Под вечер того же дня депутация вождей Южного Креста, под защитой белого флага, направилась в правительственный лагерь с требованием рассмотреть вопрос о старателях вообще, а кроме того, освободить людей, арестованных в четверг, потому что они не более виновны, чем тысячи других золотоискателей, которые также сожгли свои лицензии.

Офицеры и чиновники, принимавшие депутацию, пообещали справедливо и дружественно разобраться в деле, после чего депутаты вернулись в лагерь повстанцев.

И в лагере, и на Красном Холме всё еще продолжались учения, но из-за тесноты и отсутствия припасов не было никакой возможности собрать всех людей вместе. Всё внимание командования было сосредоточено на дороге Мельбурн – Джилонг, по которой должны были прибыть форсированным маршем сильные подкрепления для правительственного лагеря. Вдоль этой дороги, поблизости от горы Уорренхайп, были расставлены дозоры. Но большая часть старателей продолжала жить в своих палатках на равнине.

После перенесенных волнений и напряжения первых дней восстания все испытывали потребность как-нибудь отвлечься; самые необузданные разбрелись по пивным и дансингам, где могли хоть частично растратить запас энергии.

В этот вечер, когда, казалось, все отдыхали от военных приготовлений, Дику захотелось вновь повидаться с родными. Шейн занялся игрой в ландскнехт с товарищами, но Дик не любил карт. Он отправился домой один. Однако мысль о миссис Вертхайм и Козиме заставила его свернуть на главную улицу. Он подошел к их жилищу и постучался.

Дверь открыла Козима.

– Входи, – сказала она, – только вытри сперва ноги.

Дик вошел и спросил, где миссис Вертхайм.

Козима ответила, что она ушла к своей приятельнице, миссис Спанхейк.

– Ах, как бы мне хотелось быть в лагере вместе с вами! – сказала она, сжимая руки. – Как ты думаешь, если я переоденусь мальчиком, – возьмут меня?

– Ты ведь сама знаешь, – тетя всё равно разыщет тебя и заставит вернуться, – ответил Дик. – А кроме того, там не слишком-то удобно.

– Я презираю удобства, ненавижу удобства! – воскликнула Козима. – В доказательство, я буду сегодня спать на полу. Не могу тебе сказать, как я ненавижу и проклинаю свою перину.

– Но тебя всё равно узнают, – сказал Дик, – пойдут тогда насмешки и всякие такие штуки.

– Я готова пойти на унижение, лишь бы это принесло пользу общему делу, – возразила Козима. – Но, пожалуй, ты прав.

Дик не сомневался в том, что он прав и что насмешки над Козимой ничуть не помогли бы восстанию. Насмешки над Козимой, – одна мысль об этом была для него невыносима.

– Ты страшно помогла мне, – сказал он, покраснев, – если только это можно назвать пользой.

– Чем же я тебе помогла? – спросила Козима.

– Ты помогла мне увидеть разные вещи. Ты… но я не сумею этого объяснить.

– До сих пор я думала, что только благодаря виски люди видят разные вещи.

– Я хотел сказать, что ты помогла мне узнать правду о жизни.

– Это было бы чудесно, – печально сказала Козима. – Знаешь, мне иногда приходит в голову, что я страшно тщеславна, и тогда я нарочно мажу себе нос сажей и выворачиваю чулки наизнанку, и тетя считает меня просто неряхой. Но она ошибается… – Козима помолчала, потом глубоко вздохнула и, наконец, решилась: – Это я смиряю гордыню. Вот! – Она подождала, пока ее слова дойдут до Дика, и продолжала: – Только это тайна, я еще никому об этом не говорила, и если ты проболтаешься, то я сейчас же постригусь в монахини, потому что не смогу никому глядеть в глаза от стыда.

– Я лучше умру, чем скажу кому-нибудь, – взволнованно сказал Дик.

Он не совсем понимал, в чем состоит тайна, которую ему было велено хранить, так что мог дать это обещание с чистой совестью.

– Ну, смотри. Куда ты идешь теперь?

– Нужно повидаться с отцом и матерью. Они, вероятно, тревожатся.

– Можно мне пойти с тобой?

– Конечно, я был бы очень рад. Но твоя тетя на меня рассердится…

– Вовсе нет, она всегда сердится только на меня. Из-за всего.

– Но ведь тебе нужно присматривать за домом…

– Пусть сам присмотрит за собой. Как славно было бы, если бы воры утащили фортепиано! Ты только подожди минутку.

Она побежала вверх по лестнице. Дик отлично знал, что миссис Вертхайм запретила бы Козиме идти с ним, но он был так потрясен непостижимой тайной, которой с ним поделились, и так хотел быть достойным доверия, что не мог отказать Козиме в ее просьбе. И затем ему очень хотелось прогуляться с нею. Через несколько минут он услышал ее шаги на лестнице и уже раскрыл рот, чтобы объяснить, почему молодой девушке не следует гулять в такой час. Но, к своему изумлению, он не увидел девушки. Перед ним стоял мальчик. Не будь уверен, что, кроме Козимы, некому было спуститься сверху, он бы ее ни в коем случае не узнал. На ней была голубая рубашка, старые вельветовые штаны и куртка, а косы она спрятала под кепи.

– Полгода назад один из жильцов оставил здесь этот костюм, – объяснила Козима. – Он сказал, что костюм придется мне впору, и я его припрятала.

– Но ты уверена, что твоя тетя не будет недовольна?

– Конечно, будет недовольна. Только это глупости, и о них не стоит говорить. Я оставлю ей записку.

Она взяла карандаш, бумагу, написала несколько слов и вставила записку в раму зеркала, стоявшего в прихожей: «Рядовой К. Вертхайм ушел на дежурство. Вернется попозже».

И она со смехом выбежала на улицу.

Они немного прошли по дороге, потом свернули на равнину.

– Мне не хочется являться к твоим родным в таком виде, – сказала Козима. – Взрослые не так просто смотрят на вещи, как мы. Я подожду тебя поблизости.

Дик оставил ее сидящей на старой перевернутой тележке неподалеку от своего дома, а сам побежал к родным. Он застал их обоих дома и услышал те же разговоры, что и вчера днем. Мистер Престон уверял, что губернатор пошлет тысячи солдат и матросов с пушками и что всех участников восстания повесят, как изменников, а Дика, которого он величал одним из зачинщиков, еще и четвертуют. Миссис Престон, более разумная, хотя уже не такая веселая, как прежде, просто уговаривала Дика держаться подальше от борьбы.

– Нам нужно перебраться на другие прииски, – говорила она, – или уехать в Новый Южный Уэльс. У отца всё уже готово к отъезду.

– Приготовления не заняли много времени, – сказал мистер Престон. – Нечего было и готовить. Я всё 'распродал. Получать тоже почти нечего. Сандерс и его родственники, которые были нашими компаньонами, купили участок. Теперь тут, чего доброго, откроется жила с самородками.

– Не падайте духом, – сказал Дик. – Всё имущество крупных землевладельцев будет поделено между бедняками. Больше нельзя допускать, чтобы люди, которые стакнулись с правительством, владели половиной страны.

– Но тогда, – уныло сказал мистер Престон, – на каждого придется так мало, что из этого вообще ничего не выйдет. С таким же успехом мы могли бы попытаться завести ферму на участке нашей заявки, величиной восемь ярдов на восемь.

– Ты действительно думаешь, что мы все получим фермы? – спросила миссис Престон.

– Разумеется, – ответил Дик. – Так говорят и Кенворти, и Кеннеди. Вот бы вам послушать их! Они замечательно говорят.

– Не сомневаюсь, – сказал мистер Престон. – Только ослы могут слушать этих краснобаев: у остальных уши недостаточно длинные.

Но тут Дик вспомнил, что Козима ждет его. Он поспешно распрощался и пообещал прийти вновь завтра, в воскресенье. У него было грустно на душе, когда он вышел из хижины. Он шел потихоньку, раздумывая. Нагнувшись, чтобы завязать шнурок от башмака, он отчетливо услышал чьи-то шаги позади себя.

Шаги тотчас же затихли. Дик выпрямился, пошел дальше и внезапно остановился снова. И снова ему послышались шаги человека, который останавливался, как только останавливался он. Место, где ждала его Козима, было совсем рядом, и Дик призадумался, как теперь быть. Он решил, не мешкая, встретить Козиму и вместе с ней бегом добраться до дороги.

Но едва Дик свернул за угол сарая, как что-то темное упало ему на голову и плечи его захлестнула веревочная петля. После короткой борьбы он был сбит с ног и оказался на чьей-то широкой спине. Он попытался закричать, но не смог, задыхаясь в темном мешке, закрывавшем ему лицо. Он не представлял себе, кто же был его похититель. Во всяком случае, полиция едва ли стала бы заниматься такими похищениями. Человек, который нес Дика, всё шел и шел. Потом он остановился, что-то заскрипело, человек сделал еще несколько шагов, и вдруг Дик очутился на земле.

Когда мешок был сорван, он увидел громадного шведа из бандитской шайки, а рядом с ним стоял на коленях Томми Китаец и тыкал дулом револьвера Дику под ребра.

– Узнаёшь нас на этот раз? – спрашивал Томми.- Чего ж ты не смеешься? Комедия, да и только! Два раза ты совал нос куда не следует. В третий раз тебе будет не до смеха! Понял? – Он изо всех сил ткнул Дика револьвером. – Ну, говори! Выкладывай. С чего это мы так хлопочем, чтобы заполучить тебя в гости, как ты думаешь? Э, да ты знаешь!

Дик покачал головой.

– Не валяй дурака, мальчуган, – продолжал Томми. – Томми не из тех людей, которые легко прощают. Но всё же тебя приволокли сюда не только, чтобы расплатиться за то, что ты дважды становился мне поперек дороги. Теперь ты понимаешь, для чего?

Снова Дик покачал головой.

Томми грозно нахмурился.

– Не ври, понял. Только ты и Томми знали, где Черный Макфай прятал свое золото. Знала еще одна женщина, но она не в счет. Это уж мое дело. Как же ты объяснишь, что на следующую ночь, когда Томми вернулся к сгоревшему сараю, там в золе не оказалось золота? А он искал на совесть, – всё пожарище изрыл, но ничего не нашел. Не иначе, как ты и твой чертов дружок – ирландец – успели уже там побывать. Выкладывай!

– Ни о каком золоте мы не знали, – хрипло ответил Дик, полузадушенный пылью, набившейся ему в горло из грязного мешка. – Кто-нибудь рылся там в обломках и нашел его случайно. А может, кто-то знал о нем и опередил вас.

– Так оно и было, – зарычал Томми. – Ты опередил!

Дик покачал головой. Он понимал, что возражать бесполезно.

– Выкладывай! – допытывался бандит.- Тогда Томми отпустит тебя. Он не станет мстить, если отдашь золото. Но попробуй только заупрямиться, – увидишь, что с ним шутки плохи. – Он оглянулся на шведа. – Не так ли?

Швед ухмыльнулся беззубым ртом и сплюнул:

– Еще бы! – ответил он. – Настоящий зверь, ей-богу! – Он беззвучно рассмеялся, покачиваясь.

– Я ничего не знаю ни о каком золоте, вот и всё, – сказал Дик, которому швед внушал еще больший страх, чем Томми.

– Томми теперь может и подождать, долго ждать, – сказал Томми, не обращая внимания на протест Дика. – Как бы заставить тебя сказать? – Он вновь обратился к шведу: – Нечего тебе тут делать, Гусси. Нужно найти место, где он мог бы слушать свои собственные вопли. Тебе это по вкусу, а?

– Еще бы! – отозвался швед, потягиваясь так, что его рубашка расстегнулась, обнажив могучую волосатую грудь. – Пощекочи его. Развяжи ему язычок.

На мгновение Томми остановился и задумался.

– Сегодня вечером нам не уйти. Все парни разбрелись, да и подходящее дело наклевывается. Днем пленника тоже не потащишь. Значит, завтра ночью.

Швед, в знак согласия, помотал головой и зевнул. Затем они с Томми взялись за работу: привязали Дика к столбу .посреди сарая и заткнули ему рот кляпом.

– Теперь об этом нашем деле, – сказал Томми шведу. – Ты будешь сторожить снаружи. Тима и Айзека пошли сюда, как только они придут. Клема и Фрица пошли к Красной Мэри. Они знают, зачем. Гвидо пошли вслед за мной. Ты знаешь, зачем. Сам иди к Нелли. К вечеру чтобы всё было готово. А этот мальчуган пусть пока поголодает.

Швед кивнул:

– Верное средство.

Томми вышел своей бесшумной походкой. Швед, сунув за щеку добрую порцию табака, последовал за ним.