Дважды в день в Майами приземлялся белый лайнер DC-7B компании «Пан-Америкен», набитый угрюмыми кубинцами, которые часом раньше взошли на борт в Гаване. Некоторые пассажиры, ступив на землю Флориды, радостно восклицали «¡América!» или «¡Viva libertad!», однако большинство выходили на бетонированную дорожку молча, а некоторые тихонько плакали. Мучительное ожидание разрешения на выезд, необходимость бросить дома и все имущество, перспектива долгой, а может быть, и вечной разлуки с оставшимися на Кубе близкими, горечь из-за того, что пришлось оставить родную землю делали последние дни на Кубе эмоционально непереносимыми.
Потом нужно было пройти через унижения и запугивание в аэропорту, когда таможенники, презрительно усмехаясь, рылись в их вещах в поисках того, что можно конфисковать, ощупывали штаны и лезли в блузки во время последнего досмотра, который был специально сделан особенно унизительным. Ведь эмигранты, в конце концов, были всего лишь червями и собирались в свою gusanera, в которую превратился Майами.
Пепин Бош и его сын Хорхе помогали некоторым работникам «Бакарди», которым негде было остановиться на новом месте и у которых не было родственников, которые бы их поддержали. Хорхе исполнилось тридцать пять, в Сантьяго он был пивоваром и вицепрезидентом мексиканского отделения фирмы, а также представителем отца в руководстве заводами в Пуэрто-Рико, поэтому он знал почти всех в компании, начиная с руководителей среднего звена и выше. Хорхе снял несколько квартир в квартале в Майами, который вскоре получил название «Малая Гавана». Если кто-то мог заранее позвонить и предупредить, что прибудет определенным рейсом, Хорхе ждал их в аэропорту и вез в одну из снятых компанией квартир, где уже имелся запас продуктов.
Большинству нужны были и наличные деньги, поскольку кубинские власти позволяли взять с собой при выезде с острова не больше пяти американских долларов. Если же кто-то оказывался в Майами неожиданно, так как его до последней минуты держали в Гаване — из-за какой-то бумажки, которая, по мнению пограничников, была неправильно составлена, какого-то приказа властей или просто по произволу таможенника, — он всегда знал, по какому телефону позвонить по прибытии, и Хорхе или кто-то другой сразу мчались в аэропорт. Когда на счету у Хорхе было уже больше дюжины семей работников «Бакарди», которым он помог, молодой человек подметил закономерность: день-два переселенцы были еле живы от ужаса, падали с ног от усталости и тревоги и даже не могли разговаривать о том, через что им довелось пройти. Хорхе оставлял их в покое – «сбросить давление», как он говорил, — а назавтра возвращался их навестить, и тогда рассказам не было конца.
Подобное содействие сделало из людей, связанных с «Бакарди» — и работников, и членов семьи, — относительно привилегированную касту по сравнению с прочими кубинцами, которые оказывались в Майами без гроша за душой и в полном одиночестве.
С 1960 до октября 1962 года, когда карибский кризис положил конец коммерческому воздушному сообщению с Гаваной, в США прибывали примерно 170 беженцев с Кубы в день, причем подавляющее большинство прилетало в Майами. Хотя у них требовали американские визы, квот на въезд кубинцев не было, и почти все получали статус беженца. Местные и федеральные агентства по иммиграции и материальной помощи не справлялись с работой, и многим кубинским эмигрантам приходилось самостоятельно начинать жизнь с чистого листа. Однако представители расширенного круга «Бакарди» располагали системой поддержки с начала до конца. По указаниям Пепина Боша юрист Гульермо Мармоль отложил собственный отъезд с Кубы, чтобы помочь членам семьи Бакарди и работникам компании получить разрешение на выезд и билеты на рейсы «Пан-Ам», которые обычно приходилось бронировать за полгода. Попав в Майами, работники, которые хотели и дальше сотрудничать с «Бакарди», получали «оклад», по крайней мере, на время, а Пепин Бош старался найти им работу — если не в Майами, то в Пуэрто-Рико, Мехико или Бразилии.
То, что компания «Ром «Бакарди»» уцелела и реорганизовалась после того, как была вынуждена покинуть Кубу, — одна из самых поразительных историй в анналах делового мира. Целых сто лет семейство Бакарди лично пестовало свое предприятие, провело его через трудные времена, придало ему цельность и внутреннюю силу, которым завидовали другие фирмы. В изгнании роли поменялись: теперь компания поддерживала семью Бакарди (в том числе и тех, кто не был Бакарди по крови). Динамичные взаимоотношения фирмы с и семьи заложило основу успеха «Бакарди» в грядущие годы в той же мере, что и в прошлом. Члены семьи и работники «Бакарди», покинувшие Кубу, вместе обладали навыками, опытом и преданностью делу, которые позволили предприятию добиться такого процветания, какое в 1960 году невозможно было себе представить — а компания за это обеспечила их новым смыслом жизни.
Но осталась ли «Бакарди» кубинской фирмой? Компания лишилась сантьягских корней, больше не спонсировала кубинский бейсбол, не покровительствовала кубинской культуре, была отрезана от общественно-политической жизни острова, — так что в изгнании название «Бакарди» перестало ассоциироваться с родиной. Головная контора фирмы переехала сначала на Багамы, затем на Бермуды. Члены семьи рассеялись по трем континентам — от Панамы и Флориды до Испании. Те, кто остался на юге Флориды, влились в общину кубинских эмигрантов, куда входили и бывшие сторонники Батисты, сахарные магнаты и старинная гаванская аристократия вместе со всеми простыми кубинцами, которые просто решили, что они не могут жить при диктатуре Кастро.
Бакарди, по крайней мере, в большинстве, оставались кубинскими патриотами и продолжали считать свое предприятие патриотическим, но теперь эти слова означали чтото другое, не то, что на острове. После 1960 года борьба за Кубу стала борьбой против Фиделя Кастро и против его режима. Ее вели издалека, а стимулом для нее во многом стала месть. Кастро захватил предприятие «Бакарди» на Кубе во имя кубинской революции, а семья Бакарди и те, кто строил компанию и управлял ею, не желали оставить это безнаказанным.
* * *
Хотя революционные власти переименовали фирму в «Compañía Ron Bacardi (Naciomnalizada)», они не прояснили, что именно национализируют. Здания и оборудование стали собственностью кубинского государства — но что дальше? По приказу о национализации правительство заявило, что компания «Бакарди» в Сантьяго и ее «дочерние предприятия, отделения и связанные с нею фирмы» теперь принадлежит ему, однако документ на одну страничку, подписанный Даниэлем Бакарди и другими руководителями компании, для юристов представлял собою темный лес. Там не было ни четких терминов, ни понятных формулировок. Единственное осмысленное предложение было, в сущности, декларацией, что компания национализирована в соответствии с законом, изданным накануне, и теперь ее руководителем будет такой-то и такой-то.
Власти не указали, что именно входит в состав «Compañía Ron Bacardi, S.A.», а в случае такой сложной фирмы, как та, которую создал Пепин Бош, это было роковой ошибкой.
Компания в Сантьяго была первой, изначальной фирмой «Бакарди», однако она породила четыре другие компании — каждая со своей отдельной структурой и с отдельным юридическим лицом. Хотя владели ими те же акционеры, что и «Compañía Ron Bacardi», это были не филиалы, а следовательно, компании оказались недосягаемы для гаванских властей. Заводы «Бакарди» в Мексике и Пуэрто-Рико управлялись независимо. То же самое относилось и к «Бакарди Импортс» в Нью-Йорке — у этой компании были исключительные права на импорт и продажу рома «Бакарди» в США. Наконец, в 1957 году Пепин Бош создал «Бакарди Интернешнл Лимитед» на Багамах с правом производить и продавать ром «Бакарди» повсюду за пределами Кубы, за исключением США (включая Пуэрто-Рико и Мексику). Когда Бош организовывал это предприятие, то опасался, что Фульхенсио Батиста попытается захватить имущество «Бакарди» на Кубе – а оказалось, что оно стало препятствием на пути Фиделя Кастро. В результате национализированная компания на Кубе не имела право продавать ром «Бакарди» за границей, не рискуя вызвать серьезное юридическое противодействие «Бакарди Интернешнл». Даже в эпоху до глобализации Бош понимал, как выгодно создавать международные предприятия с глобальной структурой.
Однако Бош сумел сделать не все. Хотя у «Бакарди Интернешнл Лимитед» было право производить и продавать «Бакарди» по всему миру, кубинское правительство вполне могло претендовать на право собственности на торговые марки «Бакарди». Почти сразу после национализации заводов «Бакарди» на Кубе Бош попросил своих юристов воссоздать «Compañía Ron Bacardi, S.A.» в Нью-Йорке как фирму с такой же структурой и теми же акционерами, что и кубинская компания. Новая фирма тут же заявила права на различные торговые марки «Бакарди», аргументируя это тем, что поскольку они представляют собой интеллектуальное достояние сантьягской компании, то не были национализированы кубинским правительством и остались в собственности прежних владельцев. Заявление подкреплялось тем фактом, что кубинские власти не додумались упомянуть торговые марки и прочие нематериальные активы «Бакарди» в пресловутом ордере на национализацию. Пепин Бош по рекомендации нью-йоркских юристов прислал по почте в Америку все оригиналы сертификатов на торговые марки, так что теперь они в целости и сохранности лежали в сейфе новой компании в Нью-Йорке.
Бош и его сотрудники-руководители «Бакарди» были твердо намерены дать бой режиму Кастро по всем фронтам. 17 октября, всего через три дня после национализации в Сантьяго, президент «Бакарди Импортс» Бартоло Эстрада написал открытое письмо «всем импортерам и дилерам алкогольных напитков в США», в котором предупреждал, что его компания будет юридически преследовать любого «человека, фирму или корпорацию» в США, кто осмелится самовольно продавать так называемый ром «Бакарди» с Кубы.
Основные американские дилеры алкоголя, у которых были налажены давние отношения со старым семейным руководством, едва ли стали бы вести дела с новым национализированным предприятием на революционной Кубе, однако Бакарди не хотели рисковать. Резко сформулированное предупреждение ясно показывало, что фирма намерена агрессивно отстаивать собственные интересы. И в самом деле — почти сразу же в судах началась битва за достояние «Бакарди». Первое дело касалось счета, который был у сантьягской компании в Банке Новой Шотландии (осталось всего два частных банка, которые продолжали вести операции на Кубе; вторым был Королевский банк Канады).
Когда кубинские власти попытались завладеть средствами, лежавшими на счете компании «Бакарди» (этот счет был открыт в Нью-Йоркском отделении банка), воссозданная «Compañía Ron Bacardi, S.A.» подала в американский окружной суд на канадский банк и национализированную «компанию «Бакарди»» — и выиграла. По вердикту суда, США своими прежними действиями ясно дали понять, что их «национальная политика» — не признавать право кубинского правительства на конфискацию собственности вне Кубы, в том числе банковских счетов.
Однако решение суда было принято на территории США, куда правительство Кастро, само собой, дотянуться не могло. Если компания «Ром «Бакарди»» собиралась оставить за собой место на международном рынке, ей нужно было закрепить за собой использование торговой марки «Бакарди» по всему миру и раз и навсегда доказать, что реорганизованная ромовая компания в Сантьяго, принадлежащая правительству Кубы, не имеет ни малейшего права продавать продукт под названием «ром «Бакарди»», даже если сделали его те самые рабочие, которые производили ром «Бакарди» долгие годы, теми же старинными методами из тех же ингредиентов на той же сантьягской фабрике, которую сто лет назад открыл дон Факундо. Чтобы добиться этого, Пепину Бошу и семье Бакарди нужны были отменные юристы — а еще отменный менеджер по продажам.
* * *
Хуан Прадо вылетал с Гаваны на три дня раньше жены и двоих маленьких детей и был практически готов к тому, что пограничники его не выпустят. Однако он добрался до Майами, и его встретил сам Пепин Бош. Бош очень рассчитывал на таланты молодого менеджера по продажам. Он забронировал для Прадо номер в гостинице и дал несколько сотен долларов на покупку подержанной машины и аренду дешевого домика, где можно было пожить с семьей. Затем он рассказал, в чем состоит его предложение.
— Нам нужно восстановить международные продажи, — сказал Бош. Он опасался, что импортеры алкоголя вне США не так хорошо понимают, что произошло с «Бакарди» на Кубе, а поэтому, вероятно, будут более склонны покупать ром на национализированном предприятии в Сантьяго. — Вы нужны мне, чтобы объехать наших дистрибуторов в Европе и объяснить им, что наш завод на Кубе конфискован правительством, но мы в состоянии продолжать поставки с других заводов, — продолжал он. — Ваша задача — везде проложить нам дорогу. Camine el mundo.
Прадо едва исполнилось тридцать, у него не было ни гроша за душой — и к тому же надо было содержать молодую жену, которой предстояло обживаться в незнакомом городе с двумя крошечными детьми, старшему из которых не было и двух лет. Однажды он побывал в Лондоне в туристической поездке, но этим его опыт заграничных путешествий и ограничивался. А теперь сам Пепин Бош просил его в одиночку восстановить систему глобальных продаж компании — «объехать мир» ради «Бакарди».
7 декабря, меньше чем через две недели после отъезда из Гаваны, Прадо улетел в Лондон. С собой у него был только рукописный перечень дистрибуторов «Бакарди». Все документы по продажам рома остались на Кубе, и Прадо не представлял себе, у кого остались невыполненные заказы и на сколько ящиков. Первый визит — в лондонскую фирму «Хеджес энд Батлер» — обернулся неудачей, и Прадо ушел с ощущением, что этот дистрибутор собирается и дальше покупать сантьягскую продукцию, кто бы ее ни выпускал. Прадо уехал в Амстердам обескураженный. Бош дал ему не так уж много денег на дорожные расходы, поэтому он ночевал либо в самых дешевых гостиничных номерах, либо и вовсе бродил по улицам до утра. Однако первая амстердамская встреча заметно его подбодрила. Прадо не стал произносить заготовленный текст о продажах, а рассказал о собственных приключениях — о побеге из «тюрьмы», в которую превратил остров Фидель Кастро. История подействовала, как волшебство.
— Вы только что уехали с Кубы?! — воскликнул голландский дистрибутор, изумленно округлив глаза. — Ничего себе! Рассказывайте.
Через пятнадцать минут дистрибутор был согласен на все.
— Естественно, я буду сотрудничать с семьей Бакарди, — заверил он Прадо. — Как же иначе!
Дело было утром первого дня в Амстердаме, и Прадо не знал, чем заняться дальше.
Когда дистрибутор сказал, что в целом распродавал всего двести ящиков рома в год – примерно столько же Прадо продавал в Гаване одному бару, — и Прадо подумал, что в Европе, пожалуй, можно добиться не только того, чтобы дистрибуторы подтвердили прежние заказы у «Бакарди».
— Послушайте, — сказал он дистрибутору. — У меня еще три дня, и я не могу провести их как турист. Можно, я посмотрю, как работает кто-нибудь из ваших агентов по продажам?
Дистрибутор тут же поставил его в паре с работником, говорившим по-английски, и следующие два дня Прадо вместе с ним обходил торговцев спиртными напитками.
— Это господин Прадо, — говорил агент, — он работает в «Бакарди» и только что с Кубы.
В другом представлении Прадо не нуждался. При любом удобном случае он упоминал о том, что знал Кастро еще студентом университета, о том, как продал отцу Фиделя пятьсот свечей для магазина его компании, когда работал в фирме «Проктер энд Гэмбл», и о том дне, когда милиция пришла захватывать головную контору «Бакарди» в центре Гаваны. Впоследствии Прадо вспоминал: «Я рассказал им штук двадцать подлинных историй и как минимум десяток выдуманных — и к вечеру нам заказали еще двадцать ящиков».
Расписание поездки Прадо было составлено с таким расчетом, что он посещал две страны в неделю, пока не объехал почти весь континент. В каждой стране повторялось одно и то же — он быстро убеждал дистрибутора по-прежнему сотрудничать с семьей Бакарди и их реорганизованной группой компаний, а потом спрашивал, нельзя ли сопровождать кого-нибудь из агентов фирмы. Прадо всю жизнь работал агентом по продажам, и его располагающие манеры и теплая улыбка способствовали успехам на этом поприще. На каждой остановке Прадо лично рекламировал свой продукт и умудрялся значительно увеличить заказы «Бакарди».
23 декабря Прадо приехал в Гамбург. Страна предвкушала празднование Рождества, все предприятия уже закрывались, так что местный дистрибутор был порядком удивлен, когда Прадо позвонил и попросил о встрече. «Вы же понимаете — у нас Рождество!» — сказал он. Дистрибутор даже добавил, что пригласил бы Прадо отпраздновать Рождество со своей семьей, но все они, к сожалению, уезжают из города.
Он извинился, что не сможет встретиться с Прадо, и в утешение прислал ему в гостиницу бутылку anejo «Бакарди».
На следующий день Прадо спустился на ленч в гостиничный ресторан, набитый гостями, которые уже начали отмечать праздник. После ленча ресторан закрылся, и вскоре в гостинице не осталось никого, кроме самого Прадо и персонала авиалинии. Через несколько часов, когда Прадо спросил у портье, нельзя ли здесь поужинать, тот ответил, что гостю не повезло. В канун Рождества все рестораны в городе были закрыты. Прадо вернулся в номер, съел оказавшуюся на туалетном столике корзинку печенья — подарок от гостиницы, — и выпил полбутылки anejo. Вскоре он ужасно замерз. Когда гостиница опустела, руководство решило отключить отопление, и в номере становилось неуютно.
Так что Прадо пошел прогуляться.
На улицах Гамбурга было пусто и холодно, но каждый дом сиял огнями, и отовсюду доносился гул веселья. Трудно представить себе более болезненный контраст с полным одиночеством. На Прадо навалился груз тревог и утрат за последние три месяца, и по щекам у него хлынули слезы. Вот он бродит по незнакомым улицам немецкого города в разлуке с женой и малышами, изгнанный с любимой Кубы. От ярких огней немецких домов кругом и полбутылки крепкого anejo на полупустой желудок Прадо захлестнула печаль, которую он до сих пор подавлял. Он плакал и не мог остановиться.
* * *
Из поездки Прадо вернулся с убеждением, что европейский рынок рома «Бакарди» далеко не исчерпал свой потенциал, и написал об этом письмо Бошу. Однако прошли годы, прежде чем компания последовала его рекомендациям. Бош послал Прадо в Европу не для того, чтобы увеличить продажи «Бакарди», а для того, чтобы защитить торговую марку компании. Он хотел перекрыть Фиделю Кастро любую возможность продвинуть на континент свою социалистическую версию «рома «Бакарди»». Бош опасался, что если хотя бы один европейский дистрибутор перестанет заказывать продукт, производимый семьей Бакарди, и переключится на ром, который будут поставлять с национализированного завода в Сантьяго, возникнет вопрос о том, какой ром считать настоящим.
Как и ожидалось, диспуты по поводу торговой марки быстро переросли в юридическую конфронтацию. Юристы компании «Бакарди» обнаружили, что кубинские власти предпринимают попытки экспорта рома под маркой «Бакарди» как минимум в пять стран — и каждый раз подавали на них в суд. Когда руководство «Бакарди» обнаружило, что груз «рома «Бакарди»» с Кубы прибыл в Арубу — голландскую колонию на Антильских островах, — оно поставило в известность об этом местную таможенную службу и предупредило, что производитель не имеет законного права экспортировать ром под таким названием. Местные суды согласились с их требованием, и целый груз рома выбросили за борт. Юристы «Бакарди» засудили кубинское правительство за незаконное использование торговой марки даже в Израиле, где судебные издержки значительно превысили коммерческую выгоду. Последняя и самая хитроумная судебная битва состоялась в Соединенном Королевстве, где тяжбу и вовсе начали представители кубинского правительства — они потребовали, чтобы права на торговую марку «Бакарди» перешли к национализированному предприятию в Сантьяго. Дело кончилось тем, что кубинское правительство отозвало иск и согласилось прекратить использование торговой марки за то, что компания «Бакарди» выплатила все судебные издержки, оказавшиеся весьма значительными.
Торговые марки «Бакарди» оказались полностью защищены лишь после окончания британского дела в марте 1968 года. Впоследствии руководители «Бакарди» признавались, что вовсе не были уверены, что суды по всему миру признают их право собственности на торговые марки. Конфисковать нематериальные активы не так легко, как винокурню, но если бы кубинское правительство еще в октябре 1960 года открыто упомянуло об экспроприации торговых марок «Бакарди» в указе о национализации, вероятно, суды некоторых стран отнеслись бы к его притязаниям более благосклонно. Энрике Ольтуски, заместитель министра промышленности при Фиделе Кастро в период битв за торговые марки, многие годы спустя сказал, что компания «Бакарди» «пересутяжничала» правительство Кубы. «Это результат нашей неопытности, — объяснил он в интервью в 2004 году. — Все мы в те первые годы были очень молоды и поглощены насущными проблемами. Мы просто не подумали о том, чтобы зарегистрировать торговую марку «Бакарди», и поэтому потеряли ее. У нас был завод, который производил ром «Бакарди», но сохранить название мы не смогли». Отчасти дело было в марксистских предрассудках — с точки зрения марксизма ценность предприятия определяется «физическими средствами производства», а не нематериальными активами.
Победа над режимом Фиделя Кастро в битве за торговые марки доставила Пепину Бошу глубокое личное удовольствие, и в грядущие годы он любил о ней рассказывать. По крайней мере на одном фронте он и его компания сумели провести хитроумного диктатора и одолеть его. Располагая своими торговыми марками, компания вполне могла пережить и конфискацию. Благодаря деловой дальновидности Энрике Шуга, который решил, что будущее компании — в международной экспансии, благодаря мастерству, с которым его зять Пепин Бош обратил его мечты в реальность, «Бакарди» в 1960 годах была способна процветать даже без кубинского имущества. В августе компания ввела в действие вторую винокурню в Мексике. Два завода в совокупности с отделением в Пуэрто-Рико к тому времени производили втрое больше рома, чем первый завод в Саньтьяго, поэтому в целом мощности компании стались практически прежними, несмотря на национализацию. Более того, в лице Пепина Боша Бакарди получили классического главу предприятия — человека, умеющего делать смелые шаги, рассчитывать риск и творчески реагировать на деловые неурядицы.
Хорошим примером может служить продвижение компании в Бразилию. Бош еще в 1952 году понял, что с учетом обильного производства сахара эта страна может стать хорошим местом для производства рома. В ближайшие несколько лет он часто наведывался туда, чтобы подобрать идеальный участок для винокурни и оценить потенциальный рынок для «Бакарди». Бош полагал, что хороший ром понравится бразильцам не меньше, чем их любимый спиртной напиток cachaça, и убедил акционеров «Бакарди» одобрить эти инвестиции. Для строительства новой винокурни он выбрал город Ресифи на самом востоке Бразилии, где были доступны налоговые льготы на промышленное развитие. Надзирать за разработкой и строительством завода поручили Хуану Грау — тому самому инженеру, который руководил проектами «Бакарди» по строительствам новых винокурен в Мехико, Сантьяго и Пуэрто-Рико.
Грау приехал в Ресифи с женой и детьми в феврале 1960 года. В то время будущее компании на Кубе было туманным, однако Бош настоял, чтобы Грау в любом случае поторопился со строительством. Спустя восемь месяцев Грау узнал о том, что правительство завладело всем имуществом «Бакарди» на Кубе, и позвонил Бошу выразить сочувствие.
— А, этого мы ожидали, — сказал Бош.
— Что же нам теперь делать? — спросил Грау.
— А что, у вас какие-то технические сложности? — не понял Бош.
— Нет, — ответил Грау, — но как же можно продолжать строительство здесь, если вы столько потеряли на Кубе?
— Послушайте, Хуан, это мои трудности, — сказал Бош. — Искать деньги — моя задача. А ваша — достроить бразильский завод.
На самом деле финансовое положение компании «Бакарди» после конфискации на Кубе вызывало определенное беспокойство. «Бакарди» потеряла не только завод по производству рома, оборудование и запасы рома для выдержки — она потеряла и производство пива «Атуэй», важнейший источник денег для компании. Пиво не нужно выдерживать и перевозить на далекие расстояния, поэтому пивоварни приносили быструю прибыль, которая и шла на расширение компании. Конфискация старой винокурни на улице Матадеро в Сантьяго стала для Бакарди эмоциональным потрясением, однако с точки зрения финансов утрата производства пива была куда болезненней. Чтобы и дальше воплощать планы по продвижению компании в Бразилию и не только, Пепин Бош был вынужден обратиться к своему банкиру Джорджу С. Муру, председателю Национального городского банка (впоследствии получившего название «Ситибанк»), с которым Бош был знаком еще когда сам был банковским служащим тридцать лет назад. Бош обращался в Национальный городской банк за помощью в финансировании второго завода в Мехико, однако в то время он мог предложить в качестве обеспечения кредита кубинские активы.
Теперь ему требовалось куда больше денег, а солидную часть активов он утратил. Мур все равно расширил Бошу кредит. В начале 1960 годов в банковском деле еще играли роль человеческие отношения, а Мур доверял Бошу как бизнесмену.
Однако продвижение в Бразилию, как выяснилось, становилось все более рискованной операцией. С самого начала возникали непредвиденные проблемы. Бош полагал, что договорился с местной администрацией о том, чтобы сбрасывать отходы мелассы в ближайшую реку, однако когда власти узнали, как много будет этих отходов, то запретили сброс. Грау пришлось устроить так, чтобы отходы грузили на баржу и сбрасывали в море. (Впрочем, впоследствии он убедил власти, что эти отходы полностью натуральные и экологически чистые и ими можно удобрять близлежащие поля сахарного тростника). Винокурня была построена и запущена в рекордные сроки, но тут возникла вторая, еще более серьезная проблема: ром не продавался. Бош выбрал муниципалитет Ресифи за близость к областям, где производился сахар, и чтобы воспользоваться налоговыми льготами, которые предложили там компании, но продавать ром нужно было на более густонаселенном юге, поближе к Сан-Пауло и Рио-де-Жанейро. Поняв, что перед ним встала трудная маркетологическая задача, Пепин Бош обратился за советом к Хуану Прадо, который только что вернулся из поездки по Европе. Прадо провел в Бразилии два года, но даже он, кого коллеги единодушно считали лучшим агентом по продаже спиртных напитков в мире, не смог создать в этой стране надежный рынок сбыта для рома «Бакарди». То, что бразильцы предпочитали пиво и cachaça, и то, что винокурня в Ресифи была расположена относительно далеко от мест продажи — в двух тысячах миль от Рио по не самым хорошим дорогам — оказалось непреодолимым препятствием.
Однако Пепин Бош был блестящим дельцом. Когда он убедился в том, что в Бразилии никогда нельзя будет продавать столько рома «Бакарди», чтобы окупить вложения, то решил воспользоваться заводом в Ресифи для поставок рома на другие рынки. С технической точки зрения качество производившегося там рома ничем не отличалось от качества продукции любого другого завода «Бакарди». Бош взял в лизинг цистерны из нержавеющей стали и стал поставлять ром в другие центры дистрибуции и на другие заводы по разливу — и эта мера оказалась весьма прибыльной. В очередной раз Бош обратил потенциальный провал в коммерческий успех.
* * *
Бакарди всегда трепетно относились к своей истории, и символом этого стало за долгие годы внимание, с которым они относились к тоненькой кокосовой пальме, одиноко стоявшей перед главным заводом в Сантьяго. Ее посадил в день открытия винокурни или вскоре после этого четырнадцатилетний Факундо-младший, сын дона Факундо, и в последующие десятилетия el coco стала священным и неприкосновенным символом семейного предприятия. Каждый раз, когда дом ремонтировали, расширяли или перестраивали, строительство велось вокруг пальмы, так что к 1950 году тонкое деревце, сильно склоненное вправо, оказалось словно в клетке — позади современного фасада и большой вывески «БАКАРДИ». Рядом с пальмой на стене укрепили бронзовую мемориальную дощечку с надписью: Со дня основания компании «Бакарди» в 1862 году наш завод стоит на том же самом месте, хотя здание дважды перестраивалось. Эта кокосовая пальма была посажена здесь одновременно с основанием предприятия, и мы ревностно берегли ее все эти годы.
Однако пальма засохла — как раз тогда, когда режим Фиделя Кастро отобрал завод у семьи Бакарди. Легенда об el coco гласила, что компания по производству рома просуществует столько же, сколько простоит эта пальма, — по крайней мере, так утверждали впоследствии в публичных выступлениях все Бакарди. «В тот самый год, когда члены семьи Бакарди были с корнем выкорчеваны из родной кубинской земли, — утверждала компания, — пальма в знак протеста зачахла и погибла». Santiagueros, не так преданные семейным легендам Бакарди, поговаривали, что пальма стала сохнуть задолго до того, как Фидель пришел к власти, и что поверье о том, что ее жизнь связана с существованием компании, и вовсе было придумано уже после того, как дерево погибло.
Так или иначе, в результате родилась весьма символичная легенда, полностью соответствовавшая реальности: Фидель Кастро в ответе за то, что существование «Бакарди» на Кубе, в сущности, прекратилось.
4 февраля 1962 года отмечалось столетие предприятия «Бакарди». В прошлом в этот день устраивали фейерверки, благотворительные мероприятия и знаменитую парусную регату под флагом «Бакарди». Однако столетний юбилей прошел практически незамеченным. Члены семьи были рассеяны по нескольким континентам, и многие из них не слишком ценили собственное имя и отнюдь не собирались в ближайшее время вернуться на Кубу.
Теперь цель стала иной — выжить и показать Фиделю Кастро, что компания жива и по-прежнему представляет собой бурно развивающееся частное предприятие.
Воссозданная «Compañía Ron Bacardi, S.A.», перенесенная из Сантьяго в Нью-Йорк, снова переехала — теперь в Нассау, где она получила название «Бакарди энд Компани Лимитед».
Как преемница первоначальной фирмы, компания унаследовала все торговые марки «Бакарди» и обеспечивала стратегическое руководство всем прочим отделениям «Бакарди». Главой совета директоров стал Пепин Бош. Даниэль Бакарди, который оправился после унижения, вызванного вероломством Кастро, приехал из Испании и стал президентом компании.
Утрата собственности на Кубе подтолкнула Боша и его акционеров к еще более агрессивной экспансии. В сентябре 1961 года — за месяц до того, как с конвейера в Бразилии сошла первая бутылка рома «Бакарди», и всего через год после запуска новой винокурни в Тультитлане в Мексике, компания объявила о намерении выстроить винокурню и завод по разливу ценой в четыре миллиона долларов на Багамах. Ром, произведенный на этом предприятии, можно было продавать в странах Британского Содружества по тому же беспошлинному принципу, что и пуэрториканский ром в Соединенных Штатах. Открытие завода в январе 1965 года означало, что ром «Бакарди» будет производиться на пяти заводах в четырех странах. Всего через четыре года после экспроприации своей компании и личного имущества на Кубе Пепин Бош разъезжал между домами в Мехико, Бразилии и Майами и возглавлял растущую процветающую компанию. Настало время приятного злорадства. «Фидель Кастро отобрал у нас 70 миллионов долларов, а мы этого даже не заметили», — сказал Бош журналисту.
После этого открылась еще одна винокурня — в Канаде, — а следом, всего через несколько лет, новые заводы на Мартинике, в Панаме, в Испании. Теперь, когда заводов «Бакарди» стало так много и их разделяли тысячи миль, остро встала задача контроля над качеством. Компания «Бакарди» всегда славилась неизменностью вкуса независимо от места производства рома. Она очень гордилась тем, что может гарантировать, что бутылку белого рома «Бакарди», откупоренную в Германии или Бразилии, невозможно отличить от такой же бутылки, откупоренной в Нью-Йорке или Мехико. Покупателям нравилось знать, что они приобретают. Однако давно миновали те дни, когда Даниэль Бакарди проверял ром, плеснув его на руки и понюхав ладони. Теперь в фаворе были лабораторные анализы и техническая оценка на основе методов, разработанных Хуаном Грау. Например, Грау установил, что отличие мексиканского рома от его кубинской и пуэрториканской версий было вызвано высоким содержанием сульфита в мексиканской мелассе. Тогда Грау придумал процедуру очистке мелассы перед ферментацией и таким образом нейтрализовал нежелательный привкус. Его методология разъяснялась в техническом руководстве, которым пользовались на всех заводах «Бакарди» по всему миру. Инженеры-химики на каждом заводе надзирали за производством и следили, чтобы ром соответствовал техническим стандартам компании. В головной конторе «Бакарди энд Компани Лимитед» в Нассау была оборудована техническая лаборатория, и все предприятия «Бакарди» ежемесячно отправляли туда пробы рома на анализ сотрудникам лаборатории и специалистам по рому.
С начала шестидесятых до конца семидесятых годов «Бакарди» совершили беспрецедентный в истории производства спиртных напитков рывок в развитии. В 1960 году, в год экспроприации кубинского завода, компания продала по всему миру 1 700 000 ящиков рома по дюжине бутылок в каждом. К 1976 году ежегодные продажи рома составляли свыше десяти миллионов ящиков — так что в среднем продажи в этот период возрастали на 12,5 процентов в год. Хуан Прадо, размышляя о развитии компании в годы после Кубы, предположил, что экспроприация кубинской собственности, в сущности, подхлестнула ее развитие. «Многие полагают, будто Бакарди должны благодарить Кастро за все, чего мы добились, — говорил он, — ведь если бы мы остались на Кубе, нам бы это не удалось». Важнейшая перемена, как утверждает Прадо, состояла в том, что утрата кубинского завода заставила «Бакарди» раз и навсегда отказаться от пивного бизнеса и сосредоточить все усилия на роме. Пиво «Атуэй» за границами Кубы было практически никому не известно и столкнулось бы с такой мощной конкуренцией, с какой рому «Бакарди» никогда не приходилось иметь дела. Более того, высокие затраты, необходимые для строительства пивоварни и транспортировки продукции, сделали инвестиции в новое пивное предприятие неоправданно рискованными. Лишившись дочерних предприятий «Атуэй», компания «Бакарди» волей-неволей была вынуждена расширять производство рома в разных странах ради самосохранения. Расширилась — и добилась процветания.
* * *
Изгнание раскололо историю «Бакарди» на «до» и «после». Пока компания «Ром «Бакарди»» была частным предприятием в героическом городе Сантьяго и находилось в собственности одной кубинской семьи, тесно связанной с революционным наследием города, она оставалась только и исключительно кубинской. Это изменилось, когда семья, руководство и технический персонал вывел компанию и название «Бакарди» за рубеж — на Багамы, в Майами, на Бермуды, в Пуэрто-Рико, в Мексику, в Бразилию и другие страны.
Переход от маленькой кубинской фирмы, рассчитанной на местный рынок, к корпорации мирового масштаба к 1960 году уже начался, но после событий этого года резко ускорился. К 1970 годам маркетинговые исследования в Пуэрто-Рико показали, что устарелые представления о роме «Бакарди» как о кубинском продукте, в сущности, мешают продажам, очевидно, потому, что кубинские эмигранты, осевшие в этих местах, заслужили среди коренных жителей репутацию заносчивых снобов. В ответ компания пересмотрела свою маркетинговую политику и постаралась сделать так, чтобы ром «Бакарди» теснее ассоциировался с пуэрториканскими традициями, в частности, стала спонсором ежегодной ярмарки кустарных промыслов на территории завода неподалеку от Сан-Хуана, где выставлялись лучшие ремесленники Пуэрто-Рико.
Однако опыт изгнания не разорвал связи «Бакарди» с Кубой — только, пожалуй, перевел их в частную сферу. Изнутри «Бакарди» оставалась кубинской. Компания попрежнему находилась в собственности исключительно членов семьи, и сами Бакарди ни на миг не забывали о своем кубинском прошлом, как и работники «Бакарди», которые уехали с Кубы вместе с семьей владельцев и остались верны компании. В изгнании привязанность Бакарди к компании и друг к другу в рамках расширенного семейного круга стала способом сохранить кубинское самосознание. Мануэль Хорхе Кутильяс, инженер компании и правнук Эмилио Бакарди, убедился в важности этих связей много лет спустя, когда стал председателем совета директоров «Бакарди». «Благодаря «Бакарди» мы как семья пострадали в изгнании не так сильно, как многие другие кубинские семьи в этой стране, — сказал он. — У нас была «Бакарди», она стала нашей страной. Мы смогли сохранить в себе кусочек Кубы».
Личная зависимость Бакарди от фирмы в первые годы изгнания — и с точки зрения финансов, и с точки зрения самосознания, — укрепила семейный характер компании несмотря на то, что «Бакарди» становилась все более интернациональной и по ориентации, и по образу действий. В 1963 году Бош перевел головную контору американской компании «Бакарди Импортс» из Нью-Йорка в Майами. Этот ход совпал с прибытием на юг Флориды сотен тысяч кубинцев и дал «Бакарди» американский дом в самом сердце общины кубинцев в Америке. Хотя «Бакарди Импортс» была одной из нескольких компаний, входивших в «Бакарди», местоположение в Майами позволило ей стать центром диаспоры «Бакарди». Члены семьи Бакарди были рассеяны по нескольким континентам, но в Майами их было больше всего. Этот город всегда был деловым и коммерческим центром Латинской Америки в целом, а прилив кубинского населения лишь упрочило его положение.
Для новой головной конторы в Майами Бош заказал ультрасовременное восьмиэтажное здание в виде башни. Две стены этого здания покрыты бело-голубой керамической плиткой, выложенной цветочными узорами по эскизам бразильского художника из Ресифи по имени Франсиско Бреннан. Каждая из двадцати восьми тысяч плиток размером шесть на шесть дюймов перед глазировкой и обжигом была раскрашена вручную в студии Бреннана. Само здание стоит на четырех колоннах, под которыми расположен открытый двор, так что оно словно бы парит в воздухе. Здание заняло лишь небольшую долю участка земли на бульваре Бискейн, оставив много места для зелени.
Цвет, живость, праздничность здания «Бакарди» напоминает сам характер латиноамериканцев — лукавый и беспечный.
Однако публичный имидж «Бакарди» тех лет — совсем другое дело. Несмотря на историю фирмы и на расположение в американском городе, занимавшем второе место после Гаваны по количеству кубинцев, в маркетинге компании Куба больше не упоминалась. С начала 1960 годов главной рекламной темой «Бакарди» стала «универсальная сочетаемость» рома «Бакарди» с другими ингредиентами. Он прекрасно смешивался с любыми газированными напитками. Одна особенно долговечная рекламная компания опиралась на изображение логотипа «Бакарди» — летучей мыши — или какого-нибудь еще символа компании рядом с разнообразными марками газированных напитков с подписью: ««Бакарди». Смешивай с чем хочешь». На одном рекламном плакате изображен деревянный ящик от рома «Бакарди», набитый бутылками «Кока-Колы», «Пепси», «Севен-Ап», «Фрески», тоника «Швеппс», канадского сухого имбирного пива и «Сквирта» вместе с двумя бутылками рома «Бакарди» и простой подписью: «Скоро у нас вечеринка с «Бакарди»».
В 1965 году рекламный отдел «Бакарди» заключил договор о совместной маркетинговой кампании с фирмой «Кока-Кола», основанный на продвижении коктейлей из «Бакарди» с «Кока-Колой». Для фирмы «Кока-Кола», чья реклама всегда подчеркивала тему здорового образа жизни, это был отважный шаг. Одним из первых продуктов рекламной кампании была реклама в журнале «Лайф» в мае 1966 года, суть которой сводилась к объяснению, почему ром с колой завоевал такую популярность. На рекламе изображено заверенное нотариусом заявление за подписью Фаусто Родригеса — специалиста по рекламе «Бакарди», который многократно заявлял, будто своими глазами видел, как ром «Бакарди» впервые смешали с «Кока-Колой». В этом заявлении Родригес клялся под присягой, что служил в войсках связи США.
Я подружился с мистером ________, который работал в штабе главного офицера-связиста. Однажды в августе 1900 года я вместе с ним пошел в бар «_________», где мистер ________ пил ром «Бакарди», смешанный с «Кока-Колой». Я пил чистую «Кока-Колу», поскольку мне было всего лишь четырнадцать лет. В тот раз в бар зашла компания солдат, и один из них спросил мистера __________, что он пьет. Тот ответил, что это ром «Бакарди» с «Кока-Колой», и предложил солдатам попробовать напиток, что они и сделали.
Напиток солдатам понравился. Они заказали себе по порции и произнесли тост за мистера ________ как изобретателя отличного напитка.
Напиток остается популярным и в наши дни.
Разумеется, это был знаменитый коктейль «Куба Либре», однако в рекламе журнала «Лайф» он превратился в коктейль «Ром с колой». Слов «Куба» и «Гавана» в «заявлении» не было. В 1965 году Куба ассоциировалась лишь с революцией и контрреволюцией, с Фиделем Кастро и коммунизмом, с провалом американского вторжения, с кризисом, связанным с ядерными боеголовками. Политическим конфликтам и фанатизму нет места в рекламной кампании, поэтому на публике «Бакарди» никогда не показывала, что по-прежнему связывает себя с родным островом.
Горькая правда состояла в том, что само слово «Куба» утратило прежнее значение.
Больше не было ни единого кубинского народа, ни понятной идеи кубинского патриотизма. Куба раскололась надвое. Одна ее часть осталась на острове и сосуществовала с Фиделем Кастро, даже если не всегда его поддерживала, другая оказалась вне страны. Бакарди как семья и «Бакарди» как фирма встали на сторону изгнанников. При таких обстоятельствах возник другой кубинский патриотизм — более гневный и враждебный и менее либеральный. Фидель Кастро настолько узурпировал представления о социальной справедливости и национальном суверенитете — он даже упоминал имена героев борьбы за независимость Кубы в связи с собственной революцией, — что не оставил места идеализму. Теперь для кубинцев остался только один вопрос: либо они за Фиделя Кастро, либо против него.