Но больше я ничего не услышал: видимо, говорившие отошли куда-то, и голоса стихли.

Мне стало не по себе от случившегося, хотя я не понимал почему. Скорее всего речь шла о Годфри Присте – кажется, в Афинах сейчас только о нем и говорили. А уж в том, что его имя и слово «убийство» употребили в одном предложении, и вовсе не было ничего странного. В конце концов, он писал триллеры.

Так что я пожал плечами и вернулся к поискам старины Башрода, которые вскоре увенчались успехом.

Сев за стол, сделал несколько пометок, планируя ответить на письмо дамы из Виксбурга после обеда. Утро я хотел посвятить каталогам. Для начала сверился со списком книг, над которыми сейчас работал. Дойдя до нужного пункта, подключился к программе каталогизации единой библиотечной системы (или ЕБС, как мы называли ее между собой) и приступил к изучению книги.

Это издание – трактат по акушерству авторства Томаса Дэнмана – принадлежало к собранию медицинских пособий девятнадцатого века и было отпечатано в 1807 году. Книга сохранилась в превосходном состоянии, но я, как обычно, старался лишний раз на нее не дышать. За время работы я привык иметь дело с двухсотлетними томами (а порой мне попадались и более древние экземпляры), но прикасаясь к ним, всегда испытывал чувство благоговения. При должном обращении книги легко могли прожить несколько веков, а потом кануть в Лету за считаные секунды. Едва уловимый запах мускуса щекотал нос, пока пальцы поглаживали прохладные мягкие страницы.

Самое интересное в описании старых книг – поиск посвящений, штемпелей и пометок, которые отличили бы это издание от других экземпляров. На форзаце трактата Томаса Дэнмана виднелось выцветшее имя предыдущего владельца и дата «Д-р Фрэнсис Хеншэлл, 18 марта 1809 г.». Листая страницы, я нашел немало замечаний, сделанных тем же почерком: доктор Хеншэлл добавлял к тексту комментарии, основываясь на наблюдении за собственными пациентами.

Повернувшись к компьютеру, я открыл файл, который предварительно загрузил из библиотечной базы данных. В нем содержалась вся основная информация по книге: название, автор, издатель, дата выхода – так что мне оставалось лишь отметить ее отличительные черты.

Погруженный в работу, я подскочил от неожиданности, когда услышал, что кто-то покашливает по другую сторону моего стола.

Подавив раздражение, повернулся к незваному гостю – и глаза мои расширились от изумления, так как я сразу его узнал.

– Минуточку, – пробормотал я, торопливо сохраняя файл.

– Не волнуйся, Чарли, – пророкотал Годфри Прист глубоким голосом, который далеко разнесся по хранилищу редких книг.

Дизель за моей спиной потянулся и зевнул. Он любил посетителей и спрыгнул с подоконника, чтобы поприветствовать Годфри.

Каким ветром его сюда занесло? Мы не были близки в старшей школе и в университете, так зачем я ему понадобился?

– Утро доброе, Годфри, – сказал я, вставая и обходя стол, чтобы пожать Присту руку. Дизель топал позади меня. – Давно не виделись.

– Давно, – согласился Годфри по-прежнему дружеским тоном. Он крепко стиснул мою руку своей большой ладонью и хорошенько встряхнул. – Отлично выглядишь.

– Ты тоже, – ответил я, стараясь не морщиться, и украдкой размял пальцы, когда Годфри закончил с приветствиями.

Он был еще выше, чем я помнил. Бросив взгляд вниз, понял, почему: на ногах у Приста красовались дорогие ковбойские сапоги, каблуки которых прибавляли ему сантиметров пять росту.

– А это кто? Кот? – спросил Годфри, глядя на Дизеля. Кот медленно обошел его кругом и, не впечатлившись, запрыгнул обратно на свою лежанку. Там он зевнул, повернулся к нам спиной и, кажется, задремал. Надо будет потом угостить его чем-нибудь вкусным за проявленную невозмутимость.

– Мейн-кун, – объяснил я. – Они крупнее других котов.

– Кажется, меня впервые проигнорировал кот, – рассмеялся Годфри, хотя в голосе его проскользнули оскорбленные нотки. – Обычно они меня любят – сразу чуют, что перед ними – кошатник.

Я едва сумел сдержать улыбку.

– Не бери в голову, Дизелю сложно угодить, – и продолжил рассматривать гостя. Хотя мы были одного возраста, он выглядел лет на десять старше. Кожа его загрубела, а солнце и свежий воздух добавили морщин вокруг глаз. Волосы, напоминавшие побелевшую копну соломы, тоже не выдержали проверку временем. Одежда от именитых дизайнеров буквально кричала о том, сколько денег за нее выложил владелец. Ей вторили часы Rolex, на которые Годфри демонстративно поглядывал, и толстый золотой браслет.

– Чем могу быть полезен? – спросил я, сев обратно за стол, и махнул рукой, показывая Присту, что он тоже может садиться. – Неужели ты заглянул, чтобы поболтать о славных школьных деньках?

– Надежные источники сообщили, что ты работаешь здесь архивариусом. – Годфри опустился на стул и скрестил руки на груди. Очевидно, мое ироничное замечание он пропустил мимо ушей.

– Так и есть, – кивнул я. Напыщенный, как всегда.

Годфри опять посмотрел на спящего Дизеля.

– Они разрешают тебе брать кота на работу? – внезапно спросил он. Пальцы Годфри впились в предплечья, глаза обшаривали комнату. Он определенно нервничал, и я не мог взять в толк почему.

– А сам-то как думаешь?

Когда Годфри обернулся ко мне, лицо его покраснело. Я вспомнил, что в прежние времена он не обращал внимания на сарказм, особенно если тот был обращен на него.

– Когда ты вернулся в Афины? – спросил он. – Сам я редко здесь бываю. Расписание очень плотное – книжные туры, интервью, встречи в Голливуде. – Годфри снова пробежался глазами по стеллажам.

Он когда-нибудь перейдет к делу? Сколько еще самовосхвалений мне придется выслушать?

– Три года назад, – ответил я, стараясь приглушить нетерпение в голосе. Неужели он думает, что его занятая жизнь произведет на меня впечатление? – Вскоре после смерти жены я унаследовал дом тети Дотти.

– Твоей тетушки? – нахмурился Годфри. – Значит, она тоже умерла?

– Почти сразу после моей жены.

– Жаль это слышать. Наверное, нелегко было потерять сразу обеих?

– Да, было тяжело, – ответил я. Потом в памяти всплыло кое-что: – А ты ведь жил у тети Дотти несколько семестров?

– На последнем курсе, – кивнул он. – Родители продали дом и переехали в Фэйрхоп, в Алабаму. Я больше не хотел жить в общаге. К счастью, у мисс Дотти нашлась свободная комната. Она была замечательной женщиной. – Его лицо смягчилось, на губах появилась печальная улыбка.

– Не то слово, – согласился я. Никогда еще Годфри не проявлял себя с такой стороны, во всяком случае, при мне. Он определенно испытывал теплые чувства к моей покойной тетушке. – А у тебя, насколько я знаю, дела идут в гору. Каждая книга попадает в список бестселлеров. Впечатляет.

– Спасибо. Последние семь сразу после выхода занимали в нем первое место, – сказал Годфри, и на лицо его вернулось самодовольное выражение. – Потому-то я и здесь.

– Слышал, тебе собираются присвоить звание выдающегося выпускника.

– Я не об этом, – покачал головой Годфри. – Это лишь повод вернуться в город. Нет, сейчас я говорю о том, зачем пришел к тебе.

Ну наконец-то.

– Ты пришел затем, чтобы… – я сделал многозначительную паузу.

– Хочу передать свои бумаги университетскому архиву, – сказал Годфри. – И собираюсь сегодня вечером объявить об этом на приеме.

Администрация университета наверняка обрадуется такому подарку; даже я подумал, что это отличная идея. При одном условии.

– Университет будет в восторге, – признал я. – Но мало просто передать бумаги. Ты готов пожертвовать какую-то сумму на обработку, составление каталога и хранение?

– Разумеется. А что нужно будет сделать, ну, кроме того, что поставить их на полку? – Он махнул рукой в сторону стеллажей. – И о какой сумме идет речь? Уверен, смогу это себе позволить.

– Бумаги нужно будет описать и систематизировать, – сказал я, сделав вид, что не услышал последнее предложение. – Это займет какое-то время – в зависимости от размера коллекции. Я тут архивариус, но работаю на полставки. На обработку твоих бумаг могут уйти годы, учитывая, сколько еще книг и собраний ждут своей очереди.

– Если я дам достаточно денег, ты сможешь нанять кого-то, чтобы с ними разобрались поскорее? – нахмурился Годфри. – Не хочу, чтобы они пылились в коробках следующие десять лет.

– Да, – кивнул я. – Но у нас крохотный бюджет, и мы зависим от пожертвований.

– О какой сумме идет речь?

– Все зависит от того, сколько бумаг ты нам передашь, – я указал на ближайшую коробку, размером примерно с пачку бумаги для принтера. – Сколько коробок? Хотя бы приблизительно?

Годфри задумался и через минуту ответил:

– Там рукописи всех моих книг, а я опубликовал двадцать три. Еще там моя переписка, а также издания на английском и других языках, – он помолчал. – Скажем, пятьдесят четыре коробки.

«Странная точность», – подумал я. Неужели он уже все упаковал? Наверное, даже не мыслил, что университет откажется от его подарка.

– И ты будешь пополнять собрание, – сказал я, прикидывая что-то в уме.

– Естественно, – ответил Годфри. – У меня впереди еще много лет плодотворной работы. Постучим, чтобы не сглазить.

Он побарабанил костяшками пальцев о мой стол.

Я нашел листок бумаги, карандаш и наскоро прикинул сумму. Когда я назвал цифру, Годфри даже не моргнул.

– Отлично. Я удвою ее, просто на всякий случай. Этого же хватит на пару лет?

– Да, – кивнул я. Потом услышал в голове нудный голос директора и сказал то, чего говорить совсем не хотелось: – И конечно, ты можешь добавить соответствующее распоряжение в свое завещание. Это никогда не помешает.

Годфри рассмеялся и выразительно поднял бровь:

– Вас заставляют это говорить?

– Да, – с плохо скрываемой досадой признал я.

– Не переживай, я привык. Никто не хочет упустить свой куш, – Годфри широко улыбнулся. – После обеда позвоню своему адвокату, и он обо всем позаботится.

– Когда сделаешь объявление, тебе нужно будет переговорить с кем-нибудь из администрации, – сказал я.

Он кивнул.

Я подумал, что мы закончили, но Прист продолжал сидеть.

Я терпеливо ждал.

– Ты живешь в доме тети Дотти? – вдруг спросил он.

– Да.

– И как она, сдаешь комнаты студентам? – Годфри смотрел мимо меня в окно, у которого по-прежнему сладко посапывал Дизель.

– Да. Она хотела этого, и я рад, что живу не один. Мои-то дети уже выросли и разъехались.

– Дети? Сколько их у тебя? – спросил Годфри, и лицо его приняло странное выражение.

– Сын и дочь, – ответил я. – Шону двадцать семь, Лоре двадцать три.

– Здорово, – сказал Годфри, и голос его снова смягчился. – В смысле, когда есть дети.

Неужели мне удалось в чем-то его превзойти? Насколько я знал, у Приста не было детей. Что ж, хоть в этом мне повезло, раз уж я не стал известным писателем.

Годфри поерзал на стуле.

– А что за студенты живут у тебя сейчас?

– Приятные молодые люди, – сказал я, немало озадаченный тем, куда свернула наша беседа. Почему он интересуется моими квартирантами?

– И одного из них зовут Джастин? – спросил Годфри, пристально изучая свои пальцы.

– Да, парень по имени Джастин снимает у меня комнату. Второго зовут Мэтт, но он уехал на этот семестр в Мадрид, проводит там исследования для диссертации, – мне становилось все больше и больше не по себе. – Годфри, что происходит? К чему эти вопросы? Ты знаешь Джастина?

– Нет. Но хотел бы. – Годфри глубоко вздохнул и поднял на меня глаза. – Он мой сын, Чарли. И не знает об этом.