Дария

Я быстро придумала, как проучить профессора. Опыт студенчества в земном университете впитался в кровь. У меня еще оставалось немного силы зелья фей для полета, я ведь не исчерпала ее всю до донышка, чему очень радовалась. Позвала Дейзи, она откликнулась. Когда я рассказала, как хочу разыграть гостя, фея ожидаемо рассмеялась и без лишних сомнений согласилась поучаствовать.

Дааа! Чтобы увидеть растерянного ректора, с раскрытым ртом, стоило постараться! А вот профессор оказался слабеньким: недолго думая, упал в обморок. Как-то даже не интересно. Впрочем, раз испугался, значит, затея удалась. Феечки исчезли, я опустилась на пол и, торжествующе улыбаясь, подошла к хозяину дома.

Визард, ошеломленный, коснулся моих волос и, как зачарованный, стал пальцами перебирать локоны. Руку ему, видимо, уже излечили: боли его я не «прочла». Кажется, я могла стоять так бесконечно — тая от его невольной ласки.

А потом меня снова окутало чужим вожделением, я каждой клеточкой светящейся кожи ощущала, как Визард, с новой силой, жаждет власти надо мной. Я чувствовала, что он пытается сдерживать себя, но его желания и фантазии, его демонская природа сильнее доводов разума.

Меня захватило осознание власти над ним: да, он может подчинить меня, он сильнее, но он не может противостоять моим чарам. Я не раз за сегодня заметила: в моем присутствии он теряет голову, я легко читаю его чувственный раздрай.

«И если когда-нибудь он охладеет, я это тоже сразу буду знать», — вдруг кольнула горькая мысль.

Но демон уже крутил мною, как хотел, горячо, слишком горячо, прижимался, щекотал дыханием шею. Его прикосновения, его однозначные желания пугали, но вызывали ответ в моем теле: по коже носились мурашки, коленки дрожали, дыхание сбивалось, губы пересыхали

А он начал меня воспитывать а потом и вовсе предположил какую-то чушь: я издевалась над профессором, чтобы добиться повторного наказания от ректора! Это надо же такое вообразить! И я взорвалась! Из глаз брызнули слезы.

— Профессор сам виноват!…

«Демон тебя бери! Сводишь с ума своими прикосновениями, а потом, будто холодной водой окатываешь! До слез!»

Но ректор умудрился найти такие слова, что мне стало стыдно, ОЧЕНЬ СТЫДНО перед профессором, да и вообще. Я ужаснулась сама себе. Покраснела, кажется, до кончиков пальцев, и не знала, куда деть глаза.

Но Визард просто предложил привести в чувство профессора и за чаепитием обсудить мое перевоплощение, дальнейшее обучение, работу и проживание.

«Ну, неужели?!»

Дольч лежал на полу в позе свалившегося мешка — как-то криво, неудобно. Мы с ректором, присев на корточки, перевернули его на спину. Профессор вздохнул, пошевелил ручками и ножками и дал такого оглушающего храпака, что я от неожиданности вскрикнула, дернулась, ударив склонившегося к профессору ректора затылком по бороде.

— А-ааа!

— О-ооо!

— Уууууй!

От внезапной боли мы оба вскрикнули и свалились-сели на пол. Я держалась за затылок, Визард — за бороду, и, готова поспорить, в его демонских глазах стояли слезы.

«Ну, больно, конечно, больно — затылком-то по бороде со всего маху! Бедняга! Но я ведь не хотела, честное слово, не хотела! Что же делать, если оно так само все получается?!»

Я смотрела на ректора виноватыми расширившимися глазами и не знала, что сделать. Я придвинулась к нему и легонько подула на покрасневшее место: ничего умнее просто не пришло в голову.

— П-простите я не хотела

— Еще бы вы хотели, мисс Дария, — устало проговорил демон. — Если бы вы этого хотели, я бы прочел ваши мысли и смог это предотвратить. Но вас, как внезапное стихийное бедствие, предотвратить невозможно!

Я, видимо здорово стукнувшись затылком и временно помутившись разумом, продолжала тихонько дуть на его бороду, не глядя в его глаза. Мне было стыдно, я чувствовала себя обязанной сделать хоть что-то — ведь я же целитель, как мне сказали, но пользоваться магией я пока не умею.

Ректор Визард

«Демоны, ну что за блондинка?! Так, что она делает?! Дует?! Как в земном мире, просто дует на больное место?! Не знаю, что это за земная магия такая, но правда, становится легче

Какая она беззащитная сейчас — румяная от стыда и чувства вины, от смущения. Боится взглянуть в глаза, бедняжка. Вытягивает нежные свои губки и посылает легкий ветер. Даже не понимая, как соблазнительно это выглядит со стороны: она на полу, в легком платьице, с соскользнувшей снова с плеча бретелькой, с немного задравшимся подолом, приоткрывшим подогнутые ножки и ее розовые пухлые вытянутые губы, по которым так хочется провести языком и захватить в плен!»