Так случилось, что на следующее утро после тусовки и нашего воссоединения Эд отправился работать в сад Мака, и я подумала, не пойти ли и мне с ним, хотя это означало бы то, что я вышла на работу на два часа раньше, чем обычно. Я решила, что мы попьем в саду кофе, а потом я буду смотреть, как он подрезает кусты.
Когда мы вышли, Мак еще не встал. Я этого и не ожидала: приезжая в Лондон, он продолжал жить по времени Восточного побережья Америки.
Я решила звякнуть Флоре, если она еще не легла. Она не легла. Флора проходит курс фэншуй и не переставая учится, потому что до экзамена осталось два дня.
Я сообщила, что вернулась к Эду, и она отреагировала вроде: «О!.. Это здорово… Да… Нет… И правда здорово».
– Флора! – сказала я. – В чем дело?
– Ничего, – ответила она. – Потрясающая новость. Потрясающая. Но я знала, что вы снова сойдетесь.
– С каких это пор ты говоришь «потрясающая»?
– Давай созвонимся попозже, – сказала она.
– Что тебя беспокоит? – спросила я.
– Ну, понимаешь, я только что получила работу как практикующий специалист по фэншуй, и это немного не стыкуется с твоей свадьбой, то есть не то чтобы совсем – я просто не смогу прилететь в Лондон надолго.
– А ты не можешь перенести начало своей работы?
– Никак не могу, – ответила она. – Это свадьба. Мне нужно устроить свадьбу по фэншуй.
– А когда назначена свадьба?
– Сама свадьба – на тот же день, что и твоя, – ответила она. – Но ты не беспокойся, я прилечу на твою, конечно же, прилечу. Мне не нужно быть на самой свадьбе, я должна участвовать только в подготовке. Понимаешь, это мой первый серьезный шанс – вчера на йоге я встретилась с моей учительницей по фэншуй, а она встречалась с женщиной по тайскому массажу, которая хотела ее, мою учительницу, нанять, но она уезжает и порекомендовала меня по сниженной цене. Неплохо ведь, да? И я думала, что твоя свадьба расстроилась, – добавила она.
Долгая пауза.
– Я не думала, что у тебя свадьба, – снова сказала она.
– А она вдруг образовалась, – сказала я. Снова пауза.
– Я чувствую себя брошенной. Ты ведь собиралась помочь мне в подготовке свадьбы, – сказала я. – Но дело вовсе не в свадьбе. Мы с Эдом сразу же после нее уедем. Я и повидаться-то с тобой не успею. – Еще одна пауза. – Знаешь, я скучаю по тебе.
– Ой, как нехорошо, – проговорила она. – Сплошное расстройство. Я чувствую себя ужасно.
Флора решила, что нужно пойти и съесть мороженное «Хааген Даз». Прежде чем повесить трубку, она спросила, известно ли мне, что название «Хааген Даз» придумала американская компания и могу ли я представить вымышленное имя вроде «Хааген Даз». Разве не блеск?
Я положила трубку в самом паршивом настроении. «Опять! – подумалось мне. – Опять! Вчера одно, сегодня другое, и разве Бог не знал, что моей наградой за весь этот кошмар в конце недели будет два или три веселых, беззаботных дня, в течение которых я буду крутиться, как работница в рекламе шампуня – с волосами дыбом. Да, я знаю, что свадьба все переворачивает вверх дном, и хочу это прочувствовать, – но не каждый же день, черт возьми. Слишком много требуется сил. И никакого «Хааген Даз», чтобы восстановиться.
Зазвонил телефон. Опять Флора.
– Жди, что тебя бросят, – сказала она. – Я только что открыла книгу моих ежедневных медитаций, и вот что она мне сказала. Невероятно, правда?
– Жди, что тебя бросят? Кто, собственная сестра? – спросила я.
– Да! – подтвердила она. – Почему бы и нет? Слушай, я тебе прочитаю: «Все мы окончательно и полностью, совершенно, совершенно одиноки».
– Что ж, – сказала я, – это бодрит.
Так оно и было. Во-первых, потому что с этой точки зрения все может становиться только лучше, а во-вторых, потому что Флора мне все-таки позвонила.
Чуть погодя я сказала:
– И все-таки как, черт возьми, ты устраиваешь эту фэншуй свадьбу?
Второй раз положив трубку после разговора с Флорой, я позвонила Дел. Она, наверное, уже ушла на работу, так как ее не было дома, и я позвонила ей на мобильник. Мне хотелось более жизнерадостного разговора на тему «Я снова с Эдом».
– Привет, – сказала она. Ее голос звучал приглушенно, потом в нем послышалась тревога. – Ты где?
– Все в порядке, – сказала я. – Мы с Эдом снова вместе.
– Ну, ты даешь! – воскликнула она. – Гм, Хани, ты неподражаема.
– Ты в автобусе? – спросила я, но в трубке послышались короткие гудки.
Я взглянула на Эда в саду. Он как бешеный подрезал кусты, его руки так и мелькали, ветки летели во все стороны. Он любит подрезать кусты: говорит, что это своего рода терапия, выход затаенной злобы. И даже когда никакой затаенной злобы нет, он нередко уходит в сад посмотреть, не нужно ли чего подрезать. Я задумалась, на что будет похоже это место к концу дня, учитывая все треволнения Эда в выходные. Вероятно, останется коллекция деревьев-малюток бонсай. В конце концов, это по-японски.
Хотя, похоже, это и правда, что, если от кустов роз оставить одни обрубки, они вырастут еще пышнее. Как говорит Флора, все, что тебя не убивает, делает сильнее.
Выглянув в сад, я увидела, что Эд устроил передышку, а потом вежливо помахал в окно второго этажа – Маку. Услышав его шаги, а потом плеск воды в раковине, я поставила кофе на поднос и, прижав беспроводной телефон плечом к уху, снова попыталась связаться с Дел.
– Так как прошел вчерашний вечер? – спросила я, когда она ответила.
– Послушай, мне пришлось позвонить на работу и сказать, что я сегодня задержусь.
– Расскажи, что там было, когда я ушла. Целовалась с какой-нибудь кинозвездой?
– Не совсем так, – сказала она. – Поговорим позже, ладно?
Я решила, что ей не совсем удобно говорить об этом на верхнем этаже автобуса № 22.
– Мак тебя не очень напрятал, а? Не приставал с извращениями? – спросила я, неся ему кофе наверх.
– Не совсем так, – ответила Делла.
Я постучала в дверь к Маку. Он, как всегда, с притворной надеждой проговорил «я жду тебя», но у нас так заведено, что я лишь приоткрываю дверь и задвигаю поднос на столик внутри, но не захожу.
– Что ты хочешь сказать этим «не совсем так»? – спросила я, закрывая дверь, и вдруг почувствовала, как что-то очень неприятно осело у меня в животе. – Делла! – крикнула я. – Ты не… То есть… Нет, забудь… – Эта мысль была так ужасна, что я не смогла выговорить. – Делла, – сделала я вторую попытку, – обещай мне, что ты не будешь путаться с Маком. – Она издала какой-то истерический полусмешок. – Нет, серьезно, – сказала я, – это не смешно. Он тебе не по зубам.
– Герр контролер.
– Делла, – сказала я, – серьезно… обещай мне, что ты не спутаешься с Маком. Это не смешно. Обещай.
Телефон ужасно засвистел мне в ухо. Дверь в ванную была приоткрыта, и какой-то звук оттуда заставил меня подойти и толкнуть ее.
Я увидела Деллин затылок – она лежала в ванне, прижимая к уху мобильник, и изящной ногой теребила кран с горячей водой. Босиком по мрамору я сделала два шага к ней.
– Герр контролер, – повторила Делл. – Ты не сможешь меня заставить.
Я стояла у нее за спиной. У моего телефона длинная серебристая антенна. Я вытянула ее, как меч, и хлестнула Деллу по голове, а потом просунула антенну ей под подбородок и с силой приподняла.
– У нас ест спосопы, – проговорила я с чисто гестаповским акцентом прямо ей в ухо.
Делла закричала. Это был долгий вопль удовлетворения. От такого вопля может рухнуть дом.
Я отконвоировала ее на кухню в одном из халатов Мака. Она налила себе кофе. Мы обе были на грани истерики.
– Ты тяжело больна, – сказала я.
– Я наслаждалась этим криком, – проговорила она. – Что-то вроде оргазма.
– Из-за тебя я могу потерять работу, – сказала я, но Делла лишь закатила глаза к потолку, не слушая. Мы посмотрели друг на друга через столик.
– Ну, теперь мы знаем, за что его прозвали Биг-Мак, – сказала она.
– А его прозвали Биг-Мак?
– Кажется, – ответила она, а потом добавила в американской деловой манере: – Да. Так его зовут. – Она несколько раз кивнула.
Я рассмеялась. Я так хохотала, что в конце концов вцепилась в столик, чтобы не умереть со смеху.
– Вчера, – сказала Делла, когда я прервалась, чтобы вдохнуть, – как только ты ушла за молоком, он сказал, что пошел принять душ, а потом крикнул, чтобы я принесла ему наверх бумаги. Я знаю, это смешно. Но я решила все равно подняться – просто посмотреть, что будет, и когда оказалась там, то заглянула в ванную, а там из-под душа высовывается эта рука с сигаретой. – Она восторженно посмотрела на меня. Ее лицо прямо-таки сияло. Никогда не видела Деллу в таком возбуждении с тех пор, как она заклеила Винни Джонса.
– Он курит в душе! Высунется, – говорила она, изображая это для меня, – затянется – и обратно.
– Бог мой! – воскликнула я. – И ты запала на него. Ты запала на него, потому что он курит в душе!
– Приходится уступать парню. А потом… Ну, а с того, что случилось потом, не следует снимать покровы, верно?
– Это почему же? – спросила я. – Раньше ты как-то не стеснялась это делать.
– Ну, понимаешь – у вас же профессиональные отношения…
– Но ты не уступила ему, правда? – спросила я. – Вчера, когда я ушла.
– Ну… уступила – ему, так сказать, поскольку у нас было мало времени, а потом…
– А потом еще раз ночью? – проговорила я, не веря. – И что потом? Долговременные преданные отношения?
Вошел Эд в поисках чего-нибудь попить, и Делла со словами: «Привет, красавчик!» – поцеловала его.
– Но почему, – спросила я, – почему, когда я позвонила, ты притворилась, что опаздываешь на работу?
– Я не притворялась. Я действительно опаздываю, – сказала она, взглянув на часы. – Пожалуй, я пойду. Мне нужно домой, переодеться.
Эд взглянул на Деллу, улавливая ситуацию, а потом сказал:
– Что ж, удачи тебе, – и с легким трепетом улыбнулся. Наверное, Делла произвела на него устрашающее впечатление.
После ее ухода у меня болели ребра от смеха, но когда я протрезвела и ко мне вернулось тяжелое чувство, я снова ей позвонила.
– Так не может продолжаться, – сказала я. – Так я потеряю работу.
– Не потеряешь, – ответила она.
– Еще как потеряю. Он будет испытывать страшный стыд и неловкость, если не сейчас, то потом – и не сможет меня выносить, потому что я буду напоминать ему о тебе, и найдет повод – нет, что я говорю, зачем ему повод, – просто уволит меня, и дело с концом.
– Успокойся, – сказала она, – я, скорее всего, больше никогда с ним не увижусь.
Повисла небольшая пауза, а потом я не удержалась и спросила:
– А все-таки на что это было похоже?
– Он смешной, – ответила она, – он меня зажег. Здесь налево, пожалуйста (это относилось к таксисту). Я должна идти, Хани.
И она ушла.
Когда через полчаса Мак спустился вниз, я ожидала хотя бы легкой тени застенчивости. Его (предположительно) безумная половая жизнь никогда раньше не приоткрывалась мне, но мне следовало знать его лучше, поскольку застенчивости не наблюдалось и в помине. В общем, у нас было несколько дней маниакальной работы, и мне оставалось ночью четыре часа на сон, пока наконец я не сказала:
– Мак, знаешь, через десять дней я выхожу замуж.
И он ответил со своим безумным горским акцентом:
– Конечно, детка, не беспокойся: завтра я улетаю.
Как оказалось, он не смог ждать даже до завтра, и я купила ему билет на вечерний рейс.
Я отвезла его в аэропорт на NOT 2В, а он сидел на заднем сиденье и звонил по телефону, а потом до смерти напугал меня своим воплем: «Ты выходишь замуж!» – как будто до него это только что дошло.
– Не жалеешь? – спросил Мак.
Я сказала, что как будто бы нет. Он сказал: я спрашиваю – жалеешь или нет. Я сказала: не думаю, что что-то бывает только черным или белым, – но такое бессмысленно говорить Маку, который все видит именно черным или белым.
– Не корми меня этим дерьмом, – крикнул он. – Скажи прямо и честно.
– Не будем об этом, Мак, – крикнула я в ответ. – Я не желаю об этом говорить. – А потом спросила его: он-то сам когда-нибудь собирался жениться?
– Да, я несколько раз влюблялся, – ответил он, – но пока как-то удавалось справиться.
– Пока? – сказала я.
– Да. Это хреновая штука, как рак, – можешь бороться с ней как угодно, но в конце она тебя достанет.
Возникла небольшая пауза – мы размышляли над этой вдохновенной метафорой. Потом Мак сказал:
– Мне понравилась твоя подруга, как бишь ее зовут?..
– Делла, – напомнила я.
– Таких не много сыщешь, – сказал он, и в зеркале заднего вида я уловила его ухмылку.
– Она гуляет с одним дантистом, – сказала я, – они вместе уже десять лет. – Чистейшая ложь. Единственный сорт людей, кого Мак боится, – это зубные врачи. Я снова взглянула в зеркало, но мои слова его как будто не заинтересовали.
– Так что? – спросила я. – Ты смог сделать свой выбор, верно?
– Да, – ответил он, – я выбрал самую прекрасную женщину в мире. – Он задумчиво посмотрел в окно. Вряд ли когда-либо раньше я видела его таким грустным. – Впрочем, – проговорил он наконец, – я чертовски боюсь, что завтра принесет мне что-нибудь еще лучше.
Чуть погодя он спросил меня, поняла ли я, что он имел в виду. Раньше он никогда такого не делал – не спрашивал, чтобы убедиться. Я сказала, что поняла.
– Беда завтрашнего дня в том, – сказал он мне со всей серьезностью, когда мы подъехали к аэропорту, – что он никогда, черт побери, не наступает.