Я забеременела, не успев завести настоящего бойфренда, и в парнях более-менее разобралась уже после переезда в Иммиту. Один парень оказался женатым, второй геем, третий, очень симпатичный, — выпускником колледжа. Вот только с дипломом по английской литературе работу не найдешь. Он наизусть читал прекрасные стихи, но день-деньской сидел на диване, курил гашиш через кальян и смотрел английские телеканалы.

Когда Лизе исполнилось девять, мы встретили в парке Дэйви. Он выгуливал золотистую лохматую собачку с маникюром и розовым бантиком. Мы с Дэйви болтали на скамейке, а Лиза бросала палочку Присс, собаке его сестры. На первый взгляд Дэйви казался безупречным — хорошая работа, хорошие волосы, хорошее чувство юмора, хорошо целовался. Он водил меня в интересные места и не тащил в постель. В общем, вел себя по-джентльменски, что очень мне нравилось. Еще больше мне понравилось, когда он заявил, что хочет познакомиться с Лизой поближе и занять постоянное место в ее жизни. В выходные мы решили поехать на пляж втроем.

Я собирала на кухне корзину для пикника, Дэй-ви стоял рядом, когда вошла Лиза. Буквально на долю секунды взгляд Дэйви скользнул от меня к моей красавице-дочке с золотисто-каштановыми кудряшками и по-детски аккуратными коленками. В розовом бикини она была чудо как хороша! Я почувствовала слабейший разряд какого-то темного электричества и резкий, нездоровый запах озона.

Р-раз — и все прошло, но я задумалась: мы встретили Дэйви в детском парке, он выгуливал чью-то собаку, всю расфуфыренную, чтобы заинтересовать маленьких девочек. Дэйви представился Лизе, и та доверчиво протянула руку. Моя лишенная отцовской любви девочка улыбалась, желая понравиться дяде.

Внезапно джентльменская неторопливость его ухаживания показалась подозрительной. Беременность в пятнадцать делает осторожнее, но девушки любят, когда их добиваются. Возможно, Дэйви не тот, кого я в нем интуитивно почувствовала, но рисковать своим ребенком я не собиралась ни на секунду. Я отправила Лизу за полотенцами и маслом для загара, а сама тут же выгнала Дэйви. На пляж мы поехали вдвоем.

Я периодически встречалась с мужчинами, но до Лизиного побега так и не влюбилась. Потом появился Лоренс, потом Лиза вернулась ко мне, а он — к Сэнди, но еще долгое время был эталоном, с которым я сравнивала всех своих последующих пассий. Господи, ни один из них Лоренсу в подметки не годился! На неудачных свиданиях я вспоминала, как Лоренс меня смешил, как легко нам было вместе, каким надежным он мне казался.

Секс я не вспоминала.

Когда вернулась Лиза, я положила секс в коробку, засунула далеко-далеко, а сверху навалила тысячу других коробок, чтобы крышка ненароком не поднялась. Я стала исключительно Боссом, то есть мамской мамой, как говорит Мози. А сейчас? Мы с Лоренсом проделали всякое на его озаренной солнцем кровати, секс прорвался сквозь закрытую крышку, сквозь коробки и учинил мне внутри шикарный бардак. Теперь я не могла не вспоминать.

Шел мой лихой год; как по часам, каждые пятнадцать лет Господь заявлялся ко мне. На этот раз оказалось хуже всего. Только секса, вырвавшегося на волю, великого, живого, буйного, мне не хватало. И это не сорняк — дернул и вырвал с корнем. Это толстенная оболочка желания, вокруг каждой моей кости.

Я проходила мимо цветка в горшке на своей кухне и вспоминала запах цветка на кухне Лоренса: ароматом листьев я наслаждалась, когда он уложил меня на стол и прильнул к моим губам. В банк пришел мужчина обналичить чек, подаренный на день рождения его ребенка, так я трижды пересчитывала деньги, потому что его крупные руки, грубые пальцы и аккуратные ногти были точь-в-точь как у Лоренса. Я вспоминала, как те руки сжимали мои, когда Лоренс двигался глубоко во мне, когда мы лежали на его кровати и пожирали друг друга глазами. Стоило услышать куплет песни, под которую мы занимались любовью, или похожей на нее, я замирала и чуть подавалась вперед, как от удара в живот, оглушенная внезапным, диким желанием.

А этот ублюдок мне даже не позвонил.

В ответ на вопрос «Что нового в школе?» Мози все чаще смотрела на меня так, будто застукала меня за пожиранием котят. Теперь у нас постоянно толклись Реймонд Нотвуд и ее новая подружка, которую она представила как Патти. Фамилию Мози не назвала, но я не первый день живу в Иммите и Утингов узнаю сразу. Увидев бледную, худую Патти, я сразу подумала: «Господи, у этой девочки глисты!» Впрочем, Патти мне понравилась: она очень мило улыбалась, а стоило потрепать ее по голове, млела, как стосковавшаяся по ласке сирота. Одному богу известно, что творится у нее дома, но я напомнила себе: Новин Утинг была Лизе куда лучшей подругой, чем Мелисса Ричардсон, которая росла в самой богатой семье Иммиты.

В четверг Рик Уорфилд приезжал допрашивать Лизу. Она смотрела в пустоту, ни на что не реагировала и хорошо хоть слюни не пускала. Уорфилд ничего не добился, но видеть его в своей гостиной и слушать, как он донимает Лизу вопросами о костях, было нестерпимо. Потом он попросил разрешения поговорить с Мози, и отказать ему я не смогла.

Мози пришла мрачная, плюхнулась в кресло напротив Уорфилда, нахохлилась и помрачнела еще сильнее.

— Из окна твоего шалаша отличный вид на лес, а? — начал Уорфилд. — У вашего дома никто не околачивался?

Неужели Уорфилд думал, что закопавший кости тайком их навещал?

— В смысле, шизик какой? — переспросила Мози, корча из себя дурочку.

— Кто угодно.

— Однажды я видела, как Джек Ольсен и Ларри Дарт курят у леса марихуану.

Уорфилд вздрогнул. Ларри Дарт — его племянник, и по вызывающему наклону Мозиной головы я поняла, что она в курсе. Шериф спешно закончил разговор и ушел расстроенный. Думаю, он направился к своей сестре. У меня засосало под ложечкой: про марихуану Мози, скорее всего, сочинила, но точно я определить не смогла. В первый раз не смогла. Обычно Мози врет, как трехлетка — делает огромные глаза, ковыряет землю носком, жует нижнюю губу, словно жвачку. Неужели научилась врать без запинки? У меня аж мурашки по спине побежали. Чему еще научит ее лихой год?

Один за другим пролетали дни, но все было по-прежнему: безучастная Лиза, непроницаемая Мози, неустановленный бассейн, терзающие глухое дело копы и растерянная я.

Однажды, отработав самый длинный в истории человечества вторник, я вернулась домой и заглянула к Лизе. Боже милостивый! Казалось, из туч, собравшихся под потолком ее комнаты, на землю пролился дождь глянцевых фотографий. Лиза вытащила фотоконтейнеры из-под кровати, вывалила снимки и расшвыряла по комнате. Теперь она сидела посреди фотоморя, опустевшие контейнеры валялись на боку и вверх ногами, словно опрокинутые штормом лодки. Снимки лежали целыми кучами, большей частью изображением вверх. Наповал сраженная бардаком, я беспомощно их разглядывала. Вот кокон цикады на сочной траве, вот башенка из красных шашек, вот яркий резиновый сапог в луже.

Глаза болели: я же целый день пересчитывала засаленные купюры. Сил не было даже форму снять. Хотелось разогреть замороженную лазанью в микроволновке и выпить огромный бокал вина, чтобы оглушить нутро. Теперь же мне предстояло добрых два часа ползать на коленках, чтобы сложить все фотографии стопками, иначе в контейнеры точно не войдут. Лиза довольно улыбалась — какое там, чуть ли не сияла. Из-за ее спины выглядывал Заго. Маленький уродец буквально источал чувство вины, а на встревоженной морде было огромными буквами написано, что он припрятал какашку-другую среди этого бардака.

— Босс, ко мне! — Лиза позвала меня, как собаку, и поманила здоровой рукой.

Я подняла палец — подожди секунду, — повернулась к коридору и заорала:

— Мози Ива Джейн Грейс Слоукэм!

Месяц назад, услышав такой вопль, Мози рысью примчалась бы. Сегодня они с Реймондом Нотвудом и Патти сидели в гостиной и играли в техасский покер на «Скитлс», поэтому ответа не последовало.

Я позвала ее снова — орала так гневно, что посреди длинного имени сорвался голос. Через минуту в коридоре раздались неторопливые шаги.

— Босс, у меня тут гости! — напомнила Мози громким мелодраматическим шепотом.

— Ты хоть раз к маме заглядывала?

Мози приблизилась, увидела бардак, и глаза у нее на лоб полезли.

— Ух ты! Вот это да! — пробормотала она.

— Вот-вот. Заботься о Лизе сама, раз миссис Линч домой отсылаешь.

— Лиза спокойно лежала, — обиженно заныла Мози. Обиженно ныть она научилась, как доросла до подростка. Когда-то в таком тоне она общалась только с Лизой. Теперь Мози вкрадчиво шепчет маме на ушко, а нытье достается мне.

— За Лизой мы должны следить вместе, — заявила я. — Если не успеваешь ухаживать за мамой и развлекать друзей, по-твоему, что придется вычеркнуть?

Мози надулась, как обозленная жаба.

— Вообще-то не я проморгала, как Лиза сбежала и поперлась на дорогу.

Я глянула через плечо на Лизу, нетерпеливо ерзавшую в фотосупе. Она снова махнула мне здоровой рукой и повторила:

— Босс, ко мне!

— Погоди, Кроха. — Я шагнула к порогу и поволокла за собой Мози. — Еще одно слово — и запру тебя в твоей комнате. Я не проморгала Лизу…

— Я имела в виду миссис Линч. — Мози закатила глаза. — Господи!

Я тут же прикусила язык.

— Стоп. Лиза опять убегала из дома?

— Ага, сегодня. Мы наткнулись на нее по дороге из школы. Она была на полпути к Вудленд-стрит.

Я насторожилась еще сильнее: в том же направлении Лиза брела и когда при мне из дома выбралась.

— Что же ты молчала?

— Ты же только с работы вернулась. Знаешь, Босс, по-моему, это не впервые. — Мози чуть подалась ко мне, и я почувствовала, что мы с ней снова одна команда. Наконец-то! Черная кошка пробежала между нами в день, когда я велела Тайлеру Бейнсу срубить иву. Теперь я страшно жалела, что не послушала Мози. Надо было обнести забором передний двор и поставить бассейн туда. — Когда мы привезли маму домой, миссис Линч спала перед телевизором. Проснулась и давай ворчать: что поделать, Лиза такая хитрая, только отвернешься или пописать отойдешь, она сразу сбегает. Я поняла, что Лиза сбегала уже не раз, но миссис Линч нам не говорила.

— Что за… — Я чуть не выругалась. Да, за три доллара в час нормальные сиделки не работают.

— Угу, без мата про нее не скажешь, — вздохнула Мози.

— Завтра с утра потолкую с ней. — Я замялась, желая продлить момент.

Увы, продлить момент хотелось только мне. Мози потупилась, словно ей претило соглашаться со мной даже в этом.

— Это все? У нас партия в самом разгаре.

Мози не дождалась моего кивка — развернулась и убежала к друзьям. Так развалилась наша команда.

Я вернулась в Лизину комнату, и, едва переступила порог, Заго испуганно тявкнул и спрятался за Лизу.

— Прекрати, а? — взмолилась я, но очень мягким голосом.

Если не ворковать и не сюсюкать, глупый пес начинает дрожать, зато с Лизой у них взаимная любовь. Глядя, как Заго жмется к Лизе и как старательно Лиза гладит его инсультной рукой, я поневоле проникалась к этому крысоиду. Когда он только появился у нас, Лиза инсультной рукой почти не шевелила.

В комнате царил хаос, но я решила, что уборка подождет. Хотелось расслабиться и вином приглушить мысли о несуществующем, черт его дери, сексе с Лоренсом, хотелось поговорить с Мози наедине, наконец пробить лед отчужденности, который вот-вот превратится в стену, но все это тоже подождет. Лиза явно что-то задумала, так же как в доме Сэнди и в квартире Лоренса. Побегами к Вудленд-стрит и морем фотографий Лиза пыталась достучаться до меня и что-то сказать.

— К чему ты хочешь меня подвести? — спросила я, сев возле дочери на корточки.

Вместо ответа Лиза здоровой рукой протянула мне несколько фотографий. Я расчистила место рядом с ней, опустилась на пол и просмотрела снимки. Вот чайная чашка. Вот рюмка на оранжевом табурете (это явно сняли в «Вороне»). Вот фужер, до краев полный молока. Вот кофейная кружка…

— Понятно, емкость, стакан, — проговорила я, отложив фотографии.

— Ста-кан! — с радостным облегчением повторила Лиза. — Ста-кан! Ста-кан!

Я накрыла Лизину ладонь своей, чтобы немного успокоить.

— Так, речь о стакане. Что именно ты хочешь сказать про стакан?

Из-под здоровой ноги Лиза вытащила еще несколько фотографий. Я просмотрела и их. Яркая древесная лягушка; кожа, сброшенная змеей на дюне; повязка на глаз с черепом и костями — это от старого костюма Мози на Хэллоуин; букет блеклых цветов и, наконец, Лизина рука с аккуратным маникюром. Последний снимок меня удивил. Стопы Лиза всегда шлифовала пемзой, красила ногти на ногах в летние цвета, а вот маникюр никогда не делала. На фотографии Лиза повернула кисть к объективу, словно хвастаясь кольцом, хотя оно было сломано — синий камень сидел криво и наполовину вылез из оправы.

— Снимки обозначают слово? — растерялась я.

Лиза раздраженно шлепнула по фотографиям в моей руке.

— Ста-кан! — повторила она.

Я снова просмотрела снимки. Стакан с лягушкой. Стакан с цветами. Стакан с пиратской повязкой. Без толку.

В дверях возникла Мози:

— Босс, можно Патти с нами поужинает?

— Не знаю, — рассеянно ответила я. — Сейчас рано темнеет.

Разумеется, это не было категоричным «нет». Реймонда Нотвуда я без проблем отсылала домой: пусть его мать ужином потчует, но одетая в обноски Патти вдыхала запах картофельного супа и мясного рулета, словно аромат французских духов, и во мне просыпалось чуть ли не животное желание ее накормить. Только как она потом на своем раздолбанном велосипеде вернется в Утятник? Солнце-то впрямь уже сядет.

Судя по вкрадчивому голосу, Мози очень хотела, чтобы Патти осталась.

— А если и Роджер с нами поест, он ее отвезет…

— Не видишь, я занята!

— Явно не уборкой, — отметила Мози. — Пожалуйста, позволь им остаться! — взмолилась она и чуть тише добавила: — По-моему, Патти очень голодная…

Меня проняло.

— У нас только замороженная лазанья и салат.

Мози ухмыльнулась, понимая, что это значит «да». Я решила воспользоваться ее временной благосклонностью.

— Раз ты здесь, включи свет и на секунду посмотри сюда. — Я вынесла Лизины фотографии в коридор и разложила на полу. — Вот, по-твоему, какая связь между этими снимками?

— В смысле? Эти фотки Лиза выбрала?

Я кивнула, и заинтригованная Мози опустилась рядом со мной на колени.

— Зачем она их выбрала?

Байку я сочинила мгновенно.

— Это новый вид лечения для тех, у кого после инсульта нарушилась речь.

Мози подозрительно нахмурилась.

— Теперь ведь неизвестно, когда нам поставят бассейн. Сегодня я весь обеденный перерыв искала в «Гугле» другие варианты. Этот на «Ю-тьюбе» увидела.

— Не «Ю-тьюб», а «Ютуб», хотя неважно. Порядок картинок имеет значение? — Мози ткнула пальцем в древесную лягушку: — Лягушка… может, это подлежащее? Ну, как в схеме предложения. Роджер! — закричала она так неожиданно, что я чуть не подскочила, а Заго, подползший к двери посмотреть, чем мы заняты, сбежал обратно к Лизе. — Роджер, иди сюда!

Крик Мози прозвучал совсем как Лизино «Босс, ко мне!». Я невольно улыбнулась: она наша девочка, пусть даже ее гены утверждают обратное.

— В любых шарадах и головоломках Роджер — просто гений, — куда тише пояснила Мози.

Реймонд Нотвуд явился вместе с Патти, которая мялась и жалась, словно не знала, ждут ли ее здесь.

— Глянь, — пригласила Мози. — Босс думает, эти фотки что-то обозначают. Их Лиза выбрала.

Я заглянула к Лизе. Она тихо сидела на полу и здоровой рукой гладила крысобаку.

— Здрасьте, Босс. — Патти называла меня так же, как Лиза и Мози.

— Опа, это что, зашифрованное послание? — Реймонд Нотвуд плюхнулся на колени, его огромные глазищи от любопытства казались еще больше.

Патти протиснулась по стеночке мимо него и встала рядом со мной.

— Нет! — чересчур громко выпалила я, но тут же выдавила улыбку и понизила голос: — Лизина задача — выбрать из множества фотографий связанные между собой. Это помогает ее мозгу восстановиться. Но какая связь между этими фотографиями, я не понимаю.

— Все равно класс! — восхитился Реймонд. Он разложил снимки на полу, как карты для пасьянса. — Ой, это кольцо Макиавелли! — Он показал на фотографию Лизиной руки.

— Какое кольцо? — переспросила я.

— На руках мама ногти не красит, — вставила Мози, пододвигаясь ближе.

— Это и меня удивило, — сказала я, — но что за кольцо Макиавелли?

— Видите, как камень выступает из оправы? Под ним секретное отделение, полость для ядов, типа того, — пояснил Реймонд Нотвуд. — Ну, в эпоху Ренессанса Медичи и другие любители убивать прятали яд под камень, потом незаметно открывали отделение и бросали яд в чужое вино. В смысле, при дворе.

— Секретное отделение… На других фотографиях ничего, обозначающего секретное место, я не вижу.

Я снова глянула на Лизу: она так и сидела на полу, устроив Заго на коленях. Лиза никак не отреагировала или она просто меня не слышала?

Щеки Мози чуть порозовели.

— С какой радости маме показывать тебе фотографии секретного места? У нее такого нет!

— Я и не говорю, что есть, — примирительно сказала я. Зачем только я обратилась к ней за помощью? Вдруг расшифруем Лизино послание, а я не смогу подогнать его под новый вид лечения?

Реймонд стоял с задумчивым видом и, наклонив голову, смотрел на Мози. Увидев, что я за ним наблюдаю, он густо покраснел и снова сосредоточился на фотографиях: дважды их перекладывал, менял порядок. А потом легонько постучал по снимку с кольцом и удовлетворенно хмыкнул.

— Понял! — Он гордо улыбнулся Мози, кичась соображалкой, как павлин — хвостом. — На фотке с кольцом смысл не в лаке и не в секретном отделении. Видите лягушку? Яркую окраску имеют только ядовитые, чтобы птицы понимали: их есть нельзя. Я про это на канале «Дискавери» смотрел. Змеиная кожа обозначает змеиный яд, тут все очевидно. А здесь… — он махнул снимком с повязкой на глаз, — дело совсем не в пиратах, а в черепе и костях. Такие значки ставят на моющих средствах, чтобы неграмотные люди щелочи не наглотались. — Реймонд чуть не дрожал от гордости, и Мози наградила его улыбкой обожания. Он поднял фотографию с бледными цветочками: — Не знаю, что это за цветы, но готов поспорить, они смертельно ядовиты.

— Нет, — тихо сказала Патти.

— Ты знаешь это растение? — удивился Реймонд. — Оно точно не смертельно? Потому что на других фотках все смертоносное.

Глаза Патти сияли из-под растрепанной челки: она радовалась, что смогла быть полезной, и это здорово. Я ободряюще похлопала ее по икре, Патти вспыхнула и с торжеством проговорила:

— Не, от этих цветочков не помрешь, но от них лучше держаться подальше. Они… это ядовитый плющ.

— Бинго! — воскликнул Реймонд Нотвуд, отступил на шаг, и Патти дала ему пять. — Яд. На всех этих картинках яд!

Реймонд говорил громко, и Лиза застучала кулаком по полу, крича: «Да, да, да!» Заго лаял в такт стуку.

— Я же говорила, что он гений! — Мози восторженно улыбалась Реймонду, будто сама его и изобрела.

— Отлично. — Я тоже улыбнулась, стараясь не показывать, что хочу поскорее от них отделаться. — Пожалуй, я еще поработаю с Лизой, нужно ковать железо, пока горячо. Мози, веди гостей на кухню. Грейте лазанью и ужинайте.

— Ага, — кивнула Мози и двинулась на кухню, Реймонд Нотвуд — следом, на ходу предложив мне:

— Появятся непонятки, сразу зовите меня.

Патти чуть замешкалась.

— Ты умница! — улыбнулась я девочке. — Если честно, никогда даже не подозревала, что ядовитый плющ цветет.

Патти вспыхнула и побежала за друзьями. Я покачала головой. Заго оказался не единственным беспризорником, которого Мози привела к нам в семью.

Едва избавившись от детей, я подползла на коленях к Лизе.

— Ядовитый стакан? Яд в стакане? Или отрава? В стакане отрава?

— В ста-кане от-рава, — чуть неразборчиво, но очень твердо выговорила Лиза. Ее здоровый глаз ликующе засиял.

— Это связано с Мози? — спросила я, понизив голос до чуть слышного шепота. — Ты кого-то отравила, чтобы украсть Мози?

Лизины губы беззвучно шевелились, я знала: у нее в голове тысяча разных мыслей, но она смогла лишь повторить:

— В ста-кане от-рава!

Я непонимающе покачала головой, и Лиза резко, с раздраженным кулдыканьем выдохнула из себя воздух.

— Нет, нет, я попробую сообразить. Когда убегала из дома, ты куда-то меня вела, так? В место, связанное с отравой и стаканом…

— В ста-кане от-рава, — по-прежнему чуть невнятно повторила Лиза. Теперь у нее были нужные слова, и она хотела объясниться.

— Кого отравили? — чуть иначе спросила я. — Кого отравили из того стакана?

Лизины глаза наполнились слезами, здоровый чуть быстрее. Это слезы радости или отчаяния? Я наконец задала правильный вопрос или, наборот, совсем неправильный? Лиза оторвала здоровую руку от головы Заго, прижала ладонь к своей груди и трижды постучала. Слезы ручейками потекли по ее щекам, одна упала на Заго — он взглянул на Лизу и тоненько, жалобно завыл.

— Тебя? — удивилась я. — Тебя отравили?

Лиза стучала не переставая.

Сразу появилась тысяча новых вопросов. Где, когда, как, при чем здесь Мози, но тут в голове что-то щелкнуло, и кое-что я поняла сама. Стакан, отрава, побеги к Вудленд-стрит. К Вудленд-стрит Мози поворачивала сразу за нашей улицей, когда ходила в школу Кэлвери.

— На проклятой гавайской вечеринке в честь окончания учебного года… Когда у тебя инсульт случился… В Кэлвери… — Моя рука потянулась к инсультной Лизиной и скользнула вверх к пораженной части ее красивого лица. — Хочешь сказать… Неужели тебя там отравили? Намеренно?

По Лизиным щекам струились слезы. Она плачет от радости. Значит, я права.

— В ста-кане от-рава! — сквозь слезы ликовала она. Сейчас эти два слова принадлежали Лизе, вне зависимости от того, отпечатаются они в ее сознании или снова сбегут.

— Кто это сделал? Кто?

Сжав Лизины плечи, я смотрела, как она погружается в глубины своего сознания, разыскивая имя. Моя голова работала в турборежиме, сердце тоже неслось бешеным галопом. Интуиция не обманула меня в тот вечер: на школьном празднике Лиза должна была с кем-то встретиться. Она принарядилась, накрасилась, не сказала, что у нее есть деньги на учебу Мози, а намекнула, что их получит. С мужчинами Лиза всегда играла на грани фола, в основном потому, что играла не с теми. Секс стал для нее средством для достижения цели, и я давно беспокоилась, что она разводит какого-то женатика на деньги.

Вдруг Лиза не просто разводила женатика? Раз они встречались тайком, она могла запросто попросить любовника оплатить учебу Мози. Получается, Лиза скорее шантажировала, чем разводила.

Я читаю триллеры, детективы про настоящие преступления тоже читаю и могу сказать, что именно такой шантаж толкает спокойных, внешне безобидных мужчин на убийство. Женатый человек, столп общества, запросто пожертвовал бы Лизиной жизнью ради собственного спокойствия и благополучия.

— Это Стив Мейсон? — спросила я, поскольку буквально за минуту до инсульта Лиза обвивала его, как свое персональное дерево.

Лиза удивленно на меня посмотрела, издала «нет»-звук и закрыла глаза — то ли подбирала нужное имя, то ли просто устала.

В моей памяти отпечаталась каждая секунда того ужасного вечера. Я помнила, как Лиза уронила стакан, как остатки вёрджин колады обрызгали лодыжки женщины в серебристых сандалиях. Сейчас пенистый коктейль казался куда страшнее и опаснее. Тогда я протиснулась сквозь толпу, подняла стакан и понюхала, решив, что Лиза пила алкоголь. Уловила я лишь кокосово-ананасовый запах, совсем как у масла для загара. Вдруг дикое количество сахара маскировало что-то горькое и небезопасное? Куда потом делся стакан? Я бросила его на землю? Оставила там?

Все, что случилось после Лизиного падения, шок и ужас превратили в расплывчатое пятно. Карета скорой помощи. Больница. Я вышвырнула тот стакан? Бросила на землю?

Я помнила девочек из танцевальной группы поддержки в топах из кокосов поверх бежевого балетного трико. Видимо, Клэр Ричардсон решила, что им лучше казаться калечными, чем шлюхами. Девочки разносили коктейли и печенье с макада-мией, раздавали гостям большие плетеные сумки с распечатками, фруктовыми мини-десертами и купонами на десятипроцентную скидку в «Таргет корпорейшн», ну, чтобы купить рюкзак на следующий год. Я пришла с парадным клатчем, который сунула в ту плетеную сумку. Пока ехали в больницу, я бездумно прижимала ее к груди. А потом? Неужели выбросила сумку, полную купонов и бесплатных десертов? На меня это не похоже.

— Жди меня здесь! — велела я Лизе, что, конечно, бред. Можно подумать, она воспользуется моментом и удерет на танцы.

Мози и ее друзья громко смеялись на кухне, а я пронеслась по коридору, влетела в свою комнату и распахнула дверцу шкафа. В шкафу у меня катастрофический бардак. Парадный клатч мирно пылился на верхней полке, дожидаясь, когда я найду повод его выгулять. Внизу скопились целые горы хлама. Я швыряла на пол коробки из-под обуви и белье, пока моя комната не стала один в один как Лизина.

Дешевая плетеная сумка с гавайской вечеринки лежала в дальнем углу и смялась настолько, что прутья с одной стороны даже разъехались.

Из меня залпом вылетел воздух. Я надеялась, надеялась так сильно, что едва не унизила себя до молитвы, и наконец заглянула в сумку. Стакан я увидела сразу. Вот он помятый, между фруктовым мини-рулетом и брошюрой о программе «Скакалка для здорового сердца».

Как любительница детективов я знала, что стакан трогать нельзя. В сумке валялся карандаш с рекламой автоцентра Нотвуда, им я и подцепила мятый край стакана.

Выудив стакан из сумки, я подняла его повыше и на самом дне, прямо по внутреннему шву, разглядела колечко белого порошка. Колени задрожали, и я опустилась на кровать.

Надежда и клокочущий гнев разрывали меня на части. Надежда — потому что последствия отравления проще вылечить; гнев — потому что какой-то ублюдок хотел убить мою девочку. В самой глубине души таилась непонятная радость. Я всегда считала, что инсульт — запоздалое наказание за Лизину страсть к наркотикам, а в появлении этой страсти винила себя. Будь я строже, настойчивее, взрослее… Но вдруг в этом бумажном стаканчике доказательство того, что Лиза пострадала не из-за моей материнской никчемности?

Я сидела на кровати и дрожала, убеждая себя, что чувствую лишь надежду, гнев и радость.

Только было еще одно неуправляемое чувство — прямо под кожей горело желание. Оно сжималось и разжималось вместе со всем телом. Стакан и засохшее колечко вёрджин колады — самый настоящий вещдок. Вещдоками занимаются копы, а тайком и неофициально мне согласится помочь лишь один. Кровь разогналась, заклокотала внутри, а сердце стучало в такт собственному дурацкому имени.

Стакан я временно оставила на тумбочке. Нужно было спрятать его в пакет с застежкой, но такие у меня на кухне, и сначала я заглянула к Лизе, чтобы поднять ее с пола. Она сидела в той же самой позе, а вот Заго убежал на кухню, соблазнившись ароматом лазаньи.

На мое возвращение Лиза не отреагировала, и усаживать ее в коляску пришлось собственными силами. Я пыталась завладеть ее вниманием.

— Лиза, мне нужно узнать, кто это сделал. Мне нужно имя.

Но большие глаза смотрели не на меня, а вдаль, то ли за стену комнаты, то ли за наш дом, то ли на другой конец света.

В шелесте Лизиного дыхания послышалось что-то осмысленное, и я склонилась к ее к губам.

— Детка, пожалуйста, скажи его. Скажи имя.

Лиза глубоко вдохнула, и вместе с выдохом прозвучало имя. Имя из далекого прошлого. Его услышать я совершенно не рассчитывала.

— Мелисса.

Я чуть не подавилась воздухом и схватила Лизу за плечи:

— Лиза, когда ты видела Мелиссу Ричардсон? Лиза!

Она не ответила.

Я легонько ее встряхнула и спросила снова:

— Кто тебя отравил?

Лизины глаза закрылись, но здоровая рука стиснула мое запястье.

— Мелис-са, — громче и четче повторила она.

Значит, ошибки тут нет.