Цирк. Оставшееся время: 6 часов, 47 минут.

Я стою, глядя на толпу в цирке. Сердце ушло в пятки. Что они собираются со мной сделать?

Когда я об этом думаю, единственный настоящий человек в клетке — Льюис Кэрролл. Опять же, они его все равно не отпустили. Ну, конечно же, потому что он защищает Чудесников — значит, Льюис и сам не всегда считал их монстрами? Полагаю, сейчас они сделают со мной тоже самое.

Разрываясь между бегством и спасением тех, кто в клетках, я понимаю, что это отчасти воспоминание. Сомневаюсь, что я смогу что-либо в нем изменить. Кто бы ни привел меня сюда, он хотел, чтобы я просто увидела все это. Зачем? Понятия не имею. Быть может, он хочет, чтобы я начала оправдывать Черные Шахматы и их преступления в реальном мире.

Я в замешательстве. Кто чокнутый, а кто — нет? Те, кто обратились злом после того, что произошло с ними в клетке, или же те люди, кто бросает сахарную вату в эти бедные заблудшие души?

— Беги! — кричит Фабиола. Ее голос напоминает мне о комнате, в которую она хотела, чтоб я заглянула по возвращении из лабиринта.

Я разворачиваюсь и убегаю, на глаза наворачиваются слезы. На пути к выходу вокруг меня разбиваются чашки. Обратный путь по лабиринту гораздо проще. Думаю, я знаю дорогу, и мне боязно, что люди из цирка могут последовать за мной сюда. Пока я бегу, пытаюсь расставить все точки на i.

Значит, когда Льюис Кэрролл заточил Монстров Страны Чудес за дверьми Страны Чудес, он защищал мир от них, или их от мира? Фабиола сказала, что цирк случился за несколько дней до того, как он заточил их, значит, безопаснее думать, что он пытался их защитить. Или, быть может, он защищал одних, запирая других.

Мне больше нравится это предположение, поскольку очевидно же, что не все те, кто были в клетке стали в итоге частью Черных Шахмат. Например, Фабиола. Происшествие в цирке возымело различный эффект на каждого из них. Также, я не уверена, почему так и не увидела Пиллара, но, быть может, я просто выпустила его из виду во всей этой неразберихе.

Задыхаясь, я добегаю до дверцы. Я поворачиваю дверную ручку и вхожу в комнату, где люди собрались за трапезой в студии Льюиса Кэрролла. От одного вида на глаза наворачиваются слезы, в теле появляется слабость и у меня подгибаются колени.