Да, за свою жизнь мне приходилось плавать на разных судах, больших и малых, сказал ночной сторож, и служить под командой разных капитанов, но тот, о котором я собираюсь рассказать, такой был чудак, что я ни за что не доверил бы ему корабль. Есть много чудаков среди капитанов, но такого, как этот, я больше не встречал.

Это было много лет тому назад. Я поступил матросом на его барк «Джордж Эллиот», старое корыто, какого трудно сыскать, но в ту пору я мало что соображал, и не прослужил я на этом судно и двух дней, как мне уже довелось познакомиться с чудачествами капитана. Я подслушал как-то разговор двух его помощников, когда они после обеда возвращались к себе.

— Я спокойно могу смотреть на ножи и пилы, которые висят на стенах в каюте, — говорит второй помощник, — но чтоб положить на стол человеческую руку рядом с тарелкой, когда тут же люди едят, — это уж, извини, такое, что христианская душа никак принять не может.

— Это ещё ничего, — говорит первый помощник, который плавал на этом барке раньше. — Он помешан на медицине. А вот один раз команда чуть не взбунтовалась, когда он вздумал вскрывать труп матроса, который упал с мачты и разбился. Хотел узнать, отчего бедняга умер.

— Всё это ни к черту не годится, — сердито сказал второй помощник. — За завтраком сегодня он предложил мне пилюлю с голубиное яйцо, и у меня сразу пропал аппетит.

О причудах капитана скоро стали говорить все. Но я мало обращал на это внимания, пока не наткнулся как-то раз на Даниэля Денниса, старого матроса, который сидел на корабельном сундуке и читал какую-то книгу. Он то и дело захлопывал книгу и, задравши голову и закрывши глаза, как курица, когда пьёт воду, что-то шептал, а потом опять смотрел в книгу.

— Что с тобой, Дэн? — спрашиваю я его. — Уж не вздумал ли ты учиться на старости?

— Да, ты угадал, — отвечает Дэн чуть слышно. — Хочу вот узнать про сердечные болезни.

Он протягивает мне книгу, в которой полным-полно всяких болезней, и так это подмаргивает мне.

— Достал я эту книгу в нашей читальне, — говорит он и тут же закрывает глаза и начинает опять всё повторять. Мне прямо было не по себе, когда я смотрел на него.

— Вот так и я себя чувствую, — сказал он, когда кончил читать. — Хотя б добраться до койки. Проводи меня, Билл, и скорей позови доктора.

Тут я понял, что он затеял, но не стал вмешиваться в это дело. Я просто сказал, как будто между прочим, нашему коку, что со старым Дэном что-то неладное, а сам вернулся назад и попросил у него книгу, так как я всегда любил читать. Дэн притворился таким больным, что насилу понял, чего я у него прошу, и не успел я взять книгу, как вижу — уже идёт капитан.

— Что с вами, старина? — спрашивает он.

— Ничего такого, сэр, — говорит Дэн, — только вот голова кружится.

— Скажите мне точно, как вы себя чувствуете? — говорит капитан, щупая пульс.

— Скажите мне точно, как вы себя чувствуете? — говорит капитан, щупая пульс.

И тогда Дэн сказал ему всё, что вычитал из книги. Капитан покачал головой и призадумался.

— И давно вы себя так чувствуете? — спрашивает он.

— Года три или четыре, — говорит Дэн. — Скажите, сэр, ничего такого серьёзного нет?

— Лежите совершенно спокойно, — говорит капитан, прикладывая трубку к его груди и выслушивая. — Гм! Прогнозия очень плохая.

— Прог… что, сэр? — говорит Дэн, вытаращив на него глаза.

— Прогнозия, — говорит капитан. Такое, как будто, он сказал слово. — Вы лежите спокойно, а я пойду приготовлю микстуру и скажу повару, чтобы сварил вам крепкий мясной бульон.

Ну вот, только капитан ушёл, как Корниш Гарри, здоровенный малый, больше шести футов ростом, подходит к Дэну и говорит:

— Дай-ка мне книгу.

— Поди прочь, — говорит Дэн, — и не трожь меня. Ты разве не слыхал, как капитан сказал, что у меня очень плохая прогнозия?

— Ты лучше дай мне книгу, — говорит Гарри, хватая его за рукав, — а не то я садану тебя как следует — это первое, а потом пойду и расскажу всё капитану. Я вот думаю, что я немножко чахоточный.

Он отнял книгу у старика и стал её усердно читать. В книге столько было болезней, что сначала он думал выбрать себе не чахотку, а ещё какую-нибудь, но решил всё-таки остановиться на чахотке. Он сразу так стал кашлять, что никто на полубаке за всю ночь не мог сомкнуть глаз, а когда к нему на другой день пришёл капитан, то не мог расслышать из-за кашля, что он говорит.

— Ну, и кашель у тебя, дружище! — сказал капитан.

— Да, покашливаю немножко, сэр, — говорит Гарри как бы между прочим. — Вот уже месяцев пять подряд. Видно, оттого, что я сильно по ночам потею.

— Что? — говорит капитан. — Потеешь по ночам?

— Да ещё как, не приведи бог! — говорит Гарри. — Прямо хоть выжимай рубашку. Но это, видно, мне на здоровье, сэр?

— А ну расстегни рубашку, — говорит капитан, подходя к нему и приставляя трубку. — Ну-ка, вздохни поглубже. Не кашляй!

— Не могу не кашлять, сэр, — говорит Гарри. — Вот словно грудь разрывается на части.

— Сейчас же ложись в постель, — говорит капитан, отнимая трубку и качая головой. — Счастье твоё, паренёк, что ты попал в опытные руки. Если побережёшься, то, может, и вытянешь… А вам как понравилось лекарство, Дэн?

— Одна красота, сэр. — отвечает Дэн. — Очень успокаивает. Эту ночь я спал, как новорожденный.

— Я пришлю вам ещё, — говорит капитан. — Но вы ни в коем случае не должны вставать, помните это — вы оба.

— Премного благодарим, сэр, — отвечают оба таким слабеньким голосом, и капитан ушёл, строго-настрого приказав всем, чтобы не шумели и не беспокоили больных.

Сначала мы смотрели на это, как на забаву, но наши больные такую напустили на себя важность, что нам всем стало уже невмоготу. Если целый день пролежать в постели, то, конечно, не будешь спать ночью, и вот они громко разговаривают по ночам и справляются о здоровье друг у друга и мешают всем спать. Они обменивались бульоном и сладким и Дэн хотел выманить у Гарри портвейн, прописанный ему для пополнения крови, но Гарри заявил, что сегодня он ещё совсем мало «пополнил крови» и тут же выпил портвейн сам, сказав, что пьёт за улучшение прогнозии Дэна, и так смачно при этом облизал губы, что мы чуть с ума не посходили, глядя на него.

Прошло дня два после того, как заболели эти ребята, и вот нашлись ещё такие, что стали перешёптываться, а потом говорить, что они тоже думают заболеть. Нашим больным это совсем не понравилось.

— Вы только нам напортите, — говорит Гарри. — Да и какую болезнь вы можете придумать, если у вас нет книжки?

— Вам-то хорошо отлёживаться, а мы должны работать и за себя и за вас, — говорит один матрос. — Теперь наша очередь. Вам уже пора выздоравливать.

— Пора выздоравливать? — говорит Гарри. — Пора выздоравливать? Да вы знаете, олухи вы этакие, что от таких болезней, как у нас, человек никогда не поправляется. Вы, кажется, должны бы знать это.

— Ну, ладно, я расскажу всё капитану, — говорит тот.

— Расскажешь капитану! — говорит Гарри. — Да я тогда из тебя душу вышибу, никакие портвейны и бульоны тебе не помогут. Ты что думаешь, капитан не знает, что мы на самом дело больны?

Не успел тот ответить Гарри, как смотрим — идёт капитан вместе с первым помощником. Гарри сразу так стал кашлять, что страшно было слушать.

— Всё, что им нужно, — говорит капитал своему помощнику, — это хороший уход.

— Дайте мне поухаживать за ними хоть десять минут, — говорит помощник. — Я быстро поставлю их на ноги, — они так улепетнут отсюда, что только пятки засверкают.

— Что вы говорите, сэр! — отвечает капитан. — Это просто жестоко с вашей стороны, да и для меня это оскорбление. Вы думаете, я зря столько лет изучал медицину и не умею отличить больного человека от здорового?

Первый помощник пробурчал что-то про себя и ушёл на палубу, а капитан начал осматривать больных. Он похвалил их, что они так терпеливо лежат в постели, и приказал получше закутать их в одеяла и вынести на палубу: пусть дышат свежим воздухом. Нам пришлось тащить их на палубу, и они сидели там и дышали свежим воздухом и только украдкой поглядывали на первого помощника. Если им надо было что-нибудь, то мы бежали вниз и приносили им, и к тому времени, когда их опять нужно было снести и уложить в постели, мы уже все решили заболеть.

Но только ещё двое из нас осмелились заболеть, потому что Гарри, большой грубиян и силач, побожился, что он расправится с нами, если мы вздумаем захворать и не будем ухаживать за ним и за Дэном. Из этих новых больных у одного, Майка Рафферти, оказались опухшие рёбра уже целых пятнадцать лет, а другого внезапно разбил паралич. Я никогда не видел такого счастливого человека, каким был теперь наш капитан. Целый день бегал он взад и вперёд со своими лекарствами и инструментами, то и дело записывал что-то в свою записную книжку и потом за обедом читал все это первому помощнику.

С неделю уже наш полубак был настоящим госпиталем, но вот однажды, когда я чем-то был занят на палубе, ко мне подошёл наш кок.

— Ещё один больной, — сказал он, — первый помощник сошёл с ума.

— Сошёл с ума? — удивился я.

— Да, — говорит кок. — Притащил в камбуз громадную миску, хохочет, как гиена, и всё мешает и мешает в этой миске морскую воду с чернилами, с парафином, с маслом и мылом и черт знает ещё с чем. Вонь стоит такая, что хоть нос затыкай.

Меня разобрало любопытство, я прошёл к камбузу и заглянул в открытую дверь. Смотрю: действительно, стоит первый помощник, улыбается во весь рот и ложкой наливает в глиняную бутыль какую-то тягучую жидкость.

…стоит первый помощник, улыбается во весь рот и ложкой наливает в глиняную бутыль какую-то тягучую жидкость.

— Ну, как наши страдальцы, сэр? — спрашивает он проходящего мимо капитана.

— Плохо, — отвечает капитан, глядя на него так строго. — Но я надеюсь, что дело пойдёт на улучшение. Я рад, что вы начинаете выказывать сострадание.

— Да, сэр, — говорит помощник. — Сперва я думал иначе, а теперь вижу, что ребята действительно больны. Простите, что я скажу, но мне кажется, что вы не совсем правильно их лечите.

Тут капитан так рассердился, что я думал — вот-вот лопнет от злости.

— Неправильно лечу? — закричал он. — Неправильно лечу, говорите? А вы что понимаете в этом деле?

— Да, не так лечите, как надо, сэр, — говорит помощник. — Вот у меня здесь, — и он указал на бутыль, — такое лекарство, которое сразу вылечит их всех, если только вы мне позволите.

— Вы чудак! — говорит капитан. — Одним лекарством хотите излечить все болезни! Что же это такое? Откуда оно у вас?

— Составные его части я прихватил с собой, когда отправлялся в плаванье, — отвечает помощник. — Это чудесное лекарство было придумано моей бабушкой, и я уверен, что оно быстро вылечит наших страдальцев.

— Чепуха! — говорит капитан.

— Хорошо, сэр, — отвечает помощник, пожимая плечами. — Конечно, если вы не разрешите, то так тому и быть. Но должен сказать вам, что если вы допустите меня к больным, я ручаюсь, что вылечу их в два дня. Хотите поспорить?

Они говорили, говорили и говорили, пока, наконец, капитан не сдался. Вместе с помощником он спустился вниз к больным и сказал им, что два дня они должны принимать новое лекарство только для того, чтобы доказать, что помощник ошибается.

— Пусть бедняга Дэн попробует первый, — сказал Гарри, настораживаясь и потягивая носом, как только помощник открыл бутыль, — он так тут страдал перед вашим приходом.

— Гарри ещё хуже, чем мне. — отвечает Дэн. — только его доброе сердце заставляет его так говорить.

— Не важно, кто первый, — говорит помощник, наливая полную столовую ложку, — лекарства хватит на всех. Ну-ка, Гарри!

— Выпей-ка, — говорит капитан.

Гарри выпил, и его так встряхнуло, словно он проглотил футбол. Микстура налипла у него около рта, и он так морщился и тряс головой, что другие больные прямо умирали со страху, глядя на него.

Но им тоже пришлось принять лекарство, и стоило только на них посмотреть, как они морщились и извивались. А когда помощник заткнул пробкой бутыль и присел на сундук, то все они поспешили как можно скорее запить и заесть это лекарство всякими деликатными кушаньями, которые им по приказу капитана принесли.

— Как вы себя теперь чувствуете? — спрашивает капитан.

— Я умираю, — говорит Дэн.

— Я тоже, — говорит Гарри, — ваш помощник нас отравил.

Капитан посмотрел на помощника и покачал головой.

— Ничего, ничего, — говорит помощник. — Всегда так бывает вначале, — раз десять примут, а потом пойдёт как по маслу.

— Раз десять!.. — простонал Дэн чуть слышно.

— Это лекарство надо принимать через каждые двадцать минут, — говорит помощник, и все четверо больных застонали, как один.

— Я не могу этого позволить, — говорит капитан. — Мы не можем рисковать жизнью людей ради опыта.

— Никакого опыта тут нет, — сердито отвечает помощник, — это старинное, давно испытанное семейное средство.

— Но я больше не разрешаю давать его, — говорит капитан.

— Послушайте, — говорит помощник, — если хоть один из них умрёт, я плачу вам двадцать фунтов стерлингов.

— Прибавьте ещё пять, — говорит капитан, немного подумав.

— Идёт! — отвечает помощник. — Двадцать пять! Кто ещё способен на такую щедрость? Скоро пора уже принимать вторую порцию.

Когда капитан ушёл, помощник напоил больных во второй раз, к великому удовольствию тех, кто не был болен. И на этот раз он не позволил им ничем заедать или запивать; он сказал, что тогда лекарство не имеет силы, а чтоб не было никакого соблазна, приказал убрать с глаз всё съедобное, что мы, конечно, с большой радостью сделали.

После пятого приёма больные были уже в отчаянии и не находили себе места, а когда помощник сказал, что их и ночью будут поднимать через каждые двадцать минут, они не выдержали Дэн сказал, что он уже чувствует большое облегчение, а Гарри — что это лекарство для его лёгких лучше всякого бальзама. Все больные согласились, что это просто чудодейственное средство, и после шестого приёма тот, кто лежал в параличе, вскочил с койки, со всех ног бросился на палубу и, как кошка, быстро взобрался на самую высокую мачту. Он просидел там несколько часов, харкая и отплёвываясь, и побожился перед всеми, что он размозжит тому голову, кто вздумает стащить его с мачты.

Он просидел там несколько часов.

Скоро рядом с ним очутился и Майк Рафферти, и если первый помощник не сгорел со стыда от тех ругательств, которые сыпались на его голову, то этому надо только удивляться.

Все больные назавтра работали наравне с другими, и если капитан и понял, что его обманули, то он не подал вида. Во всяком случае он ничего не сказал; но когда человек пытается заставить четверых работать за восьмерых и притом грозит им, то совсем нетрудно видеть, где зарыта собака.