Карен прибыла в Отдел поведенческого анализа, ОПА, в пять часов вечера. Сунув в щель сканера удостоверение личности, она распахнула тяжелые кленовые двери и направилась по узкому коридору в сторону офиса Томаса Гиффорда. Она чувствовала, что коллеги провожают ее взглядами, но делала вид, что ничего и никого не замечает, держа голову высоко поднятой и глядя прямо перед собой. Она пришла сюда по делу и не склонна была обсуждать с кем-либо из сотрудников свое отстранение от расследования, о чем, скорее всего, они и шептались между собой.
Карен остановилась перед столом секретарши в ожидании, пока та закончит разговор по телефону и положит трубку.
– Не могли бы спросить у шефа, не уделит ли он мне минутку времени?
– Разумеется. – Секретарша нажала клавишу, прошелестела в микрофон, что в приемной стоит Карен, и дала отбой. – Проходите. Он вас примет.
Карен поблагодарила ее и вошла в кабинет Гиффорда. Шеф собственной персоной восседал за письменным столом, а справа от Карен в кресле для посетителей вольготно устроился Франк Дель Монако. Он широко раскинул полные ноги, скрестив на объемистом животе пухлые пальцы. Мужчины смеялись, как будто кто-то из них только что рассказал пикантный анекдот.
– Агент Вей л! – проговорил Гиффорд, с усилием стирая улыбку с лица. – А я полагал, что вы сидите дома после отстранения от расследования.
– Мне нужно кое-что обсудить с вами, сэр. Это выяснилось буквально только что.
Она оглянулась на Дель Монако, который закусил губу, словно изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Должно быть, анекдот попался исключительно веселый. Не исключено, что в нем фигурировала она.
Гиффорд склонился над столом, перебирая какие-то бумаги. Вне всякого сомнения, это был лишь удачный предлог, чтобы не смотреть на Дель Монако и постараться сохранить серьезное выражение лица.
– Агент Дель Монако, – пробормотал шеф, – не могли бы оставить нас одних?
– Да, сэр. Конечно, сэр.
Дель Монако встал и повернулся, чтобы уйти. Он взглянул на Карен, и на лице его расплылась широкая улыбка.
Дверь негромко щелкнула, закрываясь за ним, и Карен шагнула вперед.
– Я хотела…
– Как ваш сын?
На мгновение она растерялась, уж слишком неожиданным оказался переход от деловых к личным вопросам. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы переключиться.
– Без особых изменений. Врачи говорят о незначительном улучшении.
– Хорошо. Это действительно хорошо. Незначительное улучшение все-таки лучше, чем никакого.
Карен растерялась, не зная, что ответить. Неожиданная заботливость босса ее смутила. Придя в себя, она пробормотала:
– Сэр, мне в голову пришла одна идея. Это связано с жертвой номер три. Той самой, относительно которой все сомневаются, что ее убил Окулист…
Гиффорд протестующим жестом выставил перед собой руку.
– Если я не ошибаюсь, вы отстранены от дела.
– Да, сэр, – покорно согласилась Карен.
Ей хотелось сказать ему, что хотя зарплату ей платит правительство, но на самом деле она работает на жертвы – и они не отстраняли ее от расследования. Вместо этого Карен решила высказать вслух менее скандальную мысль, которая пришла ей в голову.
– Но отстранение от работы не означает, что я могу отключить свои мозги. Мысленно я все так же работаю над делом и прокручиваю в голове возможные варианты.
– В таком случае побеспокойтесь о том, чтобы они в вашей голове и оставались. Я не хочу, чтобы стервятники из средств массовой информации совали мне в задницу микрофоны, требуя ответа, почему вы до сих пор на работе. У Бюро и так будет неприятностей выше крыши, когда они пронюхают, что вы избили своего мужа.
– Бывшего мужа. И, уж конечно, я не намерена общаться ни с кем из репортеров.
– Вам наверняка известно, что у этих шакалов есть свои способы добывать нужные сведения. И это все цветочки, а ягодки еще впереди, если ваш бывший супруг сам не позвонит в какую-нибудь газету.
Карен подавленно вздохнула Только недоставало, чтобы репортеры рылись в ее грязном белье!
– Сэр, давайте вернемся к жертве номер три. Я могу объяснить, почему место преступления выглядит по-другому и почему на нем отсутствуют признаки обычного почерка Окулиста.
Гиффорд утомленно потер покрасневшие глаза, а потом развернулся вместе с креслом к большому окну занимавшему всю стену, чтобы полюбоваться видом, открывавшимся со второго этажа.
– Мы уже столько раз об этом говорили…
– Тогда у меня не было доказательств. Теперь есть.
– Отлично. Расскажите о них Дель Монако, а уж он обсудит ваши новые сведения с остальными.
– Почему именно Дель Монако?
– Потому что впредь до особого распоряжения этим делом теперь занимается он.
Карен отвела глаза. Слова Гиффорда прозвучали как пощечина, но спустя мгновение, которое понадобилось для того, чтобы осмыслить услышанное, она сообразила, что этого следовало ожидать. Кто-то же должен был занять ее место.
– Я бы сама хотела сообщить о своей находке. Пока что это лишь мое предположение, и оно… может показаться кое-кому слишком смелым. Полагаю, что должна сама обосновать все, чтобы привлечь к нему внимание, которого оно заслуживает.
Гиффорд откинулся на спинку кресла и принялся раскачиваться взад и вперед, словно обдумывая ее слова.
– Все-таки я полагаю, что в ваших интересах держаться как можно дальше от дела Окулиста…
– Вы имеете в виду, как можно дальше от Бюро.
Карен ощутила, как сердце учащенно забилось в груди, поднимая давление, и ртутный столбик термометра устремился вверх, к опасной черте.
Гиффорд развернулся к ней лицом.
– Я имею в виду и то, и другое. Послушайте, – произнес он, понижая голос, – у вас хватает проблем и без того, чтобы Линвуд и шеф полиции сели вам на хвост.
– Линвуд и шеф полиции?
– Я стараюсь защитить вас изо всех сил.
– При всем уважении к вам вынуждена заметить, что я не нуждаюсь в защите.
– Нет, нуждаетесь, и еще как! – Он отвел глаза. – Мне уже звонили. На меня давят с самого верха. Я на вашей стороне, Карен, и отстаиваю вас, как только могу, потому что считаю вас чертовски хорошим психологом-криминалистом. Одним из лучших в моем отделе. А теперь прошу вас: не приносите свою карьеру в жертву этому делу. Сосредоточьтесь на том, чтобы опровергнуть выдвинутые против вас обвинения. А потом уже будем вместе думать об Окулисте. Если к тому времени он еще будет на свободе, вы получите дело обратно.
– Полагаю, что должна поблагодарить вас, сэр, за то, что помогаете мне выпутаться из этого недоразумения. Честное слово, я очень ценю участие, которое вы принимаете во мне. – Карен опустилась на стул. – Но, пожалуйста, позвольте мне самой выступить перед сотрудниками. В последний раз.
Гиффорд долго смотрел ей в глаза, потом нажал кнопку на коммутаторе.
– Франк, вы не могли бы зайти ко мне на минутку? – Он снова нажал какую-то кнопку. – Представьте свою теорию нам двоим. Если вы сумеете убедить нас обоих, я разрешу вам выступить перед остальными.
Карен согласно кивнула. Ей пришлось подождать еще тридцать секунд, которые понадобились Дель Монако, чтобы вернуться в кабинет начальника. Он вошел с пухлой папкой под мышкой и сел на стул рядом с Карен.
Гиффорд кивнул Карен.
– Начинайте.
– Появились новые доказательства моей теории с жертвой номер три…
Дель Монако выразительно закатил глаза.
– О нет, неужели все сначала?
– Давайте сначала послушаем, что она хочет нам рассказать, Франк. А уж выводы будем делать потом.
Дель Монако положил ногу на ногу и неохотно кивнул Карен. Язык его тела явственно говорил: «Как же ты мне надоела со всей этой ерундой!» Но вербально он выразился намного вежливее:
– Можешь начинать, я слушаю.
Карен чертовски не понравилось, что для того, чтобы выступить перед остальными психологами, ей нужно убедить в своей правоте Дель Монако и пройти, образно говоря, тест на профессиональную пригодность. Увы, таковы были правила, установленные Гиффордом, а потому ей не оставалось иного выхода, кроме как подчиниться и постараться прыгнуть выше головы.
– В описании места преступления упоминается посылка из службы доставки, лежащая у входной двери Анджелины Сардуччи. Я позвонила в ЕСД и проверила кое-что. Посылку доставили в 6:30 вечера. Судебно-медицинский эксперт утверждает, что смерть жертвы наступила в промежутке между шестью и семью часами вечера.
– Значит, вы полагаете, что посыльный позвонил в дверь жертвы и напугал преступника так, что тот сбежал с места преступления? – заключил Гиффорд.
– Да, и именно поэтому он не оставил следов посмертного почерка на теле жертвы, какие мы наблюдаем в других случаях.
– Но здесь же нет ничего нового, – заявил Дель Монако. – Год назад ты утверждала то же самое: дескать, кто-то помешал убийце.
– Да, верно, но сейчас у меня есть доказательства.
Карен опустилась на стул в ожидании реакции на свое сообщение. Оба с задумчивым видом смотрели в потолок, переваривая услышанное.
После долгого молчания Дель Монако заговорил.
– Карен, я понимаю, что эта связь имеет для тебя большое значение. В конце концов, может быть, ты и права. Но вот какая штука: наша работа состоит в том, чтобы находить признаки поведения, оставленные убийцей на месте преступления, и на основании увиденного делать соответствующие выводы. А ты делаешь наоборот – смотришь на отсутствие признаков поведения и пытаешься на этом построить сложную концепцию. И если впоследствии мы обнаружим, что и это убийство – дело рук Окулиста, то с чистой совестью скажем, что твоя теория с посылкой от ЕДС была правильной с самого начала.
– Вполне возможно, что вы действительно правы, – подхватил Гиффорд, – но мы не можем строить умозаключения исходя из одних только возможностей, иначе попросту утонем в них.
Карен сдерживалась из последних сил и даже прикусила язык, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. Сейчас было не самое подходящее время для ссоры или конфронтации. Кроме того, она не совсем ясно представляла себе, что еще можно сказать. Ведь они были правы.
Дель Монако раскрыл пухлую папку, которую держал на коленях.
– Предлагаю исключить из этого уравнения теорию, предвзятое мнение и эмоции. Давайте взглянем на цифры. У всех жертв Окулиста по шкале ШТР Сафарика и ШТТ наблюдается корреляция величиной ноль девяносто пять. А жертва номер три никак не вписывается…
– Разумеется, раны у жертвы номер три не такие тяжелые. И ты не можешь использовать эти цифры…
– Одну секунду, – вмешался Гиффорд. – Что это за цифры которыми вы оперируете?
Дель Монако, кажется, разозлился на босса за столь несвоевременное вмешательство.
– Шкала ШТР Сафарика, шкала тяжести ран и повреждений измеряет серьезность ран, нанесенных жертве. Эта новая переменная, используемая для анализа поведения преступника. А ШТТ означает «шкала тяжести травм»…
– Шкалу ШТТ используют для классификации пострадавших в автомобильных авариях по степени тяжести, – пояснила Карен.
Дель Монако возбужденно закивал.
– Мне приходилось встречать ее использование применительно к жертвам тяжких и насильственных преступлений.
Карен отвела глаза.
– Итак, подведем итоги, – сказал Гиффорд. – Не имеет значения, как вы относитесь к этому убийству, но утверждать, что его совершил Окулист, вы не можете – по той простой причине, что следы поведения отсутствуют. Ваша теория объясняет недостаток дополнительных улик, свидетельствующих о его причастности, но, одновременно, это необязательно указывает именно на него.
Карен по-прежнему смотрела в пол, не поднимая головы. Она, конечно, предвидела сопротивление с их стороны, но в душе корила себя за то, что не до конца продумала линию своего поведения и аргументы Дель Монако и Гиффорд правы: пусть ее теория выглядела вполне правдоподобно, они не могли делать далеко идущие выводы на основании отсутствия определенных следов. Она вздохнула, признавая свое поражение.
– Но у меня есть кое-что интересное, – спохватился Дель Монако, вынимая из папки распечатку и протягивая ее Карен. – Данные ЗООП. Их передали мне, когда я уже шел сюда, к вам. Так что я даже не успел толком просмотреть их.
Карен взяла отчет и пробежала его глазами.
– Нет, я, конечно, подозревала, что совпадений будет немного, но и предположить не могла, что их окажется так мало – Она еще несколько мгновений изучала данные, перевернула пару страниц, а потом подняла глаза на Дель Монако. – Я заказывала поиск по убийствам, покушениям на убийство и неопознанным человеческим останкам, чтобы понять, сколько преступников писали что-либо кровью на месте преступления. Из двадцати трех тысяч прецедентов, зарегистрированных в базе ЗООП, такое поведение встречается лишь в двадцати одном случае.
Дель Монако подскочил как ужаленный.
– Господи Иисусе! Двадцать один случай из двадцати трех тысяч. Это не просто мало, это чертовски мало.
Карен продолжала перелистывать отчет.
– Собственно говоря, это даже меньше, чем ничего. – Она еще раз бегло просмотрела данные и продолжила: – Если мы откинем два случая, когда кровь была просто размазана, и оставим только те преступления, во время которых кровью были написаны слова, у нас останется всего девятнадцать совпадений. В ходе этих преступлений погибло двадцать шесть жертв. Теперь, если экстраполировать жертвы мужского пола, которые были гомосексуалистами, нам остается девять жертв женского пола.
– Из двадцати трех тысяч преступлений.
Карен перевернула следующую страницу.
– Если мы посмотрим на эту картину с учетом наличия рисунков на стенах и оставим только те преступления, в которых убийца действительно писал что-либо, то получим только два случая. Всего два.
В кабинете Гиффорда воцарилось молчание.
– Хорошо, – нарушил его шеф спустя некоторое время, – что это нам дает?
Ответил Дель Монако:
– Первое, что приходит на ум, – это то, что рисунки или надписи, сделанные кровью, встречаются чрезвычайно редко.
– Согласен. Но что это дает применительно к нашему преступнику?
Карен ненадолго задумалась, прежде чем высказать свое предположение.
– Видите ли, нераскрытым осталось только одно дело в ЗООП, и то преступление было совершено в Вегасе. Далеко за пределами географического района действия нашего убийцы. Кроме того, если не считать надписей, почерк преступника совершенно иной. – Она протянула Гиффорду отчет. – Это говорит нам не только о том, что ни один из этих случаев напрямую не связан с Окулистом. Думаю, мы с полным правом можем предположить, что Марси Эверс была первой жертвой Окулиста.
Установление первой жертвы серийного убийцы зачастую имело очень важное значение, поскольку, начиная убивать, преступник еще не обладал отточенными навыками, а потому мог наделать ошибок.
– Тебе позвонит Ким Росомо, – сказала Карен. – Я отправила ему дело с просьбой очертить географический район действия убийцы.
Дель Монако кивнул.
– Хорошо, я прослежу за этим.
Карен встала и посмотрела на Гиффорда.
– Спасибо за то, что согласились выслушать меня.
– Карен, советую вам с умом воспользоваться вынужденным отпуском. Забудьте на время об Окулисте, хотя бы на несколько дней. Наведите порядок в своих семейных делах, а потом возвращайтесь сюда, черт возьми. Ваше участие лишним не будет.
Карен выдавила слабую улыбку и вышла из кабинета. Ей хотелось думать, что Гиффорд говорит искренне, но с ним никогда и ни в чем нельзя быть уверенной. Бросив последний взгляд на свой пустой кабинет, она направилась к лифту.