– Словом, сейчас мы уже можем расстаться с Балларатом, – сказал Дик, попивая чай, налитый ему не устававшей восхищаться матерью.

На Дике был его лучший костюм, прекрасно сидевший на нем до ухода из Балларата, а теперь тесный и короткий.

– Но Сандерс говорит, что добыча пошла лучше, – проговорил мистер Престон, немного робевший перед сыном. – Жаль бросать сейчас участок. Помнишь, ты сам раньше говорил, что преждевременно бросать – значит, делать глупость.

– Я думал, вы его уже продали, – сказал Дик.

– Я всё подготовил к продаже, но в последнюю минуту решил, что еще немножко подожду. Не думаешь ли ты…

– Ненавижу золотоискательство, – ответил Дик. – У нас теперь появились деньги, и я хочу купить земельный участок. Сержант говорил мне, что в южной Австралии можно дешево купить хорошую пахотную землю. Хочу купить ферму, чтобы сеять пшеницу и разводить овощи.

Мистер Престон кашлянул и прочистил горло.

– Бывают занятия и похуже…

– Нет занятия лучше, – сказал Дик. – Мне хочется получше узнать страну, в которой я живу, а кроме того – оно мне нравится.

– Дик, дорогой! – воскликнула миссис Престон, всплескивая руками. – Мне так нравится фермерская жизнь! Но подумать только, что ты пережил!

– Дело не в том, что я сделал, – возразил Дик, чувствуя свое превосходство над бестолковыми взрослыми. – Дело в том, чему я научился. Шейн с радостью присоединится к нам. У него оказалось больше здравого смысла, чем у меня. Он несколько дней прятался в лачуге на горе Бунинйонг, а потом перебрался в Джилонг. Он согласен со мной, что поиски золота не настоящее дело для мужчины. Вот выращивать пшеницу – это настоящее дело.

– Вы посмотрите только на него! – воскликнул мистер Престон. – Он говорит так, словно всё знает!

– А что же здесь удивительного? – с гордостью сказала миссис Престон. – Дик, после .чая придет Козима.

Она была для меня таким утешением в те дни, когда мы о тебе ничего не знали! Она пришла однажды утром и назвала себя… Но я уже рассказывала тебе об этом.

– Да, – сказал Дик, хотя с удовольствием послушал бы об этом второй раз. – Ручаюсь, что она согласится со мной. У нее есть голова на плечах.

– Конечно, есть,- поддержала его миссис Престон.- Она говорит, что ты – герой.

– Ну, я не об этом, – краснея под загаром, сказал Дик.

– Но согласись, Дик, – заметил мистер Престон, – что, если бы я не переехал на золотые прииски, ты никогда бы не поймал бандитов и не мог бы заняться фермерством.

– Да, всё это как-то связано, – задумчиво произнес Дик. – Но я совершенно прав насчет того, чем нам сейчас нужно заняться.

– Совершенно прав, – подтвердила миссис Престон.

– Ты совсем его захвалишь,- запротестовал отец, набивая трубку.

– Нет, папа, – серьезно сказал Дик. – Я слишком хорошо понял, как легко потерпеть в жизни крушение. Просто я люблю эту страну и понимаю, как приятно выращивать пшеницу и делать полезное дело собственными руками.

– Ну, что ж, Дик, – великодушно заявил мистер Престон. – В общем, ты, наверно, прав.

– И у нас будет отличный дом, – сказал Дик. – Небольшой, конечно, но удобный, и там будут цветы, и плодовые деревья, и… и…

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – подхватила миссис Престон. – Такой дом – моя заветная мечта.

Дик подумал о другой мечте, с которой он уже не расстанется, о мечте, которая представлялась ему в образе Рафаэлло, бегущего по вершине холма под градом пуль и взывающего: «Свято помните эту субботу!»

Но не было разлада между двумя мечтами – мечтой о свободном мире и мечтой о зреющей золотистой ниве.

И внезапно Дик понял, что ему ферма нужна по-иному, чем его родителям. Она была нужна ему для работы, которая влечет его, которую он считает стоящей. А, кроме того, ферма послужит ему точкой опоры, без которой он не сможет вести борьбу.

– Шейн идет, – глядя в окно, сказала миссис Престон.

Шейн ворвался в комнату. Он был одет в алый свитер, опоясанный зеленым кушаком, молескиновые штаны, морские сапоги и широкополую шляпу с болтающимися кисточками, чтобы отгонять мух. Шейн сорвал шляпу и поклонился.

– Здорово я замаскировался? – спросил он. – Мне, разумеется, понятно, что теперь я ни к чему полицейским, но я хотел польстить им маскировкой.

– Тебя всё равно сразу можно узнать, – сказал Дик.

– Вы только навлечете на себя подозрения,- поддержала его миссис Престон.

– Ну, что ж, – согласился Шейн, – в конце концов, действительно, зачем человеку прятать свою красоту?

– Надеюсь, вы не собираетесь опять сбивать моего сына с пути истинного? – сказал мистер Престон, улыбаясь и приминая табак в трубке.

– Вы называете это – сбивать с пути истинного? Да я как раз наставил его на путь истинный – и вот посмотрите на него. Он теперь может без всякой посторонней помощи влезть в любую самую неприятную историю.

– А скажите, был какой-нибудь смысл в вашей истории? – настаивал мистер Престон.

– Огромный! – воскликнул Шейн. – Она изменила облик мира – ни мало, ни много. Я целый месяц скрывался вместе с доктором Кенворти. Он немножко просветил меня, и теперь я лучше разбираюсь в вещах. Правительству волей-неволей пришлось сдаться. Оно разбито наголову. Скваттеры – эти старые черти, эти земельные воры – потерпели поражение. Мы скоро получим всё, за что боролись, за что тщетно боролись чартисты в Англии. А почему мы победили?

– Почему? – сомнительно качая головою, спросил мистер Престон.

– Потому, что боролись не в одиночку. Все до единого порядочные люди в стране после нашего выступления помогали нам, кто словом, а кто и делом. События повернулись в нашу пользу после митинга в Мельбурне. Мы скоро добьемся всего, за что боролись. Права голоса для всех, даже для самых бедных. Конца самоуправства фараонов и солдатни. Тайного голосования, чтобы не было подкупов и избиений, как в Англии. И всех остальных требований чартистов.

– Ура! – закричал Дик.

– Да, и кое-чего мы уже добились. Но не думайте, что остановимся на этом. Скоро им и в Англии придется согласиться на всеобщее избирательное право и тайное голосование. Им не удержать рабочих после того, как мы показали дорогу. А вслед за Англией к нам присоединится весь мир. Говорю вам, что мы кое-что сделали, чтобы изменить облик мира.

– Трудновато мне поверить вам, – сказал мистер Престон. – Может быть, вы и правы, но я никогда не думал, что история делается таким путем. Можно сказать, прямо под моим носом.

– Но, даже если мы выиграем эту партию, до конца еще далеко. Когда мы получим право голоса, мы не прекратим борьбу. Я-то их знаю, они хитрые бестии. Борьба только начинается. Но мы хорошо начали, и наши товарищи погибли не зря.

– Я не могу согласиться с вами во всем, – моргая, сказал мистер Престон, – но в общем кое-что вы сделали. Отдаю вам должное.

– Мы еще переделаем мир так, чтобы в нем стоило жить! – воскликнул Дик.

Миссис Престон давно уже не слушала их и безмятежно что-то шила, время от времени отодвигая занавеску из бумажной материи и бросая взгляд в окно.

Посмотрев в последний раз, она обернулась к Дику:

– Идет Козима, – сказала она.