

Огромный кулак капитана, укрытый кольчужной перчаткой, обрушился на лицо Гэйлона. Принцу послышался крик Дэрина, раздавшийся откуда-то сверху:

— Прекрати! Он был ребенком, он только защищал меня!

Это не остановило Нанкуса. Новые удары обрушились на Гэйлона.

***

— Ты прекрасно знаешь, что это был за яд! — негромко, но угрожающе прорычал Люсьен. — Ты сам дал мне этот яд.

На лице Гиркана появилось испуганное выражение, и король добавил:

— Если она умрет, то и тебя ждет мучительный конец.

Угроза оказалась достаточно сильной, и Гиркан бегом помчался в свою лабораторию, а Люсьен вернулся к кровати, на которой лежала Джессмин. По сравнению со смертной бледностью ее лица губы и веки принцессы казались багрово-красными. Люсьен взял ее за руку. Рука была холодна как лед, но тонкие пальцы Джессмин сжали его кисть с такой силой, что затрещали кости и сухожилия. Снова начинались судороги. Лицо Джессмин перекосилось от жестоких страданий, и Люсьен заплакал от жалости к ней и к себе. Прозрачные слезы катились по его щекам, но Люсьен ничуть не чувствовал себя виноватым. Виноваты были Дэрин, Гэйлон, Фейдир, Гиркан — кто угодно, но только не он сам.

Когда приступ прошел, Люсьен выпустил руку принцессы и в отчаянии заметался по комнате, обещая себе предать лютой смерти всех виновных, если он потеряет Джессмин. Мысль о ее смерти была невыносимо тяжела для него.

С кровати послышался стон, и Люсьен бросился к принцессе, чтобы снова взять ее за руку.

— Любимая, любимая!.. — шептал он.

Ресницы Джессмин затрепетали, глаза широко открылись. Принцесса с трудом вглядывалась в его лицо.

— Как я люблю тебя? — шепнула она, и Люсьен наклонился к ней, чтобы лучше слышать ее слова.

Тем временем пальцы Джессмин снова сжались в кулаки, зубы скрипнули.

Тело ее снова изогнулось в судорогах, и она вскричала:

— Гэйлон!!!

Люсьен медленно выпустил ее руку, выпрямился и отвернулся. Лицо его стало неподвижным и мрачным, как скала. В двери ворвался запыхавшийся от быстрого бега Гиркан. В руках он держал высокую кружку с какой-то жидкостью.

— Вот противоядие, сир!

— Дай его мне, — холодно приказал Люсьен.

— Она должна принять его немедленно, не то будет поздно! — возразил лекарь, но Люсьен выхватил снадобье у него из рук. От резкого движения короля несколько драгоценных капель пролилось на пол. — Милорд!

— Вон! — приказал Люсьен. — Сейчас же!

Гиркан хотел еще что-то сказать, но промолчал. В страхе он выбежал из комнаты. Люсьен осторожно поставил кружку на маленький столик у окна. Не оглядываясь, он вышел вслед за Гирканом в коридор и тщательно запер за собой двери. Стражники на посту салютовали королю, но он не видел их. Он уже двигался вдоль коридора, когда к нему бросилась леди Герра.

— Сир! — воскликнула она, падая на колени.

— Принцесса Джессмин умерла, — спокойно сказал Люсьен.

Старая леди Герра тоненько завыла, и Люсьен пошел прочь, так и оставив ее стоящей на полу на коленях.

***

Зажав в кулаке обрывок пергамента, Фейдир нетерпеливо ожидал в библиотеке. Он сидел в глубоком кресле, повернувшись спиной к очагу, и глядел на двери. Наконец-то Дэрин в его руках! Маг коснулся рукой висевшего у него на шее Камня, успокаивая его, успокаивая себя. Проклятый Нанкус, что он там возится?

В коридоре послышались шаги. В дверь заглянуло безносое лицо капитана, потом он отступил в сторону, пропуская внутрь герцога. Дэрин вошел сам. Он не был связан, однако без посоха его хромота сильно бросалась в глаза. Несмотря на это, глаза его были наполнены каким-то странным достоинством, и он не отвел их, встретив взгляд Фейдира. Маг понял, что сломить Дэрина, даже утратившего волшебную силу и искалеченного, будет нелегко.

— Я не знаю, при каких обстоятельствах ты лишился Камня, — мягко начал Фейдир, — однако сдается мне, что это была гораздо более страшная битва, чем та, в которой участвовал наш принц. Несомненно, твои страдания велики, но я обещаю тебе, что скоро все это закончится.

На лице Дэрина не отразилось никаких чувств, и Фейдир продолжил:

— Ты, безусловно, догадываешься, что мне от тебя надо, — он протянул вперед руку с пергаментом, чтобы Дэрин увидел его. — Наследие Орима будет у меня в руках прежде, чем кончится эта ночь, что бы ни произошло.

Посланник развернул пергамент и прочел:

«Когда кровь короля испачкает клинок, Все золото казны вдруг станет как песок.

Что гибель королю, то магу жребий странный:

Что не было — то есть, что есть — то исчезает».

Фейдир поднял глаза.

— Ты можешь объяснить мне, что это означает?

— Это означает только то, что меч заколдован, — с готовностью отозвался Дэрин, — и что он будет похож лишь на старое заржавленное оружие.

— Я так и думал, — довольно пробормотал Фейдир, кивая. — Загадка оказалась вовсе не сложной. Но ты хорошо его спрятал, Дэрин Госни. Может быть, ты сам скажешь, где мне найти Кингслэйер?

Глаза Дэрина метнулись в направлении неподвижного Нанкуса, затем он снова посмотрел в глаза Фейдиру.

— Я отдам тебе то, чего ты так жаждешь, если ты пообещаешь мне исполнить одно мое желание.

— И какое же это желание? — Фейдир наклонился вперед, упираясь в колени острыми локтями.

— Делай со мной что хочешь, только отпусти мальчика. Он ничего не знает о мече.

— В это я ни за что не поверю.

— Тем не менее это правда. Он не сможет причинить тебе вред, потому что у него больше нет Камня. Отправь его в изгнание, но сохрани жизнь.

В спокойном и тихом голосе Дэрина Фейдир уловил страстные нотки.

Немного подумав, он покачал головой.

— Ты так любишь его и хочешь обречь его на страдания? Его могущество было гораздо большим, чем твое, и без Камня он будет страдать куда сильнее, чем страдал ты. Лучше уж смерть, быстрая и безболезненная.

— Он еще молод, он забудет?

— Ты в это веришь? — перебил Фейдир, приподымая тонкую темную бровь.

Дэрин молчал, но это был достаточно красноречивый ответ.

— Нет, герцог, Гэйлон Рейссон пришел сегодня в замок только для того, чтобы поднять Кингслэйер против меня. Единственной вещью, которую я могу тебе пообещать, будет безболезненная смерть для вас обоих. А теперь скажи, где находится меч?

Дэрин разглядывал узорчатый ковер под ногами.

— Я никогда не отдам его тебе.

— Достаточно! — рявкнул Фейдир, терпение которого истощилось. Он щелкнул пальцами и кивнул Нанкусу. — Приведите мальчишку.

Когда капитан вышел, Фейдир снова обратился к Дэрину:

— Когда я займусь Гэйлоном, он сам будет умолять тебя открыть мне, где находится меч!

Некоторое время они были в библиотеке вдвоем. Дэрин стоял низко опустив голову, а Фейдир смотрел, как отблески пламени очага пляшут по книжным полкам, по золоченым корешкам книг, по линялым гобеленам на стенах. Раздавшиеся в коридоре звуки заставили обоих обернуться к двери. В проеме появился Люсьен. Тяжело привалившись к косяку, он немного постоял, потом сделал два неуверенных шага в комнату.

— Ваше величество? — пробормотал Фейдир, не вставая с места.

— Она мертва, — сказал король слегка заплетающимся языком. — Принцесса умерла?

Пальцы Фейдира впились в подлокотники кресла, а лицо стало синевато-багровым.

— Теперь ты видишь, во что нам обошлось твое неумелое вмешательство?!

Завтра прибывает ее отец!

— Ее похороны доставят ему больше удовольствия, чем свадьба, — отрезал Люсьен, глядя в лицо Дэрину.

— Ты пьян, — не без отвращения заметил Фейдир, снова откидываясь на спинку кресла.

— Определенно, — согласился Люсьен, вихляющей походкой обходя вокруг герцога. Дэрин наблюдал за ним без всякого выражения.

— Твое присутствие здесь нежелательно, — твердо сказал Фейдир племяннику.

— Можешь пойти к себе и там оплакивать свои потери.

— Я король! — взвился Люсьен. — Я король и могу оплакивать свои потери, где мне будет угодно?

Его пальцы нашарили рукоять меча, и он вытащил его из ножен с негромким лязгом.

— Что ты хочешь сделать? — спросил Фейдир, вскакивая. Камень на его груди засветился.

Люсьен, не слушая его, остановился перед Дэрином.

— Так, значит, это и есть герцог Госнийский, — с любопытством проговорил он. — Как он изменился? Стоит ли мне закончить то, что я начал много лет назад?

Сверкнула сталь, и острие меча прижалось к груди Дэрина.

— Назад, ты, кретин! — резко приказал Фейдир, нащупывая рукой Камень.

В глазах герцога не было страха, только презрение и вызов.

— Да, — внезапно сказал Дэрин, — ты глуп.

«Дэрин сам хочет умереть», — подумал Люсьен, с силой нажав на рукоять меча.

От двери донесся стон, полный муки. Фейдир тоже вскрикнул, но в его крике были ярость и гнев. Люсьен не обратил на эти звуки никакого внимания. Жизнь Дэрина Госни, нанизанная на меч, как яркая бабочка на булавку, в агонии угасала. Люсьен почувствовал настоящий восторг, экстаз, которого никогда не переживал раньше. На лице Дэрина появилась слабая удивленная гримаса, потом ноги его подогнулись, и он медленно осел на пол. Герцог Госни был мертв.

Первое, что услышал Люсьен, немного опомнившись, был чей-то плач, и он пробудил в нем странное воспоминание. Оглядевшись, король увидел Гэйлона, который, вырвавшись из рук своих конвоиров, скорчился над телом Дэрина, не сдерживая рыданий. Вырвав клинок из сердца Дэрина, Люсьен уже был готов нанести Гэйлону страшный удар, однако Нанкус перехватил его руку у самого запястья, сжал ее с нечеловеческой силой и вырвал меч из ослабевших пальцев.

Фейдир, черный от гнева, сжимал свой Камень, готовясь сделать свой ход. Как ни странно, но при виде его лица Люсьена разобрал смех. Затем он наклонился к телу герцога и, погрузив палец в теплую кровь, скопившуюся на ковре небольшой лужицей, провел поперек своего лба алую полосу.

— Ты безумен! — прошипел Фейдир.

— Достаточно безумен, чтобы догадаться, где спрятан Кингслэйер, — беспечно ответил Люсьен. Теперь все внимание Фейдира было приковано к нему одному. — Я видел Госни в ту ночь, когда нашел в его покоях эту загадочную бумажку?

— Но я обыскивал его комнаты, я обыскал весь замок!

— Меча нет в замке, дядя.

— Где? Где мой меч?

Люсьен снова засмеялся.

— Не спеши, Фейдир. Я сам принесу его тебе, если ты пообещаешь мне кое-что взамен.

Рука Фейдира выпустила Камень и медленно опустилась.

— Что?

— Отдай мне Гэйлона, чтобы я мог делать с ним все, что захочу.

Фейдир криво улыбнулся.

— Я понимаю твои чувства, племянник, но запомни вот что: если я не получу Наследия Орима, ты жестоко поплатишься!

При этих словах Фейдира в глазах короля вспыхнул мрачный огонь:

— Как это?

— За то, что ты преждевременно убил Дэрина, ты лишишься какой-нибудь очень дорогой для тебя вещи. Какой — я выберу сам.

Люсьен с трудом сглотнул, однако кивнул головой в знак согласия.

— Договорились, — он щелкнул пальцами, давая знак одному из стражников следовать за собой:

— Эй, ты! Мне понадобится твоя помощь.

Стражник покосился на Нанкуса, и тот легким кивком головы подтвердил свое согласие.

— Я вынужден попросить, чтобы мне вернули мой меч, — надменно бросил Люсьен капитану, протягивая вперед руку. Нанкус неохотно возвратил оружие. Люсьен тут же махнул мечом в направлении принца и ухмыльнулся, заметив, как сразу напрягся Фейдир. Прежде чем спрятать клинок в ножны, король плашмя похлопал Гэйлона по плечу. Принц поднял на него свое лицо, мокрое от слез и испачканное кровью.

— Я приду за тобой? скоро, — пообещал Люсьен, надеясь увидеть в глазах принца страх, но лицо юноши выражало лишь растерянность.

Слегка вздохнув, Люсьен отправился добывать Кингслэйер, одинокий стражник нехотя последовал за ним.

Когда Гэйлона попытались оттащить от тела Дэрина, он стал сопротивляться, и Нанкус утихомирил его жестоким ударом. Лихорадочно размышляя, Фейдир снова уселся в кресло. Окровавленное и разбитое лицо принца красноречиво свидетельствовало, что Нанкус без его, Фейдира, разрешения, позволил себе применить рукоприкладство. А Люсьен! Посланник уже решил, что Люсьен поплатится в любом случае. Стоит ему только получить Кингслэйер, и тогда ему не придется больше прятаться за спиной короля-марионетки. Нанкуса придется наказать, но Люсьен должен умереть. Да, его племянник уже пережил собственную полезность.

— Капитан, отведите принца в застенок, — распорядился посланник. Нанкус двинулся вперед, и Фейдир внезапно добавил:

— И не вздумайте снова бить его. Я хочу, чтобы Гэйлон мог что-то соображать на случай, если Люсьен не принесет меча. Ясно?

— Так точно, ваша милость, — ответил Нанкус, однако в его интонациях проскользнула недовольная нотка.

— Но сначала уберите тело, — Фейдир указал на труп Дэрина. — А заодно и ковер. Он весь пропитался кровью.