К полудню Дик почувствовал, что силы его иссякли. Старый Нед погонял его кожаным ремнем, словно он был лошадью, и утверждал, что Дик должен знать кратчайший путь к убежищу бандитов.
– Они должны быть где-то поблизости,- рычал он.- Я шел по следам Томми, заруби это у себя на носу… Ты ведешь меня правильно, – мне говорили, что он пошел в этом направлении. Какие там два дня! Если идти добрым шагом, то можно добраться туда и к заходу солнца. – Он снова стегнул Дика. – Поторапливайся! Ага, ты не думал, что я такой ходок!
Один раз Дик заметил туземца, прятавшегося за деревьями, и попытался помахать ему рукой и позвать, в надежде, что это один из соплеменников Джима. Но старый Нед, не видевший туземца, стал осыпать мальчика ударами, грозить и браниться. Несмотря на свой возраст, он не проявлял никаких признаков усталости. Его глаза горели мрачным огнем.
Наконец Дик решил, что он должен сделать попытку убежать, даже если это будет стоить ему жизни. Всё равно такая ходьба убьет его, тем более, что у него нет надежды найти бандитов, хотя из бормотания старого Неда он понял, что они должны быть где-то поблизости. Впрочем, думал он, может быть, и это утверждение – просто бред безумного.
Они остановились на краю небольшого оврага, и Нед уже собирался снова хлестнуть Дика. Дик быстро огляделся. Нужно было прыгнуть с десятифутовой высоты на дно сухого песчаного оврага, потом пробежать ярдов пятьдесят до излучины речки.
– Дайте мне попить, иначе я не смогу идти, – задыхаясь, произнес Дик.
– Так и быть, – презрительно отозвался Нед. – Ты смертный и не похож на меня. Пока ты спал, мне была ниспослана манна. Сороки принесли мне ее в своих клювах. На, пей.
Он отвязал флягу и, отвинтив крышку, протянул Дику. Тот поднес флягу к губам и сделал большой глоток.
– Довольно, – сказал Нед. – Давай ее мне.
Одним движением Дик отнял флягу от губ, бросил ее Неду в лицо и высвободился из петли. В следующую секунду он спрыгнул с обрыва. Когда он коснулся земли, ноги у него подкосились. Но он тут же вскочил и помчался что было сил вдоль берега реки к излучине, ободренный глотком воды и надеждой на освобождение. Прыгая, он краем глаза успел заметить, что Нед пошатнулся и упал в колючий кустарник. Должно быть, старик не сразу отцепился от колючек, потому что Дик уже обогнул излучину, когда раздался звук выстрела, сделанного в приступе слепой ярости, поскольку мальчик уже скрылся из виду.
Не останавливаясь, Дик добежал до поперечного оврага, промчался по нему еще с четверть мили, а затем вскарабкался на откос.
Там он немного отдохнул, не переставая настороженно оглядывать овраги. Он не видел никаких признаков погони, но мешкать всё-таки не осмеливался. Из отдельных замечаний Неда он понял, что старик хорошо знает заросли, а как метко тот стреляет, – убедился воочию. В виде предостережения Дику, Нед однажды подстрелил попугая на верхушке перечного дерева.
И вот Дик опять стал пробираться по зарослям на запад, сбегая с откосов и с трудом взбираясь на склоны. Но он был свободен, свободен!..
Поднявшись на холм, он увидел внизу приветливую лощину. Обилие зелени говорило о присутствии воды, и у Дика от жажды вновь запершило в горле. Шумно прокладывая себе дорогу через кустарники, он сбежал вниз и очутился на небольшой полянке. С осененного папоротниками камня струился родник, образуя внизу пруд с белым, усеянным голышами дном, а на травянистом холмике возле пруда сидело около десятка людей. Их лошади были привязаны в стороне, там, где к лощине вплотную подходил еще один овражек. Добротный каменный очаг и постели, разложенные в неглубокой пещере у ручья, говорили о том, что незнакомцы обосновались здесь довольно давно.
Позабыв обо всем на свете при виде людей и прохладной, журчащей воды, исполненный восторга, Дик с громким криком бросился вперед. Но, еще не успев добежать, но почувствовал, как сердце у него сжалось от предчувствия беды, и понял, что перед ним – враги.
Отступить он уже не мог. Хотя на него было направлено с полдесятка револьверов, особого страха Дик не испытал. Ему смертельно хотелось пить, сделать хотя бы один глоток воды, да и к тому же эти люди, как ни зачерствели их сердца, были в здравом рассудке!
– Я хочу пить! – крикнул на бегу Дик.
Люди безмолвно расступились и пропустили его. Спотыкаясь, он добежал до пруда, стал на четвереньки и погрузил пылающее лицо в прохладную воду. Потом начал пить.
Все по-прежнему молчали. Почувствовав, что его усталая голова проясняется, Дик приподнялся и увидел Томми Китайца, который стоял в нескольких шагах и целился в него.
– Вот ты и пришел, – сказал Томми с неумолимой улыбкой. – Томми стоит свистнуть – и ты бежишь, как собака.
– Я был в лагере повстанцев, а потом заблудился.
– Старая история, – отмахнулся Томми. – Мы с тобой уже раньше встречались. Что ты можешь мне сказать?
– Вы же не сердитесь на меня за то, что я убежал, когда вы собирались меня мучить?
– Мы не сердимся. Но мы помним. На этот раз мы будем осмотрительней.
– Еще бы! – сказал, подходя к ним, огромный швед. – Именно так!
Он хотел стукнуть Дика, но Томми оттолкнул его.
– Погоди. Да и побоев с него мало.
Он повернулся к Дику и сузил глаза. Остальные молча сомкнули круг. Дик слышал, как мирно пощипывали траву лошади. Мысли его разбегались. Невозможно было поверить, что под эти мирные звуки – журчанье ручья, похрустыванье травы в зубах у лошадей, шелест листвы – может случиться что-нибудь дурное.
– Ну, как, теперь ты одумаешься? Второй раз убежать не просто.
– Если вы опять меня спрашиваете о золоте старика Макфая, то я могу только повторить, что ничего не знаю, – ответил Дик, с трудом сосредоточивая внимание на свирепых лицах, обращенных к нему. – Я бы не скрыл, если бы знал. Золото дешевле жизни.
– Золото и есть жизнь, – заметил Томми. – Только золото и нужно человеку. Поэтому оно – жизнь. Так, мальчики?
Сообщники Томми насмешливыми возгласами выразили свое согласие.
– Еще бы! Именно так! – сказал швед, с кровожадной ухмылкой утирая обеими руками рот, где недоставало передних зубов. – Отдаю свою голову за монету. Чью угодно голову. За два пенса.
– А ты, часом, не за вознаграждением пришел? – спросил один из бандитов.
– За каким вознаграждением?
Громко смеясь, бандит указал на правительственное объявление, которое они для издевки прикрепили к большому камню. Дик прочел несколько напечатанных крупным шрифтом параграфов: «500 долларов за поимку… Живого или мертвого… Бродягу, известного под именем Томми Китаец, и его сообщников… Золото из Банка в…»
– Расскажи нам про Макфая, и мы отпустим тебя, – сказал Томми Дику.
– Я ничего о нем не знаю. Найди я золотой клад, разве я стоял бы здесь перед вами в таком виде? – ответил Дик, стараясь придумать доводы поубедительнее.
– Но там было золото, а теперь его нет. И ты знал, что оно было.
– Вам же известно, сколько жуликов живет на приисках. Наверно, кто-то раскопал его в пожарище до вас.
– Ну, что ж, парень, – сказал Томми, немного подумав. – Так ты говоришь, что не знаешь?
– Не знаю.
– А если это правда, то скажи, – какая нам от тебя польза?
– Никакой пользы, – согласился Дик. – Но это еще не причина, чтобы вам что-нибудь сделать со мною.
– Нет, причина, – сказал Томми, и его тонкие губы медленно расплылись в улыбке. – И не одна, а куча причин. К чему нам мальчишка, который будет зря болтать о нас? Другое дело, если бы ты признался, что стащил у старика золото, которое принадлежит Томми, и всё рассказал бы нам, и добавил бы это золото к тому, которое лежит у нас в сундучке – вон в том сундучке! – Он показал на дубовый, окованный железом сундучок, валявшийся на земле среди других вещей. – Мы бы убедились тогда, что ты хороший мальчик. Мы бы приняли тебя к себе и знали бы, что не станешь болтать о нас. А иначе…
Томми сплюнул.
– Я ничего не знаю о кладе Макфая, не знаю даже, был ли когда-нибудь такой клад, – уныло сказал Дик, чувствуя, что говорит впустую.
– Тогда нам от тебя никакого проку, – заключил Томми, медленно взводя курок.
– Еще бы! – сказал швед, облизываясь. – Черт подери! Именно так.
– А почему бы ему не присоединиться к нам? – вмешался самый молодой из шайки, на лице которого еще сохранились следы грубоватого добродушия. – Он ведь тоже вне закона, как и мы!
Они отошли в сторону и начали совещаться. Дик устало сел на берегу пруда. За его спиной высилась скала; эту преграду ему не одолеть. Он не мог кинуться в сторону, где стояли лошади, или начать карабкаться по склону: его пристрелили бы задолго до того, как он достиг какого-нибудь прикрытия. Ему оставалось только ждать.