На обратном пути, простота, с которой я миновал пограничный пост, обернулась неприятностями. Молоденький и нагловатый эфэсбешник-осетин забив номер моего паспорта в компьютер, поднял домиком тоненькие бровки:
— А у нас нет пометки о вашем въезде. Вы как вообще попали на территорию Южной Осетии?
— Да вы же и пропустили. Без всякой проверки…
— С чего это вдруг вас пропустили?
— Может быть потому, что я был на эфэсбешной машине?
— Очень может быть. У нас была инструкция пропускать спецтранспорт без волокиты.
— Ну и чего вы теперь придираетесь?
— А давайте посмотрим ваш загранпаспорт. Вдруг там грузинская виза есть?
Начиналась уже знакомая игра «смерть шпионам». Грузинская виза у меня действительно имелась. Правда, месячной давности, — предыдущая командировка была именно в Тбилиси. Но в такой ситуации в деталях вряд ли кто-то стал бы разбираться. На мое счастье главным талантом этого эфэсбешника было умение поднимать брови, театрально изображая презрительное недоумение. Больше парень был ни на что не способен. Он перерыл и подробно осмотрел весь мой рюкзак, морщил нос, когда на божий свет извлекалось грязное белье, с многозначительным видом перелистал все блокноты, но так и не смог найти загранпаспорт, который лежал в кармане под клапаном.
За пять военных дней я привык к другому. За эти пять дней никто ни разу не спросил у меня документов. За пять дней мне ни разу не понадобились деньги. Я привык, что можно «стопить» вертолеты, — просто подойти к любой вертушке с работающими лопастями:
— Вы куда? Не подбросите?
Я привык к войне, — к хорошему привыкаешь быстро. А здесь меня встретила обыкновенная мирная жизнь. Со всеми своими прелестями: паспортным режимом и всевластьем ментов. Мир обдал меня собой словно ушатом тухлой воды. Я, наконец-то, нутром понял классический сюжет: фронтовик, скрипящий зубами:
— Ах ты, крыса тыловая!
Военкор «Новой газеты» Аркадий Бабченко бывший свидетелем сцены на пропускном пункте, усмехнулся, наблюдая мою физиономию, перекошенную от злости:
— Первую чеченскую я прошел простым солдатом. Выезжаем мы в Россию, я вижу мента и кричу: «Братишка, как до ближайшего табачного ларька доехать?». А он мне: «Братишки ТАМ остались. А здесь я тебе товарищ старший сержант. Понял?».
Пограничник долго и нудно выпытывал у меня имя человека, с которым я проехал в Южную Осетию. Или хотя бы номер его машины. Я опасался, что у моего попутчика могут быть неприятности, и отказывался его называть. В конце концов, чекистам все это надоело. Они велели мне убираться. Потеряв несколько часов и несколько миллионов нервных клеток, я получил возможность ехать дальше. Впрочем «возможность ехать» — явное преувеличение.
Было три часа ночи. Попутка, на которой я сюда приехал, разумеется, давно умчалась во Владикавказ. Да и кто бы стал дожидаться, пока наглый эфэсбешник дообкатает на мне все свои фокусы? А других машин здесь не было. Несколько километров я прошел пешком по горной дороге и набрел на стационарный гаишный пост. Там я скоротал остаток ночи, показывая ментам в своем ноутбуке военные фотографии. Они накормили меня и с утра помогли поймать машину до Владикавказа.
В глубоком детстве дворовые приятели учили меня всяким полезным в дальнейшей жизни вещам: курить, ругаться матом, и называть милиционеров мусорами. Про КГБ мы в том возрасте не говорили вообще. Уезжая от гаишников я твердо сказал себе, «своему сыну я обязательно объясню, что чекисты в сто раз хуже мусоров».