Ректор Визард
Мой верный Игоша появился очень вовремя, не позволив Дарии меня поцеловать. Я, словно под воздействием стоп-заклинания, застывший, в инее, не мог предупредить землянку, что сейчас поцелуй — самое неподходящее, что только можно придумать. Только не сейчас!
Отцы демоны, как я хотел целовать эту девочку, как я хотел слиться с ней в единое целое! Когда я смотрел на нее спящую — мягкую, беззащитную, с приоткрывшимися влажными губами, растрепавшимися кудрями, золотым узором разметавшимися по постели, когда слушал ее мерное дыхание с едва слышным посапыванием, откуда-то из глубин моего сознания поднималась невыносимая жажда безраздельно обладать этой девушкой. Обладать во всех смыслах!
Я хотел, до боли, до зубовного скрежета хотел, чтобы она добровольно, взамен на мою заботу, покровительство и наставничество, подарила мне себя — свое тело, свою покорность, беспрекословное подчинение. Чтобы она с радостью делилась эмоциями, магической силой во время ритуалов, чтобы с готовностью раскрывала объятия, когда бы я ни попросил.
Я с тревогой осознавал, что мне все труднее сдерживать себя, а потому мечтал о ее взаимном влечении. Иначе в какой-то момент могу просто сорваться и заполучить ее силой. И вместо благодарности и послушания ритуальной напарницы заслужить ее ненависть, страх и отвращение.
Поэтому я с предельной нежностью, не торопясь разбудить, ласкал каждую клеточку ее тела, выводя языком на коже ритуальные руны, призванные скрепить наш магический союз. С каким наслаждением я вкушал зарождение желания в ее теле — сначала слабого, еще неосознанного, сквозь сон, но постепенно разрастающегося, вызывающего ее стоны и дрожь.
Она проснулась… и не оттолкнула меня. Случилось то, чего я так безумно хотел: моя сладкая девочка ответила мне, раскрылась, с готовностью принимая мои ласки. Я читал ее нетерпение, желание принадлежать мне, и все больше терял голову от близости счастья.
Я нарочно дразнил ее, доводил до крайнего перевозбуждения, чтобы у нее и мысли не возникло в какой-то момент остановиться и сказать, что она не готова.
Ощущая ее аромат, вкус губ, остроту сосков, бархатистость кожи, лаская пальцами переполненное влагой лоно, я предвкушал, как с первой судорогой ее оргазма я одним резким движением — сразу сильно и глубоко — заставлю ее кричать, и этот вопль ознаменует начало ритуала.
А после него Даша, даже если очень захочет, не сможет мне ни в чем отказать: ее же собственная магия заставит девушку во всем подчиниться первому мужчине, главе ритуальной пары.
Мой монстр-змей извивался кольцами, ожидая всплеска сексуальной энергии. Я был готов пронзить податливое юное зовущее тело, в висках, затмевая разум, стучало одно: «Сейчас она станет моей, сейчас она станет моей»…
Но мудрый древний монстр, Ледяной спрут, (как бы ни было трудно в это поверить, ставший частью иномирянки), рассудил иначе. Поставил зарвавшегося ректора на место!
«Так мне и надо! Забылся? Получай вместо огненного блаженства ледяной душ и неподвижность!»
Игоша в который раз показал себя настоящим хозяином дома, разумным и обстоятельным. Он сделал все, что было необходимо в такой ситуации: поговорил с опешившей и растерявшейся Дашей, отправил фей за лекарем.
Одно меня волновало: Игоша направил Дарию к Горгаду одну. Сопровождающая файетка — не в счет. И хотя Даше действительно пора все узнавать, со всеми знакомиться, вникать в порядки академии, меня не отпускало подспудное чувство тревоги.
Девочка оказалась слишком ценна для нашего мира, чтобы вот так просто и спокойно я мог воспринимать ее самостоятельное знакомство с территорией академии. Но и воспротивиться я не мог — банально не мог физически.
Не будем себя обманывать, девчонка стала ценной и для меня лично. Мне хочется извергать огонь, словно дракон, стоит только представить, что кто-то будет заглядываться на ее драгоценные золотые кудряшки, на ее милое личико, стройные ножки, высокую грудь.
А таких найдется немало. Даша ведь не просто хорошенькая. Есть в ней что-то, цепляющее с полувзгляда: лукавые искры в голубых глазах, глубокий, проницательный взгляд, завораживающая улыбка. Я уже не говорю о кудрях, признаке огромной магической силы, которые будут действовать на любого адепта и наставника, как магнит на металл.
В ледяной неподвижности ожидая прихода целителя, я радовался, что предусмотрительно совершил над спящей Дашей маленький, не совсем законный, ритуал. Когда перенес ее в свой дом и уложил на кровать, я сгорал, сходил с ума от желания покрыть поцелуями все ее нежное невинное тело. Но все-таки сначала я заставил себя вплести в ее волосы тонкие артефакты-нити, которые будут магически связаны с такими же у меня и у всех агентов.
Я просил ребят присматривать за ней, поэтому обязан максимально облегчить эту задачу. Мы должны точно знать, где она находится, и что с ней происходит. При любой, даже маленькой опасности, нити начнут вибрировать и представят сознанию четкий образ, картинку происходящего. А я, как изобретатель и ритуальный маг-хозяин этих артефактов-малышек, смогу в любое время видеть Дашу, по своему желанию: стоит лишь настроиться на восприятие магических волн.
Артефакты-нити вплетены всем агентам безопасности, не только адептам, но и мастерам. При необходимости эти тонкие волоски настраиваются на объект слежки — подозреваемого либо охраняемого мага. А вживить кому-то магический волосок совсем не составляет труда: в час-пик, когда в академии наибольшее количество адептов и наставников, и столкновений, толчков, прикосновений не избежать, легкое касание волос остается фактически незамеченным…
Целитель появился в спальне довольно скоро. Здесь ничего не говорило о том, что у меня была гостья: домовые быстро навели порядок, поправили постель. Я был без рубахи, но не стал из-за этого волноваться: все-таки, я у себя, мало ли, может, мне так нравится ходить по дому.
За что я особенно уважаю профессора Пшеничного, так за его умение не задавать ненужных, неудобных вопросов. Гарри поздоровался, подошел, осмотрел, шутливо заметил:
— Вот же угораздило!
Достав свои целительские кристаллы и артефакты, начал производить какие-то загадочные манипуляции. Я не стал вникать. Гарри — целитель, ему видней.
Постепенно холод меня отпускал. Сначала я смог поздороваться с профессором, потом пошевелить пальцами рук, затем ног. Вскоре стала поворачиваться шея, сгибаться суставы в локтях и коленях. В конце концов, я полностью оттаял. Вот только подняться с кресла пока не мог.
— Спасибо, Гарри. Надеюсь, со мной ничего страшного?
— Да, вроде все в порядке. Но ты же понимаешь, что я о подобных ситуациях должен докладывать, куда следует? В том случае, конечно, если на тебя напали.
— Нет, Гарри, на меня никто не нападал. Я сам виноват. Неудачный эксперимент. Ты же знаешь о моем увлечении разрабатывать новенькие полезные магические штучки? Ну, вот!
— Ладно. Понял. Докладывать никуда не будем. Только будь осторожнее с этой штучкой.
Совет прозвучал двусмысленно, но я не стал заострять. Сделал вид, что думаю об изобретениях:
— Да уж теперь, конечно, буду. Рано я их испытанием занялся, они еще не готовы. Поэтому и говорить пока не буду, что это, — придумывал я на ходу. — Хлопнули, растворились в воздухе, а меня заморозило. Что я там с магией накрутил, сам теперь не пойму. Буду думать.
— Хорошо, Визард. С тобой все в порядке, но, на всякий случай, я похожу к тебе, понаблюдаю. Как начнешь ходить, сам ко мне в целительский корпус побегаешь.
— Хорошо, Гарри. Благодарю.
Я распрощался с профессором, но не успел и рубаху натянуть, как кожу головы стало покалывать, а потом и вовсе жечь.
«Даша! Она в опасности!»
В сознании всплыла картинка, от которой меня с новой силой обдало холодом: четверо адептов старших курсов, оборотни, обступили Дашу. До боли стиснулись зубы, я в бешенстве взревел, когда эти отморозки принялись лапать Дашу, залезли под юбку, схватили за грудь.
Сам бежать к ней на помощь я не мог. А ведь через портал миг — и уже там. Но сейчас невозможно. Мысленно я настроился на братьев Громи: где они, что делают, успеют ли? Они бежали в ту часть академии. Значит, артефакты я настроил правильно. Благодарение Отцам демонам! Теперь главное, чтобы Лаурэль и Ниорак успели!
* * *
Дария
Парк, пруд, цветник и дом — все превзошло мои самые смелые ожидания. Я предполагала, что там должно быть красиво, но не думала, что настолько сказочно прекрасно! Хотя, удивляться вроде бы нечему: все-таки я попала в мир магии, где за каждый уголок и закуток отвечает свое волшебное существо.
Вот и здесь, если присмотреться и прислушаться, можно различить среди птичьих трелей хрустальный легкий смех — это над цветами кружат бабочки-файетки. Но не с бирюзово-голубыми крылышками, как в саду ректора Визарда, а с изумрудно-зелеными, но тоже блестящими и очень красивыми.
Тут и там видны изящные скамеечки и беседки, окруженные вьющимися цветущими благоухающими растениями. Ухоженные клумбы и цветущие кусты всех оттенков, гармонично подобранных друг другу.
Зеркально-сверкающий пруд с изумрудно-прозрачной водой, окруженный художественно «разбросанными» валунами и высокими травами, с островками белых кувшинок и розово-малиновых, солнечно-желтых и лиловых лотосов, с деревянным резным мостом, ведущим на противоположный от дома берег, манил к себе, притягивал взгляд, заставляя забыть обо всем.
Над водными цветками тоже кружили файетки, лиловые. Они иногда взмывали стайкой вверх, спасаясь от брызг. Я вгляделась в воду — там мелькнула тень. И вот ударивший по воде большой рыбий хвост снова спугнул феечек, недовольно загудевших, словно пчелиный рой. А из воды показалась светлая женская головка с милейшим личиком, потом другая, точь-в-точь как первая, они захихикали и нырнули в воду.
Меня окликнули, и я, вздохнув, повернулась к дому. А так интересно было наблюдать за шалостями русалок! На Земле ведь я такого не могла видеть.
Наставницкий «Дом у пруда» являл собой «семиэтажный» в самой высокой точке замок с башенками, балкончиками и всеми положенными скромному замку архитектурными изысками. Он будто лучился, мерцал изнутри благодаря необыкновенной искрящейся окраске стен. Вроде бы просто бежевый тон, но дом сиял среди насыщенной зелени деревьев и радужных всплесков цветников.
Я прониклась еще большим уважением к лорду Драгунски, основавшему академию и продумавшему здесь все до мелочей: почтительное отношение к преподавательскому составу и сотрудникам блистательно заявляло о себе здесь — чудным окружением и самим «жилым домом»! Мое сердце забилось в предвкушении: какая же, по словам коменданта, квартирка распахнет для меня свои двери?
Широкая лестница парадного входа привела к высоким резным дверям, мы вошли в светлый холл. Сразу напротив дверей — лестница на этажи. Откуда-то справа вышел невысокий сморщенный смуглый человечек с темными волосами, в темно-зеленом камзоле и брючках. Казалось, этот карлик был чем-то недоволен. Однако когда он заговорил, стало понятно, что это ложное впечатление — из-за морщинок и природной некрасивости существа:
— Приветствую, господа. Мисс Дария, — человечек поклонился, и я машинально отвесила книксен в ответ, даже не знаю, откуда что взялось.
— Меня зовут Валакх, мисс Дария, и я — хранитель этого дома. Считайте, комендант. Вам ключи выдали?
— Да, господин Валакх, — иначе, чем господин, его назвать у меня язык бы не повернулся, так он с нами подчеркнуто вежливо разговаривал. — Вот, «Золотистый жасмин»! — я достала из-под воротника форменного платья, в котором осталась, когда меряла одежду у Горгадов, свой изящный ключик на цепочке.
— Прекрасно, прекрасно! Золотистый жасмин! Наконец, он дождался свою хозяйку. — Валакх направился к лестнице, и мы потянулись за ним. Застывший было в воздухе караван невидимых сундуков с вещами, медленно поплыл за нами. — Видите ли, мисс Дария, мы предоставляем квартиры согласно характеру будущих хозяев, их симпатиям. Потому что это не просто жилые помещения. Вы сами вскоре убедитесь. Они словно живые существа. И если полюбят хозяина, будут помогать, охранять, самоочищаться от злых посланий, если кто-то ими вас проклянет. А если не понравитесь друг другу, квартира ваша будет равнодушно-холодной: пакостить не станет, конечно, но и помогать тоже не поторопится… Так вот, до сего дня Золотистого жасмина никто не удостоился. И я уверен, что он ждал именно вас. Чувствую, взаимная любовь и согласие возникнут с первого взгляда! — Валакх восторженно похлопал себя по бокам.
Мы поднялись до второго этажа, прошли в самый конец коридора, справа и слева в котором виднелись разноцветные двери в чужие квартиры. А мы стояли перед единственной дверью, золотистого светлого дерева, в которую коридор упирался.
Дрожащими руками я вставила ключ в замочную скважину, и он сам повернулся в моих пальцах. Нежный благозвучный аккорд прозвучал из-за двери, из щелей полился золотой свет, и она открылась внутрь, ослепив этим сиянием нас всех. В лицо дохнул прохладный ветер с ароматом жасмина, заиграв моими кудрями — задувая их вверх, перепутывая и взлохмачивая до львиной гривы.
Я волновалась. Если бы Валакх не предупредил о «живости» дома, я бы, наверно, так не тряслась. Но теперь я знала о чудесных свойствах моего пристанища. И я очень-очень хотела понравиться — моей оберегающей крепости.
— Я вас оставлю, — произнес Валакх и поклонился. — Счастливо обживаться!
— Спасибо, спасибо, господин Валакх!
Карлик снова поклонился и направился по коридору к лестнице. Мы проводили его взглядами и повернулись к открытой двери со светящимся проемом. Сзади кто-то нетерпеливый меня подтолкнул, и я, наконец, сделала первый шаг на порог своего нового дома.
Из-за льющегося отовсюду света пространство казалось просто огромным. Небольшой холл-прихожая плавно перетекал в просторную гостиную. Напротив входа — французские окна почти во всю стену, ведущие на балкон-террасу, с которой открывался просто волшебный вид: зелень-цветы-пруд-зелень! Справа — проход, судя по всему, в столовую и кухню, слева — камин и дверь в комнату, которая станет спальной. Камин оказался сквозным, очаг обнаружился и в спальне.
Глядя на все это золотисто-бежевое великолепие, я живо представляла, какая мебель (обязательно светлая) и где может стоять. И какой цвет обоев может быть там или там. Вот, например, в столовой к бежевому можно добавить нежно-салатовый цвет. Спальню оставить, как есть, бежево-золотистой. В ванной и уборной просится насыщенный изумруд. А в гостиной — что-то необычное, но и ненавязчивое, не утомляющее взгляд: например, взять белый, серебряный и сиреневый — цвет магии. На террасе — кофейный столик со стульями и кресло-качели. Все светлое.
Все это пришло мне в голову, пока мы все вместе осматривали эти поистине хоромы! И я даже не сразу обратила внимание, что у Горгада-мебельщика в руках оказался объемный рисовальный альбом, одно ухо у него как-то странно вытянулось в мою сторону и шевелится в такт движений моих губ, которые, в свою очередь, беззвучно нашептывают воображенные виды интерьера.
Когда мы вернулись в гостиную, я обратилась к Горгаду:
— Ну, что же, уважаемый Горгад, думаю, я могу рассказать, что мне примерно хочется здесь видеть.
— Гы-ы-ы-ы-ы, — сначала вовсе не удивил лохматый здоровяк. Но потом протянул мне свой альбом. Я открыла его и ахнула.
Все комнаты уже были прорисованы фотографически, а при нажатии пальцами вовсе поднимались над листами уменьшенными 3Д моделями шоу-румов, в которых можно было увидеть все до мелочей и сразу понять, где и что исправить либо добавить.
Сказать, что я была в шоке, это ничего не сказать. Но вообще, эта игра захватила всех: все-таки братья Громи жили в общежитии, где, я могу догадаться, условия поскромнее. По крайней мере, когда мы вошли в квартиру, глаза у обоих восторженно загорелись. А когда я открыла альбом, над ним тут же свесились еще три головы.
Ниорак, Лаурэль и Горгад увлеченно тыкали пальцами в предметы мебели и предлагали то изменить модель, то цвет, то место нахождения. Это и вправду было весело. Мы галдели еще некоторое время, а потом я заявила: «Утверждаю!», и Горгад-мебельщик, отобрав у меня чудесный альбомчик, художественно защелкал пальцами.
Под ритмичный отщелк по всей квартире возникали горы составных частей мебели. Я схватилась за голову: это что, еще все собирать? Но Горгад, когда все запчасти «прибыли», радостно ухмыльнулся привычным «гы-ы-ы-ы», изменив ритмический рисунок своего музыкального щелканья. Мебельно-интерьерный маг-виртуоз нащелкал мне всю квартирную обстановку не более, чем за 15 минут.
Мы с братьями Громи стояли буквально с раскрытыми ртами, наблюдая, как вдоль стен вырастают полочки и шкафчики, диванчики и кресла, столы и стулья, кровать и пуфики, светильники и кадки с домашними кустарниками. Мы, как хвостики, устремлялись туда, куда шел ударник Горгад. Жилище заполнилось странными звуками:
— Щелк — щелк, щелк-щелк — щелк, щелк-щелк, щелк…
— А-а-а-ах!
— Ух!
— Гы-ы-ы-ы-ы!
— Щелк-щелк — щелк…
— Ого!
— Уау!
— Гы-ы-ы-ы-ы!
— Щелк-щелк — щелк, щелк, щелк — щелк…
После того, как вся квартира была обставлена, по ней снова прошелся жасминовый ветер, каждый предмет, в том числе составленные в холле сундуки, озарился золотым свечением, и зазвучала тихая, похожая на органную, музыка.
Дом принял меня! Мне кажется, будь это не так, здесь прозвучала бы какофония диссонансных аккордов, а вместо нежного ветерка мог пронестись и ураган.
Мы с братьями Громи, не сговариваясь, захлопали в ладоши, и я, не сдержав эмоций, бросилась на шею Горгаду, чтобы обнять. Он скромно принял мой порыв и как-то даже потупил взор, когда я от него оторвалась.
— Это невероятно, Горгад! Волшебно! Магически прекрасно! Спасибо-спасибо!
— Гы-ы-ы-ы, — смущенно порадовался мебельщик. — Ну, я тогда пойду.
Лохматый виртуоз развернулся, не дожидаясь моего ответа, и вышел из квартиры.
— Ну, что, Даша, теперь наша очередь поработать? — лучезарно улыбнулся Лаурэль. — В конце концов, это преступление — не пользоваться таким огромным потенциалом магии, какой тебе посчастливилось иметь.