ЭТА КНИГА – КНИГА С УДИВИТЕЛЬНОЙ ИСТОРИЕЙ – отстала от своего времени на восемьсот лет.

В XIII веке по всей Западной Европе Католическая церковь боролась с широко распространенной и, по ее мнению, опаснейшей ересью – альтернативной дуалистической церковью, последователи которой звались альбигойцами (или, реже, катарами). По общему мнению, эти западные еретики происходили от еще более древней дуалистической церкви – болгарских богомилов; таким образом, «ересь катаров» представала как масштабный международный заговор. Для борьбы с этими страшными врагами церковь создала новый институт – инквизицию, наделенную драконовскими полномочиями, куда более самовластную – и погубившую куда больше людей, – чем позднейшая ее тезка в Испании. Штаб-квартира инквизиции находилась на юге Франции, в Каркассоне, – в самом гнезде еретиков1.

В каркассонских архивах около 1270 года мы встречаем книгу, озаглавленную так: «Вот тайная книга еретиков Конкорезских, привезенная из Болгарии епископом их Назарием; полна ошибок». Это «евангелие», написанное в Болгарии и происходящее из богомильской церкви. Назарий, упомянутый в заглавии – епископ дуалистической церкви, привезший этот текст в город Конкореццо близ Милана в Италии, откуда он попал в Южную Францию. О Назарии и его удивительном жизненном пути мы вскоре расскажем подробнее2.

Вера Назария основывалась на псевдоевангельском тексте под названием «Тайная вечеря» или «Тайная книга евангелиста Иоанна». Как и в древних гностических текстах, отличительные идеи этой книги вложены в уста самого Иисуса и излагаются в форме беседы его с одним из апостолов. Как и в этих древних книгах, обстановка заимствована из канонических евангелий, и рассказ в целом выглядит своего рода «дополнением» к каноническим текстам. «Тайная книга» описывает разговор, якобы произошедший на Тайной вечере, когда Иоанн, любимый ученик Иисуса, возлежал у него на груди. Книга написана, скорее всего, в XI или XII веках: по-видимому, дуалисты пользовались ею десятки, может быть, даже более сотни лет, прежде чем она стала известна ортодоксальной церкви. Скорее всего, даже обладание этой книгой означало смертный приговор3.

«Тайная вечеря» переворачивает наши привычные представления о древних и более новых писаниях. Текст этот «новый» – созданный через тысячу лет после Нового Завета. Однако он точно следует древним образцам. И по форме, и по идеям такая книга, казалось бы, должна относиться к III или IV веку: дух ее тот же, что и у гностических общин Сирии или Египта во времена Римской империи. Найди мы эту книгу в Египетской пустыне – не заметили бы в ней ничего необычного. Но мы находим ее в Западной Европе спустя тысячелетие, в эпоху Фомы Аквинского и Франциска Ассизского4.

Это «нео-евангелие» показывает нам, какую популярность сохраняли альтернативные писания даже через много веков после заката древней церкви. Как мы уже видели, древние писания порой сохранялись и во вполне ортодоксальных церквах – эти церкви попросту не знали о том, что где-то в других частях христианского мира эти книги поставлены под сомнение или признаны еретическими. Но здесь мы видим, как выживают куда более спорные тексты, которые ортодоксальная церковь прямо отвергала и искореняла. Однако церкви их уничтожить не удалось – их упрямо хранили «еретики». Встречаются даже удивительные случаи: средневековые ереси, вдохновленные не гностическими, а еще более ранними писаниями – ветхозаветными псевдоэпиграфами из эпохи иудейского Второго храма.

И речь не только о тайных движениях Средиземноморья, живших в вечном страхе перед католической инквизицией. Были времена, когда радикальные, явно неортодоксальные, христианские секты владели обширными территориями в самом сердце Европы. В городах и селах альтернативные движения вырастали в настоящие параллельные церкви, с собственными властными институтами и международными связями. Это «подпольные» церкви существовали веками, пользовались собственными тайными знаками и языками. Еретические идеи вели постоянный диалог с тем, что мы называем христианским мейнстримом, распространялись среди клириков и епископов ортодоксальной церкви, не говоря уж о простых верующих. Изобилие и широкая распространенность ересей говорит о том, что среди тогдашних читателей существовал мощный спрос на альтернативные тексты – и, следовательно, велик был соблазн их создавать.

Мой подход здесь противоречит убеждениям немалого числа современных историков. Многие из них относятся к материалам следствий и судов инквизиции скептически, справедливо отмечая, что инквизиторы перетолковывали полученные свидетельства, а порой и фальсифицировали их в соответствии со своими интересами и предрассудками. Однако некоторые историки идут дальше – полагают, что и сами ереси как организованные движения едва ли существовали, что это плод фантазии инквизиторов, помешавшихся на «охоте на еретиков». Согласно этим современным ученым, инквизиторы хватали ни в чем не повинных бедолаг и заставляли признаваться в ереси, вкладывая им в уста странные учения, которые сами же и выдумывали. Однако европейские еретические движения XII–XIII веков не просто существовали – учение их восходило к древнейшим временам христианства. Эту связь веков нетрудно проследить по священным книгам, которые хранили и почитали еретики5.

Мы уже встречались с манихеями, унаследовавшими от гностиков раннехристианских времен их дуалистические воззрения. Однако подобные верования были столь сильны, столь широко распространены и держались так долго, что приходится заключить: очевидно, им давали мощный толчок какие-то аспекты самой христианской веры, особенно Нового Завета. Вполне возможно было (да и сейчас возможно) читать и понимать евангелия не так, как понимает их церковь – и видеть в них неразрешимый спор между Христом и Миром, Светом и Тьмой, Духом и Материей. На протяжении столетий множество вдумчивых христианских читателей – особенно священники и монахи, образованный класс того времени, – открывали для себя этого неожиданного, альтернативного Христа. Помимо отдельных благочестивых читателей существовали и мощные секты и движения, исповедовавшие идеи дуализма6.

Эти движения не основывались на сложной мифологии манихейства, не обладали и другими его отличительными чертами. Насколько можно судить, западные сектанты едва ли вообще слышали о Мани, не говоря уж о том, чтобы считать его пророком. Однако в их учениях ясно видны черты преемства с очень древними традициями, восходящими к временам апостолов – маркионизмом, докетизмом, адопционизмом, энкратизмом, гностицизмом. Как бы ни называть эти взгляды, какой бы «-изм» к ним ни прилагать – у них есть общее, легко узнаваемое содержание: дуалистические идеи, которые можно изложить примерно так:

Видимый материальный мир создан сатаной. Сатана же создал Адама и Еву и побуждает человеческий род, размножаясь, продолжать существование. Зачатие и рождение – орудия дьявола. Мария была не человеческой женщиной, а ангелом, и Иисус не рожден от нее в обычном человеческом смысле. И Распятие, и Воскресение – не реальные физические события, а иллюзии. Бог Ветхого Завета – это сатана: истинные христиане должны отвергать Ветхий Завет и его пророков. Также они должны отвергать материальные символы: воду крещения, таинство причастия, иконы и крест. Организованная церковь и ее богослужение – прокляты, это изобретения дьявола, противоречащие желаниям истинного Бога, пославшего Иисуса просветить и освободить мир.

Подчеркну: это моя собственная реконструкция, синтез на основе различных источников.

Идеи эти очень схожи с мировоззрением античных гностиков, нашедшим себе отражение в древних утраченных «евангелиях». Истинный Христос – чистый дух, церковь его – внутренняя реальность. Христианская истина носит характер духовный и психологический: только чернь понимает евангельские рассказы в прямом, материальном смысле. Если это и не манихейские идеи, то, несомненно, дуалистические. И этот набор идей был чрезвычайно широко распространен. В поздней Античности он популярен на восточных окраинах Римской империи; в Средневековье распространяется уже по всей Европе, и на востоке, и на западе. Эта система верований объединяла такие секты, как павликиане, богомилы и альбигойцы, на протяжении более восьмисот лет.

В 1163 ГОДУ В КОЛОНИ СУДИЛИ (И ЗАТЕМ КАЗНИЛИ) группу дуалистов. Подсудимые отрицали, что их учение – новоизмышленная ересь, и возводили его к временам апостолов. По их словам, подобные учения «были тайными {occultata} со времен мучеников до наших дней, но в Греции и некоторых других странах сохранились»7.

Подсудимые не случайно подчеркивали связь своей веры с Востоком. Одним из ранних дуалистических движений стали павликиане: они возникли в Армении в VII веке и не раз устраивали беспорядки на восточных границах Византийской империи. О точном характере их учения идут споры – но, по-видимому, они были маркионитами и отвергали Ветхий Завет. С VIII века и позже Византия начала переселять этих беспокойных подданных на Балканы, где они помогали защищать империю от варваров. Однако вместе с павликианами в Европу переселились и их еретические верования. В X веке Болгария стала центром полномасштабной дуалистической религии, называемой «богомильством» – по имени своего таинственного основателя, священника Богомила. Само слово «Богомил» (т. е. «милый Богу») может быть как настоящим именем, так и прозвищем или титулом. (Известно, что основатель движения жил при болгарском царе, правившем с 927 по 969 год) Не вполне ясно, как именно происходил этот процесс – но к 950 году павликианство полностью превратилось в богомильство8.

Вскоре после 970 года некий Козьма Пресвитер яростно проповедовал против еретиков, которые к этому времени широко распространились не только на Балканах, но и в самой Византии. Богомилы проклинали материальный мир как создание дьявола. «И какое только слово в Писании они не исказили! – восклицал Козьма. – Что не опорочили в нашем сотворенном Богом мире! Свои богохульства они обращают не только на землю, но и на небеса, уверяя, что и там все движется по воле дьявола: небо, солнце, звезды, воздух, землю, человека, церкви, кресты – все, созданное Богом, приписывают дьяволу, и все без изъятия, что движется по земле, с душой или без души, также именуют дьявольским»9.

По более поздним сообщениям, богомилы учили, что у Бога-Отца было два сына. Старший, Сатанаил, был низвержен с небес за гордость вместе с некоторыми ангелами, которые последовали за ним. Пав в нижние области мира, он создал известные нам небо и землю. Этот-то Сатанаил и есть ветхозаветный Бог. Надо сказать, что имя «Сатанаил» имеет долгую родословную в иудейских и раннехристианских апокрифах; в частности, появляется оно в славянской версии Второй книги Еноха10.

Около 1080 года другой Козьма, патриарх Константинопольский, провозгласил на богомилов анафему: в тексте ее содержится подробное изложение их учения. В дальнейшем эта анафема не раз повторялась и подтверждалась, в том числе болгарским Синодиконом (церковным собором) 1211 года. Текст ее сообщает, что богомилы, среди прочего, верили,

что Христос Бог наш рожден от Матери Божьей, Приснодевы Марии, иллюзорным образом, что так же иллюзорно был распят, что плоть свою взял с собой при вознесении, но оставил в воздухе…

{Они} называют Сатану создателем видимого мира и именуют его хозяином дождя, града и всего, что растет на земле…

{Говорят, что} Сатана создал Адама и Еву…

{Они} отвергают Моисея Боговидца и Илию Фесвитянина, и прочих святых пророков, праотцев и их священные писания, от Бога изошедшие, говоря, что они от Сатаны, что Сатана побуждал мужей сих писать и говорить все, что они писали и говорили о Христе, и что говорили они против воли, под принуждением; посему богомилы отвергают все, написанное в Ветхом Завете, и святых пророков, прославленных в нем…

{Они} чернят Иоанна Крестителя и говорят, что он от Сатаны, как и крещение водою, и сами крестятся без воды, лишь читая «Отче наш»… 11

Богомилы отвергали кресты, иконы, церкви, все таинства, в том числе крещение и причащение. Как писал Козьма Пресвитер: «И как могут они называть себя христианами, когда нет у них священников, чтобы крестить, когда не знаменуют себя крестом, не воспевают церковные песнопения и не уважают священников?» Осуждали они и почитание Девы Марии. Около 1100 года один византийский автор рассказывает о вожде богомилов, который «называл наши святые церкви святилищами дьявола, а освящение тела и крови единого и величайшего нашего Первосвященника и Жертвы осуждал и почитал за ничто». По стандартам того времени это было непростительное нападение на базовые положения христианской веры: даже произносить такое вслух – означало рисковать, что гнев Божий обрушится на целый народ12.

СХОЖИЕ ДУАЛИСТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ распространялись во Франции и в Италии, где их последователей называли альбигойцами. Западные авторы, как правило, датируют резкое усиление этого движения началом и серединой XII века. Причиной этого стал рост контактов Запада с Византией с началом крестовых походов и созданием западных колоний в самом Константинополе13.

Едва жители Запада ощутили интерес к этим влиятельным идеям, поддерживать контакт с Византией им стало уже не сложно. В III веке до н. э. римляне проложили дорогу в свои новые владения на Балканах: эта дорога, называемая Via Egnatia (Эгнатиева дорога), оставалась важнейшим путем сообщения и после падения Рима. От Константинополя она шла через Адрианополь, Филиппы и Фессалоники в Охриду, а затем – в Дураццо (Дуррес) на берегу Адриатики. По морю путешественники попадали в Бриндизи в Италии, а затем, по Аппиевой дороге – в Рим. Дорога эта имела огромное значение не только в политических и торговых делах, но и в религиозных. В Новом Завете сохранены Послания апостола Павла к филиппийцам и фессалоникийцам. А в позднейшие годы Via Egnatia стала путем, по которому проповедники и тексты восточных дуалистических учений попадали в Италию, на Запад14.

К 1150 году на юге Франции эти взгляды распространились и утвердились настолько, что вокруг них сложилась альтернативная церковь, с собственной иерархией и установлениями. Иными словами, в средневековой Европе существовали две (по меньшей мере) церкви, радикально отличных друг от друга, и каждая отказывала другой в праве называться христианской. Если верить католическим наблюдателям, западные еретики, альбигойцы, проповедовали учение, необыкновенно схожее с ересью II века – маркионизмом. По словам хрониста Райнальда:

Еретики эти полагали, что есть два Творца: один – творец невидимого, которого они именовали благим Богом, и второй – творец видимого, которого называли злым Богом. Новый Завет они приписывали благому Богу, а Ветхий Завет – злому Богу, и отвергали его полностью, за исключением некоторых книг и речений, чей авторитет подтвержден в Новом Завете: из почтения к Новому Завету они признавали и их достойными приятия. Автора Ветхого Завета они обвиняли во лжи… Также называют его убийцей, ибо он сжег Содом и Гоморру, и уничтожил мир водами потопа, и утопил в море фараона и египтян 15 .

Католическая церковь ответила на это жестоким крестовым походом на юг Франции. Вплоть до начала XIV века католики боролись с церковью-соперницей в Западной Европе с помощью безжалостной инквизиции. Однако даже в XV веке дуалистические верования еще сохранялись в Боснии и на Балканах16.

Средневековый мир от Византии до Южной Франции, с Via Egnatia

Я упомянул, что этот средневековый дуализм во многом походит на гораздо более древние христианские ереси; однако в современных научных кругах мнение о таком преемстве крайне непопулярно. Изложу вкратце тезисы двух соперничающих современных школ:

А) Дуализм – реальность?

Большую часть двадцатого века ученые уверенно проводили связи между различными дуалистическими движениями, в том числе альбигойцами и богомилами. Корни подобных групп возводились к далекому прошлому, в частности к манихейству. Классическая книга 1947 года об этих течениях называется «Средневековый Манихей»: богомильство в ней названо «балканским нео-манихейством» 17 .

Б) Дуализм – миф?

Однако в наше время в науке доминирует совершенно иной взгляд. Некоторые ведущие историки Средневековья убеждают нас рассматривать обвинения в ереси в контексте инквизиторской «охоты на еретиков» и социально-политических конфликтов того времени, на почве которых будто бы и возникали эти обвинения. Авторы согласны, что простые французы и итальянцы того времени протестовали против церковной иерархии и обращались за поддержкой к Новому Завету, однако совершенно не считают их дуалистами или манихеями. Скорее, их взгляды они воспринимают как антиклерикальные, антисакраментальные, возможно, даже протопротестантские.

Другие историки Альбигойских войн сводят к минимуму «еретическую церковь» и отрицают существование альтернативной религиозной системы, уходящей корнями в ближневосточную античность. Быть может, говорят они, элита сект, так называемые perfecti {совершенные}, и были дуалистами; однако они скрывали свои взгляды от рядовых верующих, желавших всего лишь церковной реформы. Те, кто исповедовал странные еретические взгляды – делали это под давлением или под пытками, и лишь отвечали утвердительно на вопросы инквизиторов, знавших о дуализме или манихействе из литературных источников. С этой точки зрения «средневековый манихей» – это современный миф 18 .

Разрешение этого спора очень важно, в том числе и для вопроса об альтернативных писаниях.

Историки-ревизионисты заслуживают восхищения за критические навыки и умение ставить вопросы к историческим источникам: они внимательны и осторожны, и за это им честь и хвала. Однако они уделяют слишком мало внимания богословскому содержанию верований, о которых пишут. Не обращают они внимания и на радикализм тех взглядов, которые обвиняемые в ереси порой высказывали спонтанно, без малейшего принуждения. Не признают эти современные авторы и однозначных свидетельств о контактах между отдаленными регионами, в особенности между Западной Европой и, без сомнения, мощными еретическими движениями на Балканах. Гораздо чаще, чем «катарами», западных альбигойцев называли «болгарами».

Ревизионисты используют научный метод, называемый «конструкционизм». Чтобы понять какую-либо общественную проблему, говорят конструкционисты, нам нужно исследовать не столько сам предмет спора, сколько реакцию на него властей и, говоря современным языком, средств массовой информации. Почему государство и церковь ощущали необходимость бороться именно с этой проблемой? Приведем аналогию: в раннее Новое время в Европе развернулась борьба против культа «ведьм», в реальности не существовавшего. Как видим, бывает дым и вовсе без огня19.

Однако даже в тех свидетельствах, что ревизионисты признают, мы встречаем ту же картину: альбигойцы спонтанно высказывают взгляды, полностью укладывающиеся в гипотезу о дуализме. На протяжении XI–XII веков эти верующие отстаивают стройное вероучение, из которого следует, например, что брак и сексуальность – зло, что христианам не дозволено есть мясо, что таинства – изобретения дьявола. В некоторых хорошо задокументированных диспутах между католиками и еретиками вожди альбигойцев открыто, без всякого принуждения и пыток, отвергают Ветхий Завет. Еретики говорят, что поклоняются не ветхозаветному Богу, а «Богу Света», открывшему себя в Новом Завете20.

Да, альбигойцы несомненно принадлежали к христианской традиции: дошедшие до нас описания их ритуалов показывают, что ритуалы эти полностью основывались на Новом Завете, как альбигойцы его понимали. Некоторые верующие не считали авторитетными никакие писания, кроме четырех евангелий, другие принимали и некоторые послания. Все прочие «священные писания» они отвергали, называя их affitilhas (т. е. «рюшечки», ненужные излишества). Отрицали они и Ветхий Завет, и Воплощение. Творение они переосмысливали как историю падших ангелов, забывших о своей природе и заключенных в человеческие тела – классические гностические идеи и формулировки. Элита альбигойцев, perfecti, жила по тем же правилам, что и энкратиты древности: они отказывались от любых сексуальных контактов, употребляли в пищу только рыбу и овощи. Чтобы получить статус «совершенного», требовалось «духовное крещение» – consolamentum, обряд, совершавшийся наложением рук перед Евангелием от Иоанна21.

Если бы историки древней церкви нашли сведения о подобном религиозном течении, относящиеся к 250 или 350 году, – не колеблясь, отнесли бы его в хорошо известную категорию гностиков/дуалистов. Тем более, что это течение пользовалось и хорошо известными религиозными писаниями22.

Преследование альбигойцев стоит сравнивать не с охотой на ведьм, а с более поздней борьбой испанской инквизиции против протестантов и иудеев. Хотя инквизиторы, несомненно, многое выдумывали об этих группах, стараясь их очернить, – не приходится сомневаться, что и иудеи, и протестанты действительно существовали. Также обстоит дело и с альбигойцами или катарами. Какую бы несправедливость не чинила порой средневековая инквизиция, – множество вполне убедительных свидетельств доказывает нам: альбигойцы, ее противники, действительно были вполне определенной и отчетливой религиозной группой, имели свою структуру и организацию, исповедовали дуализм. Имели они связи и со своими единомышленниками в других местах, особенно на юго-востоке Европы. И в самом деле представляли собой альтернативную церковь, церковь-соперницу для католиков. Богомилы были дуалистами – альбигойцы тоже23.

ДУАЛИСТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ ОСНОВЫВАЕТСЯ НА ПИСАНИИ – точнее сказать, на сложной смеси писаний, старых и новых.

По крайней мере отчасти дуалисты опираются на знакомые нам канонические писания, особенно на евангелия. Ортодоксальные верующие привыкли возмущаться тем, как «еретики искажают писание» – хотя разумный человек, пожалуй, не согласится с тем, что стандартное, одобренное церковью понимание этих писаний самоочевидно и автоматически верно. Уже во II веке Ириней Лионский жаловался: «Так они сплетают старушечьи басни, а затем, насильственно вырывая из контекста слова, выражения, притчи везде, где их найдут, ставят прорицания Божьи на службу своих безосновательных выдумок». Примерно так же творчески работали с Писанием и средневековые дуалисты. Одна из причин, по которым ересь так стремительно распространялась именно среди болгар и других славянских народов – та, что к этому времени у них уже был перевод Писания на родной им язык, созданный в IX веке, задолго до первых переводов Писания на «народные» языки в Западной Европе. Отсутствие переводов мешало простым верующим читать библейские тексты – но не позполяло и истолковывать их на свой лад. Однако восточные толкования без труда проникали в собрания верующих Западной Европы24.

Подтверждение своей мысли, что Господь мира сего – дьявол, дуалисты могли найти во множестве библейских текстов. Богомилы приводили искушение в пустыне в доказательство того, что дьявол властвует над миром – иначе не мог бы предложить эту власть Иисусу. Сам Иисус также называет дьявола господином мира сего; в некоторых местах канонической книги Откровение также можно увидеть подтверждение дуалистических идей.

Многие тексты, со времен Реформации используемые для доказательства предопределения, дуалисты также ставили себе на службу – особенно пугающее пророчество о пшенице и плевелах. В наши дни священники редко выбирают этот текст для проповеди; однако он занимал и ставил в тупик читателей на протяжении столетий. Он идет сразу после куда более известной притчи о сеятеле – и рассказывает о человеке, засеявшем свое поле пшеницей. В ночи пришел враг и посеял на том же поле плевелы (то есть сорняки), и растения двух сортов выросли вместе. Владелец поля приказывает своим слугам не выпалывать плевелы сейчас, чтобы не повредить пшеницу:

Оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою.

Для дуалистов это означало, что мир и человечество включает как создания Света, так и создания Тьмы, и компромисс между ними невозможен. Они будут существовать бок о бок, пока Бог Света – или, возможно, сам Христос – не вмешается в дела мира напрямую, чтобы отделить силы Света и принести им спасение. Для детей Тьмы (к которым относится и господствующая церковь) надежды нет: их ждет огонь25.

Козьма Пресвитер сообщает еще об одном истолковании евангельского текста еретиками. Здесь, по-видимому, имеется в виду притча о блудном сыне:

Услышав в евангелии притчу о двух сыновьях, Христа они почитают старшим сыном, а младшего, который обманул отца, считают Дьяволом и называют его Маммон, и зовут его творцом и создателем земли и всего, что на земле. Он заповедовал людям жениться, есть мясо и пить вино. И так, просто черня все наше, они считают себя обитателями небес, а тех, кто женится и живет в мире сем, именуют служителями Маммона 26 .

Любили богомилы и загадочную притчу о неверном управителе из Лк 16: в ней они видели рассказ о падении ангелов. «Управитель» – это сам Сатана-Сатанаил: он прощает ангелам «долги», то есть дает материальные обещания и подбивает их на восстание. Альбигойцы цитировали историю доброго самарянина, в которой современный читатель едва ли разглядит какую-то космологическую схему. Однако для дуалистов человек, идущий из Иерусалима и Иерихон, символизировал Адама, сходящего на землю из небесного Иерусалима. А разбойники, отнявшие у него золото и одежду, – злые духи: они лишили человека божественного света, составляющего его истинную природу27.

В знакомых текстах из Писания еретики обнаруживали смыслы, решительно противоречащие тому содержанию, что привыкли видеть в них мейнстримовые христиане. Однако можно сказать, что такое «альтернативное» понимание притч не менее осмысленно, чем общепринятое. Кроме того, дуалисты точно следуют интерпретациям гностиков и других еретиков первых христианских столетий. Средневековые еретики находили в евангелиях от Луки и от Иоанна ровно те же основания для своей веры, что и их предшественники тысячу лет назад. Они читали тот же Новый Завет.

БЫЛ У БОГОМИЛОВ И СОБСТВЕННЫЙ КОРПУС СВЯЩЕННЫХ ТЕКСТОВ – и история «Тайной вечери» показывает, что эти тексты были известны и в Западной Европе. По большей части богомильские писания утрачены, но некоторые сохранились – и эти выжившие представляют большой интерес28.

Когда мы говорим о таких текстах, важно понимать: разумеется, литературные произведения не путешествовали из страны в страну сами по себе, своим ходом. Их распространяли люди – отдельные проповедники или организованные церкви; в некоторых случаях мы можем даже проследить путь текста по цивилизованному миру. На протяжении столетий рукописи привозились (зачастую контрабандой) из Сирии и Палестины к границам Римской империи, распространялись в странах Кавказа, в Болгарии и на Балканах, а затем – и во Франции, Италии и Германии.

Мы уже упоминали, что богомилы использовали древние гностические тексты, в том числе Апокалипсис Петра и Евангелие Фомы. Другие очень ранние тексты сохранились в ритуалах и богослужениях альбигойцев на Западе. Альбигойцы ссылались на Писание, говоря о своих верованиях, восходящих к очень древнему, первоначальному периоду христианства – например, о том, что Иисус был близок с Марией Магдалиной (мысль, восходящая к Евангелию от Филиппа). Около 1215 года католический критик описывает взгляды альбигойцев: они верят, что «Христос, родившийся в земном и видимом Вифлееме, был дурным человеком, а Мария Магдалина была его наложницей и той самой женщиной, взятой в прелюбодеянии, о которой мы читаем в евангелии». Это не значит, что альбигойцы читали какие-либо гностические евангелия целиком – но, вполне возможно, знали выдержки из них29.

В дуалистических церквах использовались очень древние богослужения, отражавшие церковную практику первых христианских столетий. Они дошли до нас только в позднесредневековых рукописях, однако содержат в себе самые архаические формы. Такова церковнославянская рукопись из Боснии XV века, озаглавленная «Литургия Радослава Христианина» – возможно, остаток когда-то традиционной литургии богомилов. Она поражает своей простотой, столь непохожей на обычные средневековые богослужения, в течение веков обраставшие все новыми молитвами и песнопениями. Текст Радослава основан на Молитве Господней и Прологе к Евангелию от Иоанна – двух текстах, весьма почитаемых дуалистическими церквами30.

Те же тексты и принципы легли в основу богослужений и у западных еретиков. Отметим поразительный Лионский ритуал, известный у французских альбигойцев XIII столетия. В него входят процедура исповеди и consolamentum, церемония, называемая также «Погружение в общину совершенных». То и другое основано исключительно на новозаветных текстах, прежде всего евангелиях и посланиях; ближайшая параллель с «Погружением» – посылание апостолов на проповедь в Лк 931.

В сущности, этот альбигойский ритуал столь близок «Чину крещения оглашенных», дошедшему до нас из самых ранних веков христианства, что современные ученые видят между ними прямую связь, возможно, через какие-то древние тексты, доступные средневековым верующим. Этот, казалось бы, средневековый текст, вероятно, напрямую переведен с греческого, созданного во II веке. Не будь в нем энкратитской присяги, сторонний читатель мог бы увидеть здесь выражение пламенного христианского благочестия, носящего на себе отпечаток первых десятилетий христианства. И так ли уж это неверно? Итак, не ранее 1200 года на юге Франции существовали общины верующих, использовавшие древнее богослужение апостольской церкви32.

Дуалисты читали альтернативные писания, восходящие не только к гностическим, но и к дохристианским временам. Мы уже говорили о важности ветхозаветных псевдоэпиграфов – объемного корпуса текстов, приписываемых тем или иным известным героям Еврейской Библии. Уже в наше время большое собрание таких материалов было открыто в Восточной Европе – именно в тех местах, где процветали дуалистические ереси.

Славянские страны начали обращаться в христианство – в православный его вариант – под влиянием Византийской империи начиная с IX века. Церкви их находились в тесной связи с Константинополем и другими великими интеллектуальными центрами – и в них переводилась на церковнославянский язык старинная греческая литература, в других регионах уже забытая. Даже в то время когда другие церкви стали смотреть на подобные книги с подозрением, они спокойно хранились в церквах и монастырях Восточной Европы и Балкан.

Начиная с конца XIX века ученые со все возрастающим изумлением обнаруживают, какое изобилие и разнообразие ветхозаветных псевдоэпиграфов дошло до нас на старославянских языках. Более того, многие из этих работ не сохранились ни на каких иных языках – в том числе и на греческом, как правило, для них родном. Среди книг, дошедших до нас исключительно или в основном на славянских языках – Апокалипсис Авраама, «Лестница Иакова», Третья и Четвертая книги Варуха, «Мученичество Исайи» и «Вознесение Исайи». Другие, не менее красноречивые, названия – «Завет Иова», «Иосиф и Асенеф», «Зоровавелев апокриф», «Море Тивериадское». Многие из них существуют в разных версиях – в процессе передачи и переписки в них включался новый, порой фольклорный материал33.

Приведем лишь один пример. В XIX веке русские ученые исследовали средневековый юридический кодекс «Мерило праведное» – по большей части собрание исторических законов с комментариями. Нет ничего удивительного в том, что юридический справочник XIV века содержал множество религиозных законов и «библейских» на вид материалов; однако значительная часть этих материалов выглядела очень странно. Оказалось, что в рукописи воспроизведена целиком важная псевдобиблейская книга, Вторая книга Еноха (славянская версия), она же Книга тайн Еноха – с головокружительными рассказами о небесных видениях и встречах с ангелами. Различные версии этой книги сохранились в двадцати славянских рукописях34.

Датировка Второй книги Еноха вызывает споры, однако вполне возможно, что она была написана на греческом языке в I веке н. э. Затем была переведена на другие языки, в том числе на коптский; однако большая часть того, что мы о ней знаем, исходит из славянских текстов. Книга являет собой яркую иллюстрацию того, как изменяются со временем рукописные тексты. На церковнославянском языке она существует в двух версиях, пространной и краткой, причем пространная явно адаптирована к христианским целям и задачам. Краткая версия заметно старше и ближе к иудейскому оригиналу: в ней нет упоминаний ни о Мессии, ни о воскресении из мертвых. В этой форме Вторая книга Еноха возвращает нас к ее автору – неизвестному александрийскому иудею начала нашей эры.

Вместе эти материалы открывают перед нами поразительную картину – картину пестрого мира иудаизма Второго храма, со множеством голосов, из которых иные со временем развились в полноценные дуалистические учения. Эти «потерянные» тексты выжили в таком множестве благодаря тому, что Православная церковь славянских стран приняла их, бережно хранила и читала на протяжении почти тысячи лет.

Мы по-прежнему не вполне понимаем, какими путями эти загадочные тексты добрались до славянских стран – однако можем с большой вероятностью назвать некоторые центры передачи. Где возможен был доступ к сокровищам византийских библиотек, но в славянском окружении и с одновременным доступом к иудейской литературе и учености? Естественно обратить взгляд на Царство Болгарское, которое приняло христианство в IX веке, а в 919 году учредило свой автономный патриархат. В этом царстве было два основных литературных и культурных центра, Охрид и Преслав: в обоих, по крайней мере с 880-х годов, существовали школы. В Преславе развивалась и распространялась кириллица – однако Охрид превосходил его ученостью и влиянием. На рубеже веков Охрид был столицей Болгарской империи и престолом патриарха. В 1018 году византийцы захватили город, патриарха «понизили» до архиепископа, но еще два столетия Охрид оставался важным церковным центром. Кроме того, он стоял на Via Egnatia – дороге, по которой с Востока на Запад продвигались еретики.

Охрид был центром библейской учености как для иудеев, так и для христиан. Знаменитый архиепископ Охридский Феофилакт (1055–1107) сделал свою церковь центром библейской экзегезы. Мы уже упоминали, что Феофилакт опровергал ереси, считавшие Евангелие Фомы пятым евангелием: сама потребность в таком опровержении показывает нам, как широко распространены были в этом регионе подобные книги. После смерти Феофилакта в 1107 году его преемником стал Лев Мунг, иудейский философ, обратившийся в христианство. В то же время старый школьный товарищ Льва, тоже известный исследователь Библии, стал в городе главным раввином. Все это не означает, что Феофилакт или Лев Мунг лично ответственны за распространение псевдоэпиграфов – в конце концов, большая часть этих книг была переведена на славянские языки задолго до них. Однако Охрид предоставлял для этого самую подходящую культурную среду35.

Стоит отметить: изучение псевдоэпиграфов на славянских языках дает нам несколько отрезвляющих уроков в отношении того, что мы можем и чего не можем знать о существовании тех или иных текстов в прошлом. Основываясь на огромном корпусе современных писаний о средневековых славянских церквах, мы никогда не догадались бы, что где-то в их недрах, в Охриде или где-либо еще, скрываются огромные библиотеки, полные древних иудейских писаний. Только современные критические навыки позволили ученым заметить и открыть эти древние тексты. Пусть эта история предостережет нас от искушения судить о том, были ли утрачены или вообще не существовали «потерянные» писания лишь потому, что о них никто не упоминает!

Исследуя эти древние славянские тексты, ученые были поражены тем, насколько учения и образы их схожи с учением богомилов. В некоторых ветхозаветных апокрифах говорится, что материальный мир создал некий низший Бог, Демиург, то есть творец-ремесленник. Богомилы появились и укоренились именно в тех местах, где были распространены эти тексты в переводе на старославянский. Особенно почитали дуалисты некоторые древние книги – Апокалипсис Авраама, Вторую книгу Еноха и особенно «Видение Исайи», к которому мы вернемся чуть позже. В этих книгах много говорится об ангелах, добрых и злых; по ним рассыпаны имена, ставшие обычными в Средневековье: Михаил и Гавриил – в воинстве Божьем, Сатана-Сатанаил, Самаэль и Азазель – на стороне зла. Читатели легко могли заключить, что один или несколько этих падших ангелов правят материальным миром: они-то и засеяли поле землепашца плевелами36.

Сходство между псевдоэпиграфами и позднейшими дуалистическими учениями, конечно, может быть и простым совпадением; однако возможны и другие объяснения. Например, над текстами в известной нам форме поработали богомильские редакторы, приспосабливавшие их к своим взглядам. Иными словами, говорят некоторые ученые, древние иудейские тексты подверглись в Средние века богомильской редактуре. Но со временем эта теория выходит из моды; более привлекательной выглядит другая. Быть может, сами апокрифы натолкнули восточноевропейских клириков X века на дуалистические мысли? Но независимо от того, вдохновляли ли эти славянские тексты богомильское инакомыслие, – они сыграли важную роль в умножении и развитии богомильского движения. А это значит, что маргинальные течения иудаизма Второго храма, казалось бы, давно забытые, оказали прямое влияние на ереси средневековой Европы. Быть может, инквизиторы XIII века боролись с идеями, явившимися в Александрии и Иерусалиме в те времена, когда еще стоял Второй храм.

КАК И ИХ ДРЕВНИЕ ПРЕДШЕСТВЕННИКИ, средневековые дуалисты особенно почитали книги, связанные с именем великого пророка Исайи. Огромное влияние на идеи христианства оказала каноническая Книга Исайи; однако существуют и другие позднейшие тексты, призванные рассказать о мученичестве пророка и его восшествии на небеса. «Вознесение Исайи», загадочная книга, по-видимому написанная в I или II веке н. э., следует обычным образцам апокрифов, популярных во времена самого Иисуса. Основана она на более древнем иудейском материале, однако в дошедшей до нас форме это вполне христианская книга, с типичными пророчествами о жизненном пути Христа:

{Гавриил}, ангел Духа Святого, и Михаил, вождь святых ангелов, откроют гробницу на третий день; и Возлюбленный выйдет оттуда на их плечах и пошлет Своих двенадцать апостолов; и будут они учить все народы и языки воскресению Возлюбленного, и кто уверует в крест Его и в вознесение Его на седьмое небо, спасен будет; и многие, уверовавшие в Него, будут вещать Духом Святым; и многие знамения и чудеса случатся в те дни.

В IV веке «Вознесение Исайи» цитировали Иероним и Епифаний. Сохранились рукописи его на множестве языков – греческом, латинском, коптском, эфиопском, старославянском, что указывает на его широкое распространение37.

Главы 6–11 «Вознесения» распространялись и как отдельная книга, под заглавием «Видение Исайи» – и играли важную роль в развитии христианского инакомыслия. Богомилы использовали его славянскую версию, западные альбигойцы опирались на латинский перевод. В 1240 году инквизитор Монеты Кремонской сообщал, что еретики «чтут некую книгу, в которой говорится, что дух Исайи вышел из тела и был вознесен на седьмое небо»38.

Чем «Видение» привлекало дуалистов – понять нетрудно. Из видений Исайи на небесах явствует, что князь мира сего – сатана, и в мире идет бесконечная война между сверхъестественными силами добра и зла. «Исайя» сообщает:

И вознеслись мы {ангел и я} над твердью, и увидел я великую битву: Сатана с воинством своим противостал верным Божиим, и оба войска наседали друг на друга с ревностью великою. Ибо, что на земле, то и на тверди; на земле лишь подобия того, что на тверди.

И дальше:

И увидел я великую битву Сатаны и сил его, противоставших благочестию. И сражался один с другим, ибо на тверди то же, что на земле; вещи земные – лишь образы вещей, что на тверди. И сказал я ангелу: «Что это за война, и сражение, и великая битва?» И он, отвечая мне, говорил: «Это война Дьявола, и не престанет она, пока не придет Тот, кого ты увидишь, и не убьет Дьявола духом силы Своей».

Битва закончится только с победой Христа:

Когда сойдет Он и примет твой облик, Князь мира сего наложит на Него руки свои, ибо Он Сын {Божий}; и повесят Его на древе и убьют Его, не зная, кто Он. И Он сойдет в ад, и разгонит всех этих призраков, нагих и беспомощных, а Князя Смерти пленит и лишит всей его силы.

Эта книга, приписываемая Исайе, прямо соединяет маргинальные «края» иудаизма и христианства в древнейшую его эпоху – с еретическим инакомыслием Средних веков, год 200 с годом 1200-м39.

ПОМИМО ВСЕХ ЭТИХ ПИСАНИЙ, создавали богомилы и собственные тексты. Учитывая, что движению приходилось скрываться, вполне возможно, что «Тайная вечеря» – одна из многих; однако большинство этих текстов утрачено, или, по крайней мере, сейчас нам не известно.

Дуалисты не только пользовались теми же каноническими текстами, что и более ранние еретики, но и замечали те же пробелы в повествовании, которые позднейшие авторы, естественно, старались заполнить. Так, из Деяний апостолов читатели узнают, что несколько недель после Воскресения Иисус провел в беседах со своими учениками. Но о чем он с ними говорил? Множество верующих были бы счастливы это узнать; и «Тайная вечеря» – одна из попыток ответить на этот вопрос.

Это «евангелие» излагает классическое учение дуалистов. Разговор с Иисусом Иоанн начинает словами: «Господи, прежде падения сатаны в какой славе обитал он с Отцом Твоим?» Иисус описывает прежнее бытие сатаны. После своего падения, говорит он, сатана создал материальную вселенную: слова Иисуса здесь – явная перекличка с книгой Бытие, однако Бог Ветхого Завета отождествляется с сатаной. Сатана, а не Бог создал человечество:

Вошел Дьявол в порочного змея и соблазнил ангела в виде женщины, и утолил похоть свою с Евой в Песни змея. Потому и зовутся сынами Дьявола и сынами змея те, что живут по похотям Дьявола, отца своего, даже до скончания веков. Затем излил Дьявол на ангела, бывшего в Адаме, яд похоти своей: так похоть порождает сынов Дьявола и сынов змея даже до скончания веков 40 .

Затем Иоанн спрашивает: «Как же говорят люди, что Адам и Ева были созданы Богом и помещены в раю, чтобы исполнять заповеди Отца, и не вкусили бы смерти?» Иисус отвечает:

Глупцы в заблуждении своем говорят, что мой Отец создал тела из глины; нет, все силы небесные сотворены Духом Святым, и лишь из-за своего прегрешения святые нашли себя в телах глиняных и вкусили смерть.

Материя – смерть, тело – смерть.

С этой дуалистической точки зрения вся мировая история – история сатанинского обмана. Стоит отметить, что в этой мифологической системе упоминается Енох, хоть этот пророк и выступает здесь в дьявольской роли. Согласно рассказу Иисуса, злой Енох ввел ритуалы и жертвоприношения:

Затем Дьявол провозгласил через {Моисея} себя богом, и дал закон детям Израилевым, и провел их по морю, как посуху 41 .

Освобождение и спасение приходят от другого Бога – благого Бога Света, который посылает на землю Иисуса, однако ни в коем случае не облекает его презренной земной плотью: «Когда Отец мой задумал послать меня в мир, прежде послал он ангела по имени Мария, чтобы принять меня. И я, когда сошел на землю, вошел к ней в ухо и из уха вышел». Крещение и причастие – тоже сатанинские уловки, и последователи Иисуса должны их избегать42.

КАК ПРАВИЛО, МЫ ПОЧТИ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕМ о читателях или владельцах альтернативных писаний, об их отношении к этим текстам. Мы не знаем, как смотрели на тексты Наг-Хаммади их хозяева – как на драгоценность, вместилище мерзкой ереси или просто как на материальную ценность, которую можно продать. Что это было – библиотека, склад, книжная лавка? Или, быть может, какого-то верующего похоронили вместе с его любимыми книгами? А много позже каркассонская инквизиция сохранила у себя «Тайную вечерю» – не как полезное духовное чтение, но как улику против подозреваемых в ереси43.

Однако о предыдущем владельце «Тайной вечери» нам известно довольно много – и его история сообщает нам немало важного о подпольной духовной культуре Средневековья и порожденных ею псевдописаниях.

В примечании к рукописи инквизитор упоминает о вожде еретиков Назарии, жившем на севере Италии. Стоит отметить, что Назарий – редкий случай средневекового человека не из элиты, о мышлении и верованиях которого до нас дошло довольно много информации. (Он называл себя епископом – однако титул этот явно не приносил ему богатства и, скорее всего, не давал статуса в «большом» обществе.) В конце XIII века о его жизненном пути рассказали два инквизитора. Один из них был Ренье Саккони, сам катар, обращенный в католичество, знавший Назария в конце его жизни, около 1250 года. По Саккони, Назарий «говорил при мне и при многих других, что Дева Мария была ангелом, что Христос не принял человеческую природу, что природа его была ангельской, а тело небесным. Он говорил также, что узнал о своем заблуждении от епископа и Старшего Сына церкви Болгарской, почти шестьдесят лет тому назад». («Старший Сын» – высший ранг в богомильской иерархии.) Значит, Назарий обратился в богомильскую веру приблизительно около 1190 года. О его обращении или о том, где оно произошло, мы больше ничего не знаем. Возможно, Назарий познакомился с этим учением в самой Болгарии, однако богомилам случалось и странствовать по Италии. Вполне возможно, что Назарий побывал на Востоке в начале 1190-х годов во время Третьего крестового похода44.

Около 1270 года инквизитор Ансельм Александрийский описал структуру Катарской церкви в Ломбардии, специально упомянув церковь в Конкореццо. По словам Ансельма, Назарий был в этом регионе четвертым по счету епископом и занимал свой престол около сорока лет. Таким образом, в самом грубом приближении мы можем определить даты его жизни как 1175–1250, а восхождение на епископский престол датировать 1210 годом. (Таким образом, возможно он современник Франциска Ассизского, жившего в 1181–1226 годах.) Вся деятельность Назария была не только скрытной, но и определенно противозаконной; однако церковь начала борьбу с ним лишь после его смерти, предав его останки огню. Вероятно, именно Ансельм завладел после этого «Тайной вечерей», в результате оказавшейся во Франции45.

Сообщения инквизиторов позволяют нам реконструировать детали жизни церкви в Конкореццо. По оценке Ренье, церковь насчитывала около 1500 членов обоих полов и распространяла свое влияние на довольно значительную территорию. Взгляды этой церкви, по его словам, были твердо дуалистическими: они учили, что тело человека создал дьявол «и впрыснул в него ангела, до того совершившего небольшой грех». Церковь отвергала Ветхий Завет, особенно книги Моисеевы46.

Ансельм сообщает много интересного и о самом Назарии. В его время, около 1270 года, в церкви Конкореццо произошел раскол на так называемых «ветхих» и «новых»: «ветхие» придерживались старинных взглядов Назария, строгого дуалиста, «новые» предпочитали взгляды его молодого и более умеренного сторонника Дезидерия. Сам Назарий не верил, что Христос вкушал материальную пищу, что он действительно умер, воскрес или творил настоящие чудеса. Он проповедовал, что «тело Свое Христос принес с Собой с небес, вошел в Деву через ухо и из уха вышел, и в том же теле вознесся на небеса». Христос для него – не Бог и не одно с Отцом. (Дезидерий во всех этих вопросах ближе к ортодоксии.) Говоря о Писании, еретики из Конкореццо соглашались, что ветхозаветные пророки были людьми добрыми, однако иногда рукою их водил дьявол. Как и другие дуалисты, Назарий с большим подозрением смотрел на Иоанна Крестителя – человека, установившего материальное таинство крещения. По мнению Назария, в Иоанне был тот же дух, что и в пророке Илии, однако дух этот – от дьявола47.

ВЗГЛЯДЫ НАЗАРИЯ НА ВСЕЛЕННУЮ ПОЗВОЛЯЮТ НАМ проникнуть в мировоззрение средневекового человека. Безусловно, надо с большой осторожностью подходить к сообщениям Ансельма – враждебного автора, который очень старается изобразить Назария невежественным, суеверным, а то и вовсе безумным. Быть может, Назарий в самом деле верил, что солнце и луна – не просто живые, но и сексуально активные существа, и что из их соитий рождается роса и мед; но столь же вероятно, что Ансельм исказил и окарикатурил его реальные взгляды. Однако одно мнение, которое Ансельм приписывает Назарию, стоит того, чтобы его процитировать: «Назарий верит, что из Адамова венца дьявол сотворил солнце – точнее, из одной части его, а из другой части сотворил луну; из венца Евы сотворил он луну, звезды и те пять звезд, что не на тверди {планеты}. Из другой части {венца Евы}, верит он, дьявол создал престол на небесной тверди: на этом престоле сидит сатана и правит всем миром внизу, кроме благих душ». Если пересказ Ансельма верен хотя бы отчасти – мы видим здесь глубоко поэтическое воззрение на космос как на единое живое существо, где все, на небесах и на земле, исполнено символического значения, укорененного в вере, и где даже небо учит истинам Писания48.

Вселенная Назария, быть может, порождена личным поэтическим воображением, однако в некоторых других чертах его учения видны подлинные слои древней христианской традиции, не говоря уж об иудейских и манихейских элементах. Где, например, нашел он историю о венцах Адама и Евы? У образа венца долгая история в христианской церкви, особенно в восточных ее ответвлениях. В «Пещере сокровищ» Бог возлагает на главу только что сотворенного Адама венец славы – символ его власти над миром. Это приводит в бешенство сатану: «Когда увидел сатана Адама сидящим на престоле великом, с венцом на главе и скипетром в руке, и увидел, что все ангелы поклоняются ему, то пришел в ярость». Венец славы Адама играет и прообразовательную роль – он предвосхищает терновый венец Христа49.

Некоторые схожие образы появляются и в ветхозаветных псевдоэпиграфах, в целом достаточно далеких от идей Назария. Так, в греческом Апокалипсисе Моисея рассказывается, что на похоронах Адама появляются две темные фигуры. Ева спрашивает своего сына Сифа, кто они, и тот отвечает: «Это солнце и луна – они тоже скорбят по отцу моему Адаму и молятся за него». В латинском «Житии Адама и Евы» солнце и луна темнеют в знак скорби по Адаму. Эфиопская церковь и поныне воспевает в своих гимнах «славу Адама и венец Евы»50.

Более близкие параллели встречаем мы в иудейском мистицизме: там схожим образом связаны друг с другом образы Адама, венца и творения. Мощная традиция Каббалы представляет вселенную по образцу человеческого тела: мир целиком составляет «Адам Кадмон» – Изначального Человека. На это тело наложена схема божественных излучений или атрибутов, называемая Древом Сефирот. На вершине этой фигуры – божественный Венец (Кетер), порождающий нижние сферы реальности. Изначальный человек Адам Кадмон создает первое человеческое существо, о котором рассказывает книга Бытие – Адама ха-Ришон («Первого человека»). Различные сферы отождествляются с небесными телами: Кетер – сфера звезд. Иными словами, Бог создал мир через Адамов венец. Назарий, убежденный дуалист, верил, что мир сотворен не Богом, а дьяволом – однако схема осталась той же. Отметим также, что из венца Евы созданы звезды и планеты – и всем им находится место на Древе51.

Образ Адама Кадмона описан в «Зохаре» – каббалистическом тексте, написанном на испанском языке в XIII веке. Хотя идеи эти были четко сформулированы лишь незадолго до смерти Назария, задолго до этого они существовали и распространялись в иудейских мистических кругах в Испании, Италии и других странах Средиземноморья. Известны переходы из одной веры в другую – и не только из иудаизма в христианство: порой видные итальянцы, например архиепископ города Бари, обращались в иудаизм. Бытовали в Италии того времени и иудействующие секты, очень схожие с иудео-христианами первых христианских веков – как и те, они требовали полного подчинения иудейскому закону. Быть может, и сам Назарий имел иудейское происхождение? Против этой мысли говорит полное отсутствие упоминаний об этом в сообщениях инквизиторов. Если бы они имели дело с обращенным иудеем, то, разумеется, не преминули бы в самых нелицеприятных выражениях об этом сообщить52.

Учитывая богомильские связи Назария, куда более вероятна здесь параллель с манихейскими идеями, также основанными на иудейском мировоззрении, однако в гораздо более ранних его версиях. С древних времен гностические секты проводили строгое различие между Первым Адамом (Anthropos) и первым человеком, упомянутым в книге Бытие. Для Мани первый человек – тоже создание из царства света, а материальный Адам – порождение тьмы. Следуя этому принципу, естественно предположить, что именно Первый Адам стал светлой силой, стоящей за творением. Исламский текст X века, называемый Китаб аль-Фихрист – «Каталог книг» – воспроизводит старый манихейский эпос о творении: в нем силы Света создают солнце и луну как убежища для созданий Света, освобожденных из плена материи. Не так уж трудно вообразить себе, что кто-то говорил о солнце и луне как о части этого первичного творения. В отрывке у Ансельма, хотя и не связанном напрямую с творением, сообщается о том, как некое небесное существо наделяет Адама венцом славы, чтобы помочь ему защитить его сына Сифа53.

Независимо от того пользовался ли Назарий манихейскими или каббалистическими источниками, – ясно одно: «Адам», о котором он говорит как о небесном создании – не знакомый нам первый человек из Библии. Крайне маловероятно, что это тонкое различие между двумя Адамами было очевидно тогдашним инквизиторам.

Можно спорить о том, где Назарий почерпнул эти идеи; вполне возможно, что какую-то часть своей мировоззренческой системы он придумал сам. Однако многие его мысли указывают нам на более широкий интеллектуальный мир, в том числе и на самые интригующие «подводные течения» того времени. Легко понять, почему Назария так привлекало богомильское учение, изложенное в «евангелии», которое он привез с собой из Болгарии.

ОДНАКО ДУАЛИСТЫ, ХОТЯ И ВЕСЬМА ОПАСНЫЕ ДЛЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЦЕРКВИ, были лишь одним из еретических течений того времени. Наряду с ними существовали и протопротестанты – группы вальденсов и лоллардов, переводившие Писание на народные языки и делавшие на основе его текстов смелые умозаключения. Впрочем, говоря о верованиях этих еретиков и их отношении к альтернативным писаниям, мы становимся на более шаткую почву.

Даже историки, оспаривающие существование средневекового дуализма, сходятся на том, что инакомыслящих – как бы ни трактовать их воззрения – в Средневековье было немало. Однако в случае еще одной ереси, так называемых «Братьев и Сестер Свободного Духа», ожесточенные споры идут даже о том, существовала ли вообще эта еретическая вера – или она, как и культ ведьм, полностью вымышлена. По-видимому, в рассказах о ней все же есть некое подлинное ядро, тот огонь, без которого не бывает дыма.

Движение свободного духа существовало якобы с раннего Средневековья до XVII века и далее. Согласно официальным источникам, сутью этого движения был пантеизм и антиномизм. Как пантеисты его последователи считали, что Бог есть Природа, а Природа – это Бог. Едва верующие осознали, что Бог во всем и все есть Бог, как поняли, что и сами они – тоже Бог («автотеизм»). Будучи Богом, они не подчиняются ни Закону, ни обычным человеческим законам: по крайней мере в теории они вправе делать все, что захотят. Это и есть антиномистская позиция – то есть буквально, направленная против Закона. Наш нынешний мир адепты свободного духа считали единственно существующим, рассказы о Страшном суде и о жизни после смерти – пустыми баснями: небеса и ад – здесь и сейчас, как и Бог, они существуют внутри нас. Не признавали они и Церковь, все ее учения и таинства. Однако, по сообщениям церковных следователей, «Братья и Сестры Свободного Духа» составляли организованное движение, даже, возможно, альтернативную церковь. Отвергая всякую иерархию, адепты свободного духа ввели новый принцип организации – тайную сетевую структуру, с ячейками в разных странах и даже на разных континентах54.

Если эти официальные сообщения хотя бы отчасти верны, значит, движение свободного духа не просто откололось от ортодоксального христианства – оно почти точно повторяло собой гностические «либертинские» секты в древней церкви.

Верующие в свободный дух будто бы полагали, что все библейские события относятся не к истории Древней Палестины, а к внутренней, духовной реальности. Воскресение Христа происходит в самом верующем: он возвращается в Эдемский сад и становится неспособен ко греху. Именно такой психологизирующий подход Илейн Пейджелс называет отличительной чертой древних гностиков: он провозглашался в древних гностических писаниях, например в Евангелии Евы. Говоря словами французских инакомыслящих XI века, христианская ортодоксия – не более чем «выдумки плотских людей, записанные на звериных шкурах»; она ничтожна в сравнении с законом, который пишет Святой Дух в сердце верующего55.

Однако, как бы интригующе ни звучали эти описания, – многие ученые считают, что такое учение существовало лишь в умах инквизиторов. Большая часть свидетельств об этих еретических взглядах дошла до нас в протоколах допросов и судов, где обвиняемые под страшным давлением, зачастую под пытками говорили то, что инквизиторы вкладывали им в уста. Без сомнения, многие обвинения в ереси свободного духа ложны или преувеличены; и известно, что инквизиторы предлагали подозреваемым стандартные списки вопросов и добивались утвердительных ответов. Однако признания обвиняемых по всей Европе звучат почти одинаково – и это говорит в пользу единой масштабной организации.

Более того, пересказывая взгляды еретиков, инквизиторы преувеличивали и искажали их, стремясь представить еретиков людьми максимально опасными и в то же время безумными. Как правило, современники обвиняли еретиков и в немыслимых сексуальных эксцессах – такие рассказы были своего рода «благочестивой порнографией». Ни один разумный историк не станет принимать подобные свидетельства без тщательной проверки. Если бы протестантизм в XVI веке проиграл – можно только гадать, как восстанавливали бы его современные историки на основе вымученных под пытками признаний!

Однако, пусть учение свободного духа и окружено мифами – несомненно, что на протяжении нескольких столетий разные люди, в самом различном историческом и культурном окружении, приходили к подобным взглядам и высказывали их самостоятельно. Таким было, например, движение рантеров в Англии XVII века; уже в век индустриальной революции с рантерами боролся Джон Уэсли, основатель методизма. За свободным духом в самом деле стояла некая реальность – и историческая преемственность56.

Иногда нам удается услышать собственный голос движения – и голос этот поразителен. В материалах расследований встречаются рассказы о том, как обвиняемые выражают свои взгляды открыто, без давления и угроз, – хотя и знают, что за это им грозит неминуемая смерть. Подобные случаи не только подтверждают существование идей свободного духа, но и позволяют нам бросить взгляд на религиозные споры, порой основанные на доступе к совершенно неожиданным для нас священным текстам57.

Хорошо известный пример – Иоганн Хартман, допрошенный в 1367 году в Эрфурте и без принуждения поведавший о своих взглядах. Как и Назарий, живший столетием раньше, он дает нам возможность заглянуть в мир альтернативного религиозного сознания средневекового человека. Хартман провозглашал своего рода коммунизм на религиозной основе: в результате в средневековых сообщениях он предстает кем-то вроде героя, а марксисты считают его своим предшественником. Однако более всего поражают его религиозные взгляды. Они поистине удивительны, даже если это его собственные эксцентричные вымыслы; если же Хартман опирался на какую-то традицию – его откровения показывают, что жители средневековой Европы порой верили в поистине странные вещи58.

Как и в большинстве подобных случаев, следователь исходил из того, что еретик отрицает обычные правила нравственности. Получив такое признание, далее он переходил к деталям – требовал от допрашиваемого сознаться в конкретных примерах безнравственного поведения, особенно сексуального. Может ли разумный человек не верить, что секс, не освященный церковью, – смертный грех?.. Однако дальше допрос Хартмана движется в странном направлении. Ни с того ни с сего следователь интересуется, был ли Свободным Духом сам Христос. Хартман не дает однозначного ответа. Поначалу – нет, отвечает он. Когда Иисус в Гефсиманском саду молит Отца своего пронести мимо него чашу сию – конечно, он обычный человек. Но во время распятия в Страстную пятницу он стал по-настоящему свободен.

Дальше следователь спрашивает: спал ли Христос с Марией Магдалиной после Воскресения? До сих пор Хартман говорил вполне открыто – теперь начинает выражаться уклончиво, и это странно: он ведь не может не понимать, что предыдущими своими речами гарантированно отправил себя на костер. Тем не менее «он отвечал, что этот вопрос требует серьезного и вдумчивого исследования, и хотя сам он знает ответ, но предпочел бы не высказывать своего мнения»59.

Можно видеть в Хартмане сумасшедшего, а можно – изобретателя и вдохновителя новой религии. Однако у взглядов его, несомненно, долгая историческая родословная, а в замечании о «человеческом» поведении Иисуса перед распятием отразились бесчисленные споры прошедших веков о природе Воплощения. Хартман не первый полагал, что при жизни Иисус не был Богом, что божественность он получил позже – скорее всего, при Воскресении. Многие гностики, подобно ему, верили, что евангельские истории – лишь символические описания внутренних, психологических реалий.

Однако замечание о Магдалине ставит нас в тупик. В древних писаниях часто встречаются рассказы о том, как Иисус после Воскресения произносит пространные речи и преподает новые учения своим ученикам, в том числе верным женщинам, и особенно Марии Магдалине. Однако инквизитор задает вопрос об интимных отношениях Иисуса и Магдалины в 1367 году – через тысячу лет после того, как этот вопрос, казалось бы, раз навсегда разрешен и забыт! Этот обмен репликами загадочен – если только не предположить, что инквизитор обращается к теме, популярной в субкультуре свободного духа.

Быть может, подобные взгляды зарождались независимо, на основе критического чтения канонических евангелий. Но вполне возможно, что они указывают на некие подземные течения, быть может, передающиеся через поздние псевдоевангелия – вроде тех, какими пользовались богомилы и альбигойцы. По самой своей сути эти тексты едва ли могли пережить расследование инквизиции – чаще всего их сжигали; удивительно, что хотя бы «Тайная вечеря» сохранилась и дошла до нас. Однако диалог с Хартманом заставляет задуматься о том, какие еще тексты могли распространяться в средневековом обществе – целиком, в отрывках или хотя бы в устной передаче.

Глядя на эти примеры, мы спрашиваем себя, сколько же церквей существовало в средневековой Европе, и можно ли представлять их себе как конкурирующие деноминации в современном понимании? Несмотря на бдительность епископов и инквизиторов, по Европе Средних веков ходило немало альтернативных евангелий. Но были и такие, что продолжали свою жизнь за пределами христианского мира.