ИИСУС С НЕСКОЛЬКИМИ СВОИМИ ИЗБРАННЫМИ ПОСЛЕДОВАТЕЛЯМИ поднялся на высокую гору. Там «одежды его убелились, как снег, и лицо засияло, как солнце; и вот – явились Моисей и Илия». После поразительной сцены Преображения Иисус рассказывает всем своим ученикам о будущем:

Тогда сказал Иисус: «Посланник Божий – когда придет он, из какого он будет рода?» Ученики отвечали: «Из рода Давидова». На это Иисус сказал: «Вы заблуждаетесь… Верьте мне, ибо истину говорю вам: обетование дано Измаилу, а не Исааку».

Иисус предсказывает явление великого Посланника Божьего:

О благословенное время, когда придет он в мир! Верьте мне, ибо я видел его и вознес ему хвалу, да и все пророки видели его – видели тем же духом, каким Бог дал им пророчествовать. И когда я увидел его, душа моя исполнилась утешения, говоря: «О Мухаммад, да пребудет с тобою Бог! Да сделает он меня достойным развязать ремень обуви твоей, ибо тогда я стану великим пророком и святым Божьим». И, сказав все это, Иисус вознес благодарность Богу 1 .

Из этого монолога очевидно, что перед нами – не каноническая новозаветная книга. Однако контекст его выглядит для христианских читателей странно знакомым. Пока Иисус этой книги не пророчествует о явлении Мухаммада, – он чрезвычайно, даже пугающе похож на хорошо известного нам Иисуса.

Рассказ этот взят из Евангелия от Варнавы – пространной истории о жизни Иисуса, чаще всего напоминающей канонические евангелия, однако в некоторых критических моментах явно подвергнутой исламской редактуре. Точная датировка этой компиляции неизвестна; возможно, свою исламизированную форму Евангелие от Варнавы приняло где-то в XIV веке. Однако христианский материал, прошедший через эту редактуру, намного древнее: быть может, он восходит к иудео-христианским сектам первых веков нашей эры. Евангелие от Варнавы читают в мусульманском мире и сейчас; в последнее время новую жизнь ему дали теории заговора в интернете2.

Евангелие от Варнавы напоминает нам, что «альтернативные» рассказы об Иисусе существовали не только в христианских еретических сектах, но и в других религиях – соседках и соперницах христианской веры. Манихеев мы уже упоминали; но самыми значительными соперниками христианства были, разумеется, иудаизм и ислам. Обе религии, каждая по-своему, интересовались Иисусом и создавали о нем свои писания. Особенно много таких писаний создал или сохранил ислам. Кроме того, обе веры стремились оспорить или подорвать христианские взгляды – и вели яростную полемику с христианством в форме так называемых антиевангелий.

С САМОГО РОЖДЕНИЯ ИСЛАМА В VII СТОЛЕТИИ эта вера существовала в диалоге с христианством. На протяжении большей части истории ислама значительную часть населения так называемых мусульманских стран (Сирии, Египта, Месопотамии/Ирака) составляли христиане. В свою очередь, мусульмане были широко распространены в Европе. В раннем Средневековье они населяли европейские исламские государства – Испанию и Сицилию. С XIV по XX век Европу не оставляла своим вниманием турецкая Османская империя – и бо́льшую часть этого времени юго-восточная часть Европы находилась под ее властью. И всюду, где развевался флаг с полумесяцем, христианские подданные исламских держав свободны были читать старые тексты, в католических и православных землях забытые или запрещенные. Кто мог бы их остановить?3

Мусульмане читали свои писания и священные тексты – но и в них ощущалось сильное влияние различных христианских традиций. Вера ислама возникла в среде в основном христианской, увлеченной апокалиптическими писаниями, оставившими глубокий след и в самом Коране. Об Иисусе в Коране говорится очень много: этот рассказ представляет собой, по сути, альтернативное евангелие, не слишком похожее на канонические христианские рассказы, но опирающееся на ранние апокрифические писания. С этим апокрифическим/исламским Иисусом знакома и Европа: в разные времена его проповедовали в мечетях Толедо и Палермо, Севильи и Софии, Афин и Будапешта, Белграда и Бухареста.

Чтобы понять это христианское наследие, обратимся к политической предыстории ислама. Мы уже отмечали роль небольших государств-«буферов» между великими империями Рима и Персии. Задолго до возникновения ислама арабские племена и этнические группы создали несколько влиятельных государств в землях, ныне известных нам как Иордания, Ирак и Сирия. В VI–VII веках на западе располагалось царство Гассанидов, союзников Рима, на востоке – царство про-персидских Лахмидов. В обоих царствах обитало множество христиан; столица Лахмидов Аль-Хира была важным епископским престолом Восточной церкви. В эти два царства входили несколько религиозных и культурных центров, важных для истории как раннего христианства, так и ислама, особенно Бостра и Сергиополис. (Имелись в этих краях и значительные иудейские общины.)4

Эти-то древние царства и стали местом, где возник и сделал первые шаги ислам. В Бостре, как говорят, Мухаммад встретился с христианским монахом Бахирой, который предсказал ему роль великого пророка. В Аль-Хире на востоке, возможно, был изобретен арабский алфавит. Вблизи от Аль-Хиры располагался город Куфа – отсюда название «куфическое письмо». Другие же приписывают честь этого изобретения арабам-христианам из Аль-Анбара5.

Помимо этих ближайших соседей, в непосредственной близости от арабского мира, находилась христианская Эфиопия со своими обширными библиотеками, полными и общеизвестных, и «подозрительных» христианских текстов. Эфиопские цари регулярно вторгались в Аравию; а когда первых последователей Мухаммада начали преследовать в Мекке, они нашли убежище в Эфиопии6.

Христианский контекст раннего ислама не подлежит сомнению. Однако не следует думать, что христиане этого региона строго соответствовали позднейшим критериям ортодоксии: на самом деле ближневосточное христианство в доисламские времена было весьма разнообразным. Не случайно в V веке один церковный лидер называл Аравию рассадником всевозможных ересей – Aravia haeresium ferax7.

Эта «цветущая сложность» отражалась во множестве «евангелий» и апокрифических текстов. Еще сто лет назад ученые отмечали, что доисламский христианский Восток был «буквально наводнен» апокрифами, как ветхо-, так и новозаветными. В самом Коране ученые видят следы Апокалипсиса Адама, Первой книги Еноха, «Пещеры сокровищ», Протоевангелия, Евангелия детства от Фомы, Арабского евангелия детства и Евангелия от Варнавы (древнего апокрифического текста под этим названием, а не исламизированной версии, которую мы недавно цитировали). Читая Коран, мы то и дело натыкаемся на отрывки, очень напоминающие Тору, евангелия или Псалтирь. Однако здесь лучше проявить осторожность: не всегда перед нами канонические версии этих текстов, чаще – их древние апокрифические версии или адаптации8.

Ближний Восток около 550 года н. э., царства Гассанидов и Лахмидов

Встречаются нам и таинственные ссылки на «евангелия», имевшие хождение в этом регионе – тексты, которые нам сейчас сложно опознать. Мусульмане почитают «Хадит», сборник рассказов о пророке Мухаммаде и приписываемых ему изречений. Одна история рассказывает о том, что после первых полученных откровений Мухаммад был глубоко поражен и смущен, даже напуган произошедшим. Жена его Хадиджа привела его к своему двоюродному брату Вараке, христианину, который «умел писать еврейскими буквами. Он выписал из евангелия по-еврейски столько, сколько пожелал Аллах». Историю эту трудно датировать – однако из нее следует, что в VII веке в Аравии имел хождение некий иудео-христианский текст, возможно Евангелие евреев9.

Некоторые ученые, говоря о влиянии христианства на зарождающийся ислам, заходят еще дальше. По мнению немецкого ученого Кристофа Люксенберга, в Коране чувствуется влияние христианской сирийской литературы, попросту невозможное для Мекки или близлежащих частей Аравии, где в то время не было соответствующих школ или библиотек. Поэтому, считает он, Коран возник в Аль-Хира или Аль-Анбаре, в христианской среде. Разумеется, подобные предположения о происхождении ислама вызывают у мусульман сильные и сложные чувства: настолько, что и сама фамилия «Люксенберг» – лишь псевдоним автора, реальное имя и личность которого держатся в строгой тайне10.

Во всем Коране, особенно в рассказах о ветхозаветных патриархах и пророках, чувствуется влияние альтернативных иудейских и христианских писаний. Это очень понятно, если взглянуть на то, что изучали и о чем писали христианские авторы в Сирии и Месопотамии в эпоху возникновения ислама: «Пещера сокровищ» вполне может датироваться 590-ми годами, когда Мухаммад был юношей. Рассказ Корана о падении сатаны взят прямо из «Жития Адама и Евы». Аллах в Коране говорит:

Сказали Мы ангелам: падши, поклонитесь Адаму – и, падши, поклонились они, все, кроме Иблиса {Сатаны}. Он был от Джинна – и взбунтовался против заповеди Господа своего.

Странная мистическая фигура, что появляется в восемнадцатой суре Корана – почти наверняка Мелхиседек, любимый персонаж иудейских и христианских псевдоэпиграфов. (Под титулом «аль-Хидр» его и сейчас почитают на Ближнем Востоке11.)

Именно на таких неканонических источниках основаны подробные рассказы Корана об Иисусе и Марии. Некоторые их отличия от канонических евангелий легко объяснить тем, что перед нами новая вера (или, как сказали бы сами мусульмане, очищение веры древней). Поэтому не удивительно читать, как Иисус в Коране отвергает притязания христиан того времени. Он ясно говорит, что он – не Бог и не имеет в себе ничего божественного12.

В других случаях, однако, заметно влияние альтернативных традиций, зародившихся в самом христианстве и дошедших до мусульман через апокрифические «евангелия». Очевидно, на таком источнике основан рассказ Корана о Марии, в девственность которой мусульмане верят так же свято, как и христиане. Жизнь Марии описана в третьей суре Корана, «Имран». Ее мать молит Бога о ребенке – и рождает девочку, обещанную Богу. Мария растет в святилище Храма, под опекунством Захарии. Питается она чудесным образом, получая еду прямо от Бога. Захария молит Бога о потомстве – и дальше повторяется каноническая история о зачатии Иоанна Крестителя. Затем мы возвращаемся к Марии: она слышит обещание ангела, что она родит сына Иисуса: «Он будет говорить к человечеству из колыбели и взрослым, и станет одним из праведников»13.

Средневековые христианские верующие сразу узнали бы эту историю. Весь рассказ Корана о Марии – от молитвы ее матери, жаждущей иметь ребенка, до того, что Мария была посвящена Богу, выросла в Храме и получала пищу из рук ангелов, – взяты из Протоевангелия14.

Вспоминает Коран и другие апокрифические писания. В суре пятой, «Аль-Майдах», Бог призывает Иисуса вспомнить чудеса, которые совершил он божественной силою. Некоторые из этих чудес – как исцеление слепого или прокаженных – хорошо известны христианам; но Бог продолжает:

Вспомни благоволение Мое к тебе и матери твоей: как я укрепил тебя Духом Святым, чтобы ты говорил к людям из колыбели, как в зрелости своей… как, с дозволения Моего, слепил ты подобие птицы из глины, и дунул на него, и оно стало птицей.

Оригинал и этих историй найти совсем не сложно. В «Арабском евангелии детства» Иисус еще в колыбели объясняет матери свое Божественное происхождение и задачу. А сказка о глиняной птичке пришла из Евангелия детства от Фомы15.

В Коране можно найти и множество других христианских мотивов. Так, он рассказывает историю Семи спящих юношей, замурованных в пещере и чудесным образом найденных там живыми. По своему происхождению это однозначно христианская легенда, сообщенная в V веке сирийским отцом церкви Иаковом Саругским и хорошо известная в европейском Средневековье16.

Коран опирается на идеи христианских апокрифов, в том числе весьма далеких от ортодоксии. Так, о Распятии Коран говорит:

Нет, они не убили его и не распяли – так лишь казалось им; и вот, те, кто с этим не согласны, сами в сомнении, нет у них знания об этом, кроме догадок. Но, поистине, его не убили – Аллах взял его к себе.

Такое отрицание человеческой реальности Христа – чистый докетизм, на протяжении столетий существовавший в восточных христианских регионах. Остается открытым вопрос, какое из множества альтернативных евангелий, имевших хождение в этих краях, легло в основу этого текста17.

Хотя параллели сами по себе еще не указывают на прямое влияние, свидетельства об иудео-христианских элементах в исламе очень серьезны. Около 690 года халиф Абд-аль-Малик выстроил в Иерусалиме величественный Купол Скалы – ныне одну из самых почитаемых мусульманских святынь. Надписи на Куполе – одно из древнейших известных нам письменных свидетельств Корана, скорее всего стихов 4:171–172, где Иисус отрицает свою божественность. Бог здесь говорит, в зависимости от перевода:

Христос Иисус, сын Марии, был не более чем апостолом {вестником, расул } Аллаха и Словом Его, которое вселил Он в Марию, и дух исходил от Него.

Или же:

Мессия, Иисус сын Марии, был всего лишь посланником Аллаха, и слово Свое вселил Он в Марию, и дух от Него.

Множество восточных сект от всей души согласились бы с таким не-божественным пониманием роли и природы Иисуса; но особенно близко оно иудео-христианам, таким, как евиониты18.

Влияние неканонических христианских источников на Коран достаточно очевидно, однако с исламским завоеванием Ближнего Востока диалог ислама и христианства не завершился – напротив, стал активнее. Захватив территории восточных христиан, мусульмане получили куда более широкий доступ к писаниям, хранящимся в древних центрах христианской гетеродоксии – в Сирии, Египте, Месопотамии. В результате исламский мир стал хранителем сокровищ, в латинской Европе запрещенных или утраченных. По всей видимости, исламским ученым удалось сохранить некоторые значительные документы древнейшей церкви – тексты, для христианского мира потерянные19.

Иисус в исламе – один из величайших пророков; выше его по положению только сам Мухаммад. Почитаются в исламе и другие известные новозаветные фигуры – Мария и Иоанн Креститель (Яхья); ранние жизнеописания Мухаммада свидетельствуют о том, что к деве Марии он питал особое почтение. Когда его войска сокрушали сотни идолов в Мекке, он бережно сохранил изображения Девы и Младенца. В исламских писаниях за пределами Корана сохранилось столько древних воспоминаний об Иисусе, что ученый Тариф Халиди говорит даже о целом «мусульманском евангелии», в котором перед нами предстает Иисус, не похожий на Иисуса христианской Европы. В сборнике «Мусульманский Иисус», подготовленном Халиди в 2001 году, мы встречаем более трехсот связанных с Иисусом рассказов и изречений20.

Иисус в исламской традиции – пламенный аскет, куда более суровый, чем в канонических евангелиях. Как рассказывается в одной из таких легенд, «Иисус ел листья с деревьев, одевался во власяницу и спал там, где застигнет его ночь». Вместо подушки он подкладывал себе под голову камень, пока не встретил человека, вовсе ничего не подкладывающего под голову. Рассерженный тем, что кто-то его превзошел, Иисус отказался и от камня. Комментатор IX века Ахмад ибн-Ханбал сообщает нам типичное речение этого отвергающего мир Иисуса: «Я поверг мир и сел ему на спину. У меня нет ни ребенка, который может умереть, ни дома, который может обрушиться». Когда Иисуса спросили, не собирается ли он жениться, он ответил: «Что делать мне с женой, которая может умереть?» Никто в здравом уме не стал бы приглашать такого Иисуса на свадебный пир в Кане Галилейской – или куда-нибудь еще21.

Некоторые из этих повествований об Иисусе явно восходят к спорам в самом исламе – а именно к возникновению в конце VII века мистического движения суфиев. Иисус сделался не просто образцом для суфиев, идеальным суфием, но и орудием в полемике между соперничающими исламскими школами. В этом смысле подобные предания об Иисусе можно рассматривать как поздний, специфически мусульманский вымысел. Однако само то, что Иисус в них выглядит для нас чуждо и тревожно, еще не означает, что такой его образ не укоренен в древней христианской традиции и в альтернативных евангельских писаниях.

Речения мусульманского Иисуса зачастую напоминают нам язык и мышление раннехристианских писаний, порой почти неотличимые от знакомых нам евангелий. Особенно верно это по отношению к древнейшему слою рассказов об Иисусе и речений Иисуса, приводимых исламскими учеными начиная с IX века. Иисус указывает на птиц в небе и говорит о том, как Бог заботится о них; советует своим последователям собирать себе сокровища на небесах; побуждает их молиться и поститься тайно, а не так, как лицемеры; советует на жестокость отвечать добротой и не рассыпать жемчуг перед свиньями. «Кто не рожден дважды, – говорит он, – не войдет в Царство Небесное». Мы видим не меньше тридцати случаев полного сходства с синоптическими евангелиями (такое название дали ученые трем тесно связанным между собой каноническим книгам – евангелиям от Матфея, Марка и Луки). Мы не можем точно воспроизвести греческие оригиналы этих мусульманских рассказов, однако, несомненно, приближаемся к их духу22.

Эти тексты, по-видимому, возвращают нас к очень древней, изначальной стадии создания Нового Завета. Ученые согласны друг с другом в том, что древнейшие записи об Иисусе представляли собой речения или сборники речений: сюжетного повествования, привычного нам по каноническим евангелиям, в них не было. Христиане запоминали слова Иисуса – и лишь позже авторы начали сшивать эти разрозненные фрагменты в более целостные истории, которые потом записывали. Одним из таких (гипотетических) сборников речений стал Q – основной источник евангелий от Матфея и от Луки. Основываясь на схожем формате, некоторые видят столь же ранний документ и в Евангелии от Фомы. Речения, не нашедшие себе места в канонических текстах, продолжали всплывать здесь и там как аграфа, то есть «незаписанные». Нам они известны, поскольку часто появляются в творениях ранних отцов церкви или в вариантах новозаветных рукописей23.

Это возвращает нас к речениям Иисуса, приводимым ранними мусульманскими комментаторами: по своей форме они удивительно напоминают не канонические евангелия, а такие ранние источники, как Q. Очень похоже, что у этих ученых был доступ к сборникам речений, вокруг которых они далее выстраивали контекст и сюжет – не всегда тот же, что и у христианских евангелистов. Могли ли они использовать что-то вроде Q, быть может, даже иудео-христианский сборник речений? (Как мы увидим далее, теория, что в исламе могли сохраниться какие-то элементы первоначального христианства, восходит по крайней мере к эпохе Просвещения.) У нас слишком мало свидетельств, чтобы говорить об этом с уверенностью; но, во всяком случае, то, что Халиди называет «мусульманским евангелием» – крайне интересный феномен.

Другие речения мусульманского Иисуса в каноническом Новом Завете не появляются. Быть может, они основаны на неканонических христианских писаниях или разрозненных аграфа? Некоторые из них определенно принадлежат к этим традициям: звучат они очень схоже с речениями в ранних альтернативных писаниях. Например, Иисус говорит: «Мир сей – это поле Сатаны, а люди мира сего – его пахари». Он предостерегает учеников не строить дом свой на волнах морских, беречься мира и того, что в мире. Встретив некоего человека, Иисус спрашивает его: «Чем ты занимаешься?» – «Посвящаю себя Богу», – отвечает тот. – «А кто заботится о тебе?» – спрашивает Иисус. – «Мой брат». – «Значит, – говорит Иисус, – брат твой более предан Богу, чем ты». В очень, очень немногих изречениях встречаются упоминания Мухаммада, Корана или хотя бы какие-то намеки на учение ислама24.

Чтобы показать «раннехристианский настрой» речений из «мусульманского евангелия», приведем случайный набор речений, взяв половину их – из раннехристианских аграфа, а остальные – из слов Иисуса в «мусульманском евангелии».

Будьте в середине мира, но ходите по краям (м).

Проходите мир стороною (х).

Те, кто со мной, не поняли меня (х).

Блажен тот, кто видит сердцем, но чье сердце – не в том, что он видит (м).

Не имейте никаких богатств (м).

Я близок к вам, как одежда близка к телу (х).

Сатана сопровождает мир (м).

Почему вы удивляетесь знамениям моим? Я даю вам великое наследие – больше, чем найдется во всем мире (х).

Будьте умелыми менялами (х).

Если люди превозносят вас как голову, будьте подобны хвосту (м).

Я обозначил источник каждого речения – христианский (х) или мусульманский (м) – однако без обозначений, пожалуй, нелегко было бы определить, что откуда. Даже большинство историков, изучающих раннее и средневековое христианство – кроме специалистов-новозаветников – едва ли решили бы такую задачу. Сходство это особенно примечательно, если взглянуть на хронологию. Все христианские примеры датируются II–III веками. Среди мусульманских примеров нет ни одного старше IX века25.

Не так уж сложно объяснить, как могли попасть в круг исламской духовности древние евангелия или даже до-евангелия. Мы уже говорили о христианском влиянии на зарождающийся ислам; и в этой связи важно отметить, что традиция «мусульманского евангелия», по всей видимости, зародилась на юге Месопотамии, главным образом в городе Куфе. В этом городе вблизи Аль-Хиры, епископского престола Восточной церкви, располагалась обширная христианская библиотека26.

Вполне возможно, что предания об Иисусе попали в исламский контекст благодаря христианскому монашеству. Многие речения «мусульманского евангелия» проповедуют аскетизм и отвержение мира. В одном поразительном отрывке, цитируемом аль-Ханбалом, Иисус говорит, что Бог более всего любит странников. Когда его спрашивают, что это значит, он отвечает: «Те, кто бежит {от мира} со своей верой {неповрежденной} – они соберутся вокруг Иисуса в День Суда». Образ христианина, бегущего от мира, – общее место в ранней сирийской литературе, восходящее к Евангелию от Фомы и «Диалогу Спасителя», где Иисус благословлял «избранных и уединяющихся». «Мусульманский Иисус» также учит своих последователей «быть в мире сем аскетами и идти по нему без тревог». По-видимому, таков же смысл и многих других речений «мусульманского Иисуса», например: «Мир – это мост: пересеки этот мост, но не пытайся на нем строить». Именно такие речения должны были быть особенно привлекательны для монахов и отшельников Сирии и Месопотамии в до-Мухаммадовы времена27.

Известно, что некоторые христианские аскеты обратились в ислам. Коран восхваляет христианских монахов и священников, принявших ислам: по его рассказу, они молились со слезами, говоря: «Веруем! Сделай нас едиными со всеми, кто несет свидетельство истины!» Известно также, что именно в этих регионах монахи собирали значительные коллекции альтернативной христианской литературы, апокалипсисов и евангелий – хотя от некоторых книг, быть может, им приходилось отказываться во времена репрессий. (Таково одно из возможных объяснений «книжного клада» в Наг-Хаммади.) Эти новообращенные монахи, скорее всего, приносили с собой в новую веру что-то из своих прежних писаний. Конечно, это чисто спекулятивное предположение – однако эти бывшие монахи вполне могли стать первыми вождями суфиев. Басра в Ираке, прежде важный город для Восточной церкви, впоследствии стал древнейшим центром исламского суфизма. Неудивительно, что «мусульманский Иисус» так схож с монашеским идеалом поздней христианской античности28.

ТЕКСТЫ, СОБРАННЫЕ ХАЛИДИ И ИМ ПОДОБНЫЕ, составляют исламский мейнстрим: однако в мусульманском мире сохранились и другие, более противоречивые и спорные идеи, пришедшие из маргинальных уголков христианства. Помимо влияния мейнстрима на мейнстрим, мы можем проследить и влияние гностических/дуалистических миров на исламские секты, особенно на некоторые суфийские ордена. Гностические образы и темы наполняют исламский текст VIII века «Умм аль-Китаб», «Матерь Книг», часто напоминающий писания из Наг-Хаммади.

Помимо суфиев, бытуют подобные идеи и в различных эзотерических (батиния) исламских сектах. Так, сирийские алавиты придерживаются некоторых гностических идей, в том числе переселения душ, до такой степени, что многие ортодоксальные мусульмане не считают их мусульманами. Столь же подозрительны с этой точки зрения друзы Ливана и Сирии. Видя в таких движениях явное наследие гностицизма, естественно предположить, что оно передавалось через древние тексты, пусть и не дошедшие до наших дней. Впрочем, и алавиты, и друзы известны склонностью держать свою веру и практики в строгом секрете29.

В позднейшие столетия исламский мир черпал новые идеи и из «диссидентских» движений и текстов христианской Европы. В XIV–XV веках Католическая и Православная церкви вместе окончательно подавили европейских дуалистов. Последнее пристанище себе альтернативная церковь нашла на Балканах: Босния часто упоминается как место, где находили себе убежище гонимые отовсюду еретики. Но в это же время на Юго-Восточную Европу обрушилось исламское завоевание: к 1480 году мусульмане контролировали бо́льшую часть Балкан. Сама Босния стала владением Османской империи в 1451 году30.

Такое хронологическое совпадение заставляет нас задуматься о судьбе еретических движений. На Западе эти группировки были полностью раздавлены, но на Востоке просуществовали дольше – настолько, что успели подпасть под мусульманское владычество. Мы ничего не знаем о том, приняли ли какие-то из этих старых сект (или, быть может, все?) новый религиозный порядок, обратились ли в ислам. Религиозное послание ислама было во многом привлекательно для дуалистов, питавших неутолимую ненависть к священникам, организованным церквам и всем делам их.

Начиная с XIV века старинные религиозные идеи – в том числе, возможно, и дуалистическая тематика – снова звучат у суфиев, например у великого ордена Бекташи, обладавшего значительной властью на Балканах и в Анатолии. Ученые исследуют эти связи, однако мы по-прежнему не можем сказать ничего определенного о сохранении в исламском мире каких-либо тайных «евангелий» или иных писаний. Но крайне маловероятно, чтобы почитатели этих сокровищ легко от них отказались. Кто знает – быть может, в старых мечетях Македонии или Боснии какие-то из этих книг хранятся и сейчас. И если так, не лучше ли говорить о «мусульманских евангелиях» во множественном числе?31

НА ПРОТЯЖЕНИИ БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ СВОЕЙ ИСТОРИИ мусульмане чувствовали себя настолько уверенно – и в культурном, и в политическом смысле – что не видели нужды вести с христианами религиозные споры. Иисуса они почитали как своего пророка, и вполне естественно, что в их изложении Иисус исповедовал ислам. Однако уже в позднем Средневековье некий мусульманский автор написал текст, специально призванный оспорить религиозные взгляды христиан. С его книгой мы уже встречались: это Евангелие от Варнавы.

В последние несколько веков Евангелие от Варнавы несколько раз всплывало в поле зрения широкой западной публики, обычно – как «подрывная» книга, оспаривающая истины христианской веры. В 1709 году скептик-деист Джон Толанд нашел ее в Амстердаме: она легла в основу его книги «Назорей, или христианство иудейское, языческое и магометанское» (1718). Толанд считал, что у «Варнавы» нашел изложение первоначального христианства, каким оно было до признания божественной природы Иисуса, до создания учения о Троице, прежде мнения, что христианство превосходит иудейский закон. Для Толанда «Варнава» представлял собой изложение идей иудео-христианства – термин этот, по-видимому, принадлежит ему – евионитов и подобных им группировок. Именно таким был «ИЗНАЧАЛЬНЫЙ ПЛАН ХРИСТИАНСТВА» (заглавные буквы авторские), впоследствии преданный и искаженный злодеем Павлом. Такая интерпретация понятна уже из названия: для Толанда Иисус – Назорей, а не позднейший Христос. В радикальных просвещенческих кругах идеи Толанда стали общим местом32.

В 1907 году научный перевод «Варнавы» на английский язык вызвал сенсацию в мусульманских владениях Короны, особенно в Индии. Сразу появилось множество сокращенных пиратских изданий. Современные мусульмане считают Евангелие от Варнавы единственным истинным рассказом о пророке Иисусе, подлинным «Инджиль» (евангелием, благовестием); оно – важнейший аргумент в популярной, «уличной» проповеди ислама. Христиане наших дней, приезжая в исламские страны, с удивлением слышат там вопрос, что они думают о Евангелии от Варнавы – считается, что эта книга решительно опровергает христианскую веру33.

Книга эта в самом деле очень напоминает каноническое христианское евангелие: проповеди и чудеса в ней полностью взяты из синоптиков. От знакомых нам текстов она отличается, во-первых, объемом – более 80 тысяч слов в английском переводе – а во-вторых и в-главных, тем, что Иисус в ней говорит о себе. У «Варнавы» Иисус твердо заявляет: он – всего лишь пророк, а никакой не Сын Божий. Кроме того, в это «евангелие» включено мусульманское исповедание веры: «Есть лишь один Бог, и Мухаммад – Посланник Божий».

Евангелие от Варнавы спорно и загадочно тем, что это «текст-сирота», без явных предшественников или родственных текстов. В нынешней своей форме он написан, возможно, около 1600 года в Испании или в Италии; многое в нем созвучно началу XVII века. Однако некоторые ученые выступают за значительно более раннюю датировку – начало XIV века. Об авторстве текста нельзя сказать ничего определенного. Очевидно, текст написан (или отредактирован) мусульманином – однако мусульманином, хорошо знающим христианскую литературу, в том числе некоторые редкие тексты. Учитывая огромное количество переходов из одной веры в другую в Средиземноморье, можно предположить, что автор или редактор «Варнавы», возможно, бывший священник, обратился в ислам из христианства34.

Без сомнения, мусульманские редакторы в какой-то момент взяли уже существующий христианский текст и превратили его в исламское Евангелие от Варнавы, известное нам сегодня; упоминания Мухаммада – это явно позднейшие вставки. Столь же очевидно и то, что мусульманские ученые и апологеты не написали эту книгу от начала до конца. У них был как минимум оригинальный текст, с которым они работали – и, вполне возможно, текст достаточно старый. Быть может, Толанд напрасно приписал его древнейшему движению евионитов, но вполне возможно, что в нем сохранились до наших дней взгляды какой-то другой древней секты35.

В 1980-х годах мусульманские СМИ восторженно сообщали об открытии того, что было первоначально принято за раннюю сирийскую рукопись «Варнавы» – доказательство того, что это действительно древний текст. И сейчас эта история регулярно всплывает в интернете, переплетаясь с другими теориями заговора. Можно услышать даже, что этот вызов вере – находка столь раннего документа, подтверждающего правоту ислама, вынудил папу Бенедикта XVI преждевременно покинуть престол в 2013 году. Разумеется, все это неправда. Обнаруженный текст прото-Варнавы не может быть настолько древним – в нем слишком много серьезных ошибок в описании реалий эпохи Иисуса и древнего иудаизма. Однако он включает, прямо или косвенно, некоторые древние источники36.

Так, например, «Варнава» опирается на Диатессарон – утраченную гармонизацию или синтез четырех евангелий, относящуюся ко II веку, о которой мы уже рассказывали. В нем множество чтений, конфликтующих с латинской Вульгатой, но напоминающих о Диатессароне. Ученые спорят о том, ограничивается ли этот ранний материал в «Варнаве» несколькими стихами или мотивами, или представляет собой значительную часть текста – но, во всяком случае, он безусловно там есть. Вполне вероятно, что «Варнава» основывался на гармонизации евангелий, переведенной на народный итальянский язык со средневековой латинской рукописи Диатессарона37.

ВЛИЯНИЕ ДРЕВНИХ АЛЬТЕРНАТИВНЫХ ХРИСТИАНСКИХ ПИСАНИЙ наиболее заметно в пространном рассказе Варнавы о Распятии. Для христиан этот рассказ звучит очень странно: страдает в нем не Иисус, а Иуда, поскольку его мучители одурачены божественной иллюзией. Всю историю мы видим глазами пораженного Иуды, который тщетно пытается убедить то одних, то других слушателей в том, кто он на самом деле. Вся история так и просится на кинопленку:

Воины схватили Иуду и связали, глумясь над ним. Ибо он отрицал, что он Иисус, а воины, насмехаясь над ним, говорили: «Не страшись, господин, мы пришли сделать тебя царем Израильским, а связали для того, чтобы ты не отверг царство». Иуда отвечал: «Вы сошли с ума! Вы пришли взять Иисуса из Назарета, с факелами и с оружием, {словно на} грабителя; а теперь связали меня, вашего проводника, и обещаете меня сделать царем!» И многие еще безумные слова говорил Иуда, так что все вокруг покатывались со смеху, думая, что перед ними Иисус и что из страха смерти он изображает помешанного.

Этой иллюзии поддались даже апостолы и Дева. Настоящий же Иисус бежал давным-давно, еще из Гефсимании, когда туда пришли храмовые служители:

Тогда Бог, видя, что раб Его в опасности, приказал Гавриилу, Михаилу, Рафаилу и Уриилу, служителям своим, взять Иисуса из мира. Святые ангелы явились и вынесли Иисуса через окно, обращенное на юг. Они вознесли его на третье небо, в общество ангелов, ныне и присно славящих Бога 38 .

Затем Иисус сходит с небес и является своим верным ученикам, беседует с ними и разделяет трапезу. Наконец он возвращается на небеса. В последней части книги Варнава, предполагаемый автор, пишет:

…После отшествия Иисуса ученики его рассеялись по Израилю и по всему миру; и с тех пор истина, ненавистная Сатане, повсюду была гонима и преследуема ложью. Ибо некоторые злодеи, называя себя его учениками, проповедовали, что Иисус умер и не воскрес. Другие же проповедовали, что он воистину умер и воистину воскрес. Еще же некоторые, и среди них обманщик Павел, проповедовали и проповедуют доныне, что Иисус – Сын Божий. Но мы – те, от чьего имени пишу я – мы проповедуем боящимся Бога, что они могут спастись в последний день Божьего Суда. Аминь 39 .

Рассказ «Варнавы» о распятии едва ли восходит к какому-то единому источнику, однако его тон и общее содержание напоминают реальные альтернативные «евангелия» первых веков христианства. Быть может, это сходство – просто совпадение. Средневековый мусульманин мог взять известный рассказ о Распятии и творчески переработать его в согласии с кратким текстом из Корана, процитированным выше. Если так оно и было – этому неизвестному автору поразительно удалось воспроизвести ход мысли еретических христианских сект, действовавших тысячелетием ранее. В главе 1 мы говорили о древнем гностическом Апокалипсисе Петра, в котором истинный Иисус насмехается над своими преследователями, распинающими «Иисуса» иллюзорного. (А евиониты так же, как он, отвергали Павла, называя его отступником и сочинителем немыслимых басен.)

В других христианских сектах также бытовали подобные мнения о конце жизни Иисуса, хотя они и расходились между собой в том, кто же заменил Иисуса на кресте. Некоторые ранние читатели синоптических евангелий отмечали рассказ о Симоне Киринейском, которого заставили нести крест Иисуса на Голгофу, и полагали, что дальнейшее «он» в тексте относится уже не к Иисусу, а к Симону. Уже в 170-х годы антиеретический писатель Ириней знал о такой интерпретации и приписывал ее египетскому гностику Василиду. Иисус, согласно этому рассказу, стоял у креста и смеялся над своими одураченными палачами. Среди «евангелий» в Наг-Хаммади мы встречаем текст гностиков-сифиан, так называемый «Второй трактат Великого Сифа», в котором Иисус говорит:

Да, они видели меня и меня наказывали. Иной, отец их, выпил желчь с уксусом – это был не я. Другой, Симон, нес крест на плечах своих. На другого возложили терновый венец. А я пребывал в вышине, над всеми сокровищами архонтов, над всей их пустою славою, над всеми их заблуждениями – и смеялся их невежеству.

Пророк Мани писал о «Сыне Вдовы… распятом Иисусе, которого распяли иудеи». Возможно, это отсылка к сыну вдовы Наинской, которого Иисус воскресил. Варнава отличается от всех этих историй тем, что выбирает «жертвой» Иуду, что выглядит более обоснованно с моральной точки зрения – в ловушку, расставленную им для Иисуса, Иуда попадает сам40.

Еще больше параллелей можно найти в недавно опубликованном тексте, дошедшем до нас на коптском языке. Этот рассказ о жизни и Страстях Христа, ложно приписанный раннему отцу церкви Кириллу Иерусалимскому, создан, возможно, в IX веке. Среди прочих удивительных черт этого отрывка, здесь мы видим, что Иисус и Пилат были на дружеской ноге – настолько, что ужинали вместе в ночь перед арестом, а затем Пилат предлагал выдать на распятие вместо Иисуса своего единственного сына. Помимо того что здесь снова возникает тема подмены при распятии – это заставляет нас вспомнить загадочное утверждение Варнавы, что Пилат «тайно любил Иисуса»41.

МУСУЛЬМАНСКОЕ ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ВАРНАВЫ не основано конкретно на каком-либо известном нам гностическом тексте. Материал об Иуде, очевидно, пришел и не из Диатессарона, сюжетно точно следовавшего каноническим евангелиям. Предположим, в порядке интеллектуального упражнения, что среди многочисленных источников Евангелия от Варнавы был и некий неизвестный нам псевдоевангельский рассказ о распятии – назовем его Евангелием распятия Иуды. Несомненно, такое евангелие могло возникнуть только в древних гностических или докетических кругах, однако с течением времени не раз переписывалось и переводилось на разные языки. Каково бы ни было его географическое происхождение – в XIII–XIV веках, во время создания Евангелия от Варнавы, оно должно было быть доступно в Италии или западном Средиземноморье.

Если предположить, что такое «евангелие» существовало, то вполне естественным становится и его присутствие в Италии или вблизи Италии именно в это время. Как мы уже видели, Италия была настоящей твердыней альбигойской секты, получавшей тексты из Болгарии и из Византийского мира: один из этих текстов – «Тайная вечеря» – дошел до наших дней. Но невозможно поверить, чтобы до Запада добралось в целости и сохранности лишь одно такое псевдоевангелие. Что еще хранилось на книжных полках епископа Назария? Нам известно, что альбигойцы придерживались докетических взглядов на Христа и Распятие. Как и их предшественники-богомилы, они считали, что «Христос, Бог наш, был рожден… иллюзорно, и так же иллюзорно распят». Они были бы рады прочесть «евангелие», повествующее о том, как истинный духовный Христос счастливо избежал смерти42.

Если же пойти еще дальше по дороге гипотез, даже исторического вымысла – не мог ли принести это «евангелие» в мир ислама обращенный альбигоец? Допустим, кто-то вроде Назария настолько разочаровался в мире ортодоксального христианства, что решил вовсе оставить христианскую веру?43

Разумеется, мы говорим о воображаемом «евангелии»: вполне возможно, что такого текста целиком никогда не существовало. Однако фрагменты такого «евангелия», быть может, выдержка из него, включенная в какую-то другую книгу, вполне логично объяснила бы нам, каким образом мусульманскому автору около 1300 года удалось безошибочно воспроизвести ход мысли гностиков, живших тысячелетием ранее. Если же подобных источников у него не было – определенно, это был самый талантливый исторический романист в истории человечества.

Таким образом, современные христиане, узнавая в разных уголках земного шара, что Евангелие от Варнавы и есть «истинное евангелие», – вполне возможно, сталкиваются с древней еретической традицией. Иногда кажется, что церковь снова и снова бьется в одной и той же битве, начатой во II веке христианской эры.

СВОИ «ЕВАНГЕЛИЯ» ОБ ИИСУСЕ СОЗДАВАЛИ И ИУДЕИ – и в некоторых из них, как и в Евангелии от Варнавы, хранилась память о более древних писаниях. Ранее мы рассказывали об иудео-христианских евангелиях древней церкви, исходивших от таких групп, как евиониты. Самое известное среди них – Евангелие евреев. От этих «евангелий» дошло до нас очень немногое, однако есть предположения, что какие-то части их сохранились в иудейских кругах44.

В Талмуде также упоминается о ранних иудейских версиях евангелий, имевших хождение среди иудеев в первые столетия христианства – однако трудно сказать, пережили ли какие-нибудь из этих текстов Средневековье. Время от времени мы обнаруживаем еврейские переводы канонических евангелий, особенно Евангелия от Матфея. Одни из этих переводов делали христиане с целью обратить иудеев; другие выполнены самими иудеями в исследовательских целях или, чаще, в целях межрелигиозной полемики. Самый известный из них – перевод, сделанный в XIV веке в Испании врачом-иудеем по имени Шем Тов: в нем имеются некоторые любопытные отклонения от стандартного новозаветного текста45.

Не раз на протяжении столетий авторы заявляли, что эти тексты – не переводы, а утраченные еврейские оригиналы. Если так – что если работа Шем Това открывает нам предполагаемое еврейское Евангелие от Матфея или даже какой-то утраченный текст вроде Евангелия евреев? (Впрочем, о том, существовал ли какой-то негреческий «оригинал» Евангелия от Матфея, идут ожесточенные споры.) Как правило, попытки проследить связь с более ранними работами не приводят ни к чему. Несмотря на оптимистические заявления, в наше время очень немногие ученые видят в этих переводах подлинные версии каких-либо утраченных еврейских евангелий46.

ИУДЕИ, КАК И МУСУЛЬМАНЕ, СОЧИНИЛИ, по меньшей мере одно «евангелие» – точнее антиевангелие, – с полемическими целями. Враждебные описания Иисуса можно найти и в Талмуде; также в Толедот Иешу («Жизни Иисуса») иудейские ученые описали жизненный путь Иисуса в самых негативных и позорных красках, резко противоречащих христианским текстам. Эта книга полна ненависти и желания очернить. Быть может, отчасти оправдывает ее то, что это – ответ на поток разнузданной антииудейской пропаганды, лившийся из уст христиан на протяжении столетий47.

Поскольку христианская церковь относилась к Толедот Иешу резко отрицательно, книга эта распространялась подпольно и о ее происхождении мы можем сказать очень немногое. Очевидно, она написана после VI века, так как описывает христианские обычаи и праздники, которых до этого времени не существовало. Однако она не могла быть написана и позже IX века – именно в это время о ней начинают с содроганием говорить христианские священники48.

Запрещенная в христианском мире, она приобрела популярность в средневековых еврейских общинах, и до наших дней дошло около ста ее рукописей. Вплоть до XIV века она, по-видимому, была доступна в любом крупном или даже средних размеров европейском городе, где существовала иудейская община. После ужасных погромов и этнических чисток времен Черной Смерти центр европейского еврейства переместился в Восточную Европу – и именно там следует искать дальнейшие следы этой книги.

«Жизнь Иисуса» составлена в форме «евангелия» и покрывает примерно тот же временной период и основные события, что и четыре канонических евангелия – но все значительные события в истории Иисуса выворачивает наизнанку. Начинается она рассказом о добродетельной деве по имени Мириам, помолвленной с благородным Иохананом, потомком Давидовым. Однако к Мириам воспылал страстью некий блудник по имени Иосиф Пандира – и соблазнил ее, прикинувшись ее мужем. От этой связи родился Иисус. Узнав грязную правду, Иоханан в ужасе бежал49.

Далее рассказывается, как Иисус выходит на проповедь. Начинает он с экстравагантных мессианских притязаний, подкрепляя их вполне реальными чудесами. Такую силу обрел он потому, что вошел в Храм и прочел на камне из основания Храма тайное имя Бога. Чтобы дискредитировать Иисуса, еврейские власти отправляют другого человека, Искариото (по-видимому, Иуду Искариота) прочесть то же имя и обрести такие же чудесные силы. Здесь чувствуется отголосок той же традиции, что мы встречали и в Евангелии от Варнавы – традиции, представляющей Иуду своего рода тенью, даже двойником Иисуса. В иудейском повествовании оба восходят на небеса, но затем свергаются оттуда на землю, рассыпав и испачкав землей при падении буквы священного Имени. После того как Иисус лишается магической силы и защиты, которую давало ему имя Бога, его хватают и распинают на стволе капустного дерева. После смерти Иисуса его тело крадет и прячет садовник, тем самым положив начало рассказам о Воскресении. Однако затем тело находят и привозят к царице Елене привязанным к лошадиному хвосту.

Однако последователи Иисуса остаются ему верны и продолжают распространять его учение по миру. Так начинается тридцатилетняя вражда между иудеями и христианами. Борьба эта разрешается махинациями человека по имени Симеон Кифа, который также творит чудеса силой божественного Имени. Симеон этот более известен под другим именем – не Симон Петр, как предположили бы христиане, а Павел. Благодаря Павлу иудеи и христиане полностью расходятся. Христиане, говорит «Жизнь Иисуса»,

Соблюдают теперь первый день недели вместо седьмого, празднуют Воскресение вместо Пасхи, Вознесение на небеса вместо Пятидесятницы, обретение Креста вместо Нового года, Обрезание Господне вместо Дня Искупления, Новый год вместо Хануки; они пренебрегают обрезанием и законами о пище… Всему этому научил их Симеон Кифа… чтобы отделить этих назареян от народа Израилева и положить конец внутренней вражде.

Согласно этому тексту, христианство, основанное колдуном и обманщиком Иисусом, – в лучшем случае пародия на религию, бледное подражание подлинному иудаизму50.

ЕДВА ЛИ СТОИТ ИСКАТЬ КАКИЕ-ТО СЛЕДЫ ИСТОРИЧЕСКОЙ ИСТИНЫ в тексте, предназначенном прежде всего очернить и опровергнуть ортодоксальный христианский взгляд на Христа. Однако он заставляет задуматься о том, какие еще альтернативные воззрения мы могли бы обнаружить, заглянув за завесу церковной цензуры.

Как и в случае с Евангелием от Варнавы, в Толедот можно заметить связь с некоторыми альтернативными христианскими текстами. Дело не только в том, что иудейские авторы создавали богохульную пародию на четыре канонических евангелия. Скорее, создается впечатление, что автор опирается на целый набор утерянных «евангелий», легенд и сказаний, гностических и иудео-христианских, причем некоторые из них повлияли также на рассказ о Марии и Иисусе в Коране. Некоторые части Толедот явно восходят к раннехристианским столетиям – те же мотивы мы встречаем у Цельса, Иустина Мученика и других51.

У истории Иосифа Пандиры долгая родословная. Уже во II веке иудейские критики христианства заявляли, что Иисус был не сыном девы, Parthenos, а сыном человека по имени Пантер или Пантера, возможно, римского солдата. Второе имя он получил в соответствии с преданием об Иосифе, земном отце Иисуса – так возник Иосиф Пандира. В Толедот эта деталь приобретает полемический смысл: Иисус – сын соблазнителя, и сам он соблазняет множество из народа Израилева новой, нечестивой верой. Как и «Тайная вечеря», и Евангелие от Варнавы, Толедот Иешу перепевает идеи и темы, характерные для II–III веков, однако оформляет их по-новому, адресуя своим современникам52.

ПРЕДСТАВИМ СЕБЕ БОЛЬШОЙ ЕВРОПЕЙСКИЙ ГОРОД высокого Средневековья – около 1320 года. Древние гностики давным-давно канули в небытие, как и (разумеется) их писания. Однако иконы и росписи городских католических церквей хранят в себе мотивы древних текстов – Евангелия от Никодима и «Марианских евангелий». Эти и другие не-столь-уж-потерянные «евангелия» достигли беспрецедентной известности благодаря недавно вышедшей книге «Золотая легенда». В соборах и университетах ученые исследуют вновь переведенные тексты, где ветхозаветные патриархи и пророки свидетельствуют о Христе.

А вне ортодоксальной церкви другие читатели встречаются с другими Христами. В городе и в окрестных селениях тайные кружки еретиков вместе читают псевдоевангелия, давно внесенные церковью в списки запретных книг. Некоторые из этих текстов рассказывают об Иисусе, никогда не принимавшем материальную форму. Другие – напротив, описывают очень земного Иисуса и его любовницу Марию Магдалину. В еврейском гетто такие же смелые читатели исследуют свое противоевангелие – и встречают в нем идеи, проклятые ортодоксальной церковью еще тысячу лет назад. Если город расположен в Средиземноморье – оттуда не так уж далеко до мусульман, с их собственными воспоминаниями об Иисусе и собственными «евангелиями».

Так, через тысячу лет после Никейского собора в христианском мире по-прежнему существовало множество «евангелий» и множество Христов.