Сиенит находит новую игрушку
– Мой коллега болен, – говорит Сиенит Азаэль Лидер Аллии, сидя напротив нее за столом. – Он приносит свои извинения за то, что не может вам помочь. Я расчищу «пробку» в вашей гавани.
– Мне жаль слышать о недомогании вашего начальника, – говорит Азаэль с легкой усмешкой, от которой у Сиен почти шевелятся волосы на затылке. Почти – потому, что она к этому готова и может взять себя в руки. Это все еще бесит ее. – Но я обязана задать один вопрос, – продолжает Азаэль с очень озабоченным видом. – Будет ли вас… достаточно? – Глаза ее скользят по пальцам Сиен, которая постаралась надеть кольца так, чтобы случайный наблюдатель обязательно их увидел. Руки ее сложены, большой палец спрятан, чтобы Азаэль заподозрила, что на нем пятое кольцо. Но когда Азаэль встречается взглядом с Сиенит, та видит в нем только скептицизм. Ее не впечатляют четыре кольца, даже пять.
И потому я больше никогда не поеду на задание с десятиколечником. Как будто у нее был выбор. Все равно лучше это обдумать.
Сиенит заставляет себя улыбнуться, хотя ей далеко до вежливых манер Алебастра. Она осознает, что ее улыбка кажется жалкой.
– Во время последнего моего задания, – говорит она, – я должна была снести три здания из пяти в квартале. Это было в центре Дибарса, в районе с многотысячным населением среди рабочего дня, неподалеку от Седьмого университета. – Она закидывает ногу за ногу. Геоместы чуть не свели ее с ума во время этой миссии, постоянно требуя заверений, что она не устроит землетрясения сильнее 5 баллов. Чувствительные приборы, важная калибровка, все такое. – Это заняло пять минут, и ни единый обломок не упал за пределы зоны сноса. Это было до того, как я получила свое последнее кольцо.
И она удержала землетрясение на уровне 4, к великой радости геоместов.
– Я рада слышать, что вы столь компетентны, – говорит Азаэль. Возникает пауза, что заставляет Сиен подобраться. – Поскольку ваш коллега неспособен помогать, я не вижу причины, почему Аллия должна платить за услуги двух орогенов.
– Но разве он…
– Это не имеет отношения к делу.
Это раздражает, но Сиенит решает объяснить.
– Он десятиколечник. Он вполне может наблюдать за моими действиями и по необходимости вмешиваться прямо из гостиницы. Более того, он удерживал землетрясения в этом районе в течение последних нескольких дней, пока мы по нему ехали. Это служба, которую он выполнял из уважения к узловикам – или, скорее, к вашей общине, поскольку у такого отдаленного поселения нет узловой станции. – Лицо Азаэль напрягается, она хмурится, чувствуя укол, но Сиен разводит руками. – Самая большая разница между ним и мной, что это мне необходимо, чтобы он за мной наблюдал.
– Я… понимаю. – В словах Азаэль слышно большое беспокойство, чего и следует ожидать. Сиен знает, что в обязанности орогенов Эпицентра входит успокаивать страхи глухачей, и здесь Сиен разбередила тревоги Азаэль. Но она начала питать грязные подозрения по поводу того, кто именно здесь, в Аллии, может хотеть смерти Алебастра, так что неплохо будет отговорить Азаэль – или того, кого Азаэль знает, – от этого плана. Эта педантичная мелкая бюрократка даже не подозревает, насколько близко ее город прошлой ночью был к уничтожению.
В последовавшем неловком молчании Сиенит решает, что настала пора задать свои собственные вопросы. И, возможно, подбросить немного дрожжей в очко, чтобы посмотреть, что всплывет наружу.
– Вижу, что губернатор опять не может с нами встретиться?
– Да. – Лицо Азаэль становится непроницаемым, как у игрока. Вежливая улыбка и пустые глаза. – Я передала запрос вашего коллеги. К сожалению, у губернатора не нашлось окна в расписании.
– Какая жалость. – И поскольку Сиенит начинает понимать, почему Алебастр вел себя в этом случае как засранец, она складывает руки. – К сожалению, это не просьба. У вас есть телеграф? Я хотела бы отправить сообщение в Эпицентр, чтобы они знали, что мы задерживаемся.
Глаза Азаэль сужаются, поскольку телеграф у них, конечно, есть, и, конечно, Сиенит наносит этот укол намеренно.
– Задерживаетесь.
– Да, – Сиенит поднимает брови. Она знает, что у нее не слишком получается изображать невинность, но она хотя бы пытается. – Как думаете, скоро ли губернатор сможет встретиться с нами? Эпицентр захочет узнать.
Она встает, словно намереваясь уйти.
Азаэль склоняет голову к плечу, но Сиенит видит напряженность в ее лице.
– Я думала, что вы благоразумнее своего коллеги. Вы хотите уехать, не расчистив нашу гавань из-за уязвленного самолюбия?
– Это не уязвленное самолюбие. – Теперь Сиенит действительно зла. Теперь она понимает. Она смотрит на Азаэль сверху вниз, на чопорную, уверенную в себе, сидящую в большом кресле за столом, и ей приходится выдерживать настоящую борьбу с собой, чтобы не сжимать кулаки и не стискивать челюсти. – Вы стерпели бы такое отношение, будучи в нашем положении?
– Конечно, стерпела бы! – Азаэль выпрямляется, вынужденная показать настоящую реакцию. – У губернатора нет времени…
– Нет, вы бы не стерпели. Поскольку, будучи в моем положении, вы были бы представителем независимой и могущественной организации, а не каким-то дешевым лакеем из провинциальной дыры. Вы ожидали бы, чтобы к вам отнеслись как к опытному специалисту, которого обучали его ремеслу с детства. Как к человеку, который выполняет важную и сложную работу и который прибыл, чтобы решить задачу, от которой зависит благополучие вашей общины.
Азаэль не сводит с нее взгляда. Сиенит делает паузу, затем глубокий вдох. Она должна оставаться вежливой и владеть этой вежливостью как тонко отточенным стеклянным ножом. Она должна быть холодной и спокойной в своем гневе, чтобы недостаток самоконтроля не сочли меткой чудовища. Как только жар за ее глазами остывает, она делает шаг вперед.
– И все же вы даже не подали нам руки, Азаэль Лидер. Вы даже не смотрели нам в глаза при первой нашей встрече. Вы даже до сих пор не предложили чашку сафе, о которой говорил вчера Алебастр. Вы предложили бы ее геоместу из Седьмого университета? Или мастеру-геонеру, пришедшему починить гидростанцию общины? Предложили бы ее представителю профсоюза Опор собственной общины?
Азаэль вся сжимается, когда до нее доходит аналогия. Сиенит молча ждет, пока все это обретет весомость. Наконец Азаэль говорит:
– Понимаю.
– Возможно, – она продолжает ждать, и Азаэль вздыхает.
– Чего вы хотите? Извинений? Я извиняюсь. Но вы должны, однако, вспомнить, что большинство нормальных людей никогда не видели орогенов, не то чтобы вели с ними дела, и… – Она разводит руками. – Можно понять, что мы чувствуем себя… неуютно?
– Дискомфорт понятен. А хамство – нет. – Ржавь ее побери. Эта женщина недостойна стараний объяснить. Сиен решает оставить это для более значительного человека. – И извинение ваше гроша не стоит. «Мне жаль, что вы настолько ненормальны, что я не могу относиться к вам как к человеку».
– Вы рогга, – вырывается у Азаэль с такой желчностью, что она сама себе удивляется.
– Отлично. – Сиенит заставляет себя улыбнуться. По крайней мере, откровенно. – Она качает головой и идет к дверям. – Я вернусь завтра. Возможно, к тому времени у вас будет время пересмотреть расписание губернатора.
– У вас контракт, – говорит Азаэль натянутым до дрожи голосом. – Вы обязаны выполнить услугу, за которую мы заплатили вашей организации.
– И мы ее выполним, – говорит Сиенит и останавливается, положив руку на дверную ручку. Пожимает плечами. – Но в контракте не указано, когда конкретно после приезда мы должны это сделать. – Она блефует. Она понятия не имеет, что указано в контракте. Но она готова поспорить, что и Азаэль этого не знает, поскольку заместитель губернатора не такая фигура, чтобы об этом знать. – Кстати, спасибо за номер в «Конце Зимы». Постели весьма удобны. И кухня великолепна.
Это последняя капля. Азаэль тоже встает.
– Подождите. Я пойду поговорю с губернатором.
Сиенит мило улыбается и садится ждать. Азаэль выходит и отсутствует довольно долго, так что Сиен начинает задремывать. Она встряхивается, когда заходит еще одна женщина, тоже побережница, в возрасте, дородная, в сопровождении Азаэль, вид у которой побитый. Губернатор – мужчина. Сиенит вздыхает и готовится к еще более вооруженной до зубов вежливости.
– Сиенит Ороген, – начинает женщина, и вопреки закипающему гневу Сиенит впечатлена весомостью ее присутствия. Это «ороген» после имени Сиенит необязательно, конечно же, но это приятная крупица столь требуемой вежливости, так что Сиен встает, и женщина тут же делает шаг к ней и протягивает руку. Ее кожа холодная и сухая и куда более грубая, чем ожидала Сиенит. Не мозолистая – просто рука человека, привыкшего выполнять свою ежедневную работу.
– Мое имя Эрсмит Лидер Аллия. Я вице-губернатор. Губернатор действительно слишком занят сегодня, но я выделила время в моем графике для встречи с вами. Я надеюсь, моего приветствия будет достаточно… тем более что я должна перед вами извиниться за дурное обращение, которое вам пришлось испытать. Заверяю вас, что Азаэль будет наказана за свое неподобающее поведение, чтобы напомнить ей, что хороший Лидер обращается с остальными – со всеми остальными – вежливо.
Хорошо. Возможно, эта женщина просто играет в политическую игру или вообще лжет, что она вице-губернатор. Возможно, Азаэль просто нашла прилично одетую уборщицу, чтобы сыграть эту роль. Однако это все-таки попытка найти компромисс, и Сиен принимает игру.
– Благодарю вас, – говорит она с искренней благодарностью. – Я передам ваши извинения моему коллеге Алебастру.
– Хорошо. Также передайте ему, что мы оплатим ваши расходы сверх уже оговоренного контрактом, за три дня до и три дня после расчистки гавани. – Теперь в ее улыбке чувствуется намек, которого, как полагает Сиенит, она, вероятно, заслуживает. Похоже, эта женщина действительно читала контракт.
Но это не имеет значения.
– Я ценю ваше пояснение.
– У вас есть еще какие-то пожелания? Азаэль, например, с удовольствием устроит вам тур по городу.
Однако! Сиенит нравится эта женщина. Она подавляет улыбку и смотрит на Азаэль, которая к этому моменту сумела взять себя в руки. Она отвечает Сиенит бесстрастным взглядом. Сиен так и подмывает сделать то, что, вероятно, сделал бы Алебастр, и поддержать безмолвное предложение Эрсмит продолжить унижение Азаэль. Но Сиенит устала, и вообще вся ее поездка обернулась сущим адом, и чем скорее она покончит с делом и вернется домой в Эпицентр, тем лучше.
– Нет, спасибо, – отвечает она, и лицо Азаэль чуть вздрагивает – от скрытого облегчения? – Я на самом деле хотела бы, если возможно, посмотреть гавань, чтобы оценить масштаб проблемы.
– Конечно. Но, возможно, вы сначала хотели бы освежиться? Хотя бы чашечку сафе?
Сиенит на сей раз не может сдержать улыбки.
– Я должна, наверное, сказать, что на самом деле не люблю сафе.
– Никто не любит. – В искренности улыбки Эрсмит сейчас нет никаких сомнений. – Что-нибудь еще, прежде чем мы пойдем?
Теперь очередь Сиенит удивляться.
– Вы пойдете с нами?
На лице Эрсмит читается ирония.
– Ну, в конце концов, благополучие нашей общины зависит от вас. Так что мне кажется, что так и подобает.
О, да. Это настоящая хозяйка.
– Тогда прошу вас, ведите меня, Эрсмит Лидер.
Сиенит показывает на дверь, и они все вместе выходят.
* * *
С гаванью дело неладно.
Они стоят на чем-то вроде широкого бульвара, тянущегося вдоль восточного изгиба полукруглого залива. Отсюда видна бо́льшая часть Аллии, раскинувшейся по склонам кальдеры, окружающей порт. Город действительно очарователен. День стоит прекрасный, ясный и теплый, а небо настолько синее и чистое, что Сиенит думает, как замечательно смотреть отсюда ночью на звезды. Но то, чего она не видит – под водой, вдоль дна гавани, – заставляет мурашки бежать по ее коже.
– Это не коралл, – говорит она.
Эрсмит и Азаэль одновременно поворачиваются к ней с озадаченным видом.
– Извините? – говорит Эрсмит.
Сиенит отходит от них, подходит к ограде и протягивает руки. Жест необязателен, но ей просто хочется показать им, что она что-то делает. Орогены Эпицентра всегда показывают своим клиентам, что осознают и оценивают ситуацию, даже когда клиенты не понимают, что происходит.
– Дело в дне гавани. Верхний слой – коралл. – Она задумывается. Она никогда прежде не ощущала коралла, но он чувствуется так, как она и ожидала – слой кишащей яркой жизни, которую она может забрать, если понадобится, для подпитки своей орогении, и толстый слой древней известковой смерти. Но коралл сидит на горбатом хребте на дне гавани, и хотя он кажется природным – такие складки обычно встречаются там, где суша встречается с морем, как она читала, – Сиенит уверенно может сказать, что это не так.
Во-первых, он абсолютно прямой. И огромный. Гребень проходит через всю гавань. Но что важнее, он не здесь.
Это скала под слоями ила и песка, она чувствует это. Если придется, то она, наверное, сдвинет морское ложе вроде этого. Она ощущает вес воды и камень, деформированный ее весом и давлением снизу, пласты вокруг него – но не само препятствие. Оно точно так же могло быть большой полостью на дне гавани… вокруг которой сформировалось все дно.
Сиенит хмурится. Ее пальцы распрямляются и подрагивают, следуя течению и изгибам сэсуны. Тихое скольжение сланца, песка и органики, холодное давление твердой коренной породы, течение и резкий срыв в глубину. Следуя ему, она запоздало вспоминает о том, что надо озвучивать то, что она обнаруживает.
– Там, под слоем коралла, что-то еще, погребенное на океанском дне. Камень под ним сжат, это должно быть тяжелым… – Но почему в таком случае она этого не чувствует? Почему она ощущает препятствие только по его воздействию на окружающее? – Странно.
– Это имеет отношение к делу? – Это Азаэль, возможно, пытается показать свой профессионализм и интеллект, чтобы вернуть расположение Эрсмит. – Нам нужно только чтобы был уничтожен коралловый барьер.
– Да, но коралл как раз на нем сидит. – Она ищет коралл и находит его везде по окраинам гавани. В голове у нее формируется теория. – Именно потому это единственное место в глубокой части гавани, перекрытое кораллом. Он растет поверх этой штуки, там, где ложе океана сильно поднято. Коралл – мелководная штука, но наверху этого гребня у него достаточно прогретой солнцем воды.
– Ржавь земная. Это значит, что он снова нарастет? – Это говорит один из мужчин, пришедших с Эрсмит и Азаэль. Насколько может сказать Сиенит, это группа чиновников, но она вспоминает об их присутствии, лишь когда один из них заговаривает. – Смысл-то был в том, чтобы расчистить гавань насовсем…
Сиенит выдыхает и расслабляет сэссапины, открывает глаза, чтобы они поняли, что она закончила.
– Со временем зарастет, – говорит она, оборачиваясь к ним. – Смотрите, вот с чем вы имеете дело, – говорит она. – Это ваша гавань. – Она складывает левую ладонь, словно охватывая две трети окружности. Гавань Аллии не такая ровная, но они понимают, она это видит по тому, что они подходят ближе. Она кладет большой палец на открытую часть, почти перекрывая ее. – Эта штука расположена здесь. Она чуть приподнята с одного конца, – она шевелит кончиком большого пальца, – поскольку в подложке есть природный наклон. Вот здесь находится бо́льшая часть кораллов. Вода на дальнем конце глубже и холоднее. – Она неуклюже шевелит рукой, показывая на основание большого пальца. – Вот открытый канал, который используется для движения в вашем порту. Если вдруг коралл не станет любить темную холодную воду или не появится другая разновидность коралла, которая будет любить такие условия, эта часть, вероятно, никогда не зарастет.
Но даже пока она говорит, до нее доходит – кораллы растут друг на друге. Новые существа растут на костях своих предшественников. Со временем уровень дна даже в холодной зоне поднимется на уровень оптимальных условий для роста кораллов. Точно выверив время, Азаэль хмурится и говорит:
– За исключением того, что этот канал закупоривался медленно, но верно в течение многих лет. По записям десятилетней давности корабли могли проходить по центру гавани, теперь – нет.
Огонь подземный. Когда Сиен вернется в Эпицентр, она скажет, что к курсу для галек нужно добавить изучение морской жизни, строящей скалы. Странно, что они еще такого не изучают.
– Если эта община существует много Зим, а проблема у вас возникла только что, то этот коралл явно не из быстрорастущих.
– Аллии всего лишь две Зимы, – говорит Эрсмит, с болезненной улыбкой глядя на Сиен. Это само по себе значительное достижение. Срединные и арктические общины в большинстве своем и одной Зимы не переживают, на Побережье все еще более эфемерно. Но, конечно, Эрсмит думает, что говорит с уроженкой Юменеса.
Сиенит пытается припомнить все, что не проспала на уроках истории в яслях. Самой недавней была Удушливая Зима, меньше ста лет назад. Она была еще мягкой, поскольку люди погибли в основном в Антарктике, близ горы Акок, когда та взорвалась. До того была Кислотная Зима. Или Кипящая? Она всегда путала эти две. Как бы то ни было, это было за две-три сотни лет до Удушливой, и это была тяжелая Зима. Верно, после них не осталось ни одного приморского поселения, так что понятно, что Аллия всего на несколько десятков лет моложе, поскольку ее построили, когда вода стала менее кислой и отступила, после чего береговая полоса снова стала жилой.
– Значит, коралл перекрывал гавань в течение четырех сотен лет или около того, – прикидывает вслух Сиенит. – Возможно, с перерывом во время Удушливой Зимы… – Как коралл переживает Пятое время года? Она понятия не имеет, но ему для роста нужны тепло и свет, или он погиб бы во время последней Зимы. – Хорошо, положим, он разросся и стал препятствием в течение ста лет.
– Огонь подземный, – с ужасом говорит вторая женщина. – Вы хотите сказать, что через сто лет нам придется делать это снова?
– Мы по-прежнему будем платить Эпицентру через сто лет, – вздыхает Эрсмит и смотрит на Сиенит не с досадой, а с какой-то покорностью. – Боюсь, ваше начальство высоко ценит ваши услуги.
Сиенит сдерживает желание пожать плечами. Это правда.
Все переглядываются, затем смотрят на нее, и Сиенит понимает: они сейчас попросят ее сделать какую-нибудь глупость.
– Это очень плохая идея, – заранее говорит она, поднимая руки. – Серьезно. Я прежде никогда ничего под водой не перемещала, именно поэтому мне назначен руководитель. – Очень он ей помог. – И что еще важнее, я понятия не имею, что там за штуковина. Это может быть массивный газовый или нефтяной карман, который отравит вашу гавань на много лет. – Это не так. Ты знаешь это, поскольку никакой газовый или нефтяной карман не может быть таким прямым и плотным, как это нечто, кроме того, ты можешь сэссить нефть или газ. – Это может быть остатком какой-то особо тупой мертвой цивилизации, которая фаршировала свои гавани бомбами. – Блестящая идея. Они в ужасе смотрят на нее. Она делает очередную попытку.
– Закажите исследование, – говорит она. – Пришлите геоместов, которые изучают морскую растительность, может, геонеров, которые знают что-то о… – она машет рукой, бешено ища мысль, – океанских течениях. Взвесьте все «за» и «против». Затем уже зовите кого-нибудь вроде меня. – Она очень надеется, что конкретно это придется делать уже не ей. – Орогения должна быть вашим последним доводом, не первым.
Это лучше. Они слушают ее. Двое из тех, кого она не знает, начинают негромко переговариваться, на лице Эрсмит задумчивость. Азаэль кажется раздосадованной, но это не всегда плохо. Азаэль не слишком умна.
– Боюсь, нам придется об этом подумать, – говорит, наконец, Эрсмит. Она настолько разочарована, что Сиенит даже жалко ее. – Мы не сможем позволить себе второго контракта с Эпицентром, и я не уверена, что мы сможем позволить себе исследование. Седьмой университет и Концерн Геонеров требуют почти столько же, что и Эпицентр. Но что еще важнее, мы не можем далее терпеть блокировки гавани – как вы сами догадались, мы уже потеряли часть торговли, которая переместилась в другие Прибрежные порты, способные принимать более тяжелые суда. Если мы утратим доступность, смысла существования нашей общины не останется.
– Мне жаль, – начинает Сиен, но один из мужчин, шептавшихся у нее за спиной, рычит на нее.
– Вы агент Эпицентра, – говорит он, – и мы заключили с вами контракт на выполнение работ.
Может, в конце концов, он не просто чиновник.
– Я знаю. И я готова ее выполнить прямо сейчас, если вы желаете. – Коралл – пустяк, теперь она знает, поскольку просэссила его. Она может сделать это, вероятно, даже не сильно качнув корабли на якорях. – Если я расчищу коралл, уже завтра вашу гавань можно будет использовать…
– Но вас наняли, чтобы расчистить гавань, – говорит Азаэль. – Навсегда расчистить, а не на время. Если проблема оказалась больше, чем вы думали, то это не повод не завершить работу. – Ее глаза сужаются. – Разве только вы отказываетесь устранять препятствие по какой-то другой причине.
Сиен еле сдерживается, чтобы не обозвать Азаэль.
– Я изложила свои доводы, Лидер. Если бы я хотела вас в чем-то обмануть, то зачем мне рассказывать вам что-то об этом препятствии? Я бы просто убрала коралл и оставила вас осознавать проблему на собственной шкуре, когда он снова вырос бы.
Это, насколько она видит, заставляет некоторых из них заколебаться – оба мужчины из группы перестают смотреть на нее с таким подозрением. Даже Азаэль теряет обвиняющий вид, неловко выпрямившись. Эрсмит тоже кивает и поворачивается к остальным.
– Думаю, нам надо обсудить это с губернатором, – говорит она в конце концов. – Привести ему все аргументы.
– При всем уважении, Лидер Эрсмит, – хмурится одна из женщин, – я другого выбора не вижу. Нам надо расчистить гавань, временно или насовсем. В любом случае нам платить Эпицентру столько же.
– Или ничего не платить, – говорит Сиенит. Все они поворачиваются к ней, и она вздыхает. Глупо, что она упомянула об этом – одному Отцу-Земле ведомо, что с ней сделают старшие, если она сорвет это задание. Но она ничего не может поделать. Перед этими людьми стоит перспектива экономического обрушения всей их общины. Сейчас не Зима, они могли бы переехать куда-нибудь, начать с нуля. Или самораспуститься, всем семьям общины попытаться найти место в других поселениях…
…что невозможно для тех членов семей, которые бедны, больны или стары. Или у кого есть тети, братья-сестры или родители-орогены, таких никто не примет. Или если в общине, куда они попытаются пристроиться, окажется уже слишком много представителей их функционал-касты. Или…
Да ржавь все это побери.
– Если мы с моим коллегой вернемся сейчас обратно, – говорит Сиенит, несмотря ни на что, – ничего не сделав, – это нарушение контракта. Вы вправе требовать назад предоплату, за исключением наших расходов на поездку и поселение. – Она говорит это, глядя в упор на Азаэль, та стискивает челюсти. – Ваша гавань будет доступной, по крайней мере, еще несколько лет. Используйте это время и сэкономленные деньги для изучения того, что случилось, и выяснения, что там такое внизу, или… или переведите вашу общину в другое место.
– Это немыслимо, – в ужасе говорит Азаэль. – Это наш дом!
Сиен не может не думать о воняющем рвотой одеяле.
– Дом – это люди, – тихо говорит она Азаэль. Та моргает. – Дом – это то, что вы забираете с собой, а не то, что покидаете.
Эрсмит вздыхает.
– Это очень поэтично, Сиенит Ороген. Но Азаэль права. Переезд означает потерю идентичности нашей общины и, вероятно, рассеяние нашего населения. Также это означает потерю всего, что мы сюда вложили. – Она делает жест рукой, и Сиенит понимает, что она имеет в виду: легко можно стронуть с места людей, но не здания. Не инфраструктуру. Все это означает благополучие, а даже вне Зимы благополучие означает выживание. – И нет гарантии, что в другом месте мы не столкнемся с худшими проблемами. Я ценю вашу честность – действительно ценю. Но… знакомый вулкан лучше.
Сиенит вздыхает. Она пыталась.
– Так чего вы хотите от меня?
– Мне кажется, это очевидно.
Да. Клятая Земля, это так.
– Вы можете это сделать? – спрашивает Азаэль. Может, она и не думала задирать ее. Может, она просто волнуется, поскольку Сиен говорит о судьбе общины, которую Азаэль всю жизнь учили направлять и защищать. И, конечно, родившись Лидером, Азаэль ничего не знает об этой общине, кроме ее потенциала и привлекательности. У нее никогда не было причины рассматривать свою общину с недоверием, ненавистью или страхом.
Сиенит и не думает обижаться на нее. Но она и так уже в дурном настроении, к тому же она устала, поскольку мало спала после того, как спасла Алебастра от отравления прошлой ночью, а вопрос Азаэль подразумевает, что она хуже, чем есть. Слишком много сразу для этой долгой, ужасной поездки.
– Да, – рявкает Сиенит, отворачиваясь и протягивая руки. – Отойдите все как минимум на десять футов.
В группе слышны аханья, тревожное перешептывание, и на разворачивающейся карте ее сознания она видит, как они спешно отступают – горячие яркие возбужденные точки удаляются из зоны легкой достижимости. Они все равно в зоне досягаемости, пусть уже и не такой легкой. Да и вся их община, честно говоря, – это сгусток движения и жизни, которую так легко схватить и поглотить при необходимости. Но им не надо этого знать. В конце концов, она профессионал.
Она всаживает ось своей силы в землю остро и глубоко, чтобы ее торус был скорее узким и высоким, а не широким и смертоносным. Затем она снова прощупывает местную подложку, выискивая ближайшие дефекты или остаточное тепло потухшего вулкана, сформировавшего кальдеру Аллии. В конце концов, та штука в гавани тяжелая, ей понадобится для ее передвижения больше, чем источники в окружающей среде.
Но во время ее поисков происходит нечто странное – и знакомое. Ее сознание смещается.
Внезапно она уже не в земле. Что-то тащит ее прочь, наружу, вниз, внутрь. Она сразу же теряется, бьется в темном, цепенящем холоде, и вливающаяся в нее сила – не тепло, не движение, не потенциал, а что-то иное.
Что-то подобное она чувствовала в ту ночь, когда Алебастр руководил ее орогенией. Но это не Алебастр.
И она еще сохраняет какой-то контроль. Она не может остановить того, что происходит – она уже вобрала слишком много сил, если она попытается это сделать, она заморозит половину общины и вызовет толчок, который сделает пример гавани академическим. Но она может использовать этот поток мощи. Она может, к примеру, направить его в каменную подложку под той вещью, которой она не может видеть. Она может переместить ее, без изящества и не столь эффективно, но эта ржавая работа будет сделана. Она ощущает чудовищную пустоту, которую порождает в ответ этот предмет. Если Алебастр наблюдает из своей комнаты, он должен быть впечатлен.
Но откуда идет сила? Как я…
Запоздало и с некоторым ужасом она осознает, что вода движется как гора при внезапной подаче кинетической энергии, но реагирует она куда быстрее. И она реагирует сама быстрее, чем когда-либо прежде, поскольку переполнена силой, она практически сочится из ее пор, и, огонь земной, это ощущается невероятно здорово, поскольку это детская игра – остановить нарастающую волну, готовую смести гавань. Она просто рассеивает ее силу, отсылая часть в море, направляя остальную на усмирение вод, когда та штука со дна вырывается из цемента покрывающих ее осадков – и коралла, который просто соскальзывает и рассыпается, – и начинает подниматься.
Но.
Но.
Эта штука не делает того, что она хочет. Она намеревалась просто переместить ее к краю гавани так, чтобы если коралл снова нарастет, он не перекрывал бы прохода. Вместо этого…
…клятая Земля… что за ржавь… вместо этого…
Вместо этого эта штука движется сама. Она не может ее удержать. Когда она пытается, вся сила, которую она держала, утекает, втягивается куда-то так же быстро, как и наполнила ее.
Сиен резко возвращается в себя, хватая воздух и наваливаясь на деревянные перила смотровой площадки. Прошло всего несколько секунд. Достоинство не позволяет ей упасть на колени, но поддерживают ее только перила. А затем она понимает, что никто не замечает ее слабости, поскольку и площадка под ее ногами, и перила, за которые она отчаянно цепляется, зловеще дрожат.
Оглушительно взревывают сирены с башни прямо у нее за спиной. Внизу, под смотровой площадкой, по набережным и улицам бегут люди, и если бы не сирены, она, вероятно, услышала бы крики. С усилием Сиен поднимает голову и видит, что Азаэль, Эрсмит и прочие поспешно уходят со смотровой площадки, держась подальше от зданий, с застывшими от страха лицами. Конечно же, они бросают Сиенит.
Но не это окончательно выводит Сиен из поглощенности собственными мыслями. Это внезапный дождь морской воды, осыпающий набережные, за которым следует тень, накрывающая всю эту сторону гавани. Она поворачивается.
Из воды медленно поднимается, сбрасывая ошметки своей земной раковины и начиная с гудением вращаться, обелиск.
Он отличается от того, который Сиен видела прошлой ночью. Тот, пурпурный, наверное, по-прежнему висит в небе в нескольких милях от берега, хотя она не смотрит туда, чтобы убедиться в его наличии. Тот, что перед ней, привлекает все ее внимание, все ее мысли, поскольку он ржавенно огромен и еще не до конца поднялся из воды. Он темно-красного гранатового цвета, он представляет собой гексагональную колонну с острой неровной вершиной. Он полностью непрозрачен – ни полуреального мерцания, ни вспышек, как у прочих обелисков, и он шире, чем несколько кораблей, поставленных цепочкой. И, конечно, он очень длинный. Он продолжает подниматься и вращаться, перегораживая всю гавань, поскольку он где-то с милю длиной.
Но с ним что-то не так, и это становится понятно по мере того, как он поднимается. Посередине его чистая кристаллическая красота идет трещинами. Они массивны, уродливы и окрашены черным, словно океанические загрязнения проникали туда со дна в течение долгих веков, которые он там пролежал. Эти резкие, паутинные линии расходятся светящимися лучами по кристаллу. Сиенит чувствует, как гудение обелиска в этом месте дрожит и сбивается, когда неописуемые энергии протискиваются сквозь точку повреждения.
И в центре этих расходящихся трещин она видит какую-то окклюзию. Что-то маленькое. Сиенит прищуривается, налегает на перила, вытягивает шею, следя за поднимающейся точкой. Затем обелиск чуть поворачивается, словно глядя на нее, и у нее кровь в жилах застывает, когда она понимает, что видит.
Существо. В этой штуке внутри кто-то есть, застывший как муха в янтаре, руки и ноги его раскинуты, волосы застыли всплеском. Она не может как следует увидеть его лица, но в ее воображении у него распахнуты глаза и раскрыт рот. В крике.
Именно тогда она замечает странную мраморность кожи существа, чернопрожилочную в темно-красном кристалле. Вспыхивает солнечный свет, и она понимает, что волосы его бесцветны или по крайней мере достаточно прозрачны, чтобы растворяться в самом гранате. И есть в том, что она видит, нечто понятное ей, потому что она сама какое-то мгновение была частью обелиска – она понимает, откуда шла эта сила, она не хочет слишком глубоко туда заглядывать, поскольку, клятая Земля, она не может принять этого. Это знание у нее в голове, и невозможно его отрицать, как бы она ни хотела. Когда трезвый разум вынужден снова и снова сталкиваться с невозможным, не остается ничего иного, как принять это.
И потому она смиряется с тем, что то, что она видит, – это сломанный обелиск, пролежавший на дне гавани Аллии Земля ведает сколько. Она смиряется с тем, что существо, заточенное в его сердце, каким-то образом сломавшее эту массивную, великолепную, загадочную структуру… это камнеед.
И он мертв.
* * *
Отец-Земля мыслит веками, но он никогда, никогда не спит.Табличка вторая: «Неполная правда», стих второй.
И ничего не забывает.