Джаред

Холод сковал мои вены. Ее лицо замелькало перед глазами, как будто она застыла во времени. Каждая картинка поражала меня, мучила и врезалась в разум, как бесконечное наказание, посланное издеваться надо мной.

Забавная.

Улыбчивая.

Она всегда была такой: улыбчивой, забавной, любящей.

Она была красивой.

Доброй.

А я потушил ее свет. Растоптал розу ногами.

Пытаясь вдохнуть, легкие обожгло огнем. Пламя схлестнулось со льдом, кожу покалывало, боль разрывала меня изнутри. Я всегда разрушал все хорошее.

Сейчас, мама Эли, Карен Мур, цеплялась за меня, будто наблюдая возрождение из мертвых. Все, что я мог сделать — это стоять здесь, желая исчезнуть, как можно скорее.

Зажмурив глаза, я старался блокировать все, что пыталось вырваться.

Я не понимал, что такого было в Карен Мур, что так напоминало ее. Может, то, что они были лучшими подругами. Или, потому что когда я рос, она была мне второй мамой. Возможно, это было, потому что она вызывала так много воспоминаний, преследовавших меня по ночам, такая же забавная и улыбчивая.

Неведомая сила влекла меня к Эли, и мои глаза разыскали ее. Она все еще стояла около двери, со страдальческим лицом. Это выражение, говорило, что она со мной, что она действительно, черт возьми, понимает меня.

Хорошая.

Возможно, это она. Может, это был ее способ обнажить мою душу и разрушить меня.

Черт.

К моим щекам прижимались теплые ладони. Я ненавидел, что это ощущалось как приветствие, прощание и то дерьмо, которого не могло быть, будто она тоже понимала меня, и все, что я мог сделать, это не выпустить все из-под контроля. Стиснув зубы, я делал все возможное, чтобы не отпустить свое дерьмо. Я балансировал на грани этого гребаного обрыва, и когда упаду, я знаю, заберу с собой тех людей, о которых забочусь.

— О мой бог, Джаред, где ты был? Как давно ты тут? Почему не сказал мне? — вопросы сыпались изо рта Карен быстрее, чем слезы скатывались по ее лицу. Пробежавшись глазами по квартире, в поисках подсказок, ее ласковый взгляд карих глаз вернулся обратно ко мне, глаз, что напоминали мне о стольких вещах.

Чувство вины обрушилось на меня, разжигая беспокойство. В сознании зарождалась тревога, сжимая мою челюсть и скручивая руки. Голова чертовски пульсировала. Эта система предупреждения сигналила так громко, как никогда, крича мне удирать. Видимо на этот раз, я был с ней согласен, потому что все, что мне хотелось, это собрать свое дерьмо и свалить.

Кристофер почесывал затылок, он всегда так делал, когда находился в затруднительном положении.

— О, мам, именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Несколько дней назад, я встретил Джареда и предложил ему остаться у нас, пока он проездом в городе.

Проездом.

Ложь получилась такой легкой, бегло прикрывая то, что на самом деле я жил у них около трех месяцев. Он предупреждающе взглянул на меня, говоря, что я могу его исправить, как бы давая мне выбор. И я мог исправить его. Парень всегда прикрывал мою спину, пока я, непрерывно, изо дня в день, кормил его ложью.

Я почти выплюнул слова:

— Да… просто проездом.

Лицо Эли скривилось от боли, как будто я ударил ее в живот, но я не мог спорить с утверждением Кристофера. Стыд накрыл меня со всех сторон, высасывая из комнаты весь чертов воздух.

— О, — Карен нахмурилась. — Что ж, я очень рада тебя видеть, — поправляя одежду, она сделала шаг назад, как будто раскрыла тот факт, что я был близок к отчаянию. Вытерев слезы под глазами, напряженная улыбка коснулась ее дрожащих губ.

— Это было так давно. Как долго ты здесь пробудешь?

Не в силах ничего сделать, я бросил беспомощный взгляд в сторону Эли. И, конечно же, попал в ловушку. Она была в моей прямой видимости, как спасательный круг, покачивающийся на воде, только вне досягаемости, в то время как я медленно тонул.

Я едва ли мог говорить, сквозь застрявший чертов ком в горле.

— Недолго, — сказал я и каким-то образом знал, что это правда, потому что чувствовал, как он формировался. Крах.

Я не должен иметь этого.

Потому что я задолжал жизни.

***

Я сидел на пустыре, позади находилось то же самое безлюдное здание, в котором я пытался найти себя, почти так же, как три месяца назад, в ночь после того, как первый раз столкнулся с Эли на кухне. Откинувшись на шершавую штукатурку стены, я качал головой в разные стороны. Алкоголь затуманил мой разум, погружая в удушающую депрессию, как будто я был похоронен заживо. Но это не избавило меня от видений, вращавшихся в голове непрерывным видеороликом, с той секунды, как Карен Мур перешагнула через порог.

Надавив кулаками на глаза, я пытался заблокировать видения. Цвета замерцали, видения потоком ворвались невыносимо ярким светом. Я завыл в тишину.

Чертов спусковой крючок.

Все они.

Задыхаясь, я вцепился руками в волосы и спрятал лицо между коленями. Черт, горло жгло словно огнем.

Чего я ожидал, вернувшись сюда? Именно этого я хотел, не правда ли? Наказать себя еще больше? Потому что, не было другого, чёртового, объяснения тому, что я вернулся сюда.

Внезапно, перед глазами появилось лицо Эли. Мои веки были плотно сжаты, но видение цеплялось, как будто не хотело уступать дорогу тому, что разрушит меня. Девушка, была сродни секундному облегчению, на фоне заслуженного невыносимого наказания.

Боже, я хотел, чтобы это была она. Эта мысль взорвала мою реальность, мысль, что может быть что-то большее, черт побери… может, я действительно хочу быть там.

Прислонившись головой к стене, поднял лицо к туманному ночному небу.

Но это была, всего лишь, фантазия, а не, своего рода, сказка.

Я не стал счастливее.

До сих пор, я не хотел думать об уходе. Мне нужно было почувствовать ее. Всего лишь на несколько минут, я хотел позволить ее прикосновениям забрать боль.

Спотыкаясь о собственные ноги, я пошел обратно в квартиру.

Было поздно. Город спал, тишину нарушал только гул машин и фур, несущихся по шоссе.

Карен и Августин еще час оставались в квартире, где был полный ад. Эли предполагала, что вместо того, чтобы уйти, мы останемся и все наверстаем, поэтому вместе со всеми, я сел за стол на кухне. Натянув свою лучшую улыбку, я выдавал дебильные ответы на глупые вопросы Карен, которые она задавала. Собственно, она ходила вокруг да около тех вопросов, которые ей действительно хотелось задать. Все время я сидел с желанием убежать. Если еще хоть на секунду, я останусь в пределах этих стен, я точно перейду эту грань.

На протяжении всего времени, Эли щедро проявляла нежность, и от этого, я чувствовал себя только хуже. Но на этот раз, нежность была не в ее объятиях, а в том, как ее глаза непрерывно смотрели в мои, и она отважилась держать меня за руку под столом. Как будто она говорила мне, что все хорошо, и что она понимает мучения, которые принесла ее мама, когда переступила через порог.

Но как мудак, я за секунду, попрощался с Карен и Августином.

Я знал, Эли умирала от желания поговорить со мной, но Кристофер был здесь, и она мало что могла сделать, хотя ее просьба исходила из каждой клеточки ее тела.

Останься.

Она должна знать, что я не могу.

Ссутулившись, я засунул руки в карманы и зашагал к квартире, от которой меня отделяло только одно здание. Влажность ночи липла к коже. Свет города освещал почерневшее небо, притягивая небеса слишком близко к поверхности моего облажавшегося мира.

Большую часть ночи я провел в «Вайн», прежде чем оказаться в пустующем здании. Я снова оказался дураком, думая, что есть какой-то способ заглушить прошлое. Но не имело значения, что я делал. Я никогда не мог обогнать его, спрятаться хоть на миг. Я мог бороться за все, чего хотел, но это никогда не изменит то, кем я был и что сделал.

Скептичный смешок сорвался с моих губ. Все эти ночи я врал Кристоферу, говоря, что проводил их в «Вайн», когда на самом деле запирался в комнате Элли, терялся в ее комфорте и ее прикосновениях, и все, чего я хотел, было реальным. Если бы в первую ночь я остался в баре, ничего из этого не случилось бы. Если бы я просто сказал Кристоферу «нет».

Я никогда не должен был приезжать. Ни в этот город. Ни в эту квартиру.

И, безусловно, я не должен был приходить к ней.

Сейчас, она была единственным, в моей жалкой жизни, чего я хотел. Единственное, что я никогда не смогу иметь.

Без сомнения, пришло время уезжать. Ради всего хорошего. Но я никогда не утверждал, что не был дураком, и хотел получить еще немного.

Заставив себя подняться, я взобрался на высокую стену и перепрыгнул на другую сторону. Тяжело приземлившись, я заворчал. Почти весь комплекс спал, и, пересекая парковку, я поднял лицо к душному воздуху и глубоко вдохнул.

Я мог чувствовать, как тревога заполняла воздух, темная энергия, которая окутывала меня, требовала, чтобы я вернулся в небытие, где находился.

Но бл*дь, я хотел не этого.

Поднявшись по лестнице, я вошел в тихую квартиру. Дверь в комнату Кристофера была настежь открыта.

Успокоив дрожь в ногах, я прокрался по квартире. Остановившись у двери Эли, попытался сконцентрироваться на чувствах, которые действительно испытывал.

Когда я первый раз пришел сюда, я чувствовал только злость.

Сегодня, я чувствовал только чертову печаль.

И я знал, это была она.

Она.

Повернув ручку, я прокрался внутрь ее комнаты.

Ночь просачивалась в окно, играя тенями на стене. Эли лежала, развалившись по всей кровати, ее тело было слегка повернуто. На ней были маленькие кружевные трусики и соответствующий белый топик. Темные, густые волосы сбились в кучу, длинными прядями спускаясь вниз.

И ее лицо…

Я потер свою грудь.

Она была так красива, и эта красота ранила. Так чертовски сексуальна, прекрасна и хороша. Как сияющий свет во мраке, который освещал во мне что-то, что уже так давно было мертво.

Заперев за собой дверь, тихо пересек комнату, чтобы не разбудить ее. Я просто смотрел на нее, пока медленно раздевался до трусов.

Мне нужно почувствовать ее.

Боже.

Мне нужно почувствовать ее.

Кровать прогнулась, когда я медленно опустился позади нее и притянул в свои объятия. Облегчение волнами затопило меня, как если бы я мог вынырнуть на несколько минут на воздух.

С ее губ сорвался довольный вдох, а щека устроилась на моей груди.

— Джаред, — с облегчением выдохнула она. Нежные пальчики проползли через грудную клетку, пока не сцепились на противоположной стороне.

Я глубоко вдохнул, запоминая совершенство, что держал в своих руках. Она уничтожит меня таким образом, которым я никогда не должен был ей позволять. Последний месяц был как чертов сон, которому я должен был дать шанс на жизнь.

Притянув ее к себе, я зарылся носом в ее волосы.

Но это было всего лишь…

Мечтой.

Я не могу иметь этого.

Эли приподнялась на локтях и искрение, зеленые глаза открылись.

— Я беспокоилась за тебя, — ее голос скрипел, пока она искала мое лицо в сумерках комнаты. — Я пыталась дозвониться до тебя.

С силой моргнув, я пытался избежать той боли, с которой не знал, как справиться.

— Я ненавижу, что ты переживаешь за меня, — я посмотрел на нее, зная, что это одновременно ложь и истинная правда.

Эли прильнула к сгибу моей руки. В ее тепле, невозможно было не найти комфорт. В течение нескольких секунд, она прижимала меня к себе, путешествуя мягкими пальцами по голой груди. Казалось, что она колебалась, прежде чем медленно поднялась на руки и колени, оседлав меня. Она просто повисла надо мной, смотря на меня так, как будто я значил для нее так много. Когда она на меня так смотрела, то видела вещи, которые не должна была видеть.

Я имею в виду, черт, да я точно знал, что она видела. Я знал это. Я знал, что она видела те вещи, которых там не было в действительности.

Глядя мне в глаза, она медленно опускалась вниз до тех пор, пока не коснулась губами розы, в центре моей груди.

— Ты скучаешь по ней, — прошептала она.

Я хрипло задышал, когда ее слова ударили меня. Мое сердце сжалось, так чертовски сильно, и я пытался дышать через боль, сковавшую грудную клетку. Воспоминания, которые я весь день блокировал, нахлынули на меня. Эли разрушила все барьеры, которые я так чертовски старался удержать на месте.

Спусковой крючок, и я был бессилен против него.

Я подумал, может, мне стоило разозлиться на нее за то, что сказала что-то до смешного очевидное. Но я не мог. Потому что в ее словах было все, что я хранил втайне. Это была не жалость, или какая-то, бл*дь, слабая попытка сочувствия, которую я даже не нуждался.

Эли понимала.

Сжав ее волосы в кулак, я притянул ее ближе, потому что мне нужно было видеть ее.

Я нуждался в ней. Каждую чертову секунду, каждого чертового дня.

Страх накрыл меня с головой. В горле пересохло, но слова, что мучили годами, искали свободу. Я не мог остановить себя от разговора, рассказать Эли, потому что нуждался в этом:

— У меня нет права, Эли, но я скучаю. Я так по ней скучаю. Я бы сделал все… отдал все… чтобы вернуть все назад.

Печаль омрачила ее лицо, и я ненавидел, что был этому причиной. Я так много раз предупреждал, что ей не нужно мое дерьмо. Что мне нечего дать взамен, я только беру. А я, бл*дь, брал, брал и брал.

И я снова здесь, разрушаю что-то хорошее.

Когда я остановлюсь?

Меня переполняли эмоции: вина, злость, страх.

Эли опустилась вниз и снова поцеловала розу. Стиснув зубы, мои руки, как тиски, сжались в ее волосах, пока она ласкала след моего греха, полностью скрыв его своим ртом и дыханием, осыпая меня всем, чего я не заслуживал.

Приподнявшись, в ее глазах блестели невыплаканные слезы.

— Я здесь для тебя, Джаред. Ты знаешь это, правда… Ты можешь поговорить со мной. Можешь рассказать мне, — бубнила она, почти не переставая. — Пожалуйста, поговори со мной.

Я зажмурил глаза. Видения замелькали.

Эли взяла мое лицо, заставляя посмотреть на нее.

— Все хорошо… Ты можешь доверять мне.

Я не мог отвести взгляд от глаз, что смотрели на меня так пристально, как будто она действительно верила, что так может быть.

Потому что это не было, черт возьми, хорошо.

В этом всегда была проблема с Эли. С ней я всегда притворялся. Притворялся, что это нормально — ощущать все таким образом, притворялся, что это нормально, так сильно заботясь о ней. Притворялся, что, возможно, однажды, все это действительно станет нормально.

И я, бл*дь, не мог остановиться.

Она коснулась своими губами моих.

— Поговори со мной… пожалуйста, Джаред… я здесь.

Схватив ее немного сильнее, я быстро облизал губы, мой голос был резким:

— Я был таким безответственным, Эли… чертовки безответственным. Глупый ребенок-панк.

Как те придурки, которых я бил в тюрьме, потому что они были не благодарны за то, что имели.

Безмозглый.

Позорный.

Непростительный.

Эта ненависть вспыхнула, нанося удары, как этого требовал мой дух.

Глубоко внутри, ревели системы предупреждения, которые никогда не умолкали. Они кричали на меня закрыть свой рот, прежде чем будет слишком поздно. Прежде чем я не смогу взять слова обратно.

Но с Эли уже было слишком поздно.

Закрыв глаза, я заговорил:

— Я был так взволнован этим утром. — Мое тело дернулось, когда я полностью погрузился в воспоминания. Я так долго был подавлен. Это своего рода шокировало, как я все еще мог помнить в точности то, что чувствовал. Но после стольких лет, это было здесь, как вопиющее напоминание, что у обещаний, которые я дал, нет никаких шансов. — Я думал, что я на вершине мира.

Подняв подбородок, я увидел ожидающие глаза Эли. Они просто смотрели на меня, понимая слишком сильно. Протянув руку, я соединил себя с Эли, намотав на палец прядь ее волос. Я сконцентрировался на движении, как будто держа Эли таким образом, я смогу удержать ее, и она не ускользнет.

— Я помню, как в то утро, она стояла позади меня, когда я готовился к школе перед зеркалом. Она обняла меня за талию и сказала, что не имеет значения, насколько я становлюсь старше, я всегда буду ее малышом. За неделю до того, как мне исполнилось шестнадцать, когда бы я ни заходил в комнату, она бросала свое занятия, что бы ни делала, чтобы осмотреть меня. Ее взгляд блуждал по мне так, как будто она видела что-то, что исчезает. Она просто продолжала говорить, что не может поверить, как быстро прошло время.

И я никогда не предполагал, что время стремится к концу.

Мой тон стал суровее.

— Она забрала меня из школы, в этой чертовой машине, которую отец пообещал мне, если я получу хорошие оценки и не буду попадать в неприятности.

Слюна скопилась в задней части моего горла. Тяжело сглотнув, мой лоб наморщился, когда я потерялся в том дне.

— Она везла меня, всю дорогу рассказывая истории. — Я вздрогнул, вспомнив, каким мягким и нежным был ее голос. — Через ветровое стекло, она продолжала смотреть на небо. У нее был этот взгляд на лице, Эли… как будто она была немного расстроена. Она сказала, что день чувствовался почти таким же, как и тот день, когда я родился. Что небо было голубым, а воздух холодным.

Я так отчетливо это помнил.

— Я была так взволнована твоим рождением, — сказала она, ее темные глаза были полны любви. — Я продолжала думать, что ты родишься рано, потому что я была огромной. — Она рассмеялась, послав мне знающую улыбку. — Но твоя бабушка сказала мне не беспокоиться, что я узнаю, когда придет время. Мы с твоим отцом сидели снаружи, когда я почувствовала тебя, и я знала, что в это день встречусь с тобой. Такое чувство, что это было вчера.

Из легких вырывались хриплые вдохи. Пальцы Эли дрожали на моей челюсти, ее прикосновения ошеломляли посреди слабости, охватившей мой дух.

— Она повезла меня на мой экзамен по вождению. И я вышел из здания со своими правами, думая, что я самый крутой чувак в мире.

Отвращение закипало под кожей. Опаляющее. Сжигающее. Очерняющее.

— Она бросила мне ключи и сказала: «Я думаю, что это принадлежит тебе». — Я почти усмехнулся. Я никогда не забуду гордость, звучавшую в ее голосе.

Эли задрожала и тяжело вздохнула, ее взгляд блуждал по моему лицу, как будто она понятия не имела куда смотреть, и я, тем не менее, продолжил:

— Когда мы дошли до машины, она сказала, что хочет съездить в какое-нибудь кафе… чтобы отпраздновать… только мы вдвоем. Но все, что меня заботило — это я, Эли. Все, о чем я думал — это вечеринка, которую твой брат планировал для меня, и гребаная девчонка, которую я должен был там встретить. Я солгал ей… — мой голос надломился, и мой палец скрутил ее локон сильнее.

Если бы я просто замедлился… если бы я провел с ней один гребаный час, тогда этого бы не случилось.

— Я сказал ей, что мне нужно сделать большой проект к понедельнику, и я пойду в дом к этой девушке, чтобы сделать домашку, когда знал, что собираюсь провести ночь на вечеринке с друзьями.

Я мог ясно ощущать это, мог дышать полной грудью. Как будто все было под контролем. Как будто ничего не могло коснуться меня. Я чувствовал себя несокрушимым.

Я никогда не думал о себе, как о плохом ребенке. Имею в виду, я не был ангелом, но всегда ненавидел разочаровывать своего отца или маму.

Но я был не прав. Я был эгоистом. Самым худшим дураком.

— Я так торопился, и она продолжала говорить мне, сбросить скорость. Мы были почти дома. Я знал, что должен остановиться… этот грузовик был слишком близко… но я просто выжал газ и повернул налево через перекресток.

Эли задрожала всем телом, а тихие слезы текли по ее лицу. Обхватив ее лицо руками, я заставил посмотреть на меня.

— Она кричала, Эли, чертовски кричала на меня, чтобы я остановился, а все что я хотел, это быстрее добраться домой, чтобы поехать обратно. — Я был в шоке, ужас того момента был таким ярким, таким ясным. Но я не мог изменить того, что сделал. — Грузовик врезался так сильно, — сказал я, мой голос стал низким и грубым. — Все было таким громким… Боже, Эли, это было так громко.

Я все еще слышал это — пронизывающий звук режущего металла, когда весь мой мир был разорван на части.

— Как будто я был невесомым, или что-то подобное, но в то же время все было тяжелым. Затем мы тряслись в этой удушливой тишине. Было так тихо… слишком тихо. — Я сделал глубокий вдох, сквозь стиснутые зубы, переживая боль того момента. — Мне было больно везде, и я даже не мог понять почему. Затем я услышал ее стон. — Я заставил слова звучать не так панически… — Но это было мое имя, Эли… она, черт побери, сказал мое имя, она, черт побери, плакала из-за меня.

Мое сердце гремело, а руки сжимались на лице Эли. Ее слезы капали на мои пальцы. Она положила свои руки на мои, прижимая меня ближе.

— Все в порядке, — пробормотала она. Взяв мою руку, она поцеловал костяшки пальцев. — Все в порядке.

И я почувствовал это, все эти слезы внутри, что не могут выйти наружу, неизрасходованная печаль, что обременяла меня всю жизнь. Волнение воспламенилось во мне, и по венам растеклась злость.

— Когда я посмотрел на нее… — мой голос был шокированный. — Она смотрела на меня с выражением ужаса, как будто не знала, что произошло. — Я неровно задышал. — Но затем, я увидел кровь. Она бежала сбоку ее головы и из пореза на лице… но ее футболка… она была пропитана ею. Боже, я так сильно хотел дотянуться до нее, чтобы помочь ей, но не мог двигать руками. Я слышал звуки сирен… они приближались… но она дышала все труднее. Я был так напуган, Эли… я хотел плакать, но не мог…

Я никогда не мог забыть это, никогда не мог убежать от этого, она изо всех сил пыталась говорить, мое имя сорвалось с ее губ:

— Джаред. — она вздрогнула, когда попыталась улыбнуться, ее выражение лица было таким печальным, когда она пообещала мне: — Все будет в порядке.

— Все будет в порядке, — лихорадочно шептала Эли, вырываясь, чтобы поцеловать розу на моей груди, ее пальцы погружались в мою кожу, обещая: — Все будет в порядке.

Я схватил ее за плечи.

— Все не в порядке, Эли. Ты не понимаешь это? Никогда не будет в порядке. Я убил свою мать. Я сидел и смотрел, как она умирает.

— Нет, Джаред

Гнев бушевал во мне. Я встряхнул ее.

— Хватит.

Я знал, что она делает. Знал, что она пытается убедить меня в том, что не было правдой.

— Чего ты хочешь от меня, Эли? Я продолжаю говорить тебе, что у меня нет ничего для тебя. Я никогда не буду тем, кем ты хочешь.

Эли покачала головой. Ее лицо было мокрое от слез, пряди волос прилипли к щекам, в ее зеленых глазах застыло отчаяние.

— Ты то, что я хочу, Джаред. Ты — все. Ты не понимаешь этого?

Мои пальцы впились в ее руки.

— Нет.

Она начала плакать сильнее, задыхаясь и икая. Она прижалась ко мне. Горячие слезы капали мне на грудь, когда она пыталась оказаться ближе, а я отталкивал ее.

— Я люблю тебя, Джаред.

Вот оно.

То, что я никогда не смогу дать и то, чего я никогда не заслуживал. Причина, по которой я должен был уйти еще после первой ночи, когда открыл глаза и встретился с ее зелеными, уставившимися на меня, глазами. Уже тогда, я чувствовал движение в своем пустом мире.

Я забрал жизнь мамы и сейчас задолжал своей. Как искупление. Как мою расплату.

Я не заслуживал этого.

Мои руки сжались, пальцы впились в ее нежную плоть.

— Нет, ты не любишь, Эли. Ты чувствуешь что-то ненастоящее. Мы оба держимся за что-то, чего на самом деле не существует.

Знаю, я делаю это. Я знаю, что, черт побери, беру, ломаю и разрушаю. Я могу ясно видеть это на ее лице.

— Нет, Джаред… ты не чувствуешь это? — она боролась, чтобы высвободить мою руку и прижала ее к своему сердцу. Под моей ладонью, ее сердце беспорядочно билось. — Ты чувствуешь это. Я знаю, что чувствуешь.

— Остановись, Эли, — слова мольбы, вырвались из моего рта.

— Остановись.

Я это сделал.

Я разрушил все хорошее.

— Да… Я… Я люблю тебя, — Эли снова говорила, задыхаясь, прижав мою руку ближе к своему сердцу. — Я знаю, ты чувствуешь это. — Она смотрела на меня, умоляя. — Скажи мне, что тоже любишь меня.

— Нет, — оторвав свою руку, я схватил ее за оба запястья. — Нет, Эли. Ты ошибаешься. Я предупреждал тебя. Я, черт побери, предупреждал тебя.

Эли вырывалась, заставив мои руки опуститься, ее рот снова был на моей груди, она шепотом умоляла:

— Ты не понимаешь… Я люблю тебя, Джаред. О боже мой, я люблю тебя так сильно… Пожалуйста, скажи мне, что любишь меня. Пожалуйста.

И я позволил ей… позволил вцепиться в меня, когда она рыдала. От этого звука каждая клеточка в моем теле сжималась, и как будто все эти клетки были прижаты так плотно, что не могли ничего сделать, кроме как взорваться. Моя спина изогнулась, когда Эли полностью накрыла меня.

Потому что я хотел. Хотел любить ее. Но это было невозможно.

Я не заслуживаю этого.

— Хватит, — закричал я, снова ухватившись за ее плечи. Я тряс ее руку. — Просто, бл*дь, хватит, — кричал я. Слова были наполненной злостью, потому что я не мог больше и секунды справиться с этой пыткой.

Кто-то начал ломать дверь Эли без предупреждения. Вся комната затряслась, вибрации прошли по стене. Тонкая древесина быстро начала трескаться.

Эли ахнула, и ее глаза расширились от страха.

Со второго пинка, дверь открылась, ударившись о стену.

Я по-прежнему обнимал ее, лежа под ее телом. Когда Кристофер ворвался, дрожа от злости, на нас было лишь нижнее белье. Он показал пальцем на меня.

— Ты труп, больной ублюдок.

Войдя в комнату, его лицо исказилось от гнева.

Эли закричала, лежа на мне как щит:

— Кристофер, нет.

Ее голос не утихомирил его злость. Он выкрикивал оскорбления, проклиная меня, как будто во мне осталось что проклинать. Каждое слово, сказанное им, было правдой.

— Ты правда думаешь, что подходишь ей? Моей маленькой сестренке. — Я видел, что всё это было написано на его лице, на котором отпечаталось отвращение. Ненависть, которую я уже знал, что он будет испытывать.

Я разрушаю все, к чему прикасаюсь.

И я приветствовал это, хотел, чтобы он набросился на меня, потому что я заслужил, чтобы он избил меня.

Но я не был готов к тому, что Кристофер оторвет Эли от меня и отпихнет в сторону. Он отбросил ее так чертовски сильно, его атака безосновательная и яростная, будто он направил часть ненависти, которую заработал я, на нее. Как будто не понимал, насколько совершенной она была, эта девушка, которая была единственным хорошим моментом в моей жизни.

Эли отлетела от кровати. Звук удара ее головы о книжную полку, разнесся по комнате. Она вскрикнула, схватившись за голову руками.

— Ты, мать твою, тупая, Эли? — он выплюнул слова, будто она была каким-то мусором, пока рыдала. — Ты правда спала с этим куском дерьма?

Эли всхлипнула.

— Пожалуйста, Кристофер, ты не понимаешь. — Ее голос был резким, раздраженным. Она приподняла руку в молчаливой просьбе к Кристоферу.

Кончики ее пальцев были в крови.

Ярость, как буря, взорвалась во мне. Перед глазами все покраснело. Я был ослеплен им. Единственное, что я понимал — это то, что он наделал.

Он причинил ей боль.

Подскочив, я бросился к нему, врезавшись плечом в его живот. Он зарычал и попятился назад. Эли кричала со своего места, не желая быть частью всей этой херни, ее крики насмехались над моими ушами.

Он обидел ее.

Кристофер усмехнулся:

— Давай, ты, кусок дерьма.

Мой кулак врезался в мягкую плоть. Удар эхом отразился в комнате, а в руке взорвалась боль. Из его носа хлынула кровь, и ручейками потекла ко рту.

Стены начали давить на меня, а перед глазами все было красным.

Так много крови… бл*дь так много крови. Я не мог это остановить. Не мог. Девушка плакала.

Мои кулаки врезались вновь и вновь, яростное дыхание вырывалось из легких, кожа разрывалась от гнева.

Он, черт возьми, обидел ее.

Он обидел ее.

Я обидел ее.

— Джаред, боже мой, пожалуйста остановись. — Запрыгнув на мою спину, она умоляя, пытаясь убрать меня от ее брата, который лежал на полу, прикрывая лицо руками, пока удары продолжали лететь в его живот, по бокам и рукам, по любой плоти, которую я мог найти.

— Остановись! — она кричала и кричала, и наконец, ее мольбы дошли до меня. — Ты делаешь ему больно… прекрати, — шепотом умоляла она. Ее дыхание, обдувавшее мое лицо, вторглось в мои чувства, возвращая меня.

В ужасе, я попятился назад, схватившись руками за волосы.

Все болело. Мои руки. Мое сердце. Моя темная душа.

Эли медленно слезла с моей спины, не отпуская меня, а обвив руками мою талию. Лицом, она прижалась к моей спине. Умоляя, она сцепила руки на моем животе, вцепилась в меня, будто я не был куском дерьма, как знал ее брат, что был. Как будто я приносил что-то большее, чем разрушения.

Но это было единственным, что я знал.

Я уставился на своего лучшего друга, который, опустив голову, встал на четвереньки. Кровь капала с его лица на пол. Задрав футболку, он вытер лицо, пытаясь отдышаться, его спина поднималась и опускаясь. Он поднял голову.

Он больше не казался злым. Скорее, просто жалел меня.

— Просто уходи Джаред. Убирайся и никогда не возвращайся.

Подняв руки вверх, я стал отступать, сдаваясь. Потому что я уже был потерян.

Я почувствовал, как напряглась Эли.

— Нет.

— Прости, — пробормотал я в воздух. Я даже не знал, перед кем я, черт побери, извиняюсь. Наверное, перед обоими. Без сомнения, я поступил неправильно с обоими.

— Нееееее… нет. Джаред, пожалуйста, останься. — Эли пыталась удержать меня, но я освободился от ее рук. Я повернулся к девушке, которая стала моим утешением. Отсрочка момента, который стал смертельным приговором. Всё, что я никогда не хотел видеть, буквально сияло во мне… любовь, разочарование и вера в то, что никогда не случится.

— Прости, — сказал я вновь. Потому что я, правда, хотел попросить прощение. Я сложил ее ладони вместе и сжал между моих, потому что не хотел отпускать. Затем, я нежно погладил ее по спине. — Мне очень жаль, Эли, но ты же знаешь, я не могу остаться.

Оставив ее стоять там, я пронесся в гостиную и натянул джинсы, футболку и ботинки. Я почувствовал одновременно облегчение и разочарование, потому что она не последовала за мной.

Мне понадобилось пять секунд, чтобы собрать свои вещи.

Единственное, что было важно, я оставлял позади.

Перекинув сумку через плечо, я выскочил за дверь. Мои ноги, с громким стуком, врезались в бетонный пол.

Я был на полпути к парковочному месту, когда хрупкий голосок Эли послышался позади меня.

— Джаред, не уезжай. Пожалуйста… не бросай меня.

Звук ранил мои уши, боль раздирала изнутри. Я, черт возьми, не мог вынести ее рыданий, особенно, когда причиной тому был я сам. Осторожно, я рискнул взглянуть через плечо и увидел девушку, которая всколыхнула что-то во мне. Я, правда, был идиотом, думая, что она не пойдет за мной.

Она оставалась в квартире достаточно долго, чтобы натянуть пижамные шорты. Сейчас она босиком бежала по лестнице, а ее идеально лицо было заплаканным и красным. На нем отражалось мучение.

Дерьмо.

Как я должен разобраться со всем этим? С ней? С тем, что сделал?

Я медленно повернулся и раскрыл объятия, пока Эли преодолевала расстояние между нами. Я продолжил пятиться назад, потому что больше ничего не мог сделать.

Только она смогла изменить меня, внести тень радости в невыносимую тьму.

На парковке, порывами, дул горячий ветер, и я был уверен, что дышать практически невозможно. Я никогда не должен был приезжать сюда. Никогда не должен был прикасаться к ней. Никогда не должен был брать то, что не принадлежало мне.

— Джаред, — тяжело дыша, Эли бросилась в мои объятия. Оторвав от земли, я прижал ее к себе, в последний раз вбирая ее тепло. Я зарылся носом в ее волосы, вдыхая кокос, сладость, и просто девушку, которая за пару мгновений заполнила мой разрушенный мир чем-то большим, чем просто боль.

— Останься, — раздался ее мягкий голос у моего уха.

Обнимая ее, боль врезалась в мои ребра и пульсировала. Медленно, я поставил ее на землю. Мои руки дрожали, когда я поднял их, чтобы взять ее лицо в ладони. Я провел большими пальцами под ее глазами, стирая слезы. Она смотрела на меня, в ее зеленых глазах отражался свет, любовь, признание, которое ударило меня словно камень.

Я нежно поцеловал ее, наслаждаясь вкусом. Схватившись за мои запястья, Эли поцеловала меня в ответ, тихий стон, сорвавшийся с ее губ, говорил о многом. Она поглотила все мои чувства, ее тепло только усиливало мою боль.

Я отстранился и сглотнул сквозь боль. Моя хватка усилилась, чтобы подчеркнуть слова, а голос стал серьезным:

— Я сейчас уйду, и забуду о тебе, Эли. И ты, сделаешь то же самое, — мои ладони сильнее прижались к ее щекам, пропитанным слезами. — Ты забудешь обо мне и найдешь свое счастье. Ты найдешь того, кто сможет любить тебя так, как ты того заслуживаешь, — я опустил голову, чтобы она оказалась на одном уровне с ее. — Ты поняла меня?

Эли неистово покачала головой.

— Нет.

Моргнув, я отступил назад.

— Да, Эли. Я обещаю… все буде хорошо.

— Нет, Джаред, нет…

Я попятился назад.

Схватившись за живот, Эли сложилась пополам.

Я развернулся и, засунув руки в карманы, направился к своему байку.

Я слышал ее рыдания, как она молила меня остаться.

— Джаред, нет. Пожалуйста, не делай этого. Не бросай меня. Я люблю тебя.

Запрыгнув на байк, я убрал подножку. Двигатель ожил, заглушая ее рыдания. Я выехал с парковочного места и повернул байк. С другого конца парковки, я видел лицо сломленной девушки, которая кричала мое имя, умоляя сквозь слезы. Кристофер обнимал ее за спину, отказываясь отпускать.

Она пиналась, пытаясь вырваться на свободу. Я слышал, как она вновь и вновь кричала:

— Не оставляй меня. Не оставляй меня.

Я надавил на газ, заглушая ее.

Я думал, это было невозможно — ненавидеть себя сильнее. Но сейчас осознал, что еще даже не начинал.

Я замер, потерявшись в мучениях, которые причинил этой девочке, мечтая о чуде, которое могло бы все стереть. Которое могло бы все забрать назад.

Невеселый смешок горел на моем языке. Я всегда хотел вернуть ту жизнь назад.

Сомневаясь, мои ноги балансировали на земле, а рука крепче сжала рычаг газа.

Кристофер встретил мой взгляд, смотря так, будто знал, о чем я думал, будто предлагал какую-то ненормальную сделку. Он позаботится о ней, если я просто испарюсь.

Эли продолжала бороться, умолять и плакать. В последний раз я позволил себе встретиться с ее взглядом. Двигатель взревел, когда я крутанул газ. Эли закричала сквозь слезы:

— Джаред… нет!

И я запомню ее вот такой, чертовски сломленной, разрушенной мной.

Потому что это было тем, что я всегда делал.

Я разрушал все, к чему прикасался.