В семь утра зазвонил будильник. Я проснулся с легким сердцем и тяжелой головой. Я не привык засиживаться позже десяти, а накануне я лег почти в час ночи, но и тогда заснул не сразу: все думал о нашем разговоре с Шоном и об известии о смерти Элоизы Моррис.

Шон, наконец, рассказал мне правду, и у меня словно гора с плеч свалилась. Такого доверия, как сейчас, между нами не было уже несколько лет. Я стал понимать, как мое поведение ранило сына, а значит, мог постепенно это исправить.

Но когда я думал о смерти Элоизы, меня охватывали грусть и злость. Кто же боялся или ненавидел ее до такой степени, что убил?

Первым подозреваемым был Хьюберт. Он явно презирал жену и хотел от нее избавиться; а если он собирался жениться на Аните, то теперь все препятствия исчезли. Мог ли он убить и Джеймса Делакорта? Мог, если считал себя главным наследником дядиного состояния. Получить в наследство миллионы, устранить жену и зажить с любовницей – неплохой план.

Мне пришла в голову еще одна мысль: а что, если убийц двое? Я несколько минут размышлял над этим, но потом решил, что вряд ли. Конечно, убийца Элоизы мог скопировать первое преступление, но мне в это что-то не верилось.

Ее мог убить тот, кто боялся. Чего такого знала Элоиза, что навредило бы убийце Джеймса Делакорта? Большую часть времени она была не слишком вменяемой, но это ей не помешало бы что-нибудь увидеть и потом разболтать. Ее речь обычно казалась бессвязной, но, перебирая в памяти ее странные реплики, я понял, что они так или иначе были связаны с тем, что происходит вокруг.

Неужели Элоиза невольно указала, кто убийца? Знала ли она, возможно, сама того не сознавая, кто отравил Джеймса Делакорта? Я решил вспомнить все наши с ней разговоры и попытаться найти в них важные детали.

Поломав голову над этими вопросами, я вылез из постели, как сонная муха. Дизель поднял морду с подушки, зевнул, посмотрел на меня, потом перевернулся на спину, потянулся и снова зевнул.

К тому времени, когда я принял душ и оделся, он куда-то исчез. Спускаясь в кухню, я почувствовал запах жареной колбасы: у Азалии был уже почти готов завтрак.

– Доброе утро! – С этими словами я налил себе чашку кофе и сел за стол. Азалия поздоровалась со мной, не оборачиваясь от плиты.

– Яичнице надо еще пару минут. И колбаса дожаривается.

– Пахнет восхитительно.

На столе стояла тарелка хлебцев и миска жирного кофейного соуса «Красный глаз». Я прямо-таки чувствовал, как от одного их вида артерии забиваются холестерином, но когда речь шла о хлебцах и соусе, которые приготовила Азалия, я не мог устоять.

– У нас новый жилец, – я сделал пару глотков кофе. – Стюарт Делакорт, внучатый племянник Джеймса Делакорта. Он переехал вчера вечером и живет на третьем этаже, в комнате надо мной.

– Тогда и для него небось нужна тарелка.

Азалия отошла от плиты и поставила передо мной тарелку с яичницей-болтуньей и жареной колбасой.

– Возможно, он спустится не скоро, – я взял два хлебца и намазал соусом. – Он вчера получил плохие известия, и мы с ним засиделись допоздна.

Азалия уставилась на меня, уперев руки в бока:

– Что еще за плохие известия?

– Вчера ночью убили Элоизу Моррис, – я отложил вилку. Мне показалось неприличным сразу после этого начинать жевать.

Азалия покачала головой:

– Бедная овечка, – негромко сказала она. – Никому от нее вреда не было. Господи, упокой ее душеньку, – губы Азалии продолжали шевелиться, и я понял, что она молится за упокой души Элоизы.

Закончив, Азалия повернулась к плите:

– Бедный мистер Стюарт. Я у них работала, когда он приехал к прабабушке. Бедняга остался и без матери, и без отца. Мисс Элоиза с ним много времени проводила, хоть и была всего на десять лет старше.

Понятно, почему Стюарт так расстроился. Ни мне, ни Шону он не дал понять, насколько близки они были с Элоизой. Неудивительно, что обращение Хьюберта с женой возмущало его до глубины души.

– И долго мистер Стюарт у нас пробудет?

Азалия вернулась к столу, неся еще одну тарелку с яичницей и колбасой, и поставила ее туда, где обычно садился Шон. Словно по команде, он тут же появился на кухне:

– Доброе утро! До чего прекрасно пахнет, – он выдвинул стул и сел.

– Азалия, я не знаю, сколько времени проведет у нас Стюарт, – сказал я. – Он хотел уехать из особняка Делакортов и пожить здесь, пока не купит собственное жилье.

– Вот и правильно.

Азалия принесла Шону чашку кофе, он поблагодарил ее, жуя хлебцы, яичницу и колбасу.

– Сегодня вид у вас получше, – Азалия встала у стола и строго оглядела моего сына. – Вот что значит – отъелись да отоспались как следует, совсем другое дело.

– Это правда, – Шон улыбнулся ей. – С такой едой просто невозможно зачахнуть. В жизни не пробовал хлебцев вкуснее!

Выражение лица Азалии смягчилось:

– Я их пеку, как меня мать научила, когда я была еще совсем девчонка, – она расправила плечи. – Ну, мне еще надо кучу белья перестирать, а то заболталась тут с вами, и ничегошеньки не успею.

Она ушла в комнату для стирки. Шон сказал мне, усмехнувшись:

– Потрясающая женщина! Надеюсь, она никогда нас не бросит.

– Это уж как она сама решит, я над ней власти не имею. – Тут я заметил, что с Шоном нет собаки. – А где Данте?

– Носится по двору. Скоро я позову его в дом.

– А Дизеля ты вместе с ним не выпускал? Я его не видел с того момента, как встал с кровати.

Шон покачал головой:

– Нет, Данте там один, и Дизеля я тоже не видел, – он пожал плечами. – Может быть, он у Стюарта?

Скорее всего, Шон был прав; Дизель всегда чувствовал, когда кто-то нуждался в утешении. Наверное, он поднялся на третий этаж проведать нового жильца.

Я изучающе посмотрел на сына.

– Как твое настроение?

– Гораздо лучше, – Шон улыбнулся. – Пап, я очень рад, что мы поговорили.

– Я тоже, – у меня неожиданно перехватило горло, и больше я ничего не мог сказать. Когда ко мне вернулся голос, я продолжал: – Из управления шерифа известий не было, поэтому я думаю, что нам не запретят сегодня вернуться в дом Делакортов и продолжить работу.

– Я так и знал, что ты это скажешь, – Шон поморщился. – Мне туда не очень-то хочется, но ты, конечно, не бросишь недоделанную работу.

– Нет, разве что Канеша велит остановиться, – я съел еще хлебец с соусом.

Внезапно зазвонил телефон, и я чуть не подскочил от испуга: вот это будет номер, если это действительно Канеша! Я встал и взял трубку.

– Доброе утро, мистер Гаррис, – услышал я. – Это Рей Эпплби. Как поживаете?

– Спасибо, хорошо, мистер Эпплби. Чем могу быть полезен?

Я покосился на Шона, тот нахмурился и замотал головой, я кивнул в ответ: мол, понял его предостережение.

– Насколько я понимаю, в доме Делакортов произошло еще одно убийство, – Эпплби помолчал. – Вы случайно не были там, когда нашли тело?

Я сдержанно ответил:

– Нет, не присутствовал. Я был дома. Ничем не могу помочь, обращайтесь в управление шерифа.

– Вы были знакомы с убитой, Элоизой Моррис?

Я не хотел грубить, но с каждой секундой терял терпение.

– Вряд ли, мистер Эпплби. Я видел ее мельком несколько раз. Надеюсь, вас ничего больше не интересует? Я сейчас занят.

– Мои источники утверждают, что миссис Моррис была психически больна. Вы можете это прокомментировать?

– Нет, – ответил я. – Больше я ничего сказать не могу. А теперь, с вашего позволения, у меня дела.

Эпплби собирался задать следующий вопрос, но я повесил трубку. Не люблю бросать трубку посреди разговора, но журналисты выводят меня из терпения; каждое «нет» им приходится повторять двести раз.

– Он расспрашивал тебя про Элоизу Моррис? – Шон потянулся за очередным хлебцем, а я вернулся за стол, чтобы закончить завтрак.

– Да. И даже спросил, не присутствовал ли я, когда нашли тело.

Чем больше я об этом думал, тем сильнее злился: я, конечно, обнаружил два трупа за полгода, но это не повод считать, что и третий тоже нашел я. Мы, по счастью, не в Сент-Мэри-Мид, и я уж точно не мисс Марпл.

Мы с Шоном закончили завтрак в тишине. Когда я пошел наверх, навстречу мне спустился Дизель; я остановился на середине лестницы, а он сел на ступеньке вровень с моим лицом и посмотрел с тем выражением, которое я про себя называю торжественным.

– И где же ты был? – спросил я. – Опекал Стюарта?

Он дважды мяукнул, я решил, что это знак согласия.

Я поднялся дальше, Дизель последовал за мной.

– Через несколько минут я поеду на работу. Если хочешь, чтобы я тебя взял, то собирайся.

Я посмотрел на Дизеля. Он остановился, не заходя на второй этаж, склонил голову набок, словно обдумывая мои слова, потом развернулся и побежал вниз по лестнице. Я улыбнулся и пошел чистить зубы.

Через десять минут, когда я вернулся на кухню, я увидел Шона и Дизеля, готовых к выходу. Дизель был в шлейке, и я поблагодарил Шона за то, что тот надел ее на кота. Шон рассмеялся и ответил:

– Да он сам сдернул ее с крючка и мне притащил. Невероятно умный кот.

– Он такой, – сказал я и с нежностью погладил Дизеля по голове. – А где Данте? Ты его не берешь с собой сегодня?

– Нет, оставлю со Стюартом, – Шон пожал плечами. – Я перекинулся со Стюартом парой слов – он выглядел невеселым, но когда я спросил, сможет ли он присмотреть за Данте, то он немножко оживился. Данте ему определенно пришелся по душе.

Я прицепил поводок к шлейке Дизеля, выпрямился и сказал:

– Смотри, уведет он у тебя пса.

– Сказать по правде, пап, я не очень расстроюсь, если Стюарт захочет взять его себе. Данте – славный пес, но собакам нужно много внимания. Я не уверен, что у меня сейчас хватит сил на все это.

– Понимаю, – я открыл дверь в гараж, и первым туда вошел Дизель, а за ним мы с Шоном. – Но ты должен быть уверен на сто процентов, что Стюарт действительно хочет взять Данте и будет о нем как следует заботиться. Ты в ответе за Данте.

– Я знаю, – Шон улыбнулся мне поверх крыши машины. Я, придерживая дверцу, ждал, когда Дизель заберется на заднее сиденье. – Об этом можешь не беспокоиться, честное слово.

Он открыл дверь со своей стороны и сел в машину.

– Если я начну с тобой разговаривать, как с ребенком, останови меня, ладно? – Я смущенно улыбнулся. – Я вообще-то не собирался читать тебе мораль.

Шон похлопал меня по плечу, пока я выезжал из гаража.

– Не переживай, пап. Если ты меня совсем замучаешь, я напомню, сколько мне лет. Тому, кто в маразме, трудно ведь помнить даты.

Я рассмеялся, удивляясь тому, как быстро мы начали общаться в привычном стиле. Шон все больше становился похож на себя – каким он был раньше, до того, как заболела его мама, а я начал от него отдаляться.

Мы свернули на аллею перед особняком Делакортов, и я увидел, что там стоят только две служебные машины: из полицейского управления и из управления шерифа. Я подумал: на месте ли Канеша?

Ответ я получил через несколько минут, когда полицейский открыл нам дверь. Стоя на пороге парадной гостиной, Канеша разговаривала еще с одним сотрудником полиции и заместителем шерифа. Увидев нас, она знаком попросила нас подождать, и мы с Шоном остановились, а Дизель сел у моих ног. Через пару минут, когда полицейский и заместитель шерифа ушли, Канеша пригласила нас пройти с ней в гостиную.

Она, как обычно, не стала тратить время на светские любезности:

– Вы, конечно, слышали, что случилось вчера ночью?

Я кивнул, и она продолжила:

– Я хочу, чтобы вы как можно скорее закончили инвентаризацию. Я обратилась в отделение ФБР в Джексоне, и сегодня днем оттуда приедет сотрудник, который займется этой частью расследования.

– Мы постараемся, – сказал я, – но я не очень представляю, как мы успеем все закончить сегодня до обеда.

– Сделайте, сколько сможете, – с непроницаемым лицом ответила Канеша. – Не факт, что агент ФБР разрешит вам продолжать. Насколько я знаю, у них не всегда получается сотрудничать с местной полицией.

– Мы это учтем, шериф, – сказал Шон. – Пошли работать, пап.

Я кивнул Канеше и вслед за Шоном направился к двери.

– Еще кое-что, – сказала Канеша, и мы обернулись. – Я поговорила с нью-йоркским букинистом насчет «Тамерлана».

– Мистер Делакорт его действительно купил? – спросил я.

– Да, – ответила она. – И, думаю, когда мы найдем книгу, то найдем и убийцу.