Следующие пять дней Дик посвятил исследованию оврага. Ему удалось подстрелить двух валлаби и опоссума, а свое убежище он сделал еще более надежным. Дику нравилось строить, хотя он понимал, что пещеру скоро придется покинуть. Очень заботило его и нарушало все планы отсутствие сосуда, в котором можно было бы нести воду. Он непрерывно размышлял над этим вопросом, тщетно разыскивая тыкву, которая не протекала бы. Что такое «тыква», он толком не знал, хотя читал о ней в книгах. Но какова бы она ни была, в Австралии она явно не росла.

А как обходятся туземцы? Должны же они во время своих переходов носить в чем-то воду от речки до речки, от колодца до колодца! Дику пришло в голову, что для его цели годится шкура валлаби, если только ее аккуратно снять, очистить и высушить на солнце. Он решил сделать попытку со шкурой следующего же убитого им зверька. Все мысли Дика были сосредоточены на том дне, когда он отправится в поход через заросли, но в то же время страшно не хотелось покидать берега речки, где он чувствовал себя как дома.

Быть может, Дик долго еще придумывал бы предлоги для оттяжки путешествия, если бы выбор не был сделан помимо его воли. Чем увереннее он становился, тем дальше отходил от речки в поисках плодов и трав, чтобы внести разнообразие в пищу, которая приелась ему и подчас становилась невыносимой.

Ясным утром, звеневшим от птичьих песен, позавтракав недожаренным валлаби, – а это особенно чувствовалось, когда мясо было холодным, – Дик отправился в обычные поиски. Он следил за полетом пестрых попугаев, так как заметил, что они питаются цветочным медом, извлекая его из чашечек своими, похожими на щетки, языками. Из этого он сделал вывод, что они едят также мякоть плодов, и надеялся, следуя за ними, набрести на плодовые деревья.

Попугаи вспорхнули, что-то резко выкрикивая. Дик устремился за ними. Но после напряженной погони по холмам, во время которой птицы словно дразнили его, кружась над ним и поджидая, чтобы он подошел вплотную, а потом опять срываясь с места, – он окончательно потерял их из виду в заросли молодых эвкалиптов. Дик остановился, соображая, где он находится, и понял, что заблудился.

Это был страшный удар, потому что в пещере остались все его запасные патроны, не говоря уже о мясе, которое он собирался взять с собой, чтобы продержаться первые дни пути.

Почти всё утро Дик бесцельно бродил, пытаясь найти дорогу назад, но потом окончательно убедился, что ничего из этого не выйдет. Нужно собраться с мужеством и сразу же идти на запад. И он пошел на запад, стараясь всё время следить за солнцем. К вечеру его стал мучить голод, – охота была неудачной, он только зря истратил два патрона на скользящие по траве тени, которые принял за валлаби. Однажды он издали увидел больших кенгуру, но не захотел возиться с ними. Мелкие животные были ему больше по вкусу.

Голод и жажда разбудили его еще до рассвета. Полизав влажные от росы листья и чуть не наступив на черную змею, он снова пустился в путь. Увидев на дереве гоанну, Дик бросился наутек. Впервые в жизни ему встретилось такое чудовище. Это была взрослая гоанна, шести футов длиной, черно-желтого цвета, вцепившаяся длинными когтями в дерево и похожая на ящерицу, которая не может решить, кем бы ей хотелось быть, – змеей или крокодилом. Она поспешно вскарабкалась по стволу, болтая черножелтым хвостом. Дик не знал, что эти животные безобидны и что туземцы едят их, иначе он попытался бы ее застрелить. Но он предпочел удрать, думая, что на деле она так же грозна, как с виду.

Встреча с гоанной лишила Дика равновесия, и он начал бояться, что в зарослях действительно водятся звери, нападающие на человека. Он опять увидел змею – тигровую змею со множеством темных перекрещивающихся полос – и ощутил ядовитую силу, исходящую от нее. Зеленый древесный уж свалился чуть ли не на плечи Дику и, хотя Дик знал, что уж не ядовит, всё же страшно перепугался. Должно быть, воздух в этот день был насыщен чем-то таким, что заставляло всех пресмыкающихся выползать наружу.

Не решаясь двигаться дальше, Дик уныло присел на голой, со всех сторон открытой полянке. Он неподвижно сидел в полном изнеможении и вдруг увидел, что большая птица ринулась вниз, схватила в траве зеленого древесного ужа. Птица взлетела, держа добычу в клюве, потом уронила ее на скалу, снова взлетела и повторяла всё это до тех пор, пока уж не издох. Зачарованный, Дик смотрел, как птица поглощает ужа.

Потом голод снова погнал его в путь. До самого захода солнца Дику удалось съесть лишь несколько плодов джибунга. От мучительной жажды рот и горло у него словно обросли шерстью. Коричневая змея ползла по сухому дну оврага, и он пошел за ней, вспомнив рассказ старателя о человеке, спасшемся при таких же обстоятельствах тем, что последовал за змеей и пришел к воде.

Но змея пропала из виду между камней. В небе парил орел, на ветках трещали сороки.

Всё тело у Дика ныло, глаза налились кровью и горели, внутренности сжигала изнуряющая жажда. Он без сил упал на землю, в ожидании ночной прохлады. Спать он не мог, но временами впадал в лихорадочное полузабытье. Утренняя роса вернула ему самообладание, но он уже больше ни на что не надеялся. Мимо него грациозно проскользнул падимелон – серый с красноватой шеей, коричневыми лапами и ослепительно белым брюхом; прыгая, он выбрасывал лапы вперед, в отличие от кенгуру, которые подбирали их.

Дик выстрелил и промахнулся. Его рука ни на что не опиралась, и стрелять было трудно: он не справлялся с отдачей. Пробираясь сквозь кустарник, Дик неожиданно наткнулся на дроздиное гнездо. В нем лежало три яйца. Дик разбил одно и, увидев, что оно свежее, залпом выпил. Потом выпил и остальные два. Дрозд летал над ним в ветвях перечного дерева и бранился.

Дику стало легче, но еще сильнее захотелось есть, и он принялся искать гнезда. После долгих поисков ему удалось найти одно, но яйца оказались насиженными и так воняли, когда он разбил их, что пришлось убежать. По-прежнему не было ни признака воды.

В полдень он растянулся под кустом, не в силах больше двигаться под палящим зноем. Пыль и песок словно пропитали его насквозь. В горле пересохло, глаза воспалились. Над зарослями колыхалось марево – мерцающая дымка прозрачного зноя, похожего на расплавленное стекло. Почва стала суше и каменистее, на ней росли только блестящие эвкалипты, кустарник да чахлая, редкая трава; повсюду торчали обгорелые пни – следы лесного пожара.

Дика изводила неотвязная мошкара. Над левым запястьем он заметил черное пятнышко и попробовал согнать его, приняв за москита или мошку, но оказалось, что это клещ. Он попытался вытащить его, зная, что клещи вызывают паралич у собак и детей, – он сам видел собаку, у которой после укуса клеща отнялись ноги. Но тут он вспомнил, что клещей ни в коем случае нельзя вытаскивать. Вонзившийся хоботок отрывается и остается в теле, вызывая жар и нагноение. «Смажь клеща керосином,- говорила ему мать. – Годится и табачная жижа из трубки. Хорошенько запомни это. Не вытаскивай клеща».

А к чему помнить, если у него нет ни керосина, ни табачной жижи?

Дик в ужасе смотрел на клеша. Это была последняя капля, переполнившая чашу. Он лег на землю, содрогаясь от рыданий, но глаза его были сухи.

Вдруг он услышал какой-то шум. Мгновенно забыв и о своем несчастье и о своей слабости, он схватился за револьвер. Осторожно выглянув из-за кустарника, он увидел туземца, идущего по открытой поляне. Туземец был снаряжен по-охотничьи, за поясом из кожи опоссума у него торчали каменный топор, бумеранг и короткая дубинка для охоты на мелких животных. В руках туземец нес дротик и три копья, каждое с особым наконечником. Весь его костюм состоял из набедренного пояса.

Дик испуганно следил за туземцем, так как наслушался россказней о жестоких нападениях чернокожих на первых переселенцев, хотя некоторые старатели утверждали, что чернокожие добродушны и нападают только, если их принудят к этому. Несколько минут назад Дик готов был приветствовать смерть. Но сейчас, очутившись лицом к лицу с опасностью, он мгновенно весь собрался, напряженно думая о том, как поступить. До сих пор ему пришлось видеть всего лишь нескольких чернокожих в Мельбурне, совершенно опустившихся пьяниц, да короля Билли, главу балларатского племени, разгуливавшего в лохмотьях, на которых красовалась бляха с надписью: «Король Билли». Но этот обнаженный охотник был совсем иным. Дик представления не имел, как отнестись к нему.

Размышляя над тем, что ему делать, Дик заметил другую фигуру, отделившуюся от купы деревьев слева, – второго туземца, скользившего бесшумно, как тень. Он подумал было, что это тоже охотник – товарищ первого – и что сейчас появятся еще туземцы и он будет окружен целым племенем. Но, наблюдая за вторым туземцем, Дик сообразил, что тот преследует первого. В одной руке чернокожий держал длинное копье с наконечником, на котором был десяток устрашающих зазубрин, в другой – дубинку.

Пока Дик ломал голову над тем, что ему предпринять, второй туземец поднял копье и прицелился в спину первому. Нe раздумывая, Дик оперся локтем о развилину ветки, поднял револьвер и выстрелил во второго туземца. Первый подскочил на месте, обернулся и, не успел Дик прийти в себя от удара, полученного при отдаче, как чернокожий был уже около своего преследователя, лежащего на земле в луже крови, струящейся из раны в боку. Одним ударом каменного топора он отсек голову врага.

В ту же секунду Дик выпрямился и поднял руку с револьвером не то в виде объяснения, не то – угрозы.

– Я стрелял в него, – сказал он, даже не подумав о том, что туземец может не понять его. – Он хотел бросить тебе копье в спину. Я не мог этого стерпеть.

Туземец широко улыбнулся, и Дик решил, что его лицо со сплющенным носом очень приятно.

– Ты бах-бах? – спросил туземец, всё еще широко улыбаясь, и тут только Дик почувствовал, как он рад, что чернокожий говорит по-английски. – Я буду много рассказать тебе. Много рассказать вон там.

Туземец показал на юго-восток и ухмыльнулся.

– Мне нужна вода, – сказал Дик, сперва открывая рот, а потом глотая слюну, чтобы смысл его слов уж никак не мог ускользнуть от туземца. – Вода.

– Иди со мной, – ласково сказал тот. – Воды много-много.

Он пошел впереди, легко скользя между деревьями, а Дик плелся сзади. Правда, надежда отчасти вернула ему силы, но всё же он шел нетвердо. Перед его глазами колебалась ослепительная текучая дымка зноя. Наконец они добрались до маленького лагеря. Дик, словно сквозь туман, увидел хижину из коры, туземку с завернутым в лохмотья ребенком за плечами, тощую собаку. Туземец принес воду в сплющенной жестяной кружке.

Вода была теплая и отдавала прогорклым маслом, но Дик пил и наслаждался. Вдруг он ощутил неприятное подергивание в руке и вспомнил о клеще.

– Посмотри, – сказал он слабеющим голосом. – Ты не сможешь вытащить?

И потерял сознание.