– Как? Вы что, считаете, что она лежала в папке? – Шон даже не пытался скрыть недоверие. – С какой бы стати ее туда засунули?

– Подожди, и я тебе объясню, – строго сказал я. Канеша уже и так ощетинилась на его тон, я не хотел сердить ее больше. – Можно мне еще раз взглянуть на папку?

Я протянул руку. Канеша снова передала мне папку, я поднес ее к глазам и как мог рассмотрел сквозь пакет, потом отдал обратно.

– Это архивная папка из антикоррозийной бумаги, – сказал я. – Именно в такой я бы сам хранил что-нибудь старинное и ценное.

– А ты видел, какого она размера? – не унимался Шон. – Не говори только, что туда можно затолкать книжку.

– И не нужно. Чтобы так же защищать книги, делают специальные коробки.

Я не успел ответить дальше на вопрос Шона, как Канеша задала собственный:

– А когда был издан «Тамерлан»?

– В 1827 году. По-моему, это точно, – я замолчал и мучительно постарался вспомнить подробности. – Это эпическая поэма страниц на сорок. Размер брошюры. Вот в такую архивную папку она поместится, – я припомнил еще кое-что. – Кроме «Тамерлана», там девять других стихотворений.

– Надо же, сколько вы знаете про Эдгара По, – нехотя восхитилась Канеша. – Вам, наверное, по работе положено?

– Библиотекари вообще запоминают много разной информации, – я скромно улыбнулся. – Эта оказалась полезной, а бывает такая, что и не пригождается.

Шон рассмеялся:

– Не слушайте, как он прибедняется, шериф. Он просто кладезь знаний, если дело касается книг.

Я улыбкой поблагодарил сына за комплимент.

– Значит, в папке, – сказал Шон, – и правда могла находиться эта брошюра.

– Да. Внутри обнаружены мельчайшие фрагменты бумаги. У писем края ровные, к тому же фрагменты совсем другого цвета, – Канеша пожала плечами. – Но придется ждать, пока их исследуют в полицейской лаборатории штата и скажут, сколько им лет.

Пока что клочки бумаги не были настоящим доказательством, но романтическая часть моей натуры хотела верить, что это частицы подлинного экземпляра самого редкого литературного издания в истории Америки. Я легко мог представить, с каким восторгом мистер Делакорт держал в руках это сокровище, зная, что теперь оно является частью его коллекции. Потом меня захлестнула грусть: если он приобрел «Тамерлана» недавно, значит, не успел как следует насладиться покупкой.

Мне вспомнились детали нашего с ним разговора.

– Мистер Делакорт ездил куда-то по делам на прошлой неделе, – сказал я. – Кто-то мне об этом говорил, может быть, он сам упомянул, я точно не помню. Но суть в том, что это могло быть связано с покупкой.

– Это ценно. Надо будет проверить, – Канеша помолчала. – Давайте вернемся к тому, о чем я говорила раньше, о вас как о наблюдателе в особняке Делакортов.

– Да, конечно. У вас будут какие-нибудь конкретные указания? – Мне до сих пор не верилось, что она просит моей помощи, да еще и при свидетеле.

На ее лице мелькнуло и пропало недовольное выражение, потом она ответила:

– Смотрите по сторонам. Особенно не пропустите этот экземпляр «Тамерлана», попробуйте выяснить, действительно ли мистер Делакорт купил его. А если найдете в коллекции саму книгу, у меня будет одной заботой меньше.

– Я думаю, что она где-нибудь найдется. Кем надо быть, чтобы украсть такую редкость и думать, что тебя не поймают, – Шон сменил позу.

– Возможно, вы недооцениваете чью-то глупость, мистер Гаррис, – тон Канеши был таким едким, что мне стало любопытно. – По моему опыту, воры в большинстве своем тупы, как пробка. Всегда уверены, что не попадутся, хотя любому человеку с каплей мозга очевидно, что этот номер не пройдет.

– Вы подозреваете родственников мистера Делакорта? – Шон подался вперед. – Насколько мы с отцом слышали, они не блещут интеллектом.

Канеша посмотрела на нас, лицо ее было непроницаемо:

– Не знаю, что вы слышали, официального заявления по семье Делакортов я сделать не могу. Скоро вы сами все увидите.

– Ваша правда, – сказал я, понимая, что большего мы от нее не добьемся; она ничего не скажет, пока сама не захочет поделиться информацией. – Еще какие-нибудь указания для нас с Шоном?

– Нет. Хочу только предупредить. Не забывайте, что я говорила: наблюдать – вот что мне от вас нужно.

– Вас понял, шериф, – я улыбнулся и указал на поднос: – Не хотите еще чаю?

– Нет, спасибо, – Канеша собрала свои вещи и встала со стула. – Мне надо вернуться в управление. А если вы что-нибудь найдете, звоните мне. В ту же самую секунду, – она впилась в меня взглядом.

Я поднялся, Шон тоже.

– Я понял ваши пожелания, шериф, и обещаю им следовать.

Дизель и Данте спрыгнули на пол, стоило мне лишь направиться с Канешей к выходу, но Шон меня опередил:

– Пап, я провожу мисс Берри.

Я кивнул. Интересно было бы узнать, зачем ему это понадобилось, хочет ли он ей что-то сказать так, чтобы я не услышал?

Я посмотрел, как Шон и Канеша, а за ними кот и пес вышли из комнаты. Данте явно решил ходить за Шоном как приклеенный. Наверное, бедолага еще не сориентировался и чувствовал себя тревожно – сначала попал к новому хозяину, потом его через полстраны привезли в незнакомый дом.

Шон и четвероногие вернулись, когда я собрал чашки на поднос.

– Не знаю, как ты, – сказал я, поднимая поднос, – а я созрел, чтобы лечь спать. День сегодня был длинный.

– Тогда оставь посуду мне, – Шон забрал у меня поднос. – Иди к себе и отдыхай. Могу я сделать еще что-нибудь полезное?

Я был тронут его заботой.

– Нет, спасибо. Я в порядке, просто устал. Только когда будешь ложиться, сделай одно одолжение: проверь, что все двери заперты и свет выключен.

– Обязательно, – сказал Шон. – Доброй ночи, – он направился на кухню. – Данте, за мной.

Дизель заворковал и потерся об меня, пока я смотрел, как сын с пуделем выходят из комнаты. Я почесал его за ухом и отметил, что мне для этого больше не надо нагибаться, за последнюю пару месяцев он еще подрос. Пора бы ему было уже остановиться. Мейн-куны достигают взрослого размера к трем годам, и по моим расчетам Дизелю примерно столько и было. Данте рядом с ним выглядел практически карликом.

Через несколько минут я был уже наверху, в постели. От усталости мне не хотелось даже читать. Дизель занял свое обычное место, я решил выключить свет и постараться уснуть.

Постараться оказалось легко, а уснуть – не очень. Стоило закрыть глаза, и я видел Джеймса Делакорта за столом, мертвого. Его тело выглядело не настолько уж омерзительно, скорее неприятно. Я его почти не знал и не сразу понял, настолько сильно его смерть выбила меня из колеи. Может, кто-то другой, особенно родственники, и таили на него обиды, справедливые или нет, но со мной он был неизменно любезен.

От мысли, что его отравили, меня разбирал гнев. Если это правда, я решил, что помогу Канеше отыскать убийцу. Пожалуй, я чувствовал себя отчасти орудием высшей справедливости. Это мне напоминало роман, где мисс Марпл нанял старик-миллиардер, чтобы она, подобно Немезиде, покарала виновных в давнишнем преступлении. Мне, конечно, до мисс Марпл было далеко, но пример для подражания она давала весьма достойный.

Я постарался успокоить мысли и заснуть. И был уже в полудреме, почти спал, как вдруг зазвонил телефон и разбудил меня.

Я покосился на светящиеся цифры на часах возле кровати. Кто может мне звонить в 22:28?

Возможно, моя дочь Лаура. Она иногда забывала о разнице в часовых поясах между Афинами и Лос-Анджелесом и звонила, когда я уже лег.

Телефон не умолкал. Я посмотрел на определитель – номер был местный, но незнакомый. Значит, не Лаура.

Я взял трубку. Некоторое время там молчали, слышалось только шумное дыхание. Я уже хотел положить трубку, когда раздался голос с отчетливым южным выговором:

– Не лезь не в свое дело, Гаррис. Держись подальше от Делакортов, целее будешь.

Я сначала не поверил своим ушам. Что за цитаты из подростковых триллеров? Абсурд, да и только.

Наверное, я поступил неправильно, но время было позднее, а я очень устал. Я засмеялся:

– Это что, розыгрыш? Почему я должен верить угрозам?

В ответ только тяжело дышали. Потом голос снова произнес:

– Если не поверишь, твоим родным придется плохо.

С каждым словом голос звучал все выше и к концу фразы сорвался на визг. Трубку бросили так, что у меня в ухе зазвенело.

Пока я разговаривал, Дизель подошел ближе, а теперь положил лапу мне на руку и издал трель. Интонация у него получилась по-человечески вопросительная.

– Не бойся, дружище, – сказал я и погладил его. – Просто какой-то дурак звонил.

Я решил, что он своим острым кошачьим слухом уловил тон моего собеседника и потому встревожился.

Я рассмеялся в ответ на угрозу, а теперь, повесив трубку, стал сомневаться, благоразумно ли поступил. Вдруг мне звонил убийца Джеймса Делакорта? Не разозлил ли я его этим смехом? Что он теперь сделает?

Я велел себе не паниковать. Управление шерифа еще даже не установило окончательно, было ли преступление. Но лично у меня сомнений в том, что Джеймса Делакорта убили, не было: очень уж «удобно» он умер в тот самый момент, когда мы начали работать с описью и были готовы обнаружить кражу.

Я решил, что к звонку все-таки следует отнестись серьезно. Я снял трубку и набрал номер, который знал даже слишком хорошо. Через минуту меня соединили с Канешей Берри. Она что же, днем и ночью была на работе?

– Что у вас, мистер Гаррис? Надеюсь, вы не просто так звоните?

Меня рассердил ее недовольный тон, но я не стал отвечать в том же духе.

– Нет, я решил, что надо поставить вас в известность: мне сейчас угрожали по телефону.

– Что?! – до меня донесся звук, как будто книгу швырнули на что-то твердое. – Подробнее. Что сказали?

Я повторил разговор, насколько мог точнее.

– А если подождете секунду, я вам продиктую номер с определителя.

– Вы что, хотите сказать, что номер определился? – Канеша фыркнула в трубку. – Бывают же на свете идиоты.

– Вот именно, – сказал я. – Мне это тоже показалось подозрительным, поэтому я так с ним и разговаривал.

Я продиктовал цифры.

– Я знаю этот номер, – помолчав, произнесла Канеша, и от ее слов у меня почему-то пробежал холодок по коже.

– И чей же он?

– Джеймса Делакорта, – ответила Канеша. – Выделенная линия у него в спальне.

Вот это было правда жутко, я еще сильнее поежился. Но тут мне в голову пришел вопрос:

– А вы откуда знаете, что это телефон в спальне?

– Потом объясню, – сказала Канеша. – Сейчас мне срочно надо в особняк. Эта комната вообще-то была опечатана, – она повесила трубку.