Шейн работал неподалеку на участке, владельцы которого приняли его в компанию, предложив небольшую долю. В течение последних трех лет он бродил с одного прииска на другой, собирая золотой песок в спичечные коробки, а затем снова всё растрачивал. В 1851 году он служил палубным матросом на судне, но дезертировал, как только это судно прибыло в Порт Филипп.

– Я был не единственным. Вся команда ушла. А если хотите знать, то и сам капитан тихонько посмеивался себе в бакенбарды. Я слышал, каким тоном он сказал, что ему не найти людей для новой команды, – впрочем, так оно и было, – а затем и сам отправился искать золото.

Дик знал, что в этом рассказе не было ничего невероятного. Когда было найдено золото, все словно сошли с ума. Отец Дика, учительствовавший в Мельбурне, бросил работу и отправился в Джилонг, но из-за своей нерешительности упустил момент, когда золото добывали диким способом, прямо на поверхности. Из Джилонга Престоны перебрались в Балларат. Иногда им везло, но за этим следовали недели, когда удавалось намыть всего несколько песчинок. Неудивительно, что мистер Престон был обескуражен. И всё же у него не хватило решимости всё бросить. Всякий новый рассказ про удачную находку, самородок или богатую жилу вселял в него новые надежды.

Дику нравилась бродячая жизнь, и всё же иногда он чувствовал, что здесь что-то не так; это бывало, когда они с отцом возвращались домой усталые и с пустыми руками, а в жалкой хижине-палатке их встречала миссис Престон и кормила скудным обедом, отдающим дымом сухой травы.

Но, слушая старателей, которые пели вокруг костра под аккомпанемент варгана[19], он сразу забывал все несчастья, а рассказы старых золотоискателей о Калифорнии увлекали Дика не менее, чем его отца.

Восхищали и рассказы Шейна. Шейн был еще молод, ему недавно перевалило за двадцать, и пятнадцатилетнему Дику было лестно иметь такого друга. Шейн, казалось, объездил весь свет: в Южной Америке он сражался, в Китае играл в азартные игры, в Сан-Франциско вербовщики напоили его допьяна и отправили в плавание, потом на голландском судне он занимался ловлей жемчуга. И вот теперь, как только кончится работа, он должен встретиться с Диком.

– Завтра после обеда постарайся освободиться, мальчуган! – сказал Шейн, таинственно подмигивая и кивая головой.

– Хорошо, – ответил Дик. – Надеюсь, отец не рассердится, если я разок устрою себе праздник. А в чем дело?

– Да ведь тебе уже всё известно, – сказал Шейн своим мягким, проникновенным, характерным для ирландца голосом, в котором чувствовался оттенок насмешки. – Будто ты не слыхал, как гнусно вела себя полиция в деле Бентли, этого подлого убийцы, которого покрывает двурушник и предатель судья Дьюс? – Его голубые глаза злобно сверкнули. – Ну-ка, попробуй скажи, что ты жалкая гнида и вся эта мерзость не приводит тебя в бешенство! Но, Дик Престон, возможно, будут беспорядки. Так что, мой дорогой, лучше не ходи, если боишься за свою драгоценную шкуру. Мы обязательно накостыляем им шею и выставим отсюда, так и знай.

– Кто? Почему? – спросил Дик. Он знал, что шотландцу Скоби проломили голову, когда тот стучался в двери ресторана гостиницы «Эврика» после его закрытия на ночь; впрочем, отец Дика одобрял судью, который прекратил дело, сказав, что пьяницам так и надо.

– Да ну тебя! – и Шейн дал ему дружеского пинка. – Ты просто струсил.

– Ничуть, – горячо возразил Дик. – Я, конечно, пойду с тобой. Мне бы только хотелось побольше узнать об этом.

– Да, но сумеешь ли ты постоять за себя? – Склонив голову набок, Шейн взглянул на него проницательными, смеющимися глазами. – Да падет стыд на мою голову за то, что я сбил с правильного пути мальчика, которому следует сидеть дома и учить уроки возле маминой юбки.

– Ты отлично знаешь, что я могу постоять за себя, – сердито ответил Дик. – Я пойду с тобой.

– Конечно, дело не в том, заслужил Скоби то, что получил, или получил то, что заслужил, – сказал Шейн. – Хотя он шумел ничуть не больше, чем обычно шумит человек, когда на него вдруг нападет охота промочить глотку. Но ложь и жульничество вывели ребят из терпения. Этот каторжник Бентли, отпущенный с Ван-Дименовой земли, орудует на пару с судьей Дьюсом, словно оба они – воры из одной шайки: Да, правительство всё больше и больше позорит себя и с каждым днем всё сильнее теснит нас, бедных старателей, из-за лицензий. Живому человеку такого не стерпеть. – Он сплюнул. – Это тирания, вот что, мой храбрый дружок, и никакой ирландец не станет с этим мириться;

– Англичанин также, – решительно поддержал Дик, хотя и сам не вполне понимал, что он этим хочет сказать.

– Жму твою руку, – примирительным тоном сказал Шейн и крепко стиснул руку Дика. – Да, ты парень неплохой, только соображаешь медленно. Но когда ты вырастешь, это пройдет.

Дик уже собирался возмутиться, но заметил веселый огонек в глазах Шейна и только рассмеялся.

– Итак, долой тиранию! – сказал Шейн.

– Долой тиранию!

Они оба засмеялись.

– Хватит ли у нас времени, чтобы сыграть в кегли до темноты? – спросил Шейн.

– Только не сегодня, – сказал Дик. – Я хочу помочь матери.

– Пай мальчик. Правильно, я и сам пойду и помогу тебе стирать белье.

Непринужденно обняв Дика за плечи, он отправился в его хижину. Дик гордился своим рослым рыжим другом, у которого было такое приятное ирландское лицо.

– Вы больше палец о палец не ударите, миссис Престон, – сказал Шейн, когда они вошли в хижину. – Мы с Диком покажем вам для разнообразия, как надо управляться с домашними делами. Добрый вечер, сэр.

– Добрый вечер, – пробормотал мистер Престон, который при свете чадной керосиновой лампы пытался изучать руководство по горному делу. – Надеюсь, вы отвыкаете от ваших буйных ухваток. Пора, пора.

– Честное слово, – сказал Шейн, – я стал таким смирным, что почти всё время только то и делаю, что слушаю, как мухи летают. Интересно, чем объясняют ученые люди, вроде вас, что, когда становится очень тихо, мы всегда слышим, как летают именно мухи?

Мистер Престон хотел нахмуриться, но не сумел.

– Ты дурень, Шейн Корриген,- ласково сказал он.- Но веди себя как следует и будешь хорошим парнем.

– Ты только послушай! – Шейн повернулся к Дику с деланным изумлением. – Он же слово в слово сказал то, что я сам всегда говорю! Рад слышать, что мистер Престон согласен со мною. Если миссис Престон дозволит мне взглянуть на ее очаг, я научу ее всему тому, чему сам научился, когда был коком на борту «Мэри Уилкинс»- бригантины водоизмещением в 114 тонн. Ничто так не способствует развитию кулинарной мысли, как куча голодных моряков, которые толпятся вокруг тебя с ножами и вилками, и особенно, если дело происходит посреди океана.

Мистер Престон покачал головой и, склонясь к керосиновой лампе, вновь погрузился в чтение, продолжая наживать головную боль. В то же время Шейн приступил к приготовлению обеда, одновременно давая советы по части кулинарии под открытым небом. Дик пришел в восторг, видя, что мать, хотя и считает в душе влияние ирландца вредным для своего сына, всё же не может устоять перед его непринужденными манерами.