Я слегка выкручиваю руки под рубашкой, чтобы дать себе немного свободы движения. Когда Уолтруд пристегивает меня, одной рукой я незаметно цепляюсь за перед, чтобы хоть немного ослабить рукав. Также делаю глубокий вдох, чтобы внутри рубашки образовалось больше пространства. Убеждаюсь, что та рука, что сильнее, находится поверх той, что слабее, пока она тянет рукава мне за спину. Когда она заканчивает, я выдыхаю воздух и чувствую внутри рубашки немного свободного места. Люди думают, что высвободиться из смирительной рубашки невозможно. Широко распространенный миф.

— Кажется, меня сейчас вырвет, — вру я Огиру и Уолтруд. Здесь это обычное дело, когда тебя рвет от сильных препаратов, которые пациенты глотают целыми днями.

— Я не дам тебе облевать мою форму, как в прошлый раз. Она только что из химчистки, — вздыхает Уолтруд со своим немецким акцентом, все еще зажимая сигарету в губах. — Блюй в ведро.

Я разворачиваюсь, радуясь, что мой трюк сработал. Повернувшись к ним спиной, я толкаю руку, что сильнее, к противоположному плечу. Падаю на колени и притворяюсь, что меня рвет, когда завожу руку над головой и начинаю зубами расстегивать ремень на моем рукаве. Немного вытягиваю спину и расстегиваю верхние и нижние ремни за собой. Я делаю это быстро, надеясь, что они не успеют это понять. Но когда я поворачиваюсь, Уордан Огир раскусил мой трюк. На его лице расплывается широкая улыбка. Он счастлив, что нашел то, за что может меня наказать. Если я не буду действовать быстро, они поджарят мои мозги на терапии.

Немедленно я хватаю шприц с успокоительным из кармана Уолтруд и с радостью втыкаю его ей в шею, пуская успокоительное к ее мозгам. Это срабатывает, как чудо-кнопка, но не останавливает меня от того, чтобы запихать ее лицо в ведро. Мне хотелось сделать это всю неделю, за те пытки, которые она мне устроила.

— Ты маленькая дрянь, — рычит Уордан Огир. Он удерживает меня за руки сзади и поднимает в воздухе вверх. Я не могу вырваться. Я поджимаю ноги и делаю ими толчок назад, чтобы коснуться его плеч. Мои руки выскальзывают из его лап, и я начинаю цепляться за его широкую спину, как обезьяна за спину слона. Я не теряю времени. Вытаскиваю из кармана санитара электрошокер и припечатываю его к шее Огира. Он падает на колени, а я вместе с ним, приземляясь на ноги.

Я вылетаю из палаты и слышу, как он за мной стонет. Он будет приходить в себя несколько минут. Мне надо бежать через коридоры, чтобы добраться до главных дверей, потом сбежать из этого кошмара. Мне надо рассказать миру, что я не сумасшедшая, — или, по крайней мере, убедиться, что я не такая.

На полпути к коридору я резко торможу. Ничего не могу с этим поделать. Это мое сердце меня останавливает, когда я вспоминаю, что оставила позади кое-что ценное. Мою Тигровую Лилию.

Не делай этого, Алиса. Только время потеряешь. Это просто цветок. У тебя всего минута, чтобы сбежать отсюда, прежде чем охрана узнает, что ты натворила. Будь разумной и беги.

Я отбрасываю в сторону всю логику и поворачиваю назад к своей клетке. Я учтиво пинаю надзирателя в лицо, сыплю на него проклятия, когда мне боль отзывается в ноге, пихаю лицо медсестры глубже в ведро, потом хватаю свой горшок с Тигровой Лилией. Я не бросаю своих друзей.