Они зашли за полог и очутились в алькове, заставленном крадеными, как решил Дик, вещами: часами, кувшинами, цветочными горшками, вазами, одеждою. Заглянув в комнату через дыры в пологе, они увидели, что Макфай подошел к двери.

– Сюда нельзя, – грубо сказал он. – Уходи. Я сегодня нездоров. Делами не занимаюсь.

Но гость не обратил внимания на эти слова, оттолкнул Макфая и вошел в сарай.

– Ах, это ты, Томми? – сказал Макфай, уже не раздраженным, а льстивым голосом. – Но всё-таки я сказал правду, что мне сегодня нездоровится. Я не могу уделить тебе время…

Вошедший – худощавый, широкоплечий мужчина с длинными, нелепо болтавшимися руками и лицом, указывавшим на происхождение от европейца и китаянки, – ничего не ответил. Он оглядел комнату, а затем уселся в кресло.

– Это мое место, – ворчливо запротестовал Макфай. – Не садись сюда, Томми. Пересядь куда-нибудь. Ну, вставай же!

Томми не двинулся с кресла и ничего не ответил. Он сидел, разглядывая Макфая прищуренными глазами сквозь полуопущенные веки; пряди иссиня-черных волос свешивались ему на уши.

Макфай встревожился еще сильнее.

– Ладно, Томми. Можешь немножко посидеть в моем кресле. Только нехорошо обращаться с бедным стариком в его собственном доме, как с собакой. Ну, давай, Томми, скажи, по крайней мере, что-нибудь. Что у тебя на уме?

Появление нового пришельца, видимо, так встревожило старика, что он забыл о Дике и Шейне; но, спросив, что у Томми на уме, он как будто вспомнил о них, потому что, вместо того, чтобы повторить вопрос, отступил назад и невнятно заговорил:

– Нет, не отвечай мне, Томми. Я знаю, что ничего плохого. Только ты раньше никогда так не обращался со мной в моем собственном доме. Но я не сержусь. Выпей, Томми, а потом уходи. Говорю тебе, что мне нужно поспать.

Томми по-прежнему сидел безмолвно и неподвижно. Макфай снова подошел к нему, бормоча:

– Мне нужно поспать, Томми. Ты мешаешь мне лечь в постель.

Наконец Томми вытянул ноги и зевнул.

– Ты никогда не спишь, – сказал он. – Черту не нужно спать.

Макфай продолжал бормотать. Томми ткнул в него пальцем.

– Эй, ты! Ты думал, Томми в Джилонге!

Он сплюнул. Затем стал шарить под столом, нашел бутылку джина и стал пить, ставя ее в промежутках между глотками себе на колени.

– Бери ее, Томми, – вертясь вокруг него, плаксиво протянул Макфай. – Всю бутылку. Можешь взять ее. Мне не жалко бутылки джина для такого старого друга, как ты.

– Смотри, какой добрый стал! – сказал Томми резким, невыразительным голосом, отбрасывая назад длинные волосы.

– Хватит, Томми! Говорю тебе, – я болен. Ты что, сам никогда не болел и поэтому мне не веришь? Не пожелаю тебе таких дьявольских болячек, как у меня! Я хочу спать.

– Как ты можешь спать, когда у тебя такие болячки? – насмешливо спросил Томми.

– Я хотел сказать, что попытаюсь уснуть, забыть о них.

– Так иди спать, – ответил Томми и снова сплюнул.

– Я не могу спать при свете, – сказал Макфай. – Неужели у тебя совсем нет жалости?

– Тогда погаси свет.

Макфай попытался засмеяться.

– О, да ты, как видно, шутник, Томми! Тебе захотелось пошутить. Ну, а теперь иди домой, в свою палатку.

– Томми будет теперь жить здесь.

Макфай бродил по комнате, бормоча себе под нос и не зная, что предпринять.

– Как идет новая работа? – спросил Томми, снова отпив из бутылки.

– Какая новая работа? – в свою очередь спросил Макфай тоном оскорбленной невинности. – Я, как всегда, роюсь немного в заброшенных выработках у реки – вот и всё.

Томми тихонько захихикал.

– У тебя есть наручники. Скоро ты сам будешь носить их, если не станешь осторожней.

Макфай остановился перед ним, судорожно дергая руками.

– Что ты сказал?

Томми не ответил и снова погрузился в непроницаемое молчание.

Затем он взглянул на Макфая.

– Ты сказал, – тебе плохо. Я слышу тебя. Ну, так Томми тоже плохо. Плохо из-за тебя. Ты его надул. Но он за тобой следил, Макфай. Ты слишком часто его надувал. Делись и делись поровну. Это здорово получалось, не так ли? И Томми верил тебе, как проклятый дурак. Как насчет той половины, которую ты забрал у него после маленького дельца на складах Колак?

– Держи язык за зубами!

– Томми всё равно, если у стен есть уши. Он пришел говорить в открытую, Макфай. Придется тебе потерпеть.

– У меня не было времени сказать тебе об этих наручниках, – закудахтал Макфай. – Убей меня на месте, если это не так. Ты слишком быстро ушел. Я собирался поделиться с тобою. Ты напился, а теперь думаешь, что я тебя надул. Тебя надувают там, где ты напиваешься, а я невинен, как младенец. Приходи ко мне завтра утром, и мы обо всем поговорим.

– Томми теперь всё знает, – ответил Томми, вытягивая ноги и давая этим понять, что он не собирается уходить со своего удобного места. – Он останется здесь, пока всё не разузнает.

– Кто это наговорил тебе? Будь они прокляты! – неистовствовал взбешенный Макфай- – Это Нелли, конечно, я знаю, что она.

Он заскрежетал зубами..

– Заткнись! – сказал Томми. – С чего это ты стал называть имена? Я же тебе не говорил, кто. Так что, не слишком бросайся словами, а не то берегись, – бросишься в собственную могилу!

Макфай нерешительно ходил взад и вперед по комнате.

– Что ты собираешься делать, Томми? – горестно спросил он наконец.- Не можешь же ты оставаться здесь вечно. Что ты собираешься делать?

– Томми останется, пока не придут те двое молодцов, из которых ты жмешь деньги. А когда они придут, будем жать вдвоем.

Макфай не знал, что ответить на эти откровенные слова, потому что любой ответ только ухудшил бы его положение. Он бросил быстрый взгляд на альков и, что-то ворча, отошел в ту часть сарая, где за перегородкой находился чулан с выходом во двор. Оглядев альков, Дик заметил в задней части оконце и сообразил, что Макфай собирается шмыгнуть во двор, чтобы убедить Шейна и его самого незаметно выбраться через это оконце.

Томми не стал удерживать Макфая. Он только прислушался, и, когда тот постучал тарелкой о тарелку, создавая впечатление, будто готовит еду, Томми бесшумно поднялся с кресла, осторожно поставил на пол бутылку и ножом, извлеченным из-за пояса, начал приподнимать половицы. Но Макфай, который медленно отодвигал засовы на задней двери, решил взглянуть на Томми, прежде чем улизнуть во двор; он высунулся из-за перегородки и, увидев, что делает Томми, оцепенел от ярости, мгновение поколебался, а затем вернулся в чулан.

Там он вытащил револьвер из-под своих лохмотьев, взвел курок и повернул щелкнувший при этом барабан, чтобы под курком оказался боевой патрон. Обычно, при ношении револьвера, в камеру, которая находилась под курком, патрона не вкладывали, чтобы избежать несчастных случаев.

Затем, держа в руке револьвер со взведенным курком, Макфай тихонько вошел в комнату. Но, несмотря на осторожность Макфая, Томми услышал скрип половиц и поднял голову с беспечной полупьяной усмешкой.

– Всё равно. Придется тебе поделиться. Видишь, Томми знает, где ты держишь деньжата.

Но тут челюсти его сжались и он уставился на револьвер, направленный ему прямо в сердце. Что-то в выражении глаз Макфая подсказало Томми, что мешкать нельзя; он почувствовал возрастающий страх и злобу старика, палец которого уже нажимал курок.

В то же мгновение, быстро схватив нож за лезвие указательным и большим пальцем, Томми запустил его в Макфая. Тот отпрянул, но лезвие уже вонзилось ему между ребер. Револьвер стукнулся об пол.

– Так, так, – произнес Томми странным, пронзительным голосом. – Так, так, Макфай. Не вини меня в этом. Ты сам напросился. Так, так!

Наклонившись, Томми стал пальцами отдирать половицы, но остановился, когда из-под ногтей у него показалась кровь. Он лихорадочно осмотрелся в поисках предмета, который мог бы послужить ему рычагом. Не найдя ничего подходящего, Томми подошел к мертвецу и встал над ним, растерянно улыбаясь и облизывая губы.

– Ты ведь сам напросился на это, Макфай, – бормотал он. – Не вини меня теперь. Я хочу только взять обратно свой нож. Он мой, а не твой.

Он вытащил нож, отер его о рваную рубашку Макфая и снова принялся приподнимать доски.

– Мы не можем оставаться здесь и смотреть на это, – весь дрожа, прошептал Дик.

– Нет, – ответил Шейн, кладя руку на плечо Дика, чтобы успокоить его. Он слышал, как потрескивает ящик комода, о который опирался Дик.

Как ни слаб был этот звук, Томми тоже его услышал.

– Кто там? – крикнул он, вскочив на ноги.

– Убирайся к черту, Томми! – заорал во весь голос Шейн. – Мы всё видели!

Томми в ужасе прыгнул назад, выронил нож и оперся о стол. Он пытался заговорить, но у него сперло дыхание. Видя, что Томми безоружен, Шейн выскочил из алькова, собираясь поднять револьвер, лежавший у тела Макфая. Дик последовал за ним. Увидев их, Томми понял, что ему не перехватить Шейна до того, как тот успеет поднять револьвер. Вместе с тем он уже оправился от ужаса, который сковал его, когда среди ночи, непонятно откуда, загремел обличавший его голос.

Томми схватил со стола лампу и запустил ею в Шейна. Шейн отскочил в сторону – и лампа ударилась о стену сарая. Томми кинулся к наружной двери, распахнул ее и исчез. Лампа разбилась – и на мгновение стало темно, затем сразу же взвился столб огня. Пламя побежало по полу и охватило потолок.

– Выбирайся отсюда, – закричал Шейн и, схватив Дика за руку, потащил к задней двери.

Через секунду они уже очутились во дворе, вдыхая прохладный ночной воздух.

– Быстро! – скомандовал Шейн. – Сейчас здесь соберется толпа. Нужно убраться подальше от этого проклятого места, пока пламя не вырвалось наружу.

Они опрометью бросились бежать, и когда остановились передохнуть, то увидели позади зарево пожара.

– Надеюсь, что продолжения не будет, – сказал Дик, которому стало лучше после того, как на бегу он наглотался чистого и прохладного ночного воздуха.- Не скажу, чтобы мне было жалко Макфая. Мне бы только хотелось, чтобы Томми тоже прикончили.

– Мои дорогие десять фунтов приказали долго жить, – сказал Шейн с грустной усмешкой. – Вот уж точно – исчезли в мгновение ока.

Затем он добавил уже серьезно:

– Думаю, что мы в сравнительной безопасности. Теперь я, конечно, не верю, что Макфай оставил у кого-нибудь письмо насчет нас. Это он нас взял на пушку. Он хотел обделать дельце без ведома компаньонов. Я видел этого Томми прежде. Его прозвали Томми Китайцем. Макфай, как видно, всё время надува)! его. До чего грязные свиньи!

Проводив Шейна и добравшись до дому, Дик остановился, чтобы перевести дыхание и стереть с лица пот, а затем с напускной беспечностью вошел в комнату.

– Ну, Дик, я надеюсь, ты получил удовольствие, – сказала миссис Престон, поднимая глаза от шитья. – Слышал ты какие-нибудь новые матросские истории? Ведь ты их так любишь.

– Для него было бы лучше… – сказал мистер Престон, считавший своей обязанностью делать предложения, которые явно не имели шансов на успех у Дика,- да, для него было бы гораздо лучше, если бы он хоть один вечер посидел дома и занялся уроками, которые я ему задал, а не бездельничал у костров.

– Ну, ну,- сказала миссис Престон.- Не можешь же ты требовать, чтобы он работал весь день и весь вечер.

– Думаю, что мне надо попробовать посидеть дома.- сказал Дик. – Я не прочь для разнообразия заняться уроками.