В море Анна чувствовала себя, как младенец в чреве матери. Она наблюдала, как темнота проглатывает побережье и Чарльзтаун. Как только шлюп Кэсби оказался в открытом море, все запахи суши — спелых фруктов, болот, тухлой рыбы, просмоленного дерева, зеленых карликовых пальм — исчезли, и их сменил свежий резкий привкус соли и морских брызг. Истинный запах зелени, свежести, морской пены, запах, который можно почувствовать только в открытом море, пришел на смену теплым ароматам суши. Анне было весело оттого, что она сбежала от рыскающих огней города. Она успокоилась, подняла лицо к небу. Теперь ее занимали только миллионы сияющих звезд.

В ее изгнании море было главным и, по сути, единственным утешением. Она ушла с несколькими платьями из всего своего богатого гардероба, немногочисленными предметами туалета и кое-какими драгоценностями матери. Не было больше Анны Кормак, госпожи Кормак, первой красавицы Чарльзтауна, дочери Белфилда. Была только Анна Бонни, лишённая наследства и семьи. И все же она чувствовала не столько раскаяние, сколько облегчение и освобождение. Конечно, было бы неплохо иметь и состояние, и свободу, но если уж стоит выбор, то она предпочитает свободу. По крайней мере, сейчас. Кроме того, сердцем она чувствовала, что вызовет сострадание отца, если, когда будет готова к этому, возвратится домой одна, но только не под руку с Джеймсом Бонни. А сейчас она поплывет по течению, куда бы оно не вынесло.

Как только Атлантический океан стал постепенно переходить в Карибское море, Анна заметила, что вода поменяла цвет — с темно-голубого на свинцовый. У берега островов Флориды она видела полупрозрачные подводные течения цвета нефрита, открывающие взору все прелести подводного глубинного мира: необыкновенную белизну перемещающихся песчаных барханов, великолепие тысяч водорослей, и вдруг, как вспышка, — брюхо барракуды. Очертания песчаных отмелей, мимо которых они проплывали, были изрезаны множеством бухточек и ущелий, небольших заливов и якорных стоянок, запруд и укрытий от бури. Некоторые из них — с плавно спускающимися гостеприимными пляжами, другие — с выступающими рифами, подстерегающими прямо у поверхности, кишащие стаями ядовитых морских «разбойников». Шлюп Кэсби «Акула» был похож на гладкую красивую птицу над волнами. Идеальное пиратское судно, — оно имело бушприт почти во всю длину корпуса. Вонзающийся в воду, он держал все паруса и делал шлюп быстрее, чем любая шхуна или бригантина. При хорошем ветре он мог выдержать квадратный марсель и развить скорость до одиннадцати узлов. Не такой уж маленький для боя, он имел семь футов под килем, на нем размещалась команда из шестидесяти человек и четырнадцать пушек. Он мог свободно входить и выходить из каналов, где военные корабли шли ко дну.

Команда Кэсби представляла собой разношерстный сброд, который Анна обычно видела в доках, но все они, как ей показалось, восхищались своим капитаном и друг другом. Их дружелюбие было настолько сильным, что Анна, незаметно для себя, точно как в детстве, оказалась втянутой в их сплетни и россказни, в которых они проводили свободные часы. Удивительно, но матросы не приставали к ней со своими ухаживаниями, а наоборот, казалось, уважали ее как замужнюю даму и относились к ней с грубоватой галантностью.

К самому Бонни они не испытывали такого уважения. Большинство пиратов обращались с ним, как с сильной, но больной собакой, и Анна не могла игнорировать то пренебрежение, которое читалось в их взглядах, обращенных к ее мужу. В конце концов, она спросила Кэсби, почему команда так настроена против Джеймса.

— У него плохая репутация, Энн. И если бы ты спросила меня до того, как выйти за него замуж, я бы тебе этого не посоветовал. Но ты не спросила.

— А что за репутация? Он же почти ничто по сравнению с Вашими талантами.

Кэсби на секунду нахмурился, но затем его брови раздвинулись:

— Я прощаю твои слова, потому что ты ничего не знаешь. Но никогда больше не сравнивай Кона Кэсби с таким отпетым негодяем, как Бонни, по крайней мере, на моем корабле. И на каком бы судне ты ни плавала, даже на своем собственном.

Анна сильно огорчилась из-за своей грубой ошибки. Она смягчила тон, и выглядела кающейся супругой:

— Умоляю, скажи мне, в чем его преступление?

— Он — молокосос, всюду сующий свое рыло. Всем в доках известно, что он обжуливает и Братство, и купцов. И никому нет от него пользы.

— Почему же тогда капитан Хорнигольд имеет с ним дело?

— Бен Хорнигольд имеет слабость ко всякому мусору в доках, будь то мужчина или женщина. К тому же, он в долгу у Тильды Рэдхоуз. — Он хитро посмотрел на Анну.

— Почему же Вы тогда нам помогаете? Почему не отдали нас на расправу гвардейцам?

Кэсби усмехнулся:

— Не ради тебя, девочка, хотя ты и лакомый кусочек, и была такой, видно, как только перестала сосать соску, — ради Бена Хорнигольда.

— Бена? — на какое-то мгновение девушка не поверила старому пирату.

— Да, он сказал, что тебя стоит разок спасти. Поэтому я и вырвал тебя из лап закона, — ради него. Но, если ты собираешься мутить воду у меня на судне, среди моей команды, я выброшу тебя на пустынной отмели, как лишний груз. Я не потерплю перебранки на полубаке и проституции на борту.

Анна взглянула поверх воды и слегка улыбнулась:

— Я не причиню Вам беспокойства, капитан. Я — в море, и это для меня уже большое облегчение.

Кэсби от души рассмеялся. Он смотрел на кружащих над ними чаек:

— Да… у тебя воровская болезнь. Я заметил это еще за столом в доме твоего отца.

— Но что это такое?

— Страх перед спокойной жизнью. Пираты погибают от нее чаще, чем от пуль. Я знаю, что сам от нее умру.

***

Рассказывают, что однажды несколько пиратов оказались у сводчатых ворот рая. Святой Петр страстно желал избавиться от непрошеных гостей, которые прибыли явно не по назначению. И он прибегнул к уловке, достойной самих Братьев. «Парус!» — крикнул он, указывая за ворота рая. «Где?» — тут же отозвались пираты, вытягивая шеи. «С подветренной стороны порта!» — ответил Святой Петр. «На абордаж!» — закричали пираты и поспешно выбежали за ворота рая, которые тут же надежно захлопнулись за ними.

Анна слушала эту и другие истории матросов команды Кэсби и чувствовала себя членом их особой семьи, осознавая то прочное братство, которое куется в море среди мужчин. Она часто сбегала от Бонни и искала укромные места, чтобы посмотреть на воду или понаблюдать за работой матросов. Вечером она неохотно покидала полубак и шла в каюту к мужу, думая, что могла бы послушать что-нибудь еще из их грубых и неприличных историй.

Бонни же желал ее все сильнее. Он чувствовал, что приручил ее и мог позволить себе быть нежным. Анна находила его объятия вполне сносными, но не получала такого удовольствия, которое испытала с Хорнигольдом. Она допускала, что у ее мужа довольно приятное лицо. Из-за белокурых локонов он был больше похож на падшего ангела, чем на мужчину. Когда Анна дразнила Джеймса, указывая на его сходство с крылатыми созданиями, которых она видела на картинках, он говорил, что ангелы стоят над мужчинами, так же как Бог над ангелами, мужчины над женщинами, а женщины над детьми и собаками. Таким образом, его нельзя путать с ангелом. Джеймс Бонни верил в существующий порядок вещей.

В этом плавании в Вест-Индию Анна узнала кое-что о море. Однажды утром у острова матросы поймали огромную серую акулу и вытащили ее на палубу. Акула была более двенадцати футов длиной, с бьющимся хвостом, могучей плоской головой и двумя стеклянными белыми глазами по бокам сплющенной морды. Анна рискнула подойти поближе, когда мужчины добивали животное дубинками, затем снимали шкуру от хвоста до жабр. Потом они высушили ее, получилась кожа, а печень использовали как мазь для лечения мозолей на руках и ногах и для клизм, когда нужно было очистить кишечник.

Девушка знала, что коралловые рифы — самые опасные участки моря в этом полушарии. Корабли, сбитые штормом с курса, чувствовали себя в относительной безопасности, считая, что находятся в глубоких водах. Киль не касался дна, суда беспрепятственно скользили по голубой глади воды. Люди думали, что уже спасены, беспокоясь только за снасти, как вдруг, сквозь порывы ветра слышали сигнал тревоги, какой-то странный ритмичный рокот. Это напоминало бурун, но его не могло быть в открытом море. Потом наблюдатель видел невозможное: взрыв неистовой силы впереди. Но было уже поздно. Люди посылали проклятия и молились, сворачивали паруса и снасти, но чаще всего корабль разбивался вдребезги о рифы и тонул в считанные секунды.

Плотник рассказывал о таком крушении корабля на рифах три года назад. Уцелело двадцать семь человек. Они дрейфовали тридцать миль по морю на обломках корабля, прежде чем их выбросило на берег. Двадцать один из них умер от жажды, палящих лучей солнца, непогоды, четверо покончили жизнь самоубийством, сведенные с ума назойливой мошкарой и страхом быть съеденными акулами. Двое остались живы.

— Да, — предупредительно заметил плотник, — спокойствие в этом море обманчиво. Здесь можно умереть быстрее, чем в Атлантике — матери всех смертей и жизни.

Поэтому команда была готова к любому исходу. Когда пираты не выполняли работы по судну, они практиковались со всевозможным оружием на верхней и нижней палубах. Анна слышала выстрелы пистолета по несколько часов в день. Матросы один за другим стреляли по случайным мишеням в море. Они подкрадывались друг к другу с гарротом, тонким проводом с двумя деревянными рукоятками, и изображали перерезанное горло и шумную смерть.

Кинжалы сверкали на солнце и скрещивались, но ранения случались крайне редко. У каждого пирата имелся свой пистолет, который они сами чистили и кинжал, который носили на кожаной ленте перекинутой через грудь, и каждый гордился своей силой и умением пользоваться оружием.

Анна испытывала наслаждение оттого что могла открыто носить свой кинжал и лучше всех из команды обращалась со всеми видами оружия. Уроки фехтования оказались для нее полезными, но мужчины не решались вызывать на дуэль, даже понарошку, женщину, которая так открыто носила свое оружие.

Пираты гордились своими победами, но рассказывали и о поражениях.

Однажды боцман вспомнил жестокий бой с высокой бригантиной. Они захватили судно, а в трюмах ничего не оказалось, кроме уголовников из Нью-Гейта, а это бесполезный груз, так как команда была уже полностью укомплектована. От досады и злости они посадили корабль на мель у Ямайки и отпустили всех осужденных, чтобы голова болела у губернатора, а не у них.

После добычи, чревоугодие было самой распространенной темой разговоров команды. Они ели только два раза в день — поздно утром и после пяти вечера. Обедающие вместе моряки относились друг к другу как братья, знали особенности вкусов друг друга и делили всю провизию поровну. Огонь для приготовления пищи разводили в ящике с низкими краями и закрепляли в песке у основания мачты. Следили за ним почти с религиозным пристрастием, так как пожара на корабле боялись больше, чем гвардейцев. Мясо, свежее или соленое, тушилось в большом чугунном котелке, а потом раскладывалось в миски, или елось прямо руками. Каждый ел сколько хотел, пока запасов было много. Но когда они иссякали, все уменьшали свои порции без жалоб. Пресная вода хранилась в бочках на нижних палубах и использовалась только для питья и приготовления пищи. Обычно они утоляли жажду пивом. Когда пива оставалось мало, в него добавляли воду, и назывался этот напиток «месть животу» или «пивной бульон».

Любимым блюдом Анны на корабле был салат из сердцевины пальмового дерева, масла, чеснока, яиц и всевозможных сортов оставшейся соленой рыбы. Почти все моряки любили черепашье мясо. Зеленые черепахи были главным блюдом на всех судах Карибского моря. Их было много, они легко ловились, были очень сытными и хорошо хранились. Для ловли черепах использовали рыбешек-паразитов привязанных к длинной веревке. Они уплывали в открытое море, где сами прикреплялись к черепахе, а потом моряки затягивали их на борт. Дизентерия, которую моряки прозвали «течь», была вечной проблемой, особенно для тех, кто был захвачен у англичан и чьи желудки не привыкли к свежим фруктам. Анна заметила, что пираты были на удивление стеснительны. Они закреплялись на носу судна, чтобы их не было видно с палуб или в изолированных частях шлюпа, перекидывались через борт держась исключительно за счет своих мускулов, и свешивали определенное место над водой. Брызги соленой воды начисто вымывали, а солнце сушило их нижние части тела Обычно, через несколько дней солнце, соль и пот делали свое дело, и их тела становились цвета махагон. А у тех бедолаг, которые страдали от «течи», загорали те места, которые недоступны для глаз, но не для всевидящего солнца.

Анна, конечно, использовала свои тесные душные апартаменты и часто завидовала морякам — свежему воздуху и тому, как естественно они относились к такого рода вещам. Она часто подкалывала свои юбки, чтобы не зацепиться за сети и не замочить их трюмной водой, но не решалась сменить их на бриджи и блузку, помня предостережение Кэсби насчет «проституции». К тому же Бонни испытывал все больше отвращения к ее поведению. Он часто отчитывал ее за то, что она без дела слоняется среди матросов. Вначале девушка старалась объяснить, что они ей интересны, что это — вынужденное развлечение в скучном путешествии. Но потом, видя, что он ей все же не доверяет, сказала, чтобы он оставил ее в покое, и что она будет разговаривать с кем захочет, а приказывать ей может только капитан. Джеймс сознавал, что не может ударить ее, не вызвав на себя гнев и враждебность команды, и замкнулся в угрюмом молчании. Анна проводила все больше времени, усевшись на сырой бочке в углу полубака, посмеиваясь над историями, которые рассказывали матросы для ее удовольствия.

***

После короткого десятидневного путешествия «Акула» прибыла в гавань Нью-Провиденса. Анне он показался истинным прибежищем пиратов. Это был лесистый остров, размерами двадцать восемь на одиннадцать миль, с колодцами пресной воды, фруктами, рыбой, черепахами, голубями, дикими кабанами и крупным рогатым скотом. Так как им обладали и французы, и испанцы, он стал столицей контрабандистов всего южного полушария. Отсюда все награбленное переправлялось для продажи в Каролину.

На первый взгляд Нью-Провиденс казался раем. Из гавани Анна увидела белые пляжи, зеленую воду, высокие коралловые рифы, качающиеся на ветру пальмы, голубое безоблачное небо. Все это воодушевило ее. Она слышала, что Нью-Провиденс был свободен от всех условностей общества, и во сне пират мечтал не о небесах, а о том, чтобы еще раз оказаться на этом острове.

Когда она приложила к глазам подзорную трубу, протянутую ей Кэсби, берег словно ожил и стал похож на разрастающийся гниющий фурункул. Он был заполнен пьяными, нищими, калеками, сводниками, проститутками, высматривающими клиентов. Голубая вода набегала на песок и уносила с собой деревянные обломки, гнилые фрукты и дохлую рыбу. В бухте находились суда всех видов. Некоторые аккуратные, ухоженные, другие — запущенные, полуразвалившиеся, разграбленные. Все говорило о том, что они побывали в переделке.

— И весь этот позор называется пиратским флотом? — Анна скорчила недовольную гримасу.

Кэсби пожал плечами:

— Они не тратят время на внешний вид. Если одно судно выходит из строя, они захватывают другое. Ну что, ты передумала?

— Нет. Все-таки это лучше, чем тюрьма в Чарльзтауне, — девушка изо всех сил постаралась усмехнуться.

Главную лодку спустили на воду и Анна, Джеймс и Кэсби поплыли к берегу. На захламленном берегу собралась толпа.

Джеймс вспотел в своем бархатном костюме. Бледный, он осторожно с опаской оглядывал город. Анна сидела в лодке на возвышении и казалась спокойной. Ее медные волосы были уложены и напоминали волшебный свет маяка. На ней было платье изумрудного цвета с лифом настолько низким, что это было слишком откровенно даже для Чарльзтауна. Кэсби оценивающе взглянул на нее:

— Ты хочешь стать королевой и этого Богом проклятого острова?

Она натянуто улыбнулась:

— По крайней мере, постараюсь, — но в желудке у нее заныло, и ей вдруг ужасно захотелось вернуться на «Акулу» и уплыть отсюда далеко-далеко.

Лодка приближалась к берегу, Анна могла уже рассмотреть ветхие жилища, которыми он был усеян и косогоры. Их встретил тяжелый запах рома, пота, отбросов, и девушка сморщила нос от отвращения.

— Возьми пистолет, девочка.

— Он всегда при мне. — Она пригладила складки платья.

— Хорошо. Эти ребята не такие безобидные, какими кажутся на первый взгляд. Покажи, что ты их боишься, и они набросятся на тебя, как голодные собаки.

Теперь они были совсем близко к докам, заполненным бочонками с ромом, тюками шелка, мешками со специями и всем, что Бог послал.

Испанские гравюры, серебряные чаши и золотые монеты были беспорядочно разбросаны среди награбленного добра. Все это охранялось лишь парой подвыпивших пиратов, один неустойчивой походкой направился к гавани. Невдалеке, явно уже очень долго, плавало тело. Крабы сражались за место на голове. Бонни что-то сердито промычал и прикрыл нос тыльной стороной ладони.

Девушка только усилием свойственной ей абсолютной воли могла побороть себя, чтобы не выказать сомнения. Она заставила себя не смотреть на это и старалась сконцентрировать внимание на красоте неба и моря. Они причалили. Кэсби помог ей перебраться через бортик. Анна почувствовала, как он сжал ей руку, как бы ободряя.

К этому времени новость о ее прибытии распространилась повсюду, и жители пиратской республики потихоньку спускались к воде, чтобы посмотреть на только что прибывшую цыпочку. Торопились матросы в широких хлопчатобумажных брюках. Одинокий моряк ковылял на деревянной ноге об руку с гигантским черным рабом. Те, кто хотел рассмотреть получше, протискивались вперед, шлепками раскидывая неуклюжих детей и толкая ногами лающих собак. Как только Анна ступила на берег, толпа смолкла. Девушка не улыбалась и не хмурилась, но держалась уверенно, гордо, с высоко поднятой головой, смело поворачиваясь спиной к тем, кто уставился на нее. Ее достоинство и красота на какое-то время парализовало толпу. Затем какой-то маленький человечек в лохмотьях, без гамашей выдвинулся вперед. На нем были обуты туфли с пряжками, вернее то, что от них осталось, треуголка, крохотное пенсне. Он приблизился к Анне и изобразил что-то похожее на поклон:

— Майор Томас Уолкер к Вашим услугам, мэм. Добро пожаловать на Нью-Провиденс.

Пират, стоящий сзади толкнул майора ногой, отчего тот свалился в воду. Он плескался, глотая воздух, в то время как его шляпу и парик уносил прибой, а лысая голова подскакивала в грязной пене, как поплавок.

Толпа извергала шквал ликования, кто-то палил из пистолета в воздух.

Кэсби взял Анну под руку и прошептал:

— Пойдем, девочка, иначе они раздавят нас, как муравьев.

Толпа отделилась от них, но неотступно следовала за ними с гиканьем и криками. Некоторые старались привлечь внимание Анны глупыми ужимками и свистом. Какая-то старая карга повисла на ее юбке, безумно кудахтая. В конце концов, Анна отшвырнула ее, и толпа заржала еще громче. Они свернули на узкую улицу, на которой располагались таверны и публичные дома. В одном из верхних окон шлюха с голой грудью приостановила свой сладострастный труд и застыла над невидимым клиентом с открытым ртом, увидев рыжие волосы и прекрасное платье Анны. Толпа плясала вокруг них, наконец, они подошли к переулку. На повороте стояли две бочки. На них лежала связка пистолетов и две грязные кружки с большими ручками. За бочонками притаилось красномордое животное в человечьем облике, с затуманенными от рома глазами. Одно его ухо было отрублено, и вместо него торчал отвратительный зарубцевавшийся огрызок. Мужчина направил пистолет в толпу и прорычал:

— Стоп! Никто не пройдет, пока не опрокинет со мной кружечку!

Кэсби наклонился к Анне и прошептал:

— Сделай глоток. Он берет пошлину со всех вновь прибывших.

Затем старый урод хитро посмотрел на Анну и, изрыгая винные пары, указал на нее:

— А эта красотка заплатит поцелуем!

Вся толпа разразилась гиканьем, в ожидании развлечений.

Зеленые глаза девушки зло сверкнули:

— Прочь с дороги! Я скорее поцелую ослиную задницу!

— Ого! — хихикнуло чудовище. Его глаза зловеще сверкнули, он опять протянул руку к пистолету:

— Целуй! Или умрешь, шлюха!

Кэсби выругался и потянулся за мушкетом, но в это время раздался выстрел. Сквозь клубы дыма пират увидел, что старик приложил руку к здоровому уху, а когда он отнял руку, ладонь его была в крови. Быстрый выстрел Анны превратил его ухо в месиво, наводящее ужас. Другая его рука так и застыла на полпути к пистолету.

Анна спокойно положила пистолет опять в складки платья и подняла глаза на истекающего кровью пирата. Тихим низким голосом она с притворным удивлением произнесла:

— Мой Бог! Это была голова? Я думала — это ручка ржавой кружки с ромом. — Она повернулась к толпе и подарила ей ослепительную улыбку.

Все ликовали. Об этой проделке сразу узнали повсюду, и мучители Анны стали се обожателями. Седеющий пожилой человек в капитанском мундире вышел вперед, поклонился и снял шляпу:

— Храбрый поступок, миледи! Это самое грандиозное зрелище из всех, которые я наблюдал в своих владениях.

Она задиристо и насмешливо посмотрела на Кэсби, и тот одобрительно кивнул.

Старик протянул руку, и Анна осторожно взяла ее.

— Я — капитан Генри Дженнингс — основатель и житель номер один в республике пиратов — Нью-Провиденсе.

Казалось, легенда, услышанная в детстве, пришла на помощь девушке:

— Капитан Дженнингс из испанского флота? Я слышала о Вас, сэр Хорнигольд говорил о Вас много хорошего. Слава о капитане Генри Дженнингсе разлетелась по всему свету!

Он еще раз галантно поклонился ей:

— Уверен, что я не более известен, чем Вы, миледи! Значит, Бен Хорнигольд — Ваш друг? А с кем я имею честь разговаривать?

Она широко улыбнулась:

— Анна Бонни, капитан, — девушка бросила взгляд на Джеймса, стоявшего сзади, — а это — мой муж, Джеймс Бонни. — Джеймс склонил перед капитаном кудрявую голову и бросил на жену сердитый взгляд, который она проигнорировала со свойственной ей жизнерадостностью. Дженнингс взял ее под руку и, повернувшись на каблуках, повел в город.

— Замечательно, замечательно! Хорнигольд, без сомнения, будет рад Вас видеть.

— Он здесь? — должно быть слишком заинтересованно спросила Анна.

Дженнингс расхохотался:

— Ах ты, проказник! Нет, мэм! Он взял своего нового помощника Тиша и отправился в плавание. Сомневаюсь, что мы увидим его флаг до сезона ветров.

— Ну, что ж, подождем!

— И подождем с шиком, в «Палате Лордов». Анна натянуто улыбнулась:

— «Палата Лордов» в пиратской берлоге?

— Да, не сомневайтесь, даже у пиратов есть высшее общество… А Вы, миледи, должны вращаться только среди лучших!

Девушка улыбнулась и позволила проводить себя через толпу по извилистой улице в сопровождении Кэсби и Джеймса.

В то время, как Дженнингс бормотал что-то, указывая Анне на различные местные достопримечательности, она вспомнила, что Бен Хорнигольд рассказывал ей о старом пирате.

— Черт возьми! Человек был абсолютно честен до тех пор, пока в него не стали вколачивать королевские законы!

— Вы рассуждаете, как мой отец, — сказала она. — Он говорит, что закон — это не что иное, как безделушка для богатых, прямых наследников и кичливых воров «в законе», которые воруют без пистолета, при помощи предписаний и урегулирований.

— И он чертовски прав. Дженнингс был добропорядочным хозяином торгового шлюпа и спас как-то раз испанское судно. И что Вы думаете, тысяча чертей, он себе нажил, кроме неприятностей!? Ну, так вот, он отправил золото в свой порт Ямайку, и эти жалкие сукины дети — порядочные государственные мужи — потребовали его золото именем Королевы! Когда же он отказался, они назвали его пиратом и заковали в цепи. Этого достаточно, чтобы хороший человек стал плохим, девочка! Поэтому Дженнингс с остатками своего золота, которое ему удалось выкрасть у правительственных собак, снялся с якоря и навсегда ушел к пиратам. «Лучше быть повешенным, как волк, чем, как овца», — сказал он сам себе и водрузил Веселого Роджера над Нью-Провиденс, для всех, кто с ним согласен!

И сейчас она под этим самым флагом и идет с ним под руку, чтобы осмотреть «Палату Лордов».

«Палата Лордов», несмотря на громкое название была ни чем иным, как самой большой таверной на острове и местом, где собирались пираты, чтобы решить свои дела. Дженнингс оттолкнул пьяного, который примостился у входа, и ввел Анну в затхлую атмосферу кабака.

Внутри было темно. Окон не было, а высокие потолки делали помещение похожим на средневековую залу. На стенах висели пиратские щиты и флаги, а со стропил свисало множество керосиновых ламп. Над баром находилось зеркало в позолоченной оправе. Деревянные планки, служившие стойкой бара, отражались в зеркале, как алтарь с огромными золотыми чашами, захваченными из испанских церквей.

В середине стоял длинный тяжелый стол с грязными скамейками. Когда Анна вошла, на нее уставилось семь пар мужских глаз, некоторые мужчины встали, подталкиваемые каким-то давно забытым инстинктом. Дженнингс жестом указал на компанию, сидящую за неубранным столом.

— А это лорды, миледи. Лучшие люди Братства. Все пиратские вожаки. — Он обогнул стол, и мужчины кивнули, не сводя с девушки восхищенных глаз.

Здесь были: Томас Бэрроу — известный карибский мошенник; Джон Мартель — капитан пиратского шлюпа, на борту которого было восемь пушек и восемьдесят человек команды, и который месяцем раньше захватил «Бркели» и «Короля Соломона» — кубинские суда; Томас Коклин, который командовал «Восходящим солнцем»; Самуэль Чарльз Белами — командир «Уидлоу», который называл себя «свободным принцем морей», на его корабле было двадцать восемь пушек и сто пятьдесят матросов; Джон Аугер — капитан «Мэя»; искусный лоцман ирландец Эдвард Ингланд, бороздивший моря на «Фэнси». Анна присела в глубоком реверансе:

— Очень рада познакомиться с лучшими людьми республики, джентльмены! — На ее щеках появились очаровательные ямочки. Пираты шумно поприветствовали ее и пригласили выпить с ними рому.

Когда народ стал протискиваться в таверну, двое верзил ринулись в толпу с абордажными крюками:

— Никаких монет, никакого рома, — кричали они и выталкивали за дверь наиболее настырных. Владелец «Палаты Лордов», вытирая руки о Широкий фартук, сделанный из старого паруса, вышел из-за стойки бара, чтобы познакомиться с Анной.

Дженнингс сказал:

— Миледи, у нас замечательный кок. Он служил в лучших домах Лондона, готовил для лордов — Альберт Балсер. Он применил топор для мяса к своей любовнице и теперь готовит для пиратских лордов.

Огромный мужчина захихикал, как застенчивая девушка. Анна не могла сдержать смех:

— Вам изменили, бедный кок?

— Да. Он не мот держать свой черпак подальше от чужих котелков! — компания громко расхохоталась, а повар, как птичка, помахал своими мясистыми руками и убрался назад, на кухню.

Дженнингс посадил Анну во главе стола как почетного гостя, а Бонни отослал к маленькому столику у задней стенки. Остальные вожаки пиратов стали сами представляться Анне: Томас Робинсон, Хоуэлл Дэвис, Джон Картер и Томас Бургесс. В заключение, губернатор Соуни церемонно поклонился и произнес пышный тост в честь гостьи. Губернатор был неаккуратный пожилой джентльмен, которого пираты терпели, потому что он считался мастером произносить тосты и хозяином гостиницы.

— Милая леди! Для нас большая честь видеть такую красавицу в нашем обществе. Простите наши грубые манеры в присутствии такой утонченной дамы.

В этот момент Анна не смогла сдержать легкую отрыжку. Все услышали, и это послужило как бы сигналом к более сильным отрыжкам. Дженнингс хлопнул ее по спине и провозгласил прирожденной королевой пиратов.

Празднество продолжалось до ночи. Был подан черепаховый суп, пиво, эль, сальмагунди и филе жареного поросенка. Анна впервые попробовала пиратский пунш, напиток, состоящий из рома, воды, сахара и специй, который пришелся ей по вкусу. Их обслуживали четыре девушки. Они перемещались от столика к столику в юбках, заколотых на бедрах, с открытыми лифами, все в испарине. Когда пираты, опьянев, стали хватать их за грудь, девицы притворно отталкивали их руки. В конце концов, когда обслуживание закончилось, девушки стали кочевать с одних колен на другие, пьянствуя с посетителями. Затем к пиру присоединились проститутки, очень скоро у каждого мужчины сидела на коленях одна из этих дам. По углам тискались парочки, некоторые скатились под стол, не замечая удары и крики толпы. Анна хотела выйти на воздух, попыталась найти Джеймса, но оказалось, что он исчез. Девушка подошла к женщине, которая показалась ей наиболее дружелюбной, это была Бэсс Бадд — проститутка Дженнингса — полная, разбитная девка.

Из-за лондонского холода вены на ее лице полопались, отчего щеки были теперь постоянно красными. Она казалась молчаливой. И этим сразу понравилась Анне.

Бэсс вывела девушку из кабака и повела к пустынной полоске берега. Вдоль воды шла впадина, заполненная черепашьими панцирями. Бэсс подобрала свои юбки и присела над впадиной на корточки, советуя Анне сделать тоже самое. В этой дружеской обстановке облегчения и темноты Бэсс рассказала девушке свою историю.

— Я нигде не была счастливее, чем в этом презренном болоте. Это как раз то, что нужно таким, как я, да и таким, как ты, держу пари!

В Лондоне Бэсс была швеей и не могла свести концы с концами. Она неизбежно свернула на более легкую для симпатичной женщины дорожку, но и это ее не устраивало. Она аккуратно копила деньги, пока не смогла купить маленький ресторанчик, но вскоре у нее появились крупные долги, так как налоги были высоки, а прибыль мала. Стоя перед выбором — тюрьма или эмиграция, она приплыла на Ямайку, где случайно встретилась с Дженнингсом, который и привез ее в Нью-Провиденс как свою женщину. Анна видела, как в темноте сверкают ее зубы, и слышала сквозь плеск волн ее смех. Анна убила москита на плече.

— Ты поможешь мне здесь устроиться, Бэсс? Покажешь мне все, что я должна знать?

— Да, если ты обещаешь не трогать моего мужчину, — она слегка улыбнулась.

Анна рассмеялась:

— Дженнингса? Даю слово! Но почему ты так об этом заботишься? Он тебе действительно дорог?

— Он стар, но с ним меньше хлопот, чем с другими. И с ним не надо спать часто. А после той моей жизни, чем меньше я этим занимаюсь, тем лучше.

Анна взяла ее руку:

— Все, что мне нужно — это безопасная гавань и немного пространства, чтобы дышать.

— Все это ты здесь найдешь, но, — она заботливо выбирала ей тропинку по краю впадины, — если ты хочешь дышать свежим воздухом, давай двигаться по ветру!

Пока они прогуливались в темноте, Анна рассказала ей свою историю, по крайней мере, то, что считала нужным.

***

Бэсс спросила:

— А как же твой муж?

— Пусть сам решает, что ему надо. Если хочет, пусть остается, если нет… — Она красноречиво пожала плечами.

— Ты можешь сделать более подходящий выбор рано или поздно. На этом острове бывают лучшие из лучших.

Анна обвела взглядом захламленный берег и полуразрушенные лачуги:

— Следующий раз я буду выбирать осторожнее.

— Какие у тебя планы?

— Извлечь все самое лучшее из того, что имею.

— У тебя должен быть мужчина. И желательно сильный, чтобы защищал от других.

— Значит будет… лучший из тех, что есть. — Лучший уже занят.

Анна рассмеялась:

— Ты мне покажешь лучшего, Бэсс, и пусть он сам решает, будет со мной или нет. По-моему, все остальные свободны.

— А вы повеса, мисс!

— Нет. Просто жажду чего-то, чего не могу достичь.

Бэсс криво усмехнулась:

— Я помогу тебе, девочка. Помогу.

Бэсс вышла из таверны, таща за собой Дженингса. Втроем они пошли в темноте к их хижине.

Вдыхая запахи зелени и гнили, которые и были запахом острова, они миновали таверну и, качаясь, пошли по извилистой улице к берегу. Анна видела оборванного ребенка, перегнувшегося через лежащего на песке пьяного пирата. Он пытался осторожно снять кольцо с безжизненной руки.

***

Несколько недель Анна потратила на то, чтобы собрать все необходимое для обустройства домашнего хозяйства на Ныо-Провиденс. Она выбрала место на склоне за городом, вдалеке от шума и мусора. Они с Джеймсом построили хижину из обломков, которые выносило на берег, и обставили мебелью из пиратских трофеев, которая продавалась в каждой таверне.

Джеймс записался в команду на судно, охотившееся на черепах у берегов залива, и оставлял Анну дома одну. Впрочем, она была рада своему одиночеству, ее целиком поглотили приятные повседневные заботы.

Утро в Нью-Провиденс было прекрасным временем, воздух чистый и свежий, а голубая поверхность гавани сверкала на солнце. Буйная тропическая растительность наполовину скрывала убогие лачуги, а прибой очищал берег от обломков и отбросов. Каждый день Бэсс и Анна спускались в доки в сопровождении чернокожего юноши, принадлежащего Дженнингсу. Раб нес для женщин зонтик от солнца, корзинку с деньгами и связкой заряженных пистолетов.

Каждый день в порт прибывали один-два корабля с награбленными ценностями. Аукционы происходили на каждом углу. Женщины могли купить, выбрать, обменять все, что им хочется. Так как Бэсс была женщиной самого уважаемого человека на острове, а Анна — самой красивой женщиной, обе они пользовались большим уважением.

После того, как покупки были сделаны, они отправляли раба домой со своими приобретениями, а сами шли в салон Мадлен на холме.

Мадлен была француженкой из Мартиника. Она могла сделать женскую прическу лучше, чем любая чернокожая шлюха в Чарльзтауне и была единственной портнихой на острове. Мадлен везде предпочитала женщин, даже в постели, поэтому ее хижина с верандой была местом, где собиралась вся женская элита острова.

Там Анна и встретилась с Эмилией Сэриз — одной из тех проституток, которых правительство Франции направило нести цивилизацию пиратам Тортуга. Когда же пираты стали жениться на проститутках, обзаводиться хозяйством и рыбачить, вместо того, чтобы заниматься разбоем в море, Эмилия отправилась в Нью-Провиденс искать свою судьбу в привычной для нее манере. Другая проститутка, Маргарет Хатченс, была продана в Вирджинии мужем, как плата за развод. Когда она не смогла больше терпеть своего нового супруга, то убежала, чтобы найти убежище на острове. Если она вернется в колонии, то на всю жизнь останется служанкой-невольницей, а на Нью-Провиденс она была сама себе госпожа. Четвертая, Дженни Харди, принадлежала борделю в Бристоле, но влюбилась в пирата и последовала за ним в Вест-Индию. А там ее любовник погнался за новой юбкой, и сейчас она бездельничала, пока не найдется другой мужчина.

Больше всех Анне понравилась высокая подтянутая девушка по имени Мэг Мур. Она была повитухой и лучше всех на острове делала аборты. Ее инструментами были столовые ложки и шило, но ее помощь требовалась часто и хорошо оплачивалась. Она могла лечить сифилис ртутным препаратом, который научилась готовить в Лондоне, и гонорею при помощи вест-индийского растения.

Женщины не были красивы. Нелегкая жизнь наложила на них свой отпечаток, ведь каждая из них училась науке выживания во враждебном мире.

Мадлен начала расточать любезности, как только Анна переступила порог ее дома:

— Какая Фигура! Глаза полны огня! Любой мужчина потеряет голову! Я целый день только и слышу: Бонни то, Бонни это, и не могу дождаться, когда же Вы ко мне заглянете! — Она шумно поцеловала Анну в щеку. Могу ли я сама на что-нибудь рассчитывать? — Тут Анна рассмеялась и почувствовала себя почти дома.

От Бэсс и других женщин Анна многое узнала о жизни пиратов… и как извлечь из них побольше пользы. Они не знали трехсот различных фигур и мелодий народных танцев и как пощелкивать и обмахиваться веером, но они знали, что делать, чтобы не появлялись дети.

Анна научилась использовать растопленный жир от клопов, готовить мякоть корня кассавы с бананами и мускатным орехом, получать чернила из рыбьей крови и ягодного сока. Узнала, что для того, чтобы сохранить зубы, нужно есть лимон. Она кипятила белье в морской воде, чтобы оно было белым, и узнала приметы, предвещающие ураган с запада. Когда небо застилал туман, и когда в этом тумане вставало красное солнце, а по морю шла долгая зыбь, женщины знали, что нужно привязывать лодки и запирать цыплят.

А Анна учила своих подруг плавать. Она очень удивилась, когда узнала, что женщины не могут даже держаться на воде, а некоторые даже бояться ее. И как следствие, они мылись, но очень редко купались.

С Бэсс, Мэг и Дженни она пошла в уединенную бухту, ее забавляла их стеснительность, как они передвигаются в своих длинных рубашках по воде, чтобы не показывать обнаженных ног. Анна быстро разделась донага и нырнула. Их шок перешел в восхищение, когда они увидели, как свободно Анна чувствует себя в воде. Она нырнула поглубже и достала со дна кусочек коралла, чтобы расчесывать волосы, а женщины щебетали вокруг нее, восхищаясь ее фигурой и требуя научить их покорять волны. Анна наблюдала, как они извивались на песке под палящими лучами солнца, имитируя плавательные движения. Затем она нырнула в волну на мелководье и движением головы позвала их за собой. Но когда она поднялась, то наткнулась прямо на ядовитую рыбку. Ее плавник впился в обнаженные ноги Анны и оставил на теле кровавые полосы. Она чувствовала, как будто ее полосуют раскаленной саблей, каждый раз, когда эта тварь жгла ее кожу. Она вскрикнула, набрала воздух и из последних сил поплыла к берегу. Когда она почти без сознания со стоном выползла на песок, женщины подбежали к ней.

— Это ядовитая рыба! Посмотрите на красные рубцы! — закричала Бэсс.

— Да. Кто ей поможет?

— Я как раз собиралась сделать это. — Анна извивалась, ища мокрый прохладный песок, но Мэг положила ее на спину, прижала к песку и до того, как девушка успела запротестовать, помочилась на ее горящую кожу. Моча жгла ее раны. Мэг закончила и с усмешкой посмотрела на Анну:

— Еще?

— Нет! — прохрипела та. — Боль спала, у тебя, должно быть, сильнодействующая водица, что смогла потушить такой пожар.

Мэг рассмеялась:

— Наверное, ром. Мы все можем делать так же. Я однажды видела, как мужчина, который нарвался на целую стаю этих дьявольских рыб, заставил писать на себя собаку. — Мэг поставила Анну на ноги. Женщины собрали свою одежду и побрели в город. Их голоса разлетались над волнами, как щебетание тропических птиц.

Бонни ушел в море почти на месяц, заходя домой только за продуктами и для того, чтобы наскоро переспать с женой. В его отсутствие она отбивалась от других мужчин только благодаря своему твердому характеру и авторитету Дженнингса. Когда Анна пожаловалась мужу, сказав, что он нужен ей здесь, он пожал плечами и высокомерно ответил:

— Делай то же, что и со мной до нашей женитьбы.

— Что же?

— Ну как? Рассказывай о чести, своем добром имени и состоянии своего отца, конечно. Ты хотела попасть в этот кошмар, а я теперь должен зарабатывать на хлеб. Я не собираюсь рисковать головой, сводя счеты. Поэтому соси из Дженнингса, а он присмотрит за тобой.

Анна ничего не ответила, только отвернулась и немигающим взглядом смотрела на море.

Постепенно она стала замечать, что все ее тело начинает распускаться, как цветок на этом острове. Ее кожа стала розовой, затем золотой, волосы отросли еще больше и каскадом огненных волн спадали по спине и плечам. Бедра развились от хождения по песку. Она втыкала цветы в волосы, носила золотые серьги в виде колец и соломенную шляпу.

Солнце все заставляло расти быстрее на этом острове. Цветы давали ростки, распускались и умирали в один день. Фрукты созревали в мгновение ока. Но жизнь на острове текла медленно и размеренно, один день плавно переходил в другой. Анне казалось, что прошла уже целая вечность с того времени как она видела отца и танцевала на балу в Чарльзтауне.

Однажды, на закате солнца, Анна дремала в тени высокой пальмы. Стало прохладнее, и она нехотя поднялась. Вдали девушка увидела мощный шлюп, огибающий остров Хог.

Анна решила спуститься к гавани, когда она пришла, на пристани было уже полно народу. Она пыталась найти Бэсс, ее любопытство росло. Девушка увидела черные флаги на мачте.

В толпе она быстро отыскала Бэсс.

— В чем дело?

— Бен Хорнигольд! — рассмеялась женщина.

По телу Анны расплывалось приятное тепло при воспоминании о ночах, проведенных в объятиях Хорнигольда. Колени ее задрожали, и этот трепет перешел на бедра. Он был прав — с ним дьявол.

Она быстро вернулась домой, чтобы переодеться, и выбрала платье, которое нравилось ему больше всех и которое шло к ее сверкающим зеленым глазам.

Анна царственно последовала к «Палате Лордов». Она решила, что это самое подходящее место для их встречи. Девушка открыла дверь и на секунду остановилась, зная, что сейчас она стоит в золотых лучах солнца.

Хорнигольд сидел за главным столом в обществе восхищенных женщин. Анна напряглась, глаза ее потемнели, но улыбка осталась той же. Шум стих, когда она с высоко поднятой головой пошла к Хорнигольду.

Анна положила руку ему на плечо:

— Добро пожаловать домой, Бен! Хорнигольд подскочил, как будто его укусил тарантул:

— Боже милостивый! Анна Кормак! Что ты здесь делаешь?

Анна ослепительно улыбнулась, забавляясь про себя его удивлением. Она знала, что должна предстать в более выгодном свете:

— Я принесла тебе твое золото! — она достала из-за лифа пухлый мешочек с монетами, взяла его руку и вложила в нее золото. Звон монет нарушил тишину. Посетители смеялись и обсуждали между собой только что увиденную сцену. Однако, все продолжали смотреть на них.

— Ах, да! Теперь ты Анна Бонни, — пробормотал Бэн. — Я слышал, ты вышла замуж за этого подонка и скрылась, показав гвардейцам свои розовые пяточки.

— Тебя не обманули. Ты видел моего отца?

Хорнигольд криво усмехнулся:

— Да. Он обвиняет меня в том, что я познакомил тебя с этой корабельной крысой.

Анна рассмеялась, хотя его слова задели ее, и низким гортанным голосом ответила:

— Тебе следовало бы сказать ему, что я тебе кое-что показала.

Пираты, сидевшие рядом, весело загикали.

— Но, что бы там ни было, я здесь, твое золото в сохранности, и я рада видеть старого друга. — Она обвила рукой его шею и почувствовала желание, потребность прижаться к нему, потереться об него, как кошка, приглашая к удовольствию. Но он остался сидеть неподвижно. Нелл, одна из проституток, сидящих за столом, злобно закричала:

— Ты, грязная тварь, убери от него свои клешни! Глаза Анны широко раскрылись и похолодели, как Атлантика во время зимнего шторма. Она посмотрела на Хорнигольда и холодно обратилась к Нелл:

— Кого ты имеешь в виду? — девушка оглядела увлеченную аудиторию. — Ведь ты принадлежишь им всем. — Анна сжала губы и приготовилась к атаке. Хорнигольд ударил по столу с такой силой, что большая кружка подпрыгнула в воздухе. В таверне воцарилась тишина.

— Молчи, женщина! Оставь ее мне!

Анна обратила к нему свои изумрудные глаза:

— Ты ее хочешь, капитан?

Она аккуратно разгладила складки своего платья, изображая иронию на лице.

Хорнигольд мягко улыбнулся, взгляд его ничего не выражал.

Анна склонила голову и повернулась к Нелл:

— Не бойся, милочка. С моего благословения — он твой. — Она повернулась к Хорнигольду, глаза ее горели.

— Боже мой! Чья это женщина? Один из нас мертвец. Дайте мне это чудо в обнаженном виде! — раздался голос из угла.

Девушка собралась уходить, но чья-то рука остановила ее и задержала, прежде чем она достигла двери. Человек возник из темноты, и Анна увидела, кому принадлежит голос. Это был высокий мужчина с могучими плечами, почти без шеи, с веселыми глазами и демонической черной бородой, в которую была вплетена тесьма. Борода свисала ему на грудь, закрывала плечи, как потрепанный черный занавес. Анна нашла его своего рода щеголем. Через грудь мужчины была протянута перевязь с четырьмя заряженными пистолетами, в поясном ремне торчали всевозможные ремни и кинжалы. Но отвратительный запах, исходивший от него, шокировал Анну. Он пах морем, гнилой рыбой, потом, ромом и еще чем-то гадким. Эффект был такой, как будто испорченный сыр оставили на солнце.

— Будьте добры, уберите от меня руки! Как Вас там?

— Нэд Тиш, мэм! Сгораю от нетерпения!

— И сейчас, мистер Тиш?

— Да. — Толпа расхохоталась, ожидая нового залпа.

Анна хотела идти, хотя не могла заставить себя сделать шаг к двери. Ее взгляд все еще был устремлен на Хорнигольда.

— Сильные слова, Тиш. Под стать сильному запаху. Но слова не делают мужчину мужчиной и не соблазняют женщину.

Она повернулась к Хорнигольду, подарив ему ослепительную улыбку, и выскользнула из таверны под затухающие крики пиратских вожаков.

По дороге домой Анна мысленно прокручивала сцены, разыгравшиеся в таверне, но это принесло ей мало удовольствия. Хорнигольд был ее единственной надеждой, чтобы выбраться отсюда. Бонни был бы счастлив оставаться охотником за черепахами до конца своих дней, забегать домой только для того, чтобы взять провизию, удовлетворить свою похоть и опять смыться. Но Анна знала, что долго не сможет жить такой жизнью.

Подавленная, она добралась до дома. Девушка скучала по отцу и матери, по Фалли и Чарли. На сердце было тяжело, и хотелось домой.

Хорнигольд пришел к ней позже в этот же вечер, но у нее не осталось для него прежней теплоты.

— Почему ты бежала, Анна? — сейчас он был смиреннее, чем позволял себе казаться на публике.

Девушка вздохнула:

— Я не уверена, Бэн. Я думала, что готова быть только с одним мужчиной. — Она посмотрела на него испытывающим взглядом, — возможно, ты бы мог стать этим мужчиной. Но не сейчас.

Хорнигольд протянул руку и слегка прикоснулся кончиками огрубевших пальцев к се губам. Затем он повернулся и вышел.

***

В полдень, когда торговля стихла, а воздух накалился, Нэд Тиш нанес Анне официальный визит. Он появился при всех регалиях. Не было малейшего дуновения ветерка, птицы смолкли, а в воздухе стояла вонь от человеческих испражнений. Несмотря на жару, Тиш был одет в свои лучшие бриджи, камзол, на голове — треуголка и вооружен до зубов. То, что он до сих пор не помылся, было еще более очевидно в этом смердящем зное. Девушка чувствовала усталость и тяжесть, как безжизненное море, над которым, казалось, качался тонкий водяной занавес. Он подошел к ней, не замечая, что она зевает.

— Мы готовимся к отплытию, мэм.

Анна ничего не ответила, только устало на него посмотрела.

— Я пришел, чтобы просить Вас отплыть со мной в Окракок. Там прохладнее.

— Это не для меня. Во всей Каролине Анне Бонни будет слишком жарко — И сама не зная, почему, она рассказала ему свою историю.

Вначале Нэд не поверил ей, но когда она сказала что, если бы это было не так, разве находилась бы она сейчас на Нью-Провиденс, он изверг фонтан грубых эпитетов.

— Черт бы их побрал! Какая несправедливость! Да еще со стороны родного отца! Преследовать женщину… да еще такую, как Вы, мэм, — это же чистой воды подлость!

Анна видела, что говорит он это от чистого сердца, и улыбнулась ему как благодарный ребенок. Но женщина в ней говорила, что лучше им оставаться просто друзьями.

Нэд Тиш сочинил себе легенду и только из-за своей репутации одерживал победы одну за другой, часто без единого выстрела. Он был зарвавшимся, неистово соперничавшим даже со своей командой и яростно желал заполучить все, что попадалось на его пути. Анна слышала, что однажды в море Тишу стало скучно и он решил вызвать свою команду на соревнование в выносливости.

— Мы сами себе сотворим ад, ребята, и посмотрим, надолго ли нас хватит!

Двое или трое наиболее решительных приняли этот вызов и спустились в трюм. Там они сели на огромные камни, используемые, как балласт, и капитан приказал принести несколько сосудов с серой. Затем он скомандовал, чтобы люки наглухо задраили и серу поставили на огонь. Люди сидели в темноте со слезящимися от серных паров глазами и вздернутыми нервами. Один за другим они сдались, требуя воздуха, и люки были открыты. Тиш не произнес ни звука, просто сидел одурманенный, искоса поглядывая на своих товарищей. Когда, наконец; он поднялся из трюма с черным лицом и ревущий от восторга, один из команды воскликнул, что он и правда выглядит так, будто только что явился из ада, прямо с виселицы. Это натолкнуло Тиша на новую идею.

— Парни! — проревел он, — в следующий раз, мы заключим пари на то, кто дольше провисит на настоящей виселице и не задохнется!

Его непредсказуемая жестокость держала команду в суеверном страхе и подчинении. Никто не знал, чего от него ждать. Как-то ночью, пьянствуя со своим штурманом Израэлем Хандзом и другими, Тиш незаметно опустил под стол два пистолета. В то время как все, кроме него, подняли кружки, Нэд выстрелил и ранил Хандза в колено, сделав его калекой на всю жизнь. Когда штурман спросил, зачем он это сделал, Тиш ответил:

— Дьявольщина, Хандз! Если я время от времени не буду убивать какого-нибудь матроса, другие забудут, кто я такой!

Борода Тиша была самым драматическим элементом во всей его мистерии. Это была страшная черная туча, закрывающая все лицо. Только горящие глаза выглядывали из густой щетины. Чтобы подчеркнуть уникальность своего обличия, он называл себя Черная Борода, разбирал бороду на пряди, в некоторые вплетал узкие ленты, а остальные закладывая за уши. Как-то во время сражения он воткнул зажженные спички под шляпу. Спички горели медленно, они были сделаны из конопли, помещенной в селитру и лимонную воду. Эффект был и ужасающий, и величественный. С покрасневшими глазами и спутанными черными волосами он казался своим жертвам демоном из ада. В довершение ко всему, он носил с собой патронташ с шестью пистолетами, тремя кинжалами и огромную саблю на поясе.

Девушка быстро и крепко обняла его, хотя это было ей неприятно, и отправила восвояси.

Анна часами гуляла по острову, следя за ветром и прибоем, изучая приметы и погоду. Часто она подолгу смотрела на огромный дом на холме. Раскрошившийся розовый камень на стенах говорил об отсутствии его хозяина — Чидли Бэярда.

Он был влиятельным купцом в Карибском море, чьи взятки и богатство завоевали ему политическое влияние. Его штаб-квартира находилась в Порт-Ройал, он имел дома и кабинеты на Кубе и на острове пиратской республики. Говорили, что его особняк на Нью-Провиденс обслуживало только двое привезенных рабов, и он был самым неприглядным из всех его имений. Тем не менее, это был замечательный дом.

Бэярд командовал флотом, состоящим из дюжины прекрасных шлюпов и нескольких сотен каперов, матросов, агентов, рабов и наемных убийц. Хотя его манеры были непонятны, а поэтому подозрительны, его радушно принимали в лучших домах, так как он был богат и имел власть. Говорили также, что он никогда не был женат, но имел множество любовниц. Последняя царствовала уже четыре года — большой срок на островах!

Ее звали Мария Ринальди. Все говорили, что они «два сапога — пара». В ее жилах текла испанская и французская кровь, она была высокой жгучей брюнеткой. По улицам Гаванны эта женщина носила с собой маленький кнут и властно секла им неугодивших ей рабов и слуг. Ходят слухи, что однажды ударом сабли она обезглавила старую нищенку, которая нечаянно испачкала ее платье. И если это было правдой, то власть Бэярда спасла ее от ареста, и она до сих пор путешествовала с ним.

Анна глубоко вздохнула и пристально посмотрела на волны, набегавшие на песок. Она знала, что должна что-то предпринять, и чем раньше, тем лучше, иначе она сгниет здесь, как выброшенная на берег рыбешка.

В следующем месяце, когда Бэярд с любовницей вернулся на остров, Анна постоянно каталась на своем — пони под стенами поместья. Она надевала облегающие бриджи, которые ей сшила, Мадлен, и просторную блузу, под которой подпрыгивала ее грудь. Волосы развевались по ветру, и она часто смеялась, погоняя пони. Она скакала галопом по мелким бурунам на отмели, затем поворачивала и возвращалась в тень деревьев.

В течение недели Бэярд узнал все привычки Анны Бонни, даже то, когда она обедает в «Палате Лордов».

Он выбрал вечер, чтобы тоже там пообедать. Когда Мария заметила, что на столе ее любовника стоят лишние приборы, она ощетинилась:

— Что это такое? Бэярд пожал плечами:

— Мне надо обсудить кое-какие дела с Дженнингсом. Конечно же, я должен пригласить его женщину и гостей…

Мария нервно улыбнулась и положила свою саблю рядом с собой.

— Это для жаркого? — улыбнулся Бэярд. Женщина свирепо взглянула на него и на всех присутствующих:

— Это для этой сучки Бонни, которую я расколю пополам, если она посмеет сесть за мой стол.

Она сказала это так громко, чтобы все слышали, и народ стих.

— Ты не сделаешь ничего подобного, — спокойно предупредил ее Бэярд, — иначе я тебя выгоню!

Альберт Балсер, слышавший этот разговор, поторопился выйти и встретить Анну, Бэсс и Дженнингса на пути в таверну:

— Мария поджидает тебя с саблей, — сказал Альберт, пожимая руки, — она клянется сделать из тебя две половинки.

Дженнингс выругался:

— Она может это сделать, девочка! Это дьявол в юбке, да еще с саблей.

— Наслышана, — Анна криво усмехнулась. — А я — дьявол в Юбке и с рапирой! Хоть это и не учтиво, но я вынуждена идти на обед с оружием. Вы можете дать мне рапиру?

Дженнингс пожал плечами и удалился. Он вернулся с острой рапирой. Анна согнула ее и дважды резанула воздух. Глаза Альберта расширились и застыли:

— Да спаси Господь нас всех! Ты как гнев Божий! Анна усмехнулась:

— Я — безбожница. Ну что ж, пора и пообедать, друзья мои! Идемте. — Они вышли. Рапира висела на талии девушки.

Когда Анна вошла, воцарилась напряженная тишина. Все отступили, оставляя свободным проход между нею и столом Бэярда. Он поднялся и любезным жестом пригласил Анну за стол, но Мария встала и с грохотом опустила на стол саблю. Она была выше Бэярда ростом.

— Ты можешь пообедать здесь, женщина. Но не за моим столом. Если только ты посмеешь это сделать, клянусь Богом, я снесу тебе голову!

Анна весело засмеялась:

— Но как же я тогда буду есть?

Толпа заржала, симпатии были на стороне Анны. Все жаждали драки. Голос девушки стал твердым и спокойным:

— Я сяду, где захочу, — она взглянула на Бэярда, — это не Гаванна, и я не слабая старуха-нищенка.

Мария взорвалась от ярости. Дрожащая, с побелевшими губами, она выскочила из-за стола и приставила саблю к горлу девушки. Анна была готова и ловко увернулась от ее выпада. Одной рукой она схватила стул, в другой была рапира. Проворно двигаясь между столами, она стулом отбросила Марию назад и сделала выпад. Мария опять стала размахивать саблей, выкрикивая проклятия по-испански. Анна присела и предупредительно коснулась кончиком рапиры руки своей соперницы. Мария снова размахнулась, зрители попадали на пол, чтобы избежать ее коварной дуги. Мария была неуклюжа, но сильна. Казалось, рапира Анны не идет ни в какое сравнение с более тяжелым оружием соперницы.

Женщина взмахнула снова и разнесла в щепки стул, который держала Анна.

Девушка почувствовала легкую панику, увернувшись от сильного удара. Дженнингс крикнул, протягивая ей саблю:

— Возьми ее, девочка. Она слишком сильна для тебя!

Но Анна находилась спиной к нему, увертываясь от бешенной ярости женщины. В конце концов, вес сабли дал о себе знать, и Мария начала описывать более короткие дуги своим смертоносным оружием и не так часто. Теперь настала очередь Анны. Она начала стремительно работать рапирой и вскоре распорола шнуровку лифа на блузе Марии. Та устремилась к Анне, и се корсаж съехал на талию, обнажив грудь.

Кружа, уворачиваясь от сабли, проворно двигаясь между пиратами и столами, как кошачий хвост, девушка задела рапирой юбку Марии, и она упала, обнажив ноги женщины. Толпа взорвалась от хохота, даже Бэярд слегка улыбнулся. Но Мария выпрыгнула из своей юбки, царапаясь и крутясь, как ошпаренная кошка. Темные соски вращались, как сердитые глаза, она закричала, посылая проклятия, и опять ринулась вперед, но было слишком поздно.

Анна отступила, и женщина чуть было не рухнула на свою же одежду. Девушка сделала ловкий выпад, и полоснула Марию по обнаженному плечу, нанеся глубокую рану. Женщина завопила от удивления и боли. На какое-то мгновение она застыла, глядя на кровавую полоску на своем плече, и принялась за Анну с новой силой, которую породила ярость.

Девушка хладнокровно зашла сзади и разорвала нижнюю юбку соперницы. В это время Мария споткнулась и растянулась на полу. На ней было только нижнее белье. Крыша чуть было не рухнула от смеха пиратов. Бэярд не смеялся, он только смотрел затуманенным взором сквозь монокль. Мария перевернулась на спину, посылая проклятия и держа саблю обеими руками. Застигнутая врасплох, Анна не смогла избежать сильного удара в плечо и откатилась к стене. Мария подняла брошенное оружие и из последних сил ринулась для решающего броска.

Теперь Анна сражалась за свою жизнь. Она сжала окровавленный кулак, ее лицо стало бледным от напряжения. Она знала, что если замешкается, то будет убита. Мария сделала стремительный выпад, надеясь сразить прикованную к стене Анну. Но она размахнулась слишком широко, и девушка, упав на колени, прошмыгнула под ее рукой и, овладев рапирой, искусно нанесла удар, который рассек сопернице лоб. Девушка повернулась лицом к толпе, уверенная, что сражение закончено. Толпа одобрительно крикнула, и Анна опустила рапиру. За ее спиной Мария снова стала наступать, высоко держа свою саблю. Она была вся в крови, лицо исказилось. Анна отскочила как раз вовремя, избежав удара в спину, и упала на пол и откатилась в сторону. И в это мгновение оружие Марии с силой воткнулось в то место, где только что лежала девушка, и Анна поняла, что расслабляться рано. Мария истекала кровью, но неистово размахивала саблей в разные стороны, давая понять, что будет сражаться до конца. Она опять сделала выпад в сторону Анны, которая в отчаянии проскользнула под стол. Сабля Марии угодила в ножку стола и с грохотом выпала из руки. Вся горя, девушка выскочила из-под стола и приставила свою рапиру к горлу Марии.

— Заколи эту суку! Она бы тебя не пожалела! — крикнул из угла пират.

Анна бросила быстрый взгляд на Бэярда, тот медленно кивнул. Его глаз чернел за стеклом монокля.

Девушка посмотрела в лицо Марии, ожидая увидеть страх или раскаянье. Но ничего подобного она не обнаружила. Женщина запрокинула голову и плюнула Анне в лицо. Ошарашенная, Анна прижала кончик рапиры к левой груди Марии и резким движением вонзила рапиру.

В тот же вечер, перевязав раненную руку не обращая внимания на сковывающую ее тело боль, Анна присоединилась к кутежу в «Палате Лордов» который был в полном разгаре. Уже после нескольких кружек она почувствовала, что полностью разбита и когда Бэярд приблизился к ней и заговорил в своей мягкой манере, она пошла с ним Дома он повалил ее на свою огромную кровать, страстно разрывая на ней одежду и бормоча слова восхищения ее красотой Анна засмеялась и позволила ему овладеть ею в то время как мысли ее уже были за широким черным морем.

Когда Бонни возвратился, он уже знал о победе Анны в таверне и нисколько не старался скрыть свое отвращение:

— Что ж, ты убила человека еще раз да?

Анна была поражена его нападением. Она в точности не знала, чего от него ждать, но уж не таких ошеломляющих обвинений.

— Убила? Это была самооборона, Джеймс! Если бы ты там был, то убедился бы сам!

— Но меня там не было. Я пытался заработать Вам на пропитание, мадам. А Вы в это время развлекались с такими как Бэярд и его испанская шлюха!

Гнев залил краской лицо Анны.

— Она напала на меня с саблей муж! И что мне по-твоему, надо было делать? Безропотно принять смерть?

Джеймс закрыл глаза, как будто не хотел больше видеть ее лица.

— Скажи это кому-нибудь другому, но не мне. Уж я-то тебя знаю. Я знаю, что ты пошла в эту таверну с рапирой, надеясь на драку. И ведь ты не просто взяла верх, не так ли, мисс? Ты ее заколола.

Анна задумалась над его обвинениями. Она быстро прокрутила в памяти те моменты атаки, когда она могла покончить с Марией, не убивая ее. Частично Джеймс был прав. Она не была уверена полностью и решила поскорее покончить с этим.

— О, и не надо мне доказывать свою невиновность. Тебя вовлекли, заставили пролить кровь, и ты это сделала. Ложь! Ты ведь всегда все делаешь по-своему, не так ли?

Анна собиралась резко возразить, но следующий его выпад остановил се.

— Так же, как и с Кларой. Да, я слышал. Это уже не первая женщина, которая почувствовала на себе твою шпагу!

Взляд Анны стал суровым:

— Тогда убирайся! Если ты так считаешь, уходи куда угодно, трусливый щенок! Я проживу одна.

— Не сомневаюсь. А я с удовольствием уйду, мадам. Я не собираюсь проводить свою жизнь, убегая от закона, прячась то в одной дыре, то в другой, общаясь с такими, как ты. С меня хватит! — Он насмешливо поклонился. — Я оставляю тебя с твоими… развлечениями. Можешь убивать безнаказанно, кого тебе вздумается! Всегда найдется кто-то, кто поверит, что ты этого не хотела. — Он вышел из душной лачуги и даже не оглянулся.

Взбешенная, Анна выбежала и зашагала в противоположном направлении, подобрав юбки. Ветер на побережье усилился, и она стремительно побежала к морю. Слова Джеймса застряли в ее голове. Наконец, она остановилась в стороне от посторонних глаз.?

Девушка смотрела на море, на волны, которые медленно и ритмично набегали на рифы, разбиваясь одна за другой. Она чувствовала комок в горле, губы непроизвольно скривились. Слезы против ее воли потекли по щекам. Она не могла остановить их и только удивлялась прокравшемуся в душу страху. Она задрожала от холода и взглянула на холм. В доме Бэярда зажгли огни, и они были похожи на звезды в небе. Она сняла золотое кольцо с левой руки и бросила его на песок. А потом долго смотрела, как к нему подбираются волны. Пока море не поглотило его совсем, девушка подняла и опять надела на палец.

***

Анна заняла положение хозяйки дома Бэярда. Она не могла оставаться на острове без мужчины, а пойти ей больше было некуда. Анна радовалась, что опять живет с комфортом, но, как никогда раньше ей хотелось уехать из Нью-Провиденс.

Как любовница Бэярда, она имела доступ к его деньгам, ни в чем себе не отказывала и завалила дом различными безделушками. Шелка и бархат расшитые золотом гобелены, восточные ковры, шкатулки на туалетном столике, заполненные драгоценностями со всего света. В ее покоях в углу находилась полка с золотыми и глиняными божествами, украденными у индейцев Южной Америки. Когда Бэярд, поддразнивая ее сказал, что она поклоняется языческим идолам Анна упрекнула его:

— Это дает им огромное ощущение жизни совсем не такое, как наш безжизненный крест — она достала из своей шкатулки серебряный крест — по крайней мере, их боги все еще живут в них — и она настояла, чтобы идолы остались у нее.

Жизнь с Бэярдом не была тем «островком спасения», который она искала, и не вызывала того возбуждения, в котором она нуждалась. Как большинство скупых мужчин, Бэярд не желал Анну, как таковую, он видел в ней только отражение его собственной удали. Он был слабым любовником, и Анне скоро наскучили игры, которых он требовал, чтобы разжечь его страсть.

Вначале ему было достаточно ее бурлящего жизнелюбия, ее естественной страсти, но вскоре он скис. Тогда он ее заставил надевать черные маски, ложась в постель, и испытывал большое удовольствие, «определяя» ее личность. Первое время это даже развлекало ее, но после дюжины масок и сотен нелепых предположений типа: «Возможно, Вы — юная девственница, бежавшая из монастыря в Испании», его чудачества стали раздражать Анну. Как раз в тот момент, когда она хотела снять маску и отшлепать его ею, он предложил новую игру, которую называл «Провинившийся поросенок». Девушка должна была притворяться, что он полностью взял над ней верх, и когда он наваливался на нее, сомкнув ее запястья над головой, у нее не хватало сил, чтобы освободиться от него. Тогда он хватал ее ягодицы своими потными лапами, разъяренно сжимал их и заставлял ее визжать:

— Проси о пощаде, мой маленький поросеночек, и, возможно, я избавлю тебя от своей шпаги, — но, конечно, чем больше она визжала, тем более требовательной становилась его шпага. В конце концов, Анна не выдержала и рассмеялась, и он, взбешенный, скатился с нее.

Если я не буду подыгрывать ему — думала она, — он найдет себе новую партнершу. Мужчина — большой ребенок, и его голова забита всякими небылицами, которые он предпочитает реальным отношениям с реальной женщиной. Но сейчас, она не могла позволить себе покинуть убежище Бэярда. И поэтому она поддерживала его игры, стараясь, насколько могла, скрыть презрение, ожидая лучших времен. А он продолжал порхать над ней, как больная моль над ярким пламенем свечи.

Анну настолько утомляло все это, что она совсем не хотела показываться на публике. Как-то Бэярд взял ее на бал, который давал губернатор Ямайки. Ему хотелось продемонстрировать, какой женщиной он обладает.

Сэр Николас Лоуэс имел все титулы главы правительства Ямайки: Его Сиятельство генерал-губернатор, канцлер, главнокомандующий, вице-адмирал и президент острова. Бэярд часто посещал губернатора и горел желанием представить свою новую любовницу. Мария не вызывала восхищения у светских дам, и вскоре Чидли перестал брать ее с собой на приемы в дом губернатора. Он надеялся, что Анна поможет ему вернуть былой престиж. Он знал, что если кто-то понравится жене губернатора, то тут же входит в круг аристократической элиты острова.

Как только они вошли, взгляды всех мужчин, как стрелка компаса, устремились на Анну. На ней было платье цвета нефрита с переливом, из шелка, с глубоким декольте, обнажающим ее высокую и округлую грудь и плечи. Медные волосы девушки, выгоревшие на солнце и имеющие теперь золотой оттенок, были уложены в прическу, оставляя на шее мелкие завитки. Она слегка покачивала крупными серьгами, как пышно цветущий куст при теплом бризе ветвями. Изумрудное ожерелье на груди ярким пламенем отражалось в ее ярких сверкающих глазах.

После того, как Анна была представлена губернатору и его жене, она умышленно проигнорировала пристальные взгляды мужчин и спокойно направилась к группе дам, толпившихся в углу бального зала. Девушка церемонно представилась и осталась стоять рядом, ожидая, когда же ее примут в разговор. Женщины были вежливы, но не собирались привлекать ее и продолжали обсуждать людей и вещи, о которых Анна вообще не имела понятия. Анна не чувствовала враждебности, только отчуждение. Она решила стоять, пока не будет принята в их беседу. Но, не найдя поддержки, подняла взгляд на небольшую группу мужчин. Один из них только этого и ждал. Взглянув на Бэярда, который был занят разговором с купцом, он поклонился и прошел через пустой зал к Анне. Она изобразила вежливость и церемонность на своем лице, но он не заметил эту маску. Мужчина с усмешкой поклонился и увел ее от женщин на середину зала. Девушка посмотрела на Бэярда, и тот улыбнулся ей поверх плеча своего собеседника. Он, казалось, приветствовал то, что она находится в центре внимания. Незнакомец положил свою руку ей на талию, и они поплыли в танце, прежде чем она смогла подумать о своих дальнейших действиях.

— Питер Каррент, мадам. К Вашим услугам. Вы слишком прекрасный цветок, чтобы вянуть на этой бесплодной почве, — он искоса посмотрел на группу теснившихся в углу женщин. Теперь они, следили за каждым движением Анны, продолжая разговаривать друг с другом. «Теперь они меня видят, — улыбнулась про себя девушка, — они не замечают меня, если я одна, и следят за мной, если я с мужчиной». Музыка закружила их быстрее.

Она улыбнулась:

— Капитан Питер Каррент, Вы говорите? Я слышала о Ваших подвигах.

Каррент был пиратом, чьи приключения получили известность и славу даже среди разбойников на Нью-Провиденс. Мужчины говорили, что он храбр, как сам дьявол, а женщины, что он весь изъеден оспой, но как мужчина был что надо!

Он нахально усмехнулся:

— О, а я слышал о Ваших, Анна Бонни.

Она удивилась. Неужели сплетни о ней долетели до Кубы? Он наклонил к ее уху голову и прошептал:

— Держу пари, эти старые медузы в углу тоже слышали о Вас.

Она бросила быстрый взгляд в сторону женщин. Они разом опустили глаза и снова уставились на нее, как только она повернула голову. Анна с раздражением проговорила, как бы сама себе:

— Боже праведный! Что они могли здесь слышать обо мне?

Он рассмеялся звонко, как мальчишка:

— Только то, что Вы обворожительны. А это точно! И что Вы искусно владеете рапирой, что, представьте себе, они одобрить не могут.

Анна нахмурилась:

— А теперь еще Вы подлили масла в огонь, пригласив меня танцевать у всех на виду.

Он закружил ее быстрее, это выглядело вызывающе:

— Ваш корабль терпит крушение, мадам. Они никогда Вас не примут, так не лучше ли насладиться свободой?

Она холодно отстранилась от него в середине танца и торопливо поклонилась:

— Спасибо, капитан. Я, пожалуй, сделаю последнюю попытку. — И она снова направилась к группе дам с высоко поднятой головой, уверенная улыбка скрывала ее нерешительность.

В этот момент женщины стали еще плотнее, и Анна оказалась перед рядом белых плеч.

Девушка остановилась, грациозно обмахиваясь веером, надеясь, что ее лицо не отражает унижения и слегка повернулась к окну, как будто ей был нужен всего лишь глоток свежего воздуха. Она слегка подалась вперед, почувствовав чью-то руку на своем локте. Одна из женщин отделилась от своих подруг и взяла ее за руку:

— Дорогая, разрешите представиться, я — Сара Сатклифф Лоуэс, невестка губернатора. Позвольте мне приветствовать Вас на Ямайке.

Взгляд Анны излучал благодарность, она изысканно поклонилась:

— Спасибо, миледи. "Как мило с Вашей стороны. Ведь я никого здесь не знаю.

Женщина зловеще улыбнулась, кожа вокруг ее глаз свернулась, как пергамент:

— О? Так значит, Вы не знакомы с Питером Каррентом, с которым только что танцевали?

Анна мило засмеялась:

— О, нет, мадам. Я танцевала с ним, чтобы привыкнуть к обстановке. Я, конечно, слышала о нем, но мы никогда не встречались.

— Понимаю. А Вы раньше посещали остров?

— Нет, не имела удовольствия.

— Вы прибыли из…

— Чарльзтауна, мадам. Возможно, Вы слышали о моем отце — Уильяме Кормаке. — Она посмотрела на нее с надеждой, понимая, что находится в опасных водах.

Женщина изобразила замешательство:

— Кормак? Нет, что-то не припоминаю. Но мы все знаем мистера Бэярда. Он ваш родственник?

Анна насторожилась. Не друг, а шпион, посланный стаей гарпий. Ее улыбка застыла:

— Нет, мистер Бэярд не родственник, а вы уже давно на острове?

— Не родственник? Я понимаю, — она проигнорировала вопрос Анны и подняла брови, чтобы как можно красноречивее выразить Анне свое осуждение. — Это правда, что у Вас нет документа о заключении брака, мадам?

Анна всего лишь рассмеялась с облегчением. Посмотрев на сборище в углу, она увидела, что женщины опять заняты своими разговорами и демонстративно не замечают расправу, придуманную ими же. Она улыбнулась:

— Конечно, у меня есть бумаги подтверждающие заключение брака, мадам, будьте уверены.

— С человеком, которого Вы сопровождаете, мистером Чидли Бэярдом?

Анна вздохнула, показав этим свою усталость:

— Нет. Но Вы ведь знали об этом, не так ли?

— Да, — женщина приподняла юбку, собираясь уйти. — Боюсь, Вы здесь совершенно не к месту. Я не нахожу Вас ни забавной, ни особенно красивой, чтобы поддерживать с Вами знакомство.

— Пусть так, — Анна подошла к ней поближе и заговорщически прошептала: — Возможно, Вы найдете забавным знакомство с капитаном Каррентом? Потому, как Вы наблюдали за ним, я поняла, что Вы также слышали и о кое-каких его достоинствах. Может, мы организуем пирушку на всю ночь? Уверяю, для таких леди как Вы, это будет очень забавно.

— Лицо мадам Сары Лоуэс застыло в пренебрежительной ухмылке, и она громко произнесла:

— Знай свое место, проститутка!

Внезапно Анна вцепилась в нее, как «кошка-девятихвостка» и дала резкую зуботычину. Потеряв равновесие, невестка губернатора пошатнулась и в истерике рухнула на пол. Женщины отпрянули назад и в шоке заблеяли, как овцы. Сейчас же появился Бэярд и взял Анну под локоть, в то время, как она стояла над своей соперницей, не понимая, почему та упала. Он почти вытолкал ее за дверь и поторопился доставить на свое судно, где она была в безопасности.

Бэярд использовал все свое влияние и немалые средства, чтобы спасти Анну от ареста. Губернатор от ужаса, что подобное произошло в его доме, выдвинул обвинение в словесном оскорблении, угрозе физического насилия и непристойном поведении. Но конфликт был улажен с помощью извинений Бэярда и нескольких выгодных уступок, но, тем не менее, губернатор остался крайне недоволен.

Как следствие, свобода передвижения Анны была резко сокращена. Теперь почти все знали, что ее разыскивают в Чарльзтауне, поэтому все британские территории в Вест-Индии были потенциально опасными для нее. Испанские колонии, такие как Куба тоже, так как известие о ее дуэли с Марией Ринальди облетело острова, как теплый морской бриз.

Следовательно, исчезло то, что привлекало Бэярда в Анне больше всего. Теперь она не могла покинуть Нью-Провиденс и появиться с ним под руку в каком-нибудь чарующем порту. Он больше не мог продемонстрировать ее красоту на Ямайке, Кубе, Порт-Ройале или Испаньоле. А поскольку ему нужно было ездить, присматривая за своими владениями на этих островах, Анна опять часто стала оставаться одна.

***

В середине 1716 года Нью-Провиденс одолевали ураганы. Анна с дурным предчувствием в сердце наблюдала, как на песке появляется зыбь и мутнеет вода в море. Некоторые пираты ругались, но усиленно работали, пытаясь подготовить суда к отплытию, но большинство угрюмо сидели в таверне, набрасываясь на проституток и друг на друга. Было уже слишком поздно, чтобы успеть бросить якорь в более безопасном месте, Весь остров ждал и прислушивался.

Анна ехала на своем пони на другую сторону острова в поисках фруктов и ради развлечения. В этом сезоне на острове делать было нечего, казалось, даже птицы покинули свои гнезда, и она не знала, чем заняться. Девушка бесцельно слонялась от своей хижины к дому Бэярда и обратно, пока не почувствовала себя водорослью без корней. Она направила свою «верховую лошадь» вдоль побережья в пальмовую рощу и плюхнулась в сырую траву. Было подозрительно тихо: ни дуновения ветерка, ни привычной трескотни птиц. Она перекатилась на бок и увидела песчаного краба, стремительно бегущего в безопасное место. Только теперь она заметила, что ветер усиливается.

Вдруг пони зафыркал и задрал голову. Она проследила направление, в котором он смотрел, и увидела скопление темных туч над горизонтом. Пока она смотрела, тучи разгладились и свернулись кольцом, как черная змея. Когда Анна возвращалась обратно уже начал завывать ветер. Она пришпорила пони, отпустила поводья и, ударив его по ляжкам, направила галопом в безопасное место под пальмами. Тучи быстро двигались к острову, подгоняемые стонущим ветром, который разметал волосы девушки. Становилось трудно дышать. Пальмы на берегу качались и дрожали, как морские канаты. Волны набегали на берег, начинался шквал.

С ее хижины снесло тростниковую крышу, а гамак трепыхался, как сумасшедший. Несколько человек бежали вдоль берега по направлению к таверне, там были самые крепкие стены. Она осмотрела все, что осталось от ее владений: несколько предметов, которые не стоило спасать.

Анна направилась в таверну, хватаясь за пальмы, чтобы не упасть. Ветер разрывал огромные волны, их брызги долетали до нее. В одно мгновение тучи разверзлись и полил обжигающий кожу дождь. Сквозь раскаты грома она услышала страшный скрежет и посмотрела на гавань.

Якорный канат одного из шлюпов треснул и зацепил два маленьких судна, стоявших недалеко от доков. В жутком шуме развевающихся парусов и ломающихся рангоутов корабль врезался в корпус одного судна, а затем и другого, превращая их в груду бесполезного дерева. Порывы ветра и волны подхватывали обломки и обрывки парусов и поднимали их чуть ли не до небес. Пронзительно пищащий цыпленок беспомощно размахивал крылышками среди кружащихся в вихре щепок и лоскутов, а потом утонул.

В это время Анна добралась до таверны, она сильно дрожала, несмотря на жару. Одежда промокла, и волосы облепили лицо. Когда она рывком открыла дверь таверны, какой-то маленький оборванец завопил, и на Анну обрушились хриплые ругательства. Она быстро закрыла дверь. Стены содрогались от сильного ветра. Девушка осмотрела себя, ожидая найти синяки от ударов дождя и ветра, колотивших ее, загоняя в убежище.

Промокшие пираты и жулики сидели, прислонившись друг к другу, оплакивая свою судьбу. Анна, совершенно обессиленная, втиснулась-между Бэсс и Дженнингсом:

— Ненавижу шторм! Дженнингс протянул ей кувшин:

— Так плохо, потому что мы на суше, милочка. В море хороший корабль запросто справится с ветром, только надо хорошо закрепить такелаж. На этом проклятом острове нет ни дерева, за которое можно было бы держаться, ни погреба, чтобы спрятаться.

Ветер пронзительно завывал, Анна задремала, стараясь не обращать внимания на шум и хаос, мечтая о теплой постели и горячей пище. Вдруг она проснулась, пораженная воцарившейся тишиной.

Единственное окно таверны было выбито, и сквозь крышу струились тонкие полоски света. Ее тело совсем одеревенело, она встала и потянулась. Пьяные Дженнингс и Бэсс похрапывали, обнявшись. Вдруг запищал какой-то ребенок, и Дженнингс приподнялся на локте и затуманенным взором посмотрел на середину комнаты, где стоял бочонок. Балсер выставил его для удобства беженцев, и сейчас оттуда воняло испражнениями. Анна собралась уходить.

— Это только передышка, — окликнул ее Дженнингс. Но девушка не могла здесь больше оставаться. Она оттолкнула от двери пьяного и очутилась в странном безмолвии. «Где-то должна стоять одинокая пальма», — думала она. Не было слышно ни голосов птиц, ни жужжания насекомых, ни шелеста листьев, было душно, как будто бы ветра совсем и не было. Она вспомнила, как отец предостерегал ее от «горячности и упрямства».

«Наши эмоции не более постоянны, чем эти ветры», — думала она. Ей было интересно, добрался ли шторм до Чарльзтауна. Тут девушка почувствовала легкий ветерок, пошевеливший остатки ее юбок. Она поторопилась назад в таверну, захлопнув дверь перед самым «носом» смерча.

Когда все утихло, Анна по песку и мусору побрела туда, где должна была находиться ее хижина. От ее жилища почти ничего не осталось.

Женщины тянулись за ней гуськом, иногда горько плача. Они останавливались, собирая обломки, отыскивая хоть что-нибудь, оставшееся от их хозяйства. Чайки кружили над водой в поисках дохлой рыбы. Суда, разбитые о скалы, уродливой грудой лежали на берегу. Более крупные оседлали те, что поменьше, как возбужденные быки. Повсюду царило разорение. Девушка растянулась на песке, и его тепло принесло ей покой. Она вспомнила о пони и отправилась искать его в зарослях за поселением. Она лениво подумала о Джеймсе, выжил ли он в этой буре?

Первым кораблем, который бросил якорь в заливе после шторма, был бриг под командованием Нэда Тиша. После того, как пират опрокинул кружечку в «Палате Лордов», он направился к Анне.

Анна ремонтировала гамак, когда увидела, что он приближается. Она видела, как его корабль входил в гавань, и была уверена, что он безотлагательно нанесет ей визит. Ее прическа не была украшена цветами, ветер их все сорвал. Но ей удалось спасти шелковую блузу с кружевными рукавами, сшитую Мадлен. Правда, сейчас ее не беспокоило то, как она выглядит. Уперев руки в бока, она наблюдала, как он, точно огромный медведь, пробирается к ней по песку. Нэд попытался было ее обнять, но она отстранилась в притворном ужасе:

— Ты, хорек! Я не хочу вонять так же!

Он беззлобно рассмеялся и плюхнулся в тень:

— Я вижу, ты выдержала бурю, девочка! Я был уверен, что ты выдержишь даже ураган, но я слышал, тебя чуть было не унесло.

— Не более чем кого бы то ни было другого на острове. Я думаю, Братьям нужна хорошая буря каждый год, чтобы очистить их души! С твоим кораблем все в порядке?

— Да! Он сражался, как молодой черт, и одержал победу. А еще, на свою голову, я привез себе новую невесту!

Анна весело рассмеялась:

— Новую курочку, ты, старый петух? Это невозможно! Ей что, оторвало нос ветром?

— Нет, девочка. Она тоже красивая. Я наскочил на нее в кабаке у доков, и она дала крен, оголив все, что ниже ватерлинии, и мы скакали галопом до рассвета. Она — хорошее суденышко, но я особенно не забочусь о мясе среди костей.

— Значит, ты не влюблен? — спросила Анна, слегка прищурив глаза.

— Черт подери! Нет, конечно! Мое презренное сердце ноет только по тебе!

Он разровнял песок рядом с собой, и Анна, расслабившись, опустилась около него, наслаждаясь незатейливой лестью Нэда. Он долго всматривался в море, а потом посмотрел ей прямо в лицо:

— У меня плохие новости, девочка. Приготовься к удару!

По спине у Анны пробежал холодок. Каким-то образом она знала еще до того, как он сказал, что произошло.

— Мой отец?

Он не смотрел на нее:

— Да. У него новая жена. Говорят, она ждет ребенка.

Такого она не ожидала. Болезнь, даже смерть… Но женитьба? Значит, старая соперница ее матери, мадам Суини, должно быть, умерла. Ее рот скривился в иронической усмешке:

— Так скоро? — она подняла брови от удивления и боли.

— Прошло больше года, — он замолчал, взял ее руку и крепко сжал, потом отпустил. — Но это не самое худшее. В порту ходят слухи, что он отрекся от тебя навсегда. И ордер на твой арест остается в силе.

В горле девушки застрял комок, земля уплывала из-под ног, ей казалось, что она беспомощно болтается в воздухе. «Итак, — думала она, — новая жена. Новая семья. А я должна быть выброшена из его жизни, как… объедки от плохого завтрака. О, Боже! Как жестоко! Вот теперь я действительно одна! Теперь я не принадлежу единственному человеку, которого любила. Теперь у меня нет дома, который тоже был единственным за всю жизнь. Значит, я должна быть выброшена из его жизни, как грязное белье?»

На мгновение она почувствовала убийственную ненависть к Джеймсу Бонни, — своему отцу, ко всем мужчинам. Она ощутила болезненную потерю. Девушка вспомнила, как ее отец сказал когда-то: «Если ты выпустишь любовь из своих рук, девочка, они останутся пустыми навсегда»: Сердцем она понимала, что он никогда не смягчится. Он совсем отвернулся от нее, как будто она умерла вместе с матерью. Ни один суд не примет от нее иск, который она могла бы предъявить. Никто в новой семье отца не признает ее.

— Не рви свое сердце, девочка, — тихо сказал Тиш. — Рано или поздно мы все спим в одной постели, — он крепко обнял ее за плечи и приподнял подбородок.

— И кто же она? Эта новобрачная?

— Миссис Сусанна Болл. Говорят, у нее солидное приданое, плюс владения отца. Так как имение Болла, Кенсингтон, граничит с Белфилдом, такое соседство принесет ее отцу и его жене огромное состояние.

Внутри у Анны все клокотало. «Ведь ей только девятнадцать! Всего лишь на два года старше меня! — Она порылась в своей памяти и представила молодую девушку, невеселую, темноволосую, бледную и притворно застенчивую, со сложенными руками и худыми плечиками. Теперь она вынашивает семя ее отца! — Что ж, он недолго страдал из-за моих грехов. Он стряхнул со своих плеч мой позор и меня вместе с ним!»

Она бесцельно водила по песку дрожащим пальцем. В мыслях она опять была в Белфилде, свободно скакала на лошади по равнинным пастбищам. Ее отец стоял, уперев руки в бока, и, смеясь, наблюдал за ней. Высокий мужчина — сильный и гордый. Правильно очерченное лицо светилось любовью. Она даже помнила его руки, приподнимающие ее хрупкое детское тельце, чтобы она могла увидеть Великую Атлантику.

Ей стоило огромных усилий, чтобы вернуться к реальности. Ее мысли возвратились в свою колею, и она поняла, что Нэд ждет ее сигнала — уйти ему или остаться. Она быстро встала и расправила свою юбку.

— Ну что же. Я желаю, чтобы у них все было хорошо! — и она приподняла невидимый бокал в приветствии. — Пусть его ослица всегда жеребится!

Тиш нежно улыбнулся:

— Может быть, сейчас не лучшее время для моего предложения, Анна. Да еще я выпалил тебе все о своей новой женщине. Но если ты не прогонишь меня, я предпочту тебя всем остальным. И я позабочусь о том, чтобы тебе было удобно и хорошо!

Она покачала головой:

— Ты — добрый человек, Тиш. Я благодарна тебе за это предложение, но я не могу воспользоваться твоей щедростью.

— Что ты будешь делать?

Анна недолго размышляла, прокручивая варианты снова и снова, как холодные камни на солнце. «Какая будет мне польза, если я свяжу свою судьбу с порядочным обществом. Я плыву по течению — это вполне определенно».

— Что там эти, наверху, сделали для меня? Держу пари, мое место с отверженными, Нэд! Возможно, я еще дам о себе знать!

Он рассмеялся и шлепнул себя по коленям, его черная борода подскакивала при каждом толчке.

— Да, девочка. Вот такой я тебя узнаю! — он встал, переминаясь с ноги на ногу, — тогда я пошел. — Он хитро посмотрел на нее, — держу пари, ты будешь в надежных руках до того, как солнце сядет дважды! А я пока передам твой горячий привет Чарльзтауну.

Прежде чем она сумела от него увернуться, он сгреб ее своими лапищами и крепко поцеловал прямо в губы. Анна отшатнулась, когда он выпустил ее из своих пылких объятий и тихо засмеялся.

— Присматривай за своим брачным такелажем, парень, — усмехнулась она. — Женщина простит многое, но потеряешь это, и ты — корм для рыбок, ничего больше.

Он натянуто улыбнулся и поплелся прочь. Она смотрела ему вслед, готовая расплакаться. Когда Тиш скрылся из виду, она упала на песок, обхватив голову руками. Она не могла ненавидеть отца, старалась изо всех сил. Люди не все против одного. Они просто каждый за себя.

***

Когда Анна в следующий раз увидела Тиша, он вел на буксире замечательного джентльмена. Она сидела в «Палате Лордов» с Дженнингсом и Бэсс. Дверь с грохотом распахнулась, Нэд с блестящими от рома глазами ввалился в таверну. За ним медленно вошел мужчина в длинном камзоле.

— Анна! Моя любимая Изабель! — закричал Тиш, крепко обнял ее за талию и привлек к себе. Анна освободилась, поправила волосы, расправила юбки и услышала мягкий голос:

— Держу пари, она прекраснее Афродиты! Тиш загоготал и подтолкнул мужчину к Анне:

— Это сатана в юбке, о которой я тебе рассказывал. Анна, это майор Стэд Бонне, фермер из Барбадоса, который желает присоединиться к Братьям.

Девушка присмотрелась к нему. Все время, пока Тиш паясничал, Бонне смотрел на него, как на медведя на цепочке. Было очевидно, что ему нравится этот пират, но в то же время он знал, каким тот может быть негодяем. Нэд похлопал парня по спине:

— Пират! Моя школа! — он подмигнул Анне. Она неторопливо разглядывала Бонне. У него было розовое лицо аристократа, а не цвета красного дерева, как у моряков. Он носил длинный белокурый парик, отдельные волоски которого прилипли к его влажным от пота щекам. Рядом с черной щетиной Тиша, чисто выбритый подбородок майора казался почти мальчишеским. Анна усмехнулась, подумав, что его бриджи, шелковые чулки и туфли с пряжками привели бы Мадлен в экстаз.

Бонне низко склонился к руке девушки и нежно поцеловал ее, глядя ей в глаза с нескрываемым интересом. Она почти машинально ответила реверансом. Что-то в его поведении напомнило ей джентльмена, которого она знала в Чарльзтауне в годы своей беззаботной юности. Провожая их к отдельному столику, Тиш рассказал Анне историю Бонне.

Майор Стэд Бонне оставил свое имение в Барбадосе и достаточно приличное состояние, чтобы сохранить нечто большее, то, что делает мужчину таковым.

Стэд говорил мало, только внимательно смотрел на девушку, следя за ее реакцией.

— Строптивая жена толкнула его на это, девочка! Пусть это будет уроком всем злым языкам! — проревел Тиш.

Бонне покраснел от смущения:

— А Тиш великодушно предложил взять этого фермера в свои руки и сделать из него моряка.

Анна вдруг осознала, какое жалкое зрелище представляет собой «Палата Лордов». Впервые она была в замешательстве, представив, что может подумать о ней джентльмен, такой как Бонне.

— Собака хочет свести счеты! — Нэд был вне себя от радости и всех заглушал своим криком, пробираясь к соседнему столику, чтобы исследовать миловидную проститутку.

Анна обнаружила, что осталась наедине с Бонне. Она слегка улыбнулась ему, довольная тем, что успела украсить свои волосы свежим цветком:

— Признаться, майор, я думала, человек Вашего положения должен презирать такую компанию, — она обвела взглядом собравшийся в таверне сброд, выразительно пожав при этом плечами.

Он подался вперед и взял ее руку, затем отпустил, как бы очнувшись:

— Я прибыл, чтобы завербовать побольше людей, это, должно быть, оправдает мои усилия. Мне сказали, что этот остров — как раз то место, где я найду все, что мне нужно — свободу от предрассудков ограниченной аристократии, — продолжал он, глядя ей в глаза.

— И закона, — добавила Анна, скривив рот в усмешке, — да, майор, эта республика может быть раем, — она искоса посмотрела на двух пьяных пиратов, затеявших драку в другом конце таверны, — но за диким зверьем необходимо присматривать.

— А что, позвольте узнать, может удерживать такую исключительную леди как Вы в этой… берлоге?

Анна рассмеялась, восхищенная его сообразительностью. Она внимательно изучила его лицо и увидела в его благородных чертах принадлежность к знатному роду. Даже дуги бровей указывали на высокий интеллект. Ей сразу представились ряды книжных переплетов.

— Я предпочитаю компанию отпетых негодяев, — спокойно сказала она, — обществу чопорных дам, которые не могут поговорить ни о чем больше, кроме своих нарядов и последних дворцовых сплетнях. Леди, которые симулируют обморок при малейшем соприкосновении с… реальной жизнью. — Она горько засмеялась, — и к тому же, в настоящий момент мне некуда идти.

Он улыбнулся и предложил ей свою руку:

— Не покажете ли Вы мне остров?

Анна шла с ним под руку, и ей казалось, что она прогуливается по садам прекрасного имения, а не по задворкам временной пиратской берлоги.

— Теперь я надеюсь только на себя. И риск все больше меня возбуждает.

— Короткая, но веселая жизнь? — спросила Анна.

— Именно так. Я был образцовым сыном, безупречным мужем, любящим отцом. Остаток жизни я намереваюсь быть безбожником, нечестивцем и развратником.

Она тихо засмеялась, нежно обхватив его руку:

— Похвальные планы, сэр. Но может ли джентльмен так легко отказаться от своих привычек?

Бонне задумался:

— Когда Адам рыл землю, а Ева пряла пряжу, кто тогда был джентльменом? Бог мне судья, если в жизни отсутствует риск, что же тогда остается? Я жажду попутного ветра, хочу иметь боевой корабль и испытывать пьянящее чувство свободы.

Что-то в его голосе взволновало Анну, она почувствовала что-то такое, чего уже давно не чувствовала.

Казалось, этот человек произнес вслух мысли, проникнув в ее сердце, в котором разрасталось одиночество с тех пор, как она приехала на Нью-Провиденс.

— Я, бывало, вскарабкивался на пальмы на плантации, чтобы увидеть плывущие по морю корабли. Мой отец часто ругал меня за мои пустые мечты.

Они сели на песок в пустынной бухте, и оба смотрели на волны, Анна задала вопрос, на который сама не находила ответа:

— Как Вы думаете, что нас привлекает в море? Что же это такое, что так притягивает души?

Он не засмеялся, не ответил на ее вопрос, но, казалось, полностью разделяет ее мысли.

— Вы помните легенду о Нарциссе?

Анна кивнула, воодушевленная тем, что можно поупражнять свой мозг, чего она не делала уже больше года.

— Нарцисс не мог обладать своим отражением, как Вы помните, поэтому он бросился в воду и утонул. То же самое происходит и с нами. Мы видим свое отражение во всех океанах. Это неуловимая призрачная жизнь, которую мы видим в каждой волне, — вот она, разгадка.

Анне было очень хорошо с ним. Несмотря на его фигуру и великолепный наряд, этот переродившийся джентльмен затронул в ней знакомую струну.

Его отец умер в сорок лет, оставив ему состояние, плантацию и больную мать. Перед тем, как уйти в мир иной, он устроил ему выгодный брак, от которого появились на свет три дочери. Затем младший брат Бонне умер от лихорадки. Его жена и четыре дочери переехали в дом Бонне. Таким образом, под его опекой оказалось девять женщин.

— Я не мог больше выносить ни звука их голосов, ни даже шуршание их юбок с утра до вечера. Я не мог оставить беспомощных женщин, но также не мог и хоронить себя. Я все им оставил и ушел в море. Я желаю им только добра, — он вздохнул, — но без меня!

Мужчина взглянул на сидящую на песке Анну. Ее обнаженные ноги отдыхали в теплой воде, волосы развевались, как у туземки, а кожа светилась в лучах заходящего солнца.

— А теперь я разговариваю с женщиной, которая не зависит от мужчины, — он раскинул руки, глядя в бескрайние просторы моря, — кто хозяйка этого имения?

Она улыбнулась:

— Я никогда не хотела быть хозяйкой чего-бы то ни было. Когда мне это было предложено, я сбежала, как и Вы.

Он легонько взял ее за подбородок и повернул к себе ее лицо.

— Вы — само совершенство. Богиня в своем собственном королевстве. — Он прикоснулся к ее губам и поцеловал, вначале нежно, а затем более настойчиво.

Мысли Анны возвратились к Джеймсу. «Как я могла выйти за него замуж? — она скорчила гримасу. — Слава Богу, что его сейчас здесь нет». И тогда она поняла, что, возможно, он никогда не вернется. А если он все-таки вернется, с какой стати она должна хранить ему верность? А потом она уже больше не думала, она просто позволила его губам целовать свои губы, в то время как волны рассказывали им сотни своих секретов.

Его поцелуи были все настойчивее, его губы почувствовали весь жар неудовлетворенного желания, боль одиночества, скрытую печаль. Все это было знакомо ему. И все-таки Анна ощущала какую-то нерешительность. Он робко прикоснулся к ее груди — это было восхитительно — и тут же отдернул руку. После нескольких мгновений поцелуя, девушка запрокинула голову назад и пристально посмотрела ему в глаза.

— Что случилось? — ее голос звучал настойчиво. Он опустил глаза и слегка покраснел. Его губы все еще были влажными.

— Я не могу притворяться, что ты не чужая жена. Анна нахмурилась:

— А ты чужой муж?

— Нет. Это меня совсем не беспокоит, — его голос был нежным, как вода у ее ног. — Но, будь я твоим мужем, я вызвал бы на дуэль любого, кто посмел бы к тебе прикоснуться. Я только могу упрекнуть себя за то, что соблазняю женщину, которая принадлежит другому.

— Я не принадлежу никому, майор. Только себе самой. Мой муж вбил себе в голову, что может достигнуть более высокого положения, охотясь за черепахами. И он ясно дал понять, что не считает меня своей женой, — она сделала небольшую паузу, раздумывая, насколько хорошо ему известна ее жизнь. — Вы, видимо, знаете, что в его отсутствие я жила с другим мужчиной.

Бонне приподнял голову и внимательно на нее посмотрел. Его голубые глаза, казалось, нежно буравят ее:

— Да. Это было по Вашей собственной воле?

— Да. Его я оставила. И теперь я совершенно свободна, — она улыбнулась ему, нежно лаская его руки, и потянулась к губам. — Пошли, — она увела его в сень уединенной поляны. — Мы не можем помочь себе, ты и я. Это часть того, чем мы стали.

Там под развесистой пальмой, ветви которой создавали им естественное прикрытие, он опустил девушку на песок. Нетерпеливыми дрожащими руками он снял с нее юбки и расстелил их. Затем снял свой камзол и лег на нее. Его губы горели на ее шее. Анна чувствовала возрастающую в ней нежность, странную смесь печали и радости, заставившую наполниться слезами ее глаза. Она сжала руки Стэда и положила себе на грудь, неотрывно глядя ему в глаза. Не было слов, чтобы говорить, точнее, комок в горле не позволял ей сказать что-нибудь. Он высвободил одну руку, и она осторожно соскользнула вниз, заставив Анну затрепетать. Другая его рука, переплетенная с ее рукой, перебирала волосы девушки. Жар внизу живота возрастал и, расслабившись, она тихо застонала. Теперь его руки двигались быстрее, жарче и настойчивее. Наконец, она, вскрикнув, обвила его шею руками и привлекла к себе. На мгновение она остановилась, задыхаясь под тяжестью его тела. Он сделал еще несколько движений — сердце его бешено стучало, — и приподнял ее податливые бедра.

Они двигались медленно, их вздохи и стоны перекликались с криками морских птиц. Анна содрогнулась в последний раз и крепче сжала его в объятиях, позволив остаться. Внезапно, девушка почувствовала вновь возрастающее желание и сильнее прижала свои бедра к его ногам, и постаралась последовать за ним, пока они опять не оказались на вершине блаженства. На этот раз их крики смешались. Когда небо стало совсем темным, и начали одолевать москиты, они завернулись в одежду и крепко уснули в объятиях друг друга.

Стэд бродил с Анной по острову, не обращая внимания на приливы и отливы и язвительные замечания Тиша и его команды, что пора бы ему возвратиться к делам. А в Анне возникло странное чувство, которое не позволяло ей любить Стэда. Когда она была с ним, то сходила с ума от его голоса, манер, ласк. Но стоило им расстаться, она удивлялась, что может привлекать ее в этом денди в парике. Мэг в шутку называла его пижоном и не могла понять, что Анна в нем нашла. Стэд влюблялся все сильнее, но девушка отвечала на его чувства больше для себя самой, чем для него. Его нежность делала ее более мягкой, более женственной, чем раньше. Даже когда он начал писать ей стихи и плести украшения из цветов для ее волос, она не могла с той же страстью ответить на его любовь.

Прошло несколько недель. Бонне все больше времени стал проводить, глядя в море. Было видно, что он сильно озабочен. Анна знала, что они недолго будут вместе, но была уверена, что это будет замечательно.

— Моя команда полностью укомплектована. Мой шлюп загружен. Ни добычи, ни денег, как говорят, и я хорошо знаю это, дорогая.

— Да, — спокойно сказала Анна. — Скоро ты должен будешь отплыть.

Он выглядел еще более озабоченным:

— Но ты должна уехать со мной, Анна! Я не могу оставить тебя здесь, в этой выгребной яме.

Она колебалась, желая, чтобы этот момент никогда не наступил. Ей очень хотелось уехать с острова. Она понимала, что отплытие Бонне с Нью-Провиденс было главным, что привлекало ее в нем. А теперь, когда он попросил ее об этом, она знала, что не сможет уехать с ним. Он не перенесет участи пирата. Она нежно взяла его руки:

— Послушай, Стэд. Я не хочу разбивать твои надежды, но Тиш очень сомневается, что ты когда-нибудь станешь пиратом. Нэд говорит, что ты не знаешь моря. Ты устанешь от него, или гвардейцы заставят тебя пожалеть о своем выборе. Может быть ты вернешься в Барбадос?

Анна содрогнулась от боли, которую увидела в его глазах. Она не хотела причинить ему страдания, но также не хотела отдавать свою жизнь в его руки. На сколько ей хотелось покинуть остров, настолько она не хотела, чтобы ее спасителем был Стэд Бонне.

— Не отговаривай меня Анна. Это мечта которую я не променяю ни на что ни ради тебя ни ради любой другой женщины!

— О, Стэд. Я слишком забочусь о тебе, чтобы поддерживать в этом. Ты — порядочный человек. Твои грехи будут тебя преследовать.

Кровь прилила к его лицу, он выругался, но даже в гневе очень осторожно подбирал слова.

— Видит Бог, если бы я был пиратом, ты бы не колебалась. У меня голова идет кругом, когда я думаю, как быстро ты согласилась бы бежать со мной, будь я пиратом.

— Но ты не пират, Стэд. И я сомневаюсь, что когда-нибудь ты им станешь. Кроме того, — она опустила голову, — в один прекрасный день ты увидишь что не можешь управлять мною и возненавидишь меня за это.

— Никогда!

Она поняла, что его надо задеть за живое.

— Я хочу покинуть остров но не с тобой.

Бонне был разбит.

— Я обязательно стану пиратом, дорогая. И хорошим пиратом! И когда я им стану, я вернусь в эту чертову дыру и заберу тебя от твоего заблудшего мужа и твоих опасных друзей — Он опустил голову и сердито посмотрел на нее, — не высокого же ты мнения обо мне, если не веришь моему слову.

Анна засмеялась и обняла его.

— О, мой дорогой. Я очень высокого мнения о тебе. Больше того, я думаю, ты слишком хорош для такого дела. Но я женщина практичная, майор. Делай то, что ты должен делать а я буду делать то, что должна делать я. А пока она прижалась к нему сильнее, — давай оба будем практичными и не будем терять время.

***

Бонне уплывал на красивом быстроходном шлюпе, полностью укомплектованном энергичной командой. Следом, в открытое море вышел Нэд Тиш. Оба, мастер и его ученик, покидали Нью-Провиденс. Анна стояла на берегу и обоим махала рукой на прощание. Она тосковала по нему, своему майору. Но не настолько, чтобы желать его возвращения. В глубине души она сомневалась, любила ли вообще когда-нибудь. Всегда между ее сердцем и чьим-то еще стояло море, как тусклый свет, исходивший от неполной луны.

В открытом море Стэд Бонне и Нэд Тиш разделились. Майор отправился на своем новом шлюпе «Реванш» на разбой в Карибское море. Он захватил «Анну» в Глазго, «Старателя» в Бристоле и «Турбет» в Барбадосе. Все они принадлежали Вирджинии. Он сжег судно из Барбадоса, чтобы известие о пиратстве не дошло до его жены, а команду высадил на берег, предоставив их самим себе.

Затем он отправился в Чарльзтаун. В гавани было два глубоководных канала. Малый вел к острову Салливанс, а главный проходил южнее островов Моррис и Фолли. Пиратский шлюп, находившийся между этими двумя каналами, мог успешно контролировать передвижение кораблей в море и преследовать любой из наиболее понравившихся. Как акулы на приманку, пираты бросались на самые богатые суда, отслеживая те, которые настолько низко были погружены в воду, что матросы могли мыть руки у верхнего борта.

Бонне сопутствовала удача. Он захватил бригантину из Новой Англии, ограбил ее и отправил в Чарльзтаун. Затем покончил со шлюпом из Барбадоса: забрал его груз — сахар и ром, рабов определил на службу в команду и включил судно в свой разрастающийся флот. Трофеи Бонне укрепили его репутацию, хотя матросы все еще ворчали по поводу его незнания моря и неуклюжести в обращении со снаряжением. Но с большой флотилией и богатым грузом он был готов предстать перед Анной и изменить ее мнение о себе. По дороге Стэд сделал остановку в Турнеффе, чтобы пополнить запасы свежей воды. Там он опять встретил Нэда Тиша, запасавшегося провизией на новом сорокаорудийном французском судне, которое назвал «Реванш Королевы Анны». Он окинул взглядом флотилию Бонне особенно его замечательный «Реванш» и сказал:

— Такой шлюп мне очень подошел бы для нападения на Чарльзтаун, парень!

— В данный момент — неуверенно начал Стэд, — я собираюсь на Нью-Провиденс, чтобы увидеться с нею.

— Бог мой! — взорвался Тиш — Если ты собираешься овладеть таким фейерверком как миссис Бонни, то должен сам выплеснуть немного огня! Пойдем со мной и пошлем ко всем чертям ее старый порт! Я ведь назвал это судно ее именем не случайно. Вместе наши «Реванши» поставят их на колени! Они еще услышат об Анне.

Бонне был вовсе не уверен что ему и его команде нужен еще один поход. Втайне он уже устал от дискомфорта и скуки, которая была основным состоянием в плавании. Но Стэд поднялся на борт «Королевы Анны», чтобы выпить кружечку со старым другом, оставив команду на своем шлюпе. После нескольких кружек холодного пунша Тиш объявил:

— Я позволил себе некоторую вольность и отправил пару человек на твой шлюп, майор. Все говорят это будет лучше для команды, а тебе будет лучше на моем судне! Пойдем! Выпьем за наше сотрудничество!

Лицо Бонне вспыхнуло от злости и унижения. Его команда с легкостью приняла нового командира, а он был, в сущности, пленником Тиша. Его люди были соучастниками его свержения.

***

Бонне ничего не оставалось, как согласиться. С достоинством приняв этот удар, он остался на борту «Реванша Королевы Анны» и отправился в плаванье с Тишем. Молва опережала их. Выйдя из гавани, Черная Борода и Бонне захватили девять судов, среди них судно, приписанное к лондонскому порту под командованием Роберта Кларка, шлюп, два судна из Индии и бригантину с четырнадцатью рабами на борту. Их самой важной добычей был торговый корабль из Бристоля. Среди его пассажиров был Самюэль Рэгг со своим юным сыном. Рэгг являлся членом Совета в Чарльзтауне, известным и уважаемым гражданином. Он был доставлен на борт «Королевы Анны» и тщательно допрошен о количестве орудий в порту, товара в городе и за его пределами и, наконец, о знакомстве с Кормаком и его дочерью Анной. Тиш посылал проклятия, угрожая немедленным уничтожением и полным опустошением их города. После расследования пленники были доставлены на свой корабль и заперты в трюме.

Сидя в кромешной тьме, они осознали, что в любой момент могут быть подожжены и затоплены вместе с кораблем. Дав им несколько часов времени, чтобы поразмышлять над своей судьбой, Тиш вытащил Рэгга и еще одного пленника — Макса — на палубу и объявил им о своих намерениях. Он сказал, что его команде нужны медикаменты, ртутные препараты для лечения оспы. Все останутся заложниками, за исключением Макса, который отправится на берег и потребует у Совета большое количество медикаментов. Если через два дня пираты, их племянник и лекарства не будут доставлены, все заложники будут убиты, захваченные суда сожжены, а город подвержен нападению.

Макс и два пирата сели в маленький ялик и стали грести к берегу. В ушах у них звучали угрозы Черной Бороды.

Пока Совет решал, Тиш и его команда мучили город. Члены команды гордо вышагивали по улицам задевая женщин и угрожая оружием, — хорошо понимая что колония беззащитна Население города — десять тысяч чернокожих и шесть тысяч белых живущих, в основном, в низинах, — не было готово к такой атаке. Люди не знали, что делать. Не дождавшись поддержки военного корабля, они совсем впали в отчаянье. Чарльзтаун только что перенес двухгодичную войну с Ямазийскими индейцами. Затем, после шести месяцев относительного затишья, капитан пиратов Муди доставил себе удовольствие, оставив после себя опустошенные сады, сожженные дома и изнасилованных женщин. А теперь Черная Борода и Бонне оплели гавань паутиной, как два жирных паука, поджидающих несчастных мух Восемь судов в бухте подняли паруса, готовые к отплытию, но ни одному из них не было позволено выйти в море Прибывающие суда не допускались в порт, поэтому торговля прекратилась.

***

Губернатор Джонсон был взбешен наглостью пиратов и рекомендовал сражение, но Совет в конечном итоге, решил уступить. Когда сундук с медикаментами был доставлен на борт «Реванша Королевы Анны» Тиш обвинил все население, в лице Макса и Рэгга, в «негостеприимстве и грубых манерах по отношению к более слабому народу», освободил их от денег, раздел догола и высадил, на берег.

Пиратские вожаки восторженно завывали при мысли о том, что отправили на берег важных государственных мужей, сбив с них спесь, без часов и даже без штанов. Ныо-Провиденс сотрясался от реванша, взятого Тишем, а Анна стала героиней.

— А Бонне, этот щеголь, покатил в Бастаун вымаливать королевское прощение! Одна неделя с Тишем — и он опять готов слушать бабьи сплетни.

Анна грустно улыбнулась. Все-таки он оставил свою мечту. Теперь память о его ласках потускнела. Она чувствовала облегчение оттого, что он вернулся к привычному для себя кругу. Но ее лицо смягчилось, когда она вспомнила их первую ночь под раскидистой пальмой. Тогда она надеялась на его удачу.

Один из самых ловких и дерзких корсаров, промышляющий в проливах Флориды, капитан Чарльз Вейн, привел свой корабль в гавань Нью-Провиденс, чтобы выставить на аукцион свою добычу и дать команде возможность расслабиться. Сам Вейн был человеком воздержанным. Несколько славных попоек и неприхотливых проституток было для него достаточно, и он отправлялся к себе на корабль. Но он достаточно долго задержался в «Палате Лордов», чтобы похвастаться своим новым квартирмейстером, Джеком Рэкхэмом, который остался на Кубе и не появлялся на Нью-Провиденс уже неделю.

Анна слышала о Джеке Рэкхэме, бесчестном Калико-Джеке, прозванном так за его вычурное одеяние: его рубашка, камзол и бриджи были сшиты из цветного ситца. Он был чем-то вроде легенды в Карибском море, не за свою пиратскую удаль — это было бесспорно, а за свои любовные похождения. Ходили слухи, что он спал со знатными леди в Лондоне, где служил дворецким, французскими герцогинями в Испаньоле и испанскими красавицами на Кубе. Говорили, что Рэкхэм необыкновенно красив для жулика.

— Да, — расхохотался Вейн, — он берет женщину, как корабль, ни минуты не размышляя, прямо у борта, все орудия в действии и цель завоевана!

Через два дня вернулся Джеймс Бонни. Он нагло отправился в имение Бэярда, предварительно убедившись, что губернатора нет на острове. Особняк был, как всегда, предоставлен в распоряжение Анны. Джеймс ворвался, когда она играла со своим попугайчиком, окруженная роскошными вещами, которые доставляли корабли Бэярда в его отсутствие. Она подняла глаза, когда он уже торчал в комнате, как фабричная труба, руки в боки. Девушка немного побледнела, но распрямила плечи и спокойно повернулась к нему.

— Значит, ты пережил ураган. Мы думали, что потеряли тебя, Джеймс.

— Да, я вижу. Одна лодка затонула, мы выползли и просидели больше месяца на чертовом рифе. Мне повезло, что остался жив. Но этого могло бы и не быть, если бы нас не подобрал шлюп Рэкхэма.

«Опять Рэкхэм. Значит, он снова здесь» — подумала Анна, но ее лицо осталось неподвижным.

— Я вижу, ты нашла нового хозяина, — сказал Бонни, сверкнув глазами.

В ней поднялась волна возмущения, но она не подала вида, только глаза вспыхнули. Девушка решила держать себя в руках.

— Он не хозяин, Джеймс. Это просто друг. И, к тому же, как видишь, он вообще редко бывает дома.

Он устало закрыл глаза и приподнял руку, чтобы остановить ее:

— О, женщина, пожалуйста. Я не собираюсь слушать твои сказки. Забирай свои вещи и пошли.

Что еще он слышал? О Бонне? О Тише? О ее отце? Она поняла — об этом потом.

— Куда?

— Я нашел приличный дом в этой дыре. Мы будем там жить, пока не соберем достаточно денег, чтобы поехать домой. Сейчас я остался без заработка, но, как только сможем, мы вернемся в Чарльзтаун.

Значит, он не слышал о помолвке ее отца. На мгновение в ней закипел гнев возмущения от его командного тона, но в то же время и печаль. Ее смешанные чувства, видимо, отразились на лице, потому что он сказал так нежно, как не разговаривал никогда:

— Пойдем, Анна. На радость или на беду, но ты все еще моя жена, — он подошел к ней и взял ее руки. — Давай попробуем все начать сначала. Я не буду задавать тебе вопросов, я не буду докучать тебе разговорами о твоем поведении в мое отсутствие. Я буду опекать тебя, если ты сейчас пойдешь со мной.

Она обвела взглядом дорогие вещи, которые находились в комнате, богатства десятков стран и бессчетное количество грузов — все для ее удовольствия. А потом она вспомнила каждый жест, каждое посягательство на нее за шелковую нитку или золотую безделушку. Она знала, что не вынесет Бэярда еще одну ночь. Девушка бросила быстрый взгляд на мужа. Он выглядел намного достойнее, чем в день своего ухода. «Он встретился лицом к лицу со смертью, — думала Анна, — и теперь он хочет домой, в Чарльзтаун. Возможно, жизнь у них сложится». — Она быстро собрала все, что могла унести, и спустилась вниз, к поселению на берегу, вслед за мужем.

Почти неделю Анна пыталась сделать из «приличного дома» Джеймса убежище, подходящее для жизни. Они занимали второй этаж одного из немногих деревянных строений на острове. Пол-этажа было занято под комнаты, в которых проститутки принимали подвыпивших клиентов из таверны внизу, а вторая половина временно принадлежала Анне и Джеймсу. Это определенно было лучше, чем хижина с тростниковой крышей, или это Анне только казалось. После того, как они провели несколько, ночей в шуме и вони горячих, потных тел, она стала тосковать о своей уединенной лачуге на берегу. Девушка осторожно поглядывала на Джеймса, ожидая сигнала к новым отношениям между ними. Он сдержал свое слово и никогда не обвинял ее, никогда-не задавал вопросов. Но и ни разу к ней не прикоснулся.

Джеймс был невесел. Через неделю он взял кое-какую провизию и снова отправился в море охотиться за черепахами, даже не обняв ее на прощание.

Два вечера Анна ограничивалась пределами своих комнат, на третий пошла прогуляться на берег, совершенно несчастная. Она ощущала себя опустошенной и старой, все чувства атрофировались. Девушка знала, что звезды были такими же яркими, но ее не восхищали их пестрые созвездия. Полная луна как всегда отражалась в воде, но сегодня это был холодный металлический свет. Издалека она услышала звуки обычного кутежа в «Палате Лордов» и повернула голову, чтобы расслышать смех. Девушка почувствовала вдруг усталость и обиду оттого, что она — сторонний наблюдатель, слушатель, а не смеется сама.

По мере того, как Анна приближалась к таверне, она поняла, что основной шум доносится с берега, от старого каменного здания. Пираты столпились на песке и делили плоды длительного и удачного похода. Дела закончились, и теперь местные женщины присоединились к веселью, попивая бесплатный ром и танцуя под музыку.

Анна прошла к кромке берега. Вначале ее никто не заметил Пламя костров освещало ее лицо. А волосы девушки, ниспадающие на плечи, казались языками пламени, лижущими кожу. Бэсс быстро подбежала к ней, увлекая в середину толпы.

— Калико-Джек привез чуть ли не половину индийских богатств. Выбери себе какую-нибудь безделушку, — она повернулась к группе мужчин, разбрасывающих золото, посуду, шелка, — Эй, ребята! Это миссис Анна Бонни. Но она замужем! Если кто-нибудь решит поразвлечься с нею, того мой собственный муж так шлепнет, что у него уши прилипнут к голове.

С противоположного конца толпы раздался громкий голос:

— Мы очень рады видеть эту леди, Бэсс. Я сам отвечаю за ее безопасность, — человек пробирался сквозь толпу, а она расступалась перед ним.

Анна наблюдала за тем, как приближается этот мужчина, и удивлялась, почему Бэсс упорно не отходит от нее. Он смело предстал перед нею, снял шляпу и взял руку девушки, ловя ее взгляд. Анна почувствовала, что краснеет. Она была рада, что пламя костра скрывает ее пылающие щеки.

Рэкхэм выделялся из всей команды, как трехмачтовый корабль среди яликов. Он был высок, чисто выбрит, а темные волосы локонами ложились на плечи. Каким-то образом он выглядел одновременно и элегантно, и мрачно. Стиль одежды выделял его среди Других капитанов — он не носил ни шелка, ни бархата, предпочитая хорошо сшитую одежду из ситца. Анна прежде почувствовала, чем увидела, что у него широкая и мускулистая грудь.

Главным его украшением была огромная абордажная сабля с эфесом, инкрустированным рубинами и изумрудами. Анна чувствовала, что он раздевает ее глазами. Вдруг она возмущенно отдернула руку:

— Бэсс, большое спасибо! Я уверена, что смогу сама за себя постоять.

Бэсс взглянула на нее с опаской, пожала плечами и пошла к Дженнингсу.

В центре толпы заиграли музыканты, женщины запели и стали покачиваться в танце. Факелы мерцали на теплом ветру. Быстро нашедшие друг друга пары танцевали, обнимаясь, а затем исчезали в пальмовых зарослях, прислонившись друг к другу, пьяные от рома и нежного ночного бриза.

Анна и Рэкхэм смотрели на танцующих и думали каждый о своем. Краем глаза девушка заметила, что он потянулся к боковому карману своих брюк. Прежде чем она смогла воспротивиться, он приподнял ее волосы и надел на шею великолепную нитку жемчуга. Его пальцы трепетали, нежно касаясь ее кожи. Она напряглась от его прикосновения, но губы ее сами собой улыбнулись.

— Я избороздил полсвета в поисках женщины, которая могла бы быть так же красива, как этот жемчуг. Он — само море! — мужчина пожирал ее глазами. — Пожалуйста, примите его в знак восхищения Вашей красотой!

Она приподняла нитку бус и посмотрела их на свет. Жемчужины, гладкие и блестящие, переливались в свете факелов. Под ними ее кожа играла всеми цветами радуги, став еще нежнее.

— Капитан Рэкхэм, у меня захватило дух от Вашей щедрости… тем не менее, мне хотелось бы узнать, Вы дарите такие замечательные подарки всем незнакомкам?

— Они должны принадлежать женщине, как Вы, — он усмехнулся; — И я ничего не прошу взамен, если Вы сама не пожелаете, — его глаза смеялись, а губы, казалось, приглашали.

— Я принадлежу другому, сэр, — она удивилась, с каким трудом далось ей это признание.

— И сейчас тоже? Вы похожи на женщину, которая никогда никому не принадлежит. Никто не может присвоить такую красоту. У моря больше шансов, но тогда мужчина может предъявить иск любимой бухте, или даже двум.

Несмотря на напряжение, Анна рассмеялась.

— А вы остряк, капитан! И совсем не похожи на пирата!

— Новоиспеченный капитан, миледи! Еще не привык к настоящей красоте. К тому же, это не остроумие, это — правда, — он нежно взял ее руку и повел танцевать. Но она остановилась и отняла свою руку. Все происходило слишком просто, слишком быстро. «Если я сейчас пойду с ним танцевать, это будет знаком молчаливого согласия, и все увидят, что я — легкая добыча, — думала Анна, — я не принадлежу ни Бонни, ни Бонне Я просто женщина».

— Пожалуйста, капитан. Я благодарна Вам за подарок, но я не могу отдать взамен мою репутацию.

Рэкхэм внимательно посмотрел на нее, и кажется, понял значение этих слов.

— Я могу подождать, миледи. Для лучших трофеев нужно терпение, — он отвернулся, усмехнувшись, и оставил ее одну у костра.

Шел день за днем. Анна устроила себе праздную жизнь. Она купалась в уединенных бухтах совершенно голая. Море было спокойным и теплым. Она забиралась в огромный черепаший панцирь и сворачивалась там клубочком, обсыхая на солнце. Прибой убаюкивал ее. Где-то вдали она слышала, как ее снова и снова зовут по имени. Она бросила беглый взгляд сквозь отверстие в панцире и увидела Джека Рэкхэма, стоящего у края воды. Она сомневалась, что он ее заметил, но спрятаться могла только в воде. Слегка наклонив панцирь, девушка выкатилась из него и, повернувшись к Рэкхэму спиной, побежала к воде. Море окутало ее, но сквозь прозрачную зеленую воду просвечивала ее прекрасная нагота. Рэкхэм мягкой кошачей походкой дошел до конца коралловой плантации и усмехнулся, глядя вниз на девушку.

***

— Утро доброе, миледи, Я нашел Вас, — он снял шляпу и опустил глаза ниже ее шеи.

— Как? — Анна испытывала дискомфорт и понимала, что должна найти более выгодное положение, хотя не испытывала стыда из-за своего вида.

— На самом деле я следил за Вами. Замечательная прогулочка, должен Вам признаться, да еще под таким солнцем! — он опустил глаза еще ниже. — Но она стоит того.

Анна опять покраснела и оглянулась вокруг: они были совершенно одни.

— Вам следовало бы быть джентльменом и оставить меня, сэр. Я не могу выйти и одеться, пока Вы здесь.

— Я — джентльмен, но не дурак, девочка. Я не отнимаю у тебя твои удовольствия, я хочу разделить их с тобой, — при этом он нагло рассмеялся, сбросил одежду и нырнул в воду.

Он плыл так быстро, что Анна едва успела заметить, как его крепкое загорелое тело оказалось рядом с ней, подняв фонтан брызг у нее над головой. Рэкхэм стряхнул с лица брызги, как большой спаниель и рассмеялся, глядя в ее изумленное лицо. Теперь, увидев его сильные ноги, Анна поняла, насколько прозрачна была вода. Он придвинулся ближе, схватил се за талию и привлек к себе.

Она чувствовала его руку на талии, а его ноги слегка касались ее ног. Девушка вынуждена была обнять его за плечи, чтобы остаться на плаву. Почему-то его действия не возмущали ее так, как она хотела бы.

— Вы с ума сошли! Мой муж убьет Вас, если застанет нас вместе.

Рэкхэм засмеялся, закинув голову:

— Черепашник? Я слышал о нем! Весь Нью-Провиденс знает, как искусно он владеет оружием!

Это замечание рассердило Анну:

— А о том, как я владею оружием, Вы слышали? Я сама постою за свою честь!

Но оставаться сердитой, раскачиваясь в теплой воде, в объятиях такого мужчины, было очень трудно. Он нежно улыбнулся:

— Да, мадам. О Вашей удали я тоже наслышан. И, если ты хочешь, я отпущу тебя на волю, как русалку, — он ждал, глядя ей прямо в глаза, нежно поглаживая се талию. Опять губы Анны подвели ее и непроизвольно улыбнулись, и, не говоря ни слова, она опустила глаза. Рэкхэм обнял девушку крепче, ноги его нащупали песок, и Анна почувствовала прикосновение его напряженной плоти к бедру, когда он жадно поцеловал ее.

Позже, в тени пальм, она лежала в объятиях пирата, перебирая пальцами его черные волосы. Анна потеряла свою независимость и волю еще до того, как он вынес ее на песок из воды и их тела сплелись. Девушка чувствовала силу и требовательность его необычайно знакомого тела.

На мягком мху под пальмами он, сжав ее руки и приподнявшись, словно парил над ее телом, едва касаясь его, вверх и вниз, нежно-нежно и легко, словно морской бриз… пока, наконец, она не могла больше выдержать его дразнящие прикосновения. Анна с силой вырвала свои руки и, постанывая, привлекла Рэкхэма к себе. Ее язык скользил по соленым капелькам воды на лице мужчины и погружался в глубину его чувственного рта.

Ветер обвевал их тела, сплетенные воедино. Девушка откинулась назад и услышала голос капитана:

— О, Боже! Женщина! Ты так же горяча, как и красива! Есть ли удовольствие, которого ты не знаешь?

— Много, — лениво произнесла она, растягивая слова. — Но я еще слишком молода.

Он усмехнулся:

— Да, это так. Юная и зрелая, кислая и сладкая. Знает ли твой муж, каким сокровищем владеет?

— Нет, кислота ему не по вкусу.

— А я люблю зелень с уксусом. Я не позволю тебе возвратиться к нему. Это определенно. Теперь, когда мы наставили ему рога, единственное, что ему остается, — удалиться и оставить оставить трофей победителю, — он нежно сжал ее. — Есть ли у пирата шанс увести Вас у черепашника, миледи?

Она чувствовала силу его рук, силу, которой она давно не знала. Ни с Бэярдом, ни с Бонне. А когда она представляла Джеймса, все, что ей удавалось вспомнить, — это его мрачный вид и обидчивое хныканье.

— Ты знаешь мое прошлое, Джек. Ты не будешь задавать мне вопросов?

Он рассмеялся:

— Кто я такой, чтобы задавать тебе вопросы, девочка? Я завоюю тебе будущее! Мир огромен, и я хочу взять все самое лучшее в нем и прошу тебя разделить это со мной.

Анна провела рукой по его шее и вспомнила вдруг свои прежние мечты.

— Я готова покинуть этот остров.

— Отлично! Я увезу тебя на Кубу, где у меня земля и дом, достойный королевы.

К ней вдруг вернулась прежняя решительность:

— Я клянусь, что задохнусь под еще одной крышей. Мне до смерти надоело торчать на-берегу, когда весь мир кружится в вихре.

Рэкхэм широко открыл глаза, изображая притворный ужас:

— Ого, чертенок показывает характер! Тиш говорил мне, что ты изгнанница, рожденная для греха, — он смотрел на нее, со знанием дела лаская ее грудь. — Что ж… а что ты скажешь, если я предложу жить со мной на корабле, в море? Тогда твоей крышей будет только небо.

У Анны перехватило дыхание. Впервые ее глубоко спрятанная мечта находит свое реальное воплощение. В море! Плавать от острова к острову, захватывать добычу по своему желанию. Быть свободной от Джеймса. Ни в чем не сдерживать себя, убежать от жары и грязи этого острова. Ощущать на себе каждое утро дуновение морского ветра, а каждую ночь видеть новые звезды! Она обвила его и крепко прижала к себе.

— Стоящее предложение, сэр. Я подумаю над этим, — проворковала она.

— Думай, девочка, — замурлыкал он, опускаясь к ней, — думай. Я умею ждать!

***

Анна знала о своем новом любовнике очень мало. Джеку его командой был дан почетный титул капитана, хотя у него еще не было собственного судна, и он командовал одним из кораблей Вейна. Девушка слышала, что Рэкхэм — незаконнорожденный сын лондонского купца, заблудшего отпрыска английского герцога и члена известной артистической семьи, но не знала, исходили ли эти слухи от самого Рэкхэма или от его многочисленных почитателей. Однако его прошлое имело для нее все меньше значения. Раз он обещал не задавать вопросов о ее прежней жизни, она не спрашивала о его. Только одна сплетня застряла у нее в голове и не давала покоя, как ни старалась она ее прогнать. Говорили, что Джек, как многие красивые молодые люди в королевском флоте, известен в офицерских кругах своими многочисленными сексуальными связями. Но так как Анна не видела подтверждений этому, она отмела эту сплетню, списывая ее на разгорающуюся недоброжелательность.

Джек Рэкхэм и Анна Бонни жили на острове, как любовники в раю. Они вместе купались в уединенных бухтах, плавая в пенистых бурунах, моя друг другу волосы под струями дождя, переворачиваясь в волнах как единое целое, плескаясь, как две молодых выдры, обрушивая друг на друга каскад брызг. Совершенно голые, они выползали на бархатный песок на противоположном берегу острова, ели сочные плоды манго и занимались любовью под пальмами, а затем, когда становилось прохладно, дремали в лучах солнца, покрывавшего их тела загаром. Джек играл на рожке, а Анна кружилась в танце в свете луны, с распущенными волосами и обнаженной грудью. Только повязка из травы покрывала ее бедра. Нежно обнимая друг друга и бормоча признания, они проводили все дни напролет под сенью фигового дерева.

— Почему ты так рвешься в море, девочка? — спросил он как-то.

Она попыталась рассказать ему о Нарциссе, о призрачных душах, блуждающих где-то вдали, за горизонтом, но он не уловил смысла ее слов. В конце концов, она сама спросила его:

— Ну, а почему так любишь море ты?

— Я не люблю. Я не собираюсь всю жизнь торчать в грязной воде и прокисших трюмах. Но я не нашел другого пути, чтобы стать пиратом. И я хочу свести счеты.

— Почему?

Его поразил ее вопрос:

— Я имею в виду, что еще привлекает тебя в море, кроме, разумеется, наживы? Почему ты стал пиратом, а не купцом?

Его лицо стало ужасно неприятным. Она усмехнулась:

— Пираты ведь не просто воры в маскарадных костюмах.

— О! — воскликнул Джек и рассмеялся, — воровство — самая благородная профессия. Даже всевышний украл Адама с земли и смастерил ему Еву.

Джек попытался подняться, но девушка резким движением привлекла его к себе и уткнулась в его плечо. Он рассказал о казни девяти пиратов, которую он видел год назад на Ямайке.

— Николас Лоуэс, это презренное чудовище, установил виселицы и повесил ребят за поступки, которые во время войны на стороне Королевы считались героизмом. Без суда! По королевским законам их вообще не имели права судить, если только им не выдвигалось обвинение в государственной измене. Но они были повешены не за пиратство, — он немного дрожал, хотя было тепло. — Я спрятался в толпе и наблюдал, как парни принимают смерть, удивляясь, что меня нет среди них, потому что я знал их. Это очень печальное зрелище, когда умирает твой друг, извиваясь в воздухе, умирает просто за то, что не поделился своей добычей со ставленниками короля!

Анна рассказала ему о своей встрече с сэром Лоуэсом и о его враждебности. Рэкхэм завыл от восторга.

— Говоришь, кинула на пол? Боже праведный! Я бы отдал свою руку, чтобы увидеть это!

— Да, но теперь я не могу даже ступить на Ямайку, потому что он закует меня в кандалы!

— О, да, он — очаровашка! Он от рождения такой. Отец сэра Николоса был ядовитой змеей. Но попомни мое слово, девочка, мы еще выщипаем его седую бороду — ты и я! За Дена, Эндрю, Соломона и за твою честь! Сэр Николас Лоуэс будет лизать мою задницу, прежде чем я умру.

Несколько недель Джек и Анна были неразлучны. Джек засыпал ее вниманием и драгоценностями. Он приносил ей парчу, переливающийся шелк, расшитые бисером туфли, кружева, вееры, драгоценные каменья. А взамен Анна дарила ему ласки. Когда они были вместе, она ни о чем и ни о ком больше не думала.

А потом возвратился Джеймс. Они отдыхали в гамаке и пили ром с лимоном. Анна полностью расслабилась, глаза ее были закрыты, голова покоилась на руке Джека, волосы разметались по его груди. Одежда прикрывала только нижнюю часть их тел.

Девушка почувствовала присутствие Джеймса еще до того, как услышала его. Она открыла глаза и увидела его перекошенное и бледное лицо, сжатые кулаки и рот.

— Я должен бы был догадаться, что застану тебя с ним, ты, нечестивая проститутка! — он говорил тихо, глаза его сверкали, а в голосе звучала угроза. Джек вскочил, а потом медленно опустился назад в гамак. Взгляд его был тверд, а рука нащупала эфес шпаги, стоявшей у дерева. Он ничего не сказал, только уставился на Бонни.

К Анне вернулся дар речи:

— Джеймс, мне очень жаль, что ты застал меня в таком виде. Я бы тебе сказала, — она встала с гамака и повернулась к нему лицом. Рэкхэм медленно поднялся и встал рядом с ней. Бонни смотрел на него с ухмылкой:

— Ты снял меня с этого проклятого рифа, ты спас мне жизнь, а теперь крадешь у меня жену. Странное понятие о чести!

Рэкхэм стоял неподвижно, ни на минуту не отводя глаз от Бонни и не отрывая руки от шпаги.

— Я не украл у тебя жену, парень. По всей видимости, она некоторое время была предоставлена сама себе. Она сделала свой выбор, — он протянул руку, чтобы заключить перемирие. — Смирись с этим.

Бонни наградил жену хлестким словом, лицо его было искажено ревностью:

— Шлюха! — он повернулся к Рэкхэму. — Она поведала, что ты не первый, капитан? Она рассказывала тебе о Бэярде, Бонне, Тише и всех остальных? Ее ножны открыты для любой шпаги. Может, она их всех заразила. Сказала она тебе, что ты не первый и не последний, с кем она совокупляется?

Анна взглянула на Джека, она рассказала ему не все, но ни один мускул не дрогнул на его лице:

— Да, она мне все рассказала. Не оскорбляй ее, парень! В любом случае, ты не сможешь удержать ее.

Джеймс засмеялся и злобно огрызнулся:

— Оскорблять ее? Оскорблять! Ха! Я говорю, как есть! — он сжал кулак и сделал шаг в ее сторону, злобно посматривая из-под бровей. — В ее дырке не осталось места для меня, парень! — он последний раз выругался и пошел прочь. — Наслаждайся ею, пока можешь, жалкий ублюдок, до тех пор, пока не причалит следующий корабль!

На мгновение Анна застыла с опущенной головой. В ушах звенело от оскорблений Джеймса и от стыда. В его словах не было правды, но не было и лжи. Она отвернулась от Джека, обхватив себя руками, как будто хотела согреться:

— Я не ожидала, что он вернется. По крайней мере, так скоро.

Джек наблюдал, как она бесцельно ходит от гамака к хижине и обратно, одеваясь на ходу.

— Многое из того, что он сказал — правда. Но ты бы хотела все изменить?

Девушка подняла на него глаза, полные слез:

— Да, хотела бы. Я ненавижу, когда мужчина видит, как ему наставляют рога. Я бы пощадила его. Я бы сама ему все рассказала.

— Но дело сделано, девочка. Ты — моя, — он подошел, хотел обнять ее, но она увернулась с болью на лице:

— Твоя. Почему все мужчины произносят это слово!

Анна закрыла лицо руками и пошла к берегу:

— Оставь меня ненадолго одну, Джек. Я вернусь, но разреши мне немного подумать.

***

Больше Анна не видела Джеймса, по крайней мере, долгое время после их ссоры, и настолько была увлечена Калико-Джеком, что смогла быстро забыть это болезненное расставание. Чидли Бэярд опять приехал на остров, но так же быстро уехал. Ему было мало пользы от его заблудшей любовницы. Если он и заметил ее отсутствие, то даже пальцем не пошевелил, чтобы вернуть девушку. «Без сомнения, его подруги в других портах утешили его», — и она была рада избежать стычки с еще одним брошенным любовником.

Она и Рэкхэм предавались любви, как новобрачные, открывая все новые чувственные наслаждения, которые мог предложить остров. Но их идиллия драматически рухнула в одночасье, когда тюки с королевскими прокламациями были сброшены в доки пиратской республики.

Это произошло в конце апреля, а слухи о прибытии королевского послания распространялись уже несколько месяцев. Толпа быстро распаковала тюки и послала гонца в «Палату Лордов». Анна и Джек сидели за чашечкой грога, когда в таверну ворвался мальчишка с кипой помятых бумаг и взволнованно закричал:

— Новости о королевском помиловании, кто прочтет это?

Джек отвел взгляд от Анны и засмеялся:

— Кому это нужно? Очередная подлая приманка для королевского аркана!

— Мы должны прочитать это, Рэкхэм! Некоторые из нас все еще подданные короля, — промычал пират, сидящий в углу.

Джек пожал плечами и вернулся к своей чашке. Прокламация была прикреплена к стене, и несколько пиратов боролись за место, чтобы разобрать, что в ней написано. Анна встала и подошла к стене, заинтересованная этим кусочком цивилизации, который она видела впервые за два года.

Именем короля

Подписано 5 сентября года 1717, в четвертый год Нашего Правления.

Объявление о запрещении пиратства

Да здравствует король!

Георг Р.

Принимая во внимание, что нами получена информация о том, что некоторые лица, подданные Великобритании, в период с 1715 года совершили ряд пиратских вылазок и грабежей в открытом море в Вест-Индии и примыкающих к ней наших территориях, которые нанесли большой урон торговцам Великобритании и других стран, хотя нами были предприняты меры для пресечения подобных действий, мы сочли необходимым положить конец этому безобразию. Посему, обсудив с Нашим тайным Советом эту проблему, Мы провозглашаем нижеследующее: тому, кто до 5 сентября 1718 года включительно сдастся в руки Главного Государственного секретариата в Великобритании и Ирландии, губернатору или помощнику губернатора любой из Наших территорий за океаном, мы даруем Наше милостливое прощение. Того же, кто откажется сдаться добровольно, предписано взять под стражу. Сим далее заявляем, что лицам, которые 6 сентября 1718 года и в последующий период обнаружат, захватят или укажут место, где скрывается один или более пиратов, отказавшихся капитулировать добровольно, как сказано выше, и доставят их в суд, где будет доказана их виновность, гарантируется вознаграждение. А именно:

за капитана пиратского судна — 100 фунтов;

за помощника капитана — 40 фунтов;

за боцмана — 40 фунтов;

за артиллериста — 40 фунтов;

за низший офицерский чин — 30 фунтов;

за рядового — 20 фунтов.

Членам команды любого пиратского судна, которые 6 сентября 1718 года и в последующий период захватят или доставят командующего флотилией, или будут способствовать этому, гарантируется награда в 200 фунтов, после доказательства в суде вины преступников. Указанные суммы можно будет получить у королевского казначея или у уполномоченного Нашего Казначейства.

Пока Анна читала, в таверну ворвался Дженнингс Он был только что из доков.

— Мы должны обсудить это, ребята. Я передал на все корабли, чтобы возвращались домой. Король обратился к нам, и мы должны решить вместе — «да», или «нет».

Из угла таверны раздался смех Джека:

— Тогда готовьтесь на берег, капитан! Вы горите желанием взять в руки плуг, достопочтенный сэр?

Но мало кто слушал его. Пираты собирались кучками и строили планы своего будущего. Анна молча с интересом наблюдала.

Пираты оповестили все побережья в Южной Атлантике и Карибском море, привели свои суда к Ливардским островам и поставили их на прикол. Караульные суда, посланные королем защищать торговый флот, не могли выступить против многочисленного пиратского племени.

Губернаторы просили что-нибудь предпринять против пиратской республики Нью-Провиденс, надеясь стереть с лица земли пристанище отверженных. В конце концов, Корона назначила капитана Вудеса Роджерса главнокомандующим на Багамах, с предписанием «уничтожить пиратство любым способом».

Вудес Роджерс бороздил моря как капитан корабля в 1708 году и доставил ценностей на 80 тысяч фунтов. Он был ярым роялистом и представлял реальную угрозу для Нью-Провиденс.

Через неделю гавань Нью-Провиденс была до отказа заполнена судами. Маленькие шаланды, большие шлюпы и бриги сгрудились в мелких водах, а те, кто не смог пришвартоваться, посылали на берег конвой. Тиша среди них не было. Анна знала, что он сам примет решение и поступит так, как ему захочется, независимо от того, будет он голосовать или нет.

В руинах форта Старой Англии на острове Совет собрал пиратских вожаков. Анна сидела у огня, прикрыв ноги юбками. Благодаря своей репутации, она, в отличие от других женщин, была допущена к центру собрания. Калико-Джек охотно сел рядом с ней вместо того, чтобы занять свое место среди капитанов. Он делала вид, что его это не интересует, но девушка видела, что он следит за происходящим, скрывая любопытство под личиной безразличия. Дженнингс поднял руку, требуя тишины, и все разом повернули к нему свои лица.

— Ну что ж, парни. Все вы знаете новость. Вудес Роджерс арендовал острова у лордов-наместников и теперь он — новый губернатор! Вы все слышали о предложении короля! Роджерс сейчас находится на пути к нашему острову, чтобы захватить его и сколотить капиталец для короля Георга.

По толпе пронесся ропот.

— Прекратите этот шум, ребята! Вы все знаете, что мы должны быть все за одного, когда придет Вудес. Оставим ли мы остров королю и его людям? Сдадимся ли и примем королевские деньги и землю и будем помилованы? Или будем сражаться и, может быть, умрем за эту проклятую полоску суши? Что вы скажете? — он потряс в воздухе прокламацией с опалеными на костре краями. Шум толпы усилился.

— К черту короля! — раздался голос с другого конца толпы. — Построим крепость и пошлем его ко всем чертям, как только его задница покажется в наших водах, — вокруг него раздались одобрительные выкрики.

Анна посмотрела на Джека. «Ему это нравится», — подумала она. Ее удивляло, как такая беспорядочная толпа может вообще до чего-нибудь договориться.

— Читай прокламацию, капитан! Сейчас читай! — кричал другой голос.

— Черт тебя подери! Вы же знаете, я не могу читать такую дрянь! — вокруг старика раздались смешки. — Я могу сказать, что мы должны решить это до 5 сентября. Вы можете сдаться любому королевскому офицеру, и вам простят все грехи, совершенные в море. Или можете отказаться и тогда будете слоняться от острова к острову, пока вас не поймают!

Хорнигольд встал, освещенный лучами солнца. Он казался старше, и Анна никогда не видела его таким усталым. Она сравнила его профиль с профилем Джека и нашла в нем недостатки. Сейчас казалось, что их любовь была в какой-то другой жизни.

— Дурачье! Это значит, что мы должны либо подписаться под законом, либо бегать от него всю жизнь, скрываясь в глубоких водах!

Другой голос перебил его.

— Господи! У нас столько оружия и самые быстрые шлюпы на море! Как они собираются нас всех ловить?

Дженнингс поднял руку и ждал тишины, которая долго не восстанавливалась.

— Перед тем, как голосовать, вы должны знать, что у них есть против нас! Роджерс — не мелкий сводник, ребята! У него самое лучшее оружие во всем флоте, которое он пустит в ход, если вы откажетесь сдаться! У него отличные корабли, сильные ребята и лучшее снаряжение.

Один из пиратов грубо выругался, но Дженнингс не обращал внимания и продолжал:

— У него три полностью экипированных военных корабля! На «Риске» и «Алмазе» по сорок орудий, «Водоворот» и «Быстрый» имеют по двадцать пушек. «Быстрый» сейчас на Ямайке. Сам Роджерс находится на сорокаорудийном «Замке Лудлоу». А на «Рифе», который всегда рядом с ним — тридцать орудий. На «Мореплавателе» и на «Лине» — по двадцать, на «Фениксе» — еще тридцать! «Белка» и «Роза» — по двадцать орудий — ждут его в Нью-Йорке. Видите, ребята, у него самый быстрый флот и больше всего орудий!

Воцарилась мертвая тишина, когда пираты представили всю силу, которая идет на них. Анна посмотрела на Джека. Он сидел с опущенной головой и бесцельно водил пальцем по песку, рисуя круги. На губах застыла слабая улыбка. У Дженнингса был истерзанный вид, как будто бы он до смерти устал.

— А зачем посылать все эти английские корабли против англичан, а? — прорезал тишину сердитый голос. — Ведь сейчас мы просто волдыри на заднице короля.

— Да! — заревел Дженнингс, — но мы выводим из строя британский флот. Когда Тиш и Бонне совершили набег на Чарльзтаун, они тем самым срубили сук, на котором сидят. Нам дают шанс! Если мы им не воспользуемся, нас повесят! — его голос дрогнул, но заметить это могли только стоящие рядом. Анна посмотрела на Бэсс, слышала ли она эту слабую нотку в его голосе? — Лично я нахожу удовольствие в танце на краю пропасти. Я слишком стар, чтобы сражаться против целого флота, черт бы его побрал!

Бэсс посмотрела на Анну и слегка улыбнулась. Молодой пират говорил с напряжением в голосе:

— Вы, старики, можете принимать помилование, остальные уйдут в море!

— Да, да, да! — эхом отозвались вокруг. Но большинство пиратов искоса поглядывали на своих вожаков, которые хранили молчание, в свою очередь невесело поглядывая друг на друга из-под своих шляп.

Кон Кэсби медленно поднялся, его сабля поблескивала от пламени костра. Дженнингс осторожно посмотрел на него, стараясь понять настроение пирата, и сел, уступая ему место.

— Пора, ребята, — раздался грубый голос Кэсби. — Пора поработать мозгами. Но перед тем как высказаться, помните, люди короля собираются долго мотаться за нами из порта в порт. Англия не воюет. И знайте, что ваша воля обернется против вас. Может, лучше принять помилование, пока его предлагают? Мудрец знает, когда поднять якорь и отправиться в плавание по другим морям. — Он сел. Только плеск волн нарушал тишину.

Дженнингс снова встал и поднял обе руки:

— Вы выслушали обе стороны, ребята, — он огляделся вокруг. — Все, кто за помилование и новую жизнь, скажите «да», — целый хор голосов, включая большинство вожаков, выкрикнули в один голос «да».

Дженнингс усмехнулся:

— И те, кто за то, чтобы послать губернатора к черту и залезть в петлю, тоже скажите «да», — маленькая кучка попыталась выкрикнуть что-то, но затихла, заметив сердитые взгляды своих вожаков. Вдруг чей-то одинокий голос крикнул:

— К черту, ребята! Мы можем получить прощение и, если не смиримся с этим, то тогда всю жизнь будем сводить счеты! — из толпы раздался взрыв хохота.

— Что ж, значит, помилование, ребята. Вы решили свои судьбы! — Дженнингс с удовлетворением обвел взглядом толпу.

Джек резко поднялся и с гордо поднятой головой пошел прочь. Анна взглянула на Дженнингса, который смотрел туда же, куда и она, а затем повернулась и последовала за Джеком.

Она торопилась, чтобы догнать его. Увидев, что он упал на песок, она схватила его за руку и ждала, когда он заговорит.

— Я не приму королевского прощения, пока у меня есть корабль. Я не для того становился капитаном, чтобы преподнести свой корабль королю на блюдечке!

Мысль Анны быстро работала. Если они получат прощение, и если это прощение подразумевает и другие преступления, не только пиратство, возможно, они с Джеком могли бы вернуться в Чарльзтаун, может быть, начать новую жизнь вместе. Но какую жизнь этот человек будет вести в таком городе? И какую жизнь она разделит с ним? Мысленно она вспоминала свой дом в Чарльзтауне; прекрасное белье в шкафах, вина, длинные белые свечи, богатая парча, слуги, все чистенькие и послушные, свои платья, разложенные по всей мягкой пуховой кровати. А затем она подумала о скучных душных днях, сплетнях и манерности, о детях, цепляющихся за ее юбки, о скользких взглядах всех, кого она знала, о Джеке, ее Калико-Джеке, в платье купца, с золотыми часами на цепочке, в напудренном парике. Он не вынесет этого. Она потеряет его. Анна остановилась и высвободила руку.

— Ты помнишь, о чем спрашивал меня, любовь моя?

Он улыбнулся и обнял ее:

— Да. Ну и как, решила ли ты идти со мной? Она улыбнулась, закинув голову назад так, что волосы упали на его руки, обнимавшие ее за талию.

— Да, я решила. Очень уж соблазнительно предложение. К черту Вудеса Роджерса. Мы поведем твой корабль в море, капитан! — она непринужденно рассмеялась. — Теперь, когда осталось меньше собак, больше достанется нам.

Анна выгнула спину, и Джек целовал ее шею. Его губы двигались медленно-медленно, как будто нащупывая пульс. Она обхватила его голову руками, желая, чтобы он поцеловал ее в губы. Он пылко целовал девушку, стараясь коснуться языка. Анна ощутила вкус рома, табака и морских брызг. Где-то в глубине души она знала, что бы ни случилось с ними дальше, эту минуту она запомнит на всю жизнь.

***

Через месяц огромная флотилия капитана Роджерса, соблюдая предосторожности, вошла в гавань Нью-Провиденс. «Делисия» — его собственный флагманский корабль — вел за собой семь судов: два брига, три военных корабля и два шлюпа. На борту находилась небольшая кучка солдат, перепачканные пленники из колоний и крепкая команда отставных военных моряков. Все вместе они не производили шокирующего впечатления. Весть о том, что Ричард Тенли, штурман, любимец пиратов, запросто принял прощение, заставила оппозиционеров перейти на сторону губернатора. Тенли с нетерпением ждал момента, чтобы перебраться на сторону победителей. Он сам вызвался провести флотилию через опасные багамские рифы и сейчас стоял рядом с Роджерсом, обозревающим гавань в подзорную трубу.

Роджерс был при полных регалиях: в капитанском кителе, с пурпурным переплетением на груди, на боку висела абордажная сабля, инкрустированная драгоценными камнями. Однако, длинные локоны парика не скрывали шрамов, оставленных прежней жизнью. Одна бровь была рассечена, верхняя губа оторвана пулей испанского мушкета. Эта рана обнажала верхние зубы, и лицо Роджерса сияло оскалом.

Через несколько минут весть о прибытии флотилии разнеслась по острову, как тропический шквал. Пираты и проститутки, дети и собаки неслись по улицам к докам. Некоторые матросы, больше других заинтересованные в благосклонности, посылали убогие приветствия громадной флотилии. Но корабли не совались далеко в гавань. Военные суда медленно выстраивались у линии горизонта, чтобы блокировать вход в гавань.

Когда Чарльз Вейн услышал о прибытии губернатора, он сколотил небольшую команду из добровольцев.

— Я не позволю, чтобы меня схватил какой-то фат, считающий себя победителем! — кричал он в ярости. И многие согласились. По крайней мере, людей хватало для команды небольшого шлюпа. Его корабль был почти готов к отплытию, и он подобрал еще несколько человек на острове, которые решили отклонить королевскую милость.

Анна заметила; что один из кораблей Роджерса примостился между двумя подводными скалами на выходе из бухты. Эти выступы не позволяли правительственным кораблям полностью взять гавань в кольцо. Корабль Вейна готовился к отплытию.

Девушка побежала в «Палату Лордов», удивляясь, почему Джека нет на корабле, почему он ничего не предпринимает, чтобы покинуть остров. Джек играл в кости с друзьями. Анна отозвала его и настойчиво прошептала:

— Джек, губернатор здесь. Он блокирует гавань.

— Да, я знаю. Я полагаю, мы застряли.

— Нет, мы не застрянем, если ты пошевелишься. Вейн поднимает якорь. Он проскочит мимо флотилии, если поторопится. Мы бы могли присоединиться!

Он удивленно посмотрел на нее:

— Ты собираешься отплыть прямо сейчас, на глазах у гвардейцев?

— Да! Но только, если ты пойдешь вместе со мной —. Я не хочу, чтобы меня взяли посреди гавани, и чтобы весь остров видел это.

— Но у меня нет с собой даже приличного пистолета, девочка.

— Возьми любой! И поторопись! Встретимся на берегу через четверть часа.

Анна побежала к своей лачуге, быстро переоделась в ситцевую блузу и брюки, подвязала волосы косынкой и заткнула за пояс два заряженных пистолета. В одной руке она несла саблю, в другой — узелок со всем необходимым.

Когда девушка прибежала в доки, тени стали уже длиннее. Корабль Вейна все еще стоял в гавани. Между королевскими судами оставалась большая дыра. Джек позвал Анну, он сидел в маленьком ялике, загруженном вещами, которые он хотел увезти. Она, поднимая брызги, побежала по воде и забралась в ялик.

Когда они подгребали к кораблю Вейна, девушка еще раз посмотрела в море. Вклинившийся бриг снялся, наконец, с якоря и выстраивался в общую линию, чтобы перекрыть выход из гавани.

— Спаси нас Господь! Теперь мы никогда не выберемся, — простонал Рэкхэм. Но Анна не ответила, она изучала расположение кораблей и заметила, что ветер дует с берега.

Роджерс на борту «Фелисии» так же тщательно осматривал корабли, стоящие в гавани. Как бывшего морского офицера, его пугали обломки затонувших судов, торчащие из воды. Он понял, что не сможет продвинуться ближе, не причинив вреда своему кораблю. Дул встречный ветер и приближалась ночь. Вудес знал, что даже Тенли не сможет подвести корабль ближе к берегу. Но теперь никто не мог проскочить через кордон, который он выстроил в бухте.

— Бросай якорь здесь, — обратился он к Тенли. Мы потопим любой корабль, который приблизится к нам. На рассвете ветер поменяется, и мы войдем в гавань.

— О, не беспокойтесь, капитан, спокойно ответил Тенли. — Никто не посмеет выступить против королевских прокламаций и Ваших пушек.

Роджерс улыбнулся ему, а про себя подумал «Этот слащавый подонок — первый и будет последним на моем корабле, как только мы обезвредим это грязное змеиное гнездо».

Вейн был рад видеть Анну и Джека и немедленно назначил Рэкхэма своим квартирмейстером, как в старые добрые времена. Затем капитан созвал совет для выработки плана прорыва. Лучше всего было дождаться темноты и попытаться вырваться на свободу. Все знали, что если не удастся сбежать ночью, то на рассвете они будут вынуждены сдаться. Анна взглянула на орудия, расположенные на корабле Вейна, и у нее засосало под ложечкой. Вдруг она оказалась в центре в окружении пиратов и заговорила.

— Держу пари, — она сбилась и заговорила опять, — у меня есть другой план. Если вы согласны выслушать его.

— Я буду исполнять твои приказы в постели, женщина, но не на палубе! — весело крикнул один из пиратов. Команда загоготала, Джек усмехнулся.

Вейн сказал:

— Вы здесь только из-за попустительства Рэкхэма, мадам. Будет лучше, если Вы помолчите.

Анна распрямила плечи и смело взглянула на Вейна.

— Моя жизнь поставлена на карту, капитан, как впрочем и Ваша. Вы боитесь выслушать более удачный план? — она обвела команду сверкающим взглядом. Вам так не терпится почувствовать шпагу Роджерса на своей шкуре, что у вас даже не найдется минуты, чтобы выслушать меня? — она положила руки на бедра. — Тогда действуйте! Спешите в лапы смерти, дураки!

Вейн взглянул на своих людей и, притворяясь раздраженным, закатил глаза:

— Бог с тобой, женщина, высказывайся, иначе мы все умрем от твоего языка.

— Так вот… — И когда она стала в деталях описывать свой план, Вейн усмехнулся. Он понял ход ее мысли и отдавал команде приказы с ее слов. Люди выполняли его приказы и не высовывались, чтобы их не увидели в подзорную трубу с корабля Роджерса. Ничего из того, что они делали, не было замечено на флагманском корабле. Шлюп Вейна прикрывали другие корабли, стоящие вдоль доков, и он медленно продвигался все ближе и ближе, оставаясь незамеченным, к заброшенной французской бригантине, на борту которой было двадцать пушек. Она была захвачена Вейном в предыдущем плавании, и он был хорошо знаком с ее управлением и возможностями. Наступила ночь. В неразберихе факелов и вспышек пламени на берегу никто из флотилии Роджерса не заметил, как на бригантине надуваются паруса.

Сам Роджерс собирался переправиться в лодке на берег. Он намеревался сразу же установить порядок и уже почти спустился по лестнице, когда его позвал один из наблюдателей, и ему пришлось вернуться на палубу.

— Что ты видишь?

— Парус, капитан, совершенно неподвижный, но приближается к нам.

Роджерс выхватил у него трубу и вгляделся в темноту. Французская бригантина под всеми парусами неслась прямо на его флотилию. Палубы светились странным светом. Хотя большой корабль быстро приближался, он как-то неестественно наклонился на один бок. Вудес усмехнулся себе под нос «Дурачье, неужели они надеются, что темнота скроет их?»

Бригантина приближалась. Но она не была еще настолько близко, чтобы представлять какую-нибудь опасность, и Роджерс, больше из любопытства, чем встревожившись, спросил Тенли.

— Что это за судно, лоцман?

Тенли вытянулся, пытаясь получше рассмотреть корабль.

— Клянусь, сэр, я не могу понять. Скорее всего, это один из шлюпов, брошенных в гавани, но двигается хорошо из-за попутного ветра. Не знаю, кто им управляет. Держу пари, не пираты. Уверен, что они выбрали бы судно поменьше и побыстроходней, а не эту жирную тварь.

— Ну ее к черту, Тенли! Если эта посудина подплывет ближе, я разнесу ее на кусочки! Моим людям приказано стрелять в любой корабль, который покажется им враждебным или попытается покинуть порт! Тут его осенила мысль, — а не устроить ли нам званый вечер, как вы думаете!

Но Тенли был поглощен зрелищем необычной приближающейся к ним бригантины, которая шла на опасном расстоянии к другим кораблям в гавани Она проскочила напротив стоящего на якоре шлюпа и увернулась от борта другого.

— Боже мой! — воскликнул Тенли — Да они пьяны в стельку! Рулевой, должно быть, сошел с ума! — вдруг на корабле вспыхнуло зарево, освещая палубу, и у Тенли вырвалось другое восклицание — Черт возьми! Да там вообще нет рулевого!

Они не увидели на борту бригантины ни одного человека. Команда Вейна пустила судно без управления под всеми парусами, установив рулевое колесо так, что береговой бриз гнал корабль прямо на кордон, стоящий на выходе из гавани. Судно без управления накренилось и шло прямо на флагманский корабль.

И пока Роджерс в изумлении наблюдал за происходящим, начала осуществляться вторая половина плана Анны. Тлеющая смесь серы и пороха, которой были вымазаны стены корабля, достигла, наконец, резервуаров с быстровоспламеняющимся маслом, расставленных возле каждой пушки. Орудия выстрелили все разом. Раздался страшный взрыв, поднявший столб огня. В воздух полетела всякая амуниция, бочонки, осколки железа и что-то еще, что люди Вейна смогли запихнуть в черные глотки орудий.

Устроенный фейерверк привел всех в шок. Хотя флотилия не пострадала от этого выстрела, дым заполнил все кругом, и едкий запах серы проник в ноздри каждого члена команды Роджерса. Эффект был достаточным, чтобы отвлечь внимание от верткого маленького шлюпа, шедшего в фарватере пылающей бригантины, пытаясь вырваться из гавани.

Роджерс и его офицеры встретили атаку достаточно спокойно, но многие солдаты, не привыкшие к морю, начинали паниковать. Бригантина, теперь уже вся покрытая огнем, продолжала двигаться вперед. Казалось, горело само небо. Несколько матросов в замешательстве стали карабкаться по палубе.

— Рубите канат! — закричал матрос на одном из кораблей. — Уступите дорогу!

Пылающая бригантина была уже почти рядом с ними. Губернатор все еще не останавливал свой корабль. Роджерс, знал, что если сейчас он свернет на виду у всего Нью-Провиденса, пострадает его репутация, и он не сможет удержать свои позиции на острове.

— Огонь! — отдал он приказ своей команде. Но его помощник уставился на своего капитана, вытаращив глаза:

— Но, сэр! Там же нет ни одного человека!

— Огонь, я сказал! Дурак! Ты еще смеешь задавать мне вопросы! Мы должны потушить этот огонь, пока он не докатился до нас! Потопите этот корабль!

Через секунду с флагмана раздался залп орудий. Горящий бриг затрясло, и пламя сразу же рассыпалось. Но ветер неожиданно поднял языки пламени, и приманка Вейна еще немного продвинулась в сторону флотилии.

Наконец, огонь достиг трюма с порохом. Раздался оглушительный взрыв, и бригантина разлетелась вдребезги. Взрыв был настолько силен, что даже волны раскололись на части. Огромные куски корабля летели в воздух и огненным дождем падали на флотилию. Повсюду суетились люди, стараясь защитить паруса и самим укрыться от осколков.

В последнем взрыве паники флотилия сдалась. Два брига снялись с якоря и сбежали в морс, оставив зияющую дыру в кольце блокады. Из клубов дыма выскочил шлюп Вейна, скользя по волнам, паля из пушек по ближайшему военному кораблю.

В ответ не раздалось ни выстрела, все были в шоке. Громоздкий военный корабль не смог развернуться и вовремя отправиться в погоню. Быстрый шлюп Вейна ускользал в ночь, оставляя за собой пылающую бухту. Когда сбросил скорость последний сражающийся военный корабль, ветер разнес по морю смех. Среди грубых выкриков пиратов был слышен один женский голос, поднимающийся над волнами торжествующей песней.