Ее последний возглас прорвался в эфир до того, как передача прекратилась «по техническим причинам». Тай чуть не свернул в шоке на встречную полосу.

– Вот что значит любовь! – хладнокровно прокомментировал маленький дорожный инцидент его пассажир.

– Тебе неведомо это чувство?

Наваррон промолчал. Загадочное выражение лица сыщика раздражало Тая.

– Расколись наконец: что ты добыл?

– Ответ на вопрос, кто такой «Джон». – Сыщик наслаждался нетерпением друга.

– Не мучай меня. Скажи. Лишние минуты не увеличат твой гонорар.

– Кент Сигер, – коротко выстрелил этим именем сыщик.

– Кент? Не Питер, не Райан Циммерман? Ты уверен?

– Уверен.

Наваррой спокойно выдержал испытующий взгляд Тая.

– Внимательней следи за дорогой, – посоветовал он. – И слушай, что я тебе скажу. Заблудший братец Саманты не имеет отношения к делу. Я трижды перепроверил это. Его не было в Хьюстоне в тот период, и я знаю, где он шатался. Тест на кровь Райана Циммермана доказывает, что он не был отцом ребенка Анни. И остается Кент Сигер.

– Так что же? Инцест?

– И пахнет большим-пребольшим скандалом. Как тут не спрятать концы в воду? Ясно, что Анни была в отчаянии и, возможно, ей помогли найти успокоение.

Из темноты выскочили полицейские автомобили с мигалками и устремились в том же направлении, что и Тай. За ними промчалась машина «Скорой помоши». Тай встревожился. Не снижая скорости, он вслепую набрал номер радиостанции. Его пальцы действовали рефлекторно. Ответивший женский голос был ему незнаком. Возможно, трубку взяла сержант полиции, приставленная следить, какие звонки идут на программу Саманты.

– Говорит Тай Уиллер. Соедините меня с Самантой Лидс.

– Сожалею, но передача закончилась.

– Я по личному делу. Она – мой друг.

– Передача закончилась. – На том конце повесили трубку.

Что-то произошло, и наверняка плохое. Тай ощущал это нутром.

Саманта сняла наушники и утерла платком пот вместе с остатками косметики, наложенной ею на лицо перед выходом из дома. Если бы она выжимала штангу много раз, все равно это не истощило бы ее энергию так, как сегодняшняя передача.

Слова сержанта Дороти были первым дуновением свежего ветерка.

– Мы взяли его. Я только что получила сообщение от детектива Бентса. Мы засекли телефонную будку всего в паре кварталов отсюда. Площадь Шартр – вы знаете. Оттуда «Джон» звонил вам. Его взяли в кольцо. Пара минут, и эта сволочь будет в наручниках.

Дороти вся сияла от гордости. Для нее и для ее ведомства, где она получала зарплату, это был праздник.

Тини вмешался совсем некстати:

– Не посмотреть ли нам это шоу с захватом преступника? Я быстро оборудую портативный передатчик.

– Нет уж, – Дороти сразу посуровела. – Это полицейская работа. Оставайтесь на своих местах.

– Прости, Дороти. Но, по-моему, я – главное лицо во всей этой истории, – возмутилась Саманта.

– Тем более.

Дороти бесцеремонно ткнула Саманту в плечо, заставив ее опуститься на стул.

– Я, конечно, лишь маленький винтик в большой полицейской машине, но отвечаю за вашу безопасность, а потому имею право и готова пойти на самые крайние меры. Мы охотимся за этим парнем, а он, по всей видимости, охотится за вами. Зачем предоставлять ему лишний шанс?

Тай в изумлении слушал, что ему рассказывал Наваррон. Если бы не его безграничная вера в трезвый разум сыщика, подкрепленная давней дружбой, он бы воспринял его доклад как страшную сказку. Они припарковались на стоянке радиостанции и ждали выхода Саманты из здания.

– Значит, ты утверждаешь, что Райан Циммерман был усыновлен, а его истинной матерью была Эстелла?

– Да. Она забеременела еще до замужества с Уолли Сигером. Семья отправила ее в другой город якобы для продолжения учебы в частной школе, а на самом деле она там родила ребенка в католическом приюте для «заблудших овечек» и отказалась от своего сына.

Так получилось, что мальчик был усыновлен бездетной парой, жившей опять же в Хьюстоне, вырос там и учился в одной школе с детьми Эстеллы и Уолли. Анни была веселой девушкой и футбольной болельщицей, и капитану команды Райану было позволено перейти границу. Другой братец возревновал и шантажом добился того же.

Эстелла что-то заподозрила и наняла частного сыщика. Он и раскопал всю эту грязь и предоставил ее своей клиентке на блюдечке. Он и сейчас практикует в Хьюстоне и держал бы рот на замке, как положено, если бы старуха не кувыркнулась головой в бассейн, а мы бы не были с ним старыми приятелями.

– Бентс знает?

– Я обязан был известить полицию, иначе рисковал бы своей лицензией. Сенсации в твоей книжке уже не получится, но что поделаешь, дружище.

Машина с Монтойя и Бентсом затормозила у полосатых желто-черных лент, ограждавших место происшествия. «Что-то не так. Что-то произошло вопреки логике...» Нехорошее предчувствие овладело Бентсом. Детективы вышли из машины и поднырнули под ограждение. Пикап с разбитым передним стеклом и жалобно скулящим, еще не выключенным сигнальным устройством уткнулся бампером в фонарный столб. Мириады москитов кружились в лучах света и кидались на распростертое на асфальте окровавленное тело.

– Дорожный инцидент, – доложил полицейский, увидев сверкнувший значок Бентса.

– Подождите делать выводы! Мы из отдела убийств, – прокаркал Бентс хрипло, как ворон.

– Где подозреваемый? Где свидетели? – Монтойя быстро овладел ситуацией.

Пока двое мужчин из «Скорой помощи» возились с пострадавшим, к Монтойе подтолкнули виновных в наезде на пешехода.

– Он выскочил буквально ниоткуда, я нажала на тормоз, меня занесло... Я ударилась в тот пикап...

– А я что мог сделать? – говорил водитель пикапа. – Меня стукнули. Я уклонился... Но тут – этот псих... свернул, но, наверное, все-таки по нему проехал...

– Он ненормальный, это точно. Я свидетель, – заявил мужчина в бейсбольной кепке. – Я стоял на тротуаре и все видел. Он так вклинился в поток машин, что я подумал: вот еще один смертник. Вышел из телефонной будки и будто поплыл... руками махал, словно крыльями... все ему нипочем...

Санитары тем временем водрузили тело на носилки.

– Жив? – осведомился Бентс.

– Пока да. Но в критическом состоянии. Повезет, если доставим его до больницы.

– Есть документы?

– Вот его бумажник, – откликнулся один из медиков. – Мы просмотрели документы. Вдруг у него какая-нибудь аллергия на лекарства?

Бентсу первым бросилось в глаза водительское удостоверение на имя Кента Сигера, выданное в штате Луизиана.

«Что ж, привет тебе, «отец Джон», – со злорадством подумал Бентс.

Водитель пикапа сослужил бы хорошую службу Новому Орлеану, задавив насмерть такую гадину. Жаль, если Кент выживет.

Ничего примечательного в бумажнике не оказалось: семь долларов, карточка социального страхования, студенческий билет колледжа Всех Святых, «Виза Кард» и одно-единственное фото... Анни Сигер.

– Что еще было при нем?

– А вот взгляните. – Полицейский показал Бентсу четки. – Сдается, парень был священником или свихнулся на религии. Четки вроде бы самодельные.

– Вы точно угадали, – сказал Бентс. – Мне они понадобятся. Найдется, во что их упаковать?

– А как же.

Опуская четки в пластиковый пакет, Бентс посматривал краем глаза, как санитары возятся с почти бездыханным телом Кента. Совсем не надо было годы служить в полиции, чтобы сразу определить, что парень дошел до точки и напичкал себя наркотиками.

Сколько веревочке ни виться, а конец наступит!

Раздавленные черные очки еще валялись на асфальте. Остатки оправы и стеклянную крошку тоже сейчас аккуратно сметут в пластиковый пакет для улик. Все приметы соответствовали компьютерному изображению «отца Джона» и тому его облику, что Бентс последние несколько ночей представлял себе, лишь закрывал глаза. Атлетический красавец, но изломанный наркотиками. И царапины на лице были на том же месте, где их поместил на портрете полицейский художник.

Монтойя привлек к себе внимание Бентса отчаянной жестикуляцией, указывая на телефонную будку, втиснутую в просвет между двумя зданиями. Сквозь прозрачное стекло было видно, что трубка не положена на рычаг, а болтается на шнуре.

Едва Бентс открыл дверцу, как его едва не стошнило. Горячий воздух внутри будки был до предела насыщен запахом марихуаны.

– Вот отсюда «отец Джон» сделал свой последний звонок на радио, – с торжеством заявил Монтойя.

– Значит, все концы смыкаются.

Бентс попятился от будки. Она тоже будет служить вещественным доказательством.

– Итак, ты решил, что Кент Сигер и есть «отец Джон»? И нас можно поздравить с закрытием дела?

Недоверчивый прищур глаз Монтойя встревожил Бентса. Он начал выстраивать логическую цепочку:

– Смотри. Кент Сигер – в списке подозреваемых. Это раз. У «Джона» и у Кента та же группа крови – это два. И третье – я получил информацию меньше часа назад от частного детектива по имени Андре Наваррон. Он изложил интересную версию, что Кент имел сексуальную связь со своей сестрой Анни десять лет назад в Хьюстоне, и та от него забеременела. Анни была на грани того, чтобы обо всем этом рассказать радиопсихологу, и Кент, испугавшись скандала, прикончил ее, инсценировав самоубийство, а вину за содеянное в своем больном мозгу возложил на доктора Лидс. И начал преследовать ее. Странно, что он ждал столько времени, но, может быть, нашелся повод, из-за которого вулкан внутри его проснулся. Может, на него так подействовал голос Саманты, вновь услышанный им по радио или злоба на свою мать, лишившую его финансовой поддержки. Норман Стоуэлл из ФБР обешал, что они раскопают подноготную этой семьи. Там все очень запутанно. Возможно, мы никогда не узнаем, что вновь запустило часовой механизм у него в голове.

– Похоже, что сегодня он окончательно пошел в разнос. И распрощался, оставив нам сувениры...

– Что такое? – непонимающе уставился на напарника Бентс.

– Я не трогал их до тебя. Но теперь...

Монтойя достал платок и, обернув им руку, поднял из кучи мусора, скопившегося в углу будки, маленький дешевый диктофон и связку ключей. Он помахал найденными сокровищами перед лицом Бентса.

– Что скажешь?

– Их мог выбросить здесь кто угодно.

Брелок на ключах был явно женский – такое трогательное сердечко. Бентс напряг зрение и в луче уличного фонаря разобрал мелкие выгравированные на металле буквы:

«Мелани».

– Если мне не изменяет память, не помощница ли доктора Саманты? – осведомился Монтойя.

– Шутки здесь не к месту. Кажется, мы опять в дерьме. Как докладывала Дороти Хьюджесс с радиостанции, Мелани Дэвис внезапно уволилась и уже сегодня ночью ее не было на работе.

Лицо Монтойи окаменело. Бентс тут же по мобильной связи распорядился выслать полицейский наряд по домашнему адресу Мелани Дэвис.

– Пусть сразу же свяжутся со мной. – Он отключился и перевел взгляд на крохотную черную коробочку, такую невинную, такую дешевенькую.

Теперь Монтойя держал ее в руке, обернутой платком, с опаской, словно головку ядовитой змеи.

– Может, послушаем последнее послание «отца Джона»? – предложил Бентс и нажал кончиком своего ключа от машины кнопку воспроизведения.

Звук женского истеричного голоса сразу заполнил тесное пространство телефонной будки:

– Я – Анни Сигер. Я хочу поговорить с доктором Самантой. Надеюсь, что она мне поможет. Я звонила на радио... вы меня помните?..

– Это давняя запись. Нутром чую, братец следил за своей сестричкой.

И вот снова пошел текст.

– Мне исполнилось двадцать пять лет. Если вы забыли, я напомню, пусть и из могилы. Но мы ведь отпразднуем эту дату?

– Достаточно. – Бентс был готов вырвать из рук Монтойи эту мерзкую коробочку. – Мерзавец выдал нам на блюдечке свою сообщницу. Это Мелани.

– Значит, она даст показания против него?

– Если жива...

Звонок мобильного телефона прервал их разговор. Бентс слушал, а Монтойя читал по его глазам, что новости были плохими. Наконец Бентс отключил связь и сообщил напарнику:

– Труп Мелани Дэвис обнаружили в ее квартире. Задушена. Раны на шее. Есть сходство с подобными преступлениями.

– «Отец Джон» остался верен себе. Четки с отточенными гранями... Он превращает своих жертв в святых мучениц. Надеюсь, что он сам тоже скоро отмучается.