Глава 4

– Не понимаю, что ты нашла в Харли Таггерте! – Тесса накрутила еще один белокурый локон на валик электрических щипцов для завивки. Она сидела за туалетным столиком в одних трусиках и лифчике, глядя на Клер в зеркало. – Если хочешь знать мое мнение, Уэстон гораздо интереснее.

– Он подонок.

Старший из братьев Таггертов всегда вызывал у Клер страх и отвращение.

– Ну и пусть! Все равно ты не станешь отрицать, что Харли – размазня. О, черт! – Тесса втянула воздух сквозь зубы и затрясла обожженной рукой, уронив щипцы. – Вот всегда я так!

Клер опасливо подобрала раскаленные щипцы и водрузила их в держатель. Тесса нахмурилась и сунула палец в рот.

– Проблема Харли в том...

– Нет у него никакой проблемы.

– Ты прекрасно знаешь, что есть! Он тряпка. Делает все, что ни прикажет его старик.

– Ничего подобного.

Но в голосе Клер не чувствовалось полной убежденности. У Харли действительно имелся недостаток, и немалый: он был слишком мягким человеком.

– Тогда почему он до сих пор не порвал с Кендалл? – спросила Тесса, изогнув тонкую бровь, и вновь потянулась за щипцами. – По-моему, это непорядочно – встречаться с вами обеими.

– Он не встречается с Кендалл, – сухо возразила Клер. – Просто разорвать помолвку не так уж легко, хотя об этой помолвке никто и никогда не объявлял официально.

Ей было неприятно, что приходится вроде как оправдывать Харли. Он такой хороший, добрый, ласковый. Ну и что, что он не спортсмен, не светский лев и не покоритель сердец, как Уэстон? И если ему иногда бывает трудно принять решение, что в этом такого? Просто ему требуется время подумать.

– Я вчера говорила на пляже с Пейдж, – сказала Тесса. – Ну, она, конечно, еще соплячка, но все-таки она младшая сестра Харли, и кое-что ей известно. Так вот, она уверяет, будто Кендалл отказывается верить, что помолвка расторгнута. Пейдж говорит, что Кендалл проводит все свободное время в пляжном домике своих родителей в Мансаните, чтобы быть поближе к Харли.

– Пейдж Таггерт сидит у меня в печенках.

Клер чего только не делала, буквально на части разрывалась, стараясь подружиться с единственной дочерью Нила Таггерта. Но та в ответ только задирала свой длинный нос и не желала даже здороваться с ней по-человечески.

– Она обожает Кендалл и смотрит ей в рот, будто все, что Кендалл ни скажет, это и есть святая истина. – Тесса нахмурилась, закручивая последний локон. – Если хочешь знать, по-моему, Пейдж просто извращенка. Она как будто влюблена в Кендалл или что-то в этом роде.

– А по-моему, это ты извращенка.

– Да говорю тебе, это нездоровое увлечение. – Тесса промокнула лицо бумажной салфеткой. – И я не верю, что Харли не встречается с Кендалл. Он ведь тебе сегодня не звонил, так?

– Нет, но...

– А вчера?

– Он был занят.

– А позавчера?

– Я не веду учет.

– Другим рассказывай. Ты слонялась по дому как в воду опущенная, бросалась на каждый телефонный звонок, все надеялась, что это Харли. Кстати, почему бы тебе самой не позвонить ему? – спросила Тесса, поправляя бретельку лифчика, и потянулась за губной помадой. – Я бы так и поступила.

– Не сомневаюсь, что ты бы так и поступила. Но я – не ты.

– В том-то все и дело! Я бы никогда, ни за что на свете не стала бы убиваться из-за какого-то парня, будь это даже сам Уэстон Таггерт. Это просто вредно для здоровья, поверь мне. Ни один парень того не стоит, а уж тем более Харли Таггерт.

Клер закатила глаза и решила, что не стоит продолжать разговор. Все, включая Тессу и Ранду, не одобряли ее встреч с Харли. Как будто он какой-нибудь зачумленный. Атмосфера в доме вдруг показалась ей удушающей, и она решила, что оставит Тессу наедине с ее косметикой, Ранду – с ее книгами, а сама поедет кататься верхом.

Проходя мимо комнаты Миранды, Клер увидела свою старшую сестру в кресле у окна. Миранда сидела с книжкой в руках, но не читала, а глядела в открытое окно, словно высматривала кого-то. В последнее время Миранда изменилась, стала меньше придираться к младшим сестрам, а иногда по несколько часов пропадала неизвестно где. Никто не знал, куда она ходит, но она всегда захватывала с собой книгу, и Клер решила, что ее старшая сестра нашла себе для чтения какое-то потайное местечко в лесу. Одно только было странно: вот уже несколько недель Миранда читала один и тот же роман – «Полет над гнездом кукушки». Обычно она проглатывала любую книгу за пару дней. Да, с Мирандой творилось что-то неладное, но у Клер не было ни времени, ни охоты поинтересоваться, куда ее сестра убегает из дома тайком.

День выдался душный, все окна были распахнуты настежь, и по всему дому разносились звуки знаменитой мелодии из фильма «История любви». Это их мать упражнялась на рояле, пытаясь скрасить музыкой свою жизнь в ненавистном ей доме.

Впрочем, нельзя сказать, что Доминик не прилагала стараний. В холле и в гостиной всегда стояли свежие цветы в вазах, столовое серебро аккуратно начищалось раз в неделю и использовалось каждый день – вместе с хрусталем и парадным фарфоровым сервизом – для сервировки вечерней трапезы. По дому сновала бесконечная череда преподавателей французского и игры на фортепиано, танцев и фехтования, не говоря уж об инструкторах верховой езды.

Клер провела пальцами по гладкой полированной поверхности перил до самого нижнего столбика, который был искусно вырезан в форме выпрыгивающего из воды лосося. За долгие годы его изогнутая спинка залоснилась от многочисленных прикосновений любящих пальцев. Но, разумеется, не пальцев Доминик. Она считала резные перила со столбиками, изображающими разную живность, вульгарными, сложенный из скальных пород камин – грубым и грязным, а канделябры из оленьих рогов – варварством. Зато Клер все это обожала.

В одних шортах и футболке она побежала на кухню, где Руби Сонгберд, здоровенная индианка, месила толстыми пальцами тесто для домашнего хлеба, тихонько напевая себе под нос. У нее было плоское лицо, сверкающие темные глаза и редкая улыбка, способная осветить всю комнату. Если бы она распустила свои черные с проседью волосы, они, наверное, упали бы ниже колен, но Руби всегда носила их стянутыми в тугой узел на затылке. Клер не сомневалась, что у нее имеется запасная пара глаз: ничто не могло укрыться от Руби.

По мнению Клер, в последнее время Руби немного изменилась и казалась встревоженной, хотя по-прежнему неукоснительно выполняла свои ежедневные обязанности: готовила, убирала и строго надзирала за остальными слугами. Именно Руби отвечала за порядок в старом доме и делала все, чтобы у Доминик не возникало нареканий.

– Привет, – сказала Клер, схватив яблоко из корзинки с фруктами, оставленной на кухонном столе.

– Опять кататься верхом? – спросила Руби, бросив на нее взгляд через плечо, причем ее пальцы ни на минуту не переставали ритмично двигаться.

– Да вроде того.

– Гм.

Клер стало немного не по себе. Неужели эта женщина читает ее мысли? Может, она ясновидящая или, как теперь говорят, экстрасенс? Руби утверждала, что все ее предки были шаманами, но Клер уверяла себя, что она во всю эту чушь не верит.

– Будь осторожна.

– Я буду неподалеку. Руби прищелкнула языком.

– Но иногда здешние леса...

Она выпятила нижнюю губу и умолкла на полуслове, словно сожалея, что сказала слишком много.

– Что? Что такого в здешних лесах? – Клер с хрустом надкусила яблоко.

– В них водятся духи. Не только добрые, но и злые. Здесь когда-то была священная земля.

– Ничего со мной не случится, – решительно заявила Клер, не желая вступать в спор.

Руби утверждала – и, наверное, ничуть не преувеличивала, – что местные индейские племена в прошлом сильно пострадали от рук белого человека. Клер не собиралась об этом спорить: она изучала историю. Но при этом Клер не считала лично себя ответственной или обязанной как-то исправлять зло, некогда причиненное индейцам ее бледнолицыми предками. К счастью, дети Руби – Кристи и Джек – не так остро ощущали вековую обиду, как их мать. Кристи, красивая и умная девушка, не рассматривала свой статус «коренной американки» как почетный знак или как тяжкое бремя. А Джек был просто непослушным сорванцом, и цвет его кожи дела не менял.

– Просто будь осторожна, – упрямо повторила Руби, раскатывая тесто.

На крыльце Клер натянула свои любимые сапоги для верховой езды и, отшвырнув огрызок яблока, направилась по вымощенной каменными плитами дорожке к конюшне. Там она надела уздечку на Марти и, решив не возиться с седлом, просто вскочила на его широкую спину. Марти сразу азартно прижал уши, и они пустились вскачь через старую пихтовую рощу.

Лучи солнца пробивались сквозь кроны деревьев, устилая землю пятнистым узором. Конь и всадница следовали по старой оленьей тропе, змейкой вьющейся среди холмов-Иллахи. В неподвижном от жары воздухе пахло морской солью и водорослями, в небе не было ни облачка. Клер старалась выбросить из головы предупреждение Тессы насчет Харли, но так и не смогла. Слова сестры навязчиво повторялись у нее в голове, подтверждая ее собственные опасения.

Но с какой стати для нее должно что-то значить мнение Тессы? Клер с досады хлестнула вожжами по холке Марти, и мерин перешел в галоп. Стуча копытами, он несся через лес, легко преодолевая поваленные бревна, и только раз шарахнулся в сторону от взлетевшего из-под копыт глухаря.

На вершине холма Клер натянула поводья. Мерин недовольно фыркнул и заплясал на месте, на боках у него выступили пятна пота.

– Ты молодчина, – сказала Клер и похлопала его по холке, оглядывая тянущуюся внизу узкую полоску земли.

К западу расстилались темно-серые воды Тихого океана. К востоку раскинулось неподвижное, как стекло, озеро Эрроухед, отражавшее синеву неба. Перемычкой между двумя водными бассейнами служил узкий, поросший лесом клочок земли. Клер нравилось это место, она часто приезжала сюда, чтобы побыть одной. С края утеса был виден выгнутый полумесяцем «Камень Иллахи» – курорт, построенный ее отцом. Волны океана с грохотом разбивались о зазубренные обломки скал, белые брызги тучей взлетали высоко в воздух.

Клер глубоко вздохнула, все ее тревоги как-то позабылись, отступили на задний план. С Харли все как-нибудь уладится. Иначе и быть не может.

Внезапно за спиной Клер хрустнула ветка, и у нее волосы шевельнулись на голове. Это была частная земля, приобретенная ее отцом, и никто не смел сюда вторгнуться, если ему была дорога жизнь. Клер вдруг вспомнилось предупреждение Руби. Повернув коня, она принялась отчаянно всматриваться в лесную чащу, пока наконец не разглядела за деревьями Кейна Морана – юного хулигана, который бросил школу и подрабатывал в местной газете на должности курьера. Кейна подозревали всякий раз, когда в городе Чинук или его окрестностях происходило что-то неладное. Волосы у него были слишком длинные и нечесаные, подбородок нуждался в бритве, джинсы стали белесыми от бесчисленных стирок, а теперь были покрыты пылью. Он сидел на корточках у потухшего костра и ворошил прутиком черные угли, но его светло-карие глаза не отрывались от лица Клер.

Несмотря на свою скверную репутацию, Кейн Моран всегда возбуждал ее любопытство, и, хотя им не часто приходилось сталкиваться, Клер чувствовала по его взгляду, медленно скользившему по ее телу, что она тоже вызывает у него интерес. Впрочем, от такого парня любой разумной девушке следовало держаться подальше.

– Я не знала, что ты здесь, – сказала она, направляя лошадь к его маленькому лагерю.

– Никто не знает.

– А ты сам-то знаешь, что это частные владения?

Он поднял золотистую бровь, и на губах у него появилась наглая улыбочка.

– А-а, понятно. Ты работаешь в охране «Камня Иллахи», патрулируешь территорию и гоняешь посторонних?

– Нет, но...

– Неужели только меня одного?

– Я не собираюсь тебя прогонять.

Он хмыкнул:

– Я все равно бы не ушел, Принцесса. Такое обращение не понравилось Клер.

– Меня зовут Клер, – сказала она.

– Я знаю. Весь Чинук знает, как тебя зовут.

– Что ты здесь делаешь?

– Отдыхаю, – ответил он, и его глаза блеснули. – Я мог бы расположиться на курорте твоего отца, но там для меня дороговато, вот и решил провести какое-то время здесь.

– И ты на самом деле думаешь, что я тебе поверю?

– Не-а. – Кейн покачал головой и поднялся на ноги. Только тут она поняла, какой он высокий. – На самом деле мне все равно, что ты думаешь.

Клер оглядела его пожитки: старый спальный мешок, довольно дорогая фотокамера, рюкзак и пустая бутылка из-под дешевого виски. Неподалеку, поблескивая никелировкой, стоял спрятанный в кустах мотоцикл – огромная черная машина, на которой он носился по шоссе и по городу. Клер показалось странным и почему-то трогательным, что Кейн провел ночь здесь – один у костра под открытым небом, глядя на звезды и слушая неумолчный рев океана. Как-то это не вязалось с образом мелкого городского хулигана.

– Ну, теперь твоя очередь, – сказал Кейн, подойдя к Марти и погладив его по бархатистому носу. – От чего ты убегаешь?

– Ни от чего я не убегаю.

Он взглядом дал ей понять, что она врет.

– Как скажешь.

– Мне просто захотелось выбраться из дома.

– Твой старик не дает тебе житья?

– Что? Нет. У нас все в порядке, просто иногда мне надоедает сидеть в четырех стенах.

– А где же Таггерт?

– Что?

Этот вопрос ее удивил. Хотя они с Харли встречались уже пару месяцев, Клер не думала, что это известно всем, а главное, считала, что это никого не касается. А уж тем более такого человека, как Кейн Моран.

– Твой дружок, Принцесса. Ты его еще не забыла? Где он?

С этими словами Кейн вытащил пачку сигарет, вытряхнул две и предложил ей закурить. Когда Клер отказалась, он покачал головой, криво усмехнулся, как будто она чем-то его позабавила, и, щелкнув зажигалкой, глубоко затянулся.

– А тебе-то что? – нахмурилась Клер.

– Ничего, – сказал он, выпустив клуб дыма. – Просто поддерживаю вежливый разговор.

Она видела, что он нарочно ее дразнит, но устоять не смогла и ввязалась в спор, как рыбка, клюнувшая на наживку.

– По-моему, это хамский разговор. Кейн пожал плечами:

– Тебе виднее.

– Слушай, я не хочу обсуждать свою личную жизнь с посторонними.

– Я не посторонний, Клер. Я всю свою жизнь прожил на том же озере, что и ты.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

– Конечно, понимаю, милочка. – Кейн еще раз затянулся сигаретой и выпустил дым уголком рта. – Конечно, понимаю.

Развивать свою мысль он не стал, просто похлопал Марти по плечу рядом с ее голой ногой и отвернулся. Не говоря больше ни слова, он собрал свои вещи, повесил камеру на шею, закатал остальное в спальный мешок и закрепил его эластичными ремнями на багажнике мотоцикла.

– Хочешь прокатиться?

– Мне есть на чем кататься.

Неожиданно для Клер Кейн поднял камеру, навел на нее и сделал несколько снимков, потом швырнул окурок в потушенный костер и завел мотоцикл. Марти вскинулся на дыбы, когда мотор взревел, но Клер сумела удержаться у него на спине. Ловко петляя по извилистой горной тропе, Кейн Моран исчез, как чертенок в преисподней, растворился в сизом дымке выхлопа, тянувшемся за мотоциклом.

А у Клер осталось смутное ощущение разочарования, сменившееся внезапно нахлынувшим отчаянием. Откуда взялось это отчаяние, она не знала, но оно, безусловно, имело какое-то отношение к Кейну Морану.

– Сколько раз я тебе говорил, держись подальше от Клер Холланд!

Нил Таггерт с раздражением швырнул скоросшиватель на стол. Бумаги из папки разлетелись, подобно вспугнутой стайке птиц, и приземлились в полном беспорядке на толстый ковер. Нил этого, кажется, даже не заметил. А может, ему было все равно.

Харли хотелось убежать и спрятаться. Его отец был мастер закатывать скандалы, которые всегда пугали его. Но на этот раз Харли заставил себя стоять на месте перед полированным столом красного дерева. Он застыл, держа спину прямо, как фельдфебель на плацу. Пускай старик орет, что ему вздумается, он не собирался отступать.

– Я люблю ее, папа.

– Любишь? – Нил испустил длинную цепочку грязнейших ругательств, отчего у Харли загорелись уши. – Нет на свете такой штуки, как любовь, ясно? Это все выдумки для идиотов вроде тебя! – Он вскочил из-за стола и ткнул мясистым пальцем прямо в нос Харли.

– Я не собираюсь порывать с ней. Мы будем встречаться.

– Черта с два! – Неожиданно для Харли старик стремительно обогнул стол. При своей внушительной комплекции Нил обладал поразительным проворством. – Послушай меня, малыш. Или ты сейчас же теряешь интерес к этой девчонке, или, – он щелкнул пальцами, – будешь вычеркнут из моего завещания. Тебе все ясно?

На секунду сердце у Харли замерло, и в эту секунду, словно при вспышке молнии, он увидел свою будущую жизнь с Клер. Они останутся без гроша в кармане, без денег, без всех тех роскошных мелочей, к которым он привык, будут жить в дешевой квартире над гаражом или над итальянским ресторанчиком, ему придется отказаться от «Ягуара». Харли стиснул кулаки; его челюсти были так крепко сжаты, что зубы заныли.

Словно прочитав его мысли, Нил широко усмехнулся, блеснув золотой пломбой:

– Что, скверная картинка, сынок?

– Это не имеет значения. Я не откажусь от нее. Нил вздохнул и провел рукой по жидким волосам.

– Да брось! Со мной можешь не ломать комедию. Конечно, тебе хотелось бы думать, что ты такой благородный, такой романтичный и прочее. Но на самом деле ты ничем не лучше меня или Уэстона. Хорошую жизнь ты любишь больше, чем любую женщину, – он опять ухмыльнулся.

– Но Клер...

– Она носит фамилию Холланд – как и ее папаша! Нил оперся бедром о край стола и испустил тяжелый вздох, шедший, казалось, из самой глубины души. Правда, еще неизвестно, была ли у него душа. В том, что касалось души или совести Нила Таггерта, небесное жюри присяжных все еще совещалось и пока не пришло ни к какому заключению.

– Я пытался вести дела со старым Датчем по-хорошему, ты же знаешь. Приехав сюда, я сразу предложил ему партнерство, но Бенедикт Холланд повел себя как феодальный барон. Он не мог даже сосчитать, сколько денег получил бы, если бы мы работали вместе, а не конкурировали друг с другом! С самого начала он стал строить планы, как бы от меня избавиться. Все, что имело отношение к «Таггерт Индастриз», стояло ему поперек горла. Хочешь знать мое мнение? Ты не хочешь, я знаю, но все равно скажу: бьюсь об заклад, Датч приплачивает своей дочке, чтобы она строила тебе глазки, лишь бы мне досадить.

– Это невероятно, – прошептал Харли. – Ты просто сошел с ума. Ты настолько зациклился на своей персоне, что считаешь, будто весь мир вращается вокруг тебя. Но ты ошибаешься, наши отношения с Клер тебя не касаются. И я буду встречаться с ней, нравится тебе это или нет.

– Ну тогда готовься съехать отсюда и забудь о возвращении в Беркли на осенний семестр. А что касается машины, ты ездишь на ней по доверенности, так что можешь вернуть ключи.

Харли проглотил тошнотворный страх, подступивший к горлу. Этот необъяснимый страх преследовал его с самого детства. Он всегда чувствовал свою второсортность и боялся, что в решающую минуту окажется не на высоте. Годами он жил в тени Уэстона. Высокий, спортивный, Уэстон был непревзойденным чемпионом и на футбольном поле, и на заднем сиденье автомобиля. Уэстон шутя окончил среднюю школу и благодаря своим спортивным достижениям поступил в Стэнфорд на полную стипендию, черт бы его побрал. Великий Уэстон, царь и бог, сидел у него в печенках.

– Ты не сможешь запугать меня, папа, – сказал Харли вслух и нервно сглотнул.

– Запросто, сынок. – Нил казался спокойным и уверенным в себе, он как будто получал удовольствие от этого поединка. – Сколько, по-твоему, ты сумеешь продержаться в реальном мире, имея грошовую работу и кучу счетов? У Клер Холланд запросы большие, как, впрочем, и у тебя самого. Едва ли она будет счастлива, живя одной любовью или как там это называется. И ты тоже на это не проживешь.

Внезапно распахнулась дверь, и Пейдж, младшая сестра Харли, даже не подумав постучать, влетела в кабинет.

– Кендалл приехала!

С упавшим сердцем Харли посмотрел в окно и увидел маленький красный «Триумф» Кендалл, затормозивший у их гаража. Она вышла из машины – хрупкая на вид девушка с нежной белой кожей, светлыми, почти белыми волосами и громадными невинными голубыми глазами, взиравшими на него с горьким упреком. Она без слов, одним взглядом умела обвинить его в обмане, в измене и всех других смертных грехах.

День, начавшийся для Харли скверно, грозил закончиться еще хуже.

– Надеюсь, ей ты сумеешь объяснить все это более связно, чем мне, – сказал Нил в спину Харли, выходившему из кабинета в холл.

Пейдж успела гостеприимно распахнуть входную дверь и теперь ослепительно улыбалась красивой гостье.

– Я думала, ты уже в Портленде.

Пейдж обожала Кендалл. То же чувство она испытывала к красивым одноклассницам, попавшим в группу поддержки спортсменов, к тем, кого выбирали королевами красоты или «мисс» какой-нибудь рекламной продукции, а еще раньше, когда она была на несколько лет младше, – к своим дурацким куклам Барби. Это было исступленное, безмерное, неистовое чувство. Настоящая безумная страсть.

Кендалл хватило совести слегка покраснеть.

– Я... м-м-м... заехала повидаться с Харли. – Она бросила на него траурный взгляд, заставивший его внутренне съежиться.

– Вот как? – Лицо у Пейдж вытянулось, улыбка погасла, скрыв пластинки на зубах.

– Но я непременно загляну к тебе перед отъездом, – с улыбкой обещала Кендалл.

Харли молча собирался с силами для предстоящей сцены.

– Кендалл! – громогласно приветствовал гостью Нил. Его улыбке мог бы позавидовать Чеширский кот. – Как поживаешь? Как твои старики?

– Прекрасно.

– Твой отец все еще играет в гольф? И как успехи?

– Он уверяет, что нулевые.

– Ни за что не поверю.

От души смеясь, Нил отечески похлопал ее по плечу, скользнул взглядом мимо своей собственной дочери, словно она была пустым местом, и молча уставился прямо в глаза Харли. Его мысль и без слов читалась совершенно ясно: «Вот твоя женщина, сынок!»

Харли был иного мнения. Когда его отец вернулся к себе в кабинет, а Пейдж тактично, хотя и неохотно удалилась, он повел Кендалл на обшитую кедровым деревом веранду, нависшую высоко над каньоном. Глубоко внизу по дну каньона бежала, торопясь к морю, река Чинук. Верхние ветки пихтовых деревьев защищали веранду от летнего солнца, а шум потока приглушал их голоса.

– Не знаю, что ты здесь делаешь, – сказал он, закрывая за собой тяжелую дверь.

Сделав глубокий вдох, Кендалл простодушно призналась:

– Я люблю тебя.

– Мы уже это обсудили.

– Я хочу стать твоей женой.

– Нет, не хочешь.

– Ради бога, Харли, не спорь! Ты прекрасно знаешь, чего я хочу! – Похожая на эльфа, почти прозрачная Кендалл шагнула ближе и обдала его ароматом своих духов, заглушившим терпкий запах подступающего леса. – Мы же занимались любовью. Прямо здесь, на этой веранде, в твоей машине, в твоей постели. Ты лишил меня невинности, и ты... Тогда ты говорил, что любишь меня!

Он стиснул зубы и крепко ухватился пальцами за поручень, увидев слезы у нее на глазах.

– Ачто, если... что, если я забеременела? – продолжала Кендалл.

У Харли чуть не остановилось сердце. Беременна? Кендалл? Ноги у него подкосились, перед ним словно разверзлась пропасть. Нет, она не могла залететь! Они предохранялись. Он предохранялся, если на то пошло!

– Ты не беременна.

– Нет. – Она сокрушенно покачала головой, и ее светлые волосы вспыхнули на солнце. – А жаль. Лучше бы это было правдой.

– Чтобы я женился на тебе?

– Да! Я сделаю тебя счастливым, Харли!

Кендалл схватила его руку обеими руками и начала поднимать ее к своим губам, но Харли резко вырвал руку. Он и без того чувствовал себя подонком и не хотел, чтобы она перед ним унижалась.

– Все кончено, Кендалл. Я не знаю, что еще я должен сказать или сделать, чтобы тебя убедить.

– Неправда, ты все еще меня любишь.

– Нет.

Кендалл отшатнулась, словно он ее ударил. Слезы полились всерьез, она с трудом подавила рыдание. Харли никогда не был таким бессердечным. Глуповатым – да. Наивным – безусловно, он неоднократно ей это демонстрировал, но бессердечным? Нет, никогда. И он никогда не мог спокойно смотреть, как она плачет.

Понимая, что совершает колоссальную ошибку, Харли вздохнул и обнял ее.

– Прости, Кендалл, мне очень жаль, – сказал он, прижимаясь губами к ее волосам. – Честное слово, жаль.

– Просто люби меня, Харли. Неужели я прошу слишком многого?

Она запрокинула лицо и поцеловала его с такой страстью, что он даже удивился. Поцелуй был горячим, требовательным и соленым от слез. На секунду Харли поддался порыву, колени у него ослабели, но он тут же опомнился и поспешно отступил, разжав руки.

– Извини.

Он говорил искренне. У него никогда и в мыслях не было обманывать ее или причинять ей боль, просто ужасно трудно было принять решение. Но теперь, когда решение было принято, он чувствовал себя последней скотиной.

– Это все из-за Клер Холланд? – проговорила она, всхлипывая и заикаясь.

– То, что между нами было, не имеет никакого отношения к Клер.

– Черта с два! – Размазывая по лицу потекшую тушь, Кендалл вздернула подбородок. – Если мне придется тебя отвоевывать, я готова.

– Речь не идет о войне.

– Для тебя, может, и нет, а для меня – да.

– Кендалл! – послышался голос Пейдж, эхом прокатившийся по каньону.

Запрокинув голову, Харли увидел сестру, сидящую на подоконнике в своей комнате. Ее тусклые темные волосы свесились вниз, во взгляде, брошенном ею на брата, ясно читалось желание убить его на месте. Она, вероятно, слышала весь разговор и наблюдала развернувшуюся на веранде сцену. Отлично! Только этого ему и не хватало. Теперь на него будет давить еще и эта пигалица Пейдж.

– Я... я поднимусь через минуту, – сказала Кендалл, ослепительно улыбаясь, хотя глаза у нее были красные, а все лицо в потеках туши.

Когда Пейдж скрылась в комнате, Кендалл прошептала:

– Эта девчонка не должна совать нос в чужие дела!

С этим Харли не мог не согласиться. Хотел бы он знать, сколько еще пар глаз следило за ними через окна трехэтажного особняка, выходившие на каньон! Ему показалось, что еще чье-то лицо мелькнуло за стеклом, но он сказал себе, что хватит фантазировать и шарахаться от теней.

– Ну дай мне еще один шанс! – умоляла Кендалл, снова хватая его за руку и притягивая к себе.

Она потащила его к лестнице на северной стороне веранды, оплетенной ломоносом с крупными пурпурными цветами. Все еще оглядываясь через плечо, Харли спустился следом за Кендалл, на каждом шагу напоминая себе, что это опасно. Она тянула его за собой, как на буксире, по тропинке, бегущей через лес вдоль берега реки, и он знал, куда они направляются. Ну конечно, к тому самому месту, где они десятки раз бывали раньше, – к тенистой поляне, поросшей густой травой.

– Я думаю, тебе лучше уйти, Кендалл, – сказал Харли, но сердце и у него забилось сильнее, когда она обвила его шею обеими руками и поцеловала. Мужской инстинкт возобладал над разумом. – Не надо, – прошептал он уже не так настойчиво, чувствуя, как ее пальцы забираются ему под свитер. – Нет, Кендалл.

Он схватил ее за плечи, чтобы оттолкнуть, но тут пряжка его ремня щелкнула, расстегнулась, а ее ловкие пальцы потянули вниз «молнию». Кендалл соскользнула вниз, опустилась на колени, и Харли понял, что погиб. Он проклинал себя на чем свет стоит, а его пальцы между тем сами собой вплелись в ее белокурые волосы.

Пейдж открыла окно чуть пошире и до боли закусила нижнюю губу. Харли и Кендалл отсутствовали вот уже полчаса, и она начала волноваться. Наверное, Кендалл все-таки сумеет убедить Харли, что она лучшая партия для него, – это можно считать хорошей новостью. Но по возвращении она, конечно, и не взглянет в сторону Пейдж, и это плохая новость.

С тяжелым вздохом Пейдж взяла свой блокнот и принялась выводить имя Кендалл, отрабатывая подпись, которая никогда не станет ее собственной. Как бы ей хотелось быть хоть чуть-чуть похожей на Кендалл! Она такая тоненькая, как будто вот-вот переломится, такая красивая и грациозная от природы, так умеет флиртовать. Она всегда кружила головы мальчикам, не прилагая особых усилий.

Так почему же Кендалл так зациклилась на Харли? Господи, да он же слизняк! И что он нашел в этой Клер Холланд? Предложи ей выбирать между верховой прогулкой и походом по магазинам за фирменными нарядами, так она с большей охотой поскачет верхом. А у Кендалл Форсайт идеальная фигура, напоминающая песочные часы, светлые, совершенно прямые шелковистые волосы и личико точно с обложки журнала «Севентин». Кендалл жила в Портленде, ходила в частную школу вместе с детьми других богачей и ездила на своем собственном «Триумфе». Она была капитаном группы спортивных болельщиц и даже позировала в качестве фотомодели.

Пейдж достала с полки свой альбом с вырезками и открыла специальный раздел, посвященный Кендалл. На прекрасной зернистой фотобумаге камера запечатлела ее богиню в коротенькой кружевной сорочке, приобретенной на распродаже за полцены. Пейдж закрыла глаза и на мгновение вообразила себя на месте Кендалл Форсайт, хотя прекрасно знала, что этого никогда не случится. Никакие диеты, скобки на зубах и пластические операции не помогут ей приобрести хотя бы толику изящества и утонченности Кендалл!

Однажды она увидела Кендалл голышом: случайно зашла в ванную как раз в тот момент, когда та переодевалась в купальный костюм. Ее кожа в не покрытых загаром местах была молочно-белой, пупок впалый, как лунка на поле для гольфа, талия такая тонкая, что было непонятно, где же умещаются внутренности – печень, селезенка, почки и все, что положено. Но больше всего Пейдж поразили груди Кендалл. Белые высокие полушария, увенчанные крупными, круглыми сосками, слегка всколыхнулись, но, увы, уже через секунду скрылись под натянувшимся эластиком в красную и белую полоску.

Пейдж покраснела и принялась извиняться, как ненормальная, а Кендалл только лишь посмеялась и отмахнулась от ее смущения, как будто привыкла, что люди видят ее раздетой. Даже теперь щеки Пейдж загорелись при одном воспоминании о роскошной груди Кендалл.

Какой же Харли дурак!

Груди самой Пейдж представляли собой жалкое зрелище. Маленькие, с крошечными темными сосками, напоминавшими бородавки. И эти жалкие сиськи, если можно их так назвать, были не единственным ее недостатком. По какой-то непонятной причине она не унаследовала красоты Таггертов и получилась похожей на свою грузную тетю Иду, обладательницу крючковатого носа и глазок-бусинок. Зато Пейдж была умна – наверное, даже умнее Уэстона, который больно много о себе возомнил. И, уж конечно, в тысячу раз умнее Харли – но это даже нельзя было считать достижением.

Уэстон, старший из детей Нила Таггерта, напоминал древнегреческих богов. Волнистые каштановые волосы, глаза синие, как дельфтский фарфор, волевой подбородок, которому позавидовал бы сам Рок Хадсон, и тело с безупречной мускулатурой, закаленное годами тренировок и спортивных занятий. Харли, конечно, идиот, но он тоже по-своему хорош собой. Волосы прямые, темнее, чем у брата, глаза зеленовато-карие, с искоркой, опушенные такими длинными ресницами, что Пейдж отдала бы за них полжизни. Кожа чистая, без единого прыщика. Ему ужасно шло, когда на скулах и на подбородке у него начинала пробиваться темная щетина.

К тому времени, когда Нил и Микки Таггерт решили обзавестись третьим ребенком, все хорошие гены были, по-видимому, уже истрачены на сыновей. Микки часто жаловалась, что третья беременность чуть не убила ее. Как бы то ни было, Пейдж оказалась лишена привлекательной внешности и обаятельной живости, которые считались фирменным знаком Таггертов.

Пейдж редко заглядывала в зеркало: ей не требовалось лишний раз напоминать себе о том, что родителям не стоило ею обзаводиться. Она была тяжеловесной и рыхлой, что абсолютно не поддавалось исправлению. Дорогие наряды и косметика делали ее просто смешной. Чего она только не предпринимала со своими космами, они не желали укладываться ни в какую прическу. Вот если бы стать такой, как Кендалл!

Услыхав голоса, Пейдж опять бросилась к окну. Харли и Кендалл поднимались по ступенькам к веранде. Оба раскраснелись, причем Харли, похоже, был зол как черт, а Кендалл плакала. Слезы текли у нее по щекам, и она отчаянно цеплялась за Харли.

Черт возьми, мало того, что Харли туп, как бревно, так неужели он, кроме того, еще и слеп? Разве он не видит, что Кендалл в тысячу раз красивее Клер Холланд?!

– Но я же люблю тебя! – твердила Кендалл, безуспешно пытаясь удержать слезы. Ее светлые волосы растрепались, на юбке остались зеленые пятна травы.

Пейдж тяжело вздохнула и ощутила глубоко внутри знакомое зудящее ощущение. Нетрудно было догадаться о том, что только что произошло в лесу. Кендалл и Харли занимались этим!А ведь Харли должен был бежать на свидание с Клер!

– Я всегда тебя любила.

– Прекрати! – прорычал он.

– Но ведь ты тоже меня любишь!

– Заткнись! – заорал Харли, и Кендалл ахнула. – О господи, извини... я не хотел... – Он замолчал, закрыл глаза, словно пытаясь найти нужные слова в своей тупой голове. – Все кончено, Кендалл. Просто смирись с этим.

– Не могу! Я же знаю, что на самом деле ты меня любишь. – Она громко всхлипнула и вздернула подбородок тем самым гордым жестом, которому Пейдж столько раз пыталась подражать перед зеркалом.

– Я не люблю тебя.

– Значит, ты меня использовал, так выходит?

– Это ты меня соблазнила.

– А ты не мог остановиться! – злорадно напомнила она и тут же спохватилась: – А вдруг я забеременела?

Что? Пейдж вся покрылась «гусиной кожей». Беременна? Кендалл?Кендалл станет толстой, пузатой, с отвислыми сиськами? Тьфу!

Харли побелел от страха.

– Ты не... Этого не может быть!

– Отчего же? Ведь на этот раз мы не предохранялись Впрочем, точно мы будем знать через пару недель.

Харли привалился к перилам, вцепившись в деревянный поручень. Вот бесхребетный слизняк!

– В таком случае... тебе придется от него избавиться Я помогу. Я достану денег.

– Если ты говоришь об аборте... о том, чтобы избавиться от нашего ребенка – нашего ребенка, Харли! – то можешь об этом забыть. Я никогда на это не пойду.

– Но я не могу... мы не можем.

С печальным вздохом Кендалл медленно покачала головой из стороны в сторону, словно наконец увидела этого жалкого червяка в истинном свете.

– Все будет хорошо, милый, вот увидишь, – сказала она, как будто это он нуждался в утешении, хотя «залететь» могла именно она.

Боже, какая мерзость! Кендалл обвила руками талию Харли и прижалась головой к его груди. Он не шевельнулся, только весь напрягся. Пейдж оттолкнулась от подоконника и села на полу, прислонившись спиной к своей кровати, вытянув перед собой короткие толстые ноги.

– Кендалл, ради всего святого, мы не можем себе этого позволить, – в напряженном голосе Харли звенел страх.

Трус! Кендалл была слишком хороша для него. Пейдж потянулась к ночному столику за карандашом и блокнотом, но ее пальцы наткнулись на проволочное приспособление для зубов, которые отказывались расти прямо. Девочка с отвращением отдернула руку: из-за этой гадости она чувствовала себя какой-то инопланетянкой и отказывалась надевать проклятую проволоку в школу. Ее рука замерла, когда вновь послышался голос Кендалл:

– Слушай, Харли, я не могу подняться к Пейдж в таком виде... скажи ей, что мне пришлось уйти. Скажи, что я опаздываю на встречу или что-нибудь в этом роде.

– Сама скажи.

– Я не могу разбираться с ней сейчас. Ну пожалуйста, Харли! – умоляюще проговорила Кендалл, и у Пейдж внутри все перевернулось от разочарования. – Уж это самое малое, что ты можешь для меня сделать! Я хочу пощадить ее чувства.

– Что ты имеешь в виду?

– Она хорошая девочка. Немного бестолковая, но милая. Пейдж немного приободрилась. Кендалл считает ее милой.

– Она чокнутая, – пробормотал Харли. Кендалл кокетливо захихикала.

– Все вы, Таггерты, немного чокнутые. Вот потому-то вы все такие неотразимые. И, наверное, потому я так люблю тебя.

– Только, пожалуйста, не «залетай».

Слова Харли еще висели в летнем воздухе, когда шаги Кендалл удалились. Торчащие вперед зубы Пейдж впились в нижнюю губу. Она выглянула в окно и увидела Харли. Он все еще держался на поручень и, ссутулив плечи, смотрел вниз, в каньон. В лице у него не было ни кровинки, и Пейдж даже подумала, что его сейчас стошнит.

– Отпугнул пташку? – донесся до Пейдж густой и тягучий, как масло, голос Уэстона.

– Ты о чем? – сердито обернулся к брату Харли.

– Кендалл меня чуть не сшибла, когда отъезжала. – Теперь и сам Уэстон показался на веранде. Ростом он был выше Харли и, по мнению большинства людей, красивее его. Ловко подтянувшись на руках, Уэстон уселся на поручень. Один небольшой толчок, и он свалится в реку, текущую тридцатью футами ниже. Но он не замечал опасности, и его ухмылка была нахальной, как всегда. – У тебя точно есть особый подход к женщинам, братец!

Харли не ответил, только бросил мрачный взгляд на Уэстона.

– Судя по всему, ты никак не можешь сделать выбор между Кендалл и этой Холланд?

– Ее зовут Клер.

Губы Уэстона скривились.

– Должен тебе сказать, я не понимаю, что ты в ней нашел.

– Где уж тебе понять. Уэстон пожал плечами:

– Она довольно миленькая, но таких сисек и задницы, как у ее сестер, у Клер нет. И не стоило ради нее бросать Кендалл Форсайт. Вот в Кендалл действительно что-то есть. Говорят, она похожа на горячий мед – вся такая липкая, тягучая и сладкая.

Пейдж судорожно сглотнула.

– И она не позволяет всем без разбора залезать к себе в трусы, – продолжал Уэстон. – Так что считай себя одним из немногих избранных.

– Заткнись, Уэс!

– Я бы отдал половину своего трастового фонда, чтобы проверить, правду ли о ней рассказывали. Но я не для того сюда пришел, чтобы обсуждать твои сексуальные проблемы.

– Прекрасно.

– Завтра утром отец отправляется к своему адвокату. Хочет переписать завещание.

– Ну и что?

– Он недоволен тем, что ты перешел во вражеский стан, так сказать. Тебе это может дорого обойтись.

– Пусть убирается ко всем чертям. Уэстон покачал головой.

– Неужели до тебя все еще не дошло? Ты можешь потерять миллионы из-за своего дурацкого увлечения Клер Холланд.

На щеке у Харли задергался мускул, он отвернулся и понуро повесил голову. «Вот и хорошо! – подумала Пейдж. – Так ему и надо».

– Знаешь, я понимаю твое стремление стать бунтарем и бегать на свидания к дочери папиного врага. Но тебе надо научиться правильно разыгрывать свои карты. Ты неудачно выбрал время. Говорю тебе, папа вычеркнет тебя из завещания.

– А тебе-то что?

– Мне? – Уэстон задумчиво вытянул губы трубочкой и, тряхнув головой, отбросил волосы со лба. – Да мне-то, по правде говоря, начхать с высокой башни на твои делишки.

– Тогда зачем ты пришел?

– Просто мне противно думать, что Холланды смогут одурачить одного из нас. Даже такого дурачину, как ты.

– Никто меня не дурачит.

– Клер Холланд водит тебя за нос, да так ловко, что он вот-вот отвалится, а ты и не заметишь.

– Чушь.

– Опомнись, Харли. Никому из нас не пойдет на пользу, если ты выставишь себя влюбленным сосунком, которого водит на поводу хитрая телка.

– А как насчет тебя и Кристи?

«Кристи Сонгберд? – удивилась Пейдж. – Это индианка, подрабатывающая у Холландов? Не знала, что Уэстон с ней встречается».

– Кристи можно доверять.

– С чего ты взял?

– Она знает: все, что мне нужно, это со вкусом перепихнуться и больше ничего. В этом она мне не отказывает.

– А что она за это имеет?

– Помимо самого классного секса, о каком только можно мечтать? Побрякушки.

– Побрякушки?

– Помнишь, Манхэттен в свое время купили за нитку бус? С тех пор расценки не менялись. Я покупаю ей сережки, одежки – все, что она попросит.

– Значит, она просто шлюха, – голос Харли был полон отвращения.

– Смотри не скажи этого при ней. Кристи принадлежит к очень гордому народу.

– Это верно. Неужели ты не боишься, что если ее старик обо всем узнает, то сначала отрежет тебе яйца, а потом оскальпирует? По-моему, ты болен, Уэстон.

– Нет, Харли, я умен. Кристи – это отличный выбор. И не потому, что она дочь местного индейского вождя, а просто потому, что она бедна. Попробуй, и ты сам убедишься: когда у женщины нет денег, она пойдет для тебя на все ради пары ласковых слов и небольших подарков. С бедными женщинами всегда все просто.

– Это отвратительно, Уэс!

– Так создан мир.

– Могу только повторить: ты болен.

– Не все из нас могут быть моногамными, Харли. Скажу больше: лишь очень немногие способны на такое благородство. Но ты, по-видимому, один из немногих, верно? – осведомился Уэстон с таким дьявольски невинным видом что Пейдж поняла: это его особый способ мучить младшего брата. – Ты верен Кендалл... то есть Клер.

Пейдж напряглась в ожидании ответа. Но Харли, видимо, решил, что с него довольно издевательств и поучений старшего брата, и повернулся, чтобы уйти. Однако Уэстон удержал его, схватив за рукав.

– Погоди минутку. Я не хотел тебя обижать, честное слово. Я даже понимаю, почему тебя так тянет к девчонкам Холланд. Запретный плод, все элементарно! Как только старик изменит завещание и я буду точно знать, что моей доле наследства ничто не угрожает, я, пожалуй, сам сорву себе яблочко с древа Холландов. Харли вырвал у него руку.

– Держись подальше от Клер! Уэстон потер подбородок.

– Как насчет пари?

Харли изумленно воззрился на него.

– Ты хочешь биться об заклад?

– Именно. Еще до конца лета я затащу в постель одну из дочек Холланда.

– Оставь их в покое.

– Всех трех? – Уэстон демонически заломил бровь. – Только не говори мне, что ты окучиваешь всех трех сестричек!

Харли бросился на него, стараясь вцепиться в горло, но промахнулся. Уэстон с легкостью уклонился, схватил его руку и заломил ее назад, заставив Харли поморщиться от боли.

– Не будь таким жадным, Харли. Бог велел делиться, сестричек Холланд хватит на всех.

– Ты грязный ублюдок.

– Возможно. Но это у нас семейное, не так ли? Во всяком случае, я не клянусь в вечной любви к леди Клер, трахая Кендалл в лесу у нее за спиной.

Он оттолкнул Харли, и тот отлетел к перилам, стукнувшись о них спиной. Тень нависающих пихтовых ветвей упала ему на лицо.

– Ты свое еще получишь! – пригрозил он.

– Надеюсь, – засмеялся Уэстон. – И твое тоже. Разве не здорово – перекокать всех трех сестричек Холланд? Интересно, что скажет по этому поводу старик Датч?

Лицо Харли мучительно скривилось от отвращения и унижения. Он ушел под навес веранды и скрылся из поля зрения Пейдж, но до нее донесся его голос:

– Почаще оглядывайся, Уэс!

Пейдж услыхала, как взвизгнула на своем полозе скользящая дверь, а затем вернулась на место со стуком, потрясшим весь дом. Какое же Харли дерьмо! Он должен был душу вытряхнуть из Уэстона за все те гадости, что тот говорил о Кендалл! А Уэстон – настоящий сексуальный маньяк. Недаром Кендалл говорила, что такие, как он, работают членом, когда надо действовать головой.

Между тем Уэстон, щурясь от солнца, вскинул голову, и не успела Пейдж отпрянуть в глубину комнаты, как их взгляды встретились.

– Наслушалась вволю? – спросил он, прищелкнув языком, и укоризненно покачал головой; на лице у него заиграла злорадная улыбочка. – Что ж, у каждого свои маленькие радости. Верно, Пейдж?

Пейдж хотела послать его к черту, но воздержалась, зная, что Уэстон скор на расправу. В подростковом возрасте он жестоко избивал малыша Харли, подманивал белок арахисом и потом убивал их из рогатки, а чуть позже стал вести счет кошкам, енотам и опоссумам, раздавленным колесами его автомобиля. Да, Уэстону с детства была свойственна извращенная жестокость, пугавшая Пейдж. Так что она не стала усугублять свое положение, вступая в спор, а лишь отошла подальше от подоконника. Щеки у нее горели, пальцы сжались в кулаки. Он с самого начала знал, что она подслушивает, и все равно всласть поиздевался над Харли!

– Знаешь, Пейдж, – продолжал Уэстон, – подслушивание доведет тебя до беды. А может, тебе только этого и надо? Попасть в беду, чтобы немного оживить твое тусклое существование?

Пейдж проглотила подступившие к глазам слезы. Сколько раз он унижал ее, когда она была совсем еще маленькой – толстенькой, смешной коротышкой, боготворившей своих старших братьев! Что ж, с тех пор она многому научилась. Уэстон – бессердечный сукин сын, а Харли... ему срочно требовалась операция по пересадке позвоночника.

Услыхав смех Уэстона, Пейдж внутренне сжалась. Он часто делал ее мишенью своих шуток: Пейдж не раз видела, как его друзья стараются подавить усмешку, слушая гнусности, которые Уэстон нашептывал им на ухо, и все как по команде поворачиваются в ее сторону. А всего несколько недель назад он отпустил замечание, от которого она чуть не заболела. Он сказал, что из-за Пейдж их отец начал гулять налево. Стоило Нилу бросить один взгляд на свою кошмарную дочурку, и он решил больше не спать с Микки, чтобы она, не дай бог, снова не «залетела». Вместо этого он начал «шляться по бабам», как выразился Уэстон. Друзья Уэстона не знали, что Пейдж стоит на ступеньках и слушает, пока они играли в бильярд в спортзале, размещенном в подвальном этаже. Они смеялись над ней, а один из них даже прошелся насчет того, что никому и никогда не придет охота залезть к ней в штаны. Разве что парень сообразит напялить для начала бумажный пакет на голову.

Пейдж тогда бесшумно уползла с лестницы подвального этажа наверх и проплакала целый час. В отместку она украла видеокассету с жуткой порнухой, спрятанную на дне спортивной сумки Уэстона, и оставила пленку в таком месте, где ее не могла не обнаружить их мать. Разразился страшный скандал, Микки расколотила кассету любимой бейсбольной битой Уэстона, а заодно сломала и саму биту.

В конечном счете последнее слово осталось за Пейдж – годы научили ее справляться с издевательствами старшего брата. Но до сих пор его ядовитые стрелы не были направлены против Кендалл. Теперь же, когда он сделал ее своей мишенью, все изменилось.

А ведь Кендалл может оказаться беременной.

Закусив нижнюю губу, Пейдж подошла к дальней стене комнаты, где в стенном шкафу с открытыми полками стояли на страже ее мягкие игрушки. Их было много – целый зверинец. Размерами всех превосходил медведь-панда, он даже не помещался в шкафу и сидел на детском стульчике рядом. Пейдж обхватила панду руками и нащупала у нее на спине небольшой разрез по шву. Там, в глубине, лежал тщательно замаскированный мягкой набивкой маленький пистолет, украденный ею из комнаты матери несколько недель назад.

Пейдж иногда обыскивала ящики ночного столика Микки Таггерт и однажды наткнулась на пистолет, спрятанный под коробкой бумажных салфеток, пакетиками с сухими духами и пачкой тошнотворных старых любовных писем. Он казался забытым, хотя и был заряжен. В тот момент Пейдж сама не понимала, зачем ей понадобилось присваивать маленький пистолетик. Просто ей понравилось прикасаться к холодному металлу, держать его в руке, понравилось внезапное ощущение могущества, которого она никогда прежде не испытывала. В ту же минуту она решила, что пистолет должен принадлежать ей. Воровать она научилась давно, у нее скопилась целая коллекция похищенных вещей: кольцо, украденное у няни, когда та была еще жива, цепочка с брелком для ключей, взятая в местном магазинчике, просто чтобы убедиться, что можно украсть и не попасться, зажигалка Харли, тюбик губной помады Кендалл. Но оружия у нее не было никогда, а это совсем другое дело.

Пейдж ощупала гладкий ствол, облизнула губы и снова привалила панду спиной к стулу. В сущности, ей был ни к чему этот пистолет, и она почти забыла о нем. Но сейчас, вдыхая поднимавшийся с веранды едкий запах дыма от сигареты Уэстона, она решила, что скорее в аду мороз грянет, чем она отдаст пистолетик.

Впервые за всю свою злосчастную жизнь Пейдж Таггерт почувствовала себя победительницей!

 

Глава 5

Кейн прекрасно понимал, что будь у него в голове хоть капля мозгов, он оставил бы Клер в покое. От Холландов лучше держаться подальше, и за примером далеко ходить не надо: Кейну стоило только взглянуть на своего старика, чтобы убедиться, что бывает с человеком, связавшимся с Холландами.

Установив сосновое полено на старом пне, служившем ему колодой для колки дров, Кейн поднял топор, крепко рубанул и расколол полено на две половины. Пот струйкой бежал у него по спине, плечи уже начали ныть, но он поднял еще одно полено и установил на пне. Оскар, старый отцовский пес, глухо тявкнул с крыльца, когда почтовый фургон остановился в конце подъездной дорожки.

– Пойди забери почту! – Небритый, с седыми волосами до плеч, Хэмптон выкатил свое кресло на колесах на крыльцо, схватил палку, оставленную у двери, и застучал по старым половицам, согнав несчастного пса с насиженного места.

Размахнувшись топором, Кейн расколол последнее узловатое полено и направился к дороге. Было пятое число – самое время для поступления ежемесячного анонимного чека. Он шел, ощущая сердитый и непримиримый взгляд отца, сверливший ему спину. Хэмптон никогда не скрывал от сына своей зависти.

– У тебя есть пара сильных ног, – часто говорил он, злобно поблескивая красными от беспробудного пьянства глазами. – А ну-ка, принеси мне еще бутылку.

Бывали у него и приступы слезливости, тогда он пускался в рассуждения:

– Знаешь, я ведь любил ее! Ну, то есть твою маму. Любил больше, чем вообще стоит мужчине любить женщину. Но для нее я был недостаточно хорош, особенно когда остался без ног. Не-е-ет, она не желала быть замужем за калекой! Уж лучше быть шлюхой толстосума!

Кейн стискивал зубы и терпеливо сносил оскорбления отца, потому что жалел старика, который раз за разом переживал заново несчастный случай, изменивший всю его жизнь.

– Помни, это все дело рук Датча Холланда! Почему, ты думаешь, лопнул канат на моей связке, пока я грузился на южном склоне? Потому что оборудование было ни к черту, это я тебе говорю. А они выплатили мне жалкую компенсацию, как подачку бросили. – Хэмптон смотрел налитым кровью взглядом на дом Холландов, всегда сверкавший огнями на другом берегу, как рождественская елка. – А ведь у него полно денег! Жена у него этакая фря, вся из себя важная, и три дочки, совсем еще сопливки, а уже дерут нос перед такой голытьбой, как мы. Что я получил, горбатясь на него целый век, а? Жалкий клочок земли, пару грошей в обмен на подорванную спину, да еще вот это! – заорал он, колотя своей бесполезной палкой по железной раме инвалидной коляски. – Надеюсь, Бенедикт Холланд сгорит в аду!

Конверт оказался на месте. Тонкий, но плотный, он заметно выделялся в пачке счетов, которым, вероятно, не суждено было быть оплаченными в ближайшие полтора месяца. Зато в этот вечер Хэмптон Моран будет танцевать со своей любимой дамой по имени «Черный бархат», а завтра позовет в гости своего лучшего друга «Джека Дэниэлса». К среде же он снова вернется к сивушному пойлу и так дотянет до пятого августа.

Кейн выгреб всю почту из ящика и поднес конверт к носу, надеясь почуять запах духов или хоть дымка от папиросы – чего-нибудь, что напомнило бы ему о матери. Но от конверта ничем не пахло. Тогда он хмуро побрел к крыльцу, заранее зная, что в этот вечер ему предстоит укладывать отца в постель.

– Пошли, Оскар, – позвал он пса, обнюхивающего кусты у дороги.

В одном отец был прав: Бенедикт Холланд – и впрямь отъявленный сукин сын. Но каким-то образом ему удалось способствовать появлению на свет самой прекрасной девушки, когда-либо встречавшейся Кейну.

Что-то явно пошло не так – Клер ощущала это всем нутром. Какая-то фальшь прозвучала в словах Харли, а особенно в паузах между словами. Повесив трубку в парадном холле, она почувствовала внутри пустоту и уже не в первый раз задумалась: может, сестры и отец были правы, предупреждая ее, что не стоит с ним встречаться?

– Размолвки в райских кущах? – осведомилась Тесса, влетевшая в эту минуту в холл. В руке младшая сестра сжимала полупустую бутылку диетической пепси-колы, ее бронзовое тело, намазанное маслом для загара, лоснилось после двух часов, проведенных у бассейна.

– Все в порядке, – сквозь зубы пробормотала Клер.

Ей было неприятно, что младшая сестра с ходу читает ее мысли в самый неподходящий момент.

– В самом деле? – спросила Тесса, и ее глаза озорно блеснули. – А знаешь, я позавчера опять видела Харли в обществе Кендалл.

У Клер защемило сердце, ей захотелось крикнуть в лицо Тессе, что она лжет, но хватило ума прикусить язык.

– Где?

– В яхт-клубе. Могу тебя утешить: они явно ссорились. Но они точно пришли туда вместе, а не случайно встретились.

Она отхлебнула из бутылки и побежала вверх по ступенькам, едва не столкнувшись на площадке со спускавшейся Мирандой.

– Опять ты к ней пристаешь? – строго спросила Миранда, бросив на Тессу свой фирменный «взгляд старшей сестры», столь хорошо знакомый и самой Клер: ей тоже частенько приходилось попадать под его прицел.

– Просто дала дружеский совет.

– Кажется, с нее уже хватит.

Клер не поверила своим ушам. Ранда всегда беспокоилась о младших сестрах, говорила, что они рискуют понапрасну вместо того, чтобы думать головой, и вечно попадают впросак. А вот сегодня она сама казалась беззаботной и даже легкомысленной. На ней были шорты и легонькая блузка без рукавов. Из перекинутой через плечо пляжной сумки выглядывало махровое полотенце и зачитанный до дыр экземпляр «Полета над гнездом кукушки».

Тесса перегнулась через перила.

– Просто я считаю, что, если уж Клер так нравится встречаться с одним из Таггертов, пусть лучше переключится на Уэстона.

Миранда замерла на ходу.

– Ты шутишь!

– И не думала. У Уэстона Таггерта есть все, чего лишен Харли. Красавец, спортивный, сексуальный...

– ...мерзавец первой статьи, – дополнила Миранда внезапно побелевшими губами.

– А может, мне нравятся мерзавцы! – вызывающе бросила Тесса.

– Только не такой, как он. Я не шучу, Тесса.

– Ты же его совсем не знаешь. Миранда вспыхнула:

– Повторяю, он законченный мерзавец! С большой буквы!

Тесса захихикала, довольная тем, что ей удалось вывести из себя никогда не теряющую самообладания Миранду.

– Поверь мне, этот человек приносит беду.

– Подумаешь, какая новость! – Тесса снова отхлебнула из бутылки.

– Харли – милый мальчик, – продолжала Миранда, коснувшись руки Клер. – Если он тебе нравится, я могу это понять, хотя твои встречи с ним вызывают большое недовольство в нашем доме. Но Уэстон... – Ее глаза, холодные, как арктическое море, встретились с глазами младшей из сестер. – Зависеть от такого человека – самое страшное горе для женщины. И это не имеет никакого отношения к глупейшей войне наших отцов.

– Ой, вы только поглядите, кто это говорит! Наша старшая сестра, которая даже на свидания никогда не ходит.

– Это удар ниже пояса, Тесса, – вмешалась Клер.

– Но это же правда! – пожала плечами Тесса. – Как может наша Ранда судить о мужчинах? Что ей о них известно?

Миранда открыла было рот, но передумала и покачала головой, словно поражаясь глупости младшей сестры.

– В общем, она хотела сказать, что Уэстон Таггерт нам не по зубам, – добавила напоследок Тесса и опять двинулась вверх по лестнице.

– Держись от него подальше! – предупредила Миранда, потом взглянула на свои часики и опрометью бросилась к двери.

– Что это с ней? – удивилась Клер, глядя, как Миранда бежит по газону, не обращая внимания на усердно вращающиеся головки оросительной установки.

– Понятия не имею, и, честно говоря, меня это не колышет. Ранда всегда была занудой.

– Просто она смотрит на жизнь серьезно.

– Только не сегодня! – Через окно на площадке второго этажа Тесса увидела, как безупречно чистый «Камаро» Миранды пролетел по выездной аллее. – В последнее время она сильно изменилась. – Тесса задумчиво вытянула губы трубочкой. – Может, она все-таки с кем-то встречается по секрету?

– Миранда? – Клер попыталась вообразить старшую сестру на романтическом свидании, но не сумела. – Да нет, она, наверное, спешит взять новую книгу в библиотеке.

– В библиотеку так не спешат, – сказала Тесса, наблюдая за оседающей на аллее пылью. – Могу поспорить, она помчалась на свидание.

Но Клер не поверила Тессе, и ничего удивительного в этом не было: она всегда относилась к любым словам младшей сестры с изрядной долей скепсиса. На Миранду Клер смотрела как на источник мудрости и знаний обо всем на свете, за исключением человеческих существ мужского пола, а вот Тессу считала невероятно ограниченной и поверхностной. Тесса была так поглощена собой, что даже не подозревала о существовании иных вещей, кроме голливудских сплетен, мальчиков и маленького городка Чинук. Он стал центром ее жизни, несмотря на все старания матери приобщить своих дочерей к светским манерам, необходимым, чтобы вращаться в соответствующих кругах Портленда, Сиэтла и Сан-Франциско.

Миранда проводила свою жизнь за книгами, стараясь набраться знаний, Тесса же, напротив, как будто стремилась выбросить из головы все то полезное, что туда случайно залетело за пятнадцать лет, проведенных ею на этом свете. Она ни минуты не сомневалась, что является особой королевской крови, принцессой из сказки, причем не лишенной строптивости. Хотя Клер была уверена, что Тесса сама не знает, зачем восстает против отца, потакающего всем ее желаниям и капризам.

Все еще размышляя над последними словами Тессы, Клер вышла из дома и пробежалась по дорожке до причала. Моторная лодка ее отца, пришвартованная к сваям, тихонько покачивалась на воде. Клер отвязала лодку и села к рулю. Мотор завелся плавно, ни разу не кашлянув, и Клер направила лодку к островку в дальнем конце озера. Островок представлял собой выступающий из воды клочок суши, поросший травой и редкими деревцами, цепляющимися прямо за прибрежные валуны. Но он был со всех сторон окружен водой и необитаем, поэтому, когда домашние особенно досаждали ей, Клер отправлялась сюда, чтобы спокойно подумать.

Рыба резвилась в прозрачной воде, над головой кричали чайки. Ветер трепал волосы Клер, она полной грудью вдыхала свежий, пахнущий влагой воздух. Замедлив ход, она направила лодку к песчаной отмели и заглушила мотор, а потом пришвартовала лодку к искривленному деревцу, ветви которого стлались прямо над водой.

Взбираясь по тропинке, Клер думала о Харли. С тех самых пор, как они начали встречаться, ей приходилось постоянно опровергать упорные слухи о том, что он все еще так или иначе связан с Кендалл.

– Чушь! – пробормотала она вслух, но так и не сумела заглушить тихий голос сомнения, точившего ей сердце.

Клер бы ничуть не удивилась, если бы обнаружила, что эти слухи исходят от ее отца. Он никогда не скрывал, что хочет положить конец ее отношениям с сыном Нила Таггерта. Из всей семьи одна только мать отнеслась к ее увлечению с сочувствием.

– Харли Таггерт хорош собой и богат, – однажды летним утром заметила Доминик, расставляя розы в высокой хрустальной вазе на обеденном столе. – Он всегда сумеет позаботиться о тебе. Мало кому из женщин в жизни так везет. – На мгновение ее руки замерли, она подняла голову и устремила взгляд на обшитую старинным кедром стену, украшенную ее же собственными картинами. – И тут дело не в любви, это вопрос выживания.

– Что?

– Знаю-знаю. Ты вообразила, что влюблена в младшего из Таггертов, – Доминик улыбнулась усталой и грустной улыбкой много повидавшей женщины. – Может быть, и так, хотя наверняка ты это сделала просто из духа противоречия. Отец запрещает тебе с ним видеться, и поэтому мальчик кажется тебе особенно привлекательным.

– Нет, мама, я люблю...

– Ну конечно, любишь! Но только давай рассуждать трезво, не возражаешь? Если ты выйдешь за Харли или за другого парня с такими же деньгами, тебе в жизни не придется даже пальцем шевельнуть. Не надо будет искать работу или думать, где бы раздобыть себе еды. Даже если брак окажется неудачным, ты ничего не теряешь.

– Дело вовсе не в деньгах.

– Нет? – Доминик сорвала увядший лист со стебля одной из роз. – Что ж, прекрасно. Но и деньги не помешают, поверь мне. Твои сестры могли бы брать с тебя пример. Вот, скажем, Миранда... ну, она просто чудачка. Корпит над книгами день и ночь, а зачем? У меня это в голове не укладывается! А Тесса – наоборот. Господи, иногда мне кажется, что этой девочке нужно прописать валиум, честное слово. Она такая... ну, мягко говоря, непослушная. Все делает наперекор, а чего добивается, сама не знает. – На лбу у матери появились морщины озабоченности. – Тесса меня очень тревожит. То есть я тревожусь обо всех вас, но у тебя, по крайней мере, кажется, есть цель в жизни. И ты понимаешь, что судьбу женщины решает удачный брак.

– Сразу видно, что ты не состоишь в рядах НОЖ! – заявила Миранда, вошедшая в столовую именно в этот момент. – Знаешь, что это такое? Национальная организация женщин.

– Знаю. Жалкая кучка хнычущих дур, не нашедших себе места в жизни.

– Неужели тебе никогда не хотелось почувствовать себя свободной?

– Боже упаси! – засмеялась Доминик. – Когда-нибудь ты поймешь, Миранда, что мужчины и женщины не могут быть равны.

– Их права должны быть равны.

– На мой взгляд, вовсе нет. Все эти феминистки просто мутят воду. Представь себе, например, что будет, если твой отец со мной разведется? По идее, я должна получить алименты. Но я их не получу, если эти истеричные фурии настоят на своем.

– Ушам своим не верю! Мама, на дворе 1980 год, а не Средние века!

Доминик ее слова не убедили.

– Мужчины должны обеспечивать женщин, какой бы год ни стоял на дворе. И женщины всегда будут в этом нуждаться.

– Только не я, – прошептала Миранда.

– Умная женщина может всегда позаботиться о себе, удачно подобрав себе партнера.

– Как ты, например? – съязвила Миранда, и глаза Доминик наполнились болью.

– Да, – сказала она с гордостью.

– То-то я вижу, как ты счастлива!

Клер стало не по себе. Ну почему Ранда так жестока с матерью?

– Я слышала, как ты плачешь по ночам, – уже мягче продолжала между тем Миранда. – Я знаю, что тебе нелегко.

Доминик выпрямилась, ее спина как будто окаменела.

– А ты предпочла бы бедствовать и быть готовой на все, лишь бы выжить? – Она поджала губы и решительно повернулась к дочери, позабыв о цветах. – Если не веришь мне, подумай об Элис Моран, ну, помнишь ту женщину, что жила на другой стороне озера?

– Ты ее знала? – спросила пораженная Клер. Она была уверена, что ее родители даже не подозревают о существовании семейства Моран.

– Я о ней наслышана. Ее муж... Я полагаю, они все еще формально женаты, хотя она бросила его и их сына. Ну, словом, Хэмптон до сих пор судится с твоим отцом из-за несчастного случая. А Элис Моран – это просто пример того, как женщина вышла замуж за бедняка и теперь расплачивается за свой выбор.

– В таком случае ты – пример того, как женщина вышла замуж за богатого и теперь расплачивается за свой выбор, – бросила через плечо Миранда, выходя из столовой.

– Не слушай ее, – предупредила среднюю дочку Доминик. – Боюсь, бедная Ранда получит от жизни жестокий урок. А ты продолжай встречаться с Харли Таггертом, если хочешь. Все как-нибудь наладится.

Но ничего не наладилось. Дела шли из рук вон плохо и с каждым днем все хуже. Клер уже не могла припомнить, когда в последний раз встречалась с Харли. Кажется, это было сто лет назад. Зато она несколько раз встречалась с Кейном – вот до чего дошла! Кейн Моран вдруг стал попадаться ей на каждом шагу, и, хотя Клер было неприятно признаваться в этом даже себе самой, ее тянуло к нему. Ну, не то чтобы сильно, совсем чуть-чуть. В нем было все, чего так недоставало Харли: он был беден, дерзок, плевал на все правила и запреты. Он олицетворял собой общественный вызов, а его глаза как будто заглядывали ей прямо в душу, ища подлинную Клер, скрытую за видимой всем оболочкой. Рядом с ним ей становилось не по себе, она нервничала и почему-то постоянно ощущала необходимость оправдываться. Ей даже пару раз пришло в голову, каково бы это было – поцеловаться с ним, но она гнала от себя подобные мысли, вспоминая о Харли. О парне, в которого была влюблена. За которого собиралась замуж.

Клер стиснула зубы, намереваясь раз и навсегда выбросить из головы всяческие бредовые мысли о Кейне Моране. Но у нее ничего не вышло, потому что он был тут как тут.

Клер преодолела последний виток тропинки, и на самой высокой точке каменистого островка перед ней предстал ее мучитель – нахальный мальчишка, поставивший под сомнение все, о чем она в жизни мечтала. Кейн Моран. На нем была пара старых, обрезанных выше колен джинсов и больше ничего. Его волосы еще не просохли после купания. Он лежал, лениво растянувшись на большом валуне.

У Клер перехватило дыхание, в голове даже промелькнула соблазнительная мысль о бегстве, но он уже заметил ее и прищурился так, словно давно поджидал ее тут. Клер хотелось возмутиться и спросить, что он здесь делает. В конце концов, этот остров – собственность ее отца! Но она решила, что не стоит выглядеть мелочной. К тому же он и раньше нарушал границы чужих владений, о чем ей было отлично известно.

– Надо же, кто к нам пожаловал! Никак сама Принцесса!

Кейн приподнялся, опираясь на локоть, солнечные блики играли на его гладкой загорелой коже, янтарные глаза медленно скользили по ней.

Клер невольно выпрямилась.

– Сколько раз тебе говорить: я не принцесса.

– Ах да, верно. – Кейн плавным кошачьим движением поднялся на ноги.

– Что ты здесь делаешь?

– Обдумываю свое житье, – ответил он серьезно, но тут же улыбнулся одним уголком рта. И Клер рассердилась на себя за то, что находит эту кривоватую усмешку чересчур привлекательной.

– Неужели? – усомнилась она, прячась от солнца в тени единственного росшего тут кедрового деревца.

Ей вдруг пришло в голову, что Кейн всякий раз появляется на ее пути, потому что хочет выведать, как продвигаются дела с последним иском, выдвинутым его отцом против семьи Холланд.

– По правде говоря, я тут размышлял, не нуждается ли во мне Дядя Сэм.

– Ты собрался в армию? – Эта мысль ужаснула Клер, хотя она сама не понимала – почему. Ей даже стало холодно, и она бессознательно обхватила себя за плечи, но вдруг заметила, что он не сводит с нее глаз, и еще больше смутилась. – Хочешь завербоваться?

Кейн пожал плечами:

– А почему бы и нет? Войны вроде не предвидится, все тихо.

– Если выберут Рейгана, все может измениться.

– Да что ты понимаешь в политике?! – засмеялся Кейн.

– Не так уж много, но...

Кейн Моран всегда жил на другом берегу озера – сколько она себя помнила. И хотя они были почти незнакомы, Клер почему-то считала его постоянной принадлежностью маленького городка Чинук, откуда люди все время уезжали. Некоторые кончали школу и поступали в колледж или находили работу на стороне, другие обзаводились семьями и искали мест побогаче. Но по какой-то странной причине, о которой ей самой не хотелось задумываться, Клер считала – нет, даже надеялась, – что Кейн всегда будет рядом. Его постоянное присутствие тревожило и раздражало ее, но в то же время давало ощущение стабильности.

– Но почему в армию?

– Разве не понятно? – Его улыбка исчезла также внезапно, как и появилась. – Чтобы выбраться отсюда. Я получу возможность увидеть мир, заработать деньги на колледж и прочее, и прочее. Всю эту чушь мне выложили на призывном пункте.

– А как же твой отец? – спросила Клер, не подумав.

– Он справится, – усмехнулся Кейн, но между бровей залегли две глубокие морщины, и он отвернулся. – Он всегда справляется. – Кейн поддал ногой камешек, и тот покатился с холма, пока не шлепнулся в воду. – А где же твой герой-любовник?

– Что?

– Таггерт, – пояснил он.

Краска горячей волной разлилась по щекам Клер.

– Не знаю. Наверное, на работе.

– Ну, если ты называешь это работой... – Кейн покачал головой и невесело рассмеялся. – На лесопилке у Таггертов все работают без дураков, надрываются, жилы тянут. А Харли и Уэстон, сыночки и наследнички, уже имеют собственные кабинеты с застекленными дверями, и на дверях сусальным золотом выведены их имена. Уэстон указывает пятидесятилетнему бригадиру, как валить лес и грузить бревна, а Харли... – Он потер кулаком подбородок и покачал головой. – Что именно он делает для своей фирмы?

– Не знаю, – призналась Клер.

– Держу пари, если ты спросишь об этом у Харли, окажется, что он и сам не знает.

– Мы не говорим о его работе.

– Нет? – переспросил Кейн, подняв одну бровь. Внезапно он в мгновение ока пересек разделявшее их, залитое солнцем пространство и остановился нос к носу с ней в тени невысокого кедра. Его лицо было так близко, что Клер уловила слабый аромат мятного крема для бритья, смешанный с запахом дыма. Она не могла отвести глаз от его напряженного лица и даже заметила капельки воды, стекающие с волос ему на шею. Ей вдруг стало трудно дышать.

– Так о чем же вы говорите – ты и Принц Харли?

– Тебя это совершенно не касается. Харли...

– Да плевать я хотел на Харли! – Его дыхание теплым ветерком обдало ее лицо. – Но ты... – Кейн поднял руку и накрутил на свой мозолистый палец прядь ее волос. – По какой-то дурацкой причине, сам не знаю почему, но мне не все равно, что будет с тобой. Должно быть, это мне в наказание за грехи.

Клер нервно облизнула губы, и Кейн поймал взглядом это движение. Чертыхнувшись себе под нос, словно освобождаясь от чар, сковавших их обоих, он выпустил ее локон, отвернулся и быстро зашагал прочь. Напряженные мышцы заиграли под гладкой кожей у него на спине.

– Кейн!..

О господи, ну зачем она его окликнула?! Их ничто не связывало, и все же было в нем что-то, находившее отклик в каком-то самом потаенном уголке ее души.

Кейн обернулся через плечо, и на лице его отразилось такое смятение, что у Клер сжалось сердце. Куда-то исчез нахальный мальчишка, готовый помериться силами со всем миром. Перед ней стоял взрослый человек, полный горечи, сознающий свое бессилие.

– Оставь, Клер, – сказал он, потом подошел к краю утеса, взмахнул руками и нырнул в спокойную воду озера с двадцатифутовой высоты.

Это был красивый и чистый прыжок. Заслоняясь рукой от солнца, Клер проследила, как он вынырнул и ровными, уверенными взмахами поплыл к берегу, где стояла его убогая хижина.

Харли бросил взгляд на часы и забарабанил пальцами по столу у себя в кабинете. Он ненавидел эту комнату. Расположенный в одноэтажном здании через дорогу от лесопилки, забитый дешевой конторской мебелью кабинетик был мал и тесен. Эту конуру ему навязал отец.

Харли ослабил узел галстука. Пот каплями стекал у него по груди и по спине, хотя врезанный в подоконник кондиционер работал на полную мощность, кряхтя и выплевывая в тесное пространство струйки охлажденного воздуха.

Черт возьми, он сам прекрасно понимал, что ему здесь не место. Он же не слепой! Он отлично видел, как рабочие в касках бросают косые взгляды, случайно сталкиваясь с ним в пересменок или в обеденный перерыв. Они начинали усердно жевать плиточный табак, пытаясь скрыть улыбки, но Харли ясно различал насмешку в их глазах. Они без всяких слов и объяснений понимали, что он не создан быть их начальником.

Однажды, когда Харли шел после работы к машине, он застукал Джека Сонгберда, одного из местных рабочих, когда тот пытался вскрыть карманным ножом замок автомата с содовой, установленного позади одного из сушильных сараев. Харли встретился глазами с Джеком, нахмурился, но не решился поднимать шум и отвернулся в тот самый миг, когда замок поддался.

Автомат был сломан, выручка (что-то порядка двадцати долларов мелочью) перекочевала в карман Джека, и с тех самых пор всякий раз, как Харли приходилось сталкиваться с Джеком, он видел в темных глазах индейца издевку и презрение. Надо было уволить краснокожего ублюдка прямо тогда же, застав на месте преступления! Но он растерялся, и теперь присутствие Джека вечно кололо ему глаза, напоминая о собственной слабости. Как же он будет командовать рабочими, если любой из них может двумя пальцами переломить ему позвоночник?

Нет, он не создан для этой работы!

Харли еще сильнее дернул узел галстука и бросил на стол папку с делом «Пиломатериалы Беста». Этот самый Джерри Бест, владелец пяти терминалов, разбросанных вокруг Портленда, решил вдруг изъять свой заказ из фирмы «Таггерт Индастриз». Бест был их клиентом в течение многих лет, но по какой-то непонятной причине вознамерился отныне вести дела с кем-то другим. Не исключено, что с Датчем Холландом. Сукин сын, наверное, перебил их цену, хотя владел всего лишь жалкой пилорамой неподалеку от бухты Коуз. Вот подонок!

Теперь Харли предстояло уговорить Джерри Беста не расставаться с «Таггерт Индастриз» – своим старым, надежным, проверенным годами партнером. Ну и работенка! Он взялся за телефон, после долгих колебаний набрал номер и ощутил огромное облегчение, когда секретарша сообщила ему, что мистер Бест не вернется на работу до понедельника. Положив трубку на место, Харли заметил, что на ней остались следы от его потных пальцев.

Он снова взглянул на часы, вытирая вспотевшие ладони о брюки, и решил, что с него хватит. Уэстон почему-то мог появляться на работе в любое время и исчезать когда вздумается, а старик все это принимал как должное. С ним же все было иначе. В отличие от старшего брата он никогда не показывал блестящих результатов – будь то в школе, на футбольном поле или на работе. Поэтому от него требовалось прилежание. Он должен был стараться проводить больше времени на работе, целовать всех в задницу.

К черту все! Сегодня вечером у него назначено свидание с Клер, и ему плевать, что думает по этому поводу его отец.

Харли вскочил на ноги и уже успел подойти к двери, когда в интеркоме раздался голос секретарши отца:

– Мистер Таггерт?

– Да.

– Вам звонят по второй линии.

У Харли все заледенело внутри. А вдруг это Джерри Бест? Что он может сказать такому человеку, как Джерри? Как спасти заказ? Он не умеет торговаться и никогда не научится.

– Это мисс Форсайт, – добавила секретарша.

Харли захотелось забиться в угол и умереть. Это еще хуже, чем притворяться, что ему небезразличны цены на пиломатериалы. Почему Кендалл так упорно его преследует? Неужели она не понимает, что все кончено?

– Привет, – выдавил он из себя, схватив трубку.

– О, Харли, я так рада, что успела тебя застать!

Он ясно представил себе ее лицо: невинные голубые глаза, румяные щечки, надутые губки.

– В чем дело?

Ему совершенно не хотелось знать, в чем там дело. Он начал рассеянно выковыривать кусочек грязи, забившийся под ноготь.

– Дело в том, что... Ну, в общем, мне надо тебя видеть.

– Кендалл, не начинай. Я тебе уже сказал...

– Это важно, Харли. Иначе я не стала бы звонить тебе на работу.

О черт, неужели она беременна?! У Харли подкосились ноги, он привалился к столу, чтобы не упасть.

– Что случилось?

– Я не хочу обсуждать это по телефону. Приезжай сегодня вечером в наш пляжный домик.

– Я не могу. Пауза.

– Ну, пожалуйста!

– У меня другие планы. Ее голос начал срываться:

– Харли, послушай, это вопрос жизни и смерти! – Ну так и есть. Ребенок. Она беременна и постарается сделать все, чтобы заставить его жениться. – Давай встретимся в восемь.

– Я не могу.

– А куда ты денешься! У тебя нет выбора! – крикнула она, задыхаясь, и бросила трубку.

На секунду Харли показалось, что он сейчас потеряет сознание, перед глазами все поплыло. Но постепенно ему удалось взять себя в руки. Кендалл права: надо с ней встретиться.

Дрожащими пальцами пригладив волосы, Харли вышел из кабинета и на ходу помахал женщине из машбюро, считавшейся его секретаршей. Линда, раздобревшая сорокалетняя блондинка, была в общем-то довольно милой, но до того деловитой, что рядом с ней он чувствовал себя полным идиотом, и ее улыбка часто была предназначена не ему, а его ошибкам. «Хватит ныть, Таггерт, – сказал он себе. – Ты здесь хозяин».

Его мягкие мокасины итальянской кожи захрустели по гравию раскаленной от солнца автомобильной стоянки. Вокруг не осталось ни единого дерева, все было давно распилено на брусья толщиной два на четыре дюйма. От всепоглощающей вони сгоревшей солярки, к которой примешивался запах свежих опилок, Харли замутило. Как же он все это ненавидел!

Как и Датч Холланд, его отец был президентом корпорации со множеством подразделений. Эта лесопилка являлась всего лишь одной из многочисленных мелких компаний под крышей холдинга «Таггерт Индастриз». Поэтому Харли казалось вдвойне обидным торчать на лесопилке, когда можно было управлять отелем или рестораном на курорте. Но Нил почему-то решил, что во время летних каникул он должен работать именно здесь.

– Тебе это пойдет на пользу, – заметил он. – Потрешься среди людей, составляющих хребет компании. А на следующий год можешь поработать на курорте в Сисайде. «Пустые слова», – подумал Харли, нацепляя на нос солнцезащитные очки. Как раз в эту минуту красный «Порш» Уэстона с ревом вкатил на стоянку. На пассажирском сиденье блестящей спортивной машины сидела Кристи Сонгберд, младшая сестра Джека. Ее пальцы выбивали ритм «Голодного сердца» Брюса Спрингстина, рвущегося из динамиков, черные волосы отливали синевой в ярких лучах солнца. Она не обратила на Харли никакого внимания, зато сам Уэстон, как только его увидел, пулей выскочил из машины и бросился к нему, стиснув кулаки.

Он был зол как черт, у него даже губы побелели, и Харли сразу напрягся, готовясь к очередным неприятностям. – Где отец? – потребовал Уэстон.

– Здесь его нет.

– Точно знаешь? – подозрительно переспросил Уэстон и вдруг, не сдержавшись, забормотал: – Сукин сын! Я звонил в контору в Портленде и... черт побери, они сказали, что он здесь!

– Да что на тебя нашло?

Уэстон провел обеими руками по волосам и покосился через плечо на Кристи, но она была занята собой: разглядывала свое отражение в зеркале заднего вида и невозмутимо проводила помадой по губам.

– То же, что и всегда! – Уэстон вытер пот со лба тыльной стороной ладони. – Но на сей раз, кажется, слухи подтверждаются.

– Какие... Ах да, ты все о том же, – наконец догадался Харли. – Наш папа и его внебрачные детки?

Самое смешное, что как раз в эту минуту Брюс Спрингстин выводил:

У тебя жена и дети в Балтиморе, Джек!

– Меня интересует только один из этих «деток». Сын.

– С каких пор ты стал верить слухам? – Харли был совершенно равнодушен к сплетням об амурных похождениях Нила Таггерта. – Я, во всяком случае, не собираюсь из-за этого терять сон.

– Неужели до тебя не доходит, что, если это правда, если этот ублюдок, наш сводный брат, когда-нибудь заявит о себе, он может потребовать свою долю всего имущества «Таггерт Индастриз»?

– Ну и что?

– Черт подери, Харли, ты и впрямь такой кретин или ловко притворяешься?

Харли вспыхнул:

– Я просто не желаю даром тратить время на то, чему все равно не могу помешать. Где ты на этот раз подхватил столь ценную информацию? В баре «Западный ветер»? Или в «Камне Иллахи»? Датч Холланд всегда готов выложить очередную гадость об отце. А может, от одного из бездельников, слоняющихся вокруг кофейни?

– Нет. – Уэстон с презрением взглянул на младшего брата. – На этот раз я услышал новость от мамы.

Харли засмеялся.

– Что ж, замечательно! А ты забыл, как ловко она умеет тебя доставать? Не знаю, что там вы с ней не поделили, но мама обожает тебя злить и посылать в погоню за призраками.

– Нет, Харли, ты безнадежен! – Уэстон зажмурился и покачал головой, словно не понимая, что между ними может быть общего.

– А ты гоняешься за тенью. Интересно, что бы ты сделал, если бы папа был здесь? Обвинил бы его в том, что у него где-то есть вторая семья?

– Я просто потребовал бы от него правды.

– Чтобы тебя тут же вычеркнули из завещания? Ерунда, Уэст. Ты только хорохоришься. На самом деле мы оба знаем, что ты ничего не сделаешь, чтобы подставить под удар свой кусок пирога. Ты не станешь рисковать.

– По крайней мере, я не отсиживаю себе зад, ожидая, что этот кусок сам свалится мне в руки! Ладно, поговорили – забыли. Я позже разыщу отца.

– Когда найдешь его, не забудь передать от меня привет нашему сводному братцу.

– Иди ты к черту, Харли.

Уэстон вернулся к своей спортивной машине, где его по-прежнему ждала Кристи, и Харли засмеялся ему вслед. Не часто ему удавалось одержать верх в словесной пикировке с Уэстоном, и сейчас бессильная досада старшего брата согрела самые темные уголки его сердца.

Как раз в ту минуту, когда Уэстон выкатывал свой блестящий «Порш» со стоянки, раздался пронзительный свисток, возвещавший конец смены и начало новой. Харли поспешил к своей машине: ему не хотелось общаться с рабочими. «Нет, дело тут вовсе не в снобизме, – сказал он сам себе. – Просто у меня нет с ними ничего общего».

Отперев дверцу изумрудного «Ягуара» последней модели – предмета своего обожания и гордости, – Харли сел за руль и включил двигатель. Его мощный автомобиль рвался вперед, как горячий конь. Вот сейчас он вырулит со стоянки и помчится по шоссе под пение шин, чувствуя себя хозяином своей судьбы.

А потом, черт побери, ему придется встретиться с Кендалл.

 

Глава 6

– Ну за что мне такое? – пробормотала Кендалл, меряя шагами террасу отцовского пляжного домика.

Почему она так запала на Харли? Зачем гоняется за ним, как одержимая? Почему бы просто не махнуть на него рукой? Пейдж права, она могла бы запросто заполучить любого парня. Вся беда в том, что единственным достойным ей казался Харли Таггерт.

Дело было не только в том, что он Таггерт. Главное – он добрый и милый. Вернее, был таким раньше, пока не познакомился с этой серой мышкой Клер Холланд. Ну что, что он в ней нашел?

У Кендалл заныло сердце, к глазам подступили слезы. Она вцепилась обеими руками в перила и уставилась поверх песчаных дюн на темные воды Тихого океана, которые всегда оказывали на нее успокаивающее действие и помогали выработать разумный план на будущее. Но в этот вечер обычное средство не помогало: все пошло кувырком, и она ничего не могла поделать.

Мимо, держась за руки, прошла смеющаяся парочка. Их босые ноги оставляли следы на влажном песке, тотчас же стираемые пенистыми волнами прибоя. Поджарый ирландский сеттер носился взад-вперед по линии прибоя и приносил в зубах палку, которую бросал ему мужчина. Они выглядели такими счастливыми. Вот такими же были и они с Харли совсем недавно – до появления Клер. У Кендалл перехватило дыхание, она ощутила неудержимое желание разрыдаться. Никогда раньше она не казалась сама себе такой беспомощной, никогда так отчаянно не хотела добиться своего.

Услыхав, как возле коттеджа затормозила машина, Кендалл открыла скользящую дверь. Вот в холле раздались шаги, и сердце у нее подскочило. Он пришел! Он все еще любит ее!

– Харли!.. – воскликнула она, но его имя замерло у нее на губах: на террасе, непринужденно улыбаясь, появился Уэстон. – О... – разочарованно протянула Кендалл.

– Так и думал, что застану тебя здесь.

– Ты... тебя Харли послал?

Улыбка Уэстона – та самая, что расплавила уже немало женских сердец, – стала еще шире.

– Да нет, я сам пришел.

– Но откуда ты узнал, что я...

– Когда просишь что-то передать через секретаршу, считай, что все уже в курсе.

– Я не просила передать. Уэстон нетерпеливо отмахнулся.

– Неважно. Я просто приехал дать тебе совет. Кендалл гордо вскинула голову.

– Я, кажется, не спрашивала у тебя совета.

– Поверь, он тебе пригодится. – Уэстон поглядел на нее и сокрушенно вздохнул. – Знаешь, Кендалл, я тебе удивляюсь. Я всегда считал тебя девушкой неглупой. Мне казалось, что ты знаешь, чего хочешь, и умеешь добиться своего.

– С Харли все иначе.

– Почему?

– Ну... все не так просто.

– Ошибаешься. Все элементарно просто. Нужно просто воспользоваться тем, что он не слишком умен. Только не спорь! – Он поднял руку, заглушая ее протесты. – Ты прекрасно знаешь, что это так и есть. Мы оба знаем пределы его возможностей. – Теперь улыбка Уэстона стала зловещей.

– И что ты предлагаешь?

– Замани его в ловушку.

Кендалл поджала губы.

– Я бы никогда в жизни...

– Да брось, не ломайся! – со скучливым раздражением перебил ее Уэстон. – Я слышал твой последний разговор с ним – когда ты говорила, что можешь «залететь». Ты прижала его к канатам. Теперь добей его. – Он уселся на перила спиной к океану, глядя прямо в глаза Кендалл. – Только не говори мне, что тебе смелости не хватит, потому что я не поверю. Ты из тех женщин, которые знают, чего хотят, и умеют добиться своего.

Кендалл задумчиво закусила губу.

– А что, если... что, если ребенка нет?

– Ну, так сделай его.

Она нашла в себе силы улыбнуться.

– Без Харли у меня не получится. Уэстон уставился на нее как на полоумную.

– Да брось, Кендалл. Харли слабак, и это всем известно. Надо его соблазнить, только и всего.

– Только и всего?

– Поверь мне, он не сможет тебе отказать. Кендалл обдумала его предложение. В нем, безусловно, было рациональное зерно, но Кендалл просто не хотелось принимать советы от Уэстона. Он никогда и ничего не делал без определенной цели – своей собственной цели.

– Ну а тебе-то все это зачем? – спросила она, подозрительно поглядев на него.

Уэстон ответил не сразу и даже оглянулся на океан за спиной.

– Ты мне, конечно, не поверишь, если я скажу, что меня беспокоит судьба моего брата?

– Нет, не поверю. Придумай что-нибудь поубедительнее.

– Ладно. Харли сидит у меня в печенках. Сейчас он сохнет по Клер Холланд, твердит, что женится на ней…

Кендалл ахнула, острая боль пронзила ей сердце. Она не знала, что у Харли с Клер все зашло так далеко.

– ...а это было бы катастрофой, – закончил свою мысль Уэстон.

– Для тебя?

– Почему только для меня? Для всей семьи. Отец из-за этой истории просто из себя выходит, даже дела забросил. Что, если его хватит инфаркт? Пейдж тоже ужасно расстроена, и я не сомневаюсь, что Датч Холланд переживает не меньше нас. Если наша междоусобная война вспыхнет с новой силой, отец этого не переживет.

Его доводы показались ей неискренними. Уэстон плевать хотел на членов своей семьи, и так было всегда. Он всегда боролся за лидерство, вторых ролей не признавал и не смущаясь шел по трупам.

– Но это ведь еще не все, верно? У тебя есть какой-то личный интерес.

Уэстон нахмурился, на его квадратной челюсти задергался мускул.

– Я не хочу, чтобы Харли получил дочку Холланда! – отрезал он.

– Почему?

Он прищурился и пристально посмотрел на нее.

– Потому что он не заслуживает ни одной из них, даже Клер.

– Но меня он, по-твоему, заслуживает? Ты что, приехал сюда поиздеваться надо мной?

– Слушай, я предлагаю тебе получить то, что ты хочешь, так что не кипятись. Если ты сомневаешься, что тебе удастся соблазнить Харли, я сам помогу тебе «залететь».

– Что?!

Во рту у Кендалл пересохло. Она решила, что ослышалась.

Уэстон выругался себе под нос, в его глазах засветилась непреклонная решимость.

– Ты ведь хочешь ребенка, чтобы все было наверняка? Так вот, я сделаю тебе ребенка.

Он спрыгнул с перил и направился к ней. Несмотря на все свое отвращение к нему, Кендалл вдруг ощутила дрожь и слабость в коленях.

– Ты?

– Тот же набор генов, что у Харли. Та же группа крови. Ему и в голову не придет сомневаться в отцовстве.

– О боже! – У нее по спине пробежал холодок, сердце заколотилось с удвоенной силой. – Но зачем тебе... Что ты сам будешь с этого иметь?

Уэстон усмехнулся, его взгляд медленно скользнул п ее телу.

– Твою вечную благодарность и неувядающую привязанность.

– Я не думаю, что смогу...

– Даже ради того, чтобы стать женой Харли? Уэстон взял ее руку, поднес к губам и поцеловал ладонь.

Ноги у Кендалл подкосились, она чуть не упала, но все-таки выдернула руку, словно его поцелуй обжег ее.

– Ты рехнулся! Я никогда...

– Не торопись, подумай. Ты можешь стать миссис Харли Таггерт.

– С твоим ребенком.

– У тебя мог бы случиться выкидыш.

У Кендалл вдруг закружилась голова, и она вынуждена была ухватиться за перила.

– Ты не просто извращенец, ты выродок!

– Я просто хочу тебе помочь.

Кендалл отвернулась, собираясь уйти, но Уэстон опередил ее и обхватил сильными руками поперек туловища под самой грудью.

– Подумай об этом, Кендалл! – прошептал он ей в ухо. – Мы могли бы немного поразвлечься, а потом... бух, – Харли падет к твоим ногам. Что тут плохого?

– Все! – ответила она с отвращением, хотя грудь у нее заныла, а кожа в тех местах, где ее касались его руки, уже начала гореть. – Ты можешь все погубить.

Уэстон засмеялся ей прямо в ухо.

– Я так не думаю, киска. Ты сама готова все испортить. – Он отпустил ее и направился к ступенькам, но, уже начав спускаться, обернулся. – Если ты позволишь Харли ускользнуть и жениться на Клер Холланд, не говори, что это я виноват. Нет, милая, если это случится, можешь благодарить только саму себя!

Голос у Харли был какой-то чужой.

– Извини, Клер, я тебе позже перезвоню. Тут возникло неотложное дело. Отец настаивает на моем присутствии.

Закрыв глаза, Клер принялась наматывать телефонный шнур на палец. Ей хотелось наорать на него. Харли явно не говорил ей правды. Она так старалась отогнать прочь мучившие ее сомнения, подавить их в душе, но они всплывали, надвигались, душили ее.

– Он просто хочет нас разлучить.

– Знаю, но у него ничего не получится.

– Мы не виделись уже больше недели.

– Знаю, знаю, – торопливо пробормотал Харли.

Ей казалось, что она слышит, как лихорадочно крутятся шестеренки у него в мозгу. Неужели Харли обманывает ее? Старается ее избегать? Почему бы не сказать прямо, что между ними все кончено? Клер охватило отчаяние. Она любила Харли, обожала его, а он...

– Мы увидимся, дорогая. Ну может, не сегодня, но скоро. Клянусь тебе, Клер. Я тоскую по тебе.

«Это правда? Ты действительно тоскуешь?» – хотелось спросить, но она не решилась.

– Харли...

– Что?

Клер показалось, что в его голосе прозвучало раздражение. Она собиралась сказать, что любит его, но внезапно передумала. Ему сейчас не до нее, он слишком далек.

– Ничего.

– Слушай, почему бы нам не отправиться на яхте в ночное плавание?

– Это было бы здорово.

– Давай встретимся в яхт-клубе в десять... нет, лучше в десять тридцать. Ты помнишь номер причала?

– Да, но...

– Извини, но раньше мне не успеть. Я... Я люблю тебя. Ты же знаешь.

– Я тоже тебя люблю, – сказала Клер, но признание прозвучало пусто и фальшиво, как театральная реплика в ответ на соответствующие слова партнера по сцене.

Борясь с подступающей головной болью, она уставилась в окно. Солнце скрылось за горной грядой на западе. Откуда звонил Харли? Где он находится? Кто сейчас рядом с ним? Почему он опять отменил свидание?

На самом деле он тебя совсем не любит! Почему бы тебе не посмотреть правде в глаза? Но проглотить такую горькую пилюлю нелегко, для этого требуется много мужества и целое море собственного достоинства.

Клер налила себе лимонада и прижала запотевший от холода стакан ко лбу. Большой дом, нагревшийся за день, как печка, был пуст. Лето стояло жаркое, а Датч Холланд категорически отказывался установить в доме кондиционеры, поэтому даже с открытыми настежь окнами дышать было трудно.

Клер вышла на заднее крыльцо и села в старое кресло-качалку. Яркие цвета заката сменились сиреневыми сумерками, в небе начали проглядывать звезды, над водами озера запорхали летучие мыши. Все та же мысль вертелась в голове у Клер: что сейчас делает Харли, а главное, с кем? Уж слишком часто в последнее время он прибегал к отговоркам, казавшимся ей надуманными. Наверное, он и в самом деле по-прежнему встречается с Кендалл Форсайт.

– Дура! – пробормотала Клер, яростно отталкиваясь ногой от пола.

Разве сестры не говорили ей, что она восторженная идиотка? Разве отец не предупреждал, что не следует связываться с Харли? Но она была упряма и решила доказать им всем, что они ошибаются. Как же трудно теперь признаться себе, что ее одурачили!

Старая качалка поскрипывала, Клер было жаль себя и хотелось плакать, но она твердо решила, что не позволит ни Харли, ни кому-либо другому вытирать об нее ноги.

Решительно встав с качалки, Клер прошла в кухню и сняла с крючка у задней двери запасную связку ключей. У ее отца был целый парк автомобилей, и она выбрала джип, выкрашенный в армейский зеленый цвет. Лучше уж поехать куда-нибудь, чем сидеть дома и тосковать по парню, неспособному найти для нее время!

Чинук был крохотным городком с одним-единственным светофором на центральном перекрестке, двумя ресторанами, парой закусочных и несколькими мотелями. Превышая ограничение скорости, Клер пронеслась мимо методистской церкви и увидела группу молодежи, слонявшейся вокруг местной пиццерии. Вся стоянка была заставлена мотоциклами и старыми пикапами. Клер нашла место для джипа, сунула ключи в карман и вошла в заведение, встретившее ее запахами пекущегося теста, чеснока, томатного соуса и сигаретного дыма.

За столиками расположились семьи с детьми, группы подростков толпились у декоративного камина, но первым человеком, на которого упал ее взгляд, был Кейн Моран. Он сидел в угловой кабинке, вытянув перед собой длинные ноги в джинсах. Его взгляд был устремлен на дверь – он как будто поджидал ее.

Только этого ей не хватало! Она всеми силами старалась его избегать, и вот надо же. К собственному ужасу, Клер почувствовала, как ее пульс учащается. Ну нет, прятаться она не будет, он не обратит ее в бегство. Клер заказала стакан кока-колы у стойки бара, а затем, собрав остатки мужества, подошла прямо к Кейну.

На скулах у него красовалась суточная щетина, вкупе с мрачноватой усмешкой это делало его вдвойне опасным и притягательным. На столе перед ним стоял полупустой стакан кока-колы, в жестяной пепельнице дымилась забытая сигарета.

– Принцесса? – протянул он, ногой в сапоге подталкивая к ней свободный стул. – Какими судьбами? Шляешься по кабакам?

– Да, это я. – Клер уселась на предложенный стул и сделала большой глоток, надеясь смягчить вдруг пересохшее горло. – И вовсе это не кабак, а вполне приличное заведение. Даже непонятно, что ты здесь делаешь. Я слыхала, что ты водишься только с местной шпаной и уличным хулиганьем.

Его неотразимая усмешка стала еще шире.

– Браво, мисс Холланд. Только одна поправка: это местная шпана и хулиганье водятся со мной.

По крайней мере, у него есть некое подобие чувства юмора.

– Скажи, зачем ты все время меня достаешь? Считаешь это своим личным долгом?

– Ты так это называешь? – Кейн затянулся сигаретой. – Считаешь, что я тебя достаю?

Его взгляд сверлил ее насквозь, и Клер вдруг показалось, будто пространство свернулось вокруг них и они остались наедине в переполненном ресторане. Он смотрел так, словно, кроме нее, не существовало женщин на земле, а сам он был вынужден предаваться воздержанию в течение многих лет.

Клер пожала плечами, стараясь сбросить охватившее ее смущение.

– А где твой благоверный? – продолжал допрос Кейн.

– Я не замужем.

– Вот уж никогда бы не подумал! Ну, как бы то ни было, это всего лишь вопрос времени.

– Тебе-то откуда знать?

– Ты приняла решение – значит, добьешься своего.

– Ты же ничего обо мне не знаешь.

– Ты так думаешь? – Насмешливо фыркнув, Кейн потер колючий подбородок. – Я знаю больше, чем ты думаешь, Принцесса. Пожалуй, больше, чем мне бы следовало знать. – Он наклонился к ней поближе, пытливо вглядываясь в ее лицо. – Ты из тех женщин, которые сами принимают решения и поступают, как считают нужным. Верная, преданная, наивная... Ты не поверишь ни единому дурному слову о том, кто тебе дорог, хотя ясно как божий день, что тебя используют.

Ей захотелось закатить ему оплеуху.

– Никто меня не...

– Очнись, Клер! Ты же не глупа, а поддаешься такому явному обману. – Стремительным движением Кейн протянул руки и схватил ее за оба запястья. Его пальцы оказались теплыми, но твердыми и властными. – Так где же он?

– Кто? Харли? Он сегодня работает допоздна. Объяснение показалось ей самой жалким и неубедительным.

– Брось, Клер! Таггерт в жизни не проработал ни единого дня. Придумай что-нибудь еще.

– Он выполняет какое-то поручение своего отца. Деловое поручение.

– Харли Таггерт участвует в крупной финансовой сделке? Ты сама этому веришь не больше, чем я.

Клер упрямо вздернула подбородок.

– Он не стал бы мне лгать!

– Отчего же, Клер? – Пальцы Кейна гладили нежную, чувствительную кожу у нее на запястьях. Его лицо было так близко. И это молодое лицо казалось умудренным не по годам. – Любой мужчина может солгать женщине.

– Он мне позвонил и...

Клер умолкла на полуслове. С какой стати она обязана отчитываться перед Кейном Мораном? По сути дела, он даже не был ее другом – этот взрослый мужчина, совершенно чужой, да еще и озлобленный на весь мир!

– И отменил свидание? – усмехнулся Кейн.

– Мы встретимся позже.

На один миг, равный биению сердца, его глаза вспыхнули острой болью, но Клер решила, что это ей почудилось. Моран лишен всяких чувств, он давно огрубел, и его невозможно ранить или уязвить. Господи, да он на полпути к исправительной колонии! Во всяком случае, так говорили все вокруг. Но этот парень, сидевший напротив нее за столом и сжимавший ее запястья в своих теплых ладонях, вовсе не походил на преступника. Интересно, каково было бы поцеловать эти тонкие, вечно изогнутые в циничной усмешке губы?..

Мучительно краснея от собственных беззаконных мыслей, она освободила руки. Ей вдруг стало страшно – Кейн слишком сильно волновал ее.

– Пожалуй, мне лучше уйти.

Кейн сразу поднялся, в последний раз затянулся сигаретой и затушил ее в пепельнице.

– Хочешь прокатиться? – спросил он, выпуская дым, и в его словах ей почудился скрытый намек.

– Нет, мне пора идти.

– И куда же ты пойдешь? Будешь сидеть у телефона и ждать, когда Таггерт позвонит?

– Нет, но...

– Мы просто прокатимся, Клер.

– Чего ради я поеду с тобой кататься?

В его глазах под густыми золотистыми бровями вспыхнул вызов.

– Испугалась?

– Вот еще!

– Тогда поехали.

«А почему бы и нет, в конце концов? – вдруг подумала Клер. – Может быть, Харли сейчас проводит время с Кендалл или какой-нибудь другой девчонкой, откуда мне знать?»

– Ладно, – сказала она наконец и, тряхнув головой, отбросила волосы за спину.

Его улыбка стала грозной. Он схватил ее за руку.

– Пошли.

По дороге к стоянке Клер терзали сомнения. Вдруг их кто-нибудь увидит? Вдруг они попадут в аварию? Вдруг Кейн завезет ее бог весть куда и откажется вернуться к десяти тридцати? Что она вообще о нем знает? Что он хулиган, подозреваемый чуть ли не во всех мелких правонарушениях, совершающихся в городе. Что он сыт по горло выходками своего отца, калеки и пьяницы, и горит желанием отряхнуть прах города Чинук с подошв своих кожаных сапог. И все равно она нутром чувствовала, что он не так плох, как о нем говорят.

Отбросив все страхи, Клер забралась на сверкающий хромом и черным лаком мотоцикл и обняла Кейна за талию. Мотор взревел.

– Держись! – прокричал Кейн через плечо, и она уткнулась лицом ему в спину между лопаток, вдыхая запах кожи и дыма.

Из-под колес полетел мелкий гравий, и через несколько секунд они уже мчались по шоссе. Неоновые огни мотелей и баров мелькали мимо, фары встречных машин на миг ослепляли их и тотчас исчезали. «Это безумие!» – мелькнуло в голове Клер. Должно быть, она и впрямь сошла с ума, если согласилась на эту головокружительную гонку под луной. И все-таки она чувствовала себя свободной, почти невесомой, летя мимо железных ворот «Камня Иллахи», курорта, построенного ее отцом. Чувство вины за то, что она проводит время с другим парнем, внезапно рассеялось, Клер еще крепче прижалась к спине Кейна. Обделенный жизнью и несмирившийся, упрямый и насмешливый, полный едкого сарказма, он был полной противоположностью Харли Таггерту.

Не обращая внимания на запретительные знаки, они промчались по берегу, свернули на проселок и углубились в лес. Бледный свет луны слабо пробивался сквозь завесу ветвей. Единственным настоящим освещением служил яркий и немигающий луч передней фары мотоцикла, подпрыгивающего на неровной узкой дороге.

– Куда мы едем? – спросила Клер.

Ей приходилось кричать, потому что голос относило ветром. Внезапно ее опять охватили сомнения.

– Увидишь.

Ловко объехав ржавеющие столбы ворот, когда-то перекрывавших старую дорогу, Кейн направил мотоцикл прямо в горы по усеянной старыми пнями пустоши. Эти белые гниющие пни стояли, словно призрачные часовые, охраняя память о когда-то шумевшем здесь лесе. Клер вдруг стало не по себе, ее охватывала дрожь скверного предчувствия. Зря она прыгнула на этот мотоцикл, зря согласилась поехать покататься с Кейном. Это была ошибка.

Мотоцикл с ревом и воем добрался до вершины, где чудом уцелели несколько елей, избежавших пилы лесоруба. Кейн замедлил ход и заглушил мотор.

– Знаешь, где мы? – спросил он, взяв ее за руку, и повел к широкому каменному уступу, откуда открывался вид во все стороны, далеко внизу мелькали огоньки Чинука. – На лесосеке, в заброшенном лагере лесорубов.

– Вот как?

Почему его голос прозвучал как похоронный колокол?

Кейн обнял ее одной рукой за талию, положил подбородок ей на плечо, а свободной рукой указал на противоположную сторону глубокой лощины.

– Вон там мой старик попал в аварию.

У Клер внутри все перевернулось. Несмотря на теплую звездную ночь и близость его тела, она почувствовала холодок, пробежавший по позвоночнику.

– Ты привел меня сюда, чтобы показать место, где пострадал твой отец?

Кейн не ответил, просто отпустил ее и сел на край уступа.

– Я иногда прихожу сюда подумать.

Он сунул в рот сигарету «Кэмел», чиркнул спичкой по валуну и глубоко затянулся. Маленькое пламя спички на мгновение бросило золотистый отсвет на его мужественные черты.

– И о чем же ты думаешь? – робко спросила Клер. Кейн ухмыльнулся, его белые зубы блеснули, а потом в темноте затлел красный огонек сигареты.

– Иногда о тебе. Клер обомлела:

– Обо мне?

– Время от времени, – признался он и пристально посмотрел на нее. – А ты разве никогда не думаешь обо мне?

Клер нервно потерла руки.

– Я... м-м-м... стараюсь не думать.

– Но все-таки думаешь?

– Иногда, – вздохнула она, чувствуя себя предательницей.

– А я, между прочим, завербовался в армию.

– Что? – Сердце у нее едва не остановилось. Казалось, его слова отразились от окружающих холмов и эхом прокатились по лощине. – Что ты сделал?

– Записался. Вчера.

– Зачем?

Какая-то часть ее души, та часть, в которую она сама не хотела заглядывать, съежилась и онемела. Он уезжает. Клер уверяла себя, что ей, в сущности, все равно, но чувствовала, что без него город опустеет.

– Настала пора.

– Когда ты уезжаешь?

Кейн пожал плечами и глубоко затянулся сигаретой, обхватив одной рукой колени.

– Через несколько недель. Сядь! – Он без улыбки оглянулся на нее. – Я не кусаюсь. Во всяком случае, не на первом свидании.

– Это... это не свидание.

На это Кейн ничего не ответил, но она знала, что мысленно он называет ее лгуньей.

– Ты думаешь, что я тебя боюсь... – начала она.

– Я думаю, что тебе следует меня бояться.

– Почему?

Настороженная, как испуганный жеребенок, готовий в любую минуту броситься наутек, Клер заставила себя подойти к уступу и сесть рядом с ним.

– У меня скверная репутация. Во всяком случае, многие считают меня конченым человеком. – Его задумчивый взгляд остановился на ее губах, и у Клер перехватило дыхание. – Но ты так почему-то не считаешь. По крайней мере, пока. – С этими словами он затоптал окурок на земле.

– Ну, вряд ли мое мнение изменится после одной-единственной прогулки с тобой.

Сидя так близко от него, Клер мысленно твердила, что может постоять за себя, что ей вовсе не страшно, что ладони у нее увлажняются, потому что ночь жаркая и душная, а ее сердце вообще склонно давать перебои в самые неожиданные минуты.

– Ты доверяешь мне больше, чем следовало бы, Клер.

– Я так не думаю.

Он ничего на это не ответил, только смотрел на нее, не отрываясь, с таким напряжением, что ей стало жарко. Тихий ночной ветерок обвевал лицо Клер и трепал волосы. Ей вдруг ужасно захотелось, чтобы он обнял ее, захотелось закрыть глаза и разрешить ему делать все, что он хочет. Но она знала, что никогда этого не позволит. Она любила другого человека.

– Зачем ты привез меня сюда?

Собственный голос, вдруг ставший низким, хрипловатым и томным, напугал ее.

Кейн нахмурился и несколько томительно долгих секунд изучал ее лицо.

– Это была ошибка.

– Почему?

И снова Клер показалось, что в его глазах мелькнула невыразимая боль.

– Ты что, не понимаешь?

– Чего я не понимаю? – Клер вдруг разозлилась. – Ты сам все это начал, Кейн. Ты уговорил меня приехать сюда с тобой.

– Долго уговаривать не пришлось. Я же не волок тебя на аркане. – Он наклонился ближе к ней, и Клер пришлось проглотить внезапно подступивший к горлу ком. – Признайся, тебе просто-напросто надоела твоя скучная, предсказуемая жизнь, тебе надоело делать то, чего от тебя ждут. Ты же для того и связалась с Таггертом, чтобы насолить своему старику! Увы, Харли Таггерт не из тех, кто может свести девчонку с ума, верно?

– Оставь Харли в покое!

Ее сердце колотилось так, словно хотело выскочить.

– С какой стати? Боишься, он узнает, что ты находишь его скучным?

– Он не... – Клер прикусила язык. Бесполезно защищать Харли, этим она ничего не добьется. – Ты притащил меня сюда, Кейн, и я хочу знать зачем. А уж почему я согласилась, это мое дело, и не надо строить из себя психоаналитика.

Кейн скептически поднял бровь.

– Ты играешь с огнем, Принцесса, – предупредил он, придвигаясь ближе. Его потемневшие глаза манили и пугали ее обещанием запретного. – Ровно через две минуты я пожалею о том, что сейчас скажу. Но раз уж я все равно покидаю город, пожалуй, пришло время сказать правду.

Внутри у Клер все дрожало. Ее страшило это признание, но ей отчаянно хотелось его услышать. Внезапно Кейн с силой сжал ее плечи.

– Весь ужас в том, что я люблю тебя, Клер Холланд, – сухо и бесстрастно проговорил он. – Видит бог, я этого не хотел. Честно говоря, из-за этого я сам себе противен, но ничего поделать не могу.

Клер не могла говорить, боялась даже шевельнуться и казалась самой себе испуганной ланью, застывшей в свете автомобильных фар. Она украдкой скосила глаза на его губы, не зная, захочет ли он ее поцеловать, но Кейн даже не прикоснулся к ней.

– Есть кое-что еще, о чем тебе следует знать. Если бы ты была моей, я не заставлял бы тебя ждать. Харли Таггерт дурак, а ты еще глупее его, если позволяешь ему так обращаться с собой. Знаешь, почему я зову тебя Принцессой? Потому что ты этого заслуживаешь. Именно так с тобой и надо обращаться – как с королевской особой, черт бы тебя побрал.

– О господи... – растерянно прошептала Клер.

Весь ее придуманный мир рухнул. Он любит ее? Кейн Моран любит ее?

Внезапно Кейн поднялся, его подбородок стал твердым, как гранит.

– Пошли, Клер. Я отвезу тебя обратно к твоей машине. Мы же не хотим заставлять Харли ждать, правда? – С этими словами он повернулся и подошел к мотоциклу.

– Кейн...

Он замер и оглянулся через плечо. Клер тяжело перевела дух.

– Я... не знаю, что сказать.

– Ничего. Не надо никакой лжи, никаких извинений. Просто ничего не говори. – Кейн перебросил длинную ногу через седло мотоцикла, включил зажигание и налег всем весом на педаль. Мотор мощной машины стрельнул и зарычал, эхо прокатилось по холмам. – Нам обоим будет лучше, если ты ничего не скажешь.

Но Клер вовсе не была в этом уверена. На негнущихся, словно деревянных ногах она подошла к мотоциклу и, сама не зная как, устроилась позади Кейна. Обнять его, обхватить руками за талию казалось таким естественным, таким... правильным! Сквозь рев мотора ей почудилось, что он пробормотал: «Давай просто забудем эту ночь, будто ее никогда не было», – но она не была уверена. Зато она твердо знала, что навсегда сохранит в сердце воспоминание об этих нескольких часах.

Мотоцикл с ревом помчался вниз по холму, и Клер крепче уцепилась за Кейна, подумав, что, наверное, это ее последний и единственный шанс обнять его.

 

Глава 7

Спустив грот-мачту и закрепив гик, Уэстон ощутил на лице прохладные соленые брызги океана. Иногда ему нравилось ходить под парусом в одиночку, мериться силами с бесконечным водным простором, бросать вызов стихиям, чувствовать, как зыбко качается палуба под ногами. Но не сегодня.

Огни яхт-клуба плясали на темной, вечно подвижной воде. Включив мотор, он направил изящную яхту через бухту к нужному причалу и механическим, доведенным до автоматизма движением пришвартовал ее. На секунду ему вспомнилась Кристи, но снова видеться с ней сегодня не хотелось, и он отбросил эту мысль. Она всегда была послушна, готова на все, чтобы доставить ему удовольствие, но с ней ему было смертельно скучно.

Уэстон с тоской сознавал, что едва ли найдет когда-нибудь удовлетворение. Ему постоянно требовались новые завоевания, но победы давались слишком легко. Что даст ему какая-нибудь наивная маленькая девственница или многоопытная шлюха? Или даже Кендалл, если она согласится на его предложение? Черт, ну и по-скотски же он с ней поступил! Предложил сделать ей ребенка, как будто тем самым хотел оказать услугу от чистого сердца. На самом деле ему просто хотелось перепихнуться с ней, не затрачивая при этом лишних сил на ухаживания. К тому же мысль о ребенке, которого он зачнет, а воспитывать будет Харли, грела самую темную, извращенную часть его души. Боже, какой кайф! Во-первых, Кендалл навсегда останется у него в долгу, а во-вторых, у него всегда будет на руках козырный туз в игре против братца-идиота.

Уэстон запер кабину и тяжело вздохнул. На самом деле гораздо больше, чем Кендалл, ему хочется заполучить одну из дочек Холланда. Почему? Наверное, потому, что в течение чуть ли не двадцати последних лет отец тыкал ему в лицо этими девочками, напоминая, что они для него под запретом: отпрыски главного врага семьи Датча Холланда, красивый, но ядовитый плод. И надо же, у этого слабака Харли хватило смелости или глупости начать открыто встречаться с Клер!

Такого Уэстон потерпеть не мог. Он сочинил отличную историю с изменением завещания, чтобы запугать Харли лишением наследства, хотя на самом деле знал, что старик никогда на это не пойдет. Сам же Уэстон всегда действовал чрезвычайно осторожно, стремясь сохранить и упрочить свое положение старшего наследника. Слишком много лет он старался угодить Нилу, играл в его игры, приветствовал все его начинания, чтобы теперь все потерять. Нил Таггерт не скрывал, что Уэстон его любимец и ему предназначена львиная доля семейного состояния. Никакие силы в мире не заставят его сделать какой-то неверный шаг.

Но вдруг объявится побочный сын, доселе неизвестный, никем не признанный ублюдок, и потребует свою долю ?

Когда Уэстон сказал отцу, что вновь пошел старый слушок о существовании незаконного сына, Нил поклялся, что он чист, а ложные слухи распространяет Датч Холланд. На какое-то время Уэстон успокоился и даже выкрал экземпляр завещания отца из его конторы в Портленде. Нил не солгал: когда он сыграет в ящик, Уэстон будет обеспечен на всю жизнь. Если только сам все не испортит.

Дело в том, что существовала одна проблема, с которой Уэстон не знал, как справиться. Ему нужна была не любая из дочек Холланда. Ему нужна была Миранда. Чего бы он только не отдал за одну ночь с ней! За возможность показать этой царственной, холодной, острой на язык интелектуалке, что такое животная страсть – кровавая, рычащая, ничем не стесненная. Он был отличным любовником и знал, что может продемонстрировать ей пару-тройку трюков, которых она никогда не забудет. Он прямо-таки видел, как она – дрожащая, задыхающаяся, с бурно колотящимся сердцем – умоляет его не останавливаться. Но всякий раз, как он пытался заговорить с ней, она обдавала его ледяным презрением. Поэтому было особенно приятно грезить о том, как она со взмокшими от пота, растрепанными волосами, с раскрасневшимся лицом опускается перед ним на колени и тянется своими длинными гибкими пальцами к «молнии» у него на брюках.

– Когда-нибудь это произойдет, – пообещал он сам себе. – В один прекрасный день она узнает, что может сделать с ней настоящий мужчина.

Уэстон с ухмылкой поддернул брюки, спрыгнул с яхты на пирс и направился к изогнутой аркой неоновой вывеске «Яхт-клуб Иллахи», под которой задержался, чтобы раскурить сигарету. Опять у него перед глазами промелькнул образ Миранды Холланд. Умная, образованная, неприступная женщина с языком острым, как бритва, она уже распланировала все свое будущее и хотела заставить весь мир поверить, будто у нее нет ни времени, ни охоты уделять внимание представителям сильного пола. Но это была фальшивая вывеска. Уэстон чувствовал, что под ее ледяной наружностью скрывается страстная натура. В постели она могла стать настоящей тигрицей.

Он вспомнил, как недавно выследил Миранду на ее черном «Камаро». С ней был парень, Хантер Райли, пасынок сторожа, служившего у Датча Холланда. Конечно, сам по себе этот факт особого интереса не вызывал: Миранда и Хантер были знакомы годами; наверное, она просто согласилась подбросить его до города. Но в том, как она повернулась к нему и улыбнулась, было что-то уж слишком фамильярное. А он так небрежно обнял ее за плечи.

– Сукин сын! – пробормотал Уэстон, внезапно ощутив бешеную зависть к Райли. Да кто он такой? Голодранец! По мнению Уэстона, Райли был типичным неудачником. Он с большим трудом закончил среднюю школу, перебиваясь на тройки, и теперь на средства общины учился в местном колледже, чудом переползая с курса на курс, а в свободное время помогал своему отчиму ухаживать за садом. Чем же эта шваль могла привлечь утонченную Миранду Холланд?

«Женщины!» – с презрением подумал Уэстон, срезая поворот так, что шины завизжали. Опустив верх «Порша», он помчался к «Камню Иллахи» – курорту, который его отец ненавидел всей душой. Но он вышел на охоту и уже не мог остановиться. Надо было как следует перепихнуться. Казалось, машину тянет не мотор, а нарастающий жар у него между ног. Уэстон даже не знал, что его больше заводит – непомерный сексуальный аппетит или страсть к соперничеству, порой толкавшая его на необдуманный выбор партнерш. А впрочем, это не имело значения.

– Миранда... – прошептал он.

Снизив скорость у въезда в курортную зону, Уэстон проехал через массивные ворота и медленно двинулся мимо поля для гольфа и теннисных кортов, мимо чащи цветущих кустарников, отделявшей бассейны от главной автостоянки. Еще не было и десяти вечера, жизнь била ключом, но Уэстон точно знал, что старик Холланд уехал из города на все выходные, стало быть, нет риска столкнуться с ним здесь. И даже если кто-нибудь из сотрудников Датча распознает Таггерта среди клиентов, никто из них не осмелится поднимать шум и не станет выдворять его отсюда. Стало быть, он в безопасности.

Так откуда же взялся этот зудящий холодок беспокойства? Почему ему кажется, что, приехав сюда, он совершил колоссальную и непоправимую ошибку?

Уэстон повернул за угол и увидел перед собой внушительный, отделанный серым камнем и древесиной фасад главного гостиничного корпуса. Шесть этажей неотесанного камня, стекла и кедрового дерева, встроенные прямо в прибрежную скалу и сверкающие в лучах невидимой подсветки, взмывали вертикально вверх. Чтобы добраться до парадного подъезда, нужно было обогнуть фонтан с искусственным водопадом, тоже подсвеченным изнутри, который шумно обрушивал воду на искривленные стволы карликовых сосен и рододендронов.

Чувствуя себя взломщиком, Уэстон поставил машину на стоянке, сунул ключи в карман и направился в бар. Из распахнутых окон доносилась музыка, манившая его подобно голосу сирены. Он не ожидал встретить здесь в этот вечер ни одной из дочек Холланда, но в баре вполне могли ошиваться какие-нибудь занятные девицы.

Совесть слегка кольнула его, когда он вспомнил Кристи. Они занимались любовью на яхте вскоре после обеда, а потом он высадил ее, чтобы она успела на работу. Кристи, конечно, была очень красива: гладкая золотистая кожа, темные глаза и эти невероятно длинные черные волосы. Но с ней все было слишком просто, фактически она стала настоящей сексуальной рабыней, готовой ради него на все. Буквально на все, что угодно. Она вела себя так, словно он был ее всемогущим господином, и это уже стало приедаться ему. Нет, ему нужна была женщина с характером. Женщина, которая сперва оказала бы ему сопротивление, чтобы потом сдаться, лечь и раздвинуть ноги.

Короче, ему нужна была Миранда Холланд. – Ты такой же дурак, как и Харли! – сказал сам себе Уэстон, толкнув дубовую дверь с цветными витражами, и направился в бар.

Ансамбль из Портленда с солисткой в обтягивающем кожаном мини-платье играл какой-то незнакомый ему джазовый номер, довольно жиденький, на его вкус, – слишком много саксофона и мало басов. Уэстон выбрал кабину как можно дальше от эстрады и уселся там, беспокойно барабаня пальцами по столу. К нему подплыла официантка в черной юбке и белой блузке с красным галстучком мужского фасона. Он заказал пива и огляделся по сторонам. Несколько женщин улыбнулись ему, но он не выказал интереса. Они были не только слишком доступны, но и, судя по их отчаянно голодным взглядам, слишком много времени проторчали в этом баре, не находя спроса на свой товар. Нет, сегодня ему хотелось чего-нибудь новенького, необычного. Он знал: сверлящий его зуд не уляжется, довольствуясь такой дешевкой.

Вскоре вернулась официантка и поставила перед ним запотевшую кружку светлого пива. Оно и впрямь было холодным, но не остудило его кровь. Уэстон осушил кружку залпом, с сожалением подумав, что вторжение на заповедную территорию Датча Холланда оказалось не столь уж волнующим приключением.

Он оставил на столе пятидолларовую купюру, вышел из бара и уже направился было мимо фонтана, когда увидел ее – самую младшую из дочерей Датча. В искусственном свете фонарей светлые волосы Тессы казались серебристыми. На ней были обрезанные джинсы, все в лохмотьях по краям, крошечная маечка и короткий кожаный жилетик, расшитый ярко поблескивающими стразами. Словом, внешне Тесса отнюдь не напоминала одну из богатейших невест на этом участке побережья.

Ходили слухи, что она «горячая штучка», вечно бегает по городу в тесных шортиках и слишком коротких свитерках, чуть не лопающихся на ее потрясающей груди, и не упускает ни единого случая продемонстрировать любому зрителю свою сногсшибательную фигурку. Вот как сейчас, например.

Тесса сидела на бордюре фонтана, курила сигарету и скучающе смотрела на падающую воду. Она не была той женщиной, которую он желал. Она не была Мирандой. Но зато она оказалась под рукой.

– Вот чудно, – начал Уэстон, подхода поближе. – Я как раз думал о тебе и твоих сестрах, а ты тут как тут.

Тесса удивленно вскинула голову, пристально взглянула на него и резко отвернулась.

– Меня на такой убогий прикол не купишь.

– Это правда.

– Ага. Так же, как я – королева Англии.

– Что-то не похоже. Говорят, она чуток постарше тебя. Тесса закатила глаза и сделала еще одну затяжку.

– Что ты тут делаешь? Мне казалось, Таггертам сюда вход воспрещен. Любой, кто носит твою фамилию, рискует быть четвертованным, проехав через эти ворота.

Уэстон засмеялся. По крайней мере, она не тупая.

– А может, я решил проверить, как идут дела у конкурентов.

Опять она взглянула на него громадными голубыми глазами, затем томно повела плечом, как бы давая понять, что ей в общем-то наплевать, что станется с ним или с другими членами его семьи.

– Ждешь кого-нибудь? – Уэстон сел рядом с ней на бордюр фонтана, ожидая, что она отодвинется от него подальше, но Тесса этого не сделала. Только снова затянулась сигаретой и выпустила дым уголком рта.

– Да вроде того.

– А поточнее? Ты что, не знаешь?

– Вот именно. Я не знаю.

Она с вызовом вскинула подбородок, и он разглядел за наигранной дерзостью юную, уязвимую, одинокую девочку. Мгновенное прозрение помогло ему понять, что движет Тессой Холланд. Но вот она моргнула, и со взмахом ресниц ее непроницаемая маска тотчас же опустилась на место. Тесса вновь замкнулась в броне своих доспехов. Но было поздно. Он уже успел найти в этой броне небольшую трещину.

– А может, тебя куда-нибудь подвезти?

Она улыбнулась и швырнула окурок в подсвеченную чашу фонтана. Окурок зашипел, подпрыгнул на пенистых бурунах и исчез из виду.

– Может быть.

– Куда же ты хочешь ехать?

Она на секунду заколебалась, потом выгнула тонко выписанные светлые брови.

– А может, мне все равно.

Уэстон опять невольно улыбнулся. Вот девчонка! Ей хватает смелости бросить ему вызов!

– А может, стоило бы задуматься?

– Да ты сам-то что задумал?

Ее голос прозвучал тихо и вкрадчиво. Она явно заигрывала с ним, а он обожал эту игру, знал все ходы и всегда выходил победителем.

– Это от тебя зависит.

– Правда?

Тесса внезапно вскочила на ноги и натянула на плечо ремень черной сумки с бахромой.

– Ладно, пошли, – сказала она, бросив последний презрительный взгляд на отцовский шикарный отель. – Можешь подвезти меня до Сисайда.

– А что там такого? – спросил Уэстон.

Ее улыбка показалась ему ослепительной в ночном воздухе.

– Понятия не имею! Давай проверим.

Харли запаздывал. После долгого бесцельного хождения взад-вперед по причалу, у которого была пришвартована яхта его отца, Клер уже решила было поставить на нем крест – и не только на эту ночь, но вообще навсегда. От этой мысли у нее стало холодно на сердце, а по телу побежали мурашки.

– О, Харли... – грустно прошептала она.

В эту минуту она чувствовала себя полной идиоткой – в точности как внушали ей сестры. Милый, ласковый, безупречный Харли переменился до неузнаваемости. В последнее время он стал рассеянным, был вечно занят, ему ничего не стоило позвонить и отменить уже назначенное свидание. Когда они только начали встречаться, он не мог насытиться ее обществом, и ничто на свете его бы не отвлекло от нее. Брань его отца натыкалась на глухую стену, предупреждения старшего брата только раззадоривали его, а нытье и жалобы Пейдж, похоже, лишь добавляли огня их взаимной страсти.

В те первые головокружительные недели Клер тоже была готова на все, лишь бы остаться с Харли наедине. Он был добрым, нежным, ласковым, очаровательным, а главное, он обожал ее. Он отказался от всего, включая свою прежнюю подружку, терпел негодование отца, сносил издевательские выходки брата. Он клялся, что любит ее, и она верила ему всем своим сердцем.

«Господи, как все изменилось!» – думала Клер, прислонившись к перилам и вглядываясь в пляшущее на чернильной поверхности воды отражение цепочки натянутых над пирсом фонариков. Эту перемену она ощущала в воздухе, как моряк чует изменение направления ветра. Харли больше не нуждался в ней, ему не хотелось побыть с ней наедине.

Клер понимала, в чем состояла ее ошибка: она не должна была все ему позволять. С того единственного рокового дня, когда они пересекли невидимую черту и занялись любовью, нарушив данное друг другу слово подождать до свадьбы, – с того самого дня их отношения изменились.

В тот день они поехали кататься на байдарке и сделали привал у входа в небольшую пещеру на северной стороне озера. Харли захватил с собой бутылку вина, которую тайком стащил из отцовского погреба, и они распили ее на двоих, разомлев под летним солнцем, а потом плавали, плескались, дурачились и целовались, упиваясь своей любовью. Клер, никогда прежде вообще не пробовавшая спиртного, слегка захмелела, но дело было даже не в вине. Ей казалось, что склоняющийся к вечеру день полон волшебного очарования, и она отбросила осторожность, развеяла по ветру все свои сомнения. А ветерок, обвевавший ей щеки и трепавший темные волосы Харли, казался таким ласковым и теплым...

Харли осмелел и стал более настойчивым, чем когда-либо, а у Клер немного помутилось в голове. Его поцелуи становились все более глубокими и требовательными, а она охотно отвечала на них, позволяя ему гладить ее скользкое от воды тело. Наконец его пальцы дерзко скользнули под лифчик ее купальника, и он отбросил полоску эластичной ткани быстрым, ловким движением, как будто проделывал это уже сотни раз. Крепко прижимая Клер к себе, он целовал ее груди над водой. Ей стало щекотно; теплая, сладкая боль разлилась по всему телу.

– Держись за меня ногами, – ласково, но властно попросил он, не отрываясь от ее кожи.

Капли озерной воды алмазами повисли на его ресницах, Когда она повиновалась и обхватила ногами его мускулистый торс, откинувшись на спину и чувствуя, как солнце согревает обнаженную грудь, он прошептал: «Вот это моя девочка!» – и поцеловал ее живот.

Клер парила на волне чувственного наслаждения, пока он нес ее на берег. Тут игра началась всерьез – он водил губами по ее груди, брал в рот и посасывал соски, отчего у нее внутри все стало плавиться и в конце концов превратилось в затягивающий жаркий омут. Харли заставил ее взяться рукой за пульсирующий бугорок у него между ног, застонал и поклялся ей в вечной любви. Потом он сорвал с себя плавки, и она впервые увидела его совершенно обнаженным. Его могучая эрекция немного испугала Клер, но он уже стягивал с нее нижнюю часть бикини.

Харли не спрашивал разрешения, а она не стала возражать, когда он опрокинул ее на спину, коленями заставил разжать ноги и одним быстрым движением похитил девственность, которую она так ревниво охраняла в течение семнадцати лет. Клер почувствовала боль, пролила несколько слезинок, но Харли осушил их поцелуями. После нескольких быстрых толчков он обмяк и навалился на нее, тяжело дыша от восторга, и повторил, что будет любить ее до самой смерти.

Обхватив пальцами поручень, Клер закрыла глаза и словно наяву вспомнила, как его тело покрылось испариной, мускулы напряглись, а на сосредоточенном лице появилось выражение торжества в ту минуту, когда он овладел ею. А она вся горела желанием, ее обуревала жажда, и она верила, что только он сможет эту жажду утолить. Она была слепо, бездумно влюблена.

Они поклялись, что всегда будут вместе, что поженятся, заведут детей и попытаются сделать так, чтобы их семьи помирились. Но в последнее время Харли стал совсем другим. Его добрая улыбка исчезла, он стал буквально одержим желанием заниматься сексом. При каждой встрече он давал понять, что только этого и ждет, что только этого ему от нее и нужно. Сейчас Клер казалось, что с того самого дня на озере его интересовало лишь ее тело.

Но это же нелепость! Он же любит ее! Или нет?

Клер услыхала подъезжающую машину, и сердце у нее часто забилось: на этот раз Харли ее не подвел. Шаги застучали по доскам причала, и она улыбнулась, увидев, что он бежит к ней.

– Прости, я опоздал, – запыхавшись, пробормотал Харли, обнимая ее и уткнувшись лицом во впадинку между шеей и плечом. – Господи, как же мне тебя не хватало!

Его пальцы вплелись ей в волосы, он шумно вздохнул, и Клер сразу же простила его. Это был он, ее дорогой Харли, милый мальчик, которого она любила душой и телом! Закрыв глаза, она прижалась к нему, обняла его, отгоняя прочь все сомнения и страхи, подтачивающие основу их любви.

– Мне тоже тебя не хватало, – хрипло пршептала Клер, чувствуя, как слезы обжигают ей глаза.

– Прости меня!

Ее сердце чуть не остановилось.

– Мне не за что тебя прощать.

– О, Клер, если бы ты только знала! Прозвучавшее в его голосе отчаяние эхом откликнулось в ее душе.

– Что я должна знать?

Все тело Харли напряглось, он стиснул ее так крепко, что она едва могла дышать.

– Что я должна знать, Харли?

Он медлил чуть дольше, чем следовало.

– Что я люблю тебя. Что бы ни случилось, ради бога, верь, что я люблю тебя.

– Харли, успокойся, ничего не случится. – прошептала Клер, но, даже прижимаясь к нему, ощутила глубоко в сердце ледяной холод.

– Надеюсь, что ты права, – сказал он, подняв голову и глядя ей прямо глаза. – Бога молю, чтобы ты оказалась права!

Взглянув на часы, Миранда почувствовала, что сердце ее забилось быстрее. Надо было спешить: Хантер уже ждал ее в коттедже. При одной мысли об этом у нее пересохло во рту.

Впервые в жизни Миранда была влюблена. Она понимала, что это безумие, что у нее с Хантером Райли нет общего будущего, но ничего не могла с собой поделать. Не могла сделать вид, что между ними не существует взаимного влечения. И не только в этом было дело. Он был по-настоящему дорог ей.

Досыта насмотревшись на душевные страдания Клер, Миранда понимала, что сама вступила на опасную дорожку – точнее, даже на тонкий канат, который непременно оборвется. Но она восемнадцать лет следила за каждым своим шагом, ни разу не уклонилась от прямого пути и теперь решила следовать своей дорогой, хотя и знала, что в конце ее ждет только страдание. Ну и пусть! Она даром потратила свою юность, чтобы доказать Датчу Холланду, что ничуть не хуже так и не родившегося у него наследника мужского пола, а чего добилась? Все ее усилия не произвели на отца ни малейшего впечатления. Он вообще не обратил на них никакого внимания!

Миранда схватила брошенный в ногах кровати свитер, сунула под мышку сумочку и направилась к черной лестнице. Хантер был старше ее, и, хотя он бросил среднюю школу, не закончив курса, ему потом удалось сдать экзамены экстерном и все-таки получить аттестат. Теперь он учился в местном муниципальном колледже и в то же время помогал своему стареющему отцу, а иногда еще подрабатывал у Таггертов.

Миранда впервые по-настоящему обратила на него внимание в конце весны, когда Хантер с отцом расчищали от валежника одну из полян для пикников на берегу озера. Она сидела на заднем крыльце и читала, но тут небо затянуло тучами, и на землю упали первые дождевые капли. Под навесом крыльца ей было сухо, она могла не бояться дождя, но Хантер и его отец продолжали работать под открытым небом, даже когда хлынул ливень. Не обращая внимания на непогоду, Хантер ломал и оттаскивал крупные сучья, хотя дождевая вода стекала у него по подбородку, а футболка влажным компрессом прилипла к спине. Миранда, как зачарованная, следила за ритмичной работой его мускулов. Их плавное перекатывание вызвало у нее странное, доселе неведомое ощущение: как будто в самом низу живота вдруг забила крыльями целая стая мотыльков.

Его светлые, песочного оттенка волосы потемнели от дождя, а когда он оглянулся через плечо и посмотрел прямо на нее серыми и сумрачными, как зимний шторм, глазами, ей пришлось отвести взгляд. По всему ее телу вдруг разлилось тепло, впервые в жизни она ощутила слепую, бездумную тягу своего женского естества.

В тот день Миранда не сказала ему ни слова, да и на следующий день тоже. Но она снова вышла на крыльцо с книгой, делая вид, что поглощена чтением, а на самом деле не сводила глаз с парня, которого знала всю жизнь, однако до сих пор так и не видела по-настоящему.

– Зачем ты за мной следила? – напрямик спросил он ее несколькими днями позже, когда она зашла в конюшню в поисках Клер.

Миранда не знала, что Хантер помогает отцу загружать пустующий с прошлого года сеновал, – иначе ни за что не пошла бы туда. Старого Райли нигде не было видно, но Хантер стоял на верхней перекладине переносной лестницы. Пот стекал у него по шее, волосы на затылке взмокли и повисли темными прядями.

– Я?!

Миранда с притворным возмущением посмотрела на него снизу вверх, скользнув взглядом по длинным, загорелым ногам. На нем были обрезанные выше колен потертые джинсы, низко сидящие на бедрах и рабочий пояс со множеством кармашков для инструментов. Все остальное тело было обнажено: гладкая, бронзовая от загара кожа, сильные мускулы, густая поросль рыжеватых волос на груди.

– Нет смысла отпираться, – продолжал Хантер. – Это было на днях, когда я расчищал поляну на опушке. Ты за мной следила.

– Нет, я...

– Да брось, Миранда! Говорят, что ты тут самая умная и никогда не врешь. – Его негромкий, тягучий голос звучал насмешливо. – Старшая сестра, самая ответственная, честолюбивая, целеустремленная и все такое прочее. Неужели все эти слухи неверны?

Тут Миранда возмутилась по-настоящему. Да кто он такой, чтобы обращаться с ней как со вздорным ребенком, задумавшим какую-то каверзу?

– Я никогда не прислушиваюсь к сплетням и тебе не советую!

– Да мне и так о тебе все известно. Я знаком с женщинами твоего типа.

Хантер приставил гвоздь к половице настила и три раза стукнул по нему молотком.

– Я не принадлежу ни к какому типу.

– Ты так думаешь? Признайся лучше: ты из тех, кому нравится наблюдать, как батраки гнут спину, пока ты сидишь в тенечке и полируешь ногти.

В его взгляде, брошенном на нее через плечо, читалось жгучее презрение.

– А знаешь, кто ты такой? Самоуверенный подонок, каких в этом городе пруд пруди!

Миранда направилась к двери, но тут он одним гибким движением спрыгнул с лестницы и приземлился прямо перед ней. Ошеломленной Миранде ничего другого не осталось, как отступить на шаг назад. Ее обдало запахом здорового мужского пота, и Хантер оказался так близко от нее – полуголый, откровенно сексуальный, – что на минуту она лишилась дара речи. Его твердый подбородок выглядел особенно мужественным из-за отросшей за сутки золотистой щетины, глаза в полутьме амбара приобрели оттенок вороненой стали. Он так пристально смотрел на нее, что ей хотелось попятиться, но она уже и так ощущала лопатками столб, поддерживающий настил сеновала. К тому же ей не хотелось доставлять ему удовольствие своим отступлением.

А Хантер между тем подошел еще ближе, и теперь его голая грудь оказалась всего в каком-то дюйме от ее бурно вздымающейся груди.

– Я слыхал, ты хочешь стать адвокатом?

– Д-да... Да, хочу.

– И что же ты пытаешься доказать?

Миранда удивленно подняла на него глаза, и оказалось, что он больше не насмехается над ней, просто хочет услышать ответ. Зрачки у него были расширены, и Миранда поняла, что он взволнован и возбужден близостью не меньше, чем она сама.

– Ничего. Мне нечего доказывать.

– Но тебе же хочется!

Хантер поднял руки, обхватил столб позади нее, и она оказалась в кольце его рук, как будто в плену, хотя он при этом сумел избежать прикосновения.

– Да, – призналась Миранда.

– Зачем? Чтобы твой старик перестал наконец жаловаться на судьбу, не давшую ему сыновей? Или ты хочешь конкурировать на равных с мужчинами?

– Я просто хочу в полной мере проявить свои способности.

– И поэтому ты отказываешь себе в самых простых удовольствиях?

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Я знаю, что ты сидишь на диете, регулярно делаешь упражнения по ритмической гимнастике у себя в комнате, ни с кем не встречаешься и читаешь все, что может, по твоему мнению, пригодиться в дальнейшем.

– Откуда ты знаешь?

– Я тоже за тобой следил.

У Миранды перехватило дыхание. Неужели он подглядывал за ней в окно по ночам, видел, как она разглядывает свое тело в зеркале, трогает себя за грудь, проводит ладонями вниз по животу, пытаясь представить себе, что бы она чувствовала, если бы к ней прикасался мужчина?

– Ты не имел права...

– Зато имел желание. Так же, как и ты.

– У меня нет ни малейшего...

– Не ври.

Он был слишком близко, это следовало немедленно прекратить.

– Дай мне пройти.

– Если ты собираешься стать настоящим юристом, придется тебе научиться обращению с людьми, а не только судебным тяжбам и обмену колкостями.

Его взгляд опустился к ее взволнованно вздымающейся груди.

– А-а, я поняла! – проговорила Миранда с ядовитой насмешкой. – И ты хочешь стать моим учителем?

– Я просто пытаюсь с тобой разговаривать.

На одну роковую секунду его взгляд остановился на ее губах, и что-то потаенное у нее внутри, что-то теплое, живое и требовательное откликнулось на призыв. Она ненавидела его, но ее тянуло к нему на каком-то бессознательном уровне, существование которого она отказывалась признать.

– Разговаривай с теми, кому это интересно.

– Тебе интересно.

– Ни капельки!

Его улыбка давала понять, что он ей не верит, однако он все-таки отступил в сторону. Но когда она попыталась пройти мимо, Хантер схватил ее за запястье, стремительно развернул к себе, и вдруг вся эта гора мускулов окружила ее со всех сторон. Миранда не могла двигаться, едва могла вздохнуть. Сердце так отчаянно колотилось у нее в груди, что она побоялась лишиться чувств.

– Не смей...

Его губы обрушились на ее рот с такой силой, что ей даже стало больно. Он как будто хотел наказать ее. Воздуха в легких совсем не осталось. Она пыталась бороться, хотя и понимала, что это бесполезно. Ее разум безмолвно взывал к сопротивлению и рвался на свободу, но незнакомая ей до сих пор, чувственная сторона ее женской натуры отчаянно желала ответить на поцелуй, ощутить волнующий трепет чистого, ничем не стесненного секса.

– Тебе интересно, – повторил он и внезапно отпустил ее. – Когда станешь в достаточной степени женщиной, чтобы это признать, позвони мне.

Пятясь к двери и спотыкаясь на ходу, Миранда покачала головой.

– Скорее ты сгоришь в аду.

– Я так не думаю.

И, черт бы его побрал, он оказался прав. Две недели Миранда его не замечала, смотрела сквозь него, когда он работал на территории поместья, старалась уйти подальше, когда он оказывался рядом, но всякий раз вспоминала тот разрывающий душу поцелуй в конюшне, и всякий раз ее пульс учащался, а тело покрывалось испариной.

Лежа по ночам в постели, Миранда думала о нем, вертелась с боку на бок и мучилась от летней жары, не отпускавшей даже ночью. А днем ей приходилось готовиться к вечерним занятиям в городском колледже – еще одном месте, где можно было столкнуться с Хантером.

Через две недели она отказалась от противостояния, отбросила гордость и позвонила ему. В тот же вечер они провели несколько часов вместе, гуляя по берегу, но он даже не попытался прикоснуться к ней.

Так продолжалось, без изменений, какое-то время. Можно было подумать, что ничем, кроме того единственного поцелуя, Хантер с ней делиться не собирается. Наконец Миранда сама положила руку ему на запястье, склонила голову набок и спросила:

– Ты боишься меня? Хантер рассмеялся:

– Боюсь? Не смеши.

– Но тогда почему...

Миранда почувствовала себя круглой дурой. Что она могла сказать? Хантер стоял, прислонившись к крылу ее машины, жаркое солнце слепило их обоих. Она нашла место для стоянки в укромном, скрытом скалами уголке на берегу, на расстоянии нескольких миль от курорта, принадлежавшего ее отцу.

– Что – почему?

– Почему мы никогда... ну, ты знаешь.

– Понятия не имею, о чем ты, – протянул он, но уголки его рта тронула улыбка. Миранда беспомощно уронила руку, не находя слов.

– Ну же, советник! – поддразнил он ее. – Всякий, кто хочет стать крупной шишкой в юриспруденции, должен уметь выражать свои мысли.

– Ты никогда не прикасаешься ко мне! – выпалила Миранда, чувствуя, как лицо заливается жарким румянцем.

– А тебя это смущает?

Ожидая ответа, Хантер принялся крутить на пальце кольцо, которое никогда не снимал, – тоненький золотой перстенек с ониксом.

Ей хотелось солгать, но она не смогла.

– Да, смущает.

– А может, я считаю тебя неприкосновенной.

– Нет, тут есть что-то еще. В чем дело, Хантер?

Он смерил ее взглядом с головы до ног, потом тихонько выругался и крепко прижал к себе. Их голодные губы буквально расплющились друг о друга, он жадно проводил ладонями по ее спине, а она таяла, прижимаясь к нему, отвечая на его поцелуи с тем же пылом и нетерпением, которые, казалось, охватили и его.

Волны бились о берег, солнце палило нещадно, песок мягко подавался под ногами, и ей показалось, что, кроме них, нет больше никого во всей вселенной.

– Ты этого хочешь? – спросил Хантер, отводя прядь волос, выбившуюся ей на щеку.

«Я хочу, чтобы ты любил меня!» – отчаянно крикнуло что-то в душе Миранды.

– Да, – сказала она вслух.

– И этого? – он поцеловал ее еще раз и, забравшись рукой ей под блузку, нащупал грудь.

– Д-да...

Твердые мужские пальцы скользнули по соску. У Миранды перехватило дыхание, внутри появилась уже знакомая, рвущаяся наружу боль.

– Еще? – отрывисто спросил он.

– Да... нет. О-о-о-о...

Прислонившись к машине, Хантер притянул ее к себе вплотную. Сквозь шорты она почувствовала, как туго натянулся и выпятился шов на его джинсах, а его руки – эти грубые, горячие руки, – казалось, были повсюду.

– Это может стать опасным, – предупредил Хантер, на мгновение отстранившись.

– Для тебя?

– Для тебя.

– Вот оно что... – Миранда поцеловала его с жадным и голодным нетерпением девственницы, готовящейся к первой серьезной попытке испытать все.

– Наступит момент, когда я не смогу остановиться.

– Ну так не останавливайся. Никогда...

– Ох, Ранда! – Хантер снова поцеловал ее, а потом внезапно оттолкнул. – Нет, – пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе. – Нет, нет, нет! Это нехорошо.

– Что ты такое говоришь? Почему нехорошо?

– Неужели ты не понимаешь? – Он покачал головой и в отчаянии провел пальцами по волосам, словно собираясь с мыслями. – Мы с тобой... нас разделяет целый мир, Миранда. И мы ничего, ровным счетом ничего не можем с этим поделать.

– Я не понимаю, – упрямо повторила она.

– Поймешь, – грустно вздохнул Хантер.

Миранда не смирилась с отказом. Они поссорились, но потом она опять позвонила, не обращая внимания на то, что ведет себя, как глупые девчонки, которых всегда презирала, – девчонки, гоняющиеся за мальчиками. И это сработало! Хантер согласился встречаться с ней, но только при условии, что все останется в секрете.

– Я не хочу разгребать то дерьмо, что обрушится нам на головы, если твой старик узнает, – сказал он. – Пусть зарабатывает себе инфаркт из-за Таггерта и твоей сестры, но я хочу, чтобы мое имя даже не упоминалось, ладно?

– Почему?

– Ну... слишком уж все это сложно. Поверь, я знаю, что говорю.

И она поверила. Она дала слово. Никто не знал, что они встречаются, их свидания проходили вдали от посторонних глаз и были окружены романтикой тайны.

Ведя машину к заброшенному коттеджу на самом краю земельных владений отца, Миранда надеялась, что они наконец займутся любовью. Раньше они несколько раз подходили к самой грани, но Хантер всегда удерживал ее, и она научилась доверять ему всем сердцем. Но на этот раз ночь выдалась такая звездная. Миранда надеялась, что он не выдержит, а ей самой не хотелось думать о последствиях. Ей было все равно.

Она повернула на заросшую аллею, ведущую к коттеджу, под колесами захрустели сухие стебли бурьяна. Высокая трава заглядывала в окна «Камаро», раскачиваясь на ветру, а старые, одичавшие розы, переплетаясь плетями с кустами ежевики, наполняли воздух нежным ароматом.

Коттеджем давно уже никто не пользовался. Он был построен раньше господского дома, где-то в самом начале века, и о нем давно забыли. Побеги плюща обвивали перила крыльца, из трубы на крыше выпало несколько кирпичей, но внутри всегда было тепло и сухо.

За окном мелькали отсветы огня. Хантер ждал ее.

Сердце Миранды взволнованно забилось, она бегом поднялась по ступеням и нажала на дверь.

– Ты опоздала.

Она вздрогнула от неожиданности, не заметив его на крыльце, но тут его сильные руки обвились вокруг нее.

– Это ты пришел слишком рано.

– Не мог дождаться.

– Да ну?

Она засмеялась, когда он подхватил ее на руки и пинком ноги открыл дверь. Как гордый молодожен, переносящий свою новобрачную через порог, Хантер поцеловал ее и вошел внутрь. Голова у Миранды закружилась, когда он уложил ее на старую железную кровать, застеленную заботливо принесенными им одеялами и подушками. В очаге потрескивали охваченные пламенем замшелые поленья.

Миранда с восхищением взглянула на человека, которого полюбила. Хантер был непредсказуем, он мог казаться резким и даже жестоким, а в следующую минуту превращался в саму доброту. Он научил ее стрелять из лука, пускать камни плашмя по воде, чтобы они несколько раз подпрыгивали, рассказал, что мальчишки в четырнадцать лет больше всего на свете любят пожрать, а когда им исполняется шестнадцать, они думают только о сексе и готовы уложить все, что движется. Он категорически отказывался встречаться с ней в открытую.

– Зачем давать пишу досужим болтунам? – сказал Хантер. – Поверь, тебе самой не понравится стать предметом сплетен.

– Мне все равно, – возражала Миранда, но он и слышать ничего не хотел.

Это была единственная тема, вызывавшая между ними трения. Но сейчас, лежа в его объятиях, глядя на его волевое лицо, на глаза, потемневшие от страсти, Миранда впервые задумалась о том, что раньше никогда не приходило ей в голову: сможет ли она когда-нибудь выйти за него замуж? Впервые она взглянула на их отношения сторонними глазами: дочь миллионера и бедный пасынок сторожа. «Да какая разница?» – решила Миранда.

Он поцеловал ее. Старый матрац под ними прогнулся и заскрипел. Миранда обвила руками его шею, а Хантер начал гладить ее, прикасаться к ней, и ее кожа ожила. Никогда она не чувствовала себя такой живой, такой желанной. И у нее внутри тоже зашевелилось желание, подобно просыпающемуся зверю, лениво потягиваясь, слегка царапая ее своими когтями в самом потаенном, самом чувствительном месте.

– Хантер! – прошептала Миранда охрипшим от страсти голосом.

Он целовал ее, прикасаясь влажным языком к ее коже в тех местах, которые никогда не видели солнечного света. Легкая щетина у него на подбородке щекотала ее, его дыхание обжигало, его кожа горела, как и ее собственная.

Вот он расстегнул ее лифчик и бросил его на пол, не сводя очарованного взгляда с ее грудей, освободившихся из тесного плена.

– Черт, ты такая красивая! – проговорил он наконец. – Наверное, это грех...

Хантер взял в рот ее сосок, и Миранда застонала. Тогда он резким движением сдернул с нее шорты, его пальцы коснулись внезапно увлажнившихся завитков у нее между ног, проникли в заветную глубину самого потаенного места.

Она не могла больше сдерживаться. Миранда Холланд, всегда такая спокойная и уравновешенная, всегда державшаяся особняком (некоторые мальчишки утверждали, что в жилах у нее течет ледяная вода), выгнулась ему навстречу, мысленно умоляя его не останавливаться. Она лежала на кровати, служившей прибежищем любовникам на протяжении чуть ли не целого столетия, и страстно целовала парня, которого почти не знала, который не желал появляться с ней на людях, но готов был в эту минуту стать ее первым и единственным любовником.

Потом, в теплом сиянии догорающей любовной истомы, он прижал ее к себе и погладил по лицу. Мечущиеся язычки пламени отразились в его кольце, и Миранда коснулась черного камня.

– Это что-нибудь значит? – спросила она.

– Это единственное, что на мне надето. Миранда тихонько засмеялась.

– Я знаю. Просто мне интересно, что значит для тебя это кольцо. – Она попыталась намотать на палец короткие густые завитки у него на груди. – Может, какая-нибудь девушка тебе его подарила?

Хантер насмешливо фыркнул в ответ:

– Вот уж нет. – Он снял с пальца золотой ободок и посмотрел сквозь него на огонь. – Это все, что у меня осталось от моего биологического отца – человека без имени, без лица, который обрюхатил мою мать, а потом ушел прогуляться, да так и не вернулся. Надо бы, наверное, выбросить это кольцо, но я его храню как напоминание о том, что этот сукин сын знать меня не хотел и бросил мою мать. Мне еще крупно повезло заиметь Дэна Райли в качестве отчима.

– Как его звали?

– Моего родного папашу? Понятия не имею. Никто мне ничего не рассказывал, а в моем свидетельстве о рождении стоит прочерк.

– А ты хотел бы узнать?

– Нет. – Вновь надев кольцо на палец, Хантер привлек Миранду ближе к себе, и она положила голову на его мускулистое плечо, устраиваясь поудобнее. – Зачем? Это не имеет значения. – Он поцеловал ее в макушку и добавил: – Единственное, что сейчас имеет значение, это ты и я.

– Навсегда? – спросила она.

– «Навсегда» – это очень долго, но... Может быть. Да, может быть.

Миранда запрокинула голову, чтобы он мог поцеловать ее. Она наконец нашла для себя на земле маленький кусочек рая.

– Ты провела прошлую ночь с Уэстоном Таггертом? – прошептала побледневшая Миранда.

Неожиданное признание сестры потрясло ее, а ведь она все еще как следует не осмыслила тот факт, что они с Хантером стали любовниками. Но делать было нечего – приходилось сосредоточиться на насущной проблеме. Проблемой, как всегда, была Тесса.

– Ради всего святого, Тесса, зачем?

Тесса передернула плечами со своим обычным видом, словно говорившим: «Плевать я хотела на все, что ты скажешь!» – и, зевнув, налила воду в кофеварку.

– А почему бы и нет?

– Ты знаешь, почему нет. Этот парень может принести только беду.

– Потому, что он Таггерт? Не смеши меня, Ранда! Ты рассуждаешь в точности как наш отец.

– Не морочь мне голову. Его фамилия не имеет никакого значения, и ты это прекрасно знаешь. Дело не в фамилии, а в репутации. Она сама за себя говорит.

Радио было включено, по кухне разливался голос Кении Роджерса:

Руби, не езди в город,

Если ты влюблена...

Не успел он развить свою мысль, как Миранда щелчком вырубила приемник. Тесса плюхнулась на один из стульев и соскользнула на нем так низко, что практически легла на сиденье поясницей. Подпирая одной рукой подбородок, она послала Миранде откровенно фальшивую «благонравную» улыбочку.

– Уэстона считают самым завидным женихом в Чинуке.

– Нет, ты только послушай себя! О чем ты говоришь? «Завидный жених»! – Миранда открыла упаковку нарезанного хлеба и опустила два ломтика в тостер. – Опомнись, Тесса, тебе же всего пятнадцать лет! Пятнадцать! Ты еще ребенок! Самое время искать женихов!

Тесса капризно выпятила нижнюю губу и потерла глаза, размазав по щекам не смытую с вечера тушь.

– Кому как нравится, но я не собираюсь становиться сморщенной старой девой.

– Это выпад в мою сторону?

– Понимай как знаешь.

Из тостера выпрыгнули поджаренные гренки, Миранда загрузила в него новые ломти, а сама принялась намазывать маслом первые два с такой яростью, что чуть не порезалась.

– Я тоже не собираюсь оставаться старой девой, но я не стану игрушкой какого-нибудь богатого негодяя. Уэстон Таггерт – паразит! Он использует девушек как хочет, забирает все, что ему нужно. А потом, когда очередная подружка ему наскучит, он выбрасывает ее, словно пустую банку из-под пива.

– Кто это говорит?

– Любой, у кого есть мозги!

Тесса только пожала плечами и еще ниже соскользнула на стуле.

– Слушай, я знаю, что говорю, – призналась Миранда. – Он пристает ко мне вот уже несколько лет.

Тесса засмеялась.

– К тебе?! – Она окинула взглядом прямую, как стрела, фигуру сестры. – Ни за что не поверю!

– Это правда.

– Не заливай, меня на это не купишь. Слушай, есть тут у нас что-нибудь попить?

– Сок в холодильнике.

Миранда тяжело вздохнула. Объясняться с сестрицей все равно что биться головой об стену. Кошмар! Тесса и Уэстон! Датч заработает сердечный приступ, если узнает. Миранда уповала лишь на то, что интрижка с Уэстоном окажется однодневной. Вернее, разовой, так как дело было ночью.

– Где Руби? – спросила Тесса, потянувшись за поджаренным хлебом и принимаясь обламывать корочку.

Миранда бросила взгляд на часы. Уже почти десять, а Руби Сонгберд так и не появилась. Не было такого случая, чтобы она не пришла еще до восьми. Обычно Руби с самого утра принималась мыть окна и полы, печь хлеб и отдавать приказы окружающим, причем ожидала беспрекословного повиновения. Может, что-нибудь случилось? Миранда отбросила эту мысль и вновь сосредоточила свое внимание на младшей сестре. Тесса была мастерицей попадать в переделки, причем ее мелкие проказы обычно оборачивались колоссальными неприятностями.

– Послушай, я не знаю, что ты задумала, Тесс, но связываться с Уэстоном нельзя. Это ошибка, поверь мне.

– А почему же Клер может встречаться с Харли? – спросила Тесса, стрельнув глазами в сторону двери, в которую как раз вошла Клер, застав конец разговора.

– Это совсем другое дело! – Миранда почувствовала себя загнанной в ловушку.

– Как это – другое дело? – спросила Тесса. Миранда мысленно сосчитала до десяти и устремила взгляд прямо на Клер.

– Харли и Клер считают, что они влюблены друг в друга. Они уже давно встречаются и, кажется, преданы друг другу.

– А как насчет Кендалл Форсайт?

Клер побледнела как полотно, ее пальцы сжались в кулаки.

– Что ты имеешь в виду?

– Похоже, Харли никак не может с ней порвать. Тесса, шаркнув стулом, отодвинулась от стола. Если она и заметила боль в глазах Клер, то не подала виду.

– Это неправда, – твердо сказала Клер. – У них с Кендалл все в прошлом.

– Мне так не кажется.

Тесса распахнула дверцу холодильника и начала рыться в нем, пока не нашла банку домашнего малинового варенья Руби и кувшин апельсинового сока.

Куда же подевалась Руби? Миранда подошла к окнам и уставилась на дорожку, ведущую к подъездной аллее. Руби всегда ходила на работу только этим путем.

– Не стоит верить всему, что говорит Уэстон, – заметила Клер.

Вытянувшись в струнку, она пересекла кухню и налила себе чашку кофе. К чести ее, можно было сказать, что руки у нее почти не дрожали.

Тесса не смутилась.

– Почему нет? – спросила она, взяв ложку из буфетного ящика.

– Он... ненадежен. Ему нельзя доверять.

– А Харли надежен? —удивилась Тесса, залезая ложкой в банку с вареньем.

– Да!

– Слушай, Тесс, тут нет предмета для спора, – отрезала Миранда. – Просто будь осторожна, ладно?

– Как ты, например? – Тесса улыбнулась, как кошка, скушавшая канарейку, и дочиста облизала языком ложку. – Ты ведь соблюдаешь осторожность, встречаясь с Хантером?

– С Хантером? – Клер повернулась к старшей сестре, удивленно подняв брови. – С Хантером Райли?

– Уэстон говорит, что Ранда тайком встречается с Хантером, – усмехнулась Тесса.

– Мы с ним друзья, – пробормотала Миранда. Это, по крайней мере, было правдой.

– Гораздо больше, чем просто друзья.

– Правда? – Слова Тессы затронули романтическую струнку в душе Клер.

Будь проклят Уэстон Таггерт и его длинный язык!

– Что там говорят о людях, живущих в стеклянном доме? – неумолимо продолжала Тесса, снова плюхнувшись на стул и намазывая на гренку толстый слой варенья. – Что им не стоит бросаться камнями, верно?

– Господи, ты и Хантер? – Клер все никак не могла переварить новость, а Миранда не сомневалась, что горящие щеки ее выдали. – У тебя с ним серьезно?

– Я же говорю, мы просто друзья. Ничего особенного. Тесса закатила глаза.

– Неужели ты с ним встречаешься? – Губы Клер дрогнули в улыбке. – Поверить не могу!

– А ты и не верь. Между нами ничего нет.

Вот уж это была неправда. То, что связывало ее с Хантером, было самым важным в ее жизни. Тесса презрительно фыркнула:

– Интересно, что скажет папа, а? Его старшая дочь, образцовая девочка, собирающаяся поступать... Куда же она собирается? Ах да, в Радклифф. А может, в Стэнфорд или в Йель?

– В Уилламетт.

– Такие высокие идеалы! – продолжала издеваться Тесса. – А на самом деле она только о том и думает, чтобы залезть в штаны к сыну сторожа. – Укоризненно прищелкнув языком, Тесса погрозила Миранде пальчиком. – А мама? О, Ранда, подумай, что она скажет о встречах с человеком, который ниже тебя по положению!

– Он не ниже... – Миранда прикусила язык. – Поверить не могу, что мы ведем этот разговор!

– Ты сама его начала.

– Ну, так я прекращу его прямо сейчас. – Она еще раз взглянула на часы. – Где Руби? Она никогда не опаздывает.

– Да пожалей ты ее хоть раз! – Тесса облизнула губы. – Мама с папой в Портленде. Наверно, она просто решила поспать подольше. Знаешь поговорку: «Кошка за дверь – мышкам праздник»?

– Что-то тебя сегодня потянуло на старые поговорки.

– Это народная мудрость. Мне еще нравится такая: «Если башмак по ноге...»

– Прекрати! – Клер отхлебнула кофе. – Вот что, дорогие сестрички. Я считаю, что вы первые имеете право знать...

– Знать что? – Миранда почувствовала холодок страха, пробежавший по спине.

Улыбка Тессы угасла.

– Представляю себе, – протянула она.

– Я приняла важное решение, – набрав в легкие побольше воздуха, объявила Клер.

– Насчет чего? – тревожно спросила Миранда.

Тесса покачала головой, давая понять, что уже догадалась.

Клер поставила чашку и торжественно вытянула вперед левую руку. В утреннем свете на ее безымянном пальце ярко сверкнул бриллиант.

– Мы официально помолвлены, – сказала она слегка дрожащим голосом, причем ее прелестное юное лицо выражало скорее неуверенность, чем гордость. – Нам все равно, что подумают о нас другие. Мы с Харли решили пожениться.

 

Глава 8

Слезы Кендалл были горькими и непритворными. Они катились по ее очаровательному личику фарфоровой куклы и капали с подбородка.

– Ты не можешь! – шептала она, молотя кулачками по груди Харли. – Не можешь жениться на ней.

Они стояли на террасе пляжного домика. С океана задувал сильный ветер, заносивший на террасу песок. Утреннее солнце едва проглядывало сквозь облака, и Харли промерз насквозь. Он пришел к Кендалл так рано, решив, что она имеет права узнать обо всем первой, но теперь понял, что поступил опрометчиво.

Сквозь тюлевые занавески ему было видно, как мать Кендалл сидит в кожаном кресле, курит сигарету и пьет кофе, просматривая утреннюю газету. Если у нее и был хоть малейший интерес к тому, что происходит между ее дочерью и молодым человеком, с которым Кендалл встречалась целый год, она его никак не проявляла. И слава богу.

Харли хотелось утешить Кендалл, сказать, что она ere скоро забудет и успокоится, он хотел облегчить ее боль. Но как, черт побери, он мог облегчить боль, если сам явился ее причиной? Ее дыхание, влажное от слез, обжигало ему шею, он чувствовал себя последним подонком. Харли даже пожалел, что не похож на старшего брата. Уэстон обожал разбивать женские сердца, а ему это было ненавистно.

– Пойми, я просто не хотел, чтобы ты узнала от кого-то другого.

– А что, если... что, если я беременна? – выдавила она сквозь слезы, и его обуял темный страх, близкий к панике.

– Ты не беременна.

– Я... я не уверена.

Кендалл всхлипнула, попыталась овладеть собой, но потом, махнув на все рукой, бросилась ему на грудь. Руки Харли сами собой, без участия его воли, обвились вокруг нее. Он слегка передвинулся, чтобы пляжный зонтик, хлопающий на ветру, хоть частично закрывал их от окон на случай, если матери Кендалл вдруг вздумается взглянуть в их сторону.

– Мы все уладим. Я же сказал тебе...

– А я тебе сказала, что ни за что не буду делать аборт! – воскликнула Кендалл с такой страстностью, что он испугался. – Отец меня убьет.

Она обмякла у него на руках, и он уловил запах ее загадочных духов, которые тетка каждый год присылала ей из Парижа на Рождество.

– Все как-нибудь уладится.

– Как?

– Я... я не знаю, – признался Харли.

Он чувствовал, что слишком молод и ему со всем этим не справиться. В глубине души он не верил, что Кендалл беременна: это было бы слишком удобно, это решало все ее проблемы. Но ему хотелось стопроцентной уверенности, а где было ее взять?

– Хочешь, я пойду с тобой к доктору? – предложил он.

– Пойдешь?!

Черт! В ее голосе прозвучала такая надежда, хотя он-то намеревался всего лишь доказать, что она блефует. Так неужели это правда? Неужели он действительно станет отцом?

– Да, конечно.

– Визит назначен через три недели.

– Так долго?

– Я обратилась к доктору Спэннеру из Ванкувера. Это очень известный врач, и к нему всегда очередь. – Кендалл улыбнулась ему. – Прошу тебя, пока мы все не проверим, не надо делать поспешных заявлений о том, что ты женишься на Клер.

Она прижалась головой к ее груди, и он понял, что не сможет ей отказать. Ему это никогда не удавалось. Господи, ну почему он такой мягкотелый?

– Харли! – вновь заговорила Кендалл так тихо и жалобно, что он еле расслышал ее тоненький голосок за грохотом прибоя.

– Что?

– Я люблю тебя. – Она тяжело вздохнула ему в рубашку. – Что бы ни случилось, я всегда буду тебя любить!

– Не надо. Прошу тебя, Кендалл.

– Я на все готова, чтобы тебя не потерять.

– Это бессмысленный разговор.

– Может быть. – Она вскинула голову, ее лицо дышало невинностью, ненакрашенные губы были маняще приоткрыты. – Но я говорю серьезно. Чего бы это ни стоило, я все сделаю, чтобы вернуть твою любовь.

Да, она говорила серьезно.

Уэстон раскурил сигарету и оставил ее дымиться в пепельнице рядом с раковиной, а сам плеснул в лицо горячей водой и намылил щеки мыльной пеной. Глаза у него были воспалены с похмелья, в голове стучало, но он ни секунды не жалел о том, что так бурно провел прошлую ночь.

Быстрыми, тренированными движениями Уэстон сбрил суточную щетину и заметил на шее несколько темных пятен в тех местах, где Тесса Холланд прижималась к его коже своими горячими влажными губками. Черт, от одного воспоминания о ней он уже был готов к новым подвигам.

Но кто бы мог подумать, что она целка? Вот уже пару последних лет она рекламировала свой товар по всему городу. Она прямо-таки пылала, была на все готова. Когда он отвез ее в свой коттедж, арендованный специально для таких случаев, не выказала ни малейшего страха. Она целовала и ласкала его, как искушенная и умелая женщина, совсем непохожая на наивную школьницу, связь с которой, между прочим, могла довести парня до тюрьмы.

Уэстон порезался, чертыхнулся и сунул в рот горящую сигарету, продолжая соскребать мыльную щетину с подбородка. Надо было быть осторожнее – по крайней мере, воспользоваться резинкой, черт бы ее побрал! Но его увлекла и буквально оторвала от земли возможность отыграть очко у Датча Холланда, переспав с одной из его дочек.

Разумеется, если бы это зависело от него, он не остановил бы свой выбор на Тессе. Во всяком случае, не в первую очередь. Он был одержим Мирандой, но прошлой ночью ему было не до подобных тонкостей. Тесса вздыхала, когда он ее целовал, мурлыкала, когда он гладил ее груди, вскрикивала, когда он пускал в ход зубы, захватывая в рот одно из этих восхитительных полушарий. Она сама взяла в рот его возбужденную плоть с такой ловкостью, словно проделывала это раньше не раз. Поэтому для него стало настоящим шоком, когда он без особого принуждения заставил ее раздвинуть ноги, вошел в нее – и ощутил преграду.

Правда, это не заставило его остановиться. Она сама этого хотела, она на это напрашивалась и не меньше, чем он, была полна решимости довести дело до конца. А может, нет? Может, ему только показалось в пылу момента? Сначала она вскрикнула и метнулась в сторону на постели, принесшей ему столько побед, но потом все-таки уступила.

Да, она была горячей штучкой и не могла противостоять своей натуре!

Выпустив струю дыма, Уэстон затушил сигарету и сполоснул лицо. Иногда он сам удивлялся, почему его сексуальный аппетит всегда был включен на пятую скорость. Стоило ему увидеть женщину – и он уже хотел затащить ее в постель. Впрочем, в таких мыслях не было ничего особенного, проблема состояла в другом: он тут же начинал действовать, хотя инстинктивно чувствовал, что надо быть разборчивее. Наверное, во всем виноваты нотации, которые ему когла-то читала мать. Как будто она что-то понимала в добродетели!

Уэстон стиснул зубы и нахмурился, глядя на свое отражение. Он вспомнил, как однажды, десятилетним мальчиком, залез на свой любимый дуб, чтобы поохотиться на белок. Усевшись поудобнее, он вытащил рогатку, сожалея, что у него нет пневматического ружья, как у некоторых из его друзей, и устремил взгляд на высокий куст боярышника, на котором обычно гнездилось беличье семейство. Внезапно из окна второго этажа в домике для гостей послышалась музыка – Мик Джаггер, мамин любимец, распевал про тростниковый сахар. Уэстона тошнило от этой песни. Он слушал ее годами, ошеломленно наблюдал, как его мать, обычно такая благовоспитанная и сдержанная, закрывает глаза, кивает головой в такт музыке и покачивает бедрами. У него это в голове не укладывалось. А сейчас этот шум был особенно некстати: он мог отпугнуть белок.

Уэстон уже собирался слезть с дерева, когда из окна до него донесся смех: серебристый, так редко звучащий смех его матери. Другой голос – басовитый, мужской – произнес что-то неразборчивое, и Микки Таггерт вновь захихикала, как школьница. У Уэстона возникло убеждение, что происходит что-то очень нехорошее, и, хотя он знал, что делать этого не следует, он полез вверх по толстому суку, протянувшемуся к самому гостевому дому.

– Поверить не могу, что ты здесь, – сказала Микки.

– Не мог удержаться. А ты, похоже, меня ждала?

– Нет, глупый, я собиралась поработать над своим загаром.

Уэстон услыхал рокочущий смех.

– В сентябре?

– А почему бы и нет?

– Я думаю, мы можем поработать кое над чем еще.

– Ты злодей! – усмехнулась Микки.

Голос у нее бьл грудной и хрипловатый. Разум подсказывал Уэстону, что пора слезать с дерева и бежать прочь со всех ног, но какая-то злая сила словно магнитом тянула его к этому окну.

– Злодей? – переспросил мужчина, и Уэстону показалось, что он слышит позвякивание кубиков льда в стакане. – Ну нет, вряд ли.

– А что сказал бы Нил?

Да, что сказал бы папа?

Снова послышался смех – на этот раз низкий и злобный. Угрожающий.

– Да, это интересный вопрос. Но давай не будем думать о нем сейчас.

Открытое окно второго этажа было уже рядом. Уэстон вытянул шею и прищурился. Когда его глаза привыкли к полутьме комнаты, внутри у него все перевернулось. Его мать стояла на цыпочках, обвивая руками толстую шею крупного мужчины. Его пальцы шарили по ее голой спине, развязывая шнурки бикини.

Мужчина быстрым движением сдернул узенький красный лифчик, и Уэстон сглотнул, увидев обнаженную грудь матери – белую, не тронутую солнцем, с огромными круглыми сосками. Он зажмурил глаза и чуть не упал со своей ветки. В голове у него гремел гром. Что делает с его матерью этот незнакомый, чужой мужчина? Уэстон видел только его толстую шею и темно-каштановые, слегка начинающие седеть волосы.

Теперь он уже горько сожалел, что влез на это дерево и подобрался так близко к проклятому окну, но все-таки продолжал смотреть, не в силах отвести взгляд. В каком-то болезненном оцепенении он наблюдал, как его мать – женщина, всю жизнь служившая ему недосягаемым образцом, – запрокидывает голову и позволяет этому мужчине тискать ее голую грудь. Он видел, как они рухнули на старинное лоскутное одеяло, сшитое руками его бабушки. Микки испускала низкие, непристойные стоны и выгибалась навстречу мужчине, просунув руку ему между ног.

Желчь поднялась к горлу Уэстона, когда мужчина снял рубашку. Спрятанная в кармане рогатка давила ему на бедро, у него появилось искушение прицелиться через окно и пустить камень прямо в затылок этому типу. А почему бы и нет? Ничего другого этот гад не заслужил.

Уэстон потянулся за своим оружием, когда вновь раздался голос Микки:

– Да, милый, да, да, да! Вот так!

Уэстон съежился. Сколько раз мать повторяла и ему, и его младшему брату, что надо вести себя хорошо, играть по-честному, никогда не обманывать! Каждое воскресенье она водила их в церковь, где с высокой кафедры преподобный Джонс, самый скучный проповедник на всем белом свете, бесконечно распространялся насчет гнева божьего. Мама всегда говорила Уэстону, что он должен быть честен с самим собой, со своей семьей и с богом. Она много раз повторяла ему, что десять заповедей никогда нельзя нарушать, – и вот, взгляните на нее! Трахается с каким-то мужиком, будь она проклята!

В комнате было слишком темно, чтобы разглядеть лицо мужчины, но, пока Уэстон смотрел на его веснушчатую волосатую спину, у него возникло тошнотворное ощущение, что этот тип ему знаком. На стене напротив кровати висело зеркало, но мужчина так ни разу и не поднял голову, поэтому все, что Уэстон видел, – это его затылок, когда он оседлал маму, повернувшись спиной к окну. Уэстон услыхал, как взвизгнула открываемая металлическая «молния».

– Ты меня хочешь, детка?

Точно, этот голос он уже слышал раньше.

– Да.

– Очень хочешь, детка? Покажи папочке, как сильно ты его хочешь.

Уэстон больше не мог терпеть ни минуты. Вытащив из заднего кармана рогатку и острый обломок скалы, он прицелился сквозь открытое окно, прямо в белую, покрытую веснушками спину, оттянул толстую полоску резины и пустил свой маленький смертоносный снаряд.

Дзинь! Зеркало над письменным столом разбилось, ошеломленный мужчина вскрикнул и оглянулся через плечо.

Вот дерьмо! Уэстон уже спрыгнул с сука, но в последнее мгновение он успел разглядеть красную рожу Датча Холланда.

– Это был твой сын? – спросил Датч.

Уэстон нырнул в кусты, вспугнув кролика, и бросился бежать через лес. Ветви хлестали его по лицу, колючие кусты ежевики цеплялись за ноги, а он все бежал, сердитый и перепуганный, углубляясь в чащу. Слезы катились по его щекам, сердце выскакивало из груди, но перед глазами было только одно: образ матери, его доброй, набожной, регулярно посещающей церковь матери.

Он прятался в лесу всю ночь, скрючившись под скальным выступом, и ему мерещились кугуары, медведи и койоты. Он провел там весь следующий день – голодный, усталый, преследуемый мыслями о своей матери-шлюхе. Ему не хотелось жить, он надеялся, что она заболеет от беспокойства за него. Когда настала ночь, он снова уснул в лесу, но на этот раз ближе к дому – настолько близко, что сквозь деревья ему видны были пятна теплого золотистого света в окнах.

На третий день живот у него свело судорогой от голода. Он прокрался в кухню, чтобы взять пару банок кока-колы и коробку печенья из кладовой, и именно там его застала мать. Она была в бежевом брючном костюме, с сумкой через плечо, словно собралась в супермаркет. В ее спокойных голубых глазах не отражалось никаких чувств.

– Я думаю, нам надо поговорить, Уэс, – сказала она. – Где ты пропадал? Твой отец очень сердится из-за того, что ты убежал.

Уэстон не сказал ни слова, просто молча стоял у раздвижных дверей, готовый снова сбежать в лес. Микки, нахмурившись, покачала головой.

– Посмотри на себя. Ты весь вымазался. Поднимайся наверх, вымойся и переоденься, и я думаю, мне удастся убедить отца не наказывать тебя.

Уэстон прищурился. Тут что-то не так. Все не так! Каждое ее слово – ложь!

– Я сказала ему, что ты разбил зеркало в доме для гостей, испугался и убежал от меня. Мне удалось убедить его, что лучше дать тебе время одуматься и вернуться домой добровольно, чем высылать на поиски полицию. Но твой отец... ну, ты же его знаешь. Как я уже сказала, он очень сердит на тебя, сынок. Очень сердит.

– А как насчет тебя? На тебя он тоже злится?

– С какой стати он должен сердиться на меня? – спросила Микки с таким невинным видом, будто и вправду не понимала. Она трахалась со злейшим врагом отца и разыгрывала из себя святую простоту.

– Из-за того типа.

– Какого типа?

– Мистера Холланда. Ты же была в постели с мистером Холландом! Вы с ним трахались!

– Что?! – Микки быстро подошла к нему и закатила ему такую оплеуху, что он ударился головой о стену. – Чтобы я в своем доме таких грязных слов не слышала!

– Но ведь вы с ним...

Она наградила его второй оплеухой.

– Не смей повторять эту грязную ложь обо мне, Уэстон. Я твоя мать и заслуживаю уважения. Итак, я замолвлю за тебя словечко перед отцом, попрошу его не наказывать тебя слишком строго за то, что ты разбил зеркало и убежал в лес. Но если ты будешь распускать обо мне лживые сплетни, я ничего не смогу для тебя сделать.

– Я не лгу!

– Разумеется, лжешь! – Она наклонилась к нему, ее лицо исказила злобная гримаса. – Ты был лживым мальчишкой с того дня, как появился на свет, Уэстон. Вечно придумывал всякие небылицы, но до сегодняшнего дня они были хотя бы безобидными. А теперь... то, что ты говоришь, это... это злонамеренная ложь. И если ты еще раз повторишь хоть слово, клянусь тебе, я все расскажу твоему отцу, и он превратит твою жизнь в ад. Он может это сделать, ты же знаешь. Так что ты выбираешь? Ты будешь наказан за разбитое зеркало и побег из дому – или предпочтешь повторять лживые измышления насчет меня, и тогда отец запрет тебя в погребе с пауками?

– Я не боюсь пауков!

Микки вопросительно подняла бровь.

– Нет? Что ж, это отрадно слышать. Но еще приятнее мне было бы узнать, что ты умный мальчик, каким я всегда тебя считала. Умный, добрый, любящий сын.

Выпрямившись, она скрестила руки под грудью, и Уэстон постарался изгнать из памяти образ ее сосков, и белой кожи, и толстых пальцев Датча Холланда, прикасающихся к ней. Выбора у него не было. Банки с кока-колой выскользнули из его онемевших пальцев и покатились по выложенному дубовыми половицами полу.

– Ладно, – прошептал он, опустив голову.

– Что – ладно?

– Ладно, я ничего не скажу про мистера Холланда.

– То есть ты хочешь сказать, что не будешь лгать обо мне. Он заглянул ей в глаза и прочел в них холодную решимость.

– Я скажу то, что ты хочешь.

– Я хочу только правды, Уэстон. А теперь беги наверх, вымойся как следует и выброси свою рогатку в мусорный бак. Тебя, разумеется, ждет наказание, но не слишком строгое: посидишь недельку дома, вот и все. Я скажу твоему отцу, что ты просишь прощения и очень сожалеешь. Ну как, договорились? – Ее улыбка была яркой и искусственной, как фальшивое золото.

– Я не забуду, – угрюмо проговорил Уэстон.

– Чего ты не забудешь?

– Никогда не забуду! – повторил он и бросился бегом вверх по лестнице.

С тех пор отношения Уэстона с матерью изменились в корне, а его чувства ко всем носителям фамилии Холланд приобрели совершенно определенную окраску. Поэтому он не мог раскаиваться в том, что отнял невинность у Тессы. Она практически преподнесла ему этот подарок на серебряном блюде. По его мнению, это было только справедливо: око за око. Датч Холланд спал с его матерью – и теперь Уэстон отплатил услугой за услугу, переспав с его третьей дочерью.

Он вытер лицо полотенцем, промокнул тонкой бумажной салфеткой порезы и пообещал себе, что будет как можно дольше наслаждаться милостями Тессы Холланд. А потом, возможно, ему повезет, и он получит Миранду. Натягивая легкие летние брюки, Уэстон думал о старшей дочери Холланда. Эта изящная, как статуэтка, темноволосая девушка, с умным взглядом и острым язычком, была труднодоступной вершиной. Тем более престижной будет его победа. О, как он мечтал ее покорить!

Тессу покорять не пришлось. Впечатление было такое, будто выбор сделала она. Она сама решила, что именно он лишит ее невинности. Застегивая пряжку ремня, Уэстон поморщился. Ему вдруг пришло в голову, что это Тесса Холланд использовала его, а не наоборот. Но он решительно отбросил эту досадную мысль.

Подхватив на ходу куртку, Уэстон вышел из ванной – и тут его ждал сюрприз. Кендалл Форсайт сидела на краю его кровати, и вид у нее был как у тряпичной куклы, потерявшей половину своей набивки.

Уэстон скосил глаза на дверь. Господи, хоть бы ее никто не видел!

– Как ты здесь оказалась?

– Меня впустила Пейдж.

– Она знает, что ты в моей комнате?

– Я... А что мне было делать? – Она провела дрожащей рукой по волосам, взглянула на него и тут же отвернулась. – Я понимаю, все это ужасно неловко... О господи, поверить не могу, что я на это решилась!

– Решилась на что? – недоумевающе спросил Уэстон, хотя уже начал потихоньку догадываться, что происходит в ее прелестной головке.

Стиснув кулачки, Кендалл встала и подошла к открытому окну.

– Я... м-м-м... я решила принять твое предложение.

– Мое предложение? – Тут он окончательно вспомнил. – Ах да...

– Вот именно. – Она повернулась к нему лицом, ее гладкая кожа была белой, как мел. – Я должна забеременеть, и как можно скорее!

Уэстон не смог сдержать улыбки. Мысли о Тессе и Миранде Холланд тут же вылетели у него из головы.

– Ты же меня знаешь, Кендалл, – сказал он, неторопливо подойдя к ней. – Я всегда готов к услугам.

– Итак, это наконец стало официальным: два богатейших семейства во всем этом проклятом штате собираются осуществить слияние. – Джек Сонгберд вскинул ружье к плечу, прищурился и спустил курок. Жестянка из-под пива слетела со стога сена на дальнем конце поля. – Харли Таггерт женится на Клер Холланд.

На душе у Кейна было так же пасмурно, как на затянутом тучами небе у него над головой. Он старался изгнать из своих мыслей образ Клер, которая проведет остаток своих дней в компании такого бесхребетного слизняка, как Таггерт. Ничтожество, половая тряпка! Что у него есть за душой, кроме денег?

– Она не сможет выйти за него без благословения родителей. Клер еще несовершеннолетняя. Ей придется получить папочкину подпись.

– А может, они подождут, пока ей не исполнится восемнадцать.

Кейн почувствовал, что все его мышцы вдруг натянулись, как тетива лука. Что ему за дело, в конце концов?! Пусть Клер Холланд выходит за кого хочет! Она была обыкновенной избалованной богатенькой сучкой, а все его чувства к ней – просто глупость, школьное увлечение, которое он пестовал годами. Но он не мог взять и сделать вид, будто ему на все это наплевать: уж больно погано было у него на душе.

Кейн опустошил свою бутылку и бросил ее на землю. Потом вскинул к плечу свое ружье, тщательно прицелился, нажал на спуск – и промазал. Джек издал воинственный клич индейцев из старого черно-белого кино.

– Жалкий бледнолицый! – поддразнил он.

– Посмотрим, как ты справишься с луком и стрелой.

– Да уж получше, чем ты. – Джек взглянул на часы и выругался. – Вот дьявольщина! Опять опаздываю на работу.

– Ленивый краснокожий.

– А ты бы хотел работать на Уэстона Таггерта? – Джек оскалил зубы, гримаса ненависти исказила его лицо.

– Да нет, не хотелось бы.

– Вот и мне не хочется. Сегодня с утра пораньше я уже поцапался по этому поводу с матерью. Сказал ей, что хочу уволиться, а она говорит, что никакой другой работы я в этих местах не найду. Из-за меня она опоздала на работу. Видел бы ты, как она разозлилась! – Он откинул со лба иссиня-черные волосы и прицелился. – Знаешь, что надо бы сделать с Уэстоном Таггертом?

Он быстро прицелился и выстрелил три раза. Две банки завертелись вокруг своей оси, бутылка разбилась.

– Зоркий Глаз, – усмехнулся Кейн, любуясь результатами Джека.

– Я просто представляю на месте мишени гнусную башку Таггерта.

«Не ты один», – подумал Кейн, а вслух сказал:

– Будь осторожен, не болтай об этом с кем попало.

– А до него все равно все доходит через мою сестру. – Тонкие темные губы Джека скривились. – Почему ей хочется быть шлюхой этого подонка – ума не приложу. Он же ее просто использует!

– Он всех использует.

– Может, мне пора начать трахать его младшую сестричку? Посмотрим, как ему это понравится!

– Оставь ее в покое, Джек. Она еще маленькая. И какая-то чокнутая.

– Ну и что? Кристи тоже совсем еще соплячка, но она ложится под этого сукина сына. А когда он ей изменяет, она притворяется глухой и слепой.

– Она рано или поздно поумнеет.

– Или забеременеет, – проворчал Джек. – Ладно, пора идти. Увидимся позже. Может, мне повезет, и меня наконец уволят.

Закинув ружье за плечо, он торопливым шагом направился прочь по межевой дорожке между полей.

– Ни за кого ты не выйдешь замуж, а уж тем более за Таггерта! И это мое последнее слово! – объявил Датч за обеденным столом, весь красный от негодования. – Черт возьми, стоило мне отлучиться на пару дней, и что я нахожу по возвращении? – Он устремил взгляд холодных голубых глаз на самую младшую дочь. – Тебя видели выпивающей в компании Уэстона Таггерта, хотя тебе еще нет шестнадцати! Ты что, решила пойти по стопам своей сестрицы?

В приступе ярости он оттолкнул от себя тарелку, и мясной сок от толстого куска филе брызнул на льняную скатерть.

– Ради всего святого, Бенедикт, сдерживай себя! – Напряженное лицо Доминик побелело, она презрительно поджала губы. – По крайней мере, у сыновей Таггерта есть респектабельность.

– Ты, очевидно, имеешь в виду деньги, – поправила ее Тесса, и Миранда от души пожелала своей младшей сестре заткнуться. Когда их отец пребывал в таком настроении, с ним лучше было не разговаривать вообще.

– Во всей этой поганой семейке нет ни на грош респектабельности! – Датч вскочил на ноги и зажал в зубах сигару. —Я знал, что это случится! – крикнул он жене. – Разве я тебе не говорил об этом всякий раз, как каждая из них появлялась на свет? От девчонок одни неприятности.

– Я знаю, ты хотел сыновей, – в голосе Доминик прозвучали горечь и разочарование.

Клер закусила нижнюю губу, Тесса закатила глаза, а Миранда нахмурилась.

– Да уж можешь не сомневаться, я хотел сыновей. Сильных, здоровых мальчишек. Они бы унаследовали все, ради чего я работал. А что эти? – Он обвел дочерей налитыми кровью глазами. – Зря я не отослал вас в закрытые школы! Черт, ваша мать только о том и мечтала, чтобы вы учились где-нибудь в Швейцарии или во Франции. И поверьте, вы у меня мигом вылетите отсюда, если я услышу еще хоть слово о ком-нибудь из Таггертов.

– Но я люблю Харли! – закричала Клер, впервые в жизни бросая вызов отцу.

Миранде ужасно хотелось пнуть ее под столом. Сейчас не время спорить с отцом. Надо дать ему время остыть.

– Ах, ты его любишь? – издевательски усмехнулся Датч. – И, я полагаю, он любит тебя?

– Д-да, – сказала Клер, судорожно сглотнув.

– И поэтому он все еще бегает, как собачка, по следу этой Форсайт?

– Что?

– Датч, прекрати! – воскликнула Доминик.

– Ей следует знать, с кем она имеет дело. Я поручил одному из моих охранников проследить за Харли Таггертом, потому что подозревал нечто в этом роде. И оказалось, что твой драгоценный Харли, подаривший тебе это чертово колечко, опять встречался с ней.

– Это неправда!

Датч покачал головой, поражаясь наивности Клер.

– Разумеется, это правда! Но ты так его любишь, что не желаешь видеть того, что делается у тебя под носом! А что касается Уэстона, – продолжал Датч, поворачиваясь к самой младшей дочери, – верности в нем не больше, чем в кобеле, учуявшем суку в течке. Этот парень не смог бы удержать на себе штаны даже ради спасения собственной жизни. Так что говорю вам обеим: держитесь подальше от Таггертов. – Наконец он устремил пристальный взгляд на Миранду. – Слава богу, хоть у тебя есть капля здравого смысла, когда речь заходит о мужчинах.

Миранда внутренне съежилась. Если тут кто и лицемерил, то именно она. Ее сестры действовали в открытую, а вот она встречалась с Хантером тайком, боясь реакции отца. Но она устала разыгрывать из себя примерную девочку и чувствовала, что надолго ее не хватит.

– Девчонки! – воскликнул Датч, на этот раз обращаясь к жене. – Дерьмо!

Миранда опустила голову. Этот спор между ее родителями не угасал годами. Доминик подвела Датча, родив ему только дочерей. Ни одного сына. Он просил ее, умолял, уговаривал, требовал, чтобы она зачала еще одного ребенка, на этот раз мальчика, но она отказывалась, уверяя, что последняя беременность ее чуть не убила. Она заявила, что больше не будет рисковать собой ради продолжения рода Холландов.

Эти сцены всегда происходили за закрытыми дверями, и Миранда подумала, что до сих пор Тесса и Клер не подозревали, как глубоко их отец разочарован ими. Самой Миранде повезло меньше, ее спальня имела общую стену со спальней родителей. И не было между двумя комнатами ни разделявшей их ванной, ни глубокого стенного шкафа, которые могли бы заглушить звуки скандальных или любовных сцен. Миранду буквально тошнило, когда она слышала, как они катаются по постели, пыхтя и задыхаясь, сразу после очередной ссоры. К счастью, в последнее время они стали заниматься любовью все реже. Доминик обвиняла мужа, что во всем виноват он сам. Очевидно, он был в недостаточной степени мужчиной, раз не смог зачать сына за три попытки.

Когда Миранда была младше, то чувствовала себя виноватой и старалась всеми силами угодить Датчу, завоевать его расположение, стать ему сыном, которого у него никогда не было. Она была умна, превосходно училась в школе, стала капитаном дискуссионного клуба, работала в школьной газете, получила приглашения от нескольких элитных колледжей. Но, черт побери, она не могла отрастить у себя мужские половые органы, а будучи женщиной, она была ему не нужна.

К восемнадцати годам Миранда начала понимать, что ей никогда не добиться признания отца. Никакие успехи и достижения не заставят его гордиться ею, поэтому она перестала стараться. Теперь она решила жить ради собственного удовольствия – и впервые за все эти годы была почти счастлива.

Датч вышел на террасу и хлопнул за собой дверью с такой силой, что стекла зазвенели, а канделябр закачался, и отраженные огоньки множества маленьких свечек заплясали по стенам. Доминик бросила взгляд на силуэт мужа и вздохнула с кротким терпением, порожденным долгими годами жизни с деспотом. Поливая сырным соусом тонко нарезанный картофель у себя на тарелке, она спокойно заметила:

– Дайте ему выпустить пар. Так уж он устроен, и мы тут ничего поделать не можем.

– Он свинья! – Тесса никогда не умела сдерживать свои чувства.

Доминик подняла брови.

– Он твой отец. Мы должны с ним считаться. Тесса мрачно посмотрела на мать.

– Не понимаю – почему. Ты давно могла бы с ним развестись.

– Тесса! – прошипела Клер. – Ты не можешь так говорить!

Миранда промолчала, хотя втайне всегда удивлялась, почему ее родители все еще остаются вместе.

– Я сказала перед алтарем: «Пока смерть не разлучит нас», и для меня эта клятва священна, – негромко произнесла Доминик. – Мы – семья.

– Это значит, что мы обязаны делать все, что ему захочется? Клер должна отказаться от Харли, а я... я должна отказаться от своей жизни? – Тесса бросила непримиримый взгляд на фигуру отца, угадывающуюся за стеклянной дверью. Он стоял, опираясь на перила, и глядел на воду; кончик его сигары светился в темноте воспаленной красной точкой. – Я сбегу из дому прежде, чем он отошлет меня в какую-то там дурацкую школу в Европе.

– Это была пустая угроза, – пояснила Доминик. – Дайте ему остыть.

Клер отодвинулась от стола.

– Он не может запретить мне выйти замуж за Харли.

– К сожалению, может, дорогая, – возразила Доминик. Ее лицо выглядело усталым и вдруг показалось дочерям постаревшим.

– Чушь собачья! Вы как хотите, а я ему не позволю указывать мне, что можно делать, а что нет! – Тесса с грохотом оттолкнула стул и выбежала из столовой.

– Я беспокоюсь о ней, – вздохнула Доминик. – Она такая импульсивная! А ты, – она подалась вперед и накрыла руку Клер своими длинными холеными пальцами в кольцах, – не должна так сильно влюбляться. Это неразумно.

– Почему? – спросила Клер. Вид у нее был подавленный.

– Мужчин всегда надо держать на некотором расстоянии. Не отдавать им всю себя. На всякий случай.

– На какой случай? Что может случиться?

– На тот случай, если мужчина, в которого ты влюблена, не ответит тебе взаимностью.

– Но Харли любит меня! – воскликнула Клер, поднимаясь из-за стола. – Почему мне никто не верит?

Она тоже поспешно вышла из столовой, но Миранда успела заметить в ее взгляде сомнение и тревогу.

– О боже, – вздохнула Доминик, когда они с Мирандой остались одни. Звуки скрипки, исполнявшей какую-то классическую мелодию, доносились из скрытых динамиков, снимая напряжение, повисшее в комнате. – Вот тебе урок, Ранда. – Доминик печально улыбнулась. – Надеюсь, с тобой мне нет нужды обсуждать подобные вещи?

– Нет, мама, такой нужды нет, – ответила Миранда, прекрасно понимая, что лжет.

– Что ж, настанет день, когда какой-нибудь молодой человек заденет твое сердце, и вот тогда будь начеку.

– Так получилось у тебя с папой?

Лицо Доминик превратилось в маску скорби. Она опять бросила взгляд на стеклянную дверь, ведущую на заднее крыльцо, где ее муж курил сигару.

– Нет, – призналась она. – Наверное, я никогда его не любила. Но я выросла в бедности, а твой отец был богат, и я решила, что для меня это единственный выход. Я забеременела.

– Нарочно?! – шепотом ужаснулась Миранда. Доминик пожала плечами:

– Я сделала то, чего от меня ожидали, и ни разу об этом не пожалела. Ну... если не считать случаев вроде сегодняшнего. Я просто не понимаю, почему наша семья не может тихо и мирно поужинать без скандала.

– Ты рехнулся, черт бы тебя побрал! Совсем спятил! – Уэстон швырнул кий на бильярдный стол, на котором гонял шары в одиночку, пока Харли не спустился в подвальный этаж со своей безумной новостью. – Ты не можешь сейчас ни на ком жениться!

– Почему нет?

Уэстон прислонился к краю бильярдного стола и посмотрел на брата таким взглядом, словно Харли был самым настоящим, взятым на учет психопатом.

– А как же Кендалл? Нужно сначала разобраться с ней!

– С Кендалл все кончено.

Уэстон выглянул в коридор и заметил тень, скользнувшую по стене на лестнице. Пейдж. Черт бы побрал эту девчонку! Вечно всюду сует свой нос, что-то вынюхивает, собирает сплетни. Не в первый раз Уэстон спросил себя, как он может состоять в родстве с этим беспозвоночным кретином Харли и чокнутой уродиной-сестрицей. По его мнению, Пейдж явно нуждалась в услугах психоаналитика.

Оглянувшись, Уэстон увидел, что Харли нервно подбрасывает бильярдный шар. Что ж, пусть понервничает, ему это только на пользу. Этот кусок студня вечно попадает в переделки, только на сей раз он еще не знает, как глубоко увяз. Ну ничего, долго ждать ему не придется. Вскоре Кендалл прибудет с благой вестью и сообщит, что ему предстоит стать папочкой (хотя на самом деле – дядюшкой). Если все пойдет по плану.

– Кендалл, похоже, считает, что вы все еще связаны, – заметил Уэстон.

– С чего бы это?

– Судя по всему, ты никак не можешь вылезти из ее трусов.

Уэстон глазам своим не поверил, но Харли действительно смутился и покраснел, как девчонка. Вот козел!

– Я с ней давно уже не встречаюсь.

– Отлично. В таком случае ты можешь жениться на Клер Холланд, и жизнь твоя будет прекрасна. Правда, отец лишит тебя наследства, и колледжа тебе больше не видать. Тебе придется устроиться автомехаником, или официантом, или рабочим на заводе – если, конечно, ты справишься с такой работой. Зато ты сможешь снять прелестную двухкомнатную квартирку в каком-нибудь бедном районе Портленда или Сиэтла. Ведь с милым рай и в шалаше! А что касается Клер, ей тоже придется работать. Секретаршей или регистратором в гостинице, о нет, ей это не подходит! Может, она будет объезжать лошадей или давать уроки верховой езды? И тогда все будет отлично. Идеально!

– Все будет не так!

– Именно так, Харли. У нее тоже не будет денег, как и у тебя. Ведь твоя машина записана на отца. Полагаю, ты еще не успел сообщить ему радостную новость?

– Когда он вернется в город...

Пронзительно задребезжал телефон, и тень на лестнице метнулась вверх. Отлично. Пейдж каким-то непостижимым образом умела выбить Уэстона из колеи. Как у нее это получалось, он понять не мог. Девчонка-недомерок, но до чего же ушлая!

– Думаешь, он тебя обнимет и поздравит с женитьбой на одной из дочерей своего заклятого врага? Ну, разумеется, Харли!

– Тебе звонят, Уэстон! – крикнула сверху Пейдж. – Это Кристи.

– Черт побери!

Харли хватило наглости ухмыльнуться.

– По крайней мере, я не трахаюсь с индейской девкой просто шутки ради. Бьюсь об заклад, ее братец не в восторге от того, что ты сделал ее своей наложницей. А может, он не в курсе? Может, его надо просветить? Джек Сонгберд не из тех, с кем приятно встретиться на узкой дорожке.

– Я же сказала: тебе звонит Кристи! – Голос у Пейдж был пронзительный, как звук циркулярной пилы.

– Скажи ей, что меня дома нет! – заорал в ответ Уэстон.

С громким топотом Пейдж спустилась по лестнице в подвал.

– Я уже сказала ей, что ты здесь играешь в бильярд.

– Черт бы тебя побрал, Пейдж. Не могла придумать что-нибудь поумнее? – Уэстон подошел к бару, жалея, что заранее не догадался налить себе чего-нибудь покрепче, и снял трубку отводного аппарата. – Слушай, Кристи, я сейчас занят. Перезвоню позже.

– Погоди минутку. Джек сегодня приходил на работу? У Уэстона засосало под ложечкой.

– Он опоздал.

– Но он там был?

– Ага. Пока я его не уволил к чертям собачьим.

– Ты... Что ты сделал?

– Он уволен. Твой брат был худшим работником у нас в сортировочном цеху, Кристи. Я его уволил.

– Но ты не мог...

В ее голосе звучала такая горечь, что что-то дрогнуло даже в его очерствевшей душе. Да, Кристи напоминала вирус, проникающий прямо в кровь; от нее невозможно было избавиться. Уэстон сомневался, что когда-нибудь сумеет окончательно с ней порвать.

– Тем не менее я это сделал. Если не веришь, спроси его.

– Я бы спросила, но он еще не вернулся домой.

– Так поищи его в местной пивной. Скорее всего, твой братец топит свои горести в водке.

– Ты подонок, – бесстрастно отчеканила она.

– Я никогда этого не скрывал.

Перед тем как повесить трубку, Кристи пробормотала что-то на языке индейцев чинук. Была у нее такая привычка, неизменно выводившая Уэстона из себя. Ему было неприятно слушать тарабарщину, и, хотя Кристал, скорее всего, просто выругала его, подобрала какой-то индейский эквивалент «подонка», у него возникло тревожное ощущение, что она произнесла заклинание и навела на него порчу. Конечно, он во все эти индейские заклятия и прочую чушь не верил, но по коже у него поползли мурашки, когда он повесил трубку.

– Бунт в гареме? – насмешливо осведомился Харли.

– Не умничай! – буркнул в ответ Уэстон.

Не станет он портить себе кровь из-за шуточек своего брата, выходок ненормальной сестрицы и проклятий индейской шлюхи. В конце концов, он не кто-нибудь, а Уэстон Таггерт и может делать все, что пожелает, черт возьми!

 

Глава 9

Опять его старик напился. В который раз.

Казалось бы, невелика новость, но в этот вечер Кейн готов был на куски его разорвать. Он и сам не понимал, что с ним творится, но с тех самых пор, как Джек рассказал ему о помолвке Клер Холланд и Харли Таггерта, Кейн буквально напрашивался на драку. Он просто умирал от желания врезать кулаком по стене, по стволу какого-нибудь дерева или по самодовольной роже Таггерта. Не обязательно в таком порядке.

– Сукин сын! – прошипел он, нащупывая на обшарпанном комоде связку ключей. Они оказались в пепельнице.

Была середина месяца, Хэмптон потратил все, что мог, на дорогую выпивку и вот уже полторы недели как перешел на свое обычное пойло, то и дело поминая бывшую жену – хитрую, подлую суку, бросившую его, несчастного калеку, одного воспитывать упрямого парня.

Господи, до чего же ему все это обрыдло. Он чувствовал себя как в ловушке, запертый в этой гнусной хибаре наедине с озлобленным калекой, отвергавшим любую помощь. Милосердные, набожные горожане не раз предлагали Хэмптону работу: в скобяной лавке, на консервной фабрике, даже в страховой компании, но Хэмптон Моран, бывший лесоруб, отвергал благотворительность. Нет, он предпочитал упиваться своими несчастьями, а если снисходил до работы, это была работа, которую он сам выбрал: выпиливание деревянной скульптуры.

Лужайка перед домом и переднее крыльцо были завалены холмиками опилок и образцами его искусства: непроданными фигурами оскаленных медведей, свирепых индейцев, кривоногих ковбоев с зубочистками в углу рта, вздыбленных коней с обезумевшими глазами и развевающимися гривами. Резал Хэмптон исключительно из древесины сосен – то есть деревьев, ставших в свое время причиной его увечья, словно вступил в негласную войну с лесами, окружавшими Чинук. Своими врагами он считал все без исключения годные к спиливанию древесные стволы – и любого человека, носившего фамилию Холланд.

Туристы иногда останавливались поглазеть на его поделки, считая Хэмптона эксцентричным художником, выражавшим в причудливых скульптурных фигурах какую-то темную сторону своей души. Они не подозревали, что он просто цепляется за свою озлобленность, словно это дар божий, и заливает мозги дешевым алкоголем.

Кейн считал увлечение отца собачьей чушью. Хлопнула входная дверь – Хэмптон выкатил свое кресло на крыльцо. Черт побери, как не вовремя! Кейн, выругавшись, перелез через подоконник, повис на вытянутых руках и мягко соскользнул на землю. Нет, он вовсе не собирался удирать из дому украдкой – отец, скорее всего, даже не заметит его отсутствия. Просто он не желал объясняться со стариком в этот вечер.

Ему хотелось повидать Клер. Хотелось до боли, до ломоты в костях. Хотя он и знал, что это ошибка.

Кейн врубил мотоцикл и помчался по темному ночному шоссе, оставив свой проклятый дом позади. Мощная машина всегда дарила ему успокоение. Приятно было лететь сквозь ночь, пригибаясь к рулю на поворотах, ощущая всем телом вибрацию воющего мотора и упругое сопротивление прохладного соленого воздуха. Все быстрее и быстрее, словно сам дьявол гнался за ним по пятам, Кейн вел мотоцикл вокруг озера. За деревьями по ту сторону озерной глади, освещенной луной, он уже видел теплые огни в окнах ее дома и даже дым, идущий из печной трубы. Прямо-таки картинка из книжки по американской истории, черт бы ее побрал. Ворота были открыты, и Кейн, не раздумывая ни минуты, смело миновал их. Оставив мотоцикл у гаража, он стиснул зубы и направился к крыльцу. Он сам не знал, решится ли позвонить, но, к счастью, увидел Клер на террасе. Она сидела на качелях, подтянув ноги к подбородку и обхватив их руками. Ее глаза, глядевшие прямо на него, блестели в лунном свете.

– Что ты здесь делаешь?

– Тебя ищу.

Он не двинулся с места, просто стоял и смотрел, как лунный свет играет в ее волосах.

– Меня?

– Я слыхал, ты замуж выходишь.

Ее улыбка показалась ему напряженной и вымученной.

– Только не говори, что ты приехал меня разубеждать.

– Не буду, если ты точно знаешь, чего хочешь.

– Я точно знаю.

Кейну вдруг стало жарко. Он представил себе, как хватает ее за руку и бежит куда глаза глядят, лишь бы побыстрее и подальше отсюда. Если она не сможет за ним угнаться, он понесет ее на руках. Но здесь они оставаться не могут, это точно. Здесь сам воздух пропитан ощущением нависшей беды, словно тысячи голодных глаз ревниво следят за ними из окружающего леса.

– Что ж, в таком случае надеюсь, ты счастлива.

Клер наконец спустила свои обалденно длинные ноги с качелей.

– Ты же вовсе не затем пришел, чтобы меня поздравить и пожелать счастья! – Она пересекла разделявшее их короткое пространство, и ему показалось, что глаза у нее заплаканные. – Что тебе нужно от меня, Кейн Моран?

– Больше, чем я могу получить, – хмуро признался он, и ему показалось, что уголки губ у нее дрогнули и на мгновение опустились.

– Я люблю Харли Таггерта.

– Этот сукин сын тебя не стоит.

– Почему? – Она была так близко, что он ощутил ее дыхание, разглядел воспаленные красные пятна на щеках. – Ну почему все вокруг считают, что он никуда не годится?

– Он слабак, Клер. Тебе нужен кто-нибудь посильнее.

– Кто-то вроде тебя? – спросила она с вызовом. Секунду он смотрел на нее молча. Где-то вблизи заухал филин, а в отдалении послышался перестук колес ночного поезда.

– Вот именно. Кто-то вроде меня.

– И что бы ты стал делать? – спросила Клер внезапно смягчившимся голосом.

Кейн горько рассмеялся.

– Лучше тебе этого не знать.

– Но я хочу знать!

– Нет...

– Ты же не без причины сюда приехал, Кейн. Просто захотелось еще раз тебя повидать.

– И все?

Он помедлил.

– Ну, говори!

Вся его воля куда-то испарилась. Он потянулся к ней, обхватил руками ее прохладные плечи. Его собственное тело горело огнем, мысли неслись, как вода в Чинук-ривер, и одновременно клубились туманом, сладкие и бессвязные.

– Черт возьми, Клер, неужели ты не догадываешься?

– Нет, ты сам скажи, – задыхаясь, попросила Клер. Кейн вдруг решил: а почему бы и нет? Черт возьми, ведь она сама напросилась! Теперь пусть думает что хочет.

– Ладно, Клер, – сказал он, крепче сжимая ее плечи. – Дело в том, что мне хотелось бы делать с тобой... все. Целовать тебя, трогать, спать с тобой, не выпускать тебя из рук до самого утра. Мне бы хотелось всю тебя попробовать на вкус, чтобы ты задрожала от желания. И больше всего на свете мне хотелось бы заниматься с тобой любовью всю жизнь, до конца моих дней!

Она попыталась вырваться, но он лишь усмехнулся и крепче сжал ее.

– Ты же хотела знать!

– О боже.

– И поверь, я никогда, ни за что на свете не стал бы с тобой обращаться, как этот ублюдок Таггерт!

После этого Кейн отпустил ее. Собственные дурацкие слова звенели у него в ушах. Он вернулся к мотоциклу, вскочил в седло и ожесточенно пнул сапогом педаль газа. Мотор взревел, и Кейн умчался прочь, прекрасно зная, что она стоит там, где он ее оставил, на краю террасы. Небось смотрит ему вслед и смеется над его глупыми романтическими фантазиями.

– Дурак! – сказал он себе, вылетая за ворота имения ее отца. – Проклятый кретин!

Он несся по шоссе к городу как оглашенный, в надежде оставить за спиной ощущение самой горькой в своей жизни ошибки, и вдруг заметил стремительно нагоняющий его полицейский автомобиль. Мигалка вращалась, бросая кругом сине-красно-белые отсветы, сирена выла.

Бросив взгляд на спидометр, Кейн понял, что попался: он по крайней мере миль на двадцать превышал ограничение скорости. Но когда он остановился на «островке безопасности», патрульная машина промчалась мимо, офицер даже не повернул головы в его сторону. Через минуту следом пронеслась «Скорая помощь», а за ней еще один полицейский автомобиль.

На несколько минут на душе у Кейна стало легче, он снова вывел мотоцикл на дорогу и преодолел последний подъем перед въездом в город. Как ни паршиво складывалась для него эта ночь, по крайней мере, новый штраф за превышение скорости сегодня ему не грозит. И вдруг он увидел, что полицейские машины и «Скорая» остановились у хорошо знакомого ему дома – аккуратного коттеджа, принадлежавшего Сонгбердам.

В первую очередь Кейн подумал о Джеке. Тот вечно был не в ладах с законом, и, что бы сейчас ни случилось, Кейн не сомневался, что Джек непременно окажется замешанным. Интересно, что стряслось на этот раз? У Джека уже были приводы за мелкое хулиганство, но сейчас ему уже не шестнадцать лет, так что его запросто могут посадить.

Кейн медленно проехал по запруженной улице и заглушил мотор. Один из полицейских, офицер Тули, которого Кейн имел удовольствие знать лично, сделал ему знак не останавливаться.

– Проезжай, проезжай. Не на что тут глазеть, давай двигай дальше.

– Что случилось? – спросил Кейн.

– Мальчишка пострадал. Сорвался с утеса у «Камня Иллахи», – пояснил один из стоявших поблизости зевак – спортивного вида мужчина в тренировочном костюме с капюшоном.

Кейну показалось, что у него остановилось сердце. – Джек? – нерешительно уточнил он. Боже милостивый, что могло с ним случиться? Когда Кейн в последний раз видел своего друга, тот был жив и здоров, слегка навеселе, с охотничьим ружьем за плечами. – Проходите, проезжайте, нечего тут торчать, – механически повторял Тули, размахивая фонарем.

Из дома донесся душераздирающий женский вопль, и Кейн больше не мог устоять на месте. Не обращая внимания на полицейских, он ринулся к дверям, которые как раз в эту минуту распахнулись. Свет в доме горел тускло, но он узнал выбежавшую на крыльцо Кристи. Не говоря ни слова, она бросилась на грудь Кейну и истерически зарыдала. Мучительные всхлипы сотрясали ее худенькое тело. На душе у Кейна стало совсем скверно, а тут еще в довершение всего начал накрапывать дождь.

– Джек! – выдавила она из себя, захлебываясь слезами. – О господи, Джек!

– Ш-ш-ш... – прошептал Кейн, стараясь успокоить ее. Его собственный разум отказывался верить в худшее. – Кристи, прошу тебя. Все будет хорошо.

– Нет! – воскликнула она с убежденностью, разом положившей конец его надеждам. – О господи, Кейн, его больше нет!

– Что значит «нет»?

Но он уже знал ответ. Еще до того, как она произнесла вслух страшные слова, Кейн уже знал, что Джек Сонгберд, молодой индейский бунтарь, строптивый сукин сын, которого он считал своим единственным другом, умер. Гнев ослепил его, кулаки сжались сами собой, хотя мысль о смерти друга все еще не укладывалась в голове. Ему хотелось закричать, ударить кого-нибудь, но он не мог. Только не сейчас, когда Кристи рыдала у него на груди.

Как можно бережнее он повел ее обратно в дом. Отец Джека Хэнк неподвижно стоял у камина. Его глаза были сухими, но все лицо осунулось от невыразимого страдания. Руби сидела в кресле и раскачивалась из стороны в сторону, уставившись невидящим взглядом на плетеный коврик. Она что-то беспрерывно напевала себе под нос на незнакомом Кейну языке.

– Мальчик сам навлек на себя беду, – сказал Хэнк, не теряя своей индейской невозмутимости.

– Джек не мог сам сорваться! – Голос Кристи дрожал, но в нем слышалась железная убежденность. – Он бегал по этим утесам, как горный козел. Он облазил их сверху донизу миллион раз.

– Он был пьян, – произнес Хэнк не допускающим возражений тоном.

– Это неважно.

Руби закрыла глаза и громко произнесла на языке своих предков несколько слов – не то молитву, не то заклинание. Когда ее веки поднялись, она посмотрела прямо на Кейна.

– Проклятие, – прошептала она, так и не пролив ни слезинки, хотя губы у нее дрожали и подбородок трясся. – Проклятие тому, кто убил моего мальчика!

Хэнк презрительно хмыкнул:

– Перестань, Руби! – Его черные глаза были непроницаемы, он даже не попытался утешить жену. – Джека убила его собственная глупость. И больше ничего.

Обливаясь потом, Уэстон в изнеможении рухнул прямо на Кендалл. Неудивительно, что Харли бросил эту дуру! В постели она напоминала тряпичную куклу: просто лежала без движения, пока он пытался хоть как-то ее расшевелить. Впрочем, Уэстону было все равно. Какое ему дело до Кендалл? Он с тревогой чувствовал, что теряет контроль над собственной жизнью, начинает совершать необдуманные поступки, не просчитывая последствий, хотя именно этого он сейчас не мог себе позволить. Никак не мог.

Он спал с Кендалл, с Тессой и с Кристи, словно жонглировал тремя булавами. Получалось ловко, но в последнее время секс почему-то доставлял ему куда меньше удовольствия, чем обычно. К тому же ему по-прежнему не давала покоя мысль о том, что у отца где-то есть вторая семья – или, во всяком случае, сын, готовый в нужный момент объявиться и потребовать свою долю имущества Таггертов. И было кое-что еще. Самая темная, самая страшная сторона его души в полной мере проявилась прошлой ночью. Его бросало то в жар, то в холод при одной только мысли о том, что тогда произошло...

– Слезь с меня! – потребовала Кендалл, толкнув его в плечо.

– Слушай, раз уж мы с тобой спим, ты бы тоже могла принять в этом участие, – проворчал он, шлепнув ее по тощему бедру и откатившись к краю кровати. Она поежилась.

– Это так отвратительно!

– Что? – насмешливо спросил Уэстон, потянувшись за смятой пачкой «Мальборо». – О, Кендалл, ты меня обижаешь! – Он театральным жестом схватился за грудь, а другой рукой вытряхнул из пачки сигарету. – Ты ранишь меня в самое сердце!

– Расскажи это кому-нибудь, кто тебе поверит! – Она сдернула пляжный сарафан со стула у кровати и натянула его через голову.

– Ты могла бы расслабиться и получить удовольствие, – наставительно произнес он, потянувшись за зажигалкой.

– Давай кое-что проясним, Уэстон. Мы этим занимаемся не ради удовольствия. Ты прекрасно знаешь, что я люблю Харли. Он единственный, с кем я была близка... ну, до сих пор. – Подбородок у нее задрожал, но она привыкла держать себя в руках и не заплакала. – Я это делаю только ради ребенка.

Уэстон потянулся за своими легкими брюками цвета хаки.

– Но ты все-таки хочешь продолжить наши игры?

– Да, пока не добьюсь результата. – Кендалл поднялась и, обхватив себя руками за плечи, подошла к окну. – Кстати, правда, что ты встречаешься с Тессой Холланд?

– У плохих новостей длинные ноги.

– Значит, это правда, – с отвращением констатировала Кендалл.

Уэстон не спеша застегнул ремень.

– Да, ну и что?

– А ты настоящий блудливый кот! Если ты связался с Тессой, то почему выкрикивал имя Миранды, пока был со мной?

– Неужели я это делал? – Уэстон неторопливо надел рубашку. Конечно, он дал волю воображению, пока пытался выжать хоть какую-нибудь реакцию из Кендалл, которую теперь считал королевой фригидных шлюх. – Ну, сказать по правде, у меня с давних пор была такая мечта.

– Мечта?

– Угу. Трахнуть всех трех сестричек Холланд. Кендалл с отвращением сморщила нос.

– Я не желаю об этом слышать!

– Ну не всех сразу, конечно... разве что они бы сами об этом попросили.

– Довольно, Уэстон! Господи, как ты только можешь думать о подобных вещах?!

Он сухо рассмеялся.

– Слушай, Кендалл, откуда эта запоздалая добродетель? Уж кому-кому, но не тебе меня судить. Ты только что со мной переспала, чтобы выдать моего ребенка за отпрыска Харли и обманом затащить его под венец.

– Знаю, но это потому, что я люблю его! – В ее голосе уже слышались слезы.

– Как благородно!

– Ты меня ненавидишь?

– Конечно, нет. – Впрочем, она почти угадала: больше всего на свете он ненавидел, когда бабы пытались разыгрывать перед ним мучениц. – Просто я советовал бы тебе расслабиться. Раз уж так вышло, мы оба могли бы получить удовольствие. – Он выпустил изо рта красивое колечко дыма. – Было бы куда веселее, если бы ты на время забыла о своей миссии. Я бы тебя кое-чему научил, а ты бы потом преподнесла моему братцу приятный сюрприз. Ну когда вы снова будете вместе.

Кендалл побледнела как полотно. Психопатка, настоящая психопатка!

Застегивая рубашку, Уэстон глубоко затянулся сигаретой.

– Так как насчет завтрашнего дня? Там же, тогда же? Кендалл без сил рухнула в шезлонг, свесив голову. Вид у нее был в точности как у жертвенного агнца, ведомого на заклание.

– Да, – сказала она так тихо, что он едва расслышал.

– Я буду готов, – пообещал он и вышел за дверь.

Говоря по правде, их свидание разочаровало его не меньше, чем ее. Уэстон всегда гордился своим умением доставить удовольствие женщине, но Кендалл держалась как скала и не дала ему ни единого шанса. Она лежала, словно мертвая, закрыв глаза и раскинув ноги, даже соски у нее не напряглись и не отвердели, пока он трудился над ней как каторжный. Ладно, в конце концов, работы на полчаса, зато потом его труды окупятся с лихвой.

Уэстон уселся на водительское сиденье «Порша», стараясь не замечать глубокой борозды, бегущей по всему корпусу машины от переднего бампера до габаритных фонарей. Безобразный шрам, оставленный трусом. На скулах Уэстона гневно заходили желваки. И как этот мерзавец посмел повредить такую красавицу?! Его «Порш», влажно отсвечивающий лакированными боками, выглядел настоящим произведением искусства. Уэстон повернул ключ в зажигании, и оживший мотор запел в ответ чудесным низким баритоном. Да, на эту крошку можно положиться – это тебе не женщина.

Уэстон включил третью скорость и помчался по подъездной аллее прочь от пляжного дома родителей Кендалл. Только сейчас он почувствовал, что безумно устал. Это был долгий и трудный день, начавшийся со скандала. Джек Сонгберд опоздал на работу и имел глупость подделать время в своей рабочей карточке, а когда Уэстон его застукал, он поднял шум и плюнул хозяину под ноги. Уэстон с наслаждением уволил его прямо на глазах у товарищей по смене. Ну, а позже они выяснили отношения окончательно. Бедный Джек, жалкий пьяница! Бывает же такое везение: индеец свалился с утеса прямо у священного индейского камня Иллахи!

Уэстон ухмыльнулся и ощупал спрятанный в кармане брюк складной нож Джека. На лезвии остались хлопья красной эмалевой краски – той самой, которой был выкрашен его автомобиль.

Да, денек выдался нелегкий и перегруженный переживаниями. Жаль, что пришлось закончить его в холодной постели Кендалл. Он так рассчитывал на это свидание, ему необходимо было как следует оттянуться, но, увы, его ожидания оказались жестоко обманутыми. Трахаться с Кендалл – все равно что онанизмом заниматься, толку столько же.

Уэстон беспокойно поерзал на сиденье. Ему нужна была настоящая женщина– с горячей кровью и необузданным воображением. Он подумал о Тессе, но сразу же понял, что она не сумеет остудить бушующий в его крови огонь. Нет, единственной подходящей женщиной для него была ее старшая сестра Миравда. Ну ничего, стоит только потерпеть немного – и он покажет ей, что такое настоящая любовь!

Кендалл с большой неохотой набрала телефонный номер, но потом передумала и повесила трубку. Что ей сказать Харли? Что у нее только что начались месячные? Что после трех волнующих дней задержки она почувствовала знакомую тянущую боль внизу живота, а вслед за ней пришло и кровотечение?

У Кендалл сердце разрывалось от отчаяния. Сможет ли она выдержать еще месяц отвратительных сношений с Уэстоном? Всякий раз, когда он приходил, она начинала себя ненавидеть. Его прикосновения вызывали у нее нервную экзему. Он, конечно, старался, этого она не могла отрицать, ласкал ее, целовал, пытался возбудить, но она упорно не поддавалась, и теперь он даже не раздевался – просто сдергивал с нее трусики, расстегивал ширинку и накачивал ее спермой Таггертов. А потом непременно закуривал сигарету и улыбался, глядя, как она лежит на смятых простынях, предлагал и ей закурить, отчего она чувствовала себя грязной шлюхой. И несмотря на все мучения, ей никак не удавалось забеременеть!

А может, все дело в этом ее отвращении к нему? Может, действительно стоит расслабиться, и тогда все получится?

Ладно, как только месячные кончатся, она снова займется любовью с Уэстоном, но попытается вообразить, что это Харли. Она примет ванну с ароматическими солями, наденет самое красивое кружевное белье и зажжет в спальне свечи. Когда Уэстон в следующий раз придет к ней, она его поцелует и приласкает, медленно разденет и соблазнит, как будто это в самом деле не он, а его младший брат.

И все-таки нужен какой-то запасной план на случай, если ей так и не удастся забеременеть. Надо будет придумать другой способ заставить Харли прозреть и понять наконец, что она, Кендалл, его женщина. Она, а не эта сука Клер!

Но чтобы скомпрометировать Клер, ей понадобится чья-то помощь, иначе дело может обернуться против нее. Придется доверить кому-то еще сделать за нее грязную работу. Кому-то, кто ей безгранично предан. Кому-то, кто будет действовать в ее интересах, ни о чем не спрашивая. Кому-то вроде недоделанной сестрицы Харли. Точно! Пейдж сделает все, о чем она ни попросит!

День похорон выдался жарким и душным. На горизонте собирались грозовые тучи, в воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка. Прах Джека был развеян над тем самым утесом, с которого он сорвался.

Стоя рядом с сестрами и матерью, Клер ощущала дурноту. Датч, как всегда, был слишком занят, но он прислал свои соболезнования – огромный венок лилий в форме подковы и чек на имя Руби. Как будто деньги могли вернуть ей сына!

Клер почти не знала Джека, но Руби проработала в их семье много лет, а сама она дружила с Кристи, которая сейчас стояла бледная, без слез, уставившись невидящим взглядом в море. Она вертела в руках красный шейный платок, вероятно, принадлежавший Джеку. Без косметики Кристи выглядела совсем юной и беззащитной.

Тесса закатила глаза, когда представитель некогда могущественного индейского племени начал произносить речь. Он походил на коренного американца не больше, чем любой другой из присутствующих, но говорил уверенно и с чувством обрисовал горе семьи, положение племени и современной молодежи вообще.

Клер не слыхала ничего, кроме грохота прибоя и пронзительных криков чаек, кружившихся над головой.

Трудно было поверить, что Джек мертв. Такой молодой, полный жизни – и вдруг его больше нет... Внезапно она услыхала рев мотоцикла, и ее сердце забилось учащенно. Краем глаза она следила за Кейном, пока он ставил машину у искривленной ветрами сосны. Он не смешался с толпой, а остался стоять в стороне, глубоко засунув руки в карманы.

Его глаза были скрыты за стеклами солнцезащитных очков, губы сжаты в тонкую решительную линию. Сколько еще дней ему осталось пробыть в Чинуке?

Мне хотелось бы делать с тобой... все. Целовать тебя, трогать, спать с тобой, не выпускать тебя из рук до самого утра. Мне бы хотелось всю тебя попробовать на вкус, чтобы ты задрожала от желания, и больше всего на свете мне хотелось бы заниматься с тобой любовью всю жизнь, до конца моих дней!

Клер закусила губу, стараясь не думать о Кейне и об их последней встрече, произошедшей в ту самую ночь, когда было обнаружено тело Джека Сонгберда.

Стоя рядом с Клер и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Тесса вдруг спросила шепотом:

– А где Таггерты?

– Не знаю, – ответила Клер тоже шепотом, удивляясь, что ей самой до этой минуты не пришло в голову поинтересоваться, почему нет Харли.

– Казалось бы, кому, как не им, положено здесь быть, – продолжала Тесса, рыская глазами по небольшой толпе, собравшейся на утесах. – Ведь Джек работал на их лесопилке.

– Уэстон уволил его в тот самый день.

– Знаю, знаю, – пробормотала Тесса.

Доминик строго покосилась на младшую дочь и прижала палец к губам. Тесса ответила ей недовольным взглядом, но ее мать уже отвернулась, делая вид, будто ей и в самом деле интересен этот мрачный обряд. Самой Тессе хотелось сейчас оказаться где угодно, только бы подальше отсюда. «Похороны – это такая тоска, сдохнуть можно!» – подумала она. К тому же Тесса была сильно разочарована, увидев, что никто из Таггертов не пришел, – она надеялась встретить здесь Уэстона.

– Когда это кончится? – шепнула она Миранде. Сестра не ответила, и Тесса обиженно отвернулась. Где же Уэстон? Она почувствовала знакомое ноющее ощущение в паху и уже в который раз пожалела, что позволила себе так увлечься Уэстоном. Поначалу тайные встречи с ним казались ей веселым приключением – это было рискованно и приятно щекотало нервы. Она ни минуты не сокрушалась о потере отданной ему девственности, но не ожидала, что влюбится всерьез. Для нее он был слишком старым, слишком многоопытным, слишком эгоистичным. Он ее в грош не ставил, и это сводило ее с ума.

Наконец индейский вождь – или как там еще называлась его должность – прекратил свои разглагольствования, и все племя затянуло какую-то тихую песню. Тесса поверить не могла, что все это происходит наяву. Может, Джек Сонгберд и был стопроцентным американским индейцем, но он плевать хотел на сохранение так называемых племенных традиций. Черт побери, он же не бегал по округе в боевой раскраске, обвешанный бисером и перьями!

Когда пение на незнакомом языке смолкло, толпа начала расходиться. Не теряя ни минуты, Тесса устремилась по тропинке к шоссе, где были оставлены автомобили – грузовики, джипы, несколько седанов, пара семейных фургонов. Серебристый «Мерседес» Доминик совсем затерялся среди них. Тесса забралась на обитое бархатом переднее сиденье, пока остальные члены семьи выражали последние соболезнования Руби и Кристи.

Тесса не собиралась с ними общаться. Да и что бы она могла сказать? Конечно, ей жаль, что Джек погиб. Его смерть, должно быть, была ужасна. Тесса вздрогнула, представив себе страшное падение с утеса. Но она же ничем не могла помочь, верно? И никакими словами нельзя было ничего исправить. К тому же она просто не знала, как ей вести себя с Кристи.

Тесса поглубже опустилась на сиденье в надежде, что сестра Джека ее не заметит. В машине было душно. Обливаясь потом, Тесса украдкой взглянула на Кристи, и оказалось, что та смотрит прямо на нее – вернее, сквозь нее – жутким пронизывающим взглядом. Тесса поежилась. Черт, так и заикой можно остаться! Она попыталась нащупать спрятанные в сумочке сигареты, но вовремя спохватилась. Ведь мама еще не знает, что она курит!

Ну почему бы им не уехать отсюда поскорее? С тех самых пор, как Тесса начала встречаться с Уэстоном, они с Кристи были на ножах, хотя никакого словесного объяснения так и не последовало. Просто молодая индианка смотрела на нее со жгучим презрением, но тут уж Тесса ничего не могла поделать, тем более что не считала себя виноватой. В конце концов, у Кристи было не больше прав на Уэстона, чем у нее самой.

Никто не мог предъявить на него права, в том-то все и горе!

Дверцы «Мерседеса» распахнулись. Доминик села за руль рядом с Тессой, Миранда и Клер заняли места сзади.

– Я знаю, для Руби это ужасная утрата, – сказала Доминик, утирая глаза скомканным платочком. – Потерять ребенка – нет на свете ничего страшнее!

Кругом слышался шум заводимых моторов, машины, стоявшие по соседству с «Мерседесом», начали разъезжаться. Доминик отыскала в сумочке ключ и повернула его в замке зажигания.

– Но даже переживая такую тяжелую утрату, не стоит принимать поспешные решения, о которых потом придется пожалеть, – закончила она свою мысль, выводя «Мерседес» на дорогу.

– Какие решения? – спросила Клер.

Тесса с досадой закатила глаза. Господи, кому это интересно?

– Руби уволилась, – объяснила Миранда, а Доминик только крепче поджала губы.

– Уволилась? – растерянно переспросила Клер.

– Ну, я уверена, что она еще передумает, – заявила Доминик, бросив взгляд в зеркальце заднего вида. – Сейчас она просто расстроена. А через несколько недель, когда первое горе уляжется, она поймет, что ей нужна стабильность. Она проработала у нас много лет, практически стала членом семьи! – Доминик включила кондиционер на полную мощность. – Поехали, я предложу ей прибавку в жалованье, может, это заставит ее передумать.

– Мне кажется, тут дело не в деньгах, – заметила Клер.

– Разумеется, нет. По крайней мере, не сейчас. Но как только жизнь в семействе Сонгберд войдет в свою колею, Руби почувствует, что ей нечем себя занять. К тому же ей нужно заботиться о дочери. Ведь Кристи хочет учиться в колледже, а это стоит немалых денег. – Она включила указатель поворота, так как они подъехали к основному шоссе. – Руби непременно вернется.

Тессе было все равно. Руби всегда ее раздражала, она завела в доме свой распорядок и вечно всеми командовала. По мнению Тессы, их семья прекрасно могла обойтись и без Руби Сонгберд с ее тиранством и вечным осуждением во взгляде темных, все подмечающих глаз. Жаль, конечно, что Джек погиб: судя по всему, он был неплохим парнем. Но в жизни Тессы его смерть ничего не меняла.

– Господи, что это такое? – воскликнула Доминик, нажав на тормоза.

Серебристо-черный мотоцикл молнией промелькнул перед носом «Мерседеса» и вырвался на шоссе, не обращая внимания на отчаянно загудевший, груженный бревнами грузовик, направлявшийся на юг.

– О, боже мой! – ахнула Клер, закрыв лицо руками. – Кейн!

– Это был сын Морана? – Доминик никак не могла прийти в себя от испуга. – Не думала, что он так глуп. Хотя, с другой стороны, чего еще от него можно ждать?

Глаза Клер округлились.

– Что ты хочешь этим сказать, мама?

– Этот мальчишка не имеет ни малейшего понятия о воспитании. Отец у него пьяница, мать его бросила. Если он будет так носиться, то не доживет до двадцати.

– Никогда так не говори! – вспыхнула Клер. Тесса с любопытством повернулась к сестре:

– А тебе-то что?

– Ничего. Просто Кейн сейчас очень переживает: он был близким другом Джека Сонгберда.

– Правда? Откуда ты знаешь?

– Я много раз видела их вместе. – Клер секунду помедлила. – И вообще, он сам мне сказал.

– Ты хочешь сказать, что знакома с ним? – недоверчиво переспросила Тесса, перегнувшись через спинку сиденья и заглядывая в бледное, расстроенное лицо Клер.

– Да.

– И как близко?

Клер посмотрела прямо в глаза младшей сестре.

– Довольно близко, – решительно ответила она и вновь отвернулась к окну. – Мы с ним друзья.

Через три для после похорон Джека Миранда, сидя у себя в комнате, смотрела на календарь. Тут какое-то недоразумение. У нее не может быть задержки. Просто не может быть. Она же предохранялась! И Хантер тоже. Но когда она еще раз все сосчитала и сообразила, что задержка у нее не три дня, а целых десять, правда обрушилась на нее, как воз кирпича. Она беременна!

Чувствуя предательскую слабость, Миранда опустила голову на руки. Господи, как с ней такое могло случиться?! Она так четко и правильно распланировала всю свою жизнь на годы вперед! Что теперь будет с колледжем? С аспирантурой? С ее мечтой стать юристом?

Слезы жгли ей глаза, но она не хотела плакать. Надо думать о новом человеке, который будет частью ее и частью Хантера. Крошечное человеческое существо растет у нее внутри. Ребенок! Заставив себя разжать кулаки, Миранда потерла ладонью свой плоский живот, и слезы вдруг потекли неудержимо. Она представила себе, как они с Хантером поженятся, она родит ребенка и все-таки будет учиться. Да, ей придется работать, а Хантер будет вынужден на какое-то время оставить мечты о собственном ранчо, но мир не рухнет только от того, что у них будет ребенок.

Напротив, похоже, это будет только начало!

И все же она была напугана до смерти. Надо будет записаться на прием в местной больнице, проверить, не ложная ли это тревога, и только потом объявить новость Хантеру. Интересно, как он это воспримет? Он ведь всю жизнь прожил с отчимом и даже не знал, кто его биологический отец. Конечно, Хантер очень привязан к Дэну и уверяет, что никогда даже не думал о каком-то незнакомом мужчине, который вдруг мог появиться и сказать, что он и есть его настоящий отец. Но на самом деле это все так сложно...

Миранда встала и, подойдя к окну, распахнула его, чтобы впустить в комнату прохладный бриз. Ноздри ей защекотал смешанный аромат роз и жимолости.

А вдруг Хантер не захочет на ней жениться? Что, если мечты о ранчо для него важнее и дороже, чем она и его собственный ребенок? Вдруг он будет настаивать на аборте? Покачнувшись от слабости, Миранда ухватилась за подоконник. Она внезапно поняла, что знает Хантера так мало, слишком мало, чтобы думать о замужестве! И все же она любила его.

«Все устроится наилучшим образом, – успокоила себя Миранда и улыбнулась сквозь слезы. – Старомодная мысль, но, кажется, ребенок – это как раз то, что нам нужно».

– Что это? – спросила Пейдж, не отрывая жадного взгляда от оклеенной фольгой и перевязанной розовой лентой коробки, которую ей протянула Кендалл.

– Сюрприз.

– Но у меня же не день рождения, и сегодня не Рождество!

– Знаю, – сказала Кендалл, усаживаясь на стул у письменного стола и сцепив пальцы на колене. – Просто я увидела кое-что и подумала, что тебе понравится. Давай смелее! Открывай!

Восторженная улыбка Пейдж показалась ей такой же жалкой, как эта нелепая кукольная комната, где все было обито одной и той же материей – белой с розовыми бутонами, отделанной кружевными рюшами. Такая пестрота, что глазам больно. Только эта чокнутая и может тут жить.

Широко улыбаясь, Пейдж разорвала упаковку, отбросила в сторону несколько слоев папиросной бумаги и наконец нашла спрятанный в глубине сюрприз: серебряный браслет с подвеской-амулетом в виде свернувшейся в клубочек кошечки.

– Вот это да!.. – прошептала Пейдж, поднося дурацкую погремушку к самым глазам и зачарованно глядя на ритмично раскачивающегося перед носом котенка. – Какая прелесть.

– Ничего особенного.

– Ну что ты, Кендалл! – возразила Пейдж, зажав браслет в кулаке и прижимая его к груди, словно он был бриллиантовым. – Никто и никогда не делал мне такого чудесного подарка! Спасибо тебе большое! – Она покачала головой и сглотнула комок в горле, слезы навернулись ей на глаза.

– Не надо меня благодарить, просто получай удовольствие, – сказала Кендалл.

Неумеренная эмоциональность Пейдж встревожила ее. Можно подумать, что бедная девочка в жизни ни от кого добра не видела. А ведь эта «бедная девочка» с кошмарными пластинами на зубах и длинным крючковатым носом была дочкой мультимиллионера Нила Таггерта! Разве она не получала каждый год тонны подарков?

– Он мне особенно дорог, потому что его подарила мне ты, – объяснила Пейдж, обернув браслетом свое пухлое запястье и защелкивая замочек. – И не ради выгоды, а просто так.

Кендалл стало совсем скверно. Конечно, она собиралась заручиться помощью Пейдж для исполнения своих замыслов, но ей вовсе не хотелось при этом разбить сердце этой дурочки. Она почувствовала себя виноватой.

– Носи на здоровье.

Взгляд Пейдж был полон обожания.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты стала моей невесткой, а не эта дура Холланд! – проговорила она, словно прочитав мысли Кендалл.

Кендалл исподтишка покосилась на нее. Девчонка не так глупа, как кажется.

– Мне бы тоже этого хотелось, но, к сожалению, это от меня не зависит. Харли выбрал ее.

– Харли просто дурак!

– Не говори так. Ты же знаешь, я его люблю.

– Да, я знаю, – энергично кивнула Пейдж. – И не понимаю, почему он этого не ценит. Наверное, Клер Холланд просто околдовала его. Вот было бы здорово, если бы она куда-нибудь уехала!

– С чего бы ей уехать? – с тоской вздохнула Кендалл.

– Ну тогда я хотела бы, чтобы она сорвалась со скалы, как тот индейский парень!

– Джек Сонгберд? – Кендалл поежилась.

– Да. – Пейдж оторвалась от браслета и простодушно посмотрела на нее. – Он же умер!

– Я знаю.

– Значит, он больше никому не будет досаждать.

– Я не думала... Я не знала, что он кому-то досаждал.

– Он работал у моего папы и постоянно что-нибудь воровал. Вот бог его и наказал за это.

Кендалл вдруг стало не по себе. Она собиралась намекнуть Пейдж, чтобы та немного последила за Клер или выведала что-нибудь у ее младшей сестрицы. Клер Холланд строила из себя святую невинность, но Кендалл была убеждена, что святых на свете не бывает и что у каждого за душой отыщется хоть немного грязи. Однако разговор с Пейдж принял какой-то неожиданный и опасный поворот. Кендалл беспокойно облизнула губы, не зная, как бы ей побыстрее ретироваться. Пейдж не просто придурковатая, она настоящая психопатка.

– Ты не можешь всерьез в это верить, – пробормотала Кендалл.

– Почему? Этому учат в воскресной школе. А люди, между прочим, умирают каждый день. – Пейдж запрокинула голову и задумчиво уставилась в потолок. – Да, я думаю, было бы здорово, если бы Клер умерла.

– Она не может просто так взять и умереть. Ради всего святого, ей же только семнадцать лет! В таком возрасте люди не умирают.

– Но Джек же умер, – рассудительно напомнила Пейдж, потянувшись за своей любимой игрушкой – огромным плюшевым медведем-пандой с печальными глазами. – Конечно, он был постарше, но ненамного. – Поглаживая пушистую голову медведя, она посмотрела на серебряного котенка таким взглядом, что Кендалл похолодела. – Клер тоже могла бы умереть. Надо только очень сильно этого захотеть и молиться всем сердцем.

 

Глава 10

Щелкнув зажигалкой, Уэстон зажег сигарету. И какого дьявола он согласился встретиться с Тессой посреди ночи в этом месте, буквально в двух шагах от ее дома? Чертова девка как будто нарочно искушала судьбу. От свидания к свиданию она становилась все смелее. Надо было бы с ней порвать, но он не мог устоять перед соблазном иметь одну из дочерей Датча – пусть и не ту, которую хотел.

Уэстон ходил взад-вперед по берегу озера, всей кожей ощущая, что от дома его отделяет только живая изгородь из туи, тянувшаяся от гаража к причалу. Ему казалось, что чьи-то глаза незримо следят за ним из темноты, и волосы шевелились у него на затылке.

Полупрозрачные облака закрывали луну, но даже в тусклом свете он ясно различал силуэт дома среди деревьев, гараж, сад с выложенными камнем дорожками, разбегающимися во всех направлениях. Озеро было гладким, как стекло, но совершенно темным и напоминало перевернутое обратной стороной зеркало. Над головой у Уэстона послышалось хлопанье крыльев летучей мыши. Он взглянул на часы. Тесса опаздывала. Черт, зря он сюда пришел.

В эту самую минуту послышались легкие, поспешные шаги. Уэстон потушил сигарету и, вглядываясь сквозь ажурные ветки туи, увидел босоногую женщину, бегущую по каменной дорожке. Он чуть было не окликнул ее, да так и остался стоять, разинув рот. Это была не Тесса, а ее старшая сестра Миранда.

У Уэстона пересохло во рту. На ней было полупрозрачное белое платье, похожее на ночную рубашку, облеплявшее на каждом шагу длинные стройные ноги. Длинные темные волосы, перехваченные белой ленточкой, развевались на бегу у нее за спиной.

Раздался тихий протяжный свист. Миранда замерла на мгновенье, а потом побежала еще быстрее, направляясь к озеру. Уэстон не смог удержаться и последовал за ней. Прячась за деревьями, он высматривал в просветах ее тонкое белое платье и всеми силами пытался утихомирить стучавшую в висках кровь. Черт, как же она хороша!

Миранда остановилась на берегу, и лунный свет упал на ее лицо. Уэстон укрылся за стволом пихты и тяжело перевел дух при виде приближающегося мужчины. Высокий мускулистый парень молча обнял Миранду и поцеловал ее долгим, властным поцелуем. Она застонала, и Уэстону пришлось покрепче стиснуть зубы.

Он узнал парня. Хантер Райли, сын сторожа, черт бы его побрал. Голый по пояс, в одних джинсах, низко сидящих на бедрах, он целовал Миранду, пока у нее не подогнулись колени, а потом опустился вместе с ней на песок.

– Миранда... – шептал Райли, расстегивая пуговицы у нее на груди. – Красавица моя...

Края платья разошлись в стороны, обнажив заманчиво округлые груди. Уэстону казалось, что его брюки сейчас лопнут. Он едва удержался, чтобы не помочь себе рукой. Словно психопат-извращенец, он должен был стоять и смотреть, как Хантер ласкает и целует эти великолепные спелые груди, берет в рот соски, издавая глубокие блаженные стоны.

Ублюдок! Да кто он такой?! Ничтожество, пустое место, ноль без палочки! Но ему позволено прикасаться к единственной женщине, которая для Уэстона остается недосягаемой.

Райли сдернул с нее платье, и Уэстону пришлось зажать себе рот рукой. Точеные длинные ноги обнажились полностью, в лунном свете особенно соблазнительно чернело на фоне молочно-белой кожи гнездышко курчавых волос между бедер. Райли прижался лицом к ее животу, а она вплела пальцы ему в волосы, пока его голова опускалась все ниже и ниже.

Уэстону стало трудно дышать. Надо было отвернуться, не смотреть на разворачивающуюся перед глазами эротическую картину, но он не мог. Его пальцы сами собой расстегнули ширинку, нырнули внутрь и принялись поглаживать напряженно подрагивающий член. В эту минуту он все бы отдал, чтобы оседлать кусок теплой плоти по имени Миранда Холланд!

Хантер стянул с себя джинсы и раздвинул ей ноги. Уэстон до крови закусил губу, чтобы не закричать.

Миранда тихонько, но часто и взволнованно вздыхала, прижимаясь к своему любовнику, двигаясь в одном ритме с ним: великолепное, чувственное животное, целиком охваченное сексуальным порывом. Уэстон всегда знал, что так оно и будет. Его пальцы задвигались еще быстрее, когда Хантер запрокинул голову и издал торжествующий крик.

Уэстон брезгливо поморщился, когда Райли, потный, как свинья обрушился на нее, расплющив эти великолепные груди. Он что-то прошептал ей на ухо, потом вдруг вскинул голову. Уэстону показалось, что глаза Хантера смотрят прямо на него. Разумеется, это было невозможно, Хантер не мог ничего различить в густой тени пихтовых деревьев, и все же Уэстон затаил дыхание. Пот потек у него по спине. Миранда сказала что-то, и Хантер снова опустил голову, глядя на прекрасную длинноногую женщину, простертую под ним на земле.

Пьяный от желания, с гудящей головой и путающимися мыслями, Уэстон медленно побрел обратно. Один раз он споткнулся, зацепившись носком башмака за корень, ветка с тонкими иголками хлестнула его по лицу, но в конце концов он все-таки добрался до причала. Сердце едва не выпрыгнуло у него из груди, когда он заметил Тессу. Она сидела на самом краю причала и болтала ногами в воде на расстоянии в две сотни ярдов от того места, где ее сестра лежала голая на берегу.

Тесса обернулась, когда он подошел, и Уэстон заметил следы слез у нее на щеках.

– Налюбовался всласть? – спросила она хриплым шепотом.

– Давай-ка отойдем отсюда подальше.

– Да что с тобой? – возмутилась Тесса. – Зачем ты продолжаешь со мной встречаться, когда на самом деле тебе нужна она?

– Кто?

Она откинула волосы с лица.

– Не прикидывайся, я же не слепая. Я же вижу, тебе нужна Миранда. Хотела бы я только понять, что ты в ней нашел!

Он не стал спорить, и Тесса, поднявшись на ноги, вытерла оставшиеся на щеках дорожки слез. Что ж, гордость у нее есть, это надо признать. Она расправила свои тоненькие плечики и, когда Уэстон попытался прикоснуться к ней, быстро попятилась прочь, едва не свалившись с причала.

– Но она-то влюблена в Хантера. Кто бы мог подумать? Снежная королева растаяла ради сына сторожа! – Холодно улыбнувшись, Тесса заглянула прямо в глаза Уэстону. – Больно, да?

– Тесса... – Он снова потянулся к ней, но Тесса отдернула руку.

– Не прикасайся ко мне! – огрызнулась она и внезапно ударила его по лицу. Звук пощечины звонко раскатился над водой. – Я не позволю тебе использовать меня как дешевую шлюху! Хочешь перепихнуться по-быстрому – обратись к Кристи!

Уэстон пришел в бешенство.

– Ах ты, дрянь! – воскликнул он, схватив ее за запястье, и потащил за собой прочь от берега, подальше от Миранды, подальше от дома.

Он не понимал, что происходит. Тесса, всегда готовая к услугам, вдруг набрасывается на него, как фурия. В чем дело? Он ее такой никогда не видел.

– Пусти меня, ублюдок!

Тесса упиралась, зарываясь босыми пятками в песок. Ее блузка зацепилась за какой-то сучок и с треском порвалась.

– Но почему?

– Потому что все кончено!

Она забилась, стараясь вырваться, но он лишь крепче притянул ее к себе: его возбуждение, подогретое дракой, вновь стало нарастать.

– Будет кончено, когда я скажу!

– Оставь меня в покое, Уэстон, а не то я...

Он зажал ей рот и почувствовал, как ее зубы впились в ладонь, но стерпел и даже не поморщился. Пусть брыкается, если хочет. Сейчас она принадлежит ему и, кажется, напугана по-настоящему. Запах страха коснулся его ноздрей, и он от возбуждения чуть было не кончил прямо в штаны.

– Разве ты не знаешь, что со мной нельзя шутить, Тесса? Неужели ты еще не поняла?

Она свернулась в комок и пружинисто распрямилась, вывернувшись так ловко, что угодила коленом прямо ему в пах. Боль взорвалась, как бомба, у него внутри, дыхание со свистом вырвалось из легких.

– Сука, – прошипел он, встряхивая ее. – Ах ты, паршивая сука! Ну, сейчас ты у меня получишь!

Сгибаясь пополам от боли, Уэстон потащил ее по каменистой тропе, мимо колючих кустов ежевики, обвивавших поваленные стволы, к поляне, где оставил свою машину. Он весь вспотел и тяжело дышал, но зато теперь они были так далеко от дома Датча, что, даже если она сдуру завопит, никто ее не услышит. Что бы там ни было, ей его не одолеть.

Одной рукой Уэстон залез в карман и вытащил нож Джека Сонгберда. Лезвие выскочило со щелчком, и он поднес нож прямо к ее глазам.

– Не дергайся, и останешься цела!

– У тебя будут неприятности, – прохрипела Тесса.

– У меня? По-моему, это тебе нужна помощь.

– Я тебя не боюсь, Уэстон! – сказала она с такой твердостью, что он чуть было не поверил. Но в конце ее голос все-таки дрогнул, к тому же она не могла отвести глаз от появившегося как по волшебству оружия. – Отпусти меня сейчас же!

– Ни за что. У нас свидание, разве ты забыла? Крепко прижав ее к себе обеими руками, он ощутил грудью ее позвоночник. Сопротивляясь, пытаясь высвободиться, она невольно терлась своей круглой попкой о его ширинку. Ее груди бурно вздымались под его рукой, дыхание стало тяжелым и горячим.

– Пусти меня, черт бы тебя побрал!

Он лизнул кожу у нее на шее, как раз под линией волос, а потом слегка укусил.

Тесса вскрикнула и задрожала.

– Это тебе за пощечину. – Уэстон упивался ощущением своей власти над ней. Он сделает ее своей рабыней, своей вещью. – Теперь слушай меня внимательно, сучка. Ты будешь делать то, что я скажу, и не остановишься, пока я не велю. А ну, давай на колени!

Он швырнул ее на землю и занес нож, сделав вид, что готов в любую секунду нанести удар.

– Давай, красотка, расстегни мне штаны.

– Нет...

Он схватил ее за волосы и отрезал ножом полную горсть.

– А-а-а!

Светлые пряди упали на землю.

– Займись делом. Расстегни «молнию» и отсоси хорошенько, как послушная девочка.

– Иди поищи Миранду! Тебе же нужна она.

– Она занята.

– Ну и что? Тебе же нравится трахаться со всеми подряд.

– Придет и ее очередь.

Внезапно Тесса вскочила и, как кошка, вцепилась ему в лицо, оставляя глубокие борозды от ногтей на щеке.

– Ах ты, гадина! – Уэстон невольно схватился за щеку, чувствуя, как кровь каплями стекает по подбородку. Он снова толкнул ее на землю. – Все, шутки кончились, дрянь! Давай расстегивай штаны!

– Меня от тебя тошнит!

– Тошнит? Жаль, потому что выбора у тебя нет. Попробуй только пустить в ход зубы, и ты узнаешь...

– Ничего ты мне не сделаешь, – вдруг отчеканила она решительно и хладнокровно, вскакивая на ноги. Ее как будто осенила идея. – Ты меня не убьешь и даже не ранишь, потому что тебя тут же поймают. Мой отец затравит тебя, как бешеного пса. Нас с тобой не раз видели вместе, а сейчас... – она поиграла у него перед носом пальцами с окровавленными ногтями, – у меня на руках будут следы твоей крови.

На миг сердце замерло у него в груди, и Тесса улыбнулась со злорадным торжеством.

– Только попробуй заставить меня делать то, что мне не нравится! Я пожалуюсь отцу и под присягой дам показания в полиции. Тебя арестуют за незаконное проникновение в частные владения, за оскорбление действием и за связь с несовершеннолетней.

Уэстон не верил своим ушам.

– Ты не посмеешь.

– Ублюдок, да я сама тебя убью, если ты меня хоть пальцем тронешь! Тебя ждет тюрьма, Уэстон. Мой отец об этом позаботится.

Тесса смотрела на него с ненавистью, воинственно выпятив детский подбородок. На лице у нее остался грязный след, блузка была порвана – ну прямо живая улика. А главное, она смотрела на него так, словно готова была разорвать на куски голыми руками.

– Господи, ты не посмеешь...– растерянно повторил Уэстон.

– А вот увидим! – зловеще пообещала Тесса.

Глаза у нее горели, как у затравленного зверька. Уэстону невольно вспомнился опоссум, однажды попавшийся в его капкан. Он шипел и огрызался, обнажая острые, как бритвы, клыки, пока Уэстон не прекратил его мучения.

– Уходи! – приказала Тесса. Она не шутила.

Каждая мышца в его теле кричала, что надо броситься на нее, повалить на землю и содрать с нее одежду, но он был не так глуп, чтобы совершить подобную ошибку. Только не сейчас. Эта девка может запросто засадить его в тюрьму, что правда, то правда.

«Потом», – пообещал он себе. Ничего, он еще найдет время с ней расквитаться. Не сейчас, когда у нее все козыри на руках. Позже, когда это будет безопасно.

Уэстон защелкнул нож и забрался в машину. Колеса завизжали, когда он сорвался с места и направил «Порш» по старой проселочной дороге прочь от этого проклятого места. Он видел Тессу в зеркале заднего вида. Она стояла, гордо выпрямив спину, ее рваная блузка развевалась, словно какой-нибудь стяг, черт бы ее побрал.

Ладони у него взмокли и скользили на рулевом колесе, кровь молотом стучала в висках. Если эта подлая маленькая сучка думает, что взяла над ним верх, она сильно ошибается!

– В общем, я рассчитываю на тебя, сынок. – Нил ткнул толстым пальцем в Уэстона. – Кто-то же должен вразумить твоего братца! Богом клянусь, ни один из членов нашей семьи не свяжет свое имя с именем Холландов! Господи, неужели этот мальчишка не понимает, что она охотится только за его наследством?

Расхаживая взад-вперед по кабинету Уэстона, Нил отер платком пот с лысеющего лба. Его багровая физиономия раскраснелась больше обычного, хотя кондиционер работал на полную мощность. Ноздри у Нила раздувались от возмущения, золотой зуб поблескивал, как маячок, при каждом слове.

– А что, черт побери, у тебя с лицом?

Уэстон сумел выдавить из себя улыбку, хотя воспоминание о ногтях Тессы заставило его задохнуться от ярости.

– Не поладил с одной местной шлюхой.

Про себя он решил, что это даже нельзя назвать неправдой.

– Дьявол, надеюсь, ты не имеешь в виду эту индейскую девку?

– Кристи? Нет.

– Ну и хорошо. Мы не можем себе позволить заводить врагов среди коренных обитателей. Они владеют ценными землями, и, может быть, в один прекрасный день мы захотим их купить, чтобы открыть еще один курорт, почище, чем у Датча. Хотя мы с тобой оба знаем, что Джек Сонгберд был поганцем и падалью, его родственнички могут завести песню о дискриминации и всяком таком прочем. Им ничего не стоит настроить против нас все племя.

– Вряд ли индейцы выйдут на тропу войны, – усмехнулся Уэстон. – Успокойся, папа.

Нил устало перевел дух, словно все бремя мира лежало на его плечах.

– Может, ты и прав. Но это не значит, что у нас нет других проблем, и первая из них – твой брат с его кретинским планом жениться на одной из девчонок Холланда. Черт, надо же было вляпаться в такое дерьмо!

– А ты не забыл, что Клер Холланд унаследует солидный куш от своего папочки? Неужели ты действительно считаешь, что она думает только о наших деньгах?

– Можешь не сомневаться, все Холланды одним миром мазаны. Дочки наверняка такие же жадные, как их подлый папаша. Он так и не смог мне простить, что я перекупил у него тот участок к северу от Сисайда.

– Но все это было много лет назад, – заметил Уэстон. – Почему бы тебе не попытаться помириться с ним? По-моему, это было бы выгодно вам обоим.

– Ни за что! Пока сам Датч не сделает первый шаг.

– Почему?

Нил грозно сверкнул глазами.

– Тут дело не только в конкуренции, сынок. Это личное.

«Знал бы ты сам, насколько ты прав, – подумал Уэстон. – А может, старик и вправду знает, что его злейший враг спал с его женой?» Мысленным взором он видел усеянную веснушками спину Датча и разбитое зеркало в домике для гостей. С того самого дня они с матерью вели молчаливую войну.

Нил ослабил узел галстука.

– Ты лучше не спорь со мной, Уэстон. Я сказал Харли, что скорее вычеркну его из завещания, чем позволю какой-нибудь холландовской сучке запустить свои жадные пальчики в наши деньги, и я не шутил. То же самое, кстати, относится и к тебе. – Он опять выхватил платок из кармана и промокнул лицо. – Черт, жарко здесь!

– А я-то тут при чем? Я не собираюсь жениться ни на одной из дочерей Холланда, – хмуро заметил Уэстон – он так и не сумел опомниться после той ночи, когда видел Миранду с Райли, и после стычки с Тессой. Ну, только попадись она ему!

– Ладно, в тебе я уверен, но вот Харли... У него сроду не было ни капли здравого смысла. Чем ему не угодила Кендалл, вот что я хотел бы понять! Она куда красивее всех трех дочек Холланда, вместе взятых, мы с ее отцом хорошо ладим и вместе ведем дела. Так какого черта Харли не хочет на ней жениться?

– Откуда мне знать?

Уэстон решил до конца прикидываться дурачком, а Нилу так не терпелось выплеснуть свою досаду, что он ничего не заподозрил.

– Ладно, посмотрим, как нашему мальчику понравится жить без гроша в кармане. Я дам ему последний шанс образумиться, но, если через неделю он все еще будет настаивать на своем, я вышвырну его с работы, заберу этот чертов «Ягуар» и выгоню его из дому. Вот тогда-то мы и поглядим, из какого теста сделана Клер Холланд. Десять к одному, она тут же бросит его!

Но Уэстон не стал бы биться об заклад: ему почему-то казалось, что Клер Холланд проявит больше стойкости, чем думал его старик.

– Может, она очень хороша в постели? – предположил он вслух, причем его мысли вновь обратились к Миранде.

– Прекрасно. Пусть трахает ее хоть до второго пришествия, но жениться на ней я ему не дам!

– А какая разница?

Нил вытаращился на сына, словно Уэстон предложил ему построить новый курорт на Юпитере.

– Разница в том, что если он просто спит с ней и использует как шлюху, значит, он победитель. А если ей удастся запустить в него свои коготки и женить на себе, значит, победа за ней. Боже, неужели я должен объяснять тебе такие элементарные вещи?

– Значит, это вопрос престижа.

– Точно. – Нил опять потер лицо, проворчал что-то неразборчивое, потом взмахнул рукой, будто отгоняя надоедливую муху. – В общем, постарайся ему растолковать, что поставлено на карту. Так, теперь нам надо обсудить еще кое-что. Я хочу, чтобы ты встретился с Джерри Бестом и выяснил, почему он забрал у нас свой заказ. И еще, организуй какую-нибудь выплату семье Сонгберд. Ну, ты знаешь, по случаю потери кормильца.

Уэстон вскинул голову.

– У Джека была страховка, оформленная через нашу компанию. Думаю, она еще действительна: ведь он умер в тот же день, когда я его уволил.

– Знаю, знаю. Вряд ли страховая компания станет опротестовывать полис – мы слишком щедро оплачиваем их услуги. Но этого мало. Я хочу, чтобы лесопильный завод Таггерта сделал какой-то публичный жест – это пойдет нам на пользу.

– Но ведь он умер не от производственной травмы, – возразил Уэстон, неприятно пораженный тем, что его отец готов так юлить перед индейцами. – Джека Сонгберда никогда нельзя было назвать образцовым работником. Больше того, назови любое нарушение, какое придет тебе в голову, и можешь не сомневаться, что Джек Сонгберд его совершил.

– Это не имеет значения.

– Но...

– Слушай, я прекрасно знаю, что ты не зря уволил Джека Сонгберда, но подумай, какую отличную прессу мы будем иметь! Компания выплатит семье компенсацию в пять тысяч долларов (я их сам внесу из своего кармана), мы учредим трастовый фонд для семьи и племени.

Уэстон пожал плечами.

– Если ты так озабочен соблюдением приличий, надо было пойти на его похороны.

– Нет, это тебе надо было туда пойти. Я был на съезде промышленников в Батон-Руже.

– Вместе с Датчем Холландом? Нил поморщился.

– Да, старый пердун тоже там был, пытался перехватить у меня заказы. Меня тошнит при одной мысли о том, что одна из его дочерей подцепила на крючок моего мальчика! Я надеялся, что с возрастом Харли поумнеет, но этого не произошло. – Взгляд Нила еще больше помрачнел от разочарования. – С тобой когда-то тоже были проблемы. Знаешь, я иногда жалею, что у меня всего два сына. Надо было завести еще нескольких.

– С мамой? Нил прищурился.

– Конечно, с мамой. С кем же еще?

– Это ты мне скажи.

– Ты все еще веришь этим слухам насчет кучи побочных детей, которых я где-то прячу?

– Хватит и одного.

– Забудь об этом, Уэстон. Ты мой любимец. Мой первенец. Это нечто особенное, такое бывает раз в жизни. – Нил постучал костяшками пальцев по столу Уэстона, повернулся и направился к двери. Вид у него был усталый, он как будто сразу постарел на десять лет. – Так не забудь передать Харли то, что я просил. Может, тебе он больше поверит.

Когда дверь за Нилом закрылась, Уэстон откинулся на спинку старого кресла с такой силой, что пружины жалобно заскрипели. До сих пор он действовал совершенно неправильно и теперь проклинал себя за дурость. Ведь он, по сути, пытался помочь Харли, когда надо было его топить. Этот сопляк был его главным конкурентом.

Только сейчас Уэстон понял, что старик разозлен не на шутку и действительно готов привести в исполнение свою угрозу. Если Харли женится на Клер, ему придется расстаться со своей долей наследства, и тогда он, Уэстон, сможет единолично распоряжаться всем: курортами, лесопильным заводом и лесоповалом. Какого же черта он так надрывается и пашет ради младшего братца на бесплодной ниве Кендалл? Пусть Харли женится на Клер, это куда лучше! Когда их старик откинет копыта, Уэстону достанется все, если не считать дома и ничтожных помесячных выплат матери и Пейдж.

При мысли о младшей сестре ему стало немного не по себе. Уродина Пейдж. Чокнутая Пейдж. Было бы неплохо поместить ее в какое-нибудь тихое заведение для умственно отсталых – все данные для этого у нее есть. Пожалуй, это можно будет устроить. Надо только найти предприимчивого психиатра, нуждающегося в наличности, – и Пейдж проведет остаток своих дней среди окрашенных в пастельные тона стен, гуляя по тенистым дорожкам между вековыми деревьями и стоячими прудами с плавучими лилиями. От остального мира ее навек отделят стальные ворота.

Ну, конечно, сначала нужно дождаться смерти старика, но это всего лишь вопрос времени. Врач Нила Таггерта голос сорвал, предупреждая его о том, что он может в любую минуту умереть от сердечного приступа. Так что Уэстону остается только проявить терпение. И перестать видеться с Кендалл. Нет ничего проще.

Куда сложнее избегать встреч с сестрами Холланд. Правда, Тесса, как видно, решила с ним порвать окончательно, и его это не слишком опечалило. Но чем чаще он встречал Миранду, тем больше хотел ее, хотя это было просто глупо. Уэстон хорошо знал, что такие женщины опасны. К тому же она никогда не скрывала своего отвращения к нему. Тесса успела ему рассказать, что Миранда как с цепи сорвалась и устроила страшный скандал, узнав, что ее младшая сестренка встречается с Уэстоном Таггертом.

Почему она приняла это так близко к сердцу? Неужели и впрямь так заботится о Тессе? А может, она, сама того не сознавая, ревнует? При мысли об этом Уэстону стало жарко. Как-никак они с Тессой сестры. Не исключено, что Миранда наделена теми же задатками: необузданным темпераментом, страстью к запретному. Господи, что она выделывала той ночью, как двигались ее бедра!

Уэстон стиснул кулаки так, что костяшки побелели. Но почему Райли? Ведь он никто, просто бродяга без роду-племени, пасынок сторожа, разрази его гром. Значит, по какой-то непостижимой причине Миранде нравится якшаться со всякой швалью и рисковать по-крупному.

Да, будь он умнее, давно выбросил бы из головы всех сестер Холланд и вернулся бы в колледж продолжать образование. Но отказаться от мыслей о Миранде Уэстон не мог, сколько ни старался. Одна-единственная ночь – вот все, чего он хотел. За эту ночь он показал бы ей, что такое настоящий, самозабвенный, животный секс, после которого часами ходишь как одурелый, а запах смятых простыней преследует тебя еще долго-долго.

Кондиционер всхрапнул в последний раз и отключился. Нервно щелкая авторучкой, Уэстон задумался о Райли. Сам того не подозревая, этот парень стал его соперником и тем самым поставил себя в незавидное положение. Уэстон не сомневался, что, если копнуть поглубже, в биографии Райли отыщется немало интересного. Прошлое у него довольно сомнительное: он даже не приходится сторожу родным сыном. «А кому приходится?» – спросил себя Уэстон, и внезапно жуткая, леденящая душу мысль закралась ему в голову. А вдруг Хантер и есть тот самый побочный сын его отца, след которого он так долго и безуспешно пытался нащупать? Да нет, это же чистейшее безумие! Паранойя, преследующая его годами.

Ничего, скоро он узнает правду. За последние несколько недель, с тех самых пор, как он видел Хантера с Мирандой в ее «Камаро», Уэстон предпринял кое-какие шаги и выяснил, что у Райли слишком много секретов. Еще немного, и он разоблачит сукиного сына!

Уэстону нравилось быть терпеливым. Он верил в старую поговорку, утверждающую, что удача приходит к тем, кто умеет ждать. Что ж, он готов ждать сколько потребуется, лишь бы у него была гарантия, что в результате ему тоже достанется кусочек пирога по имени Миранда Холланд.

– Мистер Таггерт? – прервал его размышления голос секретарши.

– Да?

– Мисс Форсайт на второй линии. Уэстон ощутил приятное тепло удовлетворения. Слава богу, можно наконец порвать с этой дохлой рыбой Кендалл!

Пальцы Миранды сжали пузырек с витаминами для будущих мам, который ей дали в клинике. Она – будущая мама! В этом больше нет никаких сомнений: доктор и результаты теста на беременность подтвердили то, что она давно уже знала. Теперь оставалось только сказать Хантеру. О боже! А вдруг он не захочет ребенка? И что она скажет родителям? Клер и Тессе?

Она всегда была такая правильная.

Она планировала каждый свой шаг с двенадцатилетнего возраста.

Она всегда так старалась, чтобы семья могла ею гордиться.

И вот она «залетела»!

«Помни, это не конец света, а начало», – повторила про себя Миранда слова доктора, бредя босиком по пляжу возле «Камня Иллахи». Теплый бриз развевал ее волосы. Она заехала сюда по дороге домой, повинуясь внезапному порыву, и оставила машину прямо возле дюны.

Холодная океанская вода омывала ей ноги, пока она обходила выброшенных на берег медуз и расклеванных хищными чайками крабов с зазубренными клешнями. На горизонте виднелось несколько рыбачьих кораблей. Миранда нашла бревно, глубоко засевшее в сухом песке. С одного бока оно почернело и закоптилось: видимо, здесь часто разжигали костры. Может быть, она тоже будет приходить сюда со своим сыном или дочерью, устраивать пикники, строить замки на песке и бросать поноску какому-нибудь жизнерадостному щенку?

Выйдет ли она замуж за Хантера?

Сидя на бревне, она сцепила руки на колене и так глубоко задумалась, что не заметила чужого присутствия, пока чья-то тень не упала ей на плечо. Миранда вздрогнула, быстро обернулась – да так и обмерла.

– Привет, – сказал Уэстон Таггерт, присаживаясь на корточки, чтобы заглянуть ей в глаза. – Я узнал твою машину и очень удивился.

– Что тебе нужно?

– Компания.

– Заведи собаку.

Уэстон вопросительно выгнул бровь.

– Неудачный день?

– Который только что испортился окончательно. Миранда поднялась, но он удержал ее за руку.

– Что на тебя нашло?

– Ничего особенного. Просто здравый смысл. Выдернув руку, она подхватила свои сандалии и направилась обратно к машине.

– Что я тебе сделал плохого?

Миранда знала, что нельзя давать ему ее спровоцировать, но не удержалась и повернулась к нему.

– Я видела, как ты на меня смотришь. Это отвратительно! – сказала она, вспомнив, как он бросал на нее похотливые взгляды, когда они оба еще учились в средней школе. – Но хуже всего то, как ты ведешь себя с моей сестрой, а также с моей подругой.

– С подругой?

– Кристи. Надеюсь, ты ее помнишь?

– Смутно.

Миранда пришла в бешенство:

– Держись подальше от них обеих.

– Это угроза? – спросил Уэстон, словно не веря своим ушам.

– Понимай как хочешь, Уэстон, но почему бы тебе не оказать нам всем услугу и не вернуться поскорее в колледж?

– С какой стати?

– Мне не нравится, как ты обращаешься с Тессой, ясно?

– А мне не нравится, что она – не ты. С тобой я обращался бы лучше.

Миранда была так поражена, что на несколько секунд лишилась дара речи. А когда до нее дошло, на что он намекает, ей стало дурно.

– Убирайся к черту!

– Другими словами, ты предпочитаешь, чтобы я продолжал встречаться с Тессой.

– Я предпочитаю, чтобы ты сдох! – Она торопливо пошла к машине, взрывая на каждом шагу горячий песок.

– Миранда!

Она не обернулась, давая понять, что больше не желает с ним разговаривать.

– Похоже, ты забыла вот это.

– Что?

Она оглянулась через плечо, и Уэстон бросил ей пузырек. С тошнотворным чувством, еще прежде, чем ее пальцы поймали на лету пластиковую бутылочку, Миранда поняла, что он нашел забытые ею на бревне витамины. Значит, он знает, что она беременна.

– Мои поздравления!

Тошнота поднялась прямо к горлу, Миранда испугалась, что ее вырвет прямо при нем.

– Знаешь, если Райли не обрадуется новостям, ты всегда можешь обратиться ко мне. – Его улыбка показалась ей воплощением зла. – Я верну тебе честное имя.

– Да я скорее в гроб лягу!

Миранда подошла к машине, бросила злосчастную бутылочку через открытое окно на переднее сиденье, а сама села за руль. Живот у нее свело, рот был наполнен горькой слюной, но она твердо решила, что не доставит ему удовольствия и не покажет, как ей плохо. Ни за что. Рывком тронув машину с места, Миранда, не снижая скорости, вырулила на шоссе и помчалась к дому, вне себя от гнева и отвращения.

– Ты уверена? – Голос Хантера был едва слышен за треском пламени. Они только что занимались любовью и теперь тихо лежали рядом. Слова Миранды о том, что у нее будет ребенок, словно повисли в воздухе между ними.

– Я сегодня ходила к врачу.

– Боже мой! – прошептал он, глядя на золотистые отблески огня, пляшущие на потолке старого коттеджа. – Ребенок...

У Миранды сжалось сердце.

– Да. В марте.

Хантер сел на постели и провел обеими руками по волосам. Стараясь сдержать подступившие к глазам слезы, Миранда тоже села и натянула одеяло на голую грудь.

– Я знаю, это случилось неожиданно и некстати...

– Неожиданно? – переспросил Хантер. – Некстати? – Его мускулистые плечи, четко вырисовывающиеся на фоне огня, поникли. – Это еще слабо сказано.

– Значит, ты его не хочешь?

– Разумеется, нет! Черт, я не знаю... – Тяжело вздохнув, он повернулся и посмотрел на нее полными тревоги глазами. – У меня мысли путаются. Ребенок?

Миранда кивнула, потому что говорить не могла.

– И, насколько я понял, ты собираешься рожать?

– О господи, конечно!

– А не хочешь подумать о...

– Даже слова этого не говори! – Она отчаянно вцепилась обеими руками ему в плечи. – Пойми меня, Хантер! Я всегда думала, что смогу с легкостью принять такое решение, но я не могу. Ведь это же мой ребенок! И твой.

Он покачал головой.

– Нам придется нелегко.

– Все имеет свою цену.

– А ты у нас, оказывается, философ!

– Нет, – возразила Миранда, гордо вздернув подбородок. – Я не философ, я будущая мама. – Она взяла его большую руку в свои, голос у нее дрогнул. – А ты, Хантер Райли, нравится тебе это или нет, будущий отец.

– Боже...

– И мне кажется, ты будешь прекрасным отцом.

Его сильные, мозолистые пальцы сжали ее тоненькие пальчики.

– На самом деле, Миранда, я никто. Я еще не успел стать кем-то в этой жизни.

– Для меня и для маленького ты самый важный человек на свете. – Миранда прижала его руку к своему плоскому животу. – Поверь мне, вместе мы выстоим против всего мира!

– Да ты-то выстоишь, а вот насчет себя я не уверен.

– А ты верь. – Она поцеловала его в щеку. – У нас с тобой, Райли, будет отличная команда.

– Ты так думаешь?

– Я это точно знаю.

– Ну, ладно. – Голос у него дрогнул, он снова лег на спину рядом с ней. – Только давай все это хорошенько обдумаем. Ты же знаешь, я хотел бы прожить всю свою жизнь рядом с тобой. Мне на этом свете больше ничего не нужно.

Ее сердце взмыло к облакам.

– Правда?

– И я надеялся, что, если сумею закончить учебу, куплю ранчо – ну, словом, твердо встану на ноги, – у нас с тобой будет шанс.

– У нас есть шанс!

Хантер заглянул ей в глаза и вздохнул:

– Этот ребенок... Он не входил в мои планы.

– В мои тоже.

– А как же твоя карьера?

– Ребенок ей не помешает. Просто придется отложить ее на какое-то время.

Он на минуту задумался.

– Нам придется нелегко.

– Знаю, но у меня есть немного денег...

– Забудь о них. Если мы намерены с этим справиться... я хочу сказать, если мы поженимся и заведем семью, нам придется все делать самим, не рассчитывая на помощь твоего отца. И мы не тронем те деньги, что ты копила на колледж. Я хочу сам заботиться о своей жене и детях. О господи, ты только послушай! О моих детях! – Он засмеялся и сжал ее в объятиях. – Это же безумие!

– Я знаю.

– Но я люблю тебя.

– И я тебя люблю. – Она попыталась незаметно смигнуть глупые слезы, застилающие глаза.

– Все, договорились, – усмехнулся Хантер. – Обратной дороги нет.

Он встал с постели, опустился на одно колено и задал ей тот самый вопрос, который она так надеялась услышать:

– Миранда Холланд, ты будешь моей женой?

Значит, это правда!

Закрывшись в пристроенной к дому сауне, чтобы его никто не потревожил, Уэстон в третий раз перечитал отчет частного детектива. Пальцы у него тряслись, ему хотелось кричать во все горло. У старика все-таки есть еще один ребенок, побочный сын. Он еще не знает, кто его отец, но, когда узнает, непременно потребует свою долю.

Пот ручьями тек по его телу. Он плеснул водой на угли и сел на деревянной скамье, закрыв глаза. Горячий пар совсем затопил помещение, стало трудно дышать. Сердце Уэстона бешено колотилось; сам не понимая, что делает, он комкал в кулаке документы – аккуратно напечатанный на машинке отчет и копию свидетельства о рождении.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Подлый старый ублюдок!

Ладно, это еще не полная катастрофа. Пока еще нет. Никто, кроме его отца и этого паршивого сыщика, не знает правды. Значит, еще есть время, чтобы все исправить. Надо только спокойно все обдумать.

Уэстон поджег проклятые бумаги и швырнул их в выложенный кирпичом камин. Так, теперь ему нужна сигарета, выпивка и женщина. Не обязательно в таком порядке.

И какого черта все, включая старика, считают своим долгом ему нагадить?

Уэстон вернулся в сауну и нашел свои сигареты. К тому времени, как он, натянув на себя шорты и трикотажную футболку, вернулся в комнату отдыха, его маленький костер уже выгорел дотла. В прокопченном камине не осталось никаких следов.

Ну, сыщику можно заплатить, это не проблема. Жадная сволочь будет держать язык за зубами, если подмазать его как следует. Потом надо будет заняться сводным братцем, только действовать следует очень осторожно. Пока Уэстон поднимался по лестнице, у него уже начал складываться в голове некий план. Как только волновавшая его проблема будет решена, он добудет себе бутылку дорогой выпивки и женщину, единственную женщину, которую всегда хотел.

 

Глава 11

Сука!

Все-таки Ранда – самая обычная лицемерная сука!

Прячась в заброшенной студии матери, Тесса сидела на подоконнике и следила за игрой солнечных бликов на поверхности бассейна. Около полудюжины незаконченных холстов были разбросаны по комнате, на гончарном круге молчаливо скапливалась пыль. Доминик давно уже не заходила сюда. Тесса взяла гитару и попыталась подобрать какой-то мотив, лишь бы заглушить злобу, съедавшую ее изнутри с той самой ночи, когда она увидела, как Уэстон смотрит на Миранду и Хантера на берегу.

– Будь оно все проклято!

Интересно, что такое есть у Миранды, чего нет у нее, Тессы? Ладно, допустим, Миранда выше ростом, образованнее, старше и... что еще? И вообще, какая разница? Уэстон – просто психопат, законченный психопат! Как он приставил нож к ее горлу! Как будто в самом деле собирался пустить ей кровь. В жизни ей не было так страшно.

– Чтоб тебе гореть в аду! – вслух сказала Тесса. Слава богу, что между ними все кончено! Да! Она даже рада этому. Рада! Рада! Рада! Пусть Уэстон практикует свои извращенные фантазии на ком-нибудь другом.

На ком-нибудь вроде Миранды ?

Тесса задела не ту струну и чертыхнулась: прозвучала фальшивая нота. Она не любила проигрывать – особенно своим сестрам, – а тут... Ранда не только оказалась права насчет Уэстона, выяснилось, что она сама является предметом его одержимости. Эта мысль буквально точила Тессу изнутри, подогревая вечно снедавшее ее недовольство.

Если бы ей хватило смелости, она бы отплатила Уэстону той же монетой. Надо было бы пригрозить ему ножом или пистолетом, унизить его так, как он унизил ее.

– Забудь об этом! – убеждала она себя. – Забудь о нем! Но костер ярости, неугасимо тлевший у нее в душе, разгорался все сильнее. Она никак не могла успокоиться и оставить все как есть. Уэстон должен был заплатить!

Тесса не слыхала шагов на лестнице и удивилась, когда дверь открылась и на пороге появилась Миранда.

Великолепно! Вот уж кого ей меньше всего хотелось видеть!

– Я репетирую, – сказала она, не поднимая головы.

– Знаю. Я тебя слышала.

– Предпочитаю заниматься в одиночестве.

Ранда пропустила эту реплику мимо ушей и вышла на середину комнаты. Босая, длинноногая, такая же красивая, как их мать, Миранда годами скромничала, делала вид, что не придает значения своей красоте. Она избегала встреч с мужчинами, но все равно в глазах Уэстона она была богиней. Тесса это знала и не могла преодолеть болезненную зависть к сестре.

– Мне кажется, нам нужно поговорить, – Миранда уселась на старой оттоманке, подогнув под себя ноги.

– О чем?

Тесса угрюмо продолжала подбирать мотив, пощипывая струны гитары и упорно не замечая озабоченности старшей сестры. С какой стати? Миранда вечно чем-нибудь да озабочена. Лицемерная сука! Только и знает, как подавлять всех своим моральным превосходством.

– Об Уэстоне.

Тесса так сильно ударила по туго натянутым струнам, что порезала пальцы.

– Черт! – выругалась она. – Видишь? Все из-за тебя! – Гнев ослепил ее. Сжав губы, она отбросила волосы за плечо и потрясла рукой. – Только давай сразу договоримся: мне на Уэстона наплевать с высокой башни. Ты еще что-то хотела сказать?

– Да. Я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

– Как видишь, я жива-здорова.

– Я вижу, что ты забралась сюда и прячешься среди этого старого хлама.

– Прячусь? Не смеши меня!

– У меня такое впечатление, что ты зализываешь раны. Я говорю не о пальцах.

Тесса едва не взвилась под потолок. Ей хотелось броситься на Миранду, закричать, что зализывать раны ей приходится по ее вине.

– Отстань от меня!

Миранда только пожала плечами.

– Лицо Уэстона выглядит так, словно кто-то прошелся по нему граблями.

Тесса опять взяла фальшивую ноту.

– Ты его видела?

– Да, вчера. Случайно столкнулись, но я его хорошо разглядела. У него щека расцарапана вдрызг, я даже подумала, что он попал в аварию или подрался с кем-то.

– Блестяще! Мисс Гениальность вновь попадает прямо в цель! Знаешь, Миранда, тебе надо попробовать свои силы в какой-нибудь телевикторине. Ну, в той, где надо разгадывать улики.

– Это ты его поцарапала? – невозмутимо продолжала Миранда.

– Да, Шерлок, это я его поцарапала, – призналась Тесса, небрежно пожав плечами. – И подвернись мне опять такой случай, я бы опять это сделала. Только на этот раз я бы выцарапала к чертовой матери его поганые зенки!

– Почему?

– Я была зла, разве не ясно?

– Из-за того, что...

– Это не твое дело!

– Он причинил тебе боль? – спросила Миранда с таким участием, что очерствевшее сердце Тессы дрогнуло.

Да, он причинил ей боль. Он ранил ее так глубоко, что она с тех пор не спала ночами и, глядя в темноту, строила планы, как бы снова привлечь его к себе, заманить, но только для того, чтобы тут же отвергнуть с презрением или убить каким-нибудь особенно жестоким способом.

– Мы расстались, – призналась она, вновь склонившись над гитарой. – Ты оказалась права на его счет, а я нет. Ну, что? Довольна?

– Только если ты не пострадала.

– Со мной все в порядке. Со мной всегда все в порядке. – Тесса гордо ткнула себя пальцем в грудь. – Стопроцентная выживаемость – это про меня!

– Не стоит так сильно из-за него переживать, – мягко сказала Миранда.

– Только не читай мне нотаций, договорились? Все это я уже слышала раньше. К тому же мать у меня уже есть, если ты не забыла.

– Но ведь тебе всего...

– Знаю, знаю. Пятнадцать. – Тессу душил гнев, ей хотелось сорвать зло, нанести Миранде ответный удар. И на этот раз у нее было в запасе мощное оружие. – Ну, а как вы с Хантером вчера попрощались?

– Попрощались? – Миранда устремила на нее пристальный взгляд. – С какой стати?

– Разве он тебе не сказал? – делано удивилась Тесса. Внутри у нее все пело. Наконец-то она вернет Миранде хоть толику сердечной боли, которую та, сама того не подозревая, причинила ей!

– Чего он мне не сказал?

Голос Миранды прозвучал так тихо, словно она боялась услышать смертный приговор. Вот и отлично. Тесса потянулась в сумку за сигаретами.

– Что он уезжает.

– Уезжает? Хантер Райли? Куда уезжает?

– Хоть убей, не знаю.

– Нет, он не мог уехать...

– Дэн сказал, что он уже уехал. Еще до рассвета.

– Куда?

Доверять словам Тессы не стоило, но Миранда уже чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Хантер не мог ее бросить беременную, без всякой поддержки. Это какая-то ошибка!

– Я не знаю, – сказала Тесса, упиваясь возможностью сообщить Миранде плохие новости. – Сегодня я слыхала, как мама разговаривала с Дэном. Он сказал, что Хантер уехал, даже не попрощавшись, даже записки не оставил. Его машина осталась на вокзале в Портленде. А что, ты разве не знала? – Ей наконец удалось распечатать коробку «Вирджиния-Слим» и вытащить сигарету.

Миранда медленно покачала головой:

– Я тебе не верю.

Это всего лишь очередная фантазия Тессы. Она вечно придумывает дурацкие истории. К тому же по какой-то неизвестной причине Тесса обижена на нее. Напряжение ощущалось между ними все последние дни, вот и сегодня, едва войдя в заброшенную мастерскую, Миранда прочитала в глазах сестры невысказанный упрек. Тесса лжет, иначе и быть не может! «Верь Хантеру, – говорила себе Миранда. – Ты его любишь. Тебе нельзя в нем усомниться».

– Либо ты лжешь, либо ошибаешься, – сказала она вслух.

– Почему же, Миранда? Думаешь, ты так хороша, что ни один мужчина не может тебя бросить?

– Нет, но...

– Не веришь мне, спроси у Дэна, – пробормотала Тесса. Злость внезапно покинула ее, она отвернулась, не в силах посмотреть в глаза Миранде. – Я не сомневаюсь, что это правда, потому что мне показалось, будто сам Дэн был расстроен. Действительно расстроен, всерьез. Он пытался это скрыть, чтобы не встревожить маму, но что-то происходит, Миранда. Я вижу, случилось что-то нехорошее.

Ребенок. Это все из-за ребенка. Хантер, наверное, уехал искать работу, а может, решил еще раз все обдумать.

Но он позвонит, он вернется, и все будет хорошо! Хантер не смог бы оставить ее одну с ребенком. Он не мог...

Но когда Миранда вышла из студии и заметила собирающиеся на небе грозовые тучи, принесенные с океана, у нее появилось ощущение обреченности, и она содрогнулась, словно сам дьявол коснулся ее своим ледяным дыханием.

– Совершенно верно, он уехал. Даже «до свидания» не сказал. – Дэн Райли оперся на грабли, стараясь не встречаться взглядом с Мирандой. Жилистый, худощавый, с потемневшими зубами, он снял кепку и с досадой почесал седой, по-армейски коротко остриженный затылок. – Я всегда знал, что рано или поздно он от меня уедет, только не ожидал, что это произойдет вот так. Не понимаю, почему он сперва не поговорил со мной?

«Потому что ему было страшно, он испугался ответственности и не захотел стать отцом», – подумала Миранда. Сердце у нее разрывалось. Прошло три дня с тех пор, как Тесса сказала ей, что Хантер уехал, но она не поверила своей младшей сестре и все ждала, что он свяжется с ней, даст о себе знать. Наконец этим утром она решила расспросить его отца.

– Не знаю, почему он не захотел поговорить с вами, – сказала она, хотя это, конечно, была неправда. Совершенно ясно, почему Хантер не решился довериться отцу.

– Никакие неприятности не могут быть так велики, чтоб нельзя было о них рассказать.

– Неприятности? – переспросила Миранда. – Какие неприятности?

Дэн долго обдумывал свой ответ, внимательно изучая засаленную кепку.

– Этот парень всю жизнь находил себе неприятности, как охотничий пес находит кролика. Годами он... ну, словом, в полиции его хорошо знают. Я всегда считал, что это из-за него его мать так рано сошла в могилу. Но, как бы то ни было, за последние полгода он вроде бы исправился, сдал экстерном за среднюю школу и начал заниматься в городском колледже. Я решил, что он наконец-то выбрал правильную дорожку...

– Так оно и было, – сказала Миранда, и Дэн поднял седую бровь, словно усомнился в ее правоте.

– Но в самое последнее время он снова изменился, с ним стало твориться что-то неладное. По ночам выкрадывался из дому потихоньку, а зачем – бог его знает. В последнее время вообще дела идут вкривь и вкось. – Недовольно хмурясь, Дэн снова нахлобучил старую бейсбольную кепку и провел граблями по земле вокруг замшелого дуба. – А что, ваша Ма нашла кого-нибудь на место Руби?

Миранда покачала головой.

– Пока еще нет; мне кажется, она до сих пор надеется, что Руби передумает и вернется к нам.

– Ну это вряд ли. Эта женщина упряма, как все индейцы: уж если что вобьет в голову, пиши пропало. И потом, она же потеряла сына, от этого оправиться невозможно. Она не вернется. Тут слишком много воспоминаний о тех временах, когда Джек был еще жив. – Дэн подцепил граблями пучок прутьев и сгреб их в общую кучу. – Ладно, если Хантер свяжется со мной, я непременно дам вам знать. А если вы что-нибудь услышите , вы ведь мне скажете, правда?

Его взгляд пронзил ее насквозь. Впервые с тех пор, как у нее начались отношения с Хантером, Миранда поняла, что его отец о чем-то догадывается.

– Я... обязательно, – пролепетала она, суеверно скрестив пальцы на счастье и мысленно моля бога, чтобы Хантер позвонил.

– А если нет... Ну, тогда, может, он и не стоит того, чтоб о нем тревожиться. – Дэн опять почесал в затылке и добавил: – Боюсь, вы многого не знаете об этом парне, мисс Холланд. Есть кое-что такое, чего он не доверил бы никому. Но он очень любил свою мать, да и ко мне был добр.

У Миранды сжалось сердце.

– Чего я не знаю? – спросила она.

Дэн, нахмурившись, опять взялся за грабли.

– Было в нем что-то такое... какое-то буйство, что ли. Его трудно было укротить. А преподобный Тэтчер как-то раз назвал его порочным.

– Я в это не верю.

Миранда покачала головой и, повернувшись на нетвердых ногах, побрела прочь. Ей показалось, что Дэн шепнул ей вслед: «Будьте осторожны, мисс», – но она подумала, что ослышалась. Наверное, это был просто шум ветра, шелестевшего палой листвой.

– До меня дошли слухи, что у Хантера были шашни с четырнадцатилетней девочкой в Сисайде.

– С четырнадцатилетней? – повторила Миранда, глядя на Кристи как на сумасшедшую.

Они случайно встретились в кафе-мороженом и теперь сидели друг против друга за столиком, заказав по молочному коктейлю. Несмотря на то что Кристи в последнее время отдалилась от нее, Миранда решила расспросить ее о Хантере. Она знала, что Кристи и ее мать не чурались сплетен.

– Как мне говорили, Хантер обрюхатил эту девицу и хотел, чтобы она сделала аборт, но она несовершеннолетняя.

Миранда почувствовала, что бледнеет, стакан с коктейлем едва не выскользнул у нее из рук.

– А у нее мать – религиозная фанатичка, сектантка, – продолжала Кристи. – Ну, то есть она не признает аборты ни при каких обстоятельствах. А девчонка сказала, что у нее ребенок будет, и мамаша чуть было не померла от сердечного приступа.

– Этого не может быть! – Миранда машинально поворачивала в стакане колотый лед. Сомнение затягивало ее подобно водовороту, грозя затопить последние остатки веры в парня, которого она любила. – Я... я не могу поверить, что он... – Она судорожно сглотнула, стараясь подавить жестокий приступ тошноты.

– Погоди, – перебила ее Кристи. – Я же только передаю тебе, что сама слышала. Я не знаю, правда ли это.

– Кто это девочка? Как ее фамилия? Кристи пожала плечами:

– Вроде бы никто не знает.

– А кто рассказал тебе эту историю?

– Мама. Она слыхала ее от одной женщины, с которой играет в пинокль, а той рассказал ее муж. Будто бы вчера поздно вечером об этом говорили в баре «Западный ветер».

Господи, еще несколько дней назад они с Хантером были вместе – и вдруг такая жуткая история! Когда это могло произойти? Миранда твердо решила выяснить правду.

– Спасибо тебе, – сказала она, допив свой коктейль. – И еще раз прими мои соболезнования насчет Джека. Ты же знаешь, как я к нему относилась.

Взгляд Кристи скользнул поверх плеча Миранды и замер на какой-то точке в пространстве, видимой только ей одной.

– Знаешь, он ведь не просто сорвался с утеса в тот день, – упрямо заявила она. – Он бегал по этой тропе миллион раз и не мог бы упасть оттуда, даже если бы напился. Я уверена, что его столкнули.

– Столкнули?! – Миранда уставилась на нее во все глаза. – Ты хочешь сказать, что его убили?

Кристи смахнула выступившую в уголке глаза слезу.

– Мы с мамой ни минуты не сомневались. Просто мы пока не можем это доказать. Но со временем сможем.

– Желаю вам удачи. – Миранде вдруг стало неловко. – Знаешь, нам очень не хватает Руби.

– Правда? – Кристи невесело рассмеялась и уставилась на Миранду пронизывающим взглядом черных глаз. – Скажи уж лучше, что вам не хватает вашей индейской рабыни.

– Мы всегда считали Руби членом семьи, – возразила Миранда.

– Тогда почему твой папочка не раскошелился на первоклассного частного детектива, чтобы узнать, что случилось с Джеком?

– Но мы думали... Полиция ведь объявила, что это...

– Ах да, несчастный случай! А сначала они подозревали, что это было самоубийство. Самоубийство! Ты можешь в это поверить? Никто не любил жизнь больше, чем Джек!

– Мне очень жаль.

– Ну, так сделай что-нибудь! Разве ты не собираешься стать юристом?

– Собираюсь, но это будет не завтра.

Нижняя губа у Кристи задрожала, она опустила голову и закрыла лицо руками.

– Будь оно все проклято!

Она была слишком горда, чтобы плакать на людях, и поэтому вскочила, выбралась из-за стола и выбежала из кафе.

Подавленная, разбитая, Миранда последовала за ней. Ветер разыгрался не на шутку, пришлось низко наклонить голову, добираясь до машины. Кое в чем Кристи права: в один прекрасный день она станет юристом, первоклассным обвинителем, и будет использовать все возможности, чтобы не дать преступникам уйти от ответственности. Вот тогда выяснить, что на самом деле произошло с Джеком Сонгбердом, будет не так уж трудно. И она обязательно сделает это.

Одно плохо: в настоящий момент ей грозит нервный срыв. Рассказ Кристи о Хантере надломил ее веру, ее любовь.

«Прекрати!» – скомандовала она себе.

Необходимо поговорить с Хантером, отделить правду от лжи. Но сначала надо его найти. Вот и все. Неужели это так трудно? В конце концов, она и сама может нанять частного детектива. И когда он найдет Хантера... Миранда пообещала себе, что обязательно поговорит с ним, выяснит все и примет правду, какой бы страшной она ни была. Это ее долг перед ребенком.

Вентиляторы под потолком вращались в одном ритме с песней «Би-Джиз», столовые приборы на стойке подпрыгивали в такт, кассовый аппарат прозвенел, пробив очередной заказ на молочный коктейль.

Пейдж слизнула с ложки остатки взбитых сливок и выбралась из кабинки местного кафе-мороженого. Она заметила Миранду Холланд и Кристи Сонгберд, как только уселась в угловой кабинке за пластиковой решетчатой перегородкой, отделявшей одну половину кафе от другой. Девушки были заняты каким-то серьезным разговором; Пейдж отдала бы все на свете, чтобы узнать, о чем они говорят, но так ничего и не услышала. Хорошо хоть, что они не обратили на нее никакого внимания. Интересно, не был ли Уэстон частью их разговора? Не исключено: Кристи такая жалкая дура.

Но ей не хотелось думать о Кристи, да и об Уэстоне тоже, если на то пошло. В эту минуту она думала только о себе. Браслет с талисманом был у нее на руке и позвякивал при каждом движении. Браслет подарила ей Кендалл, а значит, она любит ее! Эта мысль дарила Пейдж ощущение покоя, как и пистолет у нее в сумочке. Она даже улыбнулась сама себе. Пейдж подавила улыбку. Вот бы переполошились все посетители кафе, узнав, что у нее в сумочке пистолет!

С тех самых пор, как Кендалл намекнула, что хотела бы видеть Клер мертвой, Пейдж стала считать устранение соперницы своей персональной миссией. Но она не такая дура, чтобы просто взять и застрелить одну из дочерей Холланда: полиция тут же обо всем узнает. И вообще, она вовсе не была уверена, что сумеет кого-нибудь застрелить. Замышлять убийство – это одно дело, а вот действительно убить – это совсем другое. Если у нее есть пистолет, это еще не значит, что она способна нажать на курок. Но, может, ей удастся немного припугнуть Клер, заставить ее отступить? А еще лучше – припугнуть Харли. Кстати, это было бы гораздо проще.

Пейдж оставила мелочь на прилавке и вышла из прохладного помещения на улицу, где ярко светило солнце, а бодрящие запахи морской соли и водорослей перекрывали удушливую вонь выхлопных газов. Пейдж сама не знала, почему ей взбрело в голову взять с собой пистолет в этот день, но ей не хотелось рисковать и оставлять его дома. Если мать хватится, она перероет все, а Пейдж передергивало при одной мысли о том, как она будет объяснять, зачем ей вообще понадобился пистолет.

Микки Таггерт вообще страшно ревниво относилась к своим вещам. Как-то раз она застала Пейдж на чердаке за игрой в переодевание – девочка напялила ее старую комбинацию и туфли на высоких каблуках. Микки подняла такой шум, будто ее ограбили дочиста. Она закатила дочери оплеуху, велела ей впредь никогда не прикасаться к ее вещам, забрала всю одежду и оставила ее, голую, на чердаке. Бедной Пейдж пришлось отыскать старую, пахнущую затхлостью простыню и завернуться в нее. Только после этого она решилась спуститься и вернулась, вся в слезах, в свою комнату. Больше об этом случае в семье не говорили, но воспоминание о пощечине и пережитом унижении преследовало Пейдж до сих пор.

Она миновала книжный магазин, лавку антиквара и художественную галерею, когда вдруг увидела Клер на прогулочной дорожке, тянущейся вдоль пляжа. Она стояла возле невысокой каменной стенки, которая отделяла дорожку от полосы прибрежного песка. Вид у нее был явно смущенный, она притворялась, что ей дела нет до парня, сидевшего верхом на огромном серебристо-черном мотоцикле. Пейдж при всем желании не смогла бы вспомнить, как его зовут, но твердо знала, что уже видела его раньше. Выглядел он довольно круто и, как ни странно, смотрел на Клер так, будто она была единственной девушкой во всей вселенной.

Пейдж подавила в душе укол зависти и перелезла через низкую стенку. Укрываясь между дюнами, она подобралась поближе в надежде подслушать их. Она вспомнила, что этот парень – гроза городских кварталов и у него что-то не в порядке с отцом. Но господи, какже он пожирал глазами Клер!

Поднятый ветром песок попал ей в глаза и даже в рот; Пейдж сплюнула и вытерла рот рукавом. Она была так близко, что различала их голоса, но ветер и рев прибоя не давали разобрать слова. А впрочем, какая разница, что скажет Клер этому парню? Важно, что она с ним общается! Для Кендалл такая новость может стать мощным подспорьем. Вот вспомнить бы только, как его зовут, этого парня.

Клер так сильно сжала в кулаке ключи, что металл врезался ей в ладонь. Ну почему ей так не везет?! Она надеялась встретить Харли, а наткнулась на Кейна. Он заметил ее, когда она выходила из спортивного магазина, мгновенно развернулся посреди улицы и нахально, на глазах у всех, вопреки дорожным знакам, запрещающим въезд любых транспортных средств в пешеходную зону, вывел свой мотоцикл прямо на прогулочную дорожку.

Сердце у нее билось вдвое быстрее обычного. Она не видела его со дня похорон Джека Сонгберда, не говорила с ним после того, как он обнажил перед ней душу. Зато он часто снился ей, причем всегда в бесстыдных эротических снах, заставлявших ее при пробуждении задыхаться и краснеть, словно она втайне от себя самой изменяла Харли.

И вот он здесь! Сидит как ни в чем не бывало на своем мотоцикле, весь затянутый в черную кожу, в защитных очках, сдвинутых на лоб. .

– Итак, Принцесса, – протянул он этим своим насмешливым тоном, неизменно выводившим ее из себя. – Как тебе живется в этом мире?

– Прекрасно!

Конечно, это была ложь. Ну почему в разговоре с ним ей вечно приходилось уклоняться от правды?

– Да неужели? – Одна его бровь иронически изогнулась и спряталась под защитными очками. – Жалоб нет?

– Никаких.

Она опять с легкостью солгала, а сама подумала: уж не читает ли он ее мысли?

– Тебе повезло.

Опять он насмехался над ней и, разумеется, не верил ни единому слову.

– Да, мне очень повезло.

– Вот и отлично. Значит, я могу уехать со спокойной совестью.

– Уехать? Ты уходишь в армию?

– Послезавтра.

Клер вдруг охватило безнадежное чувство утраты. Ей показалось, что нечто жизненно важное уходит от нее, лишая опоры.

– Курс начальной подготовки в Форт-Льюисе.

– Вот как... – Что ж, это еще не конец света. Форт-Льюис находился в штате Вашингтон, всего в ста пятидесяти милях от Чинука. – А потом?

– А потом передо мной откроется весь мир! – Улыбка у него была невеселая, пальцы беспокойно перехватили руль.

Порыв ветра растрепал волосы Клер, бросил их ей в лицо. Она мотнула головой, чтобы яснее видеть его.

– Значит, это прошание?

Опять эта ноющая, надрывающая душу боль.

– Да.

– Ну что же, желаю удачи, – сказала она, натянув на себя фальшивую улыбку.

– Я не полагаюсь на удачу.

Клер знала, что совершает глупую ошибку, о которой впоследствии придется горько пожалеть, но все-таки не удержалась. Она шагнула к нему, наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Ая все-таки желаю тебе удачи. Немного не помешает. Клер выпрямилась, а Кейн тяжело перевел дыхание, не отрывая от нее глаз. На одно краткое мгновение мир вокруг них перестал существовать, грохот прибоя, бьющегося о берег, крики чаек, вой ветра и рев автомобильных моторов зазвучали как будто издалека. Клер попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло, непослушная слезинка выскользнула из уголка глаза.

– Мне будет тебя не хватать, – призналась она.

Клер показалось, что он вот-вот обхватит ее своими сильными руками, притянет к себе и поцелует в губы. Но Кейн не пошевелился, только на щеке у него дергался мускул.

– Я... мне тоже будет тебя не хватать. Береги себя. Если Таггерт посмеет тебя обидеть... О, черт!..

Внезапно он вывернул руль, нажал на педаль, стальная машина взвыла и с ревом пронеслась по променаду, а потом повернула на шоссе.

– О господи... – прошептала Клер, без сил опустившись на сложенную из обломков скал декоративную стенку.

Что она делает? Любит ли на самом деле Харли Таггерта? И если да, то почему пульс у нее учащается всякий раз, как она слышит имя Кейна Морана? Почему он, а не Харли врывается на своем черном мотоцикле в ее сны и обнимает ее как любовник? Почему, признаваясь Харли в пламенной любви до гробовой доски, она терзается болью при мысли о том, что никогда больше не увидит Кейна?

С досадой ударив кулаком по колену, она вдруг новыми глазами взглянула на бриллиант, сверкнувший на пальце. Страшная правда открылась ей: она не может выйти замуж за Харли Таггерта. Только не сейчас, когда она вся разваливается на куски, когда ее терзают такие жуткие сомнения. До крови закусив губу и сознавая, что принимает, может быть, самое важное решение в своей жизни, Клер сняла с пальца обручальное кольцо. Краем глаза она уловила какое-то движение среди дюн, заметила смутно знакомые, пружинистые темные волосы. Но когда она обернулась, ничего уже не было, и Клер решила, что воображение подшутило над ней. Наверное, она видела кулика или чайку, больше ничего.

Удерживая слезы и мысленно проклиная себя за безрассудство, она спрятала кольцо в карман джинсов и сказала себе, что нужно встретиться с Харли сегодня же вечером и разорвать помолвку.

 

Глава 12

Когда Миранда вернулась домой, ее ждало письмо. В груде рекламных объявлений, журналов и счетов, лежащей на столе в холле, был простой белый конверт с напечатанным на старой машинке адресом. Почтовый штемпель свидетельствовал о том, что письмо отправлено из Ванкувера, штат Британская Колумбия, в Канаде.

– Хантер, – тихо шепнула она, чувствуя, как сердце сжимается от страха и надежды.

Миранда распечатала конверт, вынула один-единственный листок и быстро пробежала его глазами. После этого ей пришлось прислониться к стене, пальцы у нее дрожали, сердце болезненно билось. Он уехал в Британскую Колумбию валить лес для компании «Таггерт Логгинг». Уэстон дал ему работу за пределами страны, потому что дома стало «сильно припекать». Он чувствует себя последним подонком, бросая ее с ребенком, но считает, что ей будет лучше с кем-нибудь другим – человеком, равным ей по положению, который даст ей и ребенку все, что потребуется, все, чего они заслуживают. Он ее любит, воспоминание о ней навсегда сохранится в самом заветном уголке его сердца. Но он не готов нести обязанности, налагаемые браком и отцовством.

Миранда скомкала в кулаке короткое письмо и стиснула зубы, чтобы не закричать. Как это могло случиться?! Неужели он никогда ее не любил? Он же сказал, что они поженятся, что все устроится. Наверное, Хантер почувствовал себя загнанным в угол, затравленным. Ведь он сделал ей предложение, только когда она сказала, что беременна.

«Этот ребенок... Он не входил в мои планы».

Миранда крепко зажмурилась, но упрямые слезы все равно покатились по лицу. Неужели это возможно? Как она могла быть такой слепой? Так размечталась, что ничего не видела? Громко всхлипывая, она вытерла слезы пальцами. Весь город гудит слухами о том, что от него забеременела несовершеннолетняя девочка. Четырнадцатилетняя! Неужели это тоже правда? Даже отчим Хантера, заменивший ему родного отца, не доверял ему. Обхватив руками живот, Миранда раскачивалась из стороны в сторону, словно укачивая и успокаивая своего нерожденного ребенка, а заодно и себя саму. Ведь она его любила, и эта боль разрывала ей сердце.

Пейдж бережно расправила на столе обгоревший клочок бумаги. Насколько она могла судить, это были остатки свидетельства о рождении, но на скрученном, обугленном по краям кусочке мало что можно было прочесть. Уэстон в припадке ярости пытался его сжечь. Значит, бумага представляла для него какую-то угрозу. Но почему? Кто они, упомянутые здесь люди, и какое отношение они имеют к ее брату?

В августе 1960 года некая Маргарет Поттер родила мальчика. Кто она такая? Все остальное, кроме названия больницы, где родился ребенок, было сожжено. Пейдж часами билась над этой загадкой, но так и не поняла, почему это так важно, в любом случае это было очень важно для Уэстона, поэтому Пейдж аккуратно сложила листок и сунула его в разрез на спине у медведя-панды – туда, где хранились другие ее сокровища, которыми она не желала делиться ни с кем.

Зазвонил телефон, и Пейдж сняла трубку очень удачно: как раз в тот момент, когда кто-то еще в доме ответил на звонок по параллельному аппарату. В трубке раздался голос Уэстона, коротко бросившего:

– Алло.

– Привет.

Женский голос, тихий и жалобный, как будто плачущий. На секунду Пейдж подумала, что это Кендалл, но тут же решила, что быть такого не может. Зачем Кендалл звонить Уэстону?

– Чего тебе надо?

– Увидеться с тобой. Пауза.

– Зачем?

– Мы не закончили наше дело.

– Какого черта?.. Хотя погоди... Почему бы и нет? Встретимся в полночь у меня на яхте.

Загудели короткие гудки, а Пейдж все смотрела и смотрела на трубку у себя в руке. Кто это звонил? Кристи? Или еще какая-нибудь из его прежних подружек? Как-то раз Пейдж видела его в городе с Тессой Холланд. Но были и другие. Может, кто-то из тех, кого она не знает?

Больше всего на свете ей хотелось бы выяснить, что задумал Уэстон.

Тесса сбросила купальный халат и оставила его на шезлонге. Ей хотелось заорать во все горло, или ударить кого-нибудь, или что-нибудь сломать. Сделать так, чтобы кому-нибудь было больно. Кому угодно! Нет, не совсем так. На самом деле ей хотелось причинить боль только Уэстону и Миранде. Она знала, инстинктивно чувствовала, что их тянет друг к другу. Теперь, когда Хантер освободил площадку, Уэстон наверняка сделает свой ход. А Миранда, сколько бы она ни уверяла, что терпеть его не может, конечно же, ляжет с ним в постель. Все ложатся!

Тесса собрала волосы на затылке и закрепила их круглой резинкой. Надо что-то делать. Стряхнуть с себя это отвратительное ощущение, будто она змея, мечтающая вылезти из собственной кожи.

Забравшись на вышку для прыжков, Тесса пробежала по подкидной доске, пружинисто оттолкнулась, подпрыгнула и как нож вошла в прохладную воду. Вынырнув, она принялась плавать по бассейну аккуратными кругами. Как сделать так, чтобы не чувствовать себя грязной, использованной и выброшенной одноразовой вещью? Как заглушить жажду мести, которая сжигает душу, мутит разум и проникает даже в сны?

С какой стати Уэстон решил, что с ней можно обращаться как с обычной дешевой шлюхой?! С той самой ночи, когда он угрожал ее прирезать, если она не сделает, что он захочет, Тесса попеременно то дрожала от страха, то кипела от негодования. Никогда раньше она не верила, что кто-то сможет причинить ей боль. Никогда раньше ей не приходилось мучиться бессонницей и ночными страхами, хотя дверь в ее спальню была заперта изнутри, а окна закрыты наглухо. Никогда раньше она не оглядывалась через плечо на каждом шагу и не шарахалась от теней. Даже сейчас, вспоминая смертельную сталь ножа, приставленного к горлу, и выражение глаз Уэстона, говорившее, что он с удовольствием перережет ей глотку, Тесса хотела выскочить из бассейна и закричать во все горло.

Но лучше бы поквитаться с ним. Где она слыхала это выражение: «Чем давать волю чувствам, лучше дать сдачи»? Но как, каким образом ей сравнять счет? Уэстон отнял у нее гордость, чувство собственной неповторимости, радость от ощущения себя женщиной. Он не имел никакого права, черт бы его побрал, вот так втаптывать ее в грязь! Никто не имел такого права!

– Я всего лишь хочу узнать, действительно ли ты нанял на работу Хантера Райли? – спокойно и твердо спросила Миранда, усаживаясь на единственный в кабинете Уэстона стул.

Окна были закрыты, в кабинете стояла удушающая жара, хотя время от времени слышался шум перегруженного и неисправного кондиционера. Значительная часть конторских служащих уже разошлась по домам, но через окно ей был виден двор лесопилки. Светили фонари, и в их призрачном свете рабочие все еще загружали бревна на пилораму под навесом и резали на доски. Миранда стискивала влажными пальцами сумку, мечтая оказаться за сотню миль от этого места. Но она решила любой ценой узнать правду о Хантере.

Уэстон откинулся на спинку кресла, сплетя пальцы домиком. В его синих глазах горел опасный огонек, царапины на щеке затянулись и подсохли, но были еще заметны.

– А я-то думал, ты пришла повидать меня.

– Ты ошибся.

Дернув щекой, он ослабил галстук и потянулся за стаканом виски на углу аккуратно убранного письменного стола.

– Хантер попал в переплет. Ему надо было побыстрее выбраться из города. И из страны, если уж на то пошло. Нам нужны были новые люди на лесоповале в Британской Колумбии, и я уговорил отца перевести его туда.

Он отхлебнул большой глоток из своего запотевшего стакана.

– Вот просто так? И он обратился за помощью к тебе, а не к своему отцу и не ко мне? – недоверчиво спросила Миранда.

– Ну да.

– Почему?

– Полагаю, он решил, что я не стану судить его так строго, как его отец, и не приду в расстройство, как ты, с учетом твоего состояния. – Осушив стакан, Уэстон выдвинул нижний ящик стола и вытащил оттуда бутылку марочного шотландского виски. Миранда машинально отметила про себя, что бутылка наполовину пуста.

– Давай не будем о моем «состоянии». Он пожал плечами и поднял бутылку.

– Хочешь выпить?

– Нет.

– Из-за ребенка?

– Из-за того, что я обычно не пью с такими, как ты. Уэстон улыбнулся.

– Я тебе не очень нравлюсь, верно?

– Совсем не нравишься.

– Но тебе нужна информация.

– Я уже сказала, что это единственная причина, заставившая меня прийти сюда.

– Целеустремленная женщина.

– У меня мало времени, – напомнила Миранда, мечтая закончить этот разговор как можно скорее. Но она не исключала, что Уэстон располагает сведениями о Хантере – причем такими, каких не добыть и полиции.

Он пощелкал ногтем по передним зубам, словно человек, пребывающий в задумчивости, хотя взгляд у него при этом не изменился. В этом взгляде по-прежнему угадывалась похоть, и Миранда с тревогой спросила себя, сколько виски было у него в бутылке в начале рабочего дня.

«Не надо было сюда приходить», – подумала она, внутренне поежившись.

В дверь заглянула секретарша, чтобы попрощаться с Уэстоном, и Миранда напряглась всем телом, сообразив, что осталась с ним наедине. В здании больше никого не было, а рабочие на пилораме все равно что за сто миль отсюда.

Если что-то случится, они не услышат ее криков за визгом пил и грохотом бревен. Но ведь ничего не случится! У нее просто разыгралось воображение, потому что она не доверяла Уэстону, а на щеке у него еще не зажили следы от ногтей Тессы.

– Так что от тебя нужно было Хантеру? – спросила она.

– Хантеру нужно было спрятаться.

– Врешь.

Его темные брови изогнулись, синие глаза были полны сочувствия. Он снова отхлебнул из стакана, потом обхватил его ладонями.

– Я знаю, тебе нелегко это слышать, тем более что ты...

Его глаза скользнули по ее животу, и она невольно прижала к нему сумку, словно защищая своего ребенка. Это было чистейшее безумие – оставаться с ним тут наедине, – но просто так взять и уйти она не могла. Похоже, Уэстон был единственным человеком в Чинуке, обладающим какими-то сведениями о Хантере. Миранда стиснула зубы и осталась сидеть на неудобном стуле.

– Мне неприяно говорить об этом, но, похоже, Хантер тут влип в историю. Как говорят, связался с малолеткой.

– У которой даже имени нет?

– Ну почему же, имя у нее есть. Синди Эдвардс. Живет неподалеку от Арч-Кейп. Если она заявит в полицию, ему придется вернуться в Штаты и предстать перед судом. – Уэстон рассеянно потрогал исцарапанную щеку.

– Я тебе не верю! – воскликнула Миранда, но мысленно дала себе слово проверить, существует ли на самом деле такая девочка и что ее связывает с Хантером.

Пронзительный свисток за окном возвестил об окончании смены. Уэстон провел пальцами по волосам.

– Когда же ты наконец поймешь, что Хантер не святой?

– Ты ничего о нем не знаешь! – возразила Миранда и тут же поняла, что вступила в самую середину хорошо расставленной ловушки.

– Ты так думаешь? – Уэстон снова глотнул виски, и, когда поставил стакан, немного спиртного выплеснулось на стол. – Как тебе, должно быть, известно, Хантер уже работал на нашу компанию – в принудительном порядке, когда отбывал уголовный срок. Это было после небольшого недоразумения с автомобилем, который он якобы одолжил на время, хотя владелица машины заявила об угоне. Поверь мне, Миранда, я знаю Хантера Райли лучше, чем ты. – Улыбка Уэстона была холодна как лед. – Он спутался с Синди примерно полгода назад, то есть еще до того, как у вас начался роман. Во всяком случае, я так понял с его слов.

– Он говорил с тобой о нас?!

Нет, это не может быть правдой! Хантер настаивал, что никто не должен знать об их отношениях. Никто. Даже его отец.

– Он не хотел говорить, но я сам сказал ему, что уже знаю о тебе и о ребенке. Хантер казался ужасно смущенным, но что ему было делать? Его же приперли к стенке! Поэтому он попросил найти ему работу за пределами страны, и мы дали ему такую работу. Он даже оформил страховку через нашу компанию – и, кстати, оформил на твое имя. Оригиналы документов находятся в главной конторе компании в Портленде, но, мне кажется, у нас тут есть копии.

Уэстон поднялся и вышел из кабинета, оставив Миранду наедине с ее сомнениями. Что из сказанного им правда? Сколько вымысла он подмешал к фактам?

Она была даже рада, что Уэстон на несколько минут оставил ее одну. Ей надо было прийти в себя, собраться с мыслями, найти способ доказать, что он лжет. Но ее охватило чувство обреченности. И Уэстон, и Дэн Райли предупреждали ее об одном и том же. Не могли же они оба лгать! Миранде показалось, что ее заковали в холодные и тяжелые стальные кандалы. Все внутри ее кричало, что Уэстон лжет, лжет прямо ей в глаза, но опровергнуть его слова она не могла. Частный детектив, которого она наняла несколько дней назад, так ничего и не обнаружил.

– Вот, прошу, – заплетающимся языком произнес Уэстон, возвратившись в кабинет, и выложил на стол перед ней стандартную папку с личным делом служащего.

Миранда просмотрела документы. Медицинская карта, заявление о страховании жизни, отзывы с прежних мест работы. Всюду стояла подпись Хантера Райли. Сердце у нее упало. По крайней мере часть того, о чем рассказал ей Уэстон, должна была быть правдой: другого объяснения нет.

Уэстон не вернулся к своему креслу. Вместо этого он встал у нее за спиной, пока она, пытаясь сосредоточиться, просматривала бумаги. Он стоял так близко, что Миранда ощущала исходящий от него жар, а когда наклонился, она явственно различила в его горячем дыхании запах спиртного.

– Хочешь ты признать правду или нет, Миранда, но Хантер Райли – самый настоящий мерзавец. Мало того, что он угонял машины, так он еще и обрюхатил несовершеннолетнюю. Ей же всего четырнадцать! Уму непостижимо! Самому-то ему сколько? Девятнадцать?

– Двадцать.

Голова у нее раскалывалась. Все это неправда! Не может быть правдой! Но расплывающиеся у нее перед глазами строчки были доказательством, материальной уликой того, что все это правда. Хантер бросил ее.

– Впрочем, есть у него и хорошие качества, – продолжал Уэстон то ли для того, чтобы ее утешить, то ли желая оправдать решение «Таггерт Индастриз» нанять такого, как Хантер Райли. – Он хорошо работает, когда не попадает в неприятности, хорошо относится к своему старику. И тебя он тоже не забыл, позаботился и о тебе, и о ребенке – по крайней мере, на случай своей смерти.

– Нет, – прошептала Миранда, качая головой.

– Смирись с этим.

– Он не мог меня оставить!

– Как видишь, смог. У него просто не было выбора. – Уэстон положил руки ей на плечи; пальцы у него были горячие, напряженные. – Но не стоит отчаиваться, Миранда. Я хотел бы позаботиться о тебе.

– Не прикасайся ко мне! – воскликнула Миранда, пытаясь отстраниться. Она поняла, что Уэстон гораздо пьянее, чем ей сперва показалось. – Даже думать об этом не смей!

– Ничего не могу с собой поделать.

Уэстон легко, без усилия, поднял ее со стула и прижал к себе.

– Я люблю тебя, Ранда! Всегда любил!

– Слышать об этом не желаю! – воскликнула Миранда, тщетно стараясь высвободиться. – Ты перепутал меня с Тессой.

Он коротко и грубо рассмеялся.

– О нет, ничего я не перепутал. Разве она тебе не сказала? Она перестала со мной встречаться, потому что всякий раз, как я прикасался к ней, целовал ее, занимался с ней любовью, я думал о тебе. Я никогда не хотел Тессу. Никогда. Она была нужна мне, просто чтобы заполнить пустоту.

Комната закружилась перед глазами Миранды. Она ударила его, попыталась вырваться, но Уэстон был сильнее ее, его тело, натренированное годами спортивных занятий, легко блокировало все ее усилия, и чем больше она боролась, тем настойчивее он становился.

– Пусти меня, ублюдок, не смей...

В следующую секунду Миранда почувствовала на своих губах его твердые, горячие, настойчивые губы. Запах виски вызывал у нее тошноту. Она отчаянно боролась, но Уэстон прижал ее руки к телу, и она не могла размахнуться, чтобы ударить его как следует. Она брыкалась, но он ловко уклонялся. Она открыла рот, чтобы закричать, а он воспользовался этим и просунул язык между ее зубами. И тогда Миранда изо всех сил укусила его.

Уэстон толкнул ее с такой силой, что она больно ударилась бедром об угол его письменного стола.

– Ах ты, сучка! Признайся, ты же хочешь меня! Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя!

– Нет.

Уэстон снова схватил ее и прижал к себе. Она чувствовала животом его мощную эрекцию, комната кружилась, в воздухе висел тяжелый дух – запах похоти, животного голода. Миранда не понимала, что его так заводит, но с ужасом сознавала, что он не остановится, пока силой не навяжет ей свою волю – свое тело.

Она продолжала отчаянно сопротивляться, но Уэстон налег на нее всем своим весом и повалил на стол.

Его лицо, нависшее над ней, было страшно – кожа побагровела, глаза налились кровью. Одной рукой он сумел перехватить оба ее запястья и сжал их, как стальным обручем.

– Я знал, что ты будешь драться. У тебя душа бойца.

– Пусти меня!

Миранда закричала так, что услыхали бы и мертвые, но ее крик эхом отразился от стены маленькой комнаты, а Уэстон снова навалился на нее всем телом. Ее мутило от его пьяного дыхания.

– Что ты такое говоришь, детка? Сперва я собираюсь тобой попользоваться. Снова, и снова, и снова. Много-много раз. Если ты давала этому голодранцу Райли, можешь угостить и меня.

Свободной рукой он расстегнул ширинку, и Миранда поняла, что его уже не остановить.

– Не делай этого, Уэстон! – воскликнула она, ненавидя себя за то, что в ее голосе прозвучала нотка мольбы.

Уэстон дернул ее за юбку с такой силой, что шов лопнул. Торжество горело в его глазах, когда он навалился на нее, распластав на столе.

– Так, детка! – прохрипел он, тяжело дыша и обливаясь потом. – Теперь посмотрим, что там у тебя есть.

Сердце Клер стучало как барабан, руки были ледяные. Закусив губу, она стояла на пирсе рядом с яхтой Таггертов и ждала Харли. В руке у нее было зажато обручальное кольцо, и бриллиант насмешливо подмигивал ей при свете звезд.

Господи, что она делает? Собирается разорвать помолвку с Харли, с самым замечательным парнем на свете, и все только потому, что какая-то дурацкая химическая реакция толкает ее к Кейну Морану! А где же все твои обещания, твои клятвы, данные себе и Харли, твои яростные споры со всеми членами семьи?

Закрыв глаза, Клер прислонилась к поручню и услыхала тихое поскрипывание буя, качающегося на волнах. Ведь Кейн уезжает, уходит в армию, его ждут дальние страны, возможно, она никогда его больше не увидит! И все же Клер была убеждена, что не будет счастлива с парнем, которого всего месяц назад клялась любить вечно. В конце концов, Харли тоже не был ей верен. Как ни горько это признавать, он так и не сумел окончательно порвать с Кендалл и продолжал встречаться с ней.

Тяжело вздохнув, она набрала полные легкие соленого воздуха и запрокинула голову к темному небу, по которому беспокойно двигались грозовые облака. У соседнего причала стояла шикарная яхта, и на ней полным ходом шла шумная вечеринка, звучали громкие, полупьяные голоса, слышался смех, над тихими водами бухты плыли звуки знаменитой песни группы «Иглз» «Отель «Калифорния».

– Ну, давай же, давай! – шептала Клер, заклиная Харли появиться скорее.

Теперь, когда решение было принято, ей хотелось побыстрее со всем покончить, разорвать свою фальшивую помолвку и начать жизнь сначала.

Милости просим в отель

«Калифорния»...

Она услыхала звук двигателя еще прежде, чем навороченные, с белыми ободками шины и изумрудно-зеленый капот машины мелькнули под фонарем. «Боже, пошли мне сил», – взмолилась Клер. Но в глубине души она чувствовала, что разлука с Харли не причинит ей настоящей боли. Не исключено, что он тоже вздохнет с облегчением, когда с тягостными отношениями будет покончено.

...розовое шампанское во льду...

– Клер! – Харли поднял руку и помахал ей.

С пересохшим горлом Клер следила, как он бежит по причалу.

...все мы здесь пленники по доброй воле...

– Господи, как же я по тебе соскучился! – воскликнул Харли и, подхватив ее на руки, закружил по воздуху.

Сердце у нее заныло, когда он прижался лицом к ее шее. В его поцелуях ощущалась долго сдерживаемая страсть. Но когда он попытался поцеловать ее в губы, Клер уклонилась и высвободилась.

– Не надо.

В ее голосе слышалась горечь непролитых слез. Расставание вдруг оказалось не таким простым и легким делом, каким представлялось заранее.

– Что? – на его красивом лице появилось удивленное выражение.

...ты можешь выписаться в любой момент, но уехать не сможешь...

– Просто остановись.

– Ты серьезно? – Харли улыбнулся той дрожащей, застенчивой улыбкой, что когда-то растопила ее сердце.

– Очень серьезно. Послушай, Харли, нам надо поговорить.

Клер вся внутренне сжалась, увидев, как в его глазах появилась настороженность. Он заметил, что на руке у нее нет кольца, и нахмурился.

– Это все из-за Кендалл, да?

Клер тяжело вздохнула. Она не ожидала, что его невольное признание вызовет у нее такую боль. До нее доходили слухи, и она полагала, что они имеют под собой почву, но услышать правду из его собственных уст...

– Нет, дело не в Кендалл, – с трудом выдавила она. – Дело в нас самих. Мы... у нас ничего не получается.

– О боже.

Харли побледнел; в свете фонариков, развешанных над пирсом, его кожа приобрела мертвенный синеватый оттенок.

– Мне кажется, мы оба это понимаем, – продолжала Клер. Взяв его за руку, она повернула ее ладонью кверху и опустила в нее кольцо.

– Нет, – прошептал он. – Нет, Клер, нет!

– Так будет лучше.

В его глазах появились слезы.

– Но я люблю тебя. Ты же знаешь, что я тебя люблю.

– Нет, Харли, я не думаю...

Он не дал ей договорить, изо всех сил прижав к себе.

– Я не могу тебя потерять! Я скажу Кендалл, что между нами все кончено. Навсегда. Клянусь тебе, я заставлю ее понять, что люблю тебя! Только тебя!

Он спрятал лицо у нее на плече и заплакал как ребенок. Клер почувствовала, что у нее самой на глаза наворачиваются слезы. С разрывающимся сердцем она обняла его.

– Я ничего не могу с этим поделать, Харли.

– Значит, ты меня не любишь! – воскликнул он с упреком, и она почувствовала себя предательницей.

– Я не могу изменить свои чувства.

– Зато я могу! – Харли схватил ее за руку и потянул за собой к яхте. – Пойдем, ты ведь хотела поговорить. Там на борту есть вино! Шампанское.

– Но я не хочу пить.

– Эй! – раздался у них за спиной зычный мужской голос. – Что там у вас происходит? Этот парень пристает к вам, мисс? – Высокий седой мужчина в матросской бескозырке выступил из темноты.

– Нет-нет, все в порядке, – торопливо заверила его Клер и поднялась вслед за Харли на борт, решив, что уж это, по крайней мере, она обязана для него сделать.

Харли провел ее в кают-компанию, усадил на один из табуретов у стойки, достал из маленького бара бутылку шампанского «Дом Периньон».

– Ты не можешь меня бросить, – сказал он, открывая бутылку.

Пробка громко хлопнула, шампанское вскипело и перелилось через горлышко бутылки. Харли торопливо и неряшливо, расплескивая вино, наполнил два высоких бокала.

– Харли, не надо.

– Это неписаный закон!

Он протянул ей бокал, и Клер нерешительно взяла его. Все шло не так, как надо. Не так, как она предполагала.

– Закон?

– Угу. Из нашей семьи так просто не уходят. Никто и никогда не может порвать с Таггертом! – Харли залпом осушил свой бокал и тут же наполнил его снова.

– Это не закон, а пустая фантазия. Самообман. Послушай, мне надо идти. – Она поставила свой нетронутый бокал на стойку бара.

– Ну нет, не так быстро!

– Прощай, Харли, – решительно сказала Клер, поднимаясь с табурета. – Надеюсь, мы все-таки сможем остаться...

– Не говори так. Мы никогда не будем друзьями, Клер. – Его глаза вновь наполнились слезами. – Любовники не могут остаться друзьями.

– Мы еще увидимся.

– Нет, Клер, мы не увидимся. Если ты сейчас уйдешь с яхты, богом клянусь, я напьюсь до чертиков и прыгну за борт.

– Нет...

– Думаешь, я вру? – Харли вздохнул. – Вот увидишь, я решусь на это. Потому что, если я потеряю тебя, я потеряю все.

– Это неправда, – возразила Клер, и все-таки ей стало не по себе: она увидела в его глазах глубокую убежденность. – Пошли, я отвезу тебя домой.

Харли покачал головой.

– В последний раз прошу тебя: останься.

– Я не могу.

– Из-за Кендалл? А может, из-за Кейна?

Клер вздрогнула, а Харли криво усмехнулся, волосы упали ему на лоб.

– Думала, я не узнаю?

– Тут нечего узнавать.

– Ха! – Он сделал еще один большой глоток.

– Я действительно как-то встретилась с Кейном.

– Встретилась? Всего лишь встретилась? Да брось, Клер, придумай что-нибудь получше! Ты не только встречалась с ним. Ты проводила с ним время и ездила кататься на его проклятом мотоцикле посреди ночи. – Он пьяным жестом указал куда-то вдаль.

Клер стояла на пороге кают-компании, и щеки у нее горели от стыда, подтверждая его правоту. Чувство вины разъедало ей душу.

– Я ни за что не стала бы с ним встречаться, если бы ты был мне верен, – сказала она наконец, хотя сама до конца не верила в правдивость своих слов. – Я не обманывала тебя, Харли. Никогда не обманывала.

– Может, просто не успела? – произнес он с пьяной улыбкой. – Но тебе же не терпится мне изменить, признайся. Господи, да у тебя же все в глазах написано! Подумать только, и я тебя любил!

– Харли...

– Иди-иди. Убирайся вон! – прорычал он и допил остаток шампанского прямо из бутылки.

– Как я могу уйти, если ты собираешься...

– Черт, оставь меня в покое! Ничего со мной не будет. – Теперь он прогонял ее, как будто упоминание о Кейне разом все изменило. Взгляд у него стал жестким, на секунду он даже напомнил ей старшего брата. – Уходи, двуличная тварь! А лучше иди сюда и дай мне вспомнить, зачем ты мне нужна.

С колотящимся прямо в горле сердцем Клер поднялась на палубу и поспешно сошла на берег. Харли был пьян и вел себя омерзительно, но она ни минуты не верила, что он говорит всерьез. А вот когда он протрезвеет... что тогда?

Клер остановилась у ворот, где под фонарем дремал на своем стуле охранник.

– Вы не проследите, чтобы на причале Си-13 все было в порядке? – попросила она.

– Это причал Таггертов?

– Да. Харли Таггерт на борту, и он... мне кажется, он сам не сможет добраться до дому. Кто-то должен его подвезти.

Охранник смерил ее взглядом с головы до ног, позвенел ключами в кармане и кивнул:

– Я пригляжу за ним, мисс. Мистер Таггерт вряд ли обрадуется, если что-то случится с его сыном.

– Да, пожалуйста, приглядите за ним.

Клер торопливо прошла к джипу, взятому из отцовского гаража. До нее все еще доносился шум вечеринки, а где-то поблизости назойливо лаял чей-то пес. Нащупывая в кармане ключи, она вдруг осознала, что в ее жизни произошла внезапная и резкая перемена. К добру или к худу – этого она сказать не могла, но впервые за долгое время Клер почувствовала себя свободной и ничем не связанной.

– Все будет хорошо, – сказала она себе, выводя джип из-под светящейся неоновой арки, служившей вывеской яхт-клуба.

Внезапно она подумала о Кейне, и ладони на рулевом колесе увлажнились от пота. Он был не таким парнем, на которого девушка может положиться. И вообще, он уходит в армию. Ну что ж, значит, она не может в него влюбиться. И не станет.

Но уже на обратном пути, ведя машину среди лесистых холмов, Клер поняла, что обманывает себя. Можно сколько угодно твердить себе, что это не так, но она уже была в него влюблена.

 

Глава 13

Клер нажала на тормоза, и джип плавно остановился около гаража. Внутренняя дрожь все не унималась. Она смотрела на свою левую руку без обручального кольца и тщетно пыталась подавить слезы. Последние три часа она бесцельно колесила на машине по всей округе, избегая оживленных мест, – возвращаться домой не хотелось, поскольку Харли мог ей позвонить. Нет, надо дать ему время все обдумать, а главное – протрезветь. Ей и самой нужно было о многом подумать.

Гроза, надвигавшаяся все ближе с тех самых пор, как она покинула яхт-клуб, теперь наконец разразилась. Ветер зашумел в ветвях деревьев над головой, затрещали сучья. Пошел дождь, капли застучали по ветровому стеклу, во вмятинах на асфальте начали скапливаться лужицы. Старый дом, столь дорогой сердцу Клер, вдруг показался ей мрачным и угрюмым, как будто даже нежилым.

Дома никого не было: машина Ранды не стояла на привычном месте, а Датч снова отправился в Портленд – совещаться с архитекторами, адвокатами и менеджерами о строительстве второй очереди курорта «Камень Иллахи». На этот раз Доминик поехала с ним, хотя Клер не понимала, зачем ей это понадобилось. В последнее время ее родители настолько отдалились друг от друга, что жили под одной крышей как совершенно чужие люди, случайно встретившиеся в отеле.

Тесса, скорее всего, тоже где-то развлекалась. Где и с кем, Клер даже предположить не могла – у нее никогда не было особенно близких отношений с младшей сестрой, а в это лето между ними появилась даже какая-то натянутость. Тесса напоминала пороховой бочонок, готовый вот-вот взорваться, а Клер приходилось быть вечно настороже, оправдывая и защищая свою любовь к Харли.

Вот только теперь защищать больше было нечего. Может, теперь им с Тессой удастся найти общий язык?

Миранда была единственной в семье, на кого всегда можно было опереться. Она никогда не отказывала в помощи, и Клер твердо знала, что может на нее рассчитывать.

Выдернув ключи из зажигания, она подняла воротник, вылезла из джипа и вдруг услыхала сквозь шум дождевой воды, журчащей в канавах и водосточных трубах, звук приближающегося мощного мотора. А вот и свет фар замелькал между деревьями. Сердце у нее сжалось. Это Харли! Он протрезвел и теперь приехал за ней сюда! Но у нее больше не было сил с ним объясняться.

И все же она стояла, прикованная к месту, как лань, застигнутая внезапным светом фар на ночной дороге. Вот автомобиль взял последний поворот. На стоянку ворвался черный «Камаро» Миранды, и Клер облегченно перевела дух.

– Садись в машину! – скомандовала Миранда через открытое окно. В ее голосе звучало отчаяние. – Живо!

– В чем де...

– Не спорь, Клер, у нас нет времени. Просто залезай в эту проклятую машину, черт бы тебя побрал!

Ранда никогда раньше так не выражалась, Клер была настолько ошеломлена, что решила не спорить. Она просто открыла дверцу с пассажирской стороны – и обнаружила скорчившуюся на переднем сиденье Тессу. Она была бледна, как смерть, глаза слепо смотрели в пустоту, зубы выбивали дробь. Миранда и сама выглядела не лучше: ее темные волосы стояли копной, одежда была порвана, во взгляде появилась беспощадность. В то же время она была явно напугана, как будто удирала от смертельной опасности.

– Ранда?..

– Да садись же, черт побери!

Насмерть перепуганная и ничего не понимающая Клер протиснулась на заднее сиденье.

– Что случилось?

– Закрой дверь! – приказала Ранда, и Тесса, действуя как автомат, захлопнула дверцу.

Вывернув руль, Миранда нажала на газ, и машина пулей вылетела со стоянки обратно на подъездную аллею. Деревья – молчаливые сторожа, охраняющие серебристые воды озера, – слились перед глазами Клер в сплошную черную массу. Кровь молоточками стучала у нее в висках, ладони вспотели.

– Может быть, кто-нибудь все-таки объяснит мне, что произошло?

– Ты сегодня видела Харли? – спросила Миранда, срезая поворот так резко, что машину занесло и заднее колесо, сорвавшись с асфальта, забуксовало на размытой дождем земле. Миранде с трудом удалось вывернуть обратно на дорогу.

– Да.

– В яхт-клубе?

– Да, да! Это что – допрос?

Ничего не ответив, Миранда повернула на север по местному шоссе, огибавшему озеро. Они приближались к дому Кейна, и Клер тщетно пыталась подавить растущее в груди ощущение паники, не дававшее ей вздохнуть. Что случилось? Почему у Миранды и Тессы такой вид, будто настал конец света?

– Когда ты его видела? – продолжила допрос Миранда.

– Кого? Харли? – Клер заново пришлось сосредоточиться. – Мы с ним встретились в половине одиннадцатого. А что? Ради всего святого, Ранда, можешь ты мне сказать, что...

Полицейский автомобиль с красно-бело-синей мигалкой промчался в противоположном направлении.

– Дерьмо! – выругалась Миранда и на следующем повороте свернула на посыпанный гравием проселок. – Потерпи еще минутку, хорошо? Я просто хочу вытащить нас всех из этой передряги.

– Какой передряги? – чуть не закричала Клер, и Миранда с силой ударила по тормозам. Машину опять занесло, она едва не задела телеграфный столб, но все же обошлось.

– Выходи, – велела Миранда, выключив свет, но не глуша мотор.

– Что? Я же только что села!

Но Миранда уже открыла дверцу и ступила прямо на размокшую землю, не обращая внимания на грязь. На несколько секунд в машине вспыхнул и погас внутренний свет, и Клер вздрогнула: она заметила на юбке Миранды кроваво-красные пятна.

Кровь?! Но откуда? Каким образом? Горло у нее свело судорогой, ей вдруг расхотелось слушать объяснения, которых она только что добивалась. Что-то подсказывало ей, что ее собственная жизнь и жизнь дорогих ей людей в одночасье необратимо изменилась. Изменилась к худшему. Она посмотрела на Тессу. Ее младшая сестра с размазанной от слез тушью на щеках по-прежнему сидела на переднем сиденье, съежившись и обхватив колени руками. У Клер возникло ощущение, что их всех накрыло какой-то страшной черной сетью и из нее не выпутаться.

– Времени у нас мало, так что просто молчи и слушай, – сказала Миранда, когда Клер выбралась из машины. Взгляд у нее сейчас был совершенно безумный; дождевая вода стекала по ее лицу, по волосам, но она этого даже не замечала. – Харли мертв.

– Что... – Голос Клер замер, колени у нее подогнулись. Миранде пришлось схватить ее за плечи и прижать к крылу машины, чтобы она не упала.

– Как? Этого не может быть!

– Это правда, Клер. – Голос Миранды дрогнул. – Я не знаю всех подробностей, но где-то час назад его тело обнаружили в бухте.

– Нет! О господи, нет! Ты... ты это выдумала. – Вся трясясь, Клер сказала себе, что видит дурной сон, кошмар. Сейчас она проснется, и окажется, что ничего этого не было. – Я же его видела , совсем недавно! Ты все это выдумала!

Клер твердо решила не верить и уцепилась за это спасительное неверие, как хромоногий хватается за костыль. Миранда лжет. Иначе быть не может. Но зачем? Наверное, она просто что-то перепутала, не так поняла. Да-да, в этом все дело. Произошла ошибка, ужасная, чудовищная ошибка.

– Подумай, Клер, зачем бы я стала выдумывать?

– Не знаю, но это неправда! Это не может быть правдой! Ты просто ошиблась, вот и все!

Миранда с болью вздохнула:

– Мне очень жаль. Я знаю, как сильно ты его любила. Слова старшей сестры не доходили до Клер – отскакивали, как мячик от стены. Она упрямо покачала головой:

– Ты ошибаешься, Ранда. С Харли все в порядке. Он просто немного пьян.

– Он умер, Клер. Умер. Утонул в бухте.

– Нет...

Миранда встряхнула ее с такой силой, что у Клер лязгнули зубы.

– Слушай меня, черт возьми!

И тут до Клер наконец дошло. Страшная мысль обрушилась на нее подобно океанской волне, захлестнула, потащила за собой, накрыла с головой, не давая вздохнуть. Испустив пронзительный вопль, она опустилась на землю и замолотила кулаками по грязи, вмиг перепачкав брызгами свою одежду и лицо.

– Но я же была с ним меньше трех часов назад!

– Я знаю, охранник видел тебя.

Чувство вины придавило Клер к земле. Если бы она не предложила Харли встретиться или хотя бы не оставила его; одного на яхте, он сейчас был бы жив. Это из-за нее он умер. Все из-за нее!

– Они не знают, был ли это несчастный случай, убийство или самоубийство, – продолжала Миранда, но ее голос звучал словно издалека. – Сейчас нужно думать о том, что нас всех будут допрашивать. Особенно тебя, потому что ты была с ним связана и одна из последних видела его живым.

Но Клер не могла ни о чем думать. Она понимала только одно: Харли, ее дорогой Харли мертв. Она совсем пала духом.

– Это моя вина, – сказала она вслух.

– Не смей даже так говорить!

Миранда опустилась рядом с ней на колени, гладила по лицу, утешала, как маленького ребенка, набившего себе шишку.

– Я порвала с ним и...

– Что ты сделала?

– Разорвала помолвку. О боже, я виновата во всем! – Глубокие, надсадные рыдания вырвались из груди Клер, чувство вины жгло нестерпимо. – А как ты... Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал? – спросила она, хотяей было уже все равно.

– Я была в городе и услышала новости, – сказала Миранда, явно решив не вдаваться в детали. – Я знала, что у тебя с ним встреча, но решила, что ты, наверное, уже вернулась домой, вот и поехала за тобой. Тессу я забрала по дороге: она голосовала на шоссе. Я ее забрала и поехала домой. Там мы и нашли тебя.

– Но почему? А с тобой что случилось? – спросила Клер, дотрагиваясь до порванной блузки Миранды и отводя взгляд от кровавого пятна у нее на юбке.

Чья это кровь? Боже милостивый, неужели Ранда не говорит ей всей правды? Что, если она поехала ее искать и нашла Харли мертвецки пьяным, а потом... Что потом? Нет! Нет! Нет! Все это не имеет никакого смысла. Господи, если бы только она могла повернуть стрелки часов назад и изменить события этого проклятого вечера!

– Это долгая история. У нас нет времени, – сказала Миранда. – Расскажи лучше, что ты делала после того, как рассталась с Харли?

– Ничего. Просто ездила кругами. Боже, почему ей вдруг стало так холодно?

– Кто тебя видел?

– Не знаю. Наверное, никто.

С каждой минутой ее все больше охватывало ощущение надвигающейся гибели.

– Ты уверена?

– Нет. Я не знаю.

– Ладно, сейчас не время ломать над этим голову, Клер, но тебе придется взять себя в руки. Мы втроем должны поскорее придумать какую-то историю. Ты меня слышишь? Мы должны сочинить себе алиби, потому что нам всем придется объяснять, где мы были, когда Харли умер.

Клер посмотрела в глаза Миранде, и ей показалось, что чья-то ледяная рука стальными пальцами сжала ей горло. Только теперь до нее окончательно дошло, что Миранда в беде. В страшной беде. Каким-то непостижимым образом она замешана в смерти Харли.

– Вот что я придумала, – продолжала Миранда. – Мы втроем поехали за город в открытый кинотеатр – там идет программа из трех старых фильмов с Клинтом Иствудом. Мы посмотрели два из них и решили вернуться домой до начала третьего. Я заснула за рулем, машина сорвалась с дороги и въехала в озеро.

– Как? – Слова Миранды показались Клер чистейшим бредом. – Зачем?

Миранда не ответила, лишь пристально взглянула в лицо сестре.

– Поверь мне, Клер, иного выхода у нас нет. Если Харли был убит – а я думаю, что так оно и есть, – подозрение в первую очередь падет на тебя. А я тоже была сегодня вечером в яхт-клубе.

– Ты там была?

– И Тесса тоже.

Голос Миранды, гулкий и неясный, доносился словно с другого конца длинного тоннеля, но, хоть и с трудом, все же проникал в затуманенный мозг Клер.

– Наши имена непременно всплывут в ходе следствия, и ни у одной из нас нет алиби.

– Но я не убивала Харли! Ни ты, ни Тесса его не убивали. Почему бы нам просто не сказать правду?

– Нам никто не поверит, – тяжело вздохнула Миранда. – Правда наверняка погубит по крайней мере одну из нас – Таггерты пойдут на все, чтобы затянуть петлю у нас на шее.

Клер понимала только одно: ей необходимо алиби. С трудом переведя дух, она молча кивнула.

– Вот и хорошо. – Миранда помогла ей подняться на ноги, затем открыла дверцу с пассажирской стороны, где, неподвижно и безучастно глядя в окно, сидела Тесса. – И запомни: никто из нас никогда и никому не расскажет, что на самом деле произошло сегодня вечером: ни друг другу, ни маме с папой, ни нашим друзьям – никому на свете. С этой минуты мы должны придерживаться одной версии: мы были в кино. А теперь садись рядом с Тессой: так нам легче будет выбраться, когда мы въедем в озеро.

– Но ты же не собираешься на самом деле загнать машину в воду! – в ужасе воскликнула Клер. – Разве нельзя просто сказать...

– Мне придется это сделать. Все должно выглядеть правдоподобно, ты поняла? В северном конце у берега есть мелководный участок. С нами ничего не случится.

Миранда помогла Клер сесть, завела мотор и выехала на шоссе, которое огибало озеро. У Клер не было сил сопротивляться, и все-таки она пыталась возражать:

– Это безумие. Люди тонут даже в ваннах. А Тесса? Она же практически без сознания!

Вместо ответа Миранда переключила скорость, и машина помчалась быстрее.

– Просто дай мне слово, что будешь придерживаться нашей версии.

– Ты с ума сошла.

Черный «Камаро» мчался по дороге, все больше и больше набирая скорость, «дворники» сновали туда-сюда, стирая дождевые капли, шины пели на мокром асфальте. Наконец за крутым поворотом открылось озеро Эрроухед. Темная вода бурлила, сильный ветер вспенил волны белыми барашками.

– Ранда, не надо!

– Перестань, Клер, не трусь. Ты же согласилась меня поддержать!

Миранда изо всех сил нажала на акселератор, когда между деревьями показался участок пологого травянистого берега, и резко крутанула руль.

– Держитесь!

Машину тряхнуло. Колеса завертелись вхолостую на гравии.

– Ради всего святого...

Подпрыгивая на камнях, увлекаемый инерцией автомобиль стремительно несся к озеру, зиявшему впереди подобно черной яме.

– Помоги мне бог!.. – Миранда ударила по тормозам, машина завихляла, оставляя глубокие колеи в песке, и врезалась в воду. Клер стукнулась головой о потолок, собственный крик оглушил ее. Вода быстро поднялась к окнам. Мотор заглох. – Так, порядок! Помоги Тессе!

Миранда с усилием открыла дверцу со своей стороны, Клер сумела сделать то же самое со своей. Вода хлынула внутрь. Кашляя, задыхаясь, таща за собой Тессу, Клер выбралась на поверхность и обнаружила, что может стоять на ногах. Ступни по щиколотку ушли в жидкую грязь на дне, но вода доходила ей только до пояса. Паника отступила, зато вернулась сердечная боль.

– Давай, давай скорее! – Миранда закинула себе на плечо безжизненную руку Тессы, и она побрели по черной воде к берегу. – Так, ты запомнила, какие фильмы мы смотрели?

– Да, с участием Клинта Иствуда.

– Правильно, но последний фильм мы смотреть не стали и уехали еще до начала. Запомни это. И держись поближе ко мне, не давай им расспрашивать нас порознь.

Голоса возникли словно ниоткуда, потом они увидели на дороге пикап с зажженными фарами и мужчину в ярко-желтом пластиковом дождевике.

– Эй! – испуганно заорал он. – С вами все в порядке? Скажите на милость, что это сегодня все точно с ума посходили? Сперва малыш Таггерт, а теперь еще вы!

Значит, это правда. Ноги Клер будто налились свинцом. Оказывается, в глубине души она до сих пор не верила, что Харли больше нет.

На дороге стали останавливаться другие машины. Первый мужчина вбежал в воду и сильными руками подхватил Тессу.

– А вы, девочки, как? В машине был еще кто-нибудь?

– Только мы, – ответила Миранда. – Мы целы.

– Что случилось? – спросил женский голос. – Господи, неужели кто-то сорвался в озеро?

– Я, должно быть, заснула за рулем, – пролепетала Миранда, выбивая зубами дробь. – Минуту назад была на дороге и вдруг...

Вот оно, начало лжи! Клер содрогнулась.

– Боже милостивый! – воскликнула женщина. – Вас нужно поскорее согреть. Джордж, Джордж, ну-ка достань одеяла из багажника, а не то эти девочки простудятся насмерть.

Она взяла Клер за руку и повела к пикапу. Вокруг них начали собираться люди.

– Нет, вы только поглядите! – прокряхтел какой-то старик.

– Им повезло, что живы остались, – вздохнула женщина. Ее темный силуэт в плаще с капюшоном четко вырисовывался на фоне многочисленных горящих фар.

– Да уж, не то что малышу Таггерту.

У Клер подогнулись колени, но кто-то помог ей устоять на ногах и заставил идти дальше. Горе разрывало ей сердце, все тело начала сотрясать крупная дрожь.

– Кто-нибудь вызвал «Скорую»?

– Держитесь, девочки, – произнес певучий мужской голос, – с вами все будет в порядке.

Клер узнала голос, хотя и не могла вспомнить имя. Этот человек работал на бензоколонке, где она обычно заправлялась.

– Погодите! – воскликнула одна женщина. – Разве это не дочки Датча Холланда?

– Кто-то должен известить родителей.

– Помощники шерифа уже едут.

– Как их занесло в озеро? Боже милостивый, им повезло, что они сорвались именно здесь. Чуть дальше или ближе – непременно все бы утонули!

Одна из женщин отвела Клер к своему «Олдсмобилю».

– Присядь, детка. Забирайся внутрь. Не бойся запачкать сиденье, оно из пластика. Всегда можно вымыть. Я все время вожу в машине своих собак. А тебе нужно согреться.

Владелица пикапа открыла дверцу, Клер, Тесса и Миранда забрались в машину, и их тут же укутали одеялами. Кто-то из добрых самаритян сунул каждой по дымящейся чашке кофе из термоса.

Женщины сгрудились на дороге, мужчины занялись поисками упавшей в озеро машины. – Эй, кто-нибудь вызвал тягач? Темноту ночи прорезал вой сирен и тревожный красно-сине-белый свет мигалок. Клер вздрогнула и расплескала кофе на плетеное индейское одеяло, в которое ее закутали. Она бросила взгляд на Миранду, и сердце у нее упало: Миранда, всегда такая спокойная и собранная, выглядела испуганной. Ее лицо, перепачканное грязью, было белым как мел, волосы обвисли, с них стекала вода. Встретив взгляд сестры, она судорожно сглотнула.

– Помни, – сказала она в ту самую минуту, когда патрульный автомобиль из департамента шерифа остановился рядом.

Из машины вышли два помощника шерифа – туманные фигуры за запотевшим стеклом. Один из офицеров остался на дороге и, орудуя фонарем, начал восстанавливать движение, а второй подошел к пикапу и открыл заднюю дверцу. Высокий, массивный, он был в дождевике, вода струйками стекала с широких полей его шляпы.

– Я помощник шерифа Хэнкок. Прежде всего я хочу узнать, насколько серьезно вы пострадали. «Скорая» уже в пути. Потом мне надо будет уточнить детали происшествия для отчета.

Он ободряюще улыбнулся, и эта улыбка почему-то до смерти напугала Клер. Она собралась с силами для первой в своей жизни конфронтации с законом.

– Это моя вина, – ответила за всех Миранда, отважно встретив взгляд Хэнкока. – Я потеряла управление, наверное, заснула за рулем.

– Кто-нибудь пострадал? Клер покачала головой.

– Вроде бы нет, – сказала Миранда.

– А ты что скажешь, малышка? – помощник шерифа пристально взглянул на Тессу.

Она подняла на него глаза, и Клер содрогнулась. Глаза младшей сестры показались ей совершенно безумными.

– «Грязный Гарри»... – пробормотала Тесса.

– Прошу прощения? – Хэнкок недоуменно сдвинул брови.

– Мы были в кино, – торопливо объяснила Миранда. – «Грязный Гарри» – это фильм, которого мы не видели, потому что погода испортилась и мы решили вернуться домой до грозы.

– Вот оно что, – Хэнкок потер подбородок и поглядел на небо. – Неудачный вечер для похода в кино на открытом воздухе.

– Да... это... это была ошибка.

– Ну ладно, все это вы мне расскажете, как только мы убедимся, что вам не нужна медицинская помощь. Я вызвал «Скорую» и тягач, чтобы вытащить вашу машину.

– Нам не нужно в больницу, – запротестовала Миранда. – С нами все в порядке.

– Ну, это пусть медики решают.

Еще одна сирена прорезала ночную тишину, и чашка кофе, которую держала Клер, выскользнула у нее из пальцев. Впрочем, это не имело значения. Все на свете потеряло смысл. Харли умер, а она сидит, вся мокрая, на заднем сиденье чужой машины.

Клер так сильно устала, что была не в состоянии ни о чем думать и никак не могла взять в толк, зачем Миранда настояла, чтобы они все солгали. Но, глядя на измученное, полное страха лицо Миранды и бессмысленные от шока глаза Тессы, она сказала себе, что ради них солжет даже на Страшном суде. Все, что у нее осталось на свете, это ее сестры.

«А как же Кейн?» – неожиданно пронеслось у нее в голове.

Он уезжает. Завтра уходит в армию.

Внезапно Клер услыхала характерный рычащий звук несущегося на полной скорости мотоцикла. Она обернулась и посмотрела на дорогу, но одинокий ездок промчался мимо на своей огромной машине, повинуясь знаку регулировщика, махнувшего ему, чтобы он не останавливался.

Кто это был? Кейн? Руки Клер беспокойно перебирали мокрое одеяло. «Если бы можно было увидеть Кейна прямо сейчас, обнять его, поговорить с ним.» Из глаз у нее потекли слезы.

– Ну и ночка, – сказал один из помощников шерифа другому. – Сперва малыш Таггерт, а теперь еще и это!

Клер внутренне содрогнулась. Слова полицейского грубо вернули ее в реальный мир, заставив оторваться от мечтаний о Кейне Моране. Харли умер, и она чувствовала себя в ответе за его смерть. То, что случилось на пристани после ее ухода с яхты, произошло из-за того, что она порвала с ним. Она это знала. Харли, милый, бедный Харли. Может, он и не был любовью всей ее жизни, как ей когда-то казалось, но смерти он точно не заслуживал.

Клер не могла уснуть. Она металась и ворочалась в постели, ее преследовали образы Харли и Кейна, которые по очереди вспыхивали у нее в мозгу. Старый дом поскрипывал на штормовом ветру, где-то ветка стучала в окно. Дождевая вода с шумом шлепала по лужам, но перед самым рассветом дождь внезапно прекратился. А Клер то принималась плакать, то лежала с сухими глазами и онемевшим от напряжения телом. Пережитое за последние несколько часов снова и снова всплывало перед ее глазами с настойчивостью заезженной пластинки, играющей одну и ту же ноту. После того как их осмотрели медики и допросили помощники шерифа, сестры Холланд были переданы с рук на руки родителям, которых вызвали в Чинук из Портленда. Доминик вся в слезах хлопотала над дочерьми, а Датча, казалось, гораздо больше беспокоила гибель Харли. Он сказал дочерям, что Нилу Таггерту не удастся пришить им смерть своего сына. Сказал, что верит им – разумеется, ни одна из них не убивала Таггертова щенка. Но в его словах не чувствовалось подлинной убежденности. Было ясно, что смерть Харли стала еще одной проблемой в жизни Датча.

Съежившись на заднем сиденье отцовского «Линкольна» по дороге домой, Клер поймала в зеркале заднего вида его суровый, беспощадный взгляд и вдруг поняла, что он вовсе не горюет о безвременной гибели молодого человека. Его заботило только одно: как бы скандал с дочерьми не повредил ему в глазах держателей акций «Камня Иллахи» и других его предприятий.

Красивое лицо Харли возникло у нее перед глазами, она вновь услыхала его отчаянную мольбу:

«Я не могу тебя потерять. Я все за тебя отдам. Все. Только прошу тебя, Клер не говори, что все кончено!» Слезы покатились у нее из глаз. – Харли... – прошептала она.

В конторе шерифа ей сказали, что Харли был найден плавающим в бухте лицом вниз. Следствию предстояло выяснить, стал ли он жертвой несчастного случая, самоубийства или убийства.

Самоубийство? Господи, только не это! Убийство? Но кто мог его убить? За что?..

Юбка Миранды была залита кровью, а Тесса впала чуть ли не в коматозное состояние. Обе они были в яхт-клубе и нуждались в алиби. Что же она наделала?! Неужели ей предстоит прожить остаток своих дней, обвиняя себя в том, что он умер в тот самый день, когда она разорвала помолвку? Не в силах больше выносить эту пытку, Клер откинула одеяло и сорвала с себя ночную рубашку. Натянув джинсы, чистую футболку и носки, она захватила свои сапожки и, неся их в руке, с замирающим сердцем вышла в коридор. Дверь в комнату Тессы была плотно закрыта, там было темно, а у Миранды из-под двери пробивался свет настольной лампы. Замедлив шаг, Клер заглянула в комнату. Миранда в ночной рубашке сидела на подоконнике, обхватив руками колени, и невидящим взглядом смотрела на озеро. Такая разрывающая душу печаль была у нее в лице, что Клер не смогла пройти мимо и тихонько вошла в комнату. Миранда взглянула на нее.

– Куда это ты собралась?

– Хочу покататься верхом.

– Еще не рассвело.

– Ничего, скоро рассветет. Просто я не могла больше ни минуты оставаться в постели.

Клер уселась напротив сестры на подоконнике и наконец решилась спросить:

– Что с тобой вчера случилось?

Миранда улыбнулась какой-то странной дрожащей улыбкой. Она была бледна, под запавшими глазами лежали синие круги.

– Я повзрослела.

– Что это значит?

– Лучше тебе не знать. – Миранда опять отвернулась и стала смотреть в окно. – Я никому не хочу рассказывать.

– У тебя на юбке была кровь.

Миранда кивнула и провела пальцами по краю открытой рамы.

– Я знаю.

– Чья это кровь? Твоя?

– Моя? – Она содрогнулась. – Да... отчасти.

– О боже, Ранда, расскажи мне, что случилось! Взгляд Миранды, устремленный на сестру, вдруг стал сосредоточенным и пристальным. В эту минуту она показалась Клер не просто усталой, но даже постаревшей.

– Нет, Клер, – сказала она твердо. – Я никому не скажу. В конце концов, я уже совершеннолетняя и могу принимать самостоятельные решения. А тебя я прошу об одном: помни наш уговор. Тогда все будет хорошо.

Последние слова прозвучали пусто и неискренне, но Клер не стала спорить. Оставив Миранду, она бесшумно миновала комнату родителей, откуда доносился мощный храп Датча и мелодичный перезвон антикварных часов Доминик. Проходя через кухню, Клер впервые после смерти Джека порадовалась тому, что Руби, иногда появлявшаяся около пяти утра, больше у них не работает.

На дворе солнце только-только начало разгонять ночную тьму. Небо было ясным, о ночной грозе остались лишь воспоминания в виде луж и поломанных сучьев, но воздух был чист, и установившийся над озером туман начал рассеиваться. Клер вывела из конюшни Марти и с разбегу вскочила ему на голую спину, без седла. Конь заплясал было на месте, но быстро успокоился и пустился привычной тропой, шлепая по лужам и перепрыгивая через поваленные ветром деревья. Царственные вековые сосны отбрасывали кружевную тень на тропинку, почти не давая утреннему солнцу пробиться к земле.

– Скорей, скорей! – подгоняла Клер своего коня. Между тем краешек огненного диска показался над темно-красной вершиной скального гребня – священного камня местных индейцев, где Кейн когда-то разбивал лагерь. Клер почему-то не сомневалась, что найдет его здесь, и все-таки сердце ее взволнованно забилось, когда она выехала на поляну и в самом деле увидела его. Кейн сидел, прислонившись спиной к толстому замшелому стволу, в своей черной кожаной потертой куртке и застиранных джинсах. В пальцах дымилась сигарета. Рядом догорал костер, посылая в небо тонкие завитки дыма, над мотоциклом и спальным мешком был натянут брезент.

Клер остановила коня, слезы облегчения обожгли ей глаза.

– Ты случайно не меня ищешь? – едва разжимая губы, протянул Кейн.

– Да, – просто ответила Клер.

– Я так и думал, вот и решил задержаться.

Он потушил сигарету, поднялся на ноги и направился к ней. Не думая ни о чем, Клер соскочила с лошади и бросилась ему на шею. Слезы катились по ее щекам. Ей хотелось только одного: прижаться к нему, слиться с ним навсегда и никогда не отпускать.

Кейн обнял ее, и в теплом гнезде его рук Клер почудилось молчаливое обещание. Он словно говорил ей, что все будет хорошо.

– Я уже знаю о Таггерте, – негромко произнес он. Клер застонала. Мир, только что обретший стабильность, вновь перевернулся.

– О боже, Кейн, это я во всем виновата. Он сразу напрягся.

– Ты?

– Я разорвала помолвку. Вернула ему кольцо. – Теперь она уже рыдала вовсю, слова лились как сквозь прорванную плотину. – Мы с ним встретились на причале и поднялись на яхту. Он начал пить и я его оставила.

– Ш-ш-ш... – Он поцеловал ее в макушку. – Это не твоя вина.

– А чья же еще? Он был страшно расстроен, Кейн! Я попросила ночного сторожа присмотреть за ним, но...

– Никаких «но». – Взяв Клер за руку, он подвел ее к брезентовому навесу и усадил на сухую землю. Она продолжала цепляться за него, как за якорь спасения, – Все будет хорошо.

– Каким образом? Ведь он умер, Кейн. Умер!– Она в отчаянии заколотила кулачками по его груди.

– Но ты жива! Не надрывай себе душу, Принцесса.

– Не называй меня...

– Ладно, не буду. Не все так страшно, Клер, я же здесь. Ты ведь знала, что я буду ждать тебя, верно?

Конечно, она знала, потому и прискакала сюда. Но чувство вины затопило ее, накрыло с головой.

– Просто я недостаточно сильно его любила. – Громко всхлипывая, Клер отстранилась и посмотрела в глаза Кейну. – Из-за тебя!

– Это не твоя вина, – повторил он. – Ты ничего плохого не сделала, Клер. Ровным счетом ничего.

Пристально глядя на нее, Кейн опять притянул ее к себе и нашел губами ее губы. В нем больше не было нежности, он поцеловал ее с долго сдерживаемой страстью. Его сильные руки сжимали ее с такой силой, что она больше не могла дышать, не могла думать. Боль постепенно ушла, уступая место пульсирующему где-то в глубине желанию.

Клер смутно понимала, что целоваться с ним – это неправильно, но ей уже было все равно. Она знала, что он скоро уедет, и отбросила всякую осторожность.

Кейн уложил ее на спальный мешок и сам лег рядом. Его пальцы нащупали края ее футболки и скользнули внутрь, прогоняя прочь притаившуюся в душе печаль и чувство вины. Кейн стянул с нее футболку через голову. Его глаза потемнели от страсти, высоко на скуле дергался мускул.

– Ты красивее, чем...

Он положил ладони ей на грудь, и горячая волна страсти прокатилась по телу Клер. Будь что будет. Она застонала, когда он поцеловал ее, а потом его губы нашли ее грудь, захватили и тихонько потянули один из сосков.

– Кейн! – вскрикнула она, прижимаясь к нему всем телом. – Кейн...

Деревья над головой закружились каруселью, а внутри у нее, в самом заветном, потаенном месте, запульсировал влажный жар. Какой-то голос в самой глубине ее сознания твердил, что это чужой человек, что она не любит его и даже просто не знает, но Клер не слушала. Не хотела слушать. Увлекаемая потоком страсти, она подняла руки и сбросила куртку у него с плеч, а затем стала стягивать футболку. Но Кейн сам сорвал с себя выношенную трикотажную тряпку через голову.

Солнце уже поднялось над восточной грядой гор, туманный рассвет уступил место яркому утру. Клер провела ладонями по груди Кейна, глядя, как играют и сокращаются рельефно выступающие мускулы.

Прикосновение ее пальцев к его плоскому соску заставило Кейна вздрогнуть, как от электрического разряда.

– Господи, Клер, я больше не могу. Ты хоть сама понимаешь, что ты со мной делаешь?

Она ничего не ответила, только обхватила его руками за плечи и притянула к себе. В следующую секунду Кейн одним движением расстегнул кнопки на ее джинсах.

– Клер... – Он начал целовать ее живот, щекоча кожу своим влажным дыханием. – Клер, скажи мне, если ты этого не хочешь.

– Я хочу тебя.

– Потом ты об этом пожалеешь.

– Нет! Я не знаю, что будет потом, но сейчас ты мне нужен.

Его стон напоминал звериный рык, первобытный, как этот лес.

– Ты уверена?

– Да, о боже, да!

Нетерпеливые пальцы забрались ей в трусики, оттянули мягкий трикотаж и прикоснулись к тому тайному, темному, что составляло ее женскую суть и сейчас исходило жаркой росой. Она шепотом повторяла его имя снова и снова, а он склонился над ней, стягивая трусики вместе с джинсами вниз по ее ногам, целуя бедра, колени, лодыжки. Клер казалось, что она сейчас умрет от желания, кровь ее превратилась в огненный поток, все тело подернулось испариной.

– Прошу тебя! – простонала Клер, и он приник к ее губам с такой нежностью, что у нее слезы навернулись на глаза.

– Я всегда тебя хотел, – сказал Кейн.

Грохот морского прибоя, разбивающегося о скалы внизу, и лихорадочный стук ее сердца заглушали его слова. На мгновение отстранившись, Кейн сорвал с себя джинсы, и она, извиваясь, прижалась к нему всем телом. Ей нужен был он весь, целиком. Она нетерпеливо выгнулась ему навстречу.

– Кейн... я... О-о-о...

Он забросил ее колени себе на плечи и коснулся языком ее сокровенного естества. Земля раскололась, деревья над головой накренились, душа Клер унеслась в небеса, она содрогнулась в пароксизме наслаждения.

– Вот это моя девочка! – восхищенно прошептал Кейн. – Забудь обо всем.

Клер так и сделала. Она вздрагивала всем телом и судорожно глотала воздух ртом, пока Кейн ласкал ее языком и пальцами. А когда она, задыхаясь и обливаясь потом, решила, что больше не выдержит ни секунды, он развел ей ноги коленями и одним сильным ударом глубоко проник в нее. И хотя Клер казалось, что у нее больше совсем не осталось сил, ее сердце забилось сильнее, груди налились, она с легкостью поймала его ритм и начала двигаться вместе с ним, впиваясь пальцами ему в плечи и обвивая его ногами.

– Клер, Клер, Клер! – повторял он, не сводя с нее глаз. Она сомкнулась вокруг него, непонятно было, кто кем владеет, земля и небо слились, когда он излил себя в нее.

– Люби меня! – прошептал Кейн, без сил обрушившись на нее. – Сегодня мой день. Люби меня.

– А вечером ты уедешь...

Он ничего не ответил, только перекатился на спину, чтобы она оказалась сверху, и зарылся лицом в ложбинку у нее между грудей.

Клер оставалась с ним до самого полудня, они занимались любовью под ласково пригревающими лучами солнца, под сенью священного индейского леса. Он помог ей смягчить боль от смерти Харли, но, лежа рядом с ним, она каждую минуту помнила, что с заходом солнца он уедет и они больше не увидятся никогда.