— Говорят, вода в заливе Святого Павла покраснела от крови и турецкие трупы плавают тысячами.

— Жаль, некоторые сарацины ускользнули.

— Мустафа-паша добрался до галеры одним из последних.

— Великая осада завершена.

Разговор стих — старшие рыцари вспомнили, что Ла Валетт лежит при смерти. Возможно, они просили у Господа слишком много. Он одарил их грандиозной победой и, похоже, решил призвать в свои чертоги ее зодчего и главного воителя. Честный обмен, горькая радость. Великий магистр навечно запечатлеется в их памяти и будет упомянут в молитвах.

Войдя в Зал совета, де Понтье обвел взглядом рыцарей.

— Какие скорбные и удрученные лица, братья мои.

— Есть вести о здоровье его светлости?

— Без изменений. Мы должны выждать и просить о заступничестве нашего святого покровителя.

— Он и раньше отвечал на наши мольбы.

— Возможно, святой не оставит нас и в этот раз. И все же я должен признать, что ни снадобья, ни уход не помогают Жану Паризо де Ла Валетту.

— Неужто мы больше ничего не можем поделать?

— Смириться с Божьей волей, — сдержанно произнес де Понтье. — Его светлость стар, болен и ослаблен тяготами войны и бременем службы.

— Он наш предводитель.

— Этого я не отрицаю. Однако заметьте, как убывает его сила после ранения в ногу.

— Брат де Понтье прав. Мы должны готовиться к худшему.

Де Понтье поднял руку.

— Не все так плохо, братья шевалье. Нам следует готовиться к мирной жизни.

— Вы что-то предлагаете?

— Решение. Мы обратимся за советом к его святейшеству в Рим и начнем избирать нового гроссмейстера.

— Я согласен с братом де Понтье.

— И я.

Раздалось одобрительное бормотание других рыцарей.

— А я против.

— Сэр Оливер Старки? — Де Понтье прищурился. — Ваше положение в качестве латинского секретаря Ла Валетта не дает вам права голоса на Священном собрании.

— Я друг и советник великого магистра.

— Мы же его братья.

— Так ведите себя подобающе. Он возглавил вас, всегда был рядом, сражался вместе с вами против язычников.

— Мы действуем ради его же блага.

— Некоторые полагают, что это решение принимается во благо личных интересов.

— Пусть они выскажутся на совете, пусть всячески оспорят наше решение. Я выдержу любое испытание.

— Ваше поведение уже не выдержало испытаний.

— Меня хочет поставить под сомнение англичанин? — Де Понтье поднял бровь, вызвав смех собравшихся. — Запомните, здесь я вершу правосудие и определяю наказания, сэр Оливер.

— Вы заточите меня в каземат, как фра Роберто?

— Мы поддерживаем мир, защищаем орден и сдерживаем опасности.

— Фра Роберто не представляет угрозы.

— Он дерзок и своенравен.

— Кто следующий? Я? Рыцарь Большого Креста Лакруа? Любой, кто вызовет ваше недовольство?

— Я пока не решил.

В зал вошел капеллан, и к нему повернулся де Понтье, уверенный в непоколебимости собственной власти и отсутствии соперников. Вскоре победоносная армия подкрепления двинется маршем в Биргу, закроет эту главу в истории ордена госпитальеров. Ла Валетт исполнил свое предназначение.

Клирик был мрачен.

— Его кожа горит, а жажда усиливается, брат шевалье.

— Вы нашли лекарство?

— Мы пытаемся.

— Удвойте усилия. Я сам потороплю аптекаря и лекаря.

Де Понтье резко шагнул в открытые двери и стремительно двинулся к покоям, отведенным великому магистру. Обстановка требовала решительных действий. Нужно приобретать влияние и готовиться к передаче власти.

— Чем вы его поите? — спросил де Понтье обвинительным тоном.

Лекарь нахмурился:

— Водой с козьим молоком, брат шевалье.

— Этого мало.

— Он почти ничего не усваивает, брат шевалье.

— Надавите апельсинов, дайте мне чашу и найдите масло горького миндаля.

— Вы хотите приготовить оршад?

— Я не могу подыскать более подходящего решения, чтобы утолить его жажду, смочить горло и унять боль. — Де Понтье взял все необходимое, затем выдавил апельсины, помешал и добавил несколько капель масла. Пригубив из чаши, он кивнул: — Его светлость отблагодарит нас за усилия.

Перелив жидкость в серебряный кубок, рыцарь понес его в переднюю, а позади выстроилась немногочисленная свита последователей. Они стали новым орденом, приняли вахту предшественников. Де Понтье шел, сосредоточившись на своей миссии, уверенный в будущем. Паж поклонился и приготовился распахнуть двери опочивальни.

Едва дубовые створки раскрылись — мелькнул меч. Искусный удар. Клинок описал едва заметную дугу, отбросив сосуд в сторону, и поднялся к горлу человека, принесшего кубок. На пороге стоял Кристиан Гарди.

Де Понтье заговорил сдержанно, сквозь зубы:

— Что это значит?

— Вам известно, что это значит и к чему ведет.

— Я принес великому магистру питье.

— Какое, де Понтье?

— Которое утолит его жажду.

— И погубит.

— Вы лжец.

— А вы отравитель.

— Отравитель? Я сам отпил из кубка.

— Это лишь часть заговора, хитрого и коварного плана.

— Ваше воображение не делает вам чести, Гарди.

— Однако я держу меч у вашего горла и проткну вас, словно муху.

— За что вас и повесят.

— Этого я не боюсь, де Понтье. — Меч прижался сильнее. — А вы боитесь? Вы задумываетесь, почему события складываются именно так, почему люди, которых вы некогда предали, все еще преследуют вас?

— Пред очами Всевышнего судьи я не совершил ничего дурного.

— Вашим судьей буду я, а не Бог. Что в кубке?

— Оршад, не более.

— И не менее. Оршад с маслом горького миндаля. Оршад, который поможет цианиду проникнуть в загрязненное мышьяком тело, в ослабленный рвотой желудок. Оршад, который в сочетании с целебной каломелью приведет к смерти больного.

— Вы смущаете меня этими обвинениями, спутав шевалье с самым презренным из лакеев.

— Я принимаю вас за того, кто вы есть, де Понтье.

— Я рыцарь-командор святого Иоанна, верный слуга веры.

— Душегуб!

— Ложь!

— Как можете вы отрицать очевидное — ваш взор нацелен на магистра, а пальцы тянутся к ключам от дворца!

— Я никого не убивал, Гарди!..

— А я собираюсь кое-кого убить!..

— Вы намерены выбить из меня признание?

— Я намерен выбить из вас душу. — Гарди опустил меч к груди рыцаря и выждал несколько мгновений, за которые де Понтье покрылся испариной. — Я воздам за тех, кого вы обманули и погубили. Мы будем биться насмерть, как и поклялись однажды.

— Великий магистр возбраняет дуэли.

— На сей случай его строгость не распространяется.

— Так займем же наши места.

— Во дворе за стенами дворца, на крыше этой башни.

— Прекрасное место, чтобы усвоить ваш урок.

— Я уже усвоил достаточно, де Понтье. Бежать некуда. Фра Роберто освобожден из темницы, куда вы его упрятали. Мои люди удерживают подступы к Сент-Анджело. Сцена готова.

— Это выступление будет для вас последним.

Приготовления к поединку прошли без всякого веселья. Присутствовали лишь несколько рыцарей и церковников, решивших стать свидетелями схватки. Оружие выбрали. Противники будут драться на рапирах и кинжалах, без доспехов и постороннего вмешательства, пока один из них не будет повержен. Простые правила одного из важнейших занятий. Дуэлянты кружили, прощупывая почву, неотрывно следя друг за другом, оценивая врага и подыскивая удобный момент для атаки.

Гарди перехватил меч и изменил стойку. Он был доволен тем, что удается растянуть поединок — де Понтье волнуется и теряет самообладание. Исход ясен. Кристиан прикончит рыцаря, когда сочтет нужным, а пока выведет его из себя долгим ожиданием.

Де Понтье бросился в атаку. Удар был коротким, и Гарди без труда отразил его. Француз отступил. Он явно собирался с силами и готовился к новому выпаду. Гарди неотрывно смотрел на него. Фехтование аристократа не сравнится с хитрыми уловками уличного бойца и прирожденного пирата. Но у предателей есть свои хитрости.

— Твой друг, язычник-мавр, умирал, словно заколотая свинья.

— Мы еще посмотрим, как будете умирать вы.

— Его разрубили на части, он и понять не успел, что с ним произошло.

— Насчет своей судьбы не сомневайтесь.

— Вы так самоуверенны, Гарди!..

— Всадить нож в спину несложно. Труднее встретить врага лицом к лицу.

— Я готов.

— Тогда попрощайтесь с жизнью.

Мечи скрестились, раздался скрежет стали.

— Ни одному наемнику, ни одной продажной шлюхе не убить рыцаря.

— Оставьте догадки для суда.

Новый выпад, возглас нападающего, вскрик раненого. Де Понтье попятился, бросив кинжал. По его руке струилась кровь.

— Вы удивляете меня, де Понтье. Вместо яда у вас кровь.

Разъяренный рыцарь ударил снова. Кристиан изящно шагнул назад, издевательски поигрывая мечом.

— Я рад, что не утопил вас тогда, де Понтье.

— Ваша радость будет недолгой.

Сверкнули наконечники рапир. Теперь наступал Гарди, заставляя врага пятиться назад. В глазах де Понтье появилось отчаяние, какое бывает у тех, кто дерется за свою жизнь, честь и репутацию. Во взгляде француза сверкнуло и кое-что еще. Гарди видел это выражение в глазах врагов и друзей, на стенах бастионов и палубах галер. Страх трудно спрятать.

Приор Гарза не выдержал первым. Выхватив копье у одного из пехотинцев, он бросился вперед, намереваясь всадить его в неприкрытую спину англичанина. Положение спас фра Роберто. Из-под складок своего облачения святой отец извлек заряженный арбалет. И тут же выстрелил не целясь.

Стрела с чавкающим звуком ударила приора в спину. Гарза пронзительно вскрикнул. Гарди даже не взглянул на упавшего человека, он сосредоточился на де Понтье, выискивая слабые места в обороне рыцаря, отвлекая его внимание резкими движениями запястья и короткими ответными выпадами. Француз посмотрел на труп убитого соратника. Такое зрелище не способствует поднятию боевого духа. Гарди был методичен и беспощаден. Он наседал, заставляя де Понтье отступать, лишая его свободы действий, придавливая к резной стене нимфеума. В этом маленьком гроте когда-то предавался размышлениям Ла Валетт, прятался от ветра и палящего солнца в прохладной тени его округлых сводов. Де Понтье искал здесь убежище совсем от иных сил.

Рыцарь поскользнулся и получил удар ногой, подошел слишком близко — и противник проткнул его плечо. Ослабевая, всхлипывая от острой боли и предчувствия неизбежной гибели, шевалье продолжал пятиться. В этом и была его ошибка. Под выступом кессонного потолка предатель оказался в тени, и свет слепил его. Гарди остался на свету. Его силуэт приближался, а клинок дразнил француза.

— Желаете сдаться, де Понтье?

— Грязному бродяге, выродку шлюхи? Никогда! — Шевалье кинулся к цели и схлопотал удар мечом плашмя по колену. Кость раздробилась.

— Я причиняю вам неудобства?

Преодолевая болезненный стон, рыцарь покачал головой и произнес:

— Ты не сумеешь поставить меня на колени.

— Я еще не закончил.

Гарди с наскока ударил француза по другому колену. Кость отделилась от сустава. Де Понтье ползком пытался спастись, цеплялся за статуи и урны и подтягивался вперед. Он добрался до фонтана и вскарабкался выше.

— Я лишился меча, Гарди!

— Но сохранили язык.

— Чего вы этим добьетесь? Разве наш спор нельзя разрешить разумно?

— Есть нечто, разуму неподвластное.

— Вы хотите стать убийцей, хотите, чтобы вас изгнали из ордена?

— Я останусь верным своей совести и повторю то, что вы совершили с мавром.

С этими словами Кристиан всадил меч и кинжал в грудь де Понтье.

Гарди медленно вышел из нимфеума. Позади остался мертвый предатель, восседавший, подобно гротескной фигуре, на мраморном бордюре у прохладного источника. Таков был последний образ, засевший в памяти Кристиана. Он больше не станет поднимать меч и надевать бригантиновую куртку, защищать крепостной вал и руководить вылазками. Столь заразительное упоение войной иссякло, а на его место пришли скорбь и тягостная усталость израненной души. Англичанин жаждал обрести прощение и забыться сном. Он хотел найти облегчение в объятиях Марии.

— Все кончено.

— Вы ошибаетесь, месье Гарди.

Подобно воскресшему Лазарю, склонившись над входом в балюстраду, стоял Ла Валетт. Мертвенно-бледный, глаза ввалились, а лицо походило на обтянутый кожей череп. Но он стоял без посторонней помощи и наблюдал за происходящим. Слова давались великому магистру с трудом. Каждый жест проверял его стойкость и истощал силы. Но его слушали.

— Распростертые тела рыцаря и приора суть свидетельство людской глупости, гордыни и вероломства, честолюбия и корысти, — продолжал великий магистр. — Взгляните на них, братья. Они суть плоть, и мы тоже. Их грех такой же древний, как этот мир. И битва с этим грехом не прекратится никогда.

— Вы желаете сражаться с ним без меня, ваша светлость?

— Выбор за вами, месье Гарди. Мы не обвиняем вас. Вы заслужили наше уважение и благодарность. — Ла Валетт обратился к собравшимся: — Сегодня мы одержали небывалую победу. Язычники бежали, и те из нас, кто остался в живых, должны воздать хвалу Господу и унять свое горе, предать земле тела павших и вновь возвести наши стены и обержи. Мусульмане могут вернуться. Ибо война наша извечна, а ненависть безгранична. Между нашими народами никогда не будет любви, как не будет мира между Крестом и Полумесяцем. Где бы мы ни столкнулись, всюду будут разгораться вражда и священная война.

Так гроссмейстер подытожил прошлое и указал планы на будущее. Ничего не изменилось. Великий магистр выжил, орден выстоял, и теперь их законы, жизненный уклад и сам остров в безопасности. Перед Кристианом лежал иной путь — путь обновления, не связанный с восьмиконечным крестом.

Мария ждала его. На лице девушки отразилось беспокойство, сменившееся облегчением. Гарди соскочил с коня, и они заключили друг друга в объятия. Он целовал ее слезы. Многое нужно было отпраздновать и запомнить, а еще больше хотелось сказать. Турки исчезли, а Великая осада стала частью истории. Они оба уцелели и могли теперь встречать рассветы не как солдаты, а как простые горожане.

Девушка теребила серебряный крестик на его шее и шептала возлюбленному:

— Ты победил зло, Кристиан.

— Моя драгоценная Мария, без тебя я бы так скоро не справился.

— Великий магистр жив?

— Жив, и орден благодарит за его спасение. Де Понтье и приора Гарзы больше нет.

— Тогда мы оба выполнили свой долг.

— Ты совершила больше, чем можно было ожидать от благородной леди.

— Я твоя супруга, Кристиан.

— Которая стреляет из аркебузы, обливает недругов горящей смолой и кипятком из котла, выталкивает бочку с порохом назад к вражеским позициям.

— Мы делали то, что должны были сделать…

— Некоторые дожили до сего дня благодаря твоему уходу. Великий магистр Ла Валетт до сих пор возглавляет рыцарей, потому что ты прочла документы о семье Борджиа и узнала об их коварных приемах отравления и убийства.

— Это фра Роберто поделился своими подозрениями и начал искать записи…

— Какое странное хитросплетение людей и событий!..

— Оно свело нас вместе.

— За что я благодарен судьбе.

Кристиан положил голову девушке на плечо и забылся, вдыхая аромат ее кожи. Запах навевал воспоминания: о той ночи, которую Мария подарила ему, прибыв в Сент-Эльмо; о нежности и ласке, которую они разделили в пещере на берегу. Образ возлюбленной отпечатался в глубине его души. Рядом с ней всегда было светло и уютно.

— Почему шевалье де Понтье плел интриги, Кристиан?

— Есть ли объяснение человеческой жажде власти?

— Проявленные здесь героизм и мужество тоже необъяснимы.

— Пока вице-король Сицилии метался в сомнениях, а монархи Европы стояли в стороне, простые смертные вершили судьбу мира. Такое тоже бывает.

— Я оплакиваю тех, кто пал, пытаясь этого достичь.

— Они возрадуются, зная, что мы вспоминаем о них и кто-то из нас уцелел. Мавр, искусный мастер и преданный друг. Юбер, чья робость сгорела в пылу смелости, чье доброе сердце оказалось слишком большим для столь хрупкого тела. Анри, прилежный школяр и истинный госпитальер, прибегавший к силе меча лишь по необходимости.

— Стоит ли наша жизнь их гибели?

— Не знаю. Но они сражались, чтобы не пришлось сражаться нам. Мы обязаны им всем.

— Мы трое.

По лицу девушки промелькнула улыбка, которая сделалась еще шире, едва выражение лица Кристиана изменилось. Мария взяла руку англичанина и положила себе на живот.

— Ты несешь нашего ребенка, Мария?

— Ты сам сказал, что простые смертные могут вершить судьбу мира.

— Свою судьбу мы изменили навсегда.

— Войну сменяет мир, смерть близких сменяет надежда. Мы не станем терять ее.

Гарди медленно опустился на колени и поцеловал живот жены. Он благоговел перед ней, благодарил ее, ребенка, Бога за свое спасение и грядущее будущее. Мальчик, что некогда жил среди корсаров, высадился на Мальте и сражался за рыцарский орден, умер. Его преемник стоял на коленях в пыли перед своей возлюбленной и нерожденным чадом.

Островитяне опасливо наблюдали с берега за проплывавшим мимо османским флотом. Но бояться было нечего. Мустафа-паша стоял на корме, всматривался в удаляющуюся линию горизонта, слушал бой барабана, стоны рабов и скрип весел. Имамы молчали. Им нечего было сказать, и не столь многие могли их услышать. Вот чем оборачивается священная война, когда Аллах не на стороне правоверных. Острова Наварино и Корон, мыс Матапан, мыс Малия, острова Андрос и Саниз — маршрут до Мальты и обратно в Константинополь. Османы ковыляли домой, обгоняя шторма, — величавый вид победителей сменился унылой гримасой беглецов.

Мустафа-паша плюнул за позолоченные поручни. Избавиться от горечи во рту трудно, а стереть вспыхивавшие горестные воспоминания — еще труднее. Видения последней битвы преследовали главнокомандующего. Тысячи людей в воде, которые погибали или уже были мертвы. Мустафа-паша за всю жизнь не видел ничего подобного. Необъяснимым образом его шлюпка пробилась к кораблю, лавируя меж стальных клинков под градом стрел и пуль. Мустафа-паша добрался до своей галеры. Отстающие были брошены на произвол судьбы, и залив Святого Павла огласился их предсмертными криками.

Кроваво-красные блики проникли в сознание Мустафы-паши. В такой цвет окрасилось мелководье, по которому он спасался бегством; такого цвета была бригантиновая куртка Кристиана Гарди. Полководец видел, как пал великолепный серо-стальной жеребец, как молодой пират оплакивал коня, стоя перед ним на коленях. Впрочем, жест человеческой доброты среди ужасов войны вызывал и душе главнокомандующего только гнев. Он хотел напасть и омыть свой клинок внутренностями этого демона, но янычар-телохранитель увел пашу прочь. Предосторожность оказалась своевременной — вновь налетела вражеская кавалерия и принялась убивать его стрелков и разгонять остатки отступавшего войска. Иногда удача попросту выскальзывала из рук.

Ветер усилился, и Мустафа-паша закутался в плащ. Лучше бы судно дало течь и пошло ко дну. Ему суждено пасть ниц перед султаном и предать себя на милость беспощадного тирана. Абсолютное поражение редко одобряется абсолютной властью. Мустафа-паша скорчил гримасу, глядя на бегущие за кораблями темные облака. Он сжимал в ладони кусочек известняка, за который невольно схватился, карабкаясь по грязи после падения. Пройдены многие мили пути, полегло десять тысяч воинов, и единственным его трофеем стал обломок скалы. Полководец отдал за него все.

Прорычав, он бросил камень в волны и смотрел, как тот исчез в мгновение ока. Мечта его так и осталась несбыточной, а Мальта была далеко.

Рев труб, рокот барабанов и залпы пушек возвестили по всей Марсе о прибытии в Биргу армии подкрепления. Гостей ожидало ужасающее зрелище: обгоревшие руины, измученные люди, цепляющиеся за жизнь среди изрытых взрывами пустошей. Христианские галеры стояли на якоре в гавани, содержимое их трюмов перетаскивали на берег, а само их присутствие вселяло покой в сердца ветеранов, переживших осаду. Вскоре прибудет сам вице-король Сицилии, который примется извиняться и заверять в своей верности. Обвинения и упреки растают в обстановке всеобщего праздника.

Гарди услышал позади шум и направил коня к развалинам Сент-Эльмо. Кристиан совершал паломничество в недавнее прошлое, отдавал дань памяти павшим братьям, с которыми разделил те непостижимые и опасные дни. Души воинов сопровождали его, а их голоса звучали в ушах.

Англичанин спешился перед осыпавшимся равелином и побрел к остаткам рва. Запустение и тягостные воспоминания наполняли ум мыслями, темными, подобно пеплу, поднятому сапогами во время ходьбы. Рядом с каждым закопченным искореженным камнем, каждой широкой зияющей брешью проходили схватки, атаки: здесь удавалось передохнуть, здесь погибали воины. А здесь стояли стулья, на которых раненые де Гуарес и его рыцари сидя встречали неизбежное. «Покойтесь с миром, братья…»

Из укрытия выползла жирная крыса и с довольным видом прошествовала мимо груды каменных осколков. Приходили все новые воспоминания, новые сцены страданий и героизма всплывали перед взором. Гарди встал на ту самую разбитую пушку, возле которой во время передышки собирались его солдаты и которая сотрясла кавалерийскую башню, перебив янычар. Тот самый аванпост, где он тайно виделся с Марией, обвалившееся каменное строение, где он снова и снова отражал турецкие атаки. Тот самый вход в часовню, где враги его пленили.

Крыса скрылась из виду. Взгляд Гарди скользнул по испещренному воронками внутреннему двору крепости, пальцы коснулись борозд и вмятин на обломках известняка. Вокруг было тихо и пустынно. Кристиан отыскал ступени и взошел на крепостной вал.

— Сон павших и горечь выживших.

Позади, на расстоянии не более шести футов с пистолетами в обеих руках стоял рыцарь Большого Креста Лакруа. Оттуда он не промахнется.

Гарди медленно повернулся.

— Я не вижу в ваших глазах и тени вины.

— И не увидите.

— Вы стоите там, где на кольях покоились головы моих друзей и собратьев.

— То были не мудрые головы.

— Зато смелые и благородные. — Гарди покосился на дула пистолетов: — К чему вам оружие?

— Я буду казнить вас.

— Значит, де Понтье не был предателем.

— Смерть шевалье де Понтье ничего не меняет. Он и приор Гарза, сами того не ведая, исполнили свое предназначение. Они привлекали к себе внимание, подогревали конфликты и сеяли вражду, под покровом которой я сумел утаить мои истинные намерения и поступки.

— Вы раскрыли себя.

— Я сам выбрал место и время, а мертвецы не выдают секретов.

— Ваши усилия тщетны. Орден спасен, турки бежали.

— Сулейман не станет мириться с поражением. Через год его войско вернется с новыми силами. Стены Биргу и Сенглеа разрушены, рыцари перебиты, а вы с Ла Валеттом будете по разные стороны жизни.

— Вы затеяли долгую игру.

— Есть другой выход?

— Выход — честь, преданность и верное служение, но не предательство.

— И это говорит падальщик, шакал, что бегает за львиным прайдом, питаясь объедками и чужим горем.

— Предатель!..

— Свою родину я не предавал.

— Вы заключили сделку с врагами.

— Турция в союзе с Францией, а Франция враждует с пиратами, которые угрожают торговле и мирному равновесию и навлекают на наши берега гнев самого султана.

— Орден защищает Европу и все христианство.

— Орден защищает только себя и богатеет за счет набегов, пренебрегая чужими интересами.

— Вы были собратом Ла Валетта, неотступно следовали за ним, сражались вместе на Родосе и перенесли знамя святого Иоанна на Мальту.

— Человек способен учиться на ошибках и постичь, в чем состоит его самый главный долг.

— Ручаюсь, исполнение такого долга хорошо оплачивается.

— В 1307 году храмовники стали бесполезны, и король Филипп приказал ликвидировать орден. Так и по приказу короля Франциска I орден госпитальеров должен был сгинуть, а ныне он сам пришел в упадок.

— Вы верите, что султан возьмется защищать границы Франции?

— Мы подписали соглашение.

— Вы едите из одной тарелки с дьяволом.

— Нам виднее, юный Гарди.

Длинные стволы пистолетов наклонились. Мгновение — и грянет выстрел. Гарди внимательно смотрел в лицо старому рыцарю, выискивая намеки, силясь понять, сопоставить с виду невинную внешность с прозвучавшим признанием.

— Ваши раны быстро затягиваются.

— Они поверхностны. Я нанес их себе сам, чтобы попасть в лазарет и не участвовать в битве.

— Там вы и встретили Ла Валетта.

— Там легче было делить с ним трапезу. И вновь травить.

— Вы дали клятву защищать орден и веру.

— Нашими поступками руководят жестокие обстоятельства нынешней эпохи. Мальта принадлежит Испании и находится под покровительством римского папы. Остров не дает моей стране никакой выгоды. Но я дарю его туркам, чтобы мы могли мирно жить и благоденствовать.

— Здесь погибли тысячи, Лакруа.

— Война и жестокость часто ходят парой.

— И вы не раскаиваетесь?

— Я раскаиваюсь лишь в том, что не убил вас раньше.

— Это вы предупредили турок о плывущем в Сент-Эльмо подкреплении? Вы взорвали пороховой склад? А янычары в казематах тоже ваша работа?

— Вы назвали далеко не все.

— Фра Роберто предупреждал, что мотив укажет на злодея.

— Он умен для пьяницы и, как я слышал, хорошо стреляет из арбалета.

— Вы не заслуживаете даже презрения.

— А ваш друг Юбер не заслужил и достойной могилы. Он так легко последовал чужим советам.

— Стреляйте, Лакруа. Я не желаю стоять с вами рядом.

— Что ж, мирская суета и без вас утомительна.

Не дрогнув, Кристиан смотрел на Лакруа. Он подумал о павших и живых воинах, о Марии и ребенке. Что ж, они останутся в живых, а он увидел победу и услышал праздничный звон колокола Монастырской церкви. Страха не было. Крики матери и сестер стихли, а несбывшиеся мечты и надежды юности больше не жгли грудь. Воцарилась тишина. Двадцать два года истекли.

— Вам не избежать наказания, Божьего или людского, Лакруа.

— Мне предстоит увидеть триумф, который вы лишь отсрочили. Молитесь!..

— Отче наш, сущий на небесах…

Раздался выстрел.

Некоторое время Лакруа стоял и смотрел на труп. Как и ожидалось, англичанин умер, преисполненный дерзким безразличием. Достойно уважения. У Лакруа не было личных мотивов убивать Гарди — он лишь пытался упрочить свое положение и устранить опасность. Теперь рыцарь вновь обрел спокойствие. Но совершить предстояло еще многое. А для начала навестить Жана Паризо.

Лакруа направился через крепость тем же путем, что и пришел. Угасающее прошлое не сравнится с переписанным будущим. Лакруа ухватился за поводья и запрыгнул в седло. Гарди там, где ему и должно быть. Он умер и присоединится к собратьям. В радостной суматохе никто не станет совать нос, задавать вопросы и разыскивать рыцаря Большого Креста Лакруа. Жизнь продолжалась. Он еще не довел свое дело и поручение Франции до конца.

Едва рыцарь развернул лошадь — ударил пущенный из пращи камень. Веки Лакруа сомкнулись, а между глаз потекла струйка крови. Всадник рухнул наземь и испустил дух. В последней вспышке сознания он увидел, как мимо промелькнул Люка. Мальчик мчался через форт, окликая и выискивая Кристиана. Наконец Люка поднялся по ступеням. Англичанин неуклюже лежал на боку, лицом к морю, указывая одной рукой в сторону Сент-Анджело. Мальчик опустился перед ним на колени и, наклонившись, опустил веки убитого. Последнее прощание. Люка нежно поцеловал лоб Кристиана, снял серебряное распятие и надел себе на шею. Крестик принадлежал живым.