Звякнул колокольчик над входом в магазин. Оливия раскладывала запасы товаров в подсобном помещении. Она отставила в сторону коробку ароматических свечей, затем проскользнула через завешенный бусинками проем и увидела Бенца, пробирающегося по узкому проходу, заставленному корзинами с ладаном, шариками для ванн и свечами.

– Заранее закупаетесь на Рождество? – спросила она.

Он взглянул на пятидюймовую хрустальную пирамидку. Рядом с ней был маленький японский песочный сад. На следующем столике стоял крошечный водопад.

– Думаю, я пас.

– Могу предложить вам по низкой цене слегка использованные карты Таро, – поддразнила она, не в состоянии перестать соблазнять его, в то время как он слегка задел плечом серебряную звезду музыкальной подвески. Колокольчики мягко зазвонили на фоне игры ситара, доносящейся из динамиков, установленных на самых высоких полках.

– Как-нибудь в другой раз.

– Я так понимаю, это не просто дружеский визит, – сказала она, читая серьезное выражение в морщинках на его лице. Внезапно она поняла. – Вы поймали этого парня, – предположила она, испытывая слабую надежду и складывая пальцы крест-накрест.

– Нет, но, похоже, мы сможем опознать тело.

– Чье?

– Не могу сказать. Пока мы не будем знать точно и не известим семью.

– Тогда зачем вы здесь? – спросила она, и вдруг на долю секунды ей пришла в голову глупая мысль, а не хотел ли он просто увидеться с ней, и ее сердце забилось сильнее. Она вспомнила поцелуй в ее доме и подумала, произвел ли он такой же эффект на него.

Он засунул руку в карман и вытащил конверт из манильской бумаги. Внутри находились цветные копии фотографий дюжины женщин. Всем им было между двадцатью пятью и тридцатью пятью, одни улыбались, Другие нет, все были привлекательными и, по-видимому, в хорошей физической форме. Он протянул снимки Оливии.

– Все эти женщины пропали? – в ужасе спросила она. О господи, пожалуйста, скажи, что это чудовище их не убило.

– Нет. Просто мне хотелось бы знать, не похожа ли одна из них на тех, кого вы «видели» в своих видениях.

– Что? – спросила она, затем поняла. – А, понятно. Вы проверяете меня, да? – Она была разочарована. – Скептик во всем, не так ли?

– Приходится.

– Уж наверное. – Она принялась просматривать снимки, внимательно вглядываясь в каждое лицо, и остановилась, когда дошла до широко улыбающейся смуглой женщины в бикини. – Кажется... я видела ее раньше, – сказала она в замешательстве. – Но она не та... О господи. – Ее сердце едва не остановилось, когда она посмотрела на снимок, на котором девушка держала теннисную ракетку. На нее накатила холодная волна узнавания. – Она, – прошептала Оливия, роняя остальные снимки, словно они жгли ей пальцы. – Это женщина, которую он называл «Сесилия». Я в этом уверена. – Перед ее мысленным взором снова появились жестокие сцены, когда коленопреклоненная женщина умоляла, отчаянно цепляясь за облачение священника. У Оливии начали подгибаться колени, и ее чуть не стошнило. Она перевела дух и тяжело оперлась о прилавок. Бенц не зевал и схватил ее за локоть.

– Спокойней, – произнес он. Дверь открылась, и в магазин с сумкой вошла Тавильда.

– Эй! Ливви, с тобой все в порядке? – спросила она, быстро проходя по проходу и звеня браслетами. – Кто вы такой, черт возьми? – Ее черные глаза устремились на Бенца.

– Все в порядке. Он...

Бенц показал значок.

– Рик Бенц. Полиция Нового Орлеана.

– Полиция? Что случилось? Нас ограбили или что? – спросила Тавильда.

– Госпожа Бенчет помогает нам в расследовании.

– В каком расследовании? – Тавильда округлила глаза. Затем их взгляд сузился на Оливии. – Ты мне ничего не говорила ни о каком расследовании. Что происходит?

– Она не может сейчас это обсуждать, – сказал Бенц. – Вообще-то было бы очень неплохо, если бы вы присмотрели за магазином, пока я наедине поговорю с госпожой Бенчет. – Он взглянул на Оливию. – Я угощу вас чашечкой кофе?

Оливия высвободила руку из хватки Бенца.

– Она арестована? Разве вы не должны зачитать ей ее права, а?

– Нет, – ответил Бенц.

– Все в порядке, Тавильда. – Оливия выдавила улыбку. – Если ты не возражаешь, то мне все же следует с ним поговорить.

– Еще как возражаю. Я расстроена тем, что ты ничего мне об этом не рассказывала, – резко произнесла Тавильда. – Я знала, с тобой, девушка, что-то происходит. В последние дни ты вела себя как-то странно, и я решила, что это, наверное, связано с визитом твоей мамы, но ведь дело не только в этом, да? – Она окинула Бенца оценивающим взглядом темных глаз. – Ладно, иди. – Взмахом своих длинных пальцев она показала, что Оливия и Бенц могут уходить. – Я тут справлюсь, у тебя и так скоро перерыв. Так что делай что нужно, только не скрывай от меня ничего, хорошо?

– Даже и не думаю об этом, – растягивая слова, ответила Оливия. – Так что за мной история.

– Их за тобой миллион, но кто считает?

– Ты. Все до единой.

– Ну, может быть. – Тавильда закатила глаза. – И я намерена их услышать.

– Услышишь, – настойчиво произнесла Оливия, затем обратилась к Бенцу: – Дайте мне минутку взять вещи. – Она скользнула через завешенный бусинками проем в подсобное помещение, потом в кабинет, где в шкафчике лежала ее сумочка. Одним движением она сняла свою куртку с латунного крючка и просунула руки в рукава. Поправив рукой прическу, она прошла мимо коробок с товаром, который еще предстояло занести в каталог и рассортировать, затем снова вышла в торговый зал.

Бенц ожидал у витрины с высушенными головами аллигаторов, щеголяющих в шапках Санта-Клауса.

– Идеально подходят для людей, придирчивых к подаркам, – пошутила Оливия, когда он придержал для нее дверь. Вместе с порывом холодного ветра в магазин зашли две пожилые женщины.

– Я вспомню об этом в сочельник, когда пойду по магазинам. Тетя Эдна такая привереда в отношении подарков. Я вот думал подарить ей шоколад или новую пару тапочек, но готов побиться об заклад, что на самом деле ей очень понравится голова аллигатора в красной шапке.

– А кому она может не понравиться? – Оливия засунула руки в карманы куртки. Запах реки был густым, а ветер холодным и влажным. – Значит, вы пытались устроить мне ловушку? – спросила Оливия, когда они шли в сторону Декейтер-стрит. Тротуары были заполнены пешеходами, входящими и выходящими из магазинов и ресторанов. Машины, грузовики и запряженные мулами коляски наполнили улицы. На углу неподвижно стоял уличный мим. Перед ним лежала перевернутая шляпа с несколькими долларами и монетами, являясь открытым приглашением для пожертвований.

– Я просто хотел убедиться, что мы на правильном пути.

– Та женщина с теннисной ракеткой, это она.

– А другая? Откуда вы ее знаете?

– Я ее не знаю, – ответила она, задумавшись. Мимолетные образы женщины, разрозненные фрагменты проносились у нее в мозгу. – Ее образ в моей памяти не такой отчетливый, но у меня такое чувство, что я видела ее раньше. Да, в моих снах. Кажется, этим летом, когда я была здесь и заботилась о бабушке. У меня было несколько кошмаров. О ней. Все это было отдельными фрагментами, частичками, но... я уверена, это она и есть. Кто-то брил ей голову... разложил ее на полу... и душил.

Бенц привел ее в кафе, в котором предлагали хороший кофе и напитки покрепче. Они сели за столик у окна, откуда через стекло была видна улица. Столик освещался мерцающим пламенем свечи в фонаре.

– А кто душил эту женщину, тот же самый священник?

– Не знаю, – призналась она. – Как я уже говорила, я видела лишь обрывки.

– А парень в склепе с женщиной, которую оставили умирать с голоду?

– Я же говорила, что точно не знаю. – Она покачала головой, когда официантка, приняв их заказ на кофе, двинулась к следующему столику. – Скорее всего, это он и есть. Но я не помню священника... просто... было что-то одинаковое в этом... кроме перепуганной женщины, было... ожерелье или цепочка. Как то, которое я видела на днях, то, которое он оставил на головке душа. – Она вздрогнула от этого воспоминания, запаха страха и дыма. Затем бросила взгляд на Бенца, сидящего напротив. Черты его лица были в тени, теплый свет свечи играл на его коже. Глаза его были темно-серыми. И напряженными. В них читалось подозрение, и тем не менее... в их стальной глубине читалось еще какое-то чувство. Тогда она не вспомнила о цепочке, но сейчас это казалось важным. – Вы должны мне поверить, Бенц. Я ничего не выдумываю. Я бы не смогла.

– Знаю. – Он кивнул, когда ставили кофе.

– Что-нибудь еще? – спросила жующая жвачку официантка, девушка лет восемнадцати. Бенц посмотрел на Оливию:

– Хотите что-нибудь?

– Нет... спасибо. – Она взяла чашку, и официантка, Щелкнув жвачкой, неторопливо отошла. – Ну? Я прошла проверку? – спросила она, когда Бенц откинулся на стенку кабинки. – Я говорю о фотографиях. Я выбрала те?

Он кивнул. В кафе позвякивали чайные ложки и слышались негромкие разговоры.

– В самую точку.

– Поэтому теперь вы думаете: В чем же связь? Не может быть, чтобы она действительно обладала экстрасенсорным восприятием или как там это еще называют. Поэтому она каким-то иным образом узнала, что происходило на месте преступления. Верно?

– Это пришло мне в голову, – признал он, и она не выдержала.

Она вскочила, задев стол и расплескав кофе из своей чашки.

– Что ж, когда вы в этом разберетесь, не дадите ли вы мне знать? Это мне тоже поможет. Я не буду себя чувствовать, словно сумасшедшая.

– Вы не сумасшедшая, – сказал он. – Пожалуйста, сядьте. – Он двинулся к ней, и она неохотно села. – Я хотел с вами еще кое о чем поговорить.

– О чем? – спросила она и почувствовала, что тема разговора ей не понравится. Она аккуратно вытерла пролитый кофе салфеткой.

– О вашей маме.

– О чем именно?

– Она была замужем за Оскаром Кантреллом. Третий муж.

– Она была замужем за многими, – заметила Оливия и тут же пожалела о своем несерьезном тоне. – Итак, да, она некоторое время была замужем за Кантреллом.

– Вы когда-нибудь с ним встречались?

– На свадьбе, и все. У нас с мамой не слишком близкие отношения. Кажется, я вам уже рассказывала. – Она бросила влажную салфетку на стол.

– Потерпите немного, – произнес Бенц, и у нее создалось впечатление, что он к чему-то клонит; к тому, что ей не понравится. – Выяснилось, что дом, где была найдена последняя мисс Икс, принадлежит людям, которые проживают за пределами этого штата. Они сдают его через управляющую компанию «Бенчмарк Риэлти».

Она ждала, но он не стал развивать эту мысль.

– Ну и?

– «Бенчмарк Риэлти» принадлежит Оскару Кантреллу.

– Что? – прошептала она, не веря. – Вы думаете, он имеет к этому отношение?

– Мы сейчас проверяем, – ответил Бенц, не вдаваясь в подробности.

– Как я говорила, я познакомилась с Оскаром на свадьбе. Он был невысокого роста, пять футов и шесть или семь дюймов, и его телосложение не такое, как у мужчины, которого я видела.

– Он мог сбросить вес.

Все это казалось совершенно неверным. Она помнила Оскара. Мужчина, напоминающий плюшевого медвежонка. У него был большой нос, красные щеки и быстрая широкая улыбка. Ну просто настоящий коммивояжер. В нем и намека не было на едва сдерживаемый гнев, который она почувствовала в убийце.

– А с чего бы это Оскару совершать преступление в доме, по которому будет так легко на него выйти? Это как-то глупо. – Она была уверена, что Оскар Кантрелл не был подозреваемым. – Разве у него нет алиби? – Она посмотрела на Бенца, который неторопливо пил кофе, внимательно наблюдая за ней поверх чашки.

– Мы над этим работаем.

– Мама была за ним замужем, кажется, года два. Может, два с половиной от силы, поэтому если вы думаете, что моя связь с преступлением идет через Оскара, вы на ложном пути. Как я уже говорила, я видела его только один раз.

– А вы встречались с кем-нибудь из его родственников? С братом? Отцом?

– Нет. Когда Бернадетт была замужем за Оскаром, я жила с бабушкой.

– У них были дети?

– Нет! У меня нет единокровных братьев или сестер. У меня была лишь сестра, которая давно умерла.

Он кивнул, как будто понял, но Оливия увидела, что его взгляд помрачнел.

– В чем дело? – спросила она. – Вы мне не верите?

– Просто пытаюсь связать все воедино.

– Вы что, вообще никому не доверяете? – спросила она. – Что с вами такое, Бенц? Вас так измучила работа, Что вы никому не верите, или дело в чем-то другом? Что-то случилось лично с вами?

Его губы искривились.

– Может быть, вы мне скажете? Вы же медиум?

Это было уже слишком. У него был суровый деловой вид, когда он еще только вошел в магазин. И он снова стал подозрительным.

– Я ухожу. – Она схватила свою сумочку.

– Подождите минутку, – сказал он. Несколько человек из соседних кабинок повернули головы.

– Хватит. Мне уже до смерти надоело, что меня исподтишка проверяют. Я знаю, что вам это кажется довольно бессмысленным, ясно? Мне это тоже кажется бессмысленным. Но ничего не поделаешь. Я думала... в смысле... разве вы мне не верите? Разве вы не говорили, что... А, черт, это неважно! – Она гневно удалилась, думая, зачем она вообще пыталась что-то объяснять этому твердолобому полицейскому. Она услышала, как он положил деньги на стол, и почувствовала его руку на себе у выхода.

– Оливия...

– Прекратите, Бенц. Не важно, что вы хотите сказать, просто прекратите. Мне это не интересно. Я свое дело сделала, исполнила свой гражданский долг и достаточно натерпелась от вашего недоверия и оскорблений. Достаточно.

– Вы не можете винить меня за мой скептицизм.

Она резко обернулась и натолкнулась на его грудь.

– Могу и буду. Принимайте то, что я рассказываю, за чистую монету или оставьте меня, черт возьми, в покое. – Она слишком остро реагировала на ситуацию, но ей было плевать. Да кто он такой, чтобы устраивать ей проверку? Чтобы насмехаться над ней? Она ожидала от него большего, а он, будь он проклят, продолжал ее разочаровывать. В один момент он, казалось, доверял ей, потеплел к ней, даже поцеловал, боже мой, и потом он опять суровый деловой коп со всеми этими вопросами.

Оливия бросилась через улицу, не обращая внимания на машины, и услышала пронзительный гудок. Она в глубине души надеялась, что Бенц догонит ее и выпишет ей штраф, но она беспрепятственно вернулась в магазин, даже не бросив ни единого взгляда через плечо, чтобы посмотреть, не стоит ли он на другой стороне улицы, глядя ей вслед. Это не имело значения.

Потому что ее поведение было нелепым. Она отчаянно пыталась убедить его поверить ей не только ради того, чтобы раскрыть преступление, но и, увы, по личным причинам, на которые у нее не было права. Она вела себя как самая настоящая дура. Женщина, ведущая себя как дура из-за мужчины.

Это пора прекращать, сказала она себе. И чем быстрее, тем лучше.

Избранник нервничал, раздраженно расхаживая по часовне. Он прочитал статьи о пожаре в районе Сент-Джон. Ни единого упоминания о жертвоприношении. Просто жертва, погибшая в огне. Будто ее гибель – простая случайность.

Ах... Сесилия. Какой она была красавицей.

Полицейские, конечно, умалчивали о некоторых уликах, но они дебилы. Кретины. Он видел, как приехала их жалкая группа, и они еще так и не установили связи между его «преступлениями». Так их называли эти слабоумные – преступления. Будто он какой-нибудь заурядный преступник. Они и понятия не имели о его миссии, не догадывались, что он занимается божьим делом. И до конца этого дела еще очень далеко.

Никакая молитва не успокоит его, сколько бы он ни молился. Он заглянул в свой личный тайник и принялся перебирать коллекцию ногтей – крошечные трофеи, которые он взял, и в его памяти вновь оживало каждое Жертвоприношение. Закрыв глаза и чувствуя, как напрягается его член, он увидел себя в зеркалах, которые использовал, чтобы наблюдать за страхом своих жертв, за проявлениями своей власти над ними, чтобы видеть, как они умоляют его. Он безумно хотел каждую из них, страдал от мучительного желания обладать их богохульными, языческими телами. Распутницы на вид были так невинны, но в душе у них таилось такое зло. И их так много.

Одна из них была важнее остальных. Дочь полицейского. Тут дело личное. Улыбаясь, он подумал о ней... скоро... скоро.

В глубине он нашел косу, ту, которую так тщательно плел, пряди волос разных цветов мерцали в свете свечей... каштановые, черные, светлые... но нет рыжих. Упущение. И ему придется его исправить. Он покатал косу между пальцев, воскрешая в памяти лицо каждой испуганной шлюхи, вспоминая, как он сначала отрезал у них прядь волос, пока они еще думали, что останутся в живых, пока посылали молитвы покаяния за свои преступления, хотя и не верили, что их совершили. Затем он засунул трофей под свой неопреновый костюм – ближе к телу. Глупые сучки. Дочери Сатаны. Шлюхи все до единой.

Медленно он распахнул халат. Его член был твердым и пульсировал. Находился в полной боевой готовности. Он провел косой по своему телу, чувствуя ее мягкое прикосновение, такое же нежное и дразнящее, как губы шлюхи. Он напрягся, чувствуя неистовое вожделение. Кровь забурлила у него в жилах, отдаваясь шумом в ушах и болью в паху. О... ради прикосновения этих губ к нему... одного дьявольского поцелуя... Он чувствовал необходимость удовлетворить себя, но не сделал этого. Нет. Он не поддастся столь низменному желанию.

Вместо этого представил себе лица шлюх. Прекрасные. Соблазнительные. Грешные. Со слезами на глазах, умоляющие его позволить ему служить, желающие выторговать свои жалкие жизни. Он улыбнулся. По его спине и лицу струился пот. В смерти они принадлежали ему. Неужели они не понимали, что он спасал их? Что они становились святыми мученицами?

Но ему нужно было спасти... еще одну душу... еще одну Иезавель добавить к своему гарему мертвых... еще один локон для косы... сегодня вечером.

Место у него уже имелось. Оно было готово, грубый алтарь, но все же место для жертвоприношения. Скрытое. Темное. Оружие ждет.

Время было предопределено. Он посмотрел на календарь. Двадцать пятое ноября, праздник святой Екатерины Александрийской, святой покровительницы дев... философов... священников... студентов... как подходит... о да, это будет идеально.

Это должно случиться сегодня вечером.

До наступления полуночи.

Господь ждет.