Оказавшись дома, в тишине кухни, я наконец расслабился. Даже Дизель, повеселев, потрусил в кладовку. Я сел за стол и попытался собраться с мыслями и решить, как быть с ужином.

Я с удивлением заметил, что настенные часы показывают только четверть шестого. Чаепитие у Делакортов, оказывается, продолжалось вовсе не сто лет.

Встав, чтобы заглянуть в холодильник, я увидел записку под магнитом. Послание от Шона было лаконичным: он все еще не отдохнул с дороги и ушел наверх, спать. О своем ужине он позаботится сам, когда проснется.

Я положил записку на стол и нахмурился. Путешествие, наверное, и правда утомило Шона, и я подозревал, что до отъезда из Хьюстона он много недель плохо и мало спал. Но, возможно, это был способ избежать расспросов о том, почему он бросил работу и приехал в Афины.

Если бы он только доверился мне! Меня тревожило, что он держится со мной так сухо и отстраненно. Когда-то мы были друг к другу ближе, но как вернуть те времена?

Эти мысли и занимали меня, пока я ужинал. Дизель составил мне компанию и не отходил, пока я ел – отчасти в надежде выпросить кусочек жареной курицы. Я, как всегда, был благодарен и рад его обществу. Людям, у которых нет домашних животных, не понять, как глубоко мы, хозяева, привязаны к питомцам, а они к нам.

В девять часов вечера Шон так и не появился, и я отправился спать. Дизель, как ни странно, не разыскивал ни его, ни Данте. Вообще-то ему нравится общество, но в этот вечер он от меня не отходил. Он вытянулся на своей половине кровати и крепко спал.

Я погасил свет и попытался последовать его примеру, но сон не шел, я не мог унять сумятицу в мыслях. Полчаса с книжкой вернули мне спокойствие, и я задремал.

Проснувшись, я обнаружил, что Шон уже побывал на кухне. Кофейник был наполовину полон, на столе лежала воскресная газета. Его машина по-прежнему стояла перед домом, но его самого не было ни на первом этаже, ни на веранде.

Мы с Дизелем позавтракали вдвоем, я просмотрел газету. Поднимаясь наверх, чтобы переодеться перед тем, как пойду в церковь, я посмотрел на дверь в комнату Шона, надеясь, что мне удастся с ним поговорить. Но дверь была закрыта, и, если он снова заснул, я не хотел его будить. Может быть, застану его, когда вернусь.

Я оставил на холодильнике записку, где я и когда меня ждать обратно. В прихожей Дизель с надеждой смотрел, как я направляюсь к двери, но церковь была, пожалуй, единственным местом, куда я его не брал. Я его погладил и объяснил, что скоро вернусь, а он что-то проворковал ответ. Думаю, он прекрасно понимал, что его оставят дома, но не удержался, чтобы еще раз не проверить мою силу воли.

По случаю весенних каникул народа на межконфессиональной службе в церкви колледжа было немного. Главной темой проповеди священник выбрал терпение – именно то, о чем мне полезно было вспомнить, особенно в отношении Шона. Я внимательно слушал и к концу проповеди почувствовал себя готовым принять ситуацию с сыном.

Домой я шагал в умиротворенном и даже приподнятом настроении, тем более что день выдался чудесный. Закрывая за собой входную дверь, я услышал звуки из кухни.

Шон в поношенных спортивных трусах и дырявой фуфайке стоял у плиты спиной ко мне. Дизель и Данте сидели рядом на полу и с живейшим интересом наблюдали за ним.

– Привет, Шон, – сказал я. – Как самочувствие?

– Получше, – ответил он, не оборачиваясь. – Я решил заняться обедом, чтобы освободить тебя хоть раз от готовки. Ничего особенного, но я думаю, что тебе понравится.

Пахло очень соблазнительно. Я подошел к плите посмотреть, что он готовит. На большой сковороде тушились четыре обжаренные куриные грудки с нарезанными помидорами, луком и брокколи. Шон добавил щепотку соли и перца, хорошенько все перемешал и накрыл сковородку крышкой.

– Минут через двадцать будет готово, – сказал он и отошел от плиты. – В принципе, это и есть обед, но если хочешь чего-нибудь добавить, в холодильнике полно салата.

– Того, что ты приготовил, вполне хватит, – ответил я. – Пахнет изумительно. Я и не представлял, что ты такой кулинар, думал, ты обедаешь в ресторанах.

Шон поскреб щетину на подбородке.

– Да, но мне надоели рестораны. И денег жалко. Пришлось освоить несложные блюда, – он прошел мимо меня. – Пойду быстро приму душ и побреюсь, а ты помешай еще пару раз, окей? Я минут через двадцать спущусь.

Данте весело побежал за ним.

– Ладно, – я нахмурился, глядя вслед Шону, немного огорченный его холодностью.

Но я постарался не слишком поддаваться этому чувству. Снял пиджак, повесил на спинку стула, ослабил галстук и засучил рукава. Дизель поглядел на меня и ушел в кладовку. Когда Шон, как и обещал, вернулся через двадцать минут, я стоял у плиты, помешивая мясо на сковородке. Данте бежал рядом с хозяином и смотрел на него, задрав голову.

Вымытый и выбритый, в джинсах и белой рубашке Шон выглядел теперь намного лучше. Теперь я мог рассмотреть его, и мне показалось, что выглядит он отдохнувшим. На лице уже почти не оставалось следов усталости, которые были заметны накануне.

Он встал рядом и заглянул в сковородку.

– Ну, все. Надеюсь, ты готов приступать. Я точно не откажусь.

От него пахло чистотой и мылом, и только рубашка чуть заметно отдавала сигарой.

– У тебя одежда дымом пропахла, – сказал я на автомате.

Шон выпрямился и отступил в сторону.

– И что, ты собираешься меня каждый день за это пилить? Если хочешь, я буду выходить курить нагишом, тогда и одежда вонять не будет.

– Не кипятись, – сказал я. – Я не жаловался и не говорил, что ты воняешь.

Тут я понял, что на самом деле все-таки жаловался. Пока Шон так обидчив, нужно осторожнее подбирать слова.

– Да ну? – Шон поднял бровь. Я навидался этого выражения лица, еще когда у него был переходный возраст, и терпеть его не мог.

– Правда. Я просто обратил внимание. Вспомнил деда, папиного отца. Он умер, когда тебе было три, так что ты его, наверное, не помнишь. Он тоже курил сигары до самой смерти, а прожил восемьдесят четыре года.

– Ишь ты, – ухмыльнулся Шон. – Тогда, выходит, это семейное.

– Только проявляется не в каждом поколении, – ехидно уточнил я. – Ну что, доставай тарелки, или возьмем пиалы? Я разложу твою стряпню.

Я достал из ящика шкафа большую ложку.

– Данте, сидеть, – строго сказал Шон пуделю, который суетился у его ног. Он подошел к буфету и достал тарелки. – В духовке чесночный хлеб. Когда ты освободишь плиту, я его выну.

Данте сел, Дизель подошел, обнюхал его, и по-кошачьи царственно уселся рядом. Оба внимательно смотрели, как я выкладываю на тарелки курицу и овощи. Шон принес ножи, вилки и салфетки, потом достал из холодильника бутылку пива. Я налил себе чаю со льдом.

Еда получилась вкусная, и я от души похвалил Шона.

– Расскажи свой рецепт Азалии, она их собирает.

Бровь опять взлетела вверх:

– Ага, как же. Спит и видит, как поучиться у меня готовить.

Он подцепил вилкой кусок курицы и отправил в рот. Интересно, это жизнь под одной крышей со мной так на него действует, что он превратился в подростка? Мне не нравились его развязные манеры.

– Ну-ка, не начинай грубить, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало весело, а не строго, хотя, кажется, у меня не очень хорошо получилось.

– Да ладно тебе, пап. Я просто удивился. Азалия фантастически готовит, зачем ей такой простой рецепт? – Он указал пустой вилкой на тарелку.

Неужели мое предложение поделиться рецептом прозвучало слишком снисходительно? Тогда понятно, почему Шон ощетинился.

Я решил, что пора сменить тему.

– Вчера у Делакортов я замечательно попил чаю.

– И как они, совсем психи? – посмеиваясь, спросил Шон. – Твоя Хелена Луиза считает, что это очень странная семья.

– Хелена Луиза была права. Мистер Делакорт милейший, культурный человек. Но его родственники!.. – я вспомнил вчерашний день и покачал головой. – Вот, например, когда я входил в дом, по главной лестнице спускалась Элоиза Моррис, жена Хьюберта, племянника мистера Делакорта. И на ней было платье с кринолином прямо как в «Унесенных ветром», – я рассмеялся. – А когда она увидела нас с Дизелем, то заявила, что у них в доме нет крыс и мышей.

Шон расхохотался и на миг стал совсем мальчишкой.

– Да, это уже не странности, а полноценные заскоки! А остальные?

– В остальных хуже всего то, что они все время скандалят. Да еще при гостях. Очень неприятное впечатление, – я поморщился.

– Да уж, ты такого не любишь.

– Не люблю, – согласился я. – Хотя бы потому, что так себя вести неприлично. Теперь я даже не знаю, идти к ним завтра или нет.

– А почему бы и не сходить? – Шон казался недовольным, и я не мог понять, почему. – Какая разница, ты-то будешь работать в библиотеке? Если не останешься на обед, ты их, наверное, вообще не увидишь. А от чая в следующий раз можно и отказаться.

– Это верно, – видно было, что я не дождусь от сына сочувствия.

Но я понимал, что сочувствие мне ни к чему, и ощущал себя довольно глупо. Встреча с Делакортами все-таки выбила меня из колеи. Я собирался сказать об этом Шону, как вдруг заорала музыка. Воздух сотрясла песня группы «Queen» «Еще один повержен в прах».

– Извини, – буркнул Шон и вытащил из кармана джинсов мобильный телефон, посмотрел на экран и сквозь зубы добавил слово, которого я предпочел не расслышать. – Я сейчас.

Он вышел в холл, Данте выбежал за ним. Бедный пудель не мог прожить без Шона ни минуты.

Я встал, чтобы налить себе еще чая, и услышал, как Шон говорит по телефону; он недалеко отошел от двери, и я невольно услышал часть разговора:

– Прекрати мне звонить! Ничего я тебе не должен, и мне плевать, что ты думаешь.